Текст книги "Запах Вереска (СИ)"
Автор книги: Kapkan
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)
Ночная охрана, обходящая периметр, божится, что этот новый человек – само исчадие Бездны. Ведь как объяснить его невинный оскал и слова, сказанные бархатным голосом:
– Это всего лишь восхитительный сон, мальчики. Всего этого не происходит, – а за его спиной из своих распахнутых клеток, рыча, вылезают монстры.
Первый охранник оказывается вампиром впечатлительным и сразу же сползает в глубокий обморок. А второй икает и не в силах выдавить хоть слово тыкает пальцем в спину Алана. Последнее, что он запоминает, – это гротескно закатывающего глаза блондина и то, как он отталкивает морду мурлычущего под боком Пожирателя.
– Да, да, ты – душка, и я это знаю, – охранник всхлипывает и оседает рядом со своим напарником.
Гуляет Алан со своими новыми любимцами всю ночь, чем доводит Ридэуса до сердечного приступа, живность вокруг до ледяного ужаса и всех мечников до истерики. Особенно громко визжит борзый молодняк. Один только Свилион в экстазе, чего явно не разделяет весь остальной орден. И то, пока Салливан не возвращается в замок со всей этой оравой, которая лезет покусать всех, кто смеет к нему подойти. На вполне возмущенное нечленораздельное рычание Рида он пожимает плечами и отвечает, что малышам было одиноко и скучно. После этого вокруг него всегда крутится парочка этих тварей. Они трутся о его ноги, лезут мордами под его ладони, прося ласки, и рокочут, словно довольные коты.
Рид смотрит на это и с отвращением отводит взгляд. Он знает, что эти твари даже ночью спят в его комнате. Знает, что они сворачиваются клубком вокруг него и готовы порвать глотку любому, кто посмеет подойти к человеку. Пожиратели замка с каждым днем все трудней слушаются своих мечников. Вместо этого они предпочитают ночи охоты с Аланом и его ласки. Он смотрит с поразительной нежностью на этих монстров и воркует им что-то совсем тихо. Рид не может перестать думать о том, что эти монстры созданы только для убийств. Они не знают никаких эмоций, кроме нескончаемой жажды крови. У Алана Салливана они вымаливают ласку и дерутся за его внимание. Алан Салливан – тварь намного хуже Пожирателей...
*
Они ищут его уже почти месяц и не могут найти ни одного следа. Ни деньги, ни последние технологии этого века не могут дать ответ о местонахождении Алана. Осведомители Кайрена рыщут по всему миру и встряхивают одно правительство за другим. Кристофер пробивает сведенья по своим каналам, а Роберт за несколько часов ставит на уши весь криминальный мир заявлением о вознаграждении в несколько миллионов за головы мечников. Так что теперь орден разыскивает столько народу, что кажется, тем скоро невозможно будет больше прятаться. Но Кай знает, что те могут залечь на такое дно, где их невозможно будет найти. Он уже проходил через это, когда разыскивал этих вампиров. Он днями погружает себя в глубокий магический транс и ищет Алана повсюду. Но тот никогда не отзывается, вместо него всегда приходит Дагура. Кай чувствует, как он тянется к его рукам, как отчаянно смотрит своими прозрачными светящимися глазами. И это лицо Алана... его Алана, черт возьми! Он тянется изо всех сил, но никогда не может ни дотянуться, ни понять, где тот находится.
Алана он видит лишь раз. В зимнем лесу, где-то в горах. И, когда он зовет, на этот раз его слышат. Алан смотрит прямо в его глаза и шагает к нему. Он тянет руки, и Кай, наконец, чувствует тепло его кожи. Чувствует тепло рук, держащих его ладони, и не может вымолвить ни слова. Он хочет сказать так много, хочет зарыться носом в серебристо-белые растрепанные волосы и коснуться алых с мороза губ. Только его опережают, и он чувствует горячее, словно огонь, прикосновение ко рту.
Когда он открывает глаза, то снова оказывается в своем кресле в кабинете особняка. Окруженный со всех сторон дорогими родственничками. Диана осторожно стирает пот с его лба, а Роберт без слов сует ему в руки пойло Эбота. Кай осушает кружку одним глотком и кривится от горького привкуса. Кулона с его собственной кровью, который когда-то он подарил Алану, больше нет на шее. Только Роберт мрачнеет еще больше, а Крист сжимает губы в тонкую полоску. Взгляд его становится холодным и расчетливым.
– У нас мало времени, – жестко произносит он и, накинув на плечи кожаную куртку, выходит из гостиной.
Как оказывается, у них вообще нет времени...
В ту глубокую ночь в особняке Валгири находится сама семья и Арнелия с Тамарой. Из Салливанов только Готфрид со своей группой, которая в данную минуту закопалась в своем новом командном пункте. В весьма специфическом, потому что это старая церковь Волчьего Двора.
Кайрен снова заперся в своем кабинете и колдует. Он, не отрывая глаз, смотрит на играющие языки пламени в камине и шепчет все известные ему заклятия, пытаясь прощупать крепкую стену, которой от него мечники закрыли и себя, и Алана. Он не спит больше года и может пробыть без сна еще дольше. Альфа отлично помнит те века, когда бродил по земле, и днем, и ночью не смыкая глаз. Потому что это было единственной возможностью сбежать от кошмаров. Они вернулись к нему снова, только теперь их главный герой – Алан. И Кай больше не может так. Этот второй круг Ада грозится окончательно сломать его. Поэтому он не спит и в гробовой тишине дома плетет все новые заклятия.
Только на этот раз все по-другому. Он с самого утра не может найти себе места и чувствует, что скоро должно произойти что-то непоправимое. И оно растет с каждой минутой, пока не превращается в вой его зверя в груди. Кай напряжен до предела. Он пускает в ход всю свою магию, и мышцы дрожат от напряжения. Его сила клубится пламенем внутри и вырывается с новым отчаянием, чтобы прощупать ту нить, которую ищет. Он хватается за нее, словно утопающий, и следует в абсолютной пустоте. С каждым новым шагом его цель все ближе. Он почти чувствует ее и не видит шторм, разыгравшийся за окном. Он не чувствует, как дрожат стены, и как ходуном ходит земля. Всего этого для него сейчас нет, потому что ему, наконец, удается.
Магия мечников рвется под его когтями, словно старая тряпка. Их заклятия, пропитанные кровью, растворяются, открывая вид на громадные стены старого замка, вросшего в заснеженные скалы. Он вламывается сквозь их защиту и летит на зов, чтобы, оказавшись в огромном зале, почувствовать, как внутренности леденеют от ужаса. Потому что это олицетворение всех его кошмаров, бережно созданное мечниками.
Огонь факелов нервно дрожит на стенах и с каждой минутой все истеричнее. Мечники черными тенями стоят кольцом и все громче выкрикивают слова на неизвестном языке. Он видит проклятого Свилиона, напряженно застывшего на возвышении, и тень Ридэуса рядом с ним. А в нескольких шагах от них он видит Алана.
Корчащегося на полу в центре горящих холодным светом старинных символов. Все его тело покрыто глубокими ранами, и кровь алым окрашивает разорванную рубашку. Он закован в те же самые цепы и, сжимая зубы, скребет ногтями камни под собой. Его выворачивает наизнанку, ломаются кости, и по вискам текут слезы. Он выгибается дугой и бесполезно тянет вспыхивающие алым оковы.
Ему больно... ему отчаянно больно, и нет никого, кто поможет. Его одиночество вечно, и никто не услышит его криков. Никто не придет...
Кайрен воет, словно обезумевший зверь, и тянет к нему руки. Он пытается коснуться, пытается подойти, но не может. Он скалится и кричит, но никто не слышит его. А он только и может, что извиваться в невидимых путах и смотреть в почерневшие от боли любимые глаза.
– Алан!
Еще одна секунда, еще немного... Господи, пожалуйста... пожалуйста... Только не снова! Нет!
