Текст книги "Запах Вереска (СИ)"

Автор книги: Kapkan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 54 страниц)

– Если еще хоть раз, – тихим и дробящим тишину голосом прошипел Алан, – эта тварь поднимет руку хоть на кого-нибудь, я порву его на ремни, и его задница уж точно больше никогда не сможет никого обслужить!

Хлыст, так удобно легший в руку, с треском был разломан и кинут в задыхающегося от злости Питера. Больше не обращая на них внимания, он повернулся к слугам и рявкнул:

– Быстро взяли картину в руки и как пуп земли понесли в мастерскую! – когда же слуги кинулись выполнять приказ, тон его стал мягче, – ну, ты и герой, Джер! Вставай, давай, Терминатор мой горемычный. Пойдем, посмотрим, что у тебя с рукой.

– И не такой я уж и горемычный, мастер Салливан, – пробубнил Джереми, но, послушно опираясь на руку усмехнувшегося Алана, последовал за ним.

А вот Питеру так не повезло. Он уже возмущенно открыл рот, когда его, как нашкодившего котенка, вздернули вверх и одной лишь рукой прижали к стене.

– Ты доигрался, – зарычал ему прямо в лицо Кай, и от его оскала у темноволосого парня похолодела кровь.

Вряд ли в эту минуту Кай смог бы заметить хоть что-нибудь, кроме мальчишки, которому в данную минуту методично ломал руку и с наслаждением слушал настоящий вой, перемешанный с воплями и всхлипами. Поэтому он и не увидел стоящего на верху Алана, который не отрываясь смотрел на него и на Маркуса. Который, как последний камикадзе, попытался вмешаться, за что и огреб по морде и отлетел к стене.

– Я говорил тебе не подходить и даже не дышать в сторону этой картины? – удивительно ласковым и нежным голосом спросил мужчина, и выросшие когти до крови впились в кожу, – глупый мальчик, надо было уходить, пока была такая возможность.

Питер закричал еще громче и, захрипев, потерял сознание. Кулем свалившись на пол и мелко дернувшись. В то время, как Кай с каменным лицом продолжал стоять над ним и размазывать на пальцах теплую алую кровь. Сейчас он был именно тем чудовищем, лишь имя которого заставляло нервно креститься и молиться на всех известных языках.

Дальше смотреть Алан не стал. Он уже увидел пришедшего в себя Маркуса, который, несмотря на свой недавний полет, подошел к брату и положил руку на плечо. Младший Валгири был именно тем, кто все еще мог удержать брата. У него же сейчас были совершенно другие заботы и назревший только что самоанализ на тему: «Хотя бы пять причин, почему я только что не наложил в штаны от режима «Джек-потрошитель» Кайрена Валгири»...

Алан так и не узнал, что стало с Питером, только увидев более-менее спокойное лицо Маркуса, он понял, что канадец все-таки не стал бифштексом с кровью для одного субъекта. Что же касается Джереми, то тот отделался лишь растяжением мышц на руке, когда упал, но ахающая и попеременно матерящаяся Диана не успокоилась, пока не затащила его к врачу. Семья довольно радостно приняла новость о скоропостижном... Эээ, то есть, поспешном отъезде осточертевшей моделишки. Деталей никто не уточнял, но пустая стена над лестницей говорила о многом. Вот с ней-то и оказалось больше мороки. Нижняя часть наполовину была изодрана, и, если раму можно было восстановить за пару дней, то на восстановление холста пришлось потратить больше времени. Но, к счастью, с помощью давнего друга-реставратора, за которым Алан уехал в маленькую деревушку Сан-Жуль на юге Франции, полотно было восстановлено. Причем, за весь этот месяц Алану все уши прожужжали древностью холста и одним единственным вопросом, ответа на который у него не было. Кем был прекрасный воин? Дизайнеру самому до зуда в печенках хотелось это узнать. Особенно после того, как вернувшись однажды вечером с очередного, так называемого, собрания бизнесменов, Кайрен, как загипнотизированный, застыл в дверях, не отрываясь глядя на занявший свое прежнее место портрет.

