Текст книги "Судьба изменчива, как ветер (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
***
Днем Тефан был постоянно занят и полностью сохранял самообладание, но по ночам ему становилось страшно. Он часто лежал без сна, вслушиваясь в шорохи и движения большого дома. Снаружи дежурили часовые, на первом этаже спали вооружённые альфы, и всё равно ему было страшно…
Третий месяц они жили в окружении врагов, в полной изоляции от внешнего мира. Столица захвачена врагом, но что же будет дальше? Неужели карейцы одержали в войне победу? И что тогда со всеми ими будет?
Скоро зима, и хотя они сумели собрать часть урожая, хлеба до весны явно не хватит. А если налет – и всё отберут?
Впрочем, голод не главная проблема, хотя и немаловажная…
Сколько людей погибло, и сколько погибнет ещё! Поль не справляется с тяжёлыми ранениями, и в этом не его вина, он и так делает больше, чем может. И Наст вовремя вернулся домой из Матары! Омега оказался Полю толковым помощником, родись он альфой, да притом свободным и со средствами, непременно выучился бы на лекаря…
Где-то скитается дядюшка Марли? Живой ли он? Руди погиб, теперь вот Теа ранен…
О, небеса, как всё сплелось в один клубок! Сначала Аликс убежал из дома на войну, потом привёз с собой раненого князя Эйдена… Май умер здесь, князь Саркис третий месяц не встает с постели… Теперь вот этот Вилан и его непонятное поведение…
За окном рванул порыв ветра, стукнула в окно ветка. Наверно, опять дождь будет, вон какие тучи с вечера шли по небу.
Вдруг Тефану почудилось какое-то движение в коридоре – невнятный шорох или легкие шаги? Граф встал с постели, подошел к двери и осторожно выглянул в коридор. Там было пусто и темно, но в светлом прямоугольника окна ему на миг почудилась фигура человека. Она мелькнула и исчезла, словно тень...
«Не может быть, мне это показалось. Разве возможно, чтоб кто-то так бесшумно влез в окно по гладкой наружной стене и точно так же убежал назад? – граф вышел в коридор и осмотрел окно – оно было прикрыто. – Все это результаты глупых страхов», – он повернулся уходить, и в это время новый звук привлек его внимание, заставив замереть. Из комнаты Вилана донесся слабый мучительный стон боли, и Тефан немедленно бросился на помощь.
***
Наутро Илай лично занялся разбором обстоятельств ночного происшествия, детально опрашивая всех, кто был хотя бы косвенным свидетелем таинственного покушения на Вилана.
– Как могло случиться, что в хорошо охраняемый дом проник убийца? – сдерживая гнев, спросил он Флата, бывшего в злополучную ночь старшим в карауле.
– Не могу знать, командир! – смело глядя в глаза командиру, отвечал великан. – Мы караул несли исправно, с поста не отлучались. Как положено, дважды в час обходили дом по кругу, перекликивались. Полная тишина стояла, никого постороннего мы не заметили. Не иначе дух бестелесный проник, сила нечистая…
– Ты мне ерунды не городи, – повысил голос Илай, – сила нечистая! Проследил злодея – так имей смелость признаться!
– Не проследил, командир! – твёрдо стоял на своём альфа. – Муха не пролетала – вон хоть других спросите, то же самое скажут.
– Ладно, – сбавил тон князь, – я верю, что ты говоришь правду. Тем не менее факты налицо, куда тут денешься? А факты, между прочим, совсем нехорошие! Таинственный враг проник в дом, поднялся на второй этаж и тяжело ранил Вилана. Часовые ничего не видели, наши люди, спавшие внизу, тоже. На этом факты заканчиваются, остаются вопросы. Вопрос первый: почему убийца напал именно на этого юношу? Вопрос второй: откуда он знал расположение комнат в доме? Вопрос третий и самый главный: кто отдал ему такой приказ, и в чем причина покушения? Ответов у нас, сами понимаете, пока нет. А должны быть, иначе впредь мы никогда не сможем спать спокойно! Тефан, именно вы обнаружили раненого и подняли тревогу. Ночью вы упоминали, будто бы видели что-то или кого-то?