Его вышвыривает из видения под громкий нечеловеческий вой, от которого пол идет трещинами и взрываются стекла в окнах. Стену буквально сносит, и рушится крыша. Шторм на улице превращается в чертов конец света, а земля содрогается, испуская вместе с ним настолько чудовищный звук, который не описать ни одним словом. Страшный, сильный настолько, что кровь стынет в жилах. Этот крик самой земли. Он вторит тому безумию, которое вырывается наружу и полностью завладевает Кайреном. Он, шатаясь, вываливается наружу и не чувствует, как обращается.
– Кай! – кричит испуганный Маркус и, широко распахнув глаза, смотрит в горящие безумием алые глаза брата.
Тот просто застревает в полуобращенном состоянии, превращаясь в уродливое чудовище. Младший брат пытается достучаться до него, но теперь это невозможно. Полезшего Гора вообще чуть не отшвыривает на острые обломки торчащих балок. Его спасают крепкие руки быстро среагировавшего Криста. Тот ловит оглушенного оборотня в прыжке и, перегруппировавшись, успевает нырнуть со своей ношей за обломки стены, когда Кай окатывает все вокруг еще одной мощной волной разрушений и срывается в сторону скрипящего под штормом леса.
====== Порвется цепь ======
Остался без ничего в этом жутком городе
Стоп-сигнал мигает и телефонные линии оборваны
Холодный снег хрустит под ногами
Он забрал моё сердце, я думаю, что забрал и душу
Под светом луны я бегу
Подальше от резни палящего солнца
Движимый настроением
Я сделаю это вновь, не зная пощады
Открой свои глаза
Ты всё время плачешь
Детка, я вытру их досуха
Вспышки сыпятся на меня с небес
Я вижу как шторм поднимается с моря
И он всё ближе
И он всё ближе
Твой танец шимми раскачивает мою лодку
Оставляю меня на берегу наедине со своей любовью
Думаешь ли ты обо мне
Где я сейчас
Где я сплю, детка
Чувствую себя так хорошо, но я стар
2000 лет погони дают о себе знать...
Kings of Leon – “Closer”
Алан знал, чем все это закончится, с самого начала. Он знал все, что так старательно скрывали от него. О новых пяти терактах и нападениях, которые со дня на день должен был устроить Ватикан. Знал о покушении на королевскую семью Британии. О нападении на Вампирский Двор и еще о кое-чем. Но настоящей вишенкой на торте оказались его личное задание и ювелирное превращение Понтифика в полного козла отпущения. Старый идиот даже не догадывался о грандиозных планах Свилиона и продолжал отвлекать внимание на себя, пока магистр готовил свою персональную ручную зверюшку. Первой жертвой этой «зверюшки» должен был стать Кайрен Валгири.
О да, к этому убийству Салливана готовили тщательно. Натаскали так, что будь здоров. Плюсом во всем этом было то, что он, наконец, смог окончательно разобраться в воспоминаниях своих предков и голова перестала напоминать бомбу с часовым механизмом. Минус был в том, что Свилион каждый вечер с упоением и со зверской методичностью имел его мозг на тему высшего блага, предназначения и особенности. Алан был впечатлен. Вещал мужик в полном одухотворении. Просто охрененный мотиватор.
Только Свилион точно бы застрелился, если бы узнал, до чего на самом деле домотивировал Салливана. Но ни Свилион, ни Рид не могли прочесть его мыслей, и потому они не знали, как сильно желал Алан черного альфу. Они даже не догадывались о том, что бы он сделал с Кайреном. Он вылизал бы его с ног до головы. Вцепился бы зубами в крепкую загорелую шею и устроил бы настоящее родео на его чертовом восхитительном члене. Он бы впитал в себя каждый вздох, каждый стон. Спрятал бы от всего мира и исполнил любое его желание. Все, что угодно, любой каприз. Отдал бы все на свете за прикосновение к теплым губам. За запах разгоряченного тела и рассеянную улыбку. За блеск счастливых солнечных глаз и аромат кофе, запутывавшийся в его волосах. Все, что угодно, за этого мужчину, только за него.
А они не знали и готовили его для убийства. Ведь его эмоции были пусты для них. А о единственной слабости старшего Валгири не знал теперь только конченный идиот. Они даже не сомневались в том, что Кай предпочтет добровольно подставить горло вместо того, чтобы убить его. В этом не сомневался и Алан. Он словно наяву видел, как его Ри закроет глаза и смиренно подставит ему свою шею. Он даст убить себя и позволит уничтожить все, за что сражался все эти века. Он позволит Алану все, и тот отлично знал почему. Причина у них обоих всегда была одна.
И сегодня, наконец, наступил именно тот день, когда орден должен был получить то, о чем мечтал все эти годы. Вся патриотичная чушь, которой его пичкали весь последний месяц, свелась к грубому и грязному ритуалу пробуждения. Свилиону банально надоело ждать, и он решил, что для полного слияния Салливана и Искры нужен ритуал, который насильно заставит проснуться все его силы.
Силы на самом деле не спали, а бились под крепким замком. Так же, как и огромный кусок воспоминаний, до которого Алан не мог никак дотянуться, но чувствовал на самом краю сознания. И этот весьма своевременный ритуал должен был помочь ему разобраться с последним кусочком головоломки. Тем самым, который имел его лицо и криво улыбался во снах.
Именно поэтому он позволил привести себя в этот огромный каменный мешок в глубинах замковых катакомб. Вот почему он молча выпил кубок вина, преподнесенный Свилионом в качестве «подарка» преданному войну, который сегодня должен был навечно занять свое место среди других Мечников. Вкус наркотиков все еще горчил на кончике языка. Только он продолжал молчать.
Сейчас Алан стоял в центре кровавых символов, окруженный самыми древними членами ордена, и глубоко дышал, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. А вокруг дрожал свет старых факелов, и насмешливо мерцали глаза Свилиона.
Ведь он получил то, к чему стремился все эти века. С самой встречи с Ивоном Таль Анарсвилем. Таким прекрасным и холодным, словно вечная вьюга. Полным силой Небесных до самых своих краев и спокойным, как сама смерть. Он нес ее в себе, но отчаянно пытался сдержать ее разрушительные порывы. Он всегда смотрел на свой дар, словно на чудовище, и отчаянно боялся дать ей волю. Боялся потеряться в ее тьме. Ивон ненавидел свой дар и не желал давать волю всем своим силам. Алан не был таким. С самой первой минуты, когда он узнал о силе, которая медленно просыпалась в нем, он принял ее. Он не боялся окончательно раствориться в ней и щедро пользовался всем, что она могла ему подарить.
Свилион смотрел в стылые глаза Салливана и с наслаждением думал о том, что этот мальчишка станет венцом творения. Он закрывал глаза на все творимые им жестокости и с удовольствием пил его ненависть. А ее с каждым днем становилось все больше. Она горела в этом мальчишке злым огнем. И самым сильным ее источником стал Кайрен Валгири. Алан возненавидел его именно так, как и желал Свилион. Наконец, наконец, все будет именно так, как и должно было быть столько веков назад! Когда из-за проклятого черного альфы он потерял свое идеальное оружие и вынужденно бежал, инсценировав свою смерть. Он ведь понял тогда, кто вырезал весь Млэк-Алаин и Белокаменный город. Он знал, что Валгири придет за ним и за его Мечниками. Ему пришлось пожертвовать слишком многим, чтобы спасти своих вампиров и уйти. Он отдал многое, чтобы снова поднять орден и восстановить свою власть.
Только мир за это время успел сильно измениться. Появился проклятый трехсторонний договор о мире. Полное унижение и попирательство старых порядков. Люди подняли свои головы и объединились. Они разорвали мир на три части и возомнили себя равными вампирам и оборотням. А вампиры? Никчемная грязнокровная толпа, позабывшая свои вековые устои и былое величие. Они смешали свою кровь со всякой падалью и осквернили всю свою историю. Втоптали в грязь память обо всех тех, что когда-то отдали свои жизни за достойное будущее своих потомков. А чем ответили эти самые потомки?!
Ну, ничего, он все исправит. Он изменит порядок в мире и перепишет историю. От новой эры его отделяет всего лишь один ритуал. После него изменится все, и в этом новом будущем место рядом с ним займет это восхитительное существо. Салливан исполнит любой его приказ. Он на блюдечке принесет голову Валгири. А Валентин станет милым прощальным подарком Понтифику. Такой услужливой, наивной и амбициозной крысе, которую он удавит в самом конце, когда ее услуги больше не понадобятся. Сейчас же ему нужно немного подождать. Совсем немного, когда его белокурый мальчик, наконец, сольется со своей Искрой и растворится в ней...
Алан вслушивался в певучую молитву Мечников и вглядывался в темные провалы их капюшонов. Он смотрел на них и чувствовал, как с каждой минутой его еще больше ведет. Запах крови становился сильней, и от этого начинало тошнить. Сердце билось почти в горле, и нещадно ломило виски. Он уже с трудом держался на ногах, когда произошло это. Новый приступ, когда воспоминания схватили в свой капкан наяву. И теперь его больше не было в замке Мечников.
Алан стоял и смотрел на кровавый восход Кайрена Валгири. Вдали от них и одновременно настолько близко, что слышал, как сумасшедше бьется сердце Ивона. И это было больно, настолько больно, что разрывало изнутри.
Он видел бесконечную любовь в серебристо-голубых глазах. Он знал, как сильно любил Ивон. Он видел кончики пальцев, к которым так отчаянно тянулся Кайрен. Как выл и умолял альфа, бившись в своей клетке.
Истерзанный, израненный, со сломанными крыльями, прибитыми к каменному полу разрушенной галереи. Ивон шептал и звал своего волка в последний раз. Он видел первые лучи солнца и знал, что это в самый последний раз. Так отчаянно жалел, что не успел сказать так много. Не сумел оправдать надежд и теперь бросал в одиночестве того единственного, кого сумел полюбить. Но хоть в последний раз он так мечтал ощутить вкус поцелуев и обнять своими крыльями.
А ведь его глупый волк все еще не хотел осознавать, что это конец. Что времени для них больше не осталось. Оно и так было щедро к ним. А теперь взимало плату за каждую свою минуту. Но видят Небесные, он ни о чем не жалел. Только об одном, что подвел своего волка. Погнался за честью и, сохранив ее, предал его.
Ивон смотрел на Кая и до самой своей последней минуты не желал видеть ничего, кроме его глаз. Он так хотел запомнить его. Унести с собой воспоминания о его голосе, о нежных руках, все его тепло, в котором он купался все это время. Пусть остаться одним лишь блеклым воспоминанием, но первой любовью в верном волчьем сердце. Потому что в обмен он отдал свое так давно. А за спиной белел рассвет, и он неумолимо приближался...
Кайрен до крови ногтями царапал пол своей клетки и пытался вырваться из своих оков. Он клял, молил всех их об одной лишь жизни. Он выл, словно безумный, и все пытался дотянуться хотя бы до окровавленных кончиков любимых пальцев. Он клялся, что все будет хорошо, он всем сердцем верил в это. Верил, что успеет, но первые лучи коснулись израненных крыльев.
Кай рвался из своих цепей из последних сил. Не чувствуя слез, текущих по лицу и не слыша тот животный рев, который рвался из груди. Перед его глазами все еще стояла последняя улыбка на нежных губах, и тихий шепот ввинчивался в виски.
Люблю...
И больной крик. Он рвет его сердце на куски. Он убивает в нем все человеческое, и металл гнется под обрушившейся силой. Только уже все равно. Слишком поздно, но он так отчаянно надеется, что кидается вперед. Пепел рассыпается на его руках, а вместе с ним умирает и он сам...
Он умирает каждый день. Каждый час. Только смерть насмешливо обходит его стороной. Она не забирает его. А в груди день изо дня разрастается тьма. Она течет по венам и затмевает разум. В нем нет больше ничего человеческого. Нет ни желаний, ни эмоций. Он пуст и разрушен. Сердце его бьется, словно хорошо отлаженный механизм. Оно не ускоряется ни на мгновение, когда он входит в Млэк-Алаин. Оно не сбоит и не подает голоса, когда его когти рвут всех вокруг. Он пьет их кровь, вгрызается в их тела и не чувствует абсолютно ничего, когда смотрит в полные ужаса детские глаза. Он знает лишь, что любит слушать крики и чувствовать вкус их крови.
Он любит запах горелой плоти и животные визги, когда горит Белокаменный город. Цепи звенят музыкой, когда ветер раскачивает трупы на навечно почерневших стенах. Любит холод зимних ночей и их тьму, потому что они скрывают в своих недрах его разорванных жертв. Их много, очень много, а вот покоя нет ни капли.
Он ненавидит посеревшие руины старого замка. Потому что под его сводами их общая с НИМ могила. И он бесконечно влюблен в их безмолвие, потому что только там он может услышать ЕГО.
Одна могила на двоих. Один холод для двоих и тьма, где их никто больше не разлучит. Они мертвы... мертвы... мертвы...
– Ри!
Голос, вырывающийся из груди, похож на крик сумасшедшего. Алан невидяще смотрит вперед и кричит, не в силах остановиться. Слезы текут по его щекам, и на лице такая мука, словно он умирает здесь и сейчас.
– Ри! – он рвется вперед и не видит ошеломленные лица ничего не понимающих Мечников.
Ридэус и Свилион изумленно переглядываются и переводят взгляды на Алана.
– Не останавливайтесь! – орет своим Мечникам Свилион, – нужно довести ритуал до конца.
Только Алан даже не реагирует на рявкнувшего на него Рида. Он невидяще протягивает свои дрожащие руки и словно пытается докричаться до кого-то. А с его губ продолжает срываться одно единственное имя. И в голосе Салливана столько отчаяния, столько боли и нежности, что пробирает до самых костей.
– Ри... – Ридэус смотрит в пылающие холодным голубым цветом нечеловеческие глаза и понимает, кого этим именем зовет Салливан.
Он был прав. Он ведь знал! Чего он никак не может понять, так это то, почему именно этот волк. Из всех мужчин на этой проклятой планете, почему именно этот?!
Но ответа он так и не получает, потому что стоит Алану сделать еще один шаг, как кровавые письмена под его ногами вспыхивают холодным голубым светом. А в следующую минуту Рид ошарашено смотрит на серебристые кандалы на запястьях и такой же ошейник на шее Салливана. Его резко оттаскивает назад и цепями рвет к полу.
Рид резко поднимает голову на Свилиона и видит точно такой же шок на его лице. А между тем зал буквально трещит от резко наполнившей его магии. Она отшвыривает их назад и воронкой скручивается вокруг рухнувшего на колени Салливана. Тот уже воет на одной ноте и пытается вырваться из сковавших его оков. Замок ходуном ходит под ногами. Вокруг завывает ветер, и огонь взрывается во всех факелах. Он ползет по стенам, охватывает весь каменный потолок и стремится к Алану. Стены трясутся, начинают рушиться одна за другой. Мечники только и успевают, что увернуться от летящих на них обломков. Свилион пытается в одиночку закончить ритуал, но при первых же словах его отшвыривает назад с такой силой, что если бы не Рид, то его размазало бы по стене.
А печать под Аланом горит холодным белым светом. Она древними письменами вспыхивает на его оковах и жжет кожу. Раскаленными прутами ввинчивается в разум и безжалостно срывает последние блоки. Она сдирает с него кожу и оголяет нервы. И вот оно, вот здесь, прямо под толстыми вековыми плитами и ржавыми замками. То, что так милостиво было скрыто до этого дня. И всех этих воспоминаний так много, что он просто не выдерживает. Они ломают его под своей тяжестью. Рвут его душу снова и снова, оскверняют его плоть.
Алан лежит, хватая ртом воздух, и с ужасом вглядывается в тот мрак, что хранит память. Теперь он видит это собственными глазами, проживает тысячи жизней за эти краткие минуты. Слезы душат его, и внутри столько боли, что она сжигает его. Он царапает пол, ломая ногти в кровь, и воет, не в силах выдержать.
Из века в век, из года в год, покуда течет бессмертное время. Вечно бродить по земле, не зная покоя, не зная света. С ярмом проклятой на прекрасном челе. Рождаться и умирать в муках, не забывая ни одного дня. С гордостью, втоптанной в грязь, и бесконечной болью взирать. Скулить у ног сильных мира сего, вымаливая милости каплю...
И безжалостные взгляды, когда оковы смыкаются на руках и шее. Он падает с небес, и в ушах грохочет ветер. Он заклеймен, проклят на веки. Он сброшен в самые недра тьмы и сломлен. Его белоснежные сильные крылья кровавыми ошметками волочатся по обожженной земле. Они рвут его волю, сжигают в прах, сковывая навек. Они клеймят его уста и вырывают глаза. Он слеп, и кровь течет из прогнивших ран. Проклятый, грязный, недостойный...
Он заперт в своей клетке сотни лет, сотни веков. Бродя по миру в слабом, ничтожном теле. Лишенный всех своих сил и попытавшийся хоть как-то смириться. Он пытается найти свой путь среди людей, среди тех, кого совсем недавно оберегал под тенью своих сил. Чью дорогу благословлял нежным шепотом. И от того больней, когда они предают его. Он не ждет ни ненависти от них, ни страданий, ведь он был честен с ними, всегда помогал по мере сил и был справедлив.
Только теперь людям плевать на все это. Их души чернее золы, чернее Бездны, и глаза их грешны. Когда это происходит впервые, он думает, что тысячу раз было бы милосерднее, если бы они убили его. Но он заперт в хрупком нежном теле, и девичьих сил не хватает, чтобы отбиться, чтобы спастись.
Он не знает их лиц, не знает, за что они наказывают его. Они рвут его тело, втаптывают в грязь его гордость. Смеются над головой и сжигают его разум грязью своих поганых языков. Он помнит свои крики и мольбы, на которые не оборачивается никто. Они зажимают ему рот и, заломив руки, продолжают насиловать. Что им слезы и боль? В этот день он умирает впервые...
«Из века в век, из года в год»...
«Дагура»...
Его больше нет. Он умирает с каждым своим рождением. Его сжигают, избивают камнями, и тело рвут дикие псы. Они травят его и уродуют лицо, потому что оно настолько прекрасно, что околдовывает не первого мужчину. Они ломают его кости и выворачивают кишки. Он замерзает с голоду глубокой зимой, потому что никому нет дела до обессиленной мольбы грязной нищенки.
Света в его глазах больше нет. Там зарождается Бездна. Он ходит по земле, меняет города один за другим. Всегда один, получая плевки вслед и глухую ненависть. Он видит голод и смерть. На его глазах зарождаются и гибнут королевства. Он встречает начало вековой войны, которая унесет не одну жизнь.
Только сам он давно уже мертв. Влача свое жалкое существование и запоминая каждый прожитый день. Потому что все они полны боли и унижений. Они наполняют его сердце тьмой и ненавистью. И в какой-то миг ее настолько много, что весь его былой свет захлебывается. Нет больше Небесного, есть только тьма, которая жаждет крови. Он вырвется на волю, чего бы ему это не стоило, он найдет выход из своей клетки.
Он помнит! Он, наконец, все помнит. Гнева с ненавистью так много, что он взорвется, если не выпустит все это из себя. Он стоит на коленях и, вцепившись в собственные волосы, ревет так громко, как может. Выплескивая все, что накопилось за эти века.
Магия рвется из-под контроля и бьет по стенам замка. От его рева содрогается вся земля, все вокруг, и крепкие стены не выдерживают. Они взрываются и выпускают из себя мощную волну магии. Она окатывает собой горы и плавит под своей жарой, а земля воет под ногами. Покрываясь трещинами и превращаясь в глубокие провалы. Ветер с корнем вырывает деревья, и стоит такой грохот, от которого рвет перепонки ушей. Магия осушает все вокруг и втягивается обратно.
Стоит Свилиону с трудом продрать глаза, как он чувствует рядом окаменевшего от напряжения Ридэуса. Тот смотрит на что-то, не в силах и моргнуть. Старый вампир прослеживает его взгляд и захлебывается воздухом.
Алан стоит на ногах, и цепи, удерживающие его, осыпаются пеплом. Он тяжело дышит, и влажные грязные волосы, упав на лицо, полностью скрывают его. Он сжимает кулаки, и плечи его начинают трястись. А через минуту глухую тишину рвет на куски дикий громкий смех. Он поднимает голову, и в ту же минуту за его спиной разворачиваются огромные грязно серые крылья. Перепончатые, а вместо костей видны золотые наросты. Рваные, местами похожие на сплошные лохмотья, которые трепещут на ветру, словно грязная ткань, с которой играет ветер.
Он врывается в воздух и тянет руки к своей свободе. Слизывает с губ вкус ветра и смеется, словно сумасшедший. А на земле стоят разинувшие рты Мечники и смотрят на него. Он ловит их мысли, читает души и видит одни черные грехи. Они нравятся ему, очень нравятся. Потому он будет рвать их на куски так долго, смакуя на вкус их кровь и наслаждаясь их криками.
Свилион и рта не успевает раскрыть, когда перед ним оказывается искаженное безумной улыбкой лицо его «Искры». Тот смотрит прямо в глаза, и впервые старый вампир каменеет от ужаса, потому что не может понять, что они выпустили...
*
Кристофер ненавидит чертовых Валгири, чертового Анарсвиля, чертовых Небесных и чертового Роберта Салливана, которому приспичило сделать его чертовым крестным отцом своего взрывного сынка. Ну чего ему не хватало его ФБР? Отстреливался бы сейчас в какой-нибудь горячей точке и был бы счастлив. Он, мать вашу, не подписывался участвовать в этом проклятом фэнтези имени Джона Толкина!
Только вместо все тех же милых и родных террористов сейчас он на самой психической скорости гонял по крутым дорогом венгерских гор. Рядом сидел бледный, словно полотно, помощник и клялся задницей своего папочки, что никогда больше не сядет в одну машину со своим тронутым крышей командиром. Стиви был мальчиком весьма впечатлительным, но сегодня Крист и вправду превзошел себя. Нервы в последнее время частенько шалили. Видимо, признак неминуемой старости.
Кайрен Валгири рванул, хрен знает куда, еще прошлой ночью. В Лондоне был взорван Тауэрский мост, в Эдинбурге вовсю полыхали целые кварталы и шли перестрелки. Власти подняли армию, гражданским скормили версию о террористах. На самом деле Аль-Каиде даже не снилось ТАКОЕ. Вампирский Двор пережил новое нападение и был почти уничтожен. Валентин вместе со своей парой исчезли, и Крист подозревал, что Ватикан добрался до них. И теперь это.
После стольких дней, они, наконец, смогли вычислить местонахождение Мечников. После разрушения особняка Валгири и исчезновения Кайрена природа еще долго продолжала бушевать. Когда же Гор пришел в себя, он прихватил своих парней и рванул по следам своего альфы. Сам же Готфрид смотался в Волчий Двор к своим. Он подсознательно чувствовал, что все это связанно друг с другом и уже знал, что происходит.
Спутники за считанные минуты выдали координаты эпицентра той чертовой хрени, которая творилась сейчас. Где-то в горах Венгрии, среди развалин замка. На большее этой треклятой железки не хватило. Все сигналы отрубило мгновенно.
Роберту и Анрису он звонил уже из своего внедорожника. Следуя за целой оравой оборотней, вампиров и еще чего покрепче под предводительством Маркуса. Когда они рванули в сторону леса, Крист подумал, что повредился умом не только он. Но стоило им пересечь черный мост, как лес неуловимо изменился. Воздух стал острее, холоднее. Зеленое нутро леса постепенно расплылось и превратилось в заснеженный лес и линию горного хребта.
