Текст книги "Антигерой (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– Похоже, у вас с ним свои секреты, – проронила я, погладив пса по холке. Мико только простодушно вертел ушастой головой.

Собрание было созвано незамедлительно, и я вяло принимала в нём участие. Выразила свою обеспокоенность судьбой Бауруса и тем, что сам Клинок не особенно обратил внимание на моё предостережение. Он терзался виной от того, что остался единственным живым из охраны императора. На его глазах погибли товарищи и капитан Рено. Я попыталась мягко сказать ему, что от смерти не будет смысла, если он не вернёт амулет. Надеюсь, подействовало.

Я не могла толком ни есть, ни пить, ни сидеть на одном месте. Ночь перед первым серьёзным экзаменом казалась мелким испытанием для нервов по сравнению с нынешними переживаниями. Тревога окрасила мир вокруг туманной дымкой, я жила, точно во сне. Время то тянулось, то бежало слишком быстро.

Ночь не принесла мне отдохновения. В моей келейке с узкой тафтой на каменном полу, едва прикрытом циновкой, было страшно холодно. Сквозняк прорывался сюда через плохо укрепленное окно. Волнующий свет обеих лун потрясающе яркий в чистых, ледяных небесах падал прямо мне в лицо. Не раздеваясь, я закуталась в свой шерстяной плащ и накрылась неподъёмным одеялом, которое плохо прогревалось моим телом и казалось сырым. Уснуть не получалось.

Я закрыла глаза и услышала, как откуда-то слабенько доносилось пение ручья.

– Есть один человек, – слышала я сквозь всхлипывания чей-то голос. – Страшный человек. Помогите… помогите мне.

Элион спокойно посмотрел на девочку. Или девушку. Вообще-то призраки посещали его нечасто, даже на кладбище. А когда посещали, не говорили ничего вразумительного. Большинство привидений незримы, а те, кого удаётся разглядеть мало обращают внимания на людей и живут на автомате, говоря или делая то, что чаще всего делали при жизни.

Но эльф, присмотревшись, понял, что двенадцатилетняя девочка перед ним убита насильственной смертью. Как маг иллюзии, он ощутил прикосновение к душе когтистой, холодной ладони боли.

– Я вижу его каждую ночь, я чувствую его каждую ночь, и влажный, горячий язык прижимается к моей щеке…

Эльф продолжал курить самокрутку из листьев мандрагоры, чтобы не уснуть. Пока что не ясно, почему врата Обливиона откроются именно здесь, но информацию следовало проверить.

– Помогите мне…

На этом обычно всё заканчивается. Призраки слишком покалечены, чтобы внятно объяснить, что им требуется. Элион привык к привидениям, он насмотрелся разных, но в той девочке было что-то особенное.

Тонкая, окровавленная рука потянулась к Элиону, и он склонился на одно колено, чтобы дать ей коснуться себя… Любопытство всегда было его бичом.

Он ощутил, как тело в разные стороны потянула злая сила. Руки, ноги, шея вытягивались, мучительно, рвались связки. Он чувствовал панику, но вовремя успел абстрагироваться и сквозь хаос страшных видений понять со стороны то, что ему попыталась передать умершая.

Шорох ледяной, блестящей листвы густого леса. Вдали фонарь, дорога, слышен топот копыт и сильно приглушённый голос стражника. Она пытается кричать или укусить сухую, жилистую руку. Адская боль врезается ей в живот, и девочка едва не задыхается. Это страшнее, чем розги матери. Это незаслуженно.

– Не кричи, – скрипит голос старика. – Не кричи, сука, придушу!

Казалось бы, гибель – спасение. Это пришло ей в голову, когда ее юбку задрали. Она неистово дралась за свою смерть в его руках, побуждая его бить ее сильнее. Девочка надеялась потерять сознание. И почти успела.

Насиловал старик уже ее труп.

Несправедливость едкой болью влилась в сердце эльфа, когда девочка коснулась ледяной рукой лба. Не его слеза – ее – скатилась по его щеке.

– Помогите… Помогите мне, – шептал голос.

– Где он? – спокойно спросил Элион, открывая глаза и делая затяжку, чтобы привести в порядок растрепанные нервы.