– Да, я не спал, поэтому услышал неясный звук в коридоре и пошел посмотреть. В окне увидел темный силуэт, всего на миг, он сразу же исчез, как призрак. Я подумал, что мне показалось и хотел вернуться к себе, но услышал стон из гостевой комнаты. Забыв о страхе, бросился туда, а Вилан лежал на полу у окна… Я не сразу и увидел юношу, нашел по стону.
– Вы хотите сказать, граф, что в момент нападения Вилан не спал и даже не лежал? Но почему? Он тоже маялся бессоницей, как вы? Кого-то ждал? Или чего-нибудь боялся? Кто этот человек, и как он смог пробраться на второй этаж, притом бесшумно, и его никто не видел? – с сомнением в голосе сыпал вопросами Илай.
– Я ничего не утверждаю, командир, – несколько озадаченный его недоверием ответил Тефи, – Вилан лежал на полу раненый, а силуэт мелькнул в окне так быстро, что я не уверен, существовал ли он вообще…
– Да, – поморщился князь, подводя итог дознанию, – скверные дела в последнее время творятся в отряде: то ложный сигнал, то загадочное нападение. И в обоих случаях никто ничего не знает! Значит, так – до выяснения всех обстоятельств ночного происшествия лазарет переводим на Выселки, омег и детей тоже! Это касается и вас, Тефан!
-Но, командир…
– Никаких но! Здесь небезопасно! Караул усилить! Что же касается покушения на Вилана – будем надеяться, что ему станет лучше, и тогда он сможет рассказать о том, кто напал на него. Пока все свободны!
– Погодите, князь, – подал голос один из командиров, – мы тут посовещались меж собой….
– Ну, говори смелей, что замолчал? – подбодрил князь.
– Не знаю, как вам и сказать… Вы этого омегу цените, героем объявили, а меж тем все эти происшествия начались в отряде в аккурат с его появлением. А что, если он вражеский шпион?
– Вилан – шпион? Да ты в своём уме? Несчастный юноша, потерявший родителей, он даже мухи не обидит!
– Может и так, только сомнение имеется. Нанси, иди сюда и расскажи командиру все то, что нам сказал!
Несколько виновато покосившись на стоявшего рядом Аликса, Нанси крякнул и вышел вперед. Слушали его в полном молчании, не перебивая и не переспрашивая.
– Так, – подытожил рассказ Илай, – вы утверждаете, что тоже видели чужого человека? Следили за Виланом, в том числе и в ночь, когда был подан ложный сигнал? Простите, юноши, при всём моем уважении к вам, я не могу принять ваши слова за непреложную истину. Во-первых, чужака никто не видел, кроме вас и графа, а во-вторых, сам Вилан обстоятельно описал мне события злополучной ночи, и должен признать, его рассказ не вызвал у меня никаких подозрений. Вы же не привели ни одного прямого доказательства его вины, а ваше молчание доказывает, что вы сами не уверены в своих обвинениях. Если вы считали этого юношу вражеским шпионом, то почему до сих пор не поделились со мной своими наблюдениями?
– Аль говорил, что вы нам не поверите, – угрюмо кивнул Нанси, – да и чудно он вел себя, этот омега, непонятно. Ведь если он шпион и был послан, чтобы погубить отряд, то зачем ему надо было давать ложный сигнал и уводить партизан из Лилиас-Миду?
– Вот видите, – улыбнулся Илай, – Вилан здесь совершенно ни при чём. Именно он предупредил нас о нападении и вернул в деревню. Какой же он шпион? Ради всеобщего успокоения я обещаю лично переговорить с омегой, как только он придет в себя, и выяснить все обстоятельства ночного происшествия. Но я и теперь почти уверен, что никакого чужака не было, ведь Тефан признал, что видел только чью-то тень, и то не слишком-то поверил собственным глазам.
– Но кто же тогда ранил омегу?
– Надеюсь, скоро мы узнаем это. Можете расходиться по своим делам, я же зайду к Полю узнать о состоянии раненого.
– Порадовать вас нечем, командир, – хмуро ответил посеревший от бессонной ночи лекарь. – Я до утра не отходил от господина Вилана, но улучшений никаких. Кровь остановлена, однако появился жар, что указывает на начавшееся воспаление внутренних органов.