В то время, как остальные собрались вокруг картины и обсуждали работу мастера, он был молчалив. И только потом, когда рядом, кроме Алана, не было больше никого, подошел ближе. Они таки продолжали молча стоять рядом друг с другом и смотреть.

– Выглядит неплохо, – наклонив голову к плечу, задумчиво произнес американец, – как думаешь?

– Вполне неплохо, – таким же обыденным тоном ответил Кай и неожиданно протянул ему бокал с вином.

– Определенно, – ухмыльнулся Алан и принял бокал, а вместе с ним и молчаливую благодарность...

В ту ночь Салливан так и не сомкнул глаз. Лежа в огромной постели и ворочаясь с одного бока на другой. Каждую минуту вспоминая те моменты, когда, придя чуть раньше Поля, он находил в мастерской старшего Валгири. Склонившегося над портретом и пристально вглядывающегося в не по-человечески красивые черты с каким-то болезненным блеском в глазах. Чаще всего альфа уходил, едва услышав в коридоре его шаги, но были дни, когда он вот так зависал, не обращая внимания ни на что, и тогда Алан, прикрыв дверь, уходил.

В таком же трансе утром нашла его Диана. Сидящего в кресле и неотрывно смотрящего на портрет. Она молча пододвинула к нему пуф и села рядом. В руках у нее дымилась чашка теплого какао, Диана была немного заспанная и в плотно запахнутом халате поверх ночной рубашки.

– Он всегда притягивал взгляд, – рассеянно произнесла она, – только он терпеть не мог этого.

– Расскажи мне о нем, пожалуйста, – так же тихо ответил Алан, – ТАК не смотрят на портрет незнакомца, хоть и какого-то там предка. Кто он?

Диана нервно провела рукой по волосам и, отведя глаза, сказала:

– Помнишь, я говорила о том, что нас нельзя убить и что за обладание хоть одной каплей нашей крови вампиры и оборотни готовы на все?

Дождавшись кивка, она продолжила, уже невидящим взглядом уставившись на белокурого воина.

– Он стал началом всего этого. Таль Ивон Анарсвиль, мой родной брат, самый великий мечник Драгмирии и... Пара Кайрена... Его Луна...

Алан вздрогнул и удивленно посмотрел на нее. Но Диана так и не шелохнулась, словно погрузившись с головой в далекое прошлое. Она сжала чашку в руках так сильно, что тонкие пальцы побелели от напряжения, но даже сильная рука, накрывшая ее руки, не изменила ничего.

– Много веков назад, когда шла ожесточенная война межу хладными и волками, у пограничного города Тарахин некоронованный король оборотней столкнулся с командиром отряда мечников...

Комментарий к Страсти по-волчьи *Геронтофил – человек, склонный вступать в половую связь с людьми пожилого возраста.

====== Между закатом и рассветом... ======

Рассвет еще далек,

Но тает грим любви,

Усталость вижу и смятенье,

Взглянув в глаза твои…

При свете ты – никто,

И растворишься с новым днем,

Одна, но против всех течений,

Быть вне закона – твой закон.

Играть в твою игру,

И разрушать себя,

Я не хочу рубить на части,

Свой мир и собственное я…

Но словно яд во мне –

Твой танец тысячи ночей,

Ты топишь в них мечту о сказке,

Боясь остаться вдруг ничьей…

Одно мгновенье, короткий миг-

Острее боли твой прощальный крик.

Каждый рассвет

Ты исчезаешь в поднебесье,

Каждую ночь

Как наважденье мчишься ко мне.

Не удержать тебя,

Тебе не объяснить,

Что ненавидеть слишком просто,

Трудней любить такую жизнь...

Ария – “Наважденье”

715 год. Драгмирия

«Это добром не кончится», – мрачно звенит в голове, и, словно в утверждение, слышится разъяренный вой ветра.

Но Маркус не обращает внимания и переходит на рысь. Огромный серо-бурый волк мчится по звериным тропам Железного Леса. Ночь в самом своем разгаре. Тонкий серп луны пробирается сквозь рваные облака и бледным светом озаряет почти голые деревья. Осень во всю разыгралась, и ветра уже не щадят никого. Ливни все чаще приходят в эти земли и приносят с собой первые холода. А вместе с ними они доносят первые запахи зимы. Какой будет она в этом году? Чем закончится для клана?