– Он сокрушается о том, что убил, но не о том, что, умирая, душа моя наблюдала, как издеваются над ее телом. Он пьёт и спит, видя по ночам кошмары. Он думает, что совесть его – кара. Но кара недостаточная!

– Где. Он, – отрезал грубо эльф, глядя на призрака.

– Тебе укажет дурное знамение…

Призрак беспомощно растворился в воздухе.

Элион снова затянулся, губ его коснулась усмешка, и расшифровать ее могла одна лишь я. Он втайне ждал этого. Возможности однажды убить человека и иметь на то мотив.

Мне было плохо одновременно за изуродованную душу ребёнка, за чёрные помыслы эльфа и за собственные переживания. Я не могла осуждать Элиона за то, что он задумал. Это интересовало его больше, чем врата Обливиона, это было слаще лунного сахара на вкус.

Ещё бы – ветка квестов тёмного братства была моей любимой. Гильдию бойцов я не проходила, вообще, а из гильдии магов меня выгнали, потому что я кого-то убила. Элион стал бы первоклассным ассасином. Я изначально создавала его для этого. И теперь, когда я видела эту улыбку, озарённую лунами, испытывала восхищение и ужас.

“Это неправильно! Неправильно!”

Но отговорить эльфа даже не попыталась. И в голову мне не пришло.

Едва поспав той ночью, я написала Элиону послание, в котором было несколько слов. “Я всё знаю. Она говорила про таверну”.

Просто он сам начнёт искать подсказку, не обратившись ко мне, и я сократила время поисков, которые могли бы стать опасными или никуда не привели бы.

Я не упомянула Тёмное Братство, это могло лишь подхлестнуть Элиона на убийство.

– Неважно выглядите, Шей, – сказал мне его величество, когда я появилась у него в библиотеке в условленное время.

– Осмелюсь заметить, что это касается и вас, – ответила я, слабо усмехнувшись. – Похоже, ночь выдалась нелёгкой.

– Я пытался просчитать, насколько возможно выполнение вашего плана. Теоретически – всё реально. Если, не дай Боги, у Бауруса не выйдет вернуть амулет, то его и впрямь можно создать. Проблема с коронацией и вечными огнями. Их зажгло дыхание Акатоша.

– Пламя в светильниках можно зажечь Криком. Так как вы драконорождённый, у вас это легко получится.

– Вы говорите о драконьем языке? Но я ни слова не знаю.

– Это был мой любимый Крик в Скайриме, меня ему ещё Партурнакс учил, – я осеклась и махнула рукой: – Не важно. Он переводится, как “огненное дыхание”. Йол-Тор-Шуль.

– Это сочетание слогов ничего мне не даёт, Шей, – заметил император. – Я не представляю, как Кричать.

– Я тоже, – призналась я. – Может, что-то есть про это в ваших книжках? Я не помню, как он пишется…

И тут же замолчала, потому что, вообще-то, почему-то отлично помнила. Мало того, я знала весь драконий алфавит так же, как киродиильский. Он напоминал клинопись слогового письма шумер, который я однажды взялась изучать просто из интереса. Не то, чтобы я достигла каких-то успехов, но кое в чём разбираться могла.

Я медленно вытащила с тарелки салфетку и вынула из-за уха Мартина карандаш. Император наблюдал за мной с интересом.

– Короче, как-то так, – неуверенно подытожила я, глядя на салфетку, где с третьего раза правильно нарисовала иероглифы. – Не спрашивайте. Для меня самой сюрприз это знание. Вообще-то, я никогда не учила язык драконов.