– Он выздоровеет, Поль?
– Трудно сказать. Организм молодой, крепкий, но рана тяжёлая. Все решат ближайшие несколько часов. Вы можете зайти к нему, если хотите. Он в своей комнате, я счел небезопасным переносить его в лазарет.
***
Вилан воспринимал жизнь только через мучительную боль. Он то ненадолго приходил в себя, то снова впадал в жаркое забытье. В минуты, когда к нему возвращалось сознание, омега осознавал, что умирает, и отчаянно жалел себя. «Завтра снова встанет солнце, начнется новый светлый день, люди будут смеяться, разговаривать, радоваться жизни, а я ничего уже не увижу… Этот негодяй убил меня! Меня, такого юного, красивого и полного надежд на будущее!»
Он вспомнил прошлое, всю свою жизнь – юный беспечный красавец и баловень судьбы, потом несчастный, брошенный всеми нищий. Почему так жестоко обошлась с ним жизнь, почему сделала его предателем и шлюхой?
Словно наяву Вилан почувствовал потные руки Матью Филлипа, своего последнего любовника, и брезгливо передернулся. Делить с ним ложе не доставляло ему никакого удовольствия, но комендант был влиятельной фигурой в Матаре, и Виль мирился – ради положения, ради сносного существования. А что было делать? Столица занята, карейцы победили, а ему нужно было как-то жить в этом новом Наймане.
Он всерьёз думал, что карейцы пришли в Найман навсегда, пока не попал к партизанам. Здесь он встретил совсем иные настроения, здесь никто не терял веры в победу, здесь все боролись с врагом и не помышляли о сдаче! И здесь же, в этой глухой деревеньке, вдали от балов и раутов, судьба подарила ему неожиданное счастье – он влюбился! Впервые в жизни полюбил, всем сердцем и душой, впервые размечтался о возможности безоблачного счастья…
В лице любимого Вилан увидел свою спасительную соломинку, уцепившись за которую, он ещё мог выплыть из затянувшего его омута предательства. Князь отнесся к нему с сочувствием и симпатией, и Виль почувствовал, что у него еще есть надежда. Начать новую жизнь, став князем Эйденом – для достижения этой цели он готов был уничтожить всё и всех, кто был помехой, и прежде всего, конечно же, графа Тефана!
Не получилось! Тридцать партизан погибло, а проклятый соперник остался жив! Комендант понял, что Виль предал карейцев и послал этого черного дьявола убить его!
В роковую ночь Вилан почти не спал. Он вообще плохо спал все ночи, опасаясь мести обманутых врагов. Долго стоял у окна, слушая шум ветра и скрип старой липы, подходил к двери, ложился в постель, снова вставал и беспокойно ходил по комнате… Убийца возник внезапно, словно из воздуха, зажал рот, опрокинул навзничь… Омега не успел даже вскрикнуть...
И вот теперь, в ярком свете дня, последнего дня в его короткой несчастной жизни, когда он уже почти ничего не различает … Кто это склонился над его постелью? Неумеха лекарь? Простолюдин Наст, возомнивший, что умеет врачевать раны? Нет, не они… Виль сделал над собой отчаянное усилие, пытаясь рассмотреть, кто же пришёл с ним попрощаться? От напряжения глазам сделалось больно и горячо, но он узнал…
– Князь Эйден… Илай… – хриплым шепотом с трудом выговорил он, стараясь удержать расплывающийся перед глазами облик любимого, – люблю… мой милый… я люблю... тебя...
Прохладная ладонь легла на пышущую жаром щёку, и Вилю стало легче.
– Не напрягайся, ты поправишься, всё будет хорошо, – нежным ласковым шёпотом сказал князь, поглаживая пальцами его лицо. – Виль, вспомни, это очень важно. Кто это был, кто ранил тебя?
«Не знаю, я его не разглядел», – собирался ответить Вилан, но тут взгляд его прояснился, и он отчетливо увидел стоявшего позади князя ненавистного Тефана.
– Он! Это он убил меня! – наливаясь бешеной злобой, прошипел умирающий. – Это все он... – С усилием оторвав от одеяла налитую свинцом слабую руку, Вилан с ненавистью ткнул пальцем в сторону графа. – Убийца – он… – голос прервался и вялая рука упала вниз. Взрыв ярости отнял у шпиона последние силы, глаза закатились, и он впал в беспамятство, из которого уже не очнулся.
Глава 25
– Неужели вы считаете меня убийцей? – глухим от негодования голосом спросил Тефан. – Неужели вы верите, что я способен войти в комнату к спящему человеку и хладнокровно вонзить в его грудь нож?
Илай медленно поднялся с дивана, на котором сидел, и подошёл к стоявшему у окна Тефи. Некоторое время он молчал, глядя мимо него на стекающие по стеклу дождевые капли, потом негромко заговорил, тщательно подбирая слова.
– Тефи, ты благородный и честный человек, терпишь лишения и тяготы войны наравне с простыми крестьянами, заботишься о раненых и не боишься крови…
– К чему такое длинное предисловие, командир? – прервал Тефан. – Прошу вас, без иносказаний. Я задал вам простой вопрос, и жду такого же понятного ответа. Вы верите, что Вилан сказал правду?
– Я много думал, – тяжело вздохнул Илай, – но так и не пришел ни к одному из вариантов. Тебя я обвинять без доказательств не могу, представить в роли хладнокровного убийцы тоже, но и перед уходом в мир иной люди не лгут, а факты, к сожалению, упрямы. Таинственного чужака, кроме тебя, никто не видел. Охрана в злополучную ночь была вполне надёжна, но и они не заметили никого подозрительного. Так что, рассуждая здраво, на Вилана напал кто-то из людей, находившихся в доме. Ваши комнаты расположены рядом, и вы были практически одни на всем этаже, не считая спавших в детской ребят, так что у тебя были …
– Довольно, князь, – снова прервал Тефан, – ваша позиция ясна. Но позвольте всё же заметить, что никто не убивает просто так, без причины, то есть, как говорят дознаватели, должен быть мотив, толкающий убийцу на совершение преступления.
– Вы недолюбливали сироту, необоснованно подозревали его в пособничестве неприятелю, – пожал плечами Илай. – Не могу знать, чем была вызвана ваша неприязнь к нему, но вполне допускаю, что определённую роль в этом деле сыграла… ревность. Я оказывал Вилю покровительство, и вы, очевидно, полагали существование между нами близких отношений, поэтому…
– Вы слишком самоуверенны, Ваша Светлость, – в голосе Тефи прорвалось негодование. – Можете думать обо мне всё, что хотите, это вам свойственно. Вы и прежде подозревали меня во всех самых страшных человеческих пороках. Надеюсь, война скоро кончится, и нам не придется более терпеть общество друг друга. Пока же я постараюсь как можно меньше докучать вам и нынче же уеду с лазаретом на Выселки. Но прежде я хочу сказать, что основания для подозрений все же были, вы просто не желаете их слушать и принять. Вы можете не верить мне, однако чужака видел не только я, но и ребята, а сыну своему я верю, он не станет лгать! Чужак забрал букет, оставленный омегой, вам разве это ни о чем не говорит? Зачем кому-то проникать в конюшню, рискуя при этом жизнью, если таких цветов можно нарвать в любом поле? Наверняка в этом букете был какой-то тайный смысл.
– Но я же рассказал всем о событиях той ночи! Каждое слово Вилана правдиво и подтверждено свидетелями, которым можно верить! Но даже и без этих свидетельств сомнительно, что парень был к нам заслан, ведь никакой шпион не стал бы нас предупреждать о налете!
– Возможно, по какой-то причине его планы изменились, и он пытался обмануть своих бывших хозяев. За это, кстати, его и могли убить, это серьезный повод для подобной мести, в отличие от глупой ревности и неприязни. Подумайте об этом на досуге. Я не хотел вам говорить, да и сейчас бы не сказал, но раз все так случилось, то скажу. Этот омега был совсем не прост и имел на вас вполне определенные виды. Я тоже много думал о причинах его поступка, и пришел к весьма неожиданным выводам. Ему были нужны вы, а я мешал, так что вполне возможно, его план был разработан для того, чтоб устранить меня, а заодно и карейцев! Тогда становится все четким и логичным, план удался, за исключением того, что я остался жив, а бывшие хозяева узнали про измену и отомстили, подослав убийцу. Кстати, он и солгал осознанно, чтоб ты подозревал меня, и этого добился!
– Тефи, тебе не кажется, что это как-то чересчур?
– Ничуть. В свете того, что вы считаете меня убийцей!
– Тефан, постой, я этого не говорил. Я просто рассуждал, в ответ на твой вопрос, надеясь, что мы вместе восстановим истину! Конкретно я ни в чем тебя не обвинял!
– Та истина исчезла вместе с Виланом, остались лишь мои слова против его. Кому из нас поверить – вам решать. Я ухожу, пора готовить раненых к переезду. Сейчас не время для пустых перепалок. Надеюсь, что вы позаботитесь о мальчиках, они наотрез отказались уезжать на болота, утверждая, что уже не дети, и ваш приказ к ним не относится!
***
Начался второй месяц осени, заметно похолодало, зарядили дожди. Распорядок дня на Выселках был простой и неизменный. Тефан вставал в шесть утра, выпивал чашку горячего брусничного чая, потом до обеда работал в лазарете. Небольшой отдых, чтение или рисование, в сносную погоду прогулка в ближайшем перелеске – и снова лазарет, перевязки, кормление, обтирания лежачих... Работа тяжёлая и грязная, раны у людей гноились, лекарств почти не осталось, кроме целебных трав, но никто не жаловался и не роптал. Тефан забывался в работе, отрешаясь на время от личных бед. Чем ещё омега может заниматься на войне? Какие теперь могут быть личные желания или обиды, когда вокруг так много крови и боли? Любовь и мечты уместны в мирное время, теперь же даже думать об этом совестно…
Однако не думать о потерянном счастье никак не получалось. Вечером, когда лазарет затихал, когда даже самые тяжёлые раненые забывались в жарком мареве неспокойного сна, Тефи садился за стол, ронял на руки уставшую голову и отдавался в полную власть горьких обид. Почему Илай так поступает с ним? Почему неизменно видит в нем самые скверные качества, приписывая деяния, которых он не только не совершал, но не держал и в мыслях?
Вилан ушел из жизни с чудовищной ложью на устах, и Небо ему в том судья, но Тефану предстояло теперь жить с клеймом убийцы, ибо оправдаться, опровергнуть слова лжесвидетелеля он не мог. Только теперь в полной мере он осознал, какие ужасные терзания и муки испытывает Альберт, на веки вечные несправедливо обвинённый в отцеубийстве. Так же как и он, король не может доказать своей невиновности, и посему обречён бессрочно нести мученический крест возложенной на него страшной клеветы.
«О, небеса, и почему так много в людях зла?»
На смену тяжким думам о личных бедах приходили иные терзания. Время шло, а они по-прежнему ничего не знали о судьбе военной кампании. Судя по неубывающему количеству раненых, партизаны по-прежнему вели активные боевые действия. Третьего дня мародеры появились неподалеку от Выселок, чего прежде никогда не случалось. Их быстро уничтожили – десятерых грязных оборванных голодранцев, а одного, раненого в плечо, доставили в деревню, посчитав, что он может быть полезен в качестве языка. Карейца поместили в крошечную кладовку, и Тефан иногда заглядывал к нему, но тот пока не приходил в себя, только стонал и хрипел, издавая порой нечленораздельные звуки. Солдат имел жалкий вид, был худ и изможден, из чего можно было заключить, что неприятель терпит в «завоёванном» Наймане крайнюю нужду…
– Тефи, ты здесь? – Знакомый голос Теа застиг врасплох. – Смотри, уже вечер, а дождь не унимается…
– Лето кончилось, – задумчиво отозвался Тефан, – теперь не приходится ждать хорошей погоды. Но зачем ты встал с постели? Ты ещё слишком слаб, рано тебе ходить.
– Сегодня мне гораздо лучше, рана почти не болит. Карлос тоже днем первый раз вышел на крыльцо подышать свежим воздухом.
– Я рад за вас обоих, Теа. Наконец-то ты нашел своё счастье.
– Да, – улыбнулся Теа, усаживаясь рядом на теплую лежанку, – я и мечтать о таком не мог. А знаешь, он ведь из дворян, мой Карлос, у него на родине был дом и сад, своя земля. Теперь-то все пропало, ну да мне это совсем неважно. Он ласковый со мной, и обращается так уважительно, словно я тоже знатный человек, а не простой слуга... Тефи, а ты-то как? – вдруг оборвал он сам себя, – я все болтаю про себя, а про тебя и не спрошу. Ты похудел и побледнел, какой-то серый весь. Тебе побольше надо отдыхать, а то совсем лишишься сил.
– Со мной все хорошо, я не устал.
– Тефи, а где же тот омега, Вилан? Он тоже здесь на Выселках? Но я его не видел в лазарете...
– Его убили, Теа, а перед уходом в мир иной он обвинил меня в убийстве.
– Вот негодяй! А что же командир, поверил в эту клевету?
– Он… Слышишь, кони ржут, подъехал кто-то. Неужто снова раненых привезли? У нас и размещать их больше негде, вот разве что чулан занять? Ты посиди здесь, я пойду узнаю, сколько человек нам привезли да топчаны велю поставить...
Дверь распахнулась, в комнату вбежал взволнованный Исидор.
– Ваше Сиятельство, господин Тефан, – захлёбываясь словами, возбуждённо заговорил лакей, – собирайтесь в дорогу, меня командир за вами послали. Князь Марлин домой вернулся, едва живой лежит, желает попрощаться!
– Едва живой, – дрожащими губами повторил Тефан, – но как… откуда… кто его привез? Он болен? Ранен? Отвечай быстрей!
– Хозяина злодеи привезли, карейцы. Да вы бы собирались, господин, зря время не вели. Я по дороге вам все расскажу, но только вот рассказчик из меня и вовсе никакой…
***
С ними обращались вежливо, хоть и довольно прохладно. По утрам приходил усталый хмурый лекарь, разматывал на воспалённой ране Ольгера слипшиеся повязки, морщился и сердито цокал языком, всем видом выказывая крайнее неодобрение состоянием пациента, потом смазывал рану какой-то подозрительной зелёной мазью, перебинтовывал чистой тряпицей и уходил. Все попытки вызвать его на разговор, узнать, как идет лечение и есть ли надежда сохранить ногу, ни к чему не приводили. Лекарь на вопросы не отвечал, ни в какое общение с пленниками не вступал, так что Марлин не знал, а есть ли у него вообще голос?
Кроме лекаря, их посещал еще омега из местных, ни разу не назвавший князю своего имени. Он появлялся сразу же за молчаливым лекарем, приносил простую, но вполне сносную пищу и помогал Марлину с туалетом.
– Скажи мне, милый, что на воле? – спрашивал омегу князь.
– Все то ж, господин, – нехотя отвечал юноша. – Дождик идет, карейцы суетятся, а наших никого на улицах нема, то ли безвылазно сидят в подвалах, то ли все примерли...
– Не знаешь, для чего нас держат здесь?
– Не знаю, господин. Мне велено ходить за вами да еду носить. Поели, так давайте миски, мне пора, еще и в лазарете мыть полы.
Омега уходил, и Марлин оставался наедине с раненым сыном. Состояние его, вначале внушавшее серьёзные опасения, теперь улучшилось. Князь ласково гладил Ольгера по щекам, поправлял одеяло, а потом долго сидел возле и смотрел на него, думая о своём…
Утро, когда сын открыл глаза, полностью придя в сознание, стало для Марлина одним из самых радостных в жизни, несмотря на плен и неопределённое положение.
– Где мы, отец? – спросил солдат, глядя в склонившееся над ним родное лицо.
– Тихо, мой милый, мы по-прежнему в плену, так что не стоит давать врагам лишний козырь, выказывая перед ними наше родство. Карейцам что-то нужно от меня, поэтому нас и перевели в лучшие условия.
Князь оказался прав. В один из дней в комнату к пленникам вместо лекаря вошли два офицера и с ними зловещего вида громадный альфа в кожаном фартуке. По указанию офицеров мужик грубо схватил Ольгера за руки и поволок за собой.
– Куда вы уводите его, господа? – встревожено вскричал князь, но ответа не получил. Визитеры даже не взглянули в его сторону и молча ушли, оставив сходить с ума от беспокойства за сына и неизвестности.
Вернулся Ольгер нескоро, закованный в тяжёлые ножные кандалы. Обычно спокойное лицо солдата сделалось упрямым и ожесточённым.
– О, небеса, что они сделали с тобой? – бросился к сыну князь. – Зачем это железо? Ты ведь ещё не окреп от раны!
– Не беспокойтесь за меня … господин, – ответил солдат, бережно прижимая к себе хрупкие плечи отца, наклонился ниже и зашептал ему на ухо. – Пока они, хм... работали надо мной, я кое-что узнал. Они говорили громко и без опасения, полагая, что я не понимаю их. У меня же с детства выявилась способность к чужим языкам, я быстро запоминаю иноземную речь, и хотя говорю неважно, но понимаю почти всё.
– Совсем как твой отец. Он тоже имел этот талант к языкам…
– Да, слышал, – кивнул Ольгер. – Так вот, те офицеры говорили, что завтра нас повезут в какую-то деревню, ставшую базовой стоянкой сильного партизанского отряда.
– Партизанского отряда? – удивлённо переспросил Марлин. – Зачем же нас везти туда? Какое мы имеем отношение к партизанам?
– Не знаю. Пришел ещё какой-то человек и офицеры ушли. А с кузнецом я говорить не стал. Да он, похоже, из простых, и ничего не понимает по-карейски…
***
Наутро их куда-то долго везли в закрытой карете. Погода была нехорошая, по крыше временами стучали крупные капли дождя, потом дождь утихал, но ветер не прекращался, и в щели внизу старой повозки немилосердно дуло. Ноги у князя застыли и ужасно болели, экипаж трясло, но Марлин стойко сносил все тяготы пути, ведущего их с сыном к неизвестной опасности.
Наконец, карета остановилась, и дверка открылась.
– Выходите, господин, приехали.
Щурясь от яркого дневного света, Марлин с трудом выбрался наружу. Больная нога подкосилась, и он чуть не упал. Стоявший поблизости офицер подал знак, двое солдат подняли пожилого омегу и помогли удержаться, но князь отстранился от врагов и оперся на руку вышедшего из кареты Ольгера. Вокруг был только лес, вернее, его окраина, но Марли вмиг узнал родные места.
– Это же наши земли, Ольгер! – тихо воскликнул он, оглядываясь на сына. – Нас привезли в мое поместье!
– В вашу деревню, но зачем? Откуда бы здесь взяться партизанам? Кто обучил крестьян военной науке?
– Скоро мы всё узнаем, милый, не лесом же любоваться нас сюда доставили!
Их посадили на обычную телегу и повезли к деревне. Спереди и сзади шли неприятельские солдаты, офицер нёс белый парламентерский флаг.
– Что же они задумали, злодеи? – тревожным шёпотом пробормотал Ольгер.
Князь не ответил, с напряженным вниманием всматриваясь в окружающий пейзаж. «Бог милостив, – подумал он, – уж если суждено сегодня умереть, так дома, не в чужом краю!»
Лес расступился и Марлин с волнением увидел Лилиас-Миду, живописно возвышавшуюся на взгорке. У дороги – застава, возле которой и остановился вражеский отряд. Один из солдат выступил вперед и начал громко бить в барабан, привлекая внимание часового. Тот не замедлил отозваться, увидел неприятельских солдат и белый флаг, разинул рот от удивления.
– Чего вам надо, отвечайте? – неприветливо осведомился он. – Зачем белой тряпкой машете? Провианту захотели? Не на тех напали, поворачивайте обратно! И как только проникли незамеченными, злодеи? Проспали, что ли, сигнальщики наши?
– Долозь свой командир, ми пришель на переговор! – на ломаном найманском прокричал барабанщик.
– Ещё чего? – усмехнулся часовой. – Сейчас поднимем весь отряд в ружьё, получите «переговор»!
– Долозь свой командир! – настаивал парламентер. – У нас в залозьник здесьний господзин!
– Кто господин? Вон тот, что на телеге? Он не похож на господина, уж больно изможден, – усомнился партизан. – Ну ладно, доложу, может не врете? Ждите, сейчас пошлю за командиром.
Вскоре за воротами возникло движение, послышались голоса. Часовой распахнул тяжёлые двери, наружу вышла группа крестьян, впереди высокий человек с белым флагом. Окладистая чёрная борода обрамляла его мужественное волевое лицо, глаза смотрели смело и решительно.
– Я командир! – на хорошем карейском обратился он к офицеру. – Что вы хотели мне сказать?
Альфа решительно выступил вперед, но двое крестьян тут же опередили его, на всякий случай заслоняя командира собственной грудью. Голос показался Марлину знакомым. Близоруко вглядевшись, князь тихо ахнул про себя, не смея поверить.
«Князь Илай Эйден? Да не может быть, я обознался! Откуда бы ему здесь взяться, глубоко в тылу?»
Карейский офицер был удивлён не меньше князя.
– Вы знаете наш язык? Значит, Вы дворянин? Какая неожиданность! А мы считали вас простолюдином…
– Что вам угодно, господин? – нетерпеливо повторил Илай. – Я полагаю, что вы прибыли сюда не для того, чтобы обсуждать мое происхождение?
– Вы абсолютно правы, э…
– Князь Илай Эйден!
– Военный комендант Матары Филлип Матью. Вы совершенно правы, князь, мы прибыли сюда с определённой целью, и надеемся, что ваше благородное происхождение значительно упростит нашу задачу.
– Что вам угодно, комендант?
– Этот омега – здешний хозяин, князь. Мы желаем обменять его жизнь на вашу, и немедленно! – нагло заявил Матью, отступая на шаг и указывая на телегу, где сидел Марлин Берти. – Если вы честный благородный дворянин, то не допустите, чтобы на ваших глазах был казнен ни в чём не повинный пожилой человек, не так ли?
Илай ответил не сразу. Несколько секунд он напряжённо всматривался в сидящего на телеге старика, не узнавая его, так сильно изменили облик князя прошедшие годы и пережитые страдания. Лишь глаза Марлина остались прежними – большими и глубокими, немного выцветшими, но все равно прекрасными.
– Ваша Светлость, – учтиво поклонился Эйден, делая шаг к телеге, – это действительно вы? Как же много довелось вам пережить!
Марлин не нашелся, что ответить, слишком потрясённый происходящим. Он растерянно переводил взгляд с Илая на вражеского офицера, не вполне осознавая, правильно ли он понял? Обменять его жизнь на жизнь князя Эйдена? О, небеса, какое низкое предложение!
– Какое низкое предложение! – Илай словно услышал мысли пленника. – Как вы можете торговать жизнью благородного пожилого господина? С каких это пор карейцы воюют с омегами?
– С тех самых пор, как мы имели несчастье вступить в вашу варварскую страну, князь Эйден. С тех самых пор, как вы начали против нас свою дикую партизанскую войну, – невозмутимо ответил Филлип. – Мы поставлены в безвыходные условия, и в такой ситуации все средства хороши. Итак, жду ваш ответ! В случае добровольной сдачи мы гарантируем сохранить вашу жизнь, слово офицера!
– Слово офицера! – насмешливо повторил Илай. – Что ж, я готов, хоть и не верю вам. Но неужели вы считаете, что без меня партизаны сложат оружие и прекратят борьбу?
– Без командира нет отряда! – убеждённо заявил Филлип. – Что ж, я не сомневался в вашей порядочности. Прошу оставить оружие и…
– Стойте! Немедленно остановитесь! – закричал Марлин, понявший, наконец, какой несправедливый обмен готов свершится на его глазах. – Князь Эйден, я ценю ваш благородный порыв, но пожалуйста, не делайте этого! Я старый человек и не боюсь смерти. Не жертвуйте собой ради меня, вы нужны здесь! Я не хочу так жить, зная, что вы пошли в плен, а может, и на гибель, ради спасения моей никчемной жизни… Пожалуйста, остановитесь, князь!
– Но господин, я не прощу себе, если карейцы вас казнят!
– Мне не нужна такая жертва с вашей стороны! Вы командир отряда и должны вести борьбу с врагом! – С этими словами князь вскочил и, превозмогая ужасную боль в ногах, бросился на охранявшего его солдата. Тот инстинктивно выхватил ружьё и щёлкнул затвором.
