Текст книги "Антигерой (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

– Это даэдрический лавовый виски. Похоже, твой брат тоже наведывался в Обливион.

– Скорее всего, нет, – Элион поднял с пола бутылку. – Мог приказать вызванному демону, чтобы он принес ему его. Любил выпить.

Он прикоснулся к могиле отца. Надгробие сопротивлялось долго, пока, наконец, не сдалось.

– Что это? – альтмер поднял с земли белый, вытянутый кристалл с перламутровым блеском. – Похоже на камень душ, но совсем другой структуры. И зачем он так гладко шлифован?

– Думаю, он должен был запечатывать дверь в катакомбы, – предположила я. – Без камня невозможно туда попасть.

Я сказала Элиону вставить кристалл в небольшой металлический паз на столбе. Каменные плиты под ногами догнули, и вниз перед нами стала открываться пыльная, широкая лестница. Она подводила к белой, арочной двери, исписанной символами.

– Это айлейдское шифрование, – Элион подошел к ней. – Но ничего особенного. Дверь просто не заметна для всяких мародеров и бандитов.

Я открыла ее. Застоявшийся густой воздух можно ножом резать. В узком коридоре было неожиданно душно. Каждый звук казался осязаемым, острым – пошаркивание ног, дыхание, звон застежек на поясе.

Элион остановился у первой двери, что нам попалась. Тоже белая и в тех же символах. Он нахмурился:

– Здесь очень сильный, зачарованный замок. Мало открыть ключом, придется повозиться с руной.

– Там начало руин, – сказала я, облизав губы, потянув за собой Элиона. – Ты увидишь узкий коридор с белыми стенами. Лестница уходит вниз, во мглу на много метров. Тебе придется пройти прямо до конца, никаких ответвлений там почти нет. Но на каждом шагу ученики Растиери. Вернее, то, что с ними сделал Риндси. Так же именно там сам твой брат и отец, Элион. Что они делают, не знаю. Но, думаю, за годы одиночества в темноте они могли серьезно измениться. На каждом лестничном пролете стоит сильное зачаровании магии льда. Оно смертельно для любого человека. Тебе придется пройти очень много ступеней вниз, Элион. На пути попадутся небольшие залы. Там ловушки, не наступи на нажимные плиты.

Он слушал серьезно, внимательно. Ничего не ответив, пошел за мной. Мы открыли ключом следующую дверь. В большом учебном зале в мертвой тишине стояли ряды скамеек и столов. Я отыскала взглядом витрины и подошла сразу к одной из них.

– Это неплохой меч. Тебе пригодится вместо твоего фламберга, – сообщила я, откидывая стеклянную дверцу.

Черный, длинный клинок казался вылитым из кристалла целиком, включая гарду и рукоять. Элион взял в руку клинок, сделал пару взмахов, недоуменно посмотрел на оружие.

– Он из стекла или из эбонита? Я никогда не видел такого материала.

– Похожий на него есть только в царстве Шеогората. Возможно, тебе представится шанс его изучить, – пробормотала я, направляясь ко второй витрине.

– Не перестаю удивляться, как много ты знаешь. Держу пари, это лишь вершина горы.

– Верно.

Мантия Растиери включала в себя тонкие брюки, рубашку и длинный, белый плащ. Всё из одной ткани и украшено серебристыми узорами.

– Она мужская и великовата тебе. Придется воспользоваться поясом, – Элион протянул мне мантию.

– Интересно, кто ее носил раньше?

– Если она на витрине, выходит – образец. А значит – никто ее не носил. Мой отец любил зачарование. Ему нравилось это, как стихосложение. Эти вещи на виду, чтобы на них любовались, а ученики брали пример с мастерства учителя, – пробормотал Элион.

Я неуверенно взяла мантию и пошла на второй этаж переодеться. Эльф прошел за мной, но остановился на пороге комнаты.

– Здесь жил Риндси. Я чувствую.

– На прикроватном шкафчике его дневник и ключ от подземелья, – сказала я. – Забери и выйди.

– Я уже не раз видел тебя обнаженной.

– Я была бы очень благодарна, если бы ты прекратил об этом напоминать, – холодно отрезала я.

Элион улыбнулся и ушел со словами:

– И как ты только умудряешься сохранять это в себе?

Зная, что он остановился в коридоре и слышит меня, я спросила, переодеваясь:

– Что именно? Воспитание и чувство собственного достоинства?

– Способность смущаться, как ребенок.

– Я не смутилась.

– У тебя покраснели даже уши.

– Это от злости.

– Кого ты обманываешь? Я тебя чувствую.

Раньше, страшно давно я умела на это реагировать правильно, но потом у меня появился парень. Моей тактикой было бы сейчас надеть на себя кое-какой минимум одежды, сделать совершенно невозмутимое лицо и пройти мимо Элиона со словами “Кажется, я что-то забыла”. Пройти так, чтобы он видел – я не стесняюсь ни себя, ни своего тела, а мой румянец от