Текст книги "Запах Вереска (СИ)"
Автор книги: Kapkan
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 54 страниц)
Забирая всю боль, облегчая сон и принося с собой тепло, горячим потоком разливающихся по всем мышцам. Черные нити вырывались из раны и, рисуя причудливый узор на руке Валгири, затерялись под кожей оборотня. Одна ниточка за другой, они уходили из молодого тела, оставляя после себя небольшой розовый шрам. Всего лишь напоминание, которое темноволосый волк стер тоже. Но Алан не отпустил. Так и не просыпаясь, он вздохнул свободнее и, переплетя свои пальцы с пальцами задержавшего дыхание Кайрена, прошептал так тихо, что его еле уловил даже волчий слух.
– Глупый волчара...
Альфа так и не ушел. Совершенно не понимая свое поведение, он прилег рядом и, укрыв перекатившегося к нему под бок дизайнера, прикрыл глаза.
Буквально на минуту, чтобы дать отдохнуть уставшему телу и разуму. Но, так и не заметив, что через эту самую «буквально одну минуту» провалился в долгий и теплый сон. Под мерный стук чужого сердца, шелест холодного ветра, колышущего легкие шторы на раскрытом окне, и шум снова начавшегося дождя...
Комментарий к Боишься? Все страньше и страньше* – Из сказки (гл. 2 «Море слез») «Приключения Алисы в стране чудес» английского писателя, математика и логика Льюиса Кэрролла (псевдоним Чарльза Латуиджа Доджсона, 1832—1898).
====== Сын стаи ======
Способен ли ты полюбить монстра?
Мог бы ты понять красоту чудища?
Я бы убивал огнём!
Да, я заморозил бы весь ад – лишь бы охладиться.
Да, я бы убил, да,я бы покалечил,
Да, я попал бы в жидкий воздух и появился вновь.
Будь искренним, и я буду таким же.
Я бы солгал, да, я бы солгал!
Да, я был бы здесь восстав из мёртвых,
Чтобы получить острые ощущения.
Я скажу “ДА” ,я скажу “ДА”!
Способен ли ты полюбить монстра?
Мог бы ты понять красоту чудища?
Я сделал бы всё это для тебя,
А сделаешь ли ты всё это для меня?
Lordi – “Would You Love a Monsterman”
Питер честно не мог понять, как так получилось. Как он начал искать среди прохожих лицо человека, которого он никогда не видел? А человека ли? В тот день он еще очень долго сидел возле своих роз и пытался разобраться в каше, творящейся в голове. Снова и снова прокручивая в голове алые глаза и тихий голос. Еще две бессонные ночи в раздумьях, и истерзанное сознание милостиво позволило спрятаться в беспамятстве. А потом стало легче.
Флешбэк
Бобби позвонил через неделю и устроил грандиозный разнос из-за сорванных двух контрактов. Пообещав приехать и лично надрать задницу «симпатичной модельки», велел ехать в студию. Если Питер прежде послал бы своего шефа, то сейчас он готов был всеми конечностями вцепиться в работу. Потому что это было единственное, что заглушало мысли. Так что, он собрался за рекордные двадцать минут и, приведя себя в относительно божеский вид, выскочил из квартиры.
Город оглушил его своими многочисленными звуками и заставил вздрогнуть. Проведя взаперти больше месяца, он уже отвык от шума и стольких лиц. На мгновение захотелось малодушно отступить. Спрятаться за крепкими стенами и больше никогда не выходить. Но скрываться больше не было сил. Он устал бояться, устал прятаться и ждать неизвестно чего. В конце концов, за свою жизнь он и не через такое проходил. Силы жить дальше были всегда.
Канадец потянул длинные рукава кофты до самых пальцев и, накинув капюшон кожаной куртки, поспешил вниз по дороге. Надеясь, что поймает такси до того, как отвратительная погода окончательно взбесится. Такси нашлось быстрей, чем он думал, и уже через несколько минут Питер невидящим взглядом провожал унылые дождливые улицы. Он совершенно выпал из реальности и не заметил, как машина остановилась у главного входа модельного агентства.
