Текст книги "Запах Вереска (СИ)"

Автор книги: Kapkan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 54 страниц)

– Так надо, – а после он снова шутит и просит прощения за свое отсутствие.

Но в его взгляде ясно видно, что после сегодняшней ночи он не останется. Гор остро ловит это в его глазах и готов уже сорваться окружать лес, готовить группу захвата и пуленепробиваемые двери с титановыми наручниками, когда на его плечо опускается рука отца. На вопросительный взгляд Джер качает головой и тихо произносит:

– Не вмешивайся. Не маленькие уже, сами разберутся.

Только Гор видит, как смотрит его альфа и как беснуется внутри. Видит это и Алан, только он отводит взгляд и на протяжении всей церемонии он не смотрит на Кайрена. А тот не отрывает глаз от него все то время, пока проводит ритуал для Джулиана и Уолтера. Он поит их своей кровью из серебреной чаши и скрепляет свое благословение, даря легкий поцелуй смущенному Джи-Джи. Все это время он не отрывает глаз от поджатых губ своего человека. Оглаживает взглядом крепкие плечи и сжимает в кулаки когтистые лапы, чтобы не дотронуться до отросших мягких волос. Потому что со страстью внутри бушует ледяное бешенство.

А Алан словно и не замечает, как еще больше распаляет его злость. Пока танцует с волчицами стаи, смеется шуткам слуг и по очереди крепко обнимает Джи-Джи и Уолтера. Молодой волк на мгновение опускает взгляд, и его уши прижимаются к голове. Он выглядит виновато, и Алан только хмыкает. Он мягко чешет за ухом зверя и тихо говорит:

– Ты давно уже не ребенок, Уоли. За свои поступки нужно нести ответственность, всегда.

Ха! А за свои он явно и не думает нести эту ответственность. Только знает, что улыбаться Эрике и, прижав руку к ее животу, с восторгом ловить тепло маленьких волчат. Он ласково шепчет им что-то и подмигивает обалденно улыбающемуся Эдди.

Свадьба гремит всю ночь. Бесконечными танцами дрожит в высоких тенях костров и льется звонкими песнями. Взрывается яркими фейерверками над крышами старого Блодхарта и дрожит в счастливых влюбленных глазах. Она продолжается до самого рассвета и росой опускается на лепестках вересковых цветов в венках женихов. Кайрен смотрит на своих счастливых племянников с их парами и думает, что эта свадьба не может закончиться так просто.

В этом весь Волчий Двор и замок убеждаются с самого утра. Когда Кайрен находит Алана, невозмутимо собирающего вещи и собирающегося снова уехать. Сумка летит в угол комнаты, а они орут друг на друга так громко, что слышит вся притихшая стая. Скандал плавно переходит во взаимные оскорбления и выливается в горячую драку.

Где о голову альфы ломают стул, а Алана швыряют в шкаф. Они громят всю спальню и плавно переходят в холл, где визжат служанки и разбиваются еще несколько дорогих ваз. Когда они, наконец, добираются до столовой, где в шоке сидит вся семья, у обоих уже изрядно помятый вид. Но никто из них не желает сдаваться, и потому в Кайрена веером летят столовые ножи, два из которых вонзаются в плечо и бедро. А Алан, не успев вовремя перемахнуть обеденный стол, пойманный за щиколотку, падает прямо на него. Порезавшись об осколки разбитого фарфора, и гневно осыпая матами рычащего Валгири.

И пока Эдди, Маркус и Уоли пытаются оттащить взбешенного до предела альфу, Алану удается улизнуть. Он вылетает во двор и, рванув из рук испуганного конюха поводья коня, лихо запрыгивает в седло. К этому времени Кайрен отшвыривает от себя остальных и вылетает следом во двор.

– Сколько можно?! – зло рявкает он, – ты убегаешь от меня, неся несусветную чушь, в которую сам даже не веришь, и ничего не объяснишь мне! Я искал тебя целый год, мать твою! Целый год! И когда ты снова возвращаешься, то снова воротишь нос и пытаешься сбежать! Что, так нравится издеваться надо мной?! Объясни, наконец, за что ты так меня ненавидишь?! Что, черт возьми, происходит?!

Здесь уже сдают нервы у Алана. Словно этот год был таким медовым для него. Словно это так легко находиться рядом и чуть ли не выть, зная, что сам ты не нужен. Что ценно лишь твое гребанное лицо, которое так похоже на труп. Алан бесконечно устал, у него больше нет ни сил, ни новых ее резервов, чтобы держать себя в руках. Эмоции душат его и дерут глотку.

– Я – не он! – с этим злым криком сносит последние барьеры, и всех вокруг него затапливает всей той болью, которая пожирает его изнутри.

Она сгибает под своим весом и заставляет задыхаться. Его эмоции, словно ураган, сметают все на своем пути и давят собой. Алан зло смотрит на побелевшее лицо альфы и не может остановиться. Он не чувствует, как мокро щекам, и не слышит своего тонущего голоса.

– Слышишь?! Я – не он и никогда не стану им! Чего молчишь?! Язык проглотил, Валгири?! Весьма удивительно, ведь год назад был таким красноречивым. Как ты сказал? Доступная подстилка и никудышная замена, но что поделать! Ведь выбор же не такой большой! Что, было весело тащить в постель игрушку для траха?! Чего молчишь?! Скажи, что чист, как младенец, и ты не ты, и слова не твои! Поздравляю тебя, детка! Веселье было просто шикарным!

Он пришпоривает коня настолько сильно, что животное встает на дыбы и несет его прочь. Оставляя за собой шокированных слуг и семью. У Кайрена подкашиваются ноги, и он падает на ступени замка. Бледный, словно саван, держась за собственное сердце, которое рвется на куски. И винить в этом некого, кроме себя.

Он знал, он догадывался с самого начала, но не желал верить до самого конца. А теперь уже слишком поздно что-то менять. Потому что ни в одно его слово не поверят. Чтобы он сейчас не сделал, Алан не вернется к нему. Волк отчаянно воет в груди и скулит от тоски.

– Прости меня, – Маркус стоит совсем рядом и смотрит с тоской и болью.

– Что? – Кай хмурится, силясь понять, что ему говорят, но слова не доходят до развороченного сознания.

– Прости меня, – опускается на колени брат, – если бы я только знал... Я никогда бы не сделал тебе больно... Прости меня, Кай...

– Видимо, я недостаточно сильно любил, чтобы развеять его сомнения, – опустив голову, глухо произнес альфа.

– Кай...

– Лучше не надо, Марк. Ты уже достаточно помог...

Кайрен одним плавным броском перекинулся в огромного черного волка и, выпутавшись из одежды, потрусил в сторону ворот...

Бежать... Бежать так далеко, чтобы больше никогда не видеть, не слышать... Ненавидя себя за бесповоротную тупость и больную любовь, сжигающую дотла. Стегать коня еще сильней и нестись по лесу очертя голову. Не чувствовать соленых слез на губах и презирать собственную слабость. Единственную, но ту, которая смогла сгубить его. Отрава, от которой ему больше не избавиться. Бежать... Бежать быстрей и уйти в себя так сильно, чтобы ничего больше не чувствовать.

Он и ушел... Совсем не разбирая дороги, только бы подальше от проклятого замка и его хозяина. Бродя по густому лесу, потеряв все ориентиры и даже не желая их найти. Злясь за собственную слабость и глупые слезы, которых не видел никто и никогда. Он даже не привязал коня, бросив того пастись под деревом, а сам продолжал упорно продвигаться вперед. Продираясь сквозь густые кусты и выйдя к небольшому озеру. Царапая ствол дерева, бессильно сползти на землю и зажмуриться, стараясь успокоить дрожь в руках.

И постепенно на него навалилась апатия. Холодная и спокойная. Одна из тех, что вымораживала все внутри, помогая держать себя в руках. Алан смотрел на прозрачную водную гладь перед собой и холодно размышлял о том, что нужно вернуться в замок и собрать вещи. Купить билет до Портленда, оттуда до Далласа и через Сидней по воде до Индии. Там его следы снова потеряются. Всплывут они только в Кракове, где на самом деле его не будет. В это время он будет в двухстах километрах от Василька. Его никогда не найдут, а сам он больше не вернется.

Это все будет через несколько часов, а сейчас надо встать. Надо вернуться и забрать сумку с вещами. Отдать, наконец, документы на «Арабеллу» Джулиану и пожелать им с Уоли счастья. Джи-Джи будет прыгать от счастья, когда узнает о паруснике, который он выкупил именно для него. Он научит Уоли выходить в море, и они, наверняка, в свой медовый месяц поплывут в кругосветку, а ему пора уже вставать...

Алан погладил морду всхрапнувшего коня и взялся за поводья. Он уже поставил одну ногу в стремя, когда неожиданно за спиной послышался надвигающийся шелест листьев и тихий предвкушающий смешок. Конь испуганно заржал и вырвался бы, если бы он не потянул его в сторону и остановил. А вот собственной спине стало холодно от пробежавших по позвоночнику мурашек. Он и дернуться не успел, когда его неожиданно резко подняло над землей и отшвырнуло к противоположному дереву.

– Куда-то спешим, малыш? – раздался над головой насмешливый голос, за которым последовали короткие смешки.

Алан резко перекатился в сторону и, вскочив на ноги, перешел в боевую стойку. Оценив ситуацию, он пришел к выводу, что ее определенно можно назвать пиздецкой. Пятеро вампиров, скалившихся на него с энтузиазмом живодеров, и он сам без оружия.

– Чего приперлись, господа? Мы вас не ждали, – напряженно спросил он.

– Наш хозяин желает говорить с тобой, – медленно надвигаясь на него, произнес один из них, – пойдешь сам или нам отнести тебя?

– У меня более интересное предложение. Пусть ваш хозяин сам придет и поговорит здесь со мной. Мы люди простые, к этикету не приучены, – готовясь к атаке, ответил Алан.

– Будет так жаль испортить такое красивое личико, да, Селис? – вздохнул другой.

– Очень, – пропел еще один и пошел в обход.

Они медленно окружали его, все затягивая кольцо, пока не оказались слишком близко. Последним, что подумал Алан перед тем, как в миллиметре от его артерии просвистели когти, был тот кирдык, который наступит, если они поймают его. А дальше была весьма экстремальная драка с участием клыков и когтей, под лихорадочные мысли о том, кому он все-таки успел так крупно нагадить.

Кусты гремели и трещали под аккомпанемент криков и матов, потому что блондинистая зараза оказалась верткой и не желающий попадаться. Один из вампиров уже лежал и захлебывался собственной кровью, порезанный собственными ножами. Второй, избитый и с разными степенями тяжести переломами, пытался уползти. А двое других изо всех сил пытались вымотать его. Быстрые и настолько сильные, что смогли бы переломать его, как тростиночку, если бы не приказ брать его живым и собственная ловкость вкупе с утренними происшествиями, вылившимися в ледяное бешенство.

Они постепенно вымотали его и, наконец, дважды смогли достать, но это словно придало еще больше сил. Алан скалился, рычал и дрался, пока мог. Уходя от резких ударов когтей, отрезав одному всю кисть и слыша его вопли. Они явно спешили, потому что в лесу были уже не одни. Судя по всему, этот кто-то унюхал их запах и теперь несся к ним.

Салливан ударил с еще большей силой и, отшвырнув от себя клацнувшего пастью прямо перед глазами хладного, закричал:

– Сюда!

Его услышали, и в ответ весь лес вздрогнул под ревом взбешенного волка. Но этой минутной заминки хватило, чтобы Алан попался. Его сковали магией и, приложив о дерево, по земле поволокли прочь. Он отбивался до тех пор, пока его не подняли и, вцепившись когтями в горло, силой не заставили открыть шею. Липкий язык прошелся по коже, вызывая тошноту и холодное осознание того, что с ним сейчас произойдет. Он еще сильней задергался в руках вампира, но тот надавил когтями настолько сильно, что от боли перед глазами заплясали цветные круги.

– Будет грехом отдать такую красоту какому-то молокососу, не попробовав самому твою сладость.

– Нет! – вскрикнул Алан, когда в артерию вонзились длинные острые клыки.

А в следующую минуту тело взорвала адская боль. Выворачивая жилы и раскаленными клещами вытягивая вены. Мышцы свело от холода и ударило в самое сердце. Сминая его в железном кулаке и заживо сдирая кожу. Алан кричал, срывая голос. Содрогаясь всем телом и изгибаясь от стирающего кости в порошок яда. Перед глазами взорвалась адская бомба и потянула во тьму.

Он уже не видел лежащего и корчащегося на земле укусившего его вампира. Он не видел ужас в глазах второго, который с шоком смотрел, как заживо разлагается его напарник. Крича и воя от невыносимой боли. Алан не видел огромного черного волка, ворвавшегося к берегу озера, и не слышал его животного крика. Он захлебывался собственной кровью и не чувствовал ничего. Тьма поглотила его, окружая со всех сторон и все больше наполняясь шепотами миллионов голосов.

====== Не покидай меня... ======

Скажи мне, почему, когда я думаю,

То только о тебе?

Скажи мне, почему, когда я смотрю,

То вижу только тебя?

Скажи мне, почему, когда верю,

То только в тебя,

Огромная любовь!

Скажи мне, что никогда,

Что никогда не оставишь меня.

Скажи мне, кто ты:

Дыхание моих дней, наполненных любовью?

Скажи мне, что знаешь,

Что выберешь только меня.

Теперь ты знаешь,

Что ты моя единственная огромная любовь.

Il Volo – “Grande amore”

В Нью-Йорке сегодня поразительно великолепная погода. Просто очаровательная, особенно приятная, ленивая обстановка царит в богатых кварталах. Это касается и того, где стоит дом Салливанов. Птички поют, ветер свистит, солнышко светит, и вообще, трава аж зеленее некуда! И два военных внедорожника, тихонечко припаркованных у гаражей. А еще семейное собрание, где еще и парочка вампиров с оборотнями ошиваются.

Кристофер чиркает зажигалкой и, прикурив сигарету, глубоко затягивается. Он щурит свои шоколадно-золотистые глаза и, откинувшись в кресле, смотрит на супругов Салливанов. Роберт мрачно пьет виски, а Арнелия напряженно смотрит в ответ. Ее ладонь успокаивающе гладит округлый живот, и Готфрид думает, что это еще одна будущая головная боль. Вот нашли же эти двое маразматиков время на ребенка. Им еще с Аланом разбираться, а вместо этого скоро придется опять вспоминать навыки боевой няньки.

– Ты уверен, что они знают? – прикрыв глаза, мрачно спрашивает Роберт.

– У них есть сомнения, но нет никаких фактов, – качает головой Крист.

– Как они вообще узнали? – нервно дергает плечом Арнелия, – Пелл у нас, мы нигде не светились. Ани вообще невозможно выследить. И хвосты за все эти века мы подчищали грамотно. И ты же путал все эти годы абсолютно все следы.

– Путал, хвосты мы похоронили так, что никто не подкопается, и все остальное тоже было великолепно, – задумчиво кивнул Кристофер, – Мечники вообще были в Вене по одной из моих наводок. Но два дня назад они сорвались в Британию. Понтифик получил новые инструкции и отводит своих шавок. Они наращивают свои силы и готовятся. Владыка и Волчий Совет объединились, а договор с людьми вообще пошел к черту. У меня четкие инструкции касательно всего этого. Папа жаждет крови, совершенно забыв о Валгири. У них в руках сосредоточена большая часть власти. Хватит одного лишь слова, чтобы кланы пошли за Кайреном. И это тебе не прогнившие вырождающиеся кланы, а сильные и молодые. И все мы знаем, что как бы все ни обернулось, время Валентина кончается. Он нашел свою пару, и черный альфа уже знает об этом. Сейчас ему хватит времени найти ее и убить. Все мы знаем, чем это закончится для Валентина. После его смерти Вампирский Двор останется без наследника. Хаос, попытки узурпировать трон и еще целая куча дерьма. А после у Кайрена Валгири будет одна дорога – прямо на трон. Волчий Совет не сможет ему помешать.

– Вы не можете знать, – покачала головой Арнелия.

– Это один из исходов, – многозначительно вскинув брови, ответил Крист и стряхнул пепел с сигареты, – людям такой исход не нужен. Они не готовы спокойно реагировать на мощную крепкую власть существ.

– Вот почему Понтифика еще не убрали, – хмыкнул Роберт.

– Именно, – кивнул Крист, – он отлично играет козла отпущения во многих вопросах. В ЦРУ и не только уже знают о так называемом «осколке Искры». Так что не только вампиры и оборотни его ищут. Время у нас еще есть, но оно начало уже поджимать.

– Что будем делать? – обеспокоенно посмотрев на мужа, напряженно спросила женщина.

Роберт задумчиво повертел в руках стакан и, залпом допив содержимое, с решительным взглядом посмотрел на старого друга.

– Надо уходить.

– Насовсем или как? – потушив сигарету в пепельнице, Крист встал с места.

– Пока все это не утрясется и пока Арни не родит, – скрестил руки на груди старший Салливан, – Анрис готов принять нас в любую минуту. Наши дела не пострадают. Осталось только забрать Алана и уехать в Стрюн*.

– Если ты не забыл, – хмыкнул Крист, – твой сын сейчас у Валгири. Мы не можем и близко подойти к ним, не раскрывая себя. Что делать-то собрался, дорогой ты мой?

– Все очень даже просто, дорогой ты мой, – передразнил Роберт, – завтра ему позвонят из нашего Лондонского филиала и скажут, допустим, что на его имя пришел срочный факс. Он уедет за безусловно очень важными документами и по дороге исчезнет.

– Ты жесток, друг мой, – хохотнул Крист, – а что будет с Кайреном? Думаешь, что после того как наш ангелочек вернулся к нему, он отпустит его?

– Не отпустит, – ухмыльнулся Роберт, – но я у него и не спрошу. Если он любит нашего мальчика, то придет и найдет. Мы от него не будем прятаться. В конце концов, его уже много веков «кое-кто» ждет.

Только Роберт не знал, что ему так и не удастся увидеть сына еще очень долгое время...

*

Они почувствовали, что случилось что-то ужасное, в ту же минуту, когда услышали вой альфы. Бросившейся к выходу семье удалось только дойти до конца коридора, когда двери в холле распахнулись, разлетевшись на куски. Через секунду ворвался совершенно невменяемый Кайрен, неся на руках истекающего кровью Алана. Дикими глазами уставившись на побелевшего брата и сползая на колени.

– Силы Небесные, – в ужасе выдохнула Диана и кинулась звать слуг.

– Позови Эбота, быстрей! – крикнул Маркус пулей вылетевшему Гору и склонился к Каю.

Но стоило ему и парням подойти ближе, как старший Валгири оскалился и по-звериному рявкнул на них.

– Кай, – вздрогнув и не отводя взгляда от потерявшего контроль над собой альфы, тихо позвал Маркус, – пусти нас к себе, пожалуйста. Мы не причиним ему вреда и не заберем. Пожалуйста, брат. Ему нужна помощь.

Только брат его не слышал. Он баюкал в своих объятиях бледного Алана и раскачивался на месте. Гладил его красные, слипшиеся от крови, волосы и по-звериному рокотал. Он звал обратно, просил открыть, наконец, глаза и молил не забирать снова.

Влетевшего к ним Николаса он вообще чуть не размазал тонким слоем по стене. Спасла реакция Гора и плач испуганной Эрики, которую в стороне пытались успокоить белый от ужаса Джи-Джи и Эдди. А он скулил, прижавшись мордой к ранам на шее своего человека, снова и снова шепча исцеляющие слова и делясь своей кровью. Эбот даже не попытался подойти к ним. Он от испуга еще громче рявкнул на своего альфу и, сумев все же поймать его пустой безумный взгляд, завалил кучей вопросов о случившемся. Старый плут отлично знал, где и как давить на него, чтобы вернуть в сознание и заставить мозг снова работать. В этом он за последние века набил руку.

Кайрен подпустил только его. После чего вместе с Николасом пять часов вливал в Салливана свою кровь и исцелял его раны. А после сидел рядом с его постелью и целовал холодные белые пальцы. Алан так и не пришел в себя. Он неподвижно лежал в своей постели. С растрепанными отросшими волосами, разметавшимися на подушке. Темными кругами под глазами и бледными губами. Такой тихий и спокойный, словно во сне. Рана на его шее уже затянулась, а в своих все еще дрожащих ладонях Кай чувствовал его слабый, ровный пульс. Только черный альфа предпочел бы, чтобы вместо этого безмолвного Ада на него плевались ядом и обвиняли хоть в конце света, хоть в Холокосте. Главное, чтобы эти губы снова произносили его имя, чтобы светлые глаза смотрели с укором, и сердце немело от обрушивающихся на него чувств. Но Алан молчал и не открывал глаз до самой ночи.

Кай так и ни разу не отошел от него. Крепко держа безвольную ладонь и прокручивая перед глазами случившееся. По позвоночнику все еще полз липкий ледяной страх, когда он увидел вампира, вонзившего свои клыки в шею Салливана. Испуганные, обреченные глаза все еще заставляли его зверя бессильно скалиться. Только не снова. Он не мог снова потерять!

Гор просочился в комнату тихой тенью и напряженно замер за сгорбленной спиной своего альфы. Тот даже не пошевелился, все так же сидя у постели дизайнера. Молодой волк отлично знал, что последует после всего этого. Его группа уже прочесала весь лес и нашла разорванные трупы вампиров. Всех, кроме двоих. Их личности были установлены, и полное досье на каждого лежало на его столе.

Молодые, зарвавшиеся выродки из Вампирского Двора. Трое из них вообще были из низших, а судя по состоянию Алана, укусивший его вампир был новообращенным. Что делало все намного сложней, потому что у Салливана было очень мало шансов. Если он выживет, то превратится в низшую, кровожадную и безумную тварь. А если нет, то бойня, устроенная Кайреном после потери своей пары, покажется жалким пшиком по сравнению с тем, что он устроит на этот раз. В любом случае, исход будет одним. Осталось только надеяться, что они успели, и кровь хозяина сможет спасти их человека.

– Найди и доставь его и его сучку, – не оборачиваясь, холодно и совершенно спокойно произнес Кайрен.

– Милорд, – подобравшись, тихо заговорил Гор, – это мог быть и не он. Что если Двор сам послал своих за Аланом? Ведь Владыка знает, что случится, если тронуть ваше. Ему не выгодна сейчас вражда.

– Это он, и ты приведешь их ко мне, – от этого равнодушного и ледяного приказа у Гора шерсть на загривке зашевелилась.

– Да, милорд, – почтительно склонив голову, он вышел из комнаты.

Кайрен даже не обернулся на него. Он прикрыл глаза и, прижавшись изуродованной щекой к постепенно теплеющим пальцам своего лио, тихо зашептал.

– Прости меня, – голос почти сорвался, – прости меня, что никогда не говорил. Прости, что отпустил, что не нашел и все не объяснил. Прости за то, что позволил сомневаться. Прости, прости, прости... Вернись ко мне, пожалуйста. Не бросай меня. Все, что пожелаешь... Все, что только захочешь... Только снова посмотри на меня. Слышишь? Я больше не смогу без тебя. Пожалуйста... Пожалуйста...

Пожалуйста... Пожалуйста...

Голос звучит где-то на самом краю сознания. Он хриплый, надломленный и заставляет зажать уши. Алан не верит ему. Он не хочет слышать это, не хочет знать, кто его зовет, потому что голос приносит боль. Она дробит его кости, обгладывает их, рвет мышцы. Его кожа горит и рвется под чей-то дикий смех. Вокруг него одна выжженная серая пустыня и сотни безликих душ. С пустыми глазницами, костлявыми пальцами, которые тянутся к нему и хотят схватить.

Жаркий, пылающий огнем воздух бросает в лицо пепел и оседает горечью на языке. На губах кровь. Она ползет по подбородку к самой шее, где издевательски поблескивает проклятый ошейник. Запястья и щиколотки горят, словно опалены огнем, но на них позвякивают цепями его кандалы. Их не снять, не избавиться так же, как и от печати, удерживающей, словно раба. Как дикое животное, и это – его клетка. Сколько уже лет, сколько веков? Может один, а может сотня. Он не знает, больше не помнит. Выхода нет, а вокруг тысяча душ. Без глаз, без ртов. Они смотрят на него, разговаривают с ним. Он слышит их неразборчивый шепот. Он знает их, но не может вспомнить. Они везде, окружают его, пытаются дотянуться, а он не может сдвинуться с места. Только смотреть на них и на существо за их спинами.

Оно похоже на человека, но вокруг него дрожит и извивается тьма. Его бледно-голубые, почти прозрачные глаза светятся под черным капюшоном. На губах насмешливый оскал и голос до дрожи знакомый. Он врывается в истерзанный разум и мурлычет, словно довольный зверь.

– Мы здесь... Мы здесь и скоро вспомним. Мы будем свободны... Скоро... скоро...

Сон тяжелый. Он не отпускает его, и вырваться из него приходится чуть ли не силой. Голова тяжелая, и перед глазами не спешит проясняться. Все тело ощущается неподъемной массой. Язык прилип ко рту, и хочется выпить минимум пятьсот галлонов воды. По ощущениям, рядом никого нет, но Алан все еще чувствует чужое присутствие. И он почему-то знает, кто это.

Ему приходится дважды моргнуть, чтобы прогнать пелену. Перед глазами кремовый потолок, усеянный золотыми звездами. Это его старая комната, его постель, но, вместе с тем, ощущение неправильности ситуации. А уже через несколько минут воспоминания ворохом обрушиваются на него. Он с ужасом хватается за шею, где сутки назад ему выдрали кусок мяса, и чувствует, как холодеют пальцы.

Алан медленно выползает из постели и, осторожно ступая по ворсистому ковру, подходит к туалетному столику. Собственное отражение смотрит с зеркала на него настороженно, с тихой паникой на самом дне глаз. Потому что вокруг темно. Окна глухо зашторены, и в комнату не пробирается ни один лучик. Свет в комнате дрожит от многочисленных свечей. Даже не светильников, а простых свечей. Салливан, вот честно, оценил бы всю романтику, если бы не понимание того, к чему ведут эти чертовы свечи! От того и страшно смотреть на себя.

На первый взгляд все так, как и было раньше. Если не считать аномально поблескивающих глаз. Но ему можно, у него тут, возможно, истерика намечается. Волосы напоминают воронье гнездо. На окаменевших плечах нет ни единой царапины, как и синяков на ребрах. А ведь его нехило так приложили о дерево. Сколько же он валялся без сознания? Это все то же его лицо, те же черты, но ведь он знает, что бывает с теми, кого покусали эти пиявки. Первые дни они совершенно не отличаются адекватностью. А он вполне себе в приличном состоянии, если не считать щетину. Но глаза все время возвращаются к ладони, лежащей поверх укуса. Он боится убрать пальцы, боится увидеть то, что с ним сделали. Убрать дрожащую руку трудно, но, сцепив зубы, он это делает. Чтобы изумленно выдохнуть. Его кожа такая же белая и гладкая, как и прежде. Нет ни уродливых шрамов, ни клейма. Даже следа от зубов не осталось.

– Твою же мать, – глухо стукнувшись головой о деревянную поверхность, выдохнул Алан, – нет, нервы с этими клыкастыми совсем ни к черту.

Ничего не меняется и тогда, когда он распахивает шторы, а за ними и окно. Свежий ветер врывается в комнату и разом тушит бесполезные свечи. А он стоит под лучами утреннего солнца и, зажмурив глаза, чуть ли не мурчит. Дышит полной грудью и еле улыбается краешками губ. Вокруг стоит запах вереска и сочный аромат липы. Снаружи слышны голоса слуг и ржание лошадей. Под его окнами спорят садовник с конюхом, и все настолько привычное, настолько родное, что почти возможно забыть об остальном. Но он не может себе это позволить, нужно собираться и поговорить с Валгири. Хоть все обошлось, но ему нужно знать, что произошло, и кому так понадобилась его шея.

Вся семья собралась в столовой, но о нормальном завтраке и речи быть не может. Кайрен рычит на всех. Маркус зло рявкает и говорит, что такими темпами брат загонит себя в очередной припадок. Диана убеждает отставить в сторону дела и хоть немного поесть. Эдди и Уоли просят немного отдохнуть, ведь он не смыкал глаз уже так давно. Даже Эрика тихонько берет его за руку, когда он встает из-за стола. Так что, его замечает только Джулиан.

– Алан? – вопросительно и с поднимающейся тревогой зовет он.

Этого хватает, чтобы все они резко развернулись к лестнице, на которой он сейчас застыл. У них эмоции с такой быстротой сменяют друг друга, но он цепляется только за одно лицо. Салливан смотрит на бледное, осунувшееся лицо альфы и чувствует, как внутри что-то ломается от этого больного и напряженного взгляда.

– Что такое? – улыбка выходит натянутой и еле заметно дрожит в уголках губ, – у вас такие лица, словно вы увидели привидение.

– Сутки назад мы так и думали, – брякает нервно усмехнувшийся Уолтер, за что получает локтем от мужа.

– Жаль разочаровывать тебя, детка, – закатив глаза, произносит Салливан и садится за столом на свое привычное место, – но трупные пятна мне не идут.

Кайрен, не отрывая глаз от него, снова опускается на свое место. И, впервые за все это время, Алан отводит взгляд не из-за обиды, а потому что ему трудно сидеть и только смотреть. Ему хочется большего, но он отлично знает, что больше не имеет никаких прав на этого мужчину. От этого внутри все воет настолько больно и оглушительно, что ему с трудом удается держать рвущиеся на волю эмоции. А Кай, черт возьми, смотрит!

– Ал, а ты себя как чувствуешь? – осторожно спрашивает комкающая салфетку Диана.

– Хорошо, – кроша булочку, рассеянно отвечает он, – только умираю с голоду.

Нет, серьезно? Напряжение в комнате возрастает на несколько градусов. Эдди натянут, как струна, и поглядывает на брата. Тот тоже в состоянии полной готовности. Одно слово, и они сорвутся с места. Маркус бледнеет на глазах и гнет вилку пальцами. Диана обреченно закрывает глаза, и только Кайрен продолжает пристально смотреть.

– Джер, чего встал? – тихо произносит он, и от его голоса по спине Алана ползут мурашки, – прикажи девочкам подать завтрак.

Джер поглядывает на него робко, но, кивнув, выходит из столовой. Алан так же рассеянно режет яблоки и старается отключить мозг. Потому что вокруг него слишком много Кайрена Валгири. Его голос, его запах, который он чувствует даже на таком расстоянии. Его проклятые глаза, которые словно оглаживают всего его. А внутри поднимается буря. Безумная, тоскливая и совершенно беспросветная. Он словно наяву слышит волчий больной вой. Его слишком много, и, когда перед ним с тихим стуком опускается тонкая фарфоровая тарелка, он даже не обращает внимания на то, что лежит на ней. До него лишь доходит тогда, когда он аккуратно отрезает по кусочку... сырого мяса.

– Это что? – пока еще спокойно спрашивает Алан.

– Баранина, мастер Алан, – тихонько произносит Джер, – она свежая, только что...

– Угу, я оценил, – обрывает его Салливан, – только почему сырая?

– Но Ал, ты же сказал, что голоден, – осторожно подает голос Джи-Джи.

– Да, и все еще хочу есть, – возмущенно произносит Салливан, – так что не будьте сволочами и дайте человеку нормальную еду! Я, между прочим, фиг знает, сколько не ел!

И пока Джер растерянно смотрит то на него, то на Кайрена, Алан раздраженно берется за стоящий перед ним бокал с соком. В бокале красненьким поблескивает явно не гранатовый сок, но об этом он узнает после первого глотка. В итоге он сразу же выплевывает этот «нектар» и еще долго пытается отплеваться.

– Какого хрена?! – морщится он и пальцами стирает с губ алое, – на вкус как... кровь.

Осознание заставляет уронить челюсть и вытаращить глаза на эту семейку идиотов. А вот теперь у него нет ни одного цензурного слова. Критическая отметка пройдена, это чувствуют все, а в следующую минуту Салливан рявкает: