Текст книги "Запах Вереска (СИ)"
Автор книги: Kapkan
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)
Белокурый Небесный в два шага оказывается у тонкой преграды, которая разделяет их, и под вопль Дианы одним плавным движением всем телом прижимается к стеклянной поверхности. Словно хочет вжаться в крепкую грудь. Его ладони скользят вверх лаской по животу и груди, плечам и по предплечьям до самых ладоней, где и замирают.
– Тебе больно, – с хриплым надломленным голосом произнес он, – я не должен был делать тебе больно.
– Это пройдет, – тихо произнес Кай, – эта сволочь стреляла в тебя.
– Форменная истеричка, – закивал Дагура, и глаза его медленно начали менять цвет, пока снова не стали серо-голубыми.
– Эй! – возмущенно рыкнул Крист, – между прочим, я спас твою девственную задницу, Валгири. Я, может быть, тоже потрахаться по-человечески хочу, а вместо этого с вами тут дуэнью играю!
– Вот иди и трахайся. Кто тебе мешает? – начиная раздражатся, отрезал альфа и снова обернулся к Алану, – если это с парой, то можно все.
Серо-голубые глаза неверяще распахнулись, и Алан подался еще ближе. Неотрывно смотря в лукаво блестящие желтые глаза и чувствуя, как сладкая дрожь проходит по телу от тихого рокота оборотня. Он так соскучился и так устал ждать, что ему банально сорвало крышу. И с такими темпами эта крыша на место возвращаться не спешила. Он смотрел в бесконечно любимое лицо и понимал, что его разорвет на куски, если он продолжит молчать. Он не имел права молчать.
– Крист, – хрипло попросил Алан, – выйди и уведи остальных.
– Черта с два, – отрезал мгновенно напрягшийся Готфрид.
– Да мать твою, Кристи! – рявкнул Салливан, – если бы я хотел забрать его, то сделал бы это давно, и вы никогда бы не нашли нас. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.
Кристофер напряженно смотрел на них еще несколько минут, после чего отвел глаза и проворчал:
– Знаю. Как был засранцем, так им и остался.
Хмыкнув, он встал с места и, прихватив со столика бутылку виски со своим стаканом, первым направился к двери. За ним вышли и Маркус с Дианой. Напоследок кинув тревожные взгляды. Только их уже никто не видел.
– Алан... – голос хриплый и впервые за столько веков отрывист.
– Молчи, – покачал головой Салливан и положил ладонь поверх полураскрытых губ, – я знаю... все знаю. Я слышу твое сердце. Я знаю, что случилось тогда. И почему ты сказал все это Маркусу. А теперь молчи и слушай... Просто слушай... Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что мозги коротит от одной мысли, что тебя могут снова забрать у меня. Моя земная любовь...
Пальцы с черными длинными когтями лаской прошлись по холодному стеклу, пытаясь коснуться изуродованной шрамами щеки. Губы пересохли, но он продолжал лихорадочно шептать, а сам Небесный не отрывал глаз от удивленного золотого взгляда.
– Небесные не могут любить, – тихо продолжил Дагура, – нам не даны страсти земных. Мы не знаем желания, не ведаем любви и не чувствуем привязанности. Ни к себе подобным, ни к нашим творениям. Я не знал всего этого ни когда был одним из НИХ, ни когда бродил по земле. Ты не знаешь, как это было тяжело, как больно умирать каждый день и, снова рождаясь, понимать, что весь твой свет медленно тонет в грязи и крови. Я не знал, каково любить подобно земным, пока не встретил тебя. В ту самую ночь, когда я впервые увидел тебя у врат Тарахина, то уже знал, что это будешь ты.
– Что? – сипло прошептал Кай, и когти оцарапали стекло.
– Я смотрел на тебя ЕГО глазами и понимал, что ты станешь нашей погибелью, – лихорадочно блуждая глазами по лицу оборотня, произнес проклятый Небесный, – я мог бы заставить его уехать, мог бы заставить убить тебя и забыть. Но я не хотел отказываться от тебя. Не мог! Восхитительный, единственный... С душой, второй которой не было больше. Я заболел тобой, и с каждым новым днем мне это все больше нравилось. А ты любил только его и даже не знал обо мне. Но мне хватило и этого. Хватило, что ты был рядом. Ты любил его и не знал, что он делит эту любовь со мной. А потом они попытались отнять тебя у нас. Они не знали, как сильно мы тебя любили. Это я показал ему дорогу к Блодхарту и сделал все, чтобы он привел вас всех сюда. Здесь было бы безопасно, и ты был бы счастлив... Только вместо этого я смотрел, как они медленно убивают тебя. Все эти века я был с тобой. Каждый день, каждую минуту я чувствовал, как ты покидаешь меня. Ты умирал, и я не знал, что делать. Столько раз пытался позвать тебя, но тебе было от этого больно, и я замолчал. Я смирился, но ты хотел уйти вслед за ним. Тогда мне осталось только одно...
– Ты поэтому начал собирать свою душу.
– Да... Я знал, что будет в конце. Знал, что от меня прежнего почти ничего не останется, но это был единственный способ остановить тебя. Только тот блядский укус все ускорил. У меня не осталось времени...
– Ты жалеешь? – хрипло спросил Кай, пытаясь поймать взгляд Алана, – жалеешь, что сделал все это и приехал ко мне?
Алан поднял на него наливающиеся голубизной глаза и упрямо поджал губы.
– Нет, – поднявшись на цыпочки и приблизив губы к запотевшему стеклу, твердо, но тихо произнес он, – ни о чем не жалею, волчара.
– И я не жалею. Больше не жалею, лио. Только в следующий раз, когда тебя потянет к моей заднице, лучше обойдись устными убеждениями.
Алан криво улыбнулся, жадно ловя отголоски чужих жарких эмоций и не желая уходить. Он смотрел в теплые золотые глаза и чувствовал, как его с головой накрывает утренняя заря. Как по коже ползут сотни солнечных лучей и греют своим теплом. Огромное солнце, расплавленное в любимых глазах. Освещающее его черное нутро, всепрощающее и сжигающее всю ту грязь, в которой его изваляли. В его глазах тепло, в них давно потерянный смысл и обретенный дом. Его объятия – это безопасность. И голос тихий, нежный. Он проникает под кожу и сладко сжимает все внутри, заставляя дрожать.
– Люблю, люблю... Я так люблю тебя...
Кристофер заходит в гостиную через полчаса. В комнате свет тусклый и совсем тихо. Высокое зеркало снова отражает предметы, а Кайрен Валгири, опустив голову, сидит, привалившись спиной к стене рядом с ним. Его плечи опущены и руки сжаты в кулаки. Готфрид устало трет переносицу и опускается рядом с ним.
– Он тебе сказал, – тихо произнес он, – и что дальше?
– А что дальше? – хмыкнул альфа и откинул голову назад, – Гор выследил Понтифика в Австрии. Завтра едем за его головой. Плюс неделя на зачистки. А потом он вернется ко мне.
– И ты примешь его со всем тем, что успел узнать?
– Я хочу его любым, – бесстрастно посмотрев в прищуренные шоколадно-золотистые глаза, сухо произнес Кай, – не имеет значения, скольких он убьет и скольких сотрет в порошок. Он течет в моих венах и был рожден для меня. Он мой, Готфрид. Только мой...
Дагура до своего падения – https://vk.com/photo201273652_397927653
Алан-Дагура уже после своего пробуждения – https://vk.com/photo201273652_397927659
Алан-Дагура – https://vk.com/photo201273652_397928497
Комментарий к Моя земная любовь... транки* – транквилизаторы
====== Я больше не буду твоим сном ======
Знайди мене, лякай мене,
Лiкуй мене, цiлуй мене.
Шукай у снах, коли не має.
Вiзьми мене, забудь мене,
I знов знайди, поклич мене.
I вибачай, що так чекаю.
Не залишай менi мене одного
На свою, на твою любов.
Не залишай менi мене,
Мене не залишай, я ж тебе знайшов...