Как он и думал, стоило только зайти, его сразу же, схватив за руки, потащили к стилисту. Только сегодня весь треп Амбре прошел мимо его сознания, и даже предупреждение о рвущем и мечущем Бобби. Видимо, он и в правду довел шефа, раз тот, плюнув на собственные привычки, остался следить за съемкой. Мрачно переглядываясь с обеспокоенным фотографом. Оба они слишком хорошо знали неугомонную и капризную натуру своего любимчика. Но сегодня с парнем явно что-то было не так. Он словно смотрел сквозь людей. Отрешенный, слишком спокойный и задумчивый. Камера легко передавала всю красоту его печальных остекленевших глаз. И, несмотря на то, что огня в этих фотографиях не было, там проявилась совершенно другая его сторона, о которой сам он давно уже позабыл.
– Малыш, ты сегодня хорошо поработал, – наконец произнес Бобби и сверкнул карими глазами, – надеюсь, больничного тебе хватило, потому что работы в ближайший месяц будет много. Я подцепил настолько шикарный контракт, что даже такая язвочка, как ты, будет довольна гонораром.
– Я в порядке, – кивнул Питер и сам удивился тому, как хрипло звучал голос.
А потом блондинистый помощник шефа принес большую белую коробку, перевязанную шелковой алой лентой. Кряхтя, поставил ее на стол возмущенного фотографа и с ухмылкой посмотрел на Питера.
– От безымянного поклонника, конфетка, – пропел блондин.
– Бени, – напряженно выпрямившись, процедил Питер, – сколько говорить, чтобы от анонимок ничего не принимали?!
– Спокойно, конфетка, – невозмутимо ответил парень, – мальчики на входе проверили, взрывчатки или еще чего там не было. – Ну, глянь ты хоть одним глазком. Я же от любопытства помру, если не узнаю, что таскал на своем бедном горбу.
– А почему бы и нет? – удивленно спросил Бобби, – оберточка очень даже дорогая. Пити, малыш, это кто у нас тебе дарит подарки с шелковыми лентами?
– Это таааак эротичнооооо, – манерно протянул Амбре и, прижав к груди кисточки для пудры, жеманно «потерял сознание» прямо в объятиях ахнувшего блондинистого помощника.
– Придурки, – закатив глаза, вздохнул Питер и перевел взгляд на свой подарок.
В отличие от остальных, ему было совершенно не смешно. В груди нарастало тяжелое беспокойство. Он одновременно и хотел узнать, от кого этот подарок, и, не открывая, выкинуть его в окно. Потому что разум упорно шептал, что он знает ответ. От коробки веяло знакомой прохладой. Тонкие дрожащие пальцы осторожно коснулись мягкой ленты и медленно потянули в сторону. Узелок легко развязался, и нетерпеливый Амбре стащил крышку, совершенно не ожидая, что стенки распадутся. Половина народу, которая стояла рядом, ахнула, другая завистливо простонала, а третья заинтересованно зашушукалась. А вот испуганного Питера смело от стола в сторону.
Посередине стола стояла высокая овальная ваза из белого золота с россыпью кроваво-алых рубинов, полная таких же алых роз, покрытых инеем...
Конец Флешбэка
Да, в тот день он точно произвел впечатление полного придурка. Вцепившись в охрану и требуя рассказать о курьере, принесшем подарок. Но, даже наведавшись в названую фирму, он так и не смог ничего узнать. Зато одним таким подарком дело не закончилось. За ним последовали и другие, с каждым новым становясь все более дорогими. Только все они неизменно оформлялись полюбившимися цветами. Сперва это пугало. Настолько сильно, что он шарахался от каждого громкого звука и тени. Ночные походы в клубы позабылись совсем. Вместо этого появилось навязчивое чувство, будто за ним кто-то все время следит. Куда бы он ни пошел, где бы ни был, этот острый взгляд в спину не исчезал. Он кожей чувствовал его, казалось, что еще секунда, и он почувствует горячее дыхание совсем рядом. Но каждый раз, оборачиваясь, он не видел никого. От этого по спине проходил холодок.