========== IV ==========

Врата Обливиона в Бруме открылись. Агенты Мифического Рассвета были уничтожены, но дело свое совершить, увы, успели. Я видела багровое небо со смотровой башни Храма. Над Брумой собрались кровавые облака. Видеть их собственными глазами – очень похоже на наблюдение за цунами. Ты стоишь на балконе и просто смотришь, как нечто восхитительно величественное и ужасное надвигается, дабы разрушать и подминать. Обречённость, боль и восторг – ничего больше. В такие секунды мы звоним нашим близким, чтобы сказать, что мы любим их. Я думала о Максе и молилась – не знаю, кому. Забавно, что когда человек забывает родную религию, начинает ее выдумывать в сложных ситуациях, как тот, кто лихорадочно ищет под собой опору. Мы слабы…

От Бауруса не было вестей уже больше недели, но мне объяснили, что это нормально, учитывая, как далеко я его отправила. Я рассказала ему перед отъездом всё, что знаю об убежище Манкара Каморана, но беспокоилась – вдруг сделала недостаточно для безопасности Клинка?

Впрочем, скоро мне было не до того, потому что Элион во второй раз отправился в Обливион.

В первый повезло, большая часть демонических сил была брошена на Кватч, и в самой зоне пустошей ему попалось относительно немного тварей. Но жизнь не игра, никто не станет подстраиваться под уровень персонажа.

Я многое поняла из того похода Элиона по аду. Например, он не лгал, когда говорил про раннее поседение…

Глупо и странно то, насколько велика разница в игре и реальности. Эти названия, вроде «чертоги разлуки» или «коридоры чёрного избавления» казались пафосными и одинаковыми. Но в обливионе есть система, у всего свой смысл, назначение, Дагон оказался математиком боли. Каждый план пустошей – это подставка сигильского камня. Ограниченная часть преисподней, построенная специально для содержания подобных артефактов. Каждая такая зона имеет систему, точно живой организм, кровяные каналы, бьющееся сердце, защитный механизм.

Всё в мире боли жутко. Например, мясной кокон – не аллегория. Это куски свежесодранной кожи, сшитые вместе. Если коснуться ее, увидишь, что она тёплая, что она дышит, потому что владелец кожи ощущает всё, что с ней происходит. Порви нити кокона, ты услышишь крик чьей-то души. Внутри ты найдёшь горячие, золотые монеты, но бери их на свой страх и риск. Всё, что забираешь для себя из Обливиона, забираешь ценой боли душ, а значит – в какой-то степени продаёшься дьяволу.

Элион неплохо подготовился к походу, в чём ему помогла казна Храма Повелителя Облаков, но это не спасло его и, собственно, даже не особенно подсластило пилюлю.

Всё началось с того, что эльф просто стал искать себе убежище, дабы определиться, куда идти. За ним гнались скампы и черти, но он использовал свитки телепортации.

Сквозь алый, ядовитый туман, чёрный дым, вопли призрачных душ, посланных сюда, чтобы питать жизнь в этом плане обливиона, он бежал в сторону относительно пустых скал. Там он наткнулся на проход и нырнул в него. Он не знал, как и я тогда, что это место называлось пещерами замученных. Я упоминала, в царстве Дагона нет бессмысленных названий?

Там было темно, тесно и жарко. Зелье позволило Элиону всё равно видеть происходящее. Всюду на полу валялись тела. Они вращали выпученными, живыми глазами, что странно смотрелись на трупах утопленников, которым на вид уже больше недели, на мёртвых с отрубленными конечностями. Глаза таращились на Элиона и словно умоляли о чём-то жадно и страшно.

Из глубины коридора слышался шум – характерно знакомый – сочетаемый с вонью. Я не знаю, что было в те секунды в голове эльфа, когда он, крадучись, искал второй выход из подземного каземата. Я не знаю, о чём он думал, пока, застыв, рассматривал происходящее.

Все души в мёртвых телах в большой пещере были собраны, точно в хоровод вокруг механической, ржавой установки. Изо рта каждого вела алая, раскалённая цепь к центру вращающейся машины. Это было не видно, но я быстро поняла, что по цепи передаётся некая сила. Она извлекается из боли и страхов. Дреморы развлекались сношением с этими душами с помощью различных предметов, но было отвратительно не это, а комментарии, хохот и истошные вопли.

От машины вела длинная, мясная кишка. Элион крался вдоль нее, надеясь прийти к выходу. А по ней мощными толчками лилась не кровь, а силы душевные в виде тёмной субстанции.

Эльф вжался в стену, мимо него пронесли верещавшую, беременную, обнаженную редгардку. Сама она, наверное, мертва уже давно. Ад – это иллюзия. Душам тут внушают мучения, в которые те искренне, увы, верят.

У огромных паучих была своя роль. Первая часть тела принадлежала обольстительной, голой красавице с выдранными на лице глазами и алыми слезами. Нижняя – полутораметровому телу тарантула. Они не видели, но чуяли боль и управляли ею, как нитью паутин.

– Мы слыш-шим… – прохрипела одна из паучих. Элион в это время как раз прокрался мимо нее к заветной двери.

– Сладко пахнет страх…

– Живой страх! – хохоча, завопила другая, и Элион понял, что мёртвое, трупное лицо твари без глаз смотрит на него, а ее невозможно ледяные и влажные ладони касаются его рук.

Вообще-то, я на месте Элиона уже на пятом метре Обливиона потеряла бы сознание, но альтмер устоял перед взором дреморской твари. Он зашептал какое-то заклятье, провел рукой над ее лицом, и та на несколько секунд замерла.

Эльф сумел ускользнуть, но, едва приоткрыв тяжёлую, каменную дверь, вжался в неё, закрыв лицо руками. Он сдавленно дышал от перенапряжения, ладони дрожали. Нужно было быстро идти вперёд, потому что заклятье вот-вот рассеется, и хитрая тварь помчится вдогонку.

Место, в котором он оказался теперь – источник крови. Сюда вела толстая кишка из пещеры. Вообще-то, этими кишками был опутан весь огромный холл. Они собирались в центре и опускались в гигантскую дыру, откуда исходило зловоние. Казалось, Элион попал в тупик, но он увидел, что в противоположном конце зала открылась дверь, и вышел демон. Один из старших, потому что защитная мантия эльфа не спасла его от взора дреморы.

Если бы альтмер не отреагировал бы сразу, умер бы на месте, ибо взглядом демон обладал испепеляющим. Но дорогой, освященный высшим жрецом Аркея, посох выгнал тварь. При этом он сыграл с Элионом недобрую шутку. Священная вещь в подобном месте всё равно что громкий хлопок в полной тишине… Теперь все знали, что в пустоши посторонний.

Но Элион ещё до того, как на него напали, успел открыть ворота, ведущие к сигильской башне. Он телепортировался далеко, чтобы его не достали. Правда, свиток этот был последним.

Не помню чертог разлуки, и шпиль плоти помню лишь потому, что одна сцена показалась мне самой яркой. Дело в том, что там появилась я. То есть, демон, принявший моё обличие. Элион оторопел, когда увидел меня. Я ничем не отличалась от себя самой, даром, что была обнажена.

– Жалкая копия. У неё родинка с другой стороны, – прохрипел он, доставая серебряный кинжал. – У нее первый размер груди, а не третий. А на лице нет этого идиотского выражения. Да, и… меня не привлекают человеческие девушки. Одинаковые, мелкие, кривоногие.

– Какой ты недобрый гость, – промурлыкала суккуб. – Я к нему с радушием, а он драться. Фу.

Хуже всего – магия иллюзии. Эти демоны обладают ею в совершенстве, и Элион с трудом сохранял рассудок, борясь с непрошенными чувствами и видениями. Он никогда не молился, но тут впервые упомянул Аури-Эля.

Острые когти демона сжали шею эльфа.

– Говори, что ты такое. Ты уже должен быть мёртв. Что даёт тебе силы? Что твой источник? – она смотрела ему в глаза, а альтмер, сцепив челюсти, пытался контролировать собственное тело.

– Говори, – раздельно протянула она, усиливая хватку. Мозг Элиона мучительно взорвался видением, которое я не разобрала, но из горла его вырвался протяжный стон.

– Говори!

Я впервые слышала, как он кричит от боли. Понемногу это переросло в хриплое рычание, и тело демона, спустя секунду, пронзал освящённый, ритуальный, серебряный кинжал.

Суккуб растеклась воняющей, чёрной жижей. Какая паника, какая мука была на лице эльфа в те секунды. Покачиваясь, точно ослепший, ослабевший, он оглядывался, а на него сзади мчались паучихи.