Младший знает лишь то, что опасность слишком близка. Она подкрадывается незаметно и готовится к смертельному прыжку. А то, что он именно таким и будет, волк не сомневается. Война идет так долго, что всем уже встала поперек горла, и теперь все только и мечтают закончить ее побыстрей. Но кто победит? Сейчас они заклятые враги, а что будет потом? Ведь уже сейчас что-то неуловимо меняется. Эти перемены скрыты в осторожных взглядах серебряных глаз белокурого воина. В рассеянной улыбке брата, когда тот думает, что его никто не видит. В собственном биении сердца, когда на поле боя глаза все время безошибочно находят горящие негодованием девичьи глаза. И в смущенно алеющих щеках, стоит только им встретиться. И в попытках скрыть то, что они оба чувствуют. Но ведь нельзя обманывать себя вечно. Только выхода из этой ловушки нет. Ни для него, ни для Кайрена.

Совету старейшин поперек горла встало поведение альфы. Они же ведь думали, что он станет их марионеткой. Будет есть с их рук и, как преданный пес, выполнять любые их приказы. А на деле оказалось, что все будет наоборот, что это им придется прогибаться под него. Последней выходкой, которая переполнила чашу их терпения, стало убийство Килона. Зарвавшегося идиота, возомнившего себя пупом земли лишь из-за того, что его сестру прочили в пары Каю. Причем эту волчицу очень уж активно подсовывали брату. Нет, было бы лицемерием говорить, что она не достойна. Сильная, умная, хитрая и преданная своему клану. Идеальная партия, которая со временем принесла бы Совету власть и силу Кайрена на золотом блюдечке с голубой каемочкой.

Этот план бы удался, если бы Кай не был Каем, а Совет был бы более расторопным, и Килон – более умным. Однако он был редкостным ублюдком и, к тому же, совершенно безмозглым. Вмешавшись в дела Кая и плетя интриги за его спиной. Поэтому сейчас его голова и украшала стены Млэк-Алаина, шуму это подняло много. Потому что вскоре рядом с ним красовалась голова барона Дариона. Последний, кстати, очутился там за измену короне. Но проторчать ему, а точнее, его черепушке пришлось недолго. Солнце на следующий день же испепелило его. Если бы только вампиры и оборотни знали, кого по неосторожности свели. Командир мечников и желтоглазый альфа умело убирали чужими руками своих врагов. При этом белобрысый вампирчик оказался крайне злопамятным.

Так что, Совет рвал и метал, требуя к себе Кая. А тот опять плюнул и после двухнедельного боя на границе умчался на свидание. Плюнув и на безопасность, и осторожность. А если бы за ними следили? Времена сейчас совершенно не располагали к свиданиям, но когда это останавливало этих двух безмозглых проходимцев? Вот и мчался Маркус в такую погоду по лесу, старательно пытаясь не потерять еле уловимый запах брата, который и так с трудом удалось уловить. Если бы не родная кровь, он бы сейчас круги нарезал по чаще, как несмышленый волчонок.

Серо-бурый волк лишь редко рычал своим мыслям и шел по звериным тропам. Он был уже практически у старой хижины, когда встал, как вкопанный, и навострил уши. Впереди кто-то был и этот кто-то так же, как и он, бесшумно пытался подобраться к дому.

Маркус за считанные минуты напрягся и, чувствуя, как еле заметно меняется обыкновенный волчий облик, поднялся на задние лапы. Выпрямившись, оборотень оскалился и, рывком выскочив из густых кустов, набросился на вскрикнувшего от неожиданности вампира. Покатившись по земле, он уже замахнулся когтистой лапой, когда увидел, на ком так удобно восседает.

– Ты? – опешив, прошептал он.

В ответ, по морде заехали сапогом...

Нет, и как Диана только позволила себя впутать во все это? Пролетая мимо верхушек деревьев и морщась от бьющего в лицо холодного ветра. Но даже это не могло ее остановить. Она спешила к брату с тревожными вестями, которые ей совершенно не нравились. А вообще, после того как вампиры дважды упустили черного альфу, Двор был в ярости. Начиная с правителя и кончая придворными. Спокойствия не принесла и казнь барона Дариона. После этого в Млэк-Алаине начались самые жесткие проверки. Стоило только кого-то заподозрить в измене, как следовал арест, который не всегда кончался принесенными извинениями и освобождением. Валентин был зол и железной рукой начал наводить порядок в Вампирском Дворе. Это тревожило, особенно после того, как к нему присоединились и отец с магистром. Даже при таком положении дел Ивон не перестал раз в месяц на несколько дней исчезать. Совершенно спокойно объявив, что в эти дни он встречался со шпионами хладных. Но как долго он собирался лгать, рискуя каждый раз и все равно встречаясь со своим волком?

Бросить его она не могла и поэтому вопреки протестам и скандалам, устроенными матерью, последовала за ним на войну. Чтобы быть ближе и прикрывать задницу этого влюбленного кретина! Да, исключительно из-за этого, и серо-бурый волк здесь совершенно не причем!

Идиот! И о чем он только думает?! Ясно же, что волочится за очередной драной сучкой, вместо того, чтобы за братцем своим похотливым проследить. Ууууу, два сапога пара. Что один братец, что другой, и, главное, так смотрит, словно дырку прожечь хочет. Скоро даже кожа воспламенится от этих пристальных взглядов. Не подходит, не говорит ни слова, всего лишь смотрит...

Недовольно проворчав очередное оскорбление, хладная опустилась на узкую тропу между старых деревьев и бесшумно скользнула вперед. Она была уже рядом с хижиной, когда услышала это. Кто-то бесшумно крался к дому, причем старательно маскируя собственный запах. Диана напряженно замерла и, стараясь быть бесшумной, вытащила клинки. Тенью скользнув мимо темных деревьев и совсем близко подобравшись к кустам. Но она совершенно не была готова к тому, что в следующую минуту из этих же самых кустов на нее прыгнул огромный вервольф и повалил на землю. Хладная зашипела и, оскалив клыки, приготовилась драться, когда замахнувшийся было оборотень замер, широко распахнув глаза, и прорычал:

– Ты?

Двинула она Маркусу из принципа.

– Ах ты, сука! – взвыл оборотень и, отскочив назад, приготовился к новой атаке.

– От ублюдка шлюхи слышу, – оскалилась Диана и встала в боевую позицию.

Ее слова стали последней каплей, и Маркус слетел с катушек. Он в один прыжок оказался перед ней и с такой силой ударил по лицу, что та просто отлетела к стволу дерева. Рухнув на влажную землю и злобно зарычав, хладная изогнулась и, выпустив огромные когти, кинулась на оборотня. Исполосовав ему морду и ударив в солнечное сплетение. Маркус сплюнул кровь и, вывихнув тонкое плечо, опрокинул ее.

Они грызлись, как бешеные псы, кусаясь, царапаясь и нанося беспорядочные удары. Переломав несколько деревьев и основательно пропахав землю мордами друг друга. Причем сопровождая все это громкими матами, да такими, что ушам впору было в трубочку свернуться. На задний план отошли и братья, и необходимость быть незамеченными. Они настолько потеряли контроль над собой, что просто не заметили, как оказались перед покосившимся крыльцом хижины.

– Мы вам не мешаем?

Ехидный голос заставил замереть на месте. Вышла весьма живописная композиция: пылающая праведным гневом вампирша сидела верхом на здоровенном оборотне и отчаянно пыталась порвать его пасть. А тот вцепился лапой в ее горло и с каждой минутой все сильней сжимал пальцы, до крови царапая тонкую кожу. Но им все-таки пришлось остановиться, наткнувшись на две пары раздраженных взглядов.

Дверь в дом была распахнута, и на крыльце стоял полуобнаженный Кайрен в сапогах и облегающих крепкие ноги штанах с развязанной шнуровкой, скрестив руки на груди и зло сузив золотые глаза. Рядом с ним с растрепанными и распущенными волосами стоял такой же недовольный Ивон. Завернутый в длинную накидку из черного меха (которая ну совсем не скрывала алых засосов на шее и плечах) и держа в руке меч.

– Мм... Добрый вечер? – невинно хлопая глазами, просипела Диана...

Нет, она знала, что брат со своим мохнатым не чаи гоняет, но видеть их вместе собственными глазами было несколько... Странно? Никаких ссор, ни драк. Кайрен полулежал на старой кушетке, заваленной мехами, спиной опираясь о стену, а между его широко раздвинутых ног, расслабленно откинувшись на крепкую грудь, полулежал Ивон. И оба с одинаковыми ехидными ухмылками смотрели на них. Как на нашкодивших детей! Причем ей и Маркусу досталось место на полу перед камином, и этот факт невозможно было смягчить даже шкурой под ними.

– И? – многозначительно изогнул бровь мечник, – что же такого могло случиться, что вы решили весь лес на уши поставить?

– Просто у кого-то кое-что в заднице играет, вот и кидаются на приличных, ни в чем не повинных вампиров, – съязвила Диана и поправила растрепавшиеся волосы.

Хоть раны и зажили, но следы от волчих когтей все еще ныли.

– Что? – зарычал Маркус и скрестил руки на груди, – если бы эти «приличные вампиры» ночью по лесу не крались, с ними ничего не случилось бы.

– Это ты меня сейчас учить будешь, что делать, вшивый пес?! – оскалилась девушка.

– Осла и то быстрей можно научить петь, чем тебя, моль бледная, – скривился оборотень.

– Я НЕ БЛЕДНАЯ, А БЕЛОКОЖАЯ!!!

– И истеричка, – потерев ухо, поморщился брюнет, – горластая, к тому же.

– Они тебе никого не напоминают? – не отрывая глаз от ссорящихся и совершенно не замечающих никого вокруг, прошептал Ивон.

– Да, – пророкотал Кай и, зарывшись носом в серебристо-белые волосы, нежно укусил загривок, – только никак не припомню кого. Поможешь вспомнить?

От этого низкого вибрирующего рычания в голосе у Ивона сбилось дыхание. Шершавый язык прошелся по шее, и вслед за ним горячие губы спустились на плечо. Меж тем руки, до этого расслабленно лежащие на животе поверх меха, пришли в движение. С силой пройдя по бокам и забравшись в складки накидки, начали бесцеремонно гладить грудь, медленно подбираясь к соскам. Белокурый вампир зашипел и, выгнувшись, зажмурил глаза.

– Ты что творишь, сволочь, – еле выдавил мечник, бросив быстрый взгляд на ругающихся Диану и Маркуса.

– Всякие непотребства, – укусив острый кончик уха и легонько оцарапав набухшие бугорки, прошептал Кай, – так что молчи и получай удовольствие.

И Ивон замолчал. Он просто не мог сопротивляться этим губам и рукам. Таким нежным и в то же время требовательным. Не просто ласкающим, а боготворящим его тело. Доводящими до исступления и полностью парализующими волю. Заставляющими превратиться в один комок похоти. Закрывающими от всего мира и дарящими покой. Стоило ему только оказаться в этих объятиях, как больше не было ничего. Ни тревог, ни забот, лишь необузданный поток жарких чувств, уносящих его далеко.

Так и сейчас... Он мог лишь чувствовать, как мутнеет в глазах от ласкового шепота, как тело тает от очередных ласк и как по коже сотнями змей ползет возбуждение. Оно уже впилось в вены и заставляло печь внутри. И мысли уже текли в сторону восхитительной твердости, что так упиралось в ягодицы. От одной мысли о том, что если бы не эти двое идиотов, припершихся сюда, его бы уже во всю катали по этим шкурам, заставляя орать во всю глотку и доводя до потери сознания, Ивон протяжно застонал. Совершенно не обращая внимания на внезапную тишину, пока не услышал легкий смешок над ухом.

– Я этого не видел и не слышал, – заскулил Маркус и мученически прикрыл глаза рукой.

Затуманенный взгляд и пылающие щеки командира мечников были последним, что хотел бы видеть вервольф. Рядом возмущенно пыхтящая Диана была такого же мнения. Видеть брата таким возбужденным и ошалелым было очень смущающе.

– Эй вы, кролики, прекратите сейчас же! – возмущенно произнесла она, пытаясь скрыть пылающие щеки, – не знаю, как этот коврик, но я тут вообще-то по делу!

Наконец пришедший в себя Ивон злобно зыркнул на похабно ухмыляющегося Кайрена и, скинув с себя его руки, недовольно поерзал на месте. Ухмылка мгновенно исчезла с лица альфы, и он злобно зашипел. Месть оказалась изощренной.

– Ив, Валентин приказал следить за твоими воинами, – уже с тревогой произнесла она, – магистр в бешенстве и ищет тебя. Он думает, ты в Брезигаре, и отправился туда.

– У нас тоже проблемы, – напряженно произнес Маркус, – Совет начал темнить. Из Исмоша пришли вести о новом бунте. Не к добру все это, брат.

– Вот и отдохнули, – раздраженно выдохнул Кайрен и крепче прижал к себе напряженного, как струна, Ивона...

*

Маркус и Диана ушли только через час. Напряженные и тревожные, причиной чему были их старшие братья. Хладная и оборотень долгое время шли молча, опустив головы и думая, каждый о своем, когда, наконец, дошли до опушки леса. Здесь они замерли, потому что дальше их пути должны были опять разойтись. И, несмотря на внешнюю неприязнь, оба почему-то не спешили уходить. Оправдывая это нежеланием оборачиваться к противнику спиной, но ведь свою суть не обманешь.

Диана стояла от него на расстоянии десяти шагов и рассеянно теребила шнурок кожаного наруча. Выглядя при этом неуверенно и покусывая нижнею пухлую губу. Поднять глаза на такого же мнущегося вервольфа она не смела. Зная, что ведет себя глупо, необдуманно и просто неразумно, находясь так близко к тому, из-за кого ее могли проклясть и выгнать из родного дома. Но сопротивляться инстинктам оказалось так трудно и... больно. О, теперь она отлично понимала брата, когда тот терял голову лишь глядя на своего желтоглазого волка. Смотря в беспросветную тьму глаз, окутывающую мягкими шелками, прожигающими словно раскаленные угли. Слыша голос, зачарованным серебром проникающий прямо в кровь и медленно травящий сердце. И запах... Как у осиновых цветов. Запах запрета и смерти...

Она красива с головы до пят. Она совершенна, и этим лишь больше злит Маркуса. Ее голос, как звон хрустальных колокольчиков. Кожа нежнее шелка и белее первого снега высоких гор. Губы алые, как кровь, что так любит она. И нижняя так соблазнительно прикушена острыми зубками. Как хочется запустить руку в гриву непослушных темных волос. Пальцами приласкать каждый локон и огладить тонкую шею. Он слышит, как бьется ее сердце, ее сбитое дыхание. Он видит блеск ее глаз и только сильней стискивает кулаки, чтобы устоять на месте и не потянуться к румяной щеке. Вместо этого он просто стоит и лишь украдкой смотрит на нее. Скоро она исчезнет... Расправит крылья, и поминай, как звали, а ему только и останется, что смотреть вслед. Так почему она все еще медлит?

Диана всего лишь вздрагивает, когда крепкие мужские пальцы накрывают ее собственные и легко завязывают шнурок на руке. Они касаются кожи лишь мимолетно и с такой осторожностью, словно боятся навредить. Она не знает, когда он успел так бесшумно оказаться рядом, не знает, почему его пальцы все еще держат руку и гладят тонкое запястье. Диана просто смотрит на эти пальцы, и ей хочется взвыть, потому что это нечестно. А он молчит и даже не язвит, хотя мог бы уже сказать с десяток злых слов.

– Не ходи завтра в Брезигар, – Маркус не поднимает головы, и со стороны кажется, что ее браслет чем-то очень заинтересовал его.

– Вы нападете на город? – так же равнодушно следя за его пальцами, спрашивает Диана.

– Твой брат знает.

– Значит, я буду там.

– Хочешь умереть? – раздражение с трудом получается подавить.

– Это мой долг, – зашипела девушка и, наконец, убрав руку, отошла назад, – так что тебе лучше держаться завтра подальше. Гарантировать цельность твоей задницы я не могу.

– Лучше о своих тылах думай, глупая девчонка, – оскалился оборотень и отошел к деревьям.

– Не волнуйся, псинка, – гордо вздернув подбородок, съязвила девушка, – о моих тылах найдется, кому позаботиться!

Получив в ответ уже злое волчье рычание, она расправила свои кожистые крылья и взмыла ввысь...

Шуршание ткани, бряцанье оружия, кожаные ремешки отточенными движениями застегиваются на одежде. Под которой начинает скрываться белоснежная кожа. Вот высокие ботфорты обхватывают крепкие ноги и застегиваются на все ремни. Между ними вскоре скрывается тонкий стилет. Посеребренные наручи с легкостью ложатся на предплечья. Рубашка, жилет на шнуровке, черная туника и, наконец, тяжелый пояс с множеством ножей и ремни на спине, держащие ножны парных клинков.

Кай следит за каждым скупым движением мечника. Он обожает и в тоже время ненавидит этот момент в их таких коротких встречах. Потому что его завораживает и будоражит то, как медленно скрывается от него это тело. Как перекатываются под кожей тугие узлы мышц. Как свет огня играет во все еще растрепанных серебристо-белых волосах. Как тонкие пальцы скользят по многочисленным кожаным узелкам и ремешкам. Ни грамма чувственности, только быстрый сбор умелого воина, который завораживает. Так что да, Кай любит смотреть, как одевается Ивон. И ненавидит, потому что после этого всегда следует долгая разлука. И когда им удастся опять свидеться, не знают даже Небесные.

Пальцы возятся с последней застежкой, когда их накрывают теплые руки, а к спине прижимается крепкая грудь. Еще секунда, и Ивон уже млеет в таких необходимых сейчас объятиях. Прикрыв глаза и откинув голову на плечо альфы. Чуть обветренные губы прижимаются к макушке и опускаются вниз, чтобы совсем скоро вовсю скользить по шее и легонько прихватывать кожу, вырывая из груди чуть ли не урчание.

– Знаешь, – тихо произнес Кайрен, – меня уже начинает бесить эта война. Она каждый раз отнимает у меня тебя.

Каждое сказанное им слово – правда. Только эта потеря обоюдна, и страх, что когда-нибудь она может стать безвозвратной, заставляет сжать зубы и, резко обернувшись, впиться долгим и глубоким поцелуем в сладкий рот. Стиснуть в объятиях до хруста, кусать и лизать губы, яростно обвивая языки, срываясь в стон, и вдыхать любимый запах снова и снова. Каждый их поцелуй, как последний. Сладко-горький, яростный, долгий, пошло влажный, чувственный и неповторимый.

– Я буду рядом, – с трудом оторвавшись от опухших губ, прошептал Ивон и, взяв в ладони лицо Кайрена, потерся щекой, – всегда...

Уже через час командир мечников, наконец, пересекал городские ворота Брезигара. Опустившись прямо у казарм и кинув мимолетный взгляд на узкие окна башни, где в ярком свете факелов отчетливо вырисовывалась фигура магистра. И недовольство, источаемое им, ощущалось даже здесь.

– Милорд в бешенстве, – тихо произнес незаметно появившийся за спиной один из его мечников, Ридэус.

– И причина этому – Валентин, – совершенно безразлично ответил Ивон, – уже знаю, новости не первой свежести.

– Он подозревает даже нас, – зашипел вампир и последовал за своим командиром, – не понимаю, как учитель терпит этого выскочку?

– Узнаю ответ – поделюсь, – насмешливо ответил белокурый хладный и направился к винтовой лестнице.

Но стоило ему только оказаться на каменных ступеньках, как все эмоции разом умерли, а лицо опять превратилось в ледяную маску. С каждым шагом она становилась толще и грубее, вконец скрывая все мысли и опасения. Он не собирался ни с кем делиться своей душой и мыслями. Они всецело принадлежали только ему, и царил там только златоглазый волк. Ради него он готов был пойти на многое. Предать, убить, лгать всем вокруг, даже не поведя бровью. О, он был способен на все, и первым делом на себе это почувствовал достопочтенный барон Дарион. И о содеянном Ивон ни капли не жалел. Никто не смел прикасаться к ЕГО паре, не имел права даже смотреть в ЕГО сторону, что уж говорить о том, чтобы дышать. Кайрен принадлежал только ему так же, как и он альфе. И за это мечник готов был перегрызть глотку любому. А барону следовало хорошенько подумать перед тем, как посылать какой-то вшивый сброд за его любовником. Что же касается судьбы его семьи, то это совершенно не интересовало Ивона. Достаточно было скрежета отцовских зубов, когда он понял, что вообще-то поддерживал государственного изменника и чуть ли не породнился с ним. Эти бесценные минуты белокурый вампир вспоминал с наслаждением. Однако остался рассвирепевший Валентин и не менее взбешенный магистр. Последний был весьма опасным противником, который теперь охотился за Кайреном, исходя из личных убеждений, что добавляло еще больше неприятностей.

Вступил в комнату на самом верху башни уже холодный и жесткий глава самого сильного и свирепого отряда мечников. Он опустился в почтительном поклоне и, уловив отрывистый кивок своего учителя, сел в кресло рядом с горящим очагом. Магистр так и продолжал стоять спиной к нему и разглядывать ночной город.

– Ты искал меня, учитель? – спросил он.

– Игры Двора уже толком наскучили мне, – мрачно произнес вампир, – глупый юнец, не знающий меру своему гневу. Целый замок, битком набитый всякой липучей, скользкой и льстивой мерзостью. И этот проклятый пес. Признаться, я думал, что разобраться с ним будет легко. Теперь понимаю, почему ты до сих пор не смог поймать его. Он должен исчезнуть в самое ближайшее время. Это приказ, Ивон.

Последние слова были сказаны с таким холодом, что у мечника не осталось никаких сомнений – магистр сам начал охотиться за черным оборотнем.

– Да, учитель, – уважительно поклонившись, белокурый вампир вышел прочь.

Совершенно не заметив сузившиеся алые глаза и полный подозрения взгляд...

Белокаменный город лихорадило уже несколько недель. После убийства еще одного любимца Совета, Килона, старые волки не находили покоя. Все знали, КТО стоит за убийством самого верного им волка, но никаких доказательств не было. Ведь черный альфа совершенно спокойно разобрался с надоевшим соперником чужими руками. Впрочем, как и всегда.

Однако было и то, что беспокоило еще больше. Желтоглазый волк изменился. Если прежде его целью была власть и сила, то теперь в нем что-то словно сломалось. Он все так же был бескомпромиссен, упрям и горяч кровью, но цель его теперь была другой. Она заставляла гнаться вперед и стать еще более изощренным. Позабыв о былых желаниях, теперь он будто стремился поскорей закончить войну. И Совет очень хотел бы узнать его тайны, но рядом с ним всегда был младший. Такой же упертый, но в то же время более мягкий, чем брат. Но верный настолько, что готов был отдать жизнь за брата и перегрызть глотку любому лишь по приказу своего вожака. Такая преданность была совершенно непонятна, ведь Маркус тоже был весьма сильным альфой. Как оказалось же в дальнейшем, он совершенно не стремился к власти. Его устраивало быть правой рукой и тенью старшего.

Так что, старым волкам сейчас приходилось решать весьма щекотливый вопрос: избавиться ли от не оправдавшего надежды щенка или позволить ему полностью лишить их силы? Последнее, судя по последним его поступкам, было уже не за горами...

В огромном овальном зале Совета, выдолбленном прямо в скалистой породе, сейчас царил гул оживленных голосов. Старые волки, собравшись у костра и восседая на своих каменных ложах, рвали глотки, доказывая свои точки зрения. Скалясь и даже переходя в рычание, подобно дворовым псам, а не высшим вервольфам. Но даже не в состоянии пойти друг другу на уступки, сегодня они были единодушны только в одном вопросе.