Питер каждый день нервно ждал, когда за ним придут. Ведь ему ясно дали понять, что не забыли о нем. Только он совершенно не понимал, зачем все это. Зачем подарки, зачем слежка и даже вмешательство в его работу, когда им буквально с неба на голову свалился настолько выгодный контракт, что Бобби готов был визжать, как в задницу ужаленный. Причем требовали только его. Объявив, что будут сотрудничать, если он станет лицом их марки. Насколько бы Питер не был окрылен, он соображал трезво. Хоть у него и было ходовое личико, но не настолько же!
После заключения контракта на три года, он уехал в Милан. И с этого дня удача стала его постоянным спутником. Любой каприз, любое желание исполнялись в мгновение ока. Его защищали и всячески поощряли во всем. Если прежде он бы потерял голову и расслабился, то после последних событий канадец, вместо того, чтобы успокоиться и плыть по течению, еще больше нервничал. Внутренне закипая с каждой секундой и снова оказываясь слишком близко к новому нервному срыву. Так что, неудивительно, что взорвался он уже через месяц.
В бешенстве перевернув вверх дном всю свою миланскую квартиру и дрожа от напряжения, он просто поднял голову и рявкнул на весь пустой дом:
– Я знаю, что ты где-то здесь! Хватит играть со мной! Кто ты? Что тебе от меня нужно?!
Но ответом была тишина. Тяжелая, давящая тишина, из которой за ним опять следили. Не выдержав ее, он схватил куртку и выбежал из дома. Не обращая внимания на удивленный взгляд консьержа и его обеспокоенного окрика. Город встречал его прохладой ночи и сотнями огней. Шумом музыки и голосами людей. Развязным смехом, бьющим по нервам, и сигналами машин. Питер бежал, не останавливаясь, словно за ним гнался весь Ад. Чуть не врезавшись в какую-то женщину, он отшатнулся назад. Теряя равновесие и оказываясь прямо на проезжей части. Визг тормозов резанул по ушам. Питер зажмурился, ожидая удара, и вскрикнул, когда вместо оглушительной боли почувствовал, как кто-то резко дернул его в сторону и подхватил на руки.
– Что же ты творишь, глупый? – раздался над головой отрывистый мужской голос, и его сильней прижали к груди.
Ничего не понимающий Питер открыл глаза и чуть не подавился воздухом. Алые, блестящие в неровном свете фонарей глаза лихорадочно блуждали по его лицу. Темные, чуть длинные волосы растрепались, а на обезображенном от шрамов лице застыло странное выражение тревоги.
– Что же мне так везет на разукрашенных, а? – всхлипнул Питер и начал отбиваться, – пусти меня! Пусти!
– Тихо, тихо, – не отпуская из рук брюнета, успокаивающе произнес Валентин, – я не причиню тебе зла.
– Сказало двухметровое чудовище с красными прожекторами! – заорал Питер, – учтите, я буду кричать! ПОМОГИТЕ!
– Ори сколько влезет, – поморщился от очередного удара по ребрам вампир, – здесь тебя все равно никто не услышит.
После последних этих слов тело в его руках закаменело. От парня несло таким страхом и безысходностью, что у Валентина против желания клыки наружу полезли. Только угрозой на этот раз воспринимали его самого. Питер сжался и еще больше задрожал. Только сейчас он обратил внимание на то, что вокруг не слышно ни одного звука. Стоило оглядеться, как стало понятно, что они больше не в центре города.
– Отпустите меня, пожалуйста, – задушенным голосом прошептал Питер, широко распахнув глаза и дрожа всем телом, – я никому не расскажу... честно... не расскажу...
– Тише, – нежно коснувшись губами холодного виска, прошептал темноволосый вампир и, крепче прижав к груди притихшего парня, двинулся по узкой тропе между темных деревьев, – я не причиню тебе боли. Никто больше ни причинит.
Страх сковал руки и ноги, не позволяя даже пискнуть. От безысходности и собственной слабости хотелось плакать. Питер знал, что не сможет убежать. Где бы он ни спрятался, что бы он ни сделал, его найдут и придут за ним. Он совершенно не хотел думать о том, куда его несут, и что будут делать с его тушкой. Поэтому канадец просто зажмурился и, сжав кулаки, дышал через раз.