Элион взлетел по тонкой, чёрной лестнице, вооружившись своим посохом изгнания. Его заряды следовало экономить, но ситуация была слишком страшной, чтобы беспокоиться о таких вещах.

На крыльях страха и почти животной паники он попал в коридоры чёрного избавления – единственное, холодное место в башне. Там хранились мёртвые души, и тьма, царящая там, не рассеивалась даже под снадобьем. Элиону пришлось долго идти на ощупь в лабиринте из куч тел. Прикосновение к каждому из них отдаётся болью в собственной душе. Из мёртвых душ вылупляются демоны и паразиты.

Появившись в зале Сигиллиума, Элион был уже практически сед. Его лицо ничего не выражало, одна рука сжимала посох, другая – драконий фламберг.

– Стой, смертный, – хранителем сигильского камня был внушительного вида ксивилаи. Как-то отстранённо я поняла, что это конец. Элион с ним не справится, а демон тут был не один. На защиту камня сбежались все, кто мог.

– Земли Обливиона помнят тебя, наглейший из людей, – хранитель передвигался мягко, медленно и вальяжно, но неуловимо, мечом так просто не попадёшь.

Элион молчал, и маска его лица ничего не выражала.

– Если ты расскажешь, в чём твой секрет, мы отпустим тебя живым.

Альтмер казался высохшим, умершим, сдавшимся. Он медленно поднял взор на демона и сонно улыбнулся:

– Секрет?

– Да, какой бог тебя прикрывает? Какому даэдра ты поклоняешься?

– Я не преклоняюсь ни перед кем. А уж тем более перед озабоченным, закомплексованным Дагоном. Поэтому…

Он очень витиевато и подробно объяснил демону, куда они все могут отправиться.

У него нет шансов, но он провоцирует?

Неожиданно физиономия ксивилаи переменилось, исказилось яростью, он резко развернулся к сигильскому камню. Копия Элиона уже протягивала к нему руку, на лице застыла злая, презрительная улыбка.

Заклятие двойника до смешного простое, но фокус в том, что совершенство его исполнения ничем не ограничено. Если маг иллюзии постарается, то создаст копию, способную достоверно жить годами. Другое дело, что и цена за такое заклятие высока…

– Катитесь в бездну, – прошептал он с удовольствием, хватая с установки сигильский камень.

Я ощутила, как Элион рухнул в снег, сжимая тёплый, пульсирующий артефакт. Когда к нему подошли, чтобы забрать морфолит, эльф неожиданно ощерился, рывком поднимаясь на одно колено.

– Он мой, – прошептал Элион, целясь из арбалета в стражника. – Кто сделает ко мне шаг, умрёт.

Взгляд его был безумен. Он явился с Обливиона и сам воплощал собой даэдра.

Солдаты Брумы замерли.

– Успокойтесь, никто не собирался его отнимать, – сказал Клинок, который был прислан наблюдать за происходящим.

– Убирайтесь, – пробормотал Элион, покачиваясь, делая шаг назад. – Если за мной будет погоня, можете передать Мартину, что договор расторгнут. Я вне вашей власти.

Ему позволили уйти.

Этот страшный человек быстро скрылся в лесу, и никто даже не подумал сказать спасибо за то, что он спас второй по счёту город от нашествия даэдра.

Я чувствовала, как его свинцовые ноги медленно ковыляют через сугробы, видела краем глаза надгробия кладбища за Брумой, холод пронизывал меня, на душе царила боль и сумятица. Пробежав примерно полкилометра, Элион рухнул в снег на колени и, задрав голову к нему, застонал. По лицу градом катились слёзы.

Он видел больше меня, он соприкасался с этим, и Обливион навсегда вошёл в его душу уродливым шрамом. В мою, впрочем, тоже.

Элион некоторое время лежал на спине в снегу, без выражения глядя в восхитительное, звездное небо. Я чувствовала постепенно замедляющийся стук его сердца, судорожное дыхание успокаивалось.

Я не проснулась, меня разбудили, причём, с большим трудом. Я обнаружила, что на мне надеты кандалы, спальню сменила какая-то камера. Увидев перед собой лицо Мартина, я попробовала спросить, в чём дело, но не смогла – мне заткнули рот. Тело болело от впивающихся в ягодицы неровных камней пола, холода и судорог.