Океан Ельзи – “Мене”
Над Карибскими островами закаты совершенно другие. Они душные и наступают слишком быстро. Ими невозможно насладиться, невозможно расслабиться под вечный раздражающий шум волн. Звезды здесь тоже совсем другие. Здесь все слишком... Просто райские кущи, где из людей на много миль одна твоя семья и старая парочка слуг. Настолько мило и слащаво, что аж скрипит на зубах. Только со всем этим курортом и виллой, утопающей в цветущих садах, это все равно тюрьма. В которую он сам добровольно пришел и которую дал слово не покидать, пока за ним не придет его альфа. Сам альфа, судя по всему, никуда не спешит и во всю развлекается со своей мини-войнушкой!
Он честно пытается держать слово и, глядя на горизонт, не стремиться к холодным скалистым берегам Шотландии. Ему нельзя туда, нельзя к людям. Потому что он ненавидит их. Он презирает этих грязных ничтожных тварей всеми частицами своей души. Они отняли его свет и измарали тело в такой грязи, от которой не отмыться, сколько не три кожу. Хоть когтями сдери, а не поможет. Потому что эти твари обитают в его голове. Они смеются как дикие гиены и методично рвут разум в клочья. Он слышит их каждую ночь и видит их тени вокруг себя. Он чувствует их смрадный запах и ловит алчные взгляды во тьме. И вместе с этим ненависть становится сильней.
Он хочет крови так сильно, как никогда прежде. Он хочет рвать всех вокруг в клочья. Месть... Ему нужна эта месть и столько крови, чтобы отмыться в ней. Да... Она смоет все его воспоминания и, наконец, освободит. Но больше всего на свете он хочет добраться до своих «светлейших» братиков и сестричек. Он чувствует их и с наслаждением ловит их страх. Потому что время не пощадило их. Оно отняло их власть и превратило в слабые тени. Потому что веры в них нет уже давно. Современный мир живет без Бога. Его небеса пусты и безучастны. Веры нет... Нет и старых богов. Нет больше Небесных. Они угасли точно так же, как его свет. Только в отличие от них он стал тьмой. И это ему нравится.
Проклятый Небесный безумно скалит пасть и смертью крадется по земле, убивая все живое, что попадается на его пути. Он превращает в пепел и золу целую цепочку островов. Пачкая босые ноги мертвой землей и с наслаждением вдыхая аромат гари, белокурый Небесный смотрит с кривой ухмылкой на ночное небо. Озаренная мерцающими звездами тьма светит ему серебром луны. Он смотрит на них и тянет покрытые кровью руки. Он замазывает их свет багряным и сжимает на них пальцы. Рвет их покой черными когтями и гасит целые созвездия. В его объятиях одна тьма и ледяной мороз. В его глазах необузданные пожары и погибель. И жизнь вокруг него гибнет. От одного прикосновения, от тихого шепота и еле уловимого вздоха. Он ловит губами золу, падающую с неба, и подставляет лицо первым кровавым каплям, падающим с пустого черного неба. А в ушах сотни, миллионы криков и дикий смех. Настолько заразительный, что против воли трясутся плечи. Он громче с каждой минутой и звенит натянутой струной. Хихиканье вырывается из груди против воли и перерастает в сумасшедший смех. За его спиной горит вода, горит земля, на его мертвенно бледных губах зола...
– Как у вас там дела? – голос Криста в трубке хриплый и обманчиво спокойный.
Роберт смотрит на багряный шторм за окном и чувствует, как каменеет спина под дрожащей рукой жены. Он еле размыкает сухие губы и так же тихо отвечает:
– У нас все шикарно, а что?
– Угу, я поэтому сейчас смотрю на прямую трансляцию творческого вечера твоего сына? – хмыкает Готфрид, – как вас до сих пор еще не засекли?!
– Сам не знаю. Может, потому, что ты нас так сильно любишь? Ты мне лучше обрисуй, какая сейчас у вас ситуация.
– У нас война и охуенный писец. Валгири зверствует, Анарсвиль насилует мозги спецам из ЦРУ и обхаживает британских девочек*, а у меня прогрессирующая мигрень на фоне недотраха, – и сразу переход на Алана, – сколько времени он колошматит этот остров?
– Час, – не отрывая глаз от новой огненной волны, поднявшейся вдали, нервно произнес Роберт, – в последний раз его так накрыло две недели назад. Что у вас на этот раз?!
– Мальчишкам Валгири крепко досталось, – устало вздохнул Крист и, немного погодя, тихо добавил, – ты был прав, Роб. Они чуют друг друга. Пока твой сын там херачит ваше убежище, здесь его волчара на стенку лезет.
– Он видел?
– Нет, но он скоро снова с катушек слетит. Успокой Алана, а я попробую на этого бешеного управу найти. Господи, спасибо, что у такого психа есть такой милый брат. Жаль, что женат.
– Крист!
– Что? Я же не виноват, что он такой зефирка!
– Боже, ты – неисправим!
– Аминь, сын мой.
Роберт слышит хриплый смешок друга и на все сто процентов уверен, что у того очередной приступ. А они далеко, и нет никого, кто поможет. Он стискивает кулаки и, зажмурившись, дышит отрывисто. Крис будет подыхать так же молча, как и десять лет назад. Так же, как и всегда. Он будет беззвучно тонуть в своих кошмарах и задыхаться от боли. Потому что они здесь, а он больше никого не подпустит к себе. Только не тогда, когда будет уязвим больше, чем младенец.
– Все будет хорошо. Там его пара, – ласково сжимая ладонь мужа, произнесла Арнелия.
– Угу, которая не примет его никогда, – горько ответил Роберт и обнял жену, – и он это знает.
Он прижимает ее к своей груди и обреченно смотрит на кровавый дождь, который в одно мгновение обрушивается с неба. С диким стуком барабаня по крыше и алыми потеками стекая по стеклам. Воздух словно выкачивают с садистской методичностью. А на языке застывает отвратительный металлический привкус. Роберт шумно сглатывает и закрывает глаза, но все равно видит перед собой перекошенное от безумия лицо любимого сына, заживо горящего и уничтожающего все вокруг себя...
Дни летят за днями, и считать их нет больше смысла. Они похожи друг на друга как капли дождя. Только, в отличие от дождя, им нет конца. Однообразные, долгие, когда искалеченный разум снова темнеет, и он не узнает никого. Чаще он не помнит, какой сейчас год и причину, по которой он все еще на этом острове. Но это нормально... Люди с его кровью говорят, что все хорошо. Будто это нормально, когда он не может вспомнить даже собственного имени. Словно серая пустыня вокруг – это нормально. Да, может, это и нормально, когда он не спит ночи напролет и парит среди бархатных облаков. Все сильней стремясь дотянуться до желтой луны. Он смотрит на тихие волны, омывающие острые скалы, и слышит в них чей-то голос, что зовет его. Он не знает кто это, но чувствует, как замирает сердце при звуках этого голоса с хрипотцой.
Он болен, и разум все чаще подводит его. От этого так страшно... Так страшно вконец потерять связь с реальностью и видение лукавых глаз. Страшно проснуться и снова оказаться запертым под крепкими замками и ярмом на шее. Страшно снова потерять цельность и перестать чувствовать. Но ночь сменяется днем, и конца этому сну нет. Нет больше его оков и нет палачей. А есть только разорванные крылья за спиной и хаос, который поглотил его...
Ночи сменяют его рассветы и мягким одеялом окутывают его с ног до головы. Он бродит по застывшему, замерзшему, словно вековой лед, берегу и не отрывает глаз от горизонта. Его пепельные следы смывает очередная волна, но он успевает увидеть обугленные отпечатки своих босых ступней. Он смотрит на золу и не хочет верить, что так теперь будет всегда. Он помнит, как было прежде. Он помнит тепло зарождающейся жизни в своих ладонях. Помнит первые звезды, озарившие тьму для смертных. Он до сих пор помнит золото лучей утреннего светила, запутавшихся в белоснежных перьях его крыльев, и помнит песни ветра в скалистых горах, где веками пылал огонь в главном святилище Небесных. И молитвы своих чад, идущих на смерть.
Его память глубока и заперта не за одной дверью, но он открывает их одну за другой. Он заново собирает себя и пытается найти равновесие. Потому что память не щадит, когда перед глазами снова и снова встают лица мерзких тварей, убивающих в нем весь небесный свет. Он помнит тяжесть кандалов и острые копья, вонзающиеся в его истерзанное тело. А в ушах звенит собственный крик, утопающий в лающем смехе. Его сердце пылает и разрывается на куски. Там тьма и холод. Он растекается по венам и сжимает грудь в тисках. И безумие все ближе подбирается к нему. Оно скалит свою пасть и лениво тянет к нему свои ядовитые объятия. Он смотрит в черные провалы ее глазниц и чувствует, как тонет в них. И, когда до дна остается почти ничего, перед ним вырастает огромный черный волк. Он шепчет тихо, зовет, не переставая, и кружит вокруг него, пристально смотря золотистыми глазами. Он всегда следует за зверем и идет по следам его лап. Он тянет руки и обнимает крепко, зарываясь носом в пахнущий северными ветрами мех. Зверь ласково урчит ему на ухо и тянет за собой. Он возвращает его в реальность и видением уходит, оставляя на берегу под закатным солнцем...
– Ри...
Шепот похож на отчаянный стон. Он вырывается из груди и застывает на влажных от воды губах. А волны ласково лижут песчаный берег и ласкают его тело. Пальцы зарываются в песок и оставляют глубокие борозды. Под закрытыми веками вспыхивают солнечные пятна, и так хорошо. Так невыносимо хорошо... Словно это его руки скользят по коже и его губы ласкают каждый сантиметр его тела. Это он... Это он... Это его шепот льется в уши и заставляет вспыхнуть. Это его объятия и жар, что заражает их обоих.
Он извивается на мокром песке среди теплых волн и почти чувствует, как чужая тяжесть прижимает его. И это почти занятие любовью, потому что так чувственно и горячо, что плавит все его кости. И он стонет, выгибаясь и ловя губами соленые брызги. На ресницах дрожат последние лучи солнца, и кожа сияет под ними, словно отлитая из золота. И где-то внутри разливается тепло. Медленно, сложно... Оно обретает пока еще неясные формы, но обещает запылать новым огнем. Он чувствует, и впервые за все это время улыбка озаряет лицо...
Он держит свое слово и не покидает их убежище. Но ведь никто не говорил о том, что он не может блуждать видением. И он этим нагло пользуется. Ему нужно, потому что тоска и тревога сжигают его изнутри. Ему мало одних лишь призрачных встреч. Ему нужно увидеть, нужно дотронуться.
Он ветрами приходит с северных гор и снегом оборачивается на пороге своего любимого замка. И старый Блодхарт рад его возвращению. Он всегда будет рад своему создателю, и крыши скрепят. Стены стонут, и зеленый плющ тянется к нему. Он ласково касается их, смотрит на сияющие витражи. Глубоко дыша и наслаждаясь от одного лишь осознания, что его волк живет в убежище, построенном его руками. Что вся его стая в безопасности за этими стенами, и ничто не может навредить им.
Он приходит дождями и тихо стучится в окна замка, разыгрывая пыхтящего от непонимания Маркуса и громко смеясь над матерящимся от неожиданности Кристом. И нежно шепчет под ухом прикрывшего глаза от наслаждения Кайрена. Холодом касается теплой шеи и забирает с собой все тревоги любимого альфы.
Туманом опускается над старым лесом и обнимает крепкие плечи, покрытые черным с проседью мехом. Он становится росой на твердых теплых губах и звездами сияет над ночным Волчьим Двором. Огнем обвивает ноги уставшего Кайрена и теплом просачивается в его кровь. Он остается до самого утра и оберегает их сон. Смотрит в их глаза и видит там тепло очага и безграничную преданность. Он чувствует их любовь и тоску по нему. Он смотрит на них и отчаянно хочет вернуться. И, возможно, они удержат? Может быть, они смогут исцелить его?...
*
Кристоферу очень хочется знать, где он ошибся. Когда впервые увидел обреченные, но холодные глаза Тамары Анарсвиль? Когда выжил после Сербии? Или, может быть, когда согласился стать крестным белого ангелка? Моментов, когда он мог совершить эту самую ошибку, много. Важно не это, а то, что все привело к самым худшим последствиям, которых он успешно избегал все эти чертовы месяцы.
Кайрен Валгири истекал кровью и корчился от невыносимой боли в постели. Глухо постанывая сквозь сцепленные зубы, а вырвавшаяся из-под контроля магия снова и снова била по стонущим стенам особняка. Эбот рвал на себе волосы и извел весь запас сыворотки от яда Амикуса. Маркус валился с ног от усталости, но продолжал делиться своей магией с братом, и вдвоем с женой они вытягивали из него столько боли, сколько могли. Но этого было слишком мало. Отравленная пуля угодила прямо в сердце и расплавилась, за несколько секунд прогнав яд по венам. Она с бешеной скоростью распространилась по всему телу и начала медленно разъедать тело оборотня. Вытащить эту заразу из него было уже невозможно.
Продолжалось это уже несколько часов, и с каждой минутой самоконтроль альфы давал новую трещину. Готфрид напряженно вслушивался в его сдавленное рычание и ждал той минуты, когда на пороге появится слетевший с катушек Дагура. А в том, что это случится в ближайшие сутки, он не сомневался. Валгири все еще держался, но это был вопрос времени, пока не рухнет последняя ментальная стена, отделяющая оборотня от Небесного...
Они не ждали этого удара, и в том целиком была вина Криста. Гор со своими волками был в Австрии и затягивал петлю на шее Понтифика. И они с Валгири должны были присоединиться к нему, когда пришла весть о нападении на клан Седрика Редмара. И это не остановило бы Кайрена, если бы там не были Маркус и Диана. Они рванули на помощь, где ждал охрененный сюрприз в лице двух взводов, в одежде без опознавательных знаков и до зубов вооруженных оружием с ядом Амикуса.
Это была резня. Хорошо спланированная и мастерски исполненная, если бы они не пришли на помощь. У Криста до сих пор заживали раны и ныли регенерирующие кости плеча и ребер. Это еще не считая пять огнестрельных и два ножевых ранения. А тогда на это не было времени обращать внимание. Зато он в очередной раз убедился в том, что Кайрен Валгири был идеально создан для Дагуры.
Альфа рвал людей на куски когтистыми лапами и выгрызал их глотки. Он бил всей своей магией и смел в песок два квартала города Редмара. Его рев разносился над дерущимися и прижимал к земле своей силой. Злой, как дьявол, и со слипшейся от крови шерстью, он скалил клыки и, не обращая внимания на свои раны, крошил тела в пыль. Эшбен горел и рушился на глазах. Многочисленные трупы заполнили улицы, окрасив их алой кровью. А над всем этим хаосом, под свист пуль кружила Диана и обрушивала всю свою мощь на нападающих. Она зависла над своим мужем и, прикрывая его спину, рвала своими когтями любого, кто смел подойти к ним.
Схватка накалялась до тех пор, пока не перешла в уцелевшие кварталы города. Где со своими волками Седрик защищал своих людей и раненных членов стаи. Он весь измазался в крови, но ободранная местами шерсть совершенно не мешала ему драться. На него накинули сеть из зачарованного серебра, и оборотень взвыл от боли впивающихся в тело сотни острых игл. Он уже терял сознание, когда Маркус мощным ударом магии отшвырнул пятерых окруживших Редмара коммандос. Это и стало причиной того, что он потерял Диану из виду. Всего лишь на несколько минут, но этого хватило, чтобы пропустить снайпера, засевшего за рухнувшими стенами мэрии. Зато тихий и уверенный щелчок, с которым винтовку сняли с предохранителя, услышал Кай. Он среагировал мгновенно и, вырвав Диану из воздуха, зашвырнул к себе за спину в ту же секунду, когда раздался выстрел. Он только пошатнулся и тут же поднял оскаленную морду. Взглянув прямо в глаза застывшего в шоке снайпера, он резко вскинул обе когтистые лапы, и мощная неконтролируемая ядовито фиолетовая волна накрыла все улицы. Она буквально впилась острыми клыками в напавших и, выкручивая их тела, потащила вон из разрушенного города. Ломая их кости и с противным звуком разрывая орущих от боли людей. Кай держал ее до тех пор, пока не начали покрываться трещинами уцелевшие здания. Обломки стен и скрученный металл с шумом и треском последовали за телами людей. Весь этот мусор подняло над развалинами и, смешав в месиво из кровавых ошметков, закинуло далеко за пределы города.
Кайрен облизал кровавую пасть и, пошатнувшись, начал оседать. Вскрикнувшая Диана еле успела поймать его и с ужасом уставилась на разлагающееся тело своего альфы. Кайрен хрипел и выгибался в ее руках. Скалясь от боли и захлебываясь собственной кровью, которая начала превращаться в желтовато-зеленую гниль.
Они перенесли его в особняк Редмара, не решаясь отправиться в Блодхарт. Маркус выскочил за Эботом и уже через рекордные шесть минут ворвался в холл, за шкирку неся обалдевшего от скоростного перехода врача. Николас уже открыл рот, чтобы возмутиться, но шумно захлопнулся, когда и без того разгромленный особняк тряхнуло и выбило стекла всего второго этажа.
– Блядь, – выдохнул Эбот и, не проронив ни слова, стремительно кинулся в комнату раненного альфы.
Он был там все эти пять часов и пытался вытащить Кайрена, рвущего когтями мокрое от крови постельное белье под собой. У Кая был болевой шок, и он уже бредил, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Тело, покрытое многочисленными отвратительными гнойными язвами, запустило процесс регенерации, чем еще больше довело стремительно ослабевающий организм. Сыворотка не помогла. Они пытались вытащить из него эту мерзость, но она черной паутиной распространилась по всему телу и вцепилась в него, словно клещ. Она сжимала его тело изнутри и ломала кости. Добралась до мозга и теперь разрушала его изнутри.
Анрис был очень далеко. Тамара была рядом с рожающей Эрикой, и весь Блодхарт стоял сейчас на ушах. А они были отрезаны от них здесь. Крист сжал кулаки и, не моргая, уставился на стремительно чернеющее небо сквозь разбитые окна. Он уже чувствовал напряжение, которое густело в воздухе и кровавым привкусом оседало на языке.
– Командир! – заорал коммуникатор голосом Стива, – командир, у нас проблемы!
– Что происходит? – совсем не вовремя подал голос Седрик Редмар и встал рядом с напряженным человеком.
– Писец к нам мчится, и скоро все случится, – пропел Готфрид и сорвал комм.
– Это не ответ, человек! – зарычала леди Ингрем и оскалила разом удлинившиеся клыки.
У нее шерсть дыбом начала вставать от спокойного и равнодушного тона Криста. Тот даже бровью не повел. Редмар с непониманием уставился на необычного человека и взгляд его стал жадным, когда увидел стремительно затягивающиеся раны. Он уже открыл рот, когда особняк тряхнуло в очередной раз. Настолько сильно, что пол зашатался под ногами. Крышу сперва вмяло вовнутрь, а потом буквально оторвало с приличным куском стены. Маркус с трудом успел закрыть собой закричавшую Диану и отшвырнуть подальше Эбота. Ворвавшиеся к ним оборотни в немом шоке уставились на того, кто в следующее мгновение влетел в полуразрушенную комнату.
Огромные серые крылья заслонили свет, и высокая мужская фигура, словно сотканная целиком из морозных ветров, опустилась у подножья кровати, на которой корчился от боли альфа. Босой, с растрепанными по загорелым плечам серебристо-белыми волосами и одетый в одни лишь белые хлопковые штаны. Он сложил свои подрагивающие рваные крылья и, тяжело дыша, потянулся к Кайрену. Но пальцы застыли на полпути, так и не решаясь прикоснуться к гнойным язвам.
– Ри...
Его голос хриплый и больной. Потому что каждая рана на его теле огнем горит на его собственной коже. А еле слышные стоны голодными псами вгрызаются в его сердце. Вместо золотых искр глаз, он смотрит в абсолютно белые и не может оторвать взгляд от посиневших губ, покрытых алой кровью. Она течет по подбородку и тлеющим ключицам. Он видит, как слабо бьется покрытое гноем сердце под ошметками мышц и пожелтевших костей. Седые волосы слезают вместе с кожей, оголяя череп, и повсюду кровь-кровь-кровь... Он задыхается от ее соленого запаха и чувствует, как вырывается на волю все его безумие, сдерживаемое все эти дни. Он снова утопает в ненависти и боли, не слыша собственного воя, что рвется из груди.
Колени подгибаются, и он, разом обессилев, опускается на мокрую постель. Дрожащими руками обнимает истерзанное тело и прижимает к груди. Распахивая свои разорванные крылья и окутывая ими своего волка. Пытается защитить, укрыть от всех и самозабвенно прижимается губами к обезображенному рту. Целуя нежно и лаская так трепетно, словно в руках хрупкое наваждение.
Он не смотрит на других и не видит, какими глазами они глядят на них. Их голоса совсем не слышны за слабеющим стуком родного сердца. А он касается кончиками пальцев кровавых ран и шепчет без устали. Выводит узоры на безвольной ладони. Он целует почерневшие пальцы и, прижавшись к ним щекой, еле слышно шепчет:
– Я крыльями своими тебя укрою...
Его слова тонут в вое дикого ветра и грохоте земли. Они ползут языками пламени и гремят в раскатах грома. Дождем бьют по коже и оседают кровью на губах. Яркими узорами вспыхивая по рукам и плечам, все сильней дрожа на кончиках кожистых крыльев и ослепляя взрывом, окутывают его с ног до головы. Мягкие губы касаются твердых обветренных губ и нежно улыбаются, когда медленно распахиваются затуманенные золотые глаза. В них все еще нет осознания, и от слабости веки тяжелы, но руки кое-как сжимают предплечья.
– Ты мне снишься... – голос хриплый, и такое ощущение, что по связкам прошли наждаком, – ты мне снишься каждую ночь...
– Когда ты проснешься, то я больше не буду просто сном.
– Лжец...
– Когда это я тебе лгал, волчара? – возмущение вполне обоснованно.
– Мне перечислить? – язвительно бормочет альфа и глубоко вдыхает родной запах.
Перед глазами все расплывается, и кружится голова, но одно лишь лицо все так же смотрит на него. С лукавой улыбкой на самых порочных губах в мире и серо-голубыми глазами, искрящимися, словно звезды. Самое желанное лицо, с чувственной родинкой, которое он так любит вылизывать. И шелк волос, растрепанных, лежащих на плечах. Он светится весь, как лунный свет. Как та самая Хранящая Звезда из старых легенд. Она нашла его и светит сейчас для него в этой тьме. Только это всего лишь бред его разрушающегося разума. Потому что на самом деле его Небесный далеко. Его не может быть рядом и больше не будет. Он знает, что доигрался, и на этот раз выкрутиться не получится.
– Лио... Я должен ему сказать... – он лихорадочно пытается вырваться из накрывающей его тьмы, – я не успел сказать...
Его бормотание уже бессвязно, и глаза закрываются против воли. Ослабшее тело берет свое, и через несколько минут он засыпает крепким сном. А Алан смотрит на него и убирает свои крылья. Он трется лицом о колючую щеку тихо сопящего альфы и целует под сердцем. Прикрыв на мгновение глаза и с жадностью вслушиваясь в мерный стук.
Его свет затухает и вскоре совсем исчезает, оставляя перед онемевшими оборотнями до охренения злое божество. Только те еще этого не поняли, а вот Крист, молча, ждет взрыва. В том, что сейчас громыхнет, он даже не сомневается. Клыкастые идиоты в лице Редмара, его стаи и прочих членов Волчьего Совета с жадностью смотрят на крепкое загорелое тело, на котором сейчас нет ничего, кроме белых пляжных штанов. Он их понимает, честно. Не каждый день можно встретить настолько красивого мужчину, от чьей силы рвет крышу. Только самому Дагуре все до лампочки. Он целует и ласкает спящего оборотня. Причем с каждой новой нежностью на деревянной постели зеленеет еще одна веточка. Она уже пустила крепкие толстые корни, ломая пол. А спинка вся в переплетениях зеленых цветущих веток. Они похожи на двух лесных духов, и один из них сейчас охраняет покой второго, пока тот спит под темным мехом.