А между тем, вампир только усмехнулся и, моментально ускорившись, тенью мелькнул среди тревожно колыхнувшейся листвы и, оказавшись в окраинных кварталах, по крышам направился в хорошо знакомую квартиру. Все время краем глаза следя за испуганной парой и незаметно окутывая его своей магией. Так что, мальчишка даже не почувствовал, как его все так же внесли в собственную разгромленную комнату и бережно опустили на постель. Питер продолжал плавать где-то между явью и сном. Расслабленный и убаюканный тихим голосом вампира. Тревога оставила уставший разум и теперь маячила где-то в самых дальних закоулках и только неясной тенью. Благодаря этому ненормальному состоянию он, наконец, смог получше разглядеть мужчину. Тот не смотрел на него. Он продолжал тихо говорить о чем-то и стаскивать с него ботинки и куртку. Выглядело это настолько дико, что если бы он сейчас мог, то точно бы нервно рассмеялся. Но вместо этого он безразлично лежал и смотрел. А Валентин только укрыл его теплым одеялом и, коснувшись тыльной стороной ладони холодной щеки, тихо произнес:
– Ты совсем замерз, – глаза Питера удивленно распахнулись, а сердце вопреки пониманию пропустило удар, – не надо, больше не бойся и не мучай себя. Ты не сошел с ума, и та ночь была правдой. Тебя никто не тронет и не побеспокоит. Так что, живи и просто забудь. А теперь спи.
Только не выдержав взгляда блестящих влагой болотных глаз, он опустился на постель и, легонько коснувшись губами дрожащих губ, прошептал:
– Спи, моя душа...
Валентин ушел незаметно. Бесшумно скользнув на балкон, и лишь на мгновение задержавшись взглядом на уснувшем брюнете, растворился в ночной тьме...
В ту ночь Питер за все это время впервые спал крепко и без сновидений. И если утром он засомневался в ночной встрече, то очередной подарок, ожидающий его в студии, развеял сомнения. И если прежде его нервировало такое пристальное внимание к его персоне, то теперь оно вызывало огромный интерес. После того случая в парке, они больше не пересекались лично, но Питер все равно продолжал чувствовать на себе пристальный взгляд алых словно кровь глаз. Съемки клипов, модные показы, фотосессии – этот взгляд был везде. Он жарким пламенем проходил по телу и вызывал странное удовлетворение от того, что этот мужчина смотрит именно на него. А в этом он был уверен так же сильно, как и в том, что явно сходит с ума. Иначе как объяснить все нарастающее желание снова увидеть некогда прекрасное лицо, сохранившее свою красоту даже с такими шрамами, и услышать тихий ласковый шепот. Но тот так ни разу и не подошел к нему. Хотя по утрам Питер просыпался со стойким чувством того, что ночью он был в квартире не один.
Легкий запах незнакомых сигарет, смятая подушка рядом, от которой еле уловимо пахло дорогим мужским одеколоном. И понимание того, что, проспав всю ночь с открытым окном, у него не замерзли даже пальцы. С каждой новой такой ночью разум успокаивался, а сердце за столько лет впервые наполнялось умиротворением. Словно следящий за ним монстр превратился в ангела хранителя. Которого ему отчаянно не хватало. Наверное, именно это заставило его однажды ночью, лежа в постели, тихо прошептать:
– Пожалуйста, я хочу увидеть тебя, пожалуйста, мне...
Он даже не успел договорить, когда тяжелая рука тихо легла на живот, а спине вдруг стало тепло. Его бережно прижали к твердой груди и зашептали, касаясь губами кончика уха:
– Ты звал меня?
Зажмурившись и вцепившись в руку у себя на животе, Питер окончательно осознал, что после этого его решения жизнь бесповоротно изменится...
*
Огромное здание в викторианском стиле, располагающееся в Лондонском Сити, было очень трудно связать с советом оборотней. Но, тем не менее, именно здесь находился Волчий Совет, состоящий из двенадцати представителей самых старых кланов (горстка того, что осталось после чистки Кайрена). Но даже на вкус Дианы это было слишком много. И сегодня Маркус был согласен с ней по всем пунктам. Обменявшись мрачными взглядами, супруги расслабленно откинулись на спинки своих кресел.
Огромный зал, богато украшенный мраморными статуями, с позолотой на каменных узорах. Тяжелые кремовые шторы, распахнутые на высоких французских окнах. Дорогая мозаика на блестящем дубовом полу, роспись на потолке и ненавязчивые секьюрити с другой стороны дверей. Диана дернула уголком губ и наманикюренным коготком с наслаждением провела по идеальной поверхности роскошного стола из сандалового дерева. Царапина вышла глубокой и очень милой на вкус вампирши. Ситуация забавляла дальше некуда. Их явно опасались, но, вместе с тем, предъявляли претензии. Муж держался, чтобы не сорваться на насилие, которое сам же не одобрял. Сама же она уже прикидывала, как будет откручивать голову двум сучкам, сейчас с холодным высокомерием разглядывающим ее. Как говорил Алан: «Идиллия, мать ее». А разговор медленно скатывался как раз в сторону откручивания голов.
– Лорд Валгири, мы понимаем вас, – примирительно произнес один из оборотней, – но и вы поймите нас. Насилие порождает насилие. Ваши сыновья первыми вторглись на территорию вампиров. Они должны были понимать, что это навлечет за собой. Ситуация и так накалена до предела. Люди нервничают. Никому из нас не хочется войны.
– Мои сыновья действовали в интересах стаи и протянули руку помощи молодому вожаку, потерявшему жену и наследника, – отрезал Маркус, – чем должны были заняться вы сами.
– Лорд, – мрачно откликнулся другой, – их поступок и так расшатал мирный договор, который ваш клан всеми силами пытается разрушить.
– Это обвинение? – холодно и лениво поинтересовалась Диана.
После ее слов градус в комнате понизился, и оборотни напряглись.
– Ваш клан не подчиняется закону наших предков, – скривившись, зашипела рыжая волчица, – вы провоцируете новые конфликты. Вампирский Двор начал готовиться к войне. А все из-за черного альфы. Он неуправляем и агрессивен. Мы живем в двадцать первом веке, а он продолжает грезить прошлым. Он забыл, что мир изменился, и его война – не наша? Никто не хочет крови. А теперь еще и этот человек.
Глаза Маркуса опасно сузились, а Диана выпустила когти. Вот этого им только не хватало. Если с их кланом все было ясно, то своего человека они собирались держать до последнего.
– Какое совету дело до него? – сухо спросил Маркус.
– До нас дошло достаточно слухов о нем, – с милой улыбкой, не тронувшей кошачьего цвета глаз, произнес самый молодой член совета, Седрик Редмар.
Его интерес к Алану совершенно не понравился супругам. Скользкий и хитрый характер этого волка подозрительно быстро сделал его вожаком своей стаи и поднял в Совет. Этого молодого альфу опасались очень многие. Амбициозный, наглый и весьма умный. Он был первым, кто предложил Совету восстановить милые отношения с Валгири. Но Кайрен никогда не отличался цензурностью и верой в искренность чужаков. Он слишком хорошо знал, чего так отчаянно добивается этот мальчишка.
– Говорят, он красив, как ангел, – совершенно не обращая внимания на мрачное лицо Дианы, продолжил оборотень, – умен, как дьявол, и что у него очень хорошие связи. А еще, что он не принадлежит вашему клану, но знает тайну Валгири и очень часто вмешивается в дела стаи. О, вы только не волнуйтесь. Совет просто хотел бы познакомиться с таким выдающимся мальчиком.
Ответить Маркус не успел, потому что в эту минуту двери в зал буквально слетели с петель, гонимые полуобращенными и крайне избитыми телами секьюрити. Вскочившие со своих мест ошарашенные оборотни в шоке уставились на двух огромных монстров, вошедших следом и волочивших по полу трупы. Они кинули развороченные трупы двух оборотней на стол перед побледневшим Редмаром и встали с двух сторон все так же расслабленно сидящих на своих местах Маркуса и Дианы. Вампирша надула губы и капризно произнесла:
– Вы долго, мальчики.
– Прости, мама, – пророкотал зверь и, тряхнув огромными кожистыми крыльями, приложился клыкастой пастью к нежной руке женщины, – пробки в Нью-Йорке отвратительны.
– Мы что-то пропустили, пап? – зубастая пасть второго расплылась в леденящем кровь оскале, а когтистая лапа удобно легла на спинку кресла.
– Вы как раз вовремя, – похлопав по переливающемуся черной чешуей боку, ответил Маркус.
Совет побледнел еще на пару тонов и, выпучив глаза, уставился на наследников Валгири. Увиденное наглядно убедило в том, что кровь оборотня и вампира вместе создает чудовища, похуже любых ночных созданий. Двухметровая груда литых мышц, огромные кожистые крылья и зубастые пасти. Они совершенно не похожи на других оборотней. Звериные черты более остры, от них пахнет кровью и чужой болью. Глаза горят огнем разрушения и смерти. Сила вокруг них клубится тяжелой волной. Первобытная, могущественная, необъяснимая и подавляющая. Она не похожа ни на магию, которой обладают вампиры, да и на те скудные искорки того, что доступно самим волкам. Это кое-что другое. Намного древнее и сильнее.
Голубые глаза Седрика лихорадочно блуждают по чудовищам и темнеют еще больше от желания разгадать это невозможное по всем правилам уравнение под названием Валгири. Но он удостаивается лишь презрительной и холодной усмешки Маркуса. Тот встает со своего места и, поправив дорогой пиджак, будничным тоном произносит:
– Клан защищал то, что принадлежало ему. Вы правы, война не нужна никому. Но Валентин – это добыча нашего альфы. Как и сказала дражайшая леди Ингрем, законы предков священны для всех. Вампиры нарушили самые главный завет Небесных, и мой брат в своем праве. Что же касается людей, то их власти никогда не отличались мозгами. Думаю, Совет со своей властью и умением легко сможет разрулить вопрос с ними. Человека не советую трогать. Он сын стаи и признан равным ей. Надеюсь, вы понимаете, что впредь не стоит посылать по его следам ваших шпионов. Неоправданные потери и все такое.
Оскал обоих наследничков явно намекал на очень тесное знакомство с ними, если этот пункт не будет соблюден.
– Но на нем ведь нет метки клана, – медленно произнес другой, – он не имеет право подвергать тайну нашего существования опасности.
– А хочешь, я подвергну твое существование опасности? – промурлыкал Уолтер и дернул крыльями.
– Уоли, милый, нельзя же так, – шикнула Диана, – полная копия своего дяди. Думаю, господин не-знаю-как-его-там отлично понимает, что наш ангелочек принадлежит клану и что нам сильно не понравится, если на него не так посмотрят.
Один ее короткий взгляд, кинутый на трупы на столе, заставил заговорившего оборотня зло заскрипеть зубами. А Валгири только холодно взглянули в ответ и, как всегда, бесцеремонно покинули зал. Совершенно не удостоив членов Совета уважением и вниманием. Темноволосый лорд Редмар следил за ними до тех пор, пока все семейство не покинуло здание. После этого он перевел задумчивый взгляд на выпотрошенные тела. Совершенно не обращая внимания на возмущенные голоса своих коллег. Сейчас в его мыслях была возможная война Валгири с Вампирским Двором и загадочный смертный, который, не будучи членом клана, стал сыном стаи. На его памяти, это был первый раз за все эти века, когда Валгири открылись какому-то чужаку и вдобавок приняли в стаю.
– Сын стаи, значит. Как интересно, – тихо произнес он...
*
Домой семейство Валгири возвращалось задумчивым. В том, что Кайрен уже добился от Амикуса того, что хотел, никто из них не сомневался. Значит, схватки с Вампирским Двором не миновать. Маркус был почти уверен, что, вернувшись домой, вполне может и не застать уже брата. Тот никогда не впутывал стаю в свою войну, предпочитая исчезать, ничего не говоря и оставляя за собой целую груду трупов. Люди неизменно после этого искали серийного убийцу или целую террористическую группировку, но так и не могли найти ни одного следа. Так было и в тридцатых, и в шестидесятых, и еще ранее. Где бы ни появлялся Валентин, конец был одинаковым. Однако в этот раз на кон была поставлена жизнь пары Владыки. За это Вампирский Двор собирался драться до конца. И, видимо, на этот раз не миновать клану крови. За своим альфой они готовы были последовать в Бездну. Даже если этот альфа шел прямиком к безумию. Что откровенно пугало Маркуса. Мысль о том, что брат опять потеряет себя и оставит его одного, приносила почти физическую боль. Он не хотел этого, не хотел снова видеть пустой звериный взгляд брата. Только не снова. А теперь еще и Совет со своими играми и намеками об Алане. Эти пройдохи не просто так хотели видеть его. И это злило. Мальчик стал слишком важен для стаи, и отдавать его они не собирались. И то, что Кайрен не желал его принимать, ничего не меняло. Этот белобрысый демон был послан им очень вовремя. Смотря на своих недовольных сыновей, Маркус все больше в этом убеждался.
Эдвард и Уолтер были не просто недовольны. Они были в бешенстве. Когда дело касалось семьи, то оба были готовы рвать на куски всех, кто смел вставать на их пути. А с недавних пор в категорию семьи входил и Алан. Они были в Нью-Йорке по делам клана, но ровно до тех пор, пока не позвонил дядя и не велел убрать двух щенков Совета, начавших разнюхивать об их дизайнере. Те слишком активно интересовались Салливаном и попытались выйти на его семью. Если говорить по правде, то это было уже не в первый раз, когда они избавлялись от надоедливых типов, желающих познакомиться с родителями Алана. Парней просто бесила сама мысль о том, что Алана могут увести у них...
Земли Блодхарта показались уже к полудню. И двое молодых оборотней вздохнули спокойней. Впереди был дом и одуряющие объятия любимых. И совсем неважно, что их не было два дня. Было такое ощущение, что прошло намного больше времени. Однако стоило парням выскочить из машины и броситься в огромный холл, как они недоумевающе замерли и уставились на недовольно шикнувших на них двух горничных. На этом дело не закончилось. И вскоре все четверо удивленно смотрели на слуг, крадущихся по замку на цыпочках и разговаривающих еле слышным шепотом.
– Это мне не нравится, – разглядывая так же шепотом разговаривающих Джера и Гора, произнес Маркус.
– Джер, что происходит? – с нарастающей тревогой спросила Диана, – где все?
– Миледи, – зашептал старый слуга, – я вас умоляю, только тише. Сер Джулиан поехал на стройку коттеджей. Мисс Эрика сейчас в городе помогает отцу Солмерсу с церковью.
– А что с церковью? – подозрительно спросил Уолтер и втянул воздух.
– Небольшой пожар, – уклончиво ответил Гор.
– Что?! – вскрикнула Диана, за что получила гневное шипение от отца и сына.
– За профессором Дверлом пришли, – прояснил Гор и скосил опасливый взгляд в сторону мраморной лестницы.
Лестница мирно лежала на месте и никуда не собиралась. А вот семья начала откровенно закипать.
– Гор, что происходит? – вмешался злой Эдвард, – я чую кровь в замке. Почему дяди нет с тобой? Он ведь в замке!
– И Алана не слышно, – тревожно произнес Уолтер.
– Это его кровь, – побледнела Диана, – это его кровь мы чуем.
Дальше никто не слышал ни Джера, ни мат Гора. Все четверо перемахнули эти несколько этажей в одно дыхание и, проносясь по коридору, чуть не снесли дверь в спальню белокурого дизайнера. Они уже собирались там узреть хладный и выпотрошенный труп, но их ожидание совершенно не оправдались. Признаться, такого они вообще не ожидали видеть.
Прохладный ветер проник сквозь распахнутые стеклянные двери на балконе и играл с легкими прозрачными шторами. Светлая комната просто утонула в ленивой неге, и время словно застыло в ней. Запах валяющихся на полу у прикроватной тумбочки окровавленных бинтов перемешался с горьковатым ароматом полыни. Но он не мешал тем, кто крепко спал в залитой осенним солнцем постели. Среди разворошенных простыней, в помятой одежде, вцепившись друг в друга так, словно их кто-то пытался разлучить.
Теплое одеяло валялось где-то в ногах. Алану явно было холодно. Его плечи дрожали, и блондин во сне все больше прижимался к неожиданно заворчавшему что-то Кайрену. Тот, так и не просыпаясь, крепче обнял блондина и повернул их обоих на другой бок, закрыв собственным телом от сквозняка. Светлые брови нахмурились, и руки, оторвавшись от крепкой спины, сонно зашарили по постели. Наткнувшись на одеяло, они потянули его вверх и прикрыли спину тихо сопящего альфы.
Пискнувшему Уолтеру рот закрыли сразу три руки. Но вопреки ожиданиям Кайрен только недовольно оскалился и крепче прижал к груди спящего Алана. Тот втиснул колено между ног альфы, уткнулся холодным носом в шею и, положив ладонь на мерно бьющееся сердце, окончательно затих. Затихла и семья.
Тихонько прикрыв дверь и неслышно спустившись в малую гостиную. Где их уже ждал Джер. Он понимающе взглянул на растерянные лица своих хозяев и приготовился отвечать на вопросы, которые посыпались сразу же. После рассказа слуги они молчали долго.
– Вот это да, – наконец со смешком протянула Диана, – а сколько они так спят?
– Уже два дня, – ответил Джерими и, увидев тревогу хозяев, поспешил успокоить их, – доктор Эбот приходил к ним. Мастер Алан просто все еще под действием снотворного.
– Но ведь на дядю же это не действует, – недоверчиво прищурился Эдвард.
– О, Николас говорит, что с усталостью хозяина такой сон не удивителен, – улыбнулся Джер.
– О, Боже, – заныла Диана, – почему я не сфоткала их? Представляете, если бы они видели себя.
– Я представляю, что будет, когда они проснутся, – прикрыв глаза рукой, покачал головой Маркус...
У него белая кожа. Она мягкая, как шелк, и пахнет пряными травами. В его растрепанных волосах запутываются солнечные лучи. Припухшие после сна губы так и просятся, чтобы их медленно вылизали. Серо-голубые глаза затянуты томной поволокой. В них все еще нет проблеска сознания, только чистое наслаждение от тепла. У него крепкие и нежные руки. Они могут обнять так сильно и трепетно, что забывается вся боль, что всегда сидит внутри. Его волк ластится к этим рукам. Он довольно порыкивает и, свернувшись клубком, прикрывает глаза. Зверь в нем устал не меньше человека, и он, наконец, нашел того, рядом с кем не мучают кошмары. Словно они уходят после каждого прикосновения. Это краткий миг, когда время застывает для него. Один лишь миг, когда его накрывает таким теплом, словно он нашел свой дом. После долгих скитаний и бесконечных лет он все-таки нашел это. Но потом морок исчезает.
Они не говорят об этом. Ни после, ни за обедом, а ведут себя так, словно ничего не произошло. Будто это не Кайрен эти два дня спал в постели Алана и обнимал его, как долбанного Тедди-медвежонка. И это не он ушел первым, старательно делая вид, что совершенно не заметил проснувшегося до него и притворяющегося спящим блондина. И уж точно не альфа прикрыл его одеялом. Алан, ну, ни в коем случае, не лежал, уставившись совершенно отсутствующим взглядом в стену, после того, как за златоглазым мужчиной закрылась дверь. Всего этого совершенно точно не было. В это легко поверить, если не обращать внимания на выжидающие лица семейства и скромно отводящих глаз слуг. Но все они чувствуют, что что-то неуловимо меняется. Это витает в воздухе. Пока неясное, но явно что-то новое.
Веселые разговоры за столом не стихают ни на минуту. Последние новости сыплются из Эрики, как из рога изобилия. Эдвард, как всегда, не может наглядеться на свою невесту и мягко поглаживает ее колено под столом. Девушка бросает на него теплые взгляды и хулигански улыбается. Уолтер вообще потерян для общества. Если сейчас его спросить, о чем там говорит будущая жена его брата, то он не сможет ответить. Потому что один русоволосый красавчик сейчас кормит его клубникой. Маркус увлеченно обсуждает последнею встречу с Кайреном. А вот Диана всеми своими коготками вцепилась в Алана и отпускать не собирается. Судя по закатывающему глаза американцу и все же легкой улыбке на губах, тот и не против.