– Я искренне прошу у вас прощения, Шей, – сказал император осторожно, че силуэт смутно озарялся на безопасном от меня расстоянии свечами. – Вы в своём уме теперь?

Я утвердительно затрясла головой. «А в чьём я ещё уме, спрашивается?»

– С вами случилось нечто, вроде сильного, лунатического припадка. Мы были вынуждены вас парализовать, но магия слабо действовала, и пришлось прибегнуть к более грубым методам, иначе вы бы сами себя поранили, – заговорил Мартин, снимая с меня кандалы.

Я немедленно села на твердый пол, почувствовав жуткую тяжесть. Было холодно, и я всё ещё плохо ориентировалась в происходящем. Не важно, что происходило, главное – меня освободили, всё закончилось, и я смогу хотя бы немного согреться, укутавшись в свою накидку. Сверху тонкое одеяло. Узнать, есть ли молоко, приготовить с мёдом… Боги, в горле саднит и воняет, словно я спала полсуток после дикой попойки.

– П-первый сигильский камень у него, – сообщила я хрипло.

Мартин кивнул:

– Хорошая новость.

Первый. Это лишь первый артефакт.

– Сколько ему нужно этих булыжников? – тихо спросила я, стараясь не выдавать истерики в голосе.

– Четыре.

Ещё три раза побывать в аду.

Я закрыла лицо руками и, не выдержав, зарыдала. Первый визит в Обливион шокировал, второй – просто убил. И я не имела понятия, что останется от меня – той, какую я знала – после ещё трёх походов. Говорят, люди привыкают ко всему, но не к такому. От такого сходят с ума.

– Я знаю кое-какие травы, они помогут вам успокоиться, – услышала я сквозь шум в ушах, но ничего не ответила и не прекратила плакать. Кажется, у меня была истерика. «Какие, к дьяволу, травы? Сами их пейте… Я просто хочу домой, мне всё осточертело».

Впрочем, энергии моего тела и не хватило на полноценную сцену, и я тихонько икала от плача, задыхаясь. Помнила лицо каждого виденного страдальца, каждой души, каждый шаг по проклятой земле. Мне остро захотелось видеть Элиона, чтобы обнять. Странное желание. Точно это могло бы как-то исцелить нас. Словно общий крик на луну (на луны… их ведь теперь две – вечно забываю) помог бы нам продолжить жить дальше.

Но это было невозможно, и каждый из нас справлялся в одиночку.

***

Время следующих суток прошло незаметно. Мне показалось, что пролетела пара часов, а не двенадцать. Кажется, меня пытались накормить, но я не могла есть. И не понимала, как сейчас может быть в норме Элион. Впрочем, он не был. Заклятие двойника далось ему очень тяжело, альтмер был на грани серьёзного истощения.

А конь давно уже галопом нёс его в сторону центрального графства столицы. Он искал врата Обливиона, но ещё – с маниакальной страстью желал отыскать таверну “Дурное знамение”. На тот момент я могла лишь догадываться о глубинной причине этого намерения, но не нашла в себе сил осуждать его или останавливать. Странно – границы добра и зла внезапно сделались так ничтожны. Плохой человек, злой… какая, в сущности, разница, если каждая твоя мысль зациклена на одном – выжить и по возможности спасти тех, кого придётся и на кого укажет слепой инстинкт сердца?

***

На третий день, когда я понемногу стала приходить в себя, случилось событие, несколько выдернувшее меня, вообще, из череды кошмаров. Оно произошло словно бы не со мной и до сих пор кажется нереальным.

Я вышла из Храма (окружённая охраной, которая жутко стесняла меня в движениях физически и морально), чтобы немного прогуляться. Холод уже не казался таким страшным, я, вообще, сделалась чрезвычайно непривередлива относительно условий проживания и благодарила бога за каждый спокойный день. Чтобы справиться и, если возможно, примириться с увиденным, я вернулась к рисованию. Давным давно в моей уютной и скучной нормальной жизни я любила прогулки по Москве… Боги, как далеко теперь от меня мой родной город. Я гуляла по набережным и паркам, рисуя на улицах, когда тепло. В холодные времена меня выручали тайм-кафе и обожаемая мной «даблби» недалеко от уютного, хотя и шумноватого Библио-глобуса. Рисуя, закрывшись от шума музыкой, я могла ощущать жизнь более полно.

Я думала об этом, о роли искусства в исцелении души и пыталась уложить в голове всё, чтобы подготовить себя к грядущим испытаниям. Но руки не слушались, и рисовала я намного хуже, чем обычно. Штрих неаккуратный, да и тушью я рисовать не привыкла, испортила кучу листов пергамента.

К Храму часто ходили торговцы, таким образом он обеспечивался провизией. День был погожий, и к воротам подъехали сразу два обоза, которые Клинки начали тщательно проверять. Теперь торговцев оставляли за территорией, несмотря на дикий холод.

Неожиданно я почувствовала, что падаю, услышала, как лязгнули мечи и… оказалась где-то далеко от Храма, в лесу совершенно одна. Передо мной стояла высокая фигура в тёмной мантии. Человек откинул с головы капюшон, и я снова узнала данмера. Теперь это меня напугало. Я схватилась за свое кольцо, чтобы телепортироваться в Шпиль.

– Моё настоящее имя – Неар, – громко и чётко выговорил он, глядя мне в глаза.

– Знакомое, – прищурилась я.

Неар. Я откуда-то помнила это имя.

Данмер снял со своей руки перчатку, сказав:

– Спокойно, я лишь покажу тебе кое-что.

На пальце его было кольцо, которое он повернул ко мне так, что на ободке я разглядела полумесяц и звезду.

– А ты-то здесь каким боком? – прошептала я.

– Выходит, ты меня знаешь, – улыбнулся Неар. – Откуда?

С Нереварином я прошла лишь квестовую линию, и играла не одна. Собственно, с ней меня познакомил Макс. Мы вместе создавали персонажа. Он хотел сделать аргонианина, но я сказала, что не стану играть за ящерицу.

– Возрождённый Неревар, – произнесла я. – Ты был вором и мятежником в Киродииле, пока тебя не поймали и неожиданно не перевезли за границу. Там ты попал в услужение к Каю Косадесу, от которого первое время пытался улизнуть, но быстро понял, что это не выгодно.

– Гораздо интереснее, почему ты, как две капли воды, похожа на одну умершую эльфийку. Она погибла на корабле, в котором я плыл. Хорошо помню ее, потому что она первая и назвала меня Нереварином. Бедная, безумная нищенка… И вот ты здесь, – он уже не кривлялся, смотрел на меня оценивающе, серьёзно. – Откуда?

Конечно, Нереварин был моим любимчиком, и я не смогла играть за него дальше из-за проблем с компьютером, а затем – потому что глаза кровоточили от графики, да и убивало отсутствие ориентиров. Но сама атмосфера Морровинда незабываема, и я полюбила ее, как и главного героя. Альтруистичный, одинокий, с прекрасным чувством юмора, обаятельный данмер. Я списывала характер героя с Макса.

– Ты знаешь что-то большое и страшное, не так ли? – произнёс он, аккуратно делая вперёд шаг.

– Прости, но мне пока неясно, могу ли я тебе верить.

Мечты мечтами, но откуда я реально знаю, с кем имею дело? В конце концов, он пытался очаровать меня иллюзией.

– Забавно, а я вот тебе почему-то верю, – пожал плечами он. – Наверное, потому что только отмороженный добряк способен положить свою душу на алтарь ради мира. Это с тобой и случилось, верно? Подумай, а пока позволь предложить тебе взятку.

– Мне не нужно золото.

– Того, кто видел ад, как правило, от золота тошнит, – согласился Неар. – Я предлагаю избавление от твоих страданий. Маленький фокус, который позволит держать себя в руках, когда хочется с воплями кататься по земле и рвать на голове волосы.

Знает, как подкупить, звучало чертовски соблазнительно.

– А взамен?

– Не знаю, просто подумай, можно ли мне доверять.

– Я же буду субъективна.

– Ага, а я, по-твоему, чего добиваюсь?

– Ладно, что за фокус? – вздохнула я.

– Тебе понадобится лунный сахар и листва корня Нирна. Смешай всё в равных пропорциях и набей, как табаком, трубку. Станет легче. А если нет – забудь о моём предложении подумать.

– Ты говоришь “ад”, – нахмурилась я. – Но такого слова нет ни в одном языке. Есть Обливион и его планы.

Неар, помолчав, сказал:

– Не хотел бы я пока говорить это тебе. Не сочти меня ханжой, но мы и впрямь мало знакомы. Упс, – он надел на голову капюшон и улыбнулся: – Кажется, это за тобой.

И исчез, точно его не было.

Уже после того, как меня, аки вазу китайскую, перенесли в Храм, я серьёзно задумалась над тем, что случилось. У меня было одно предположение – робкое и ненадёжное, нереальное, но я не знала даже, как его проверить.

Я радовалась тому, что мы с Элионом наложили друг на друга чары, и я могла быть избавлена от ненависти. Впрочем, не могу сказать, что я сделалась слепа. Ни секунды не забывала, с кем имею дело. Единственный его способ показать ко мне свое расположение – молчать и игнорировать. Бедолага не мог иначе.

Только не подумала об одном нюансе. Испытывая вместо Элиона страшную боль, с какой стати я могла подумать, что не смогу брать на себя и его наиболее сильное наслаждение?

Как я и сказала, заклятие двойника обошлось ему дорого. Измотанный, на грани истощения, он остановился в Королле, чтобы иметь возможность прийти в себя и подготовиться к будущему походу в Обливион. Он поседел и словно потух, но этот стержень, что я ощущала внутри него, не сломался, сделался крепче. Если возможно сделать Элиона злее, походам в ад это удалось.

Я уснула в странно приподнятом расположении духа. Вернее, впервые за многие дни мне сделалось почти спокойно, хотя я отметила у себя тревожное повышение температуры. Мне удалось купить у караванщиков ингредиенты для курительной смеси и, не желая рисковать, я решила раскуривать её перед сном. Кстати, трубок тут не было. Элион, допустим, для курения использовал самокрутки. Большинство покупает мини-кальяны – это пузыри, от которых ведет небольшой шнур с длинной трубкой. Я никогда не курила, и пообещала себе этого не делать из-за того, что все в моем окружении дымили паровозами. Но сейчас условия выживания требовали моей адаптивности.

Готовка курительной смеси само по себе занятие успокаивающее. Я до сих пор благодарю судьбу за то, что догадалась так поступить перед сном.

Смесь действовала, как в несколько раз усиленный фенибут. Я неожиданно поймала себя на естественном, легком, обволакивающем пофигизме. «Так и дзен поймать недолго». Справившись с кашлем, я кое-как освоилась в своём нехитром занятии, и легла спать почти умиротворённой.

Мне бы хотелось считать сном то, что происходило дальше.

Сладким ядом в тело влилось вожделение, потом ощущение терпкого, горячего поцелуя, чьей-то нежной кожи под пальцами.

«Стоп-стоп-стоп…», – пыталась притормозить я, но ясность моего сознания только сделала картинку чётче.

Я помню запах этой альтмерки, но не помню лица. Какое-то время я пыталась закрываться и абстрагироваться, но потом это стало невыносимо. Я не видела происходящего, но было достаточно чувствовать хотя бы отчасти и слышать дыхания. Каждая секунда была исполнена ненужного мне совершенно откровения, которое я не могла не воспринимать или выбросить из памяти.

«Я ему всё выскажу. А впрочем… не делаться же ему евнухом только потому, что я чувствую, как он занимается с кем-то любовью. Я бы точно на такую жертву не пошла».

Ни грамма эмоций, только инстинкты, но даже они выражались у него плавно, нежно, словно девушка и впрямь была им любима. Быть может, так оно и было пару часов. Быть может, это единственное, как он способен любить. Испытывая чьи-то ощущения так мощно, теряешь себя, поэтому я быстро перестала смущаться и сопротивляться, попытавшись относиться по возможности проще. Стало легче – заслуга курительной смеси, полагаю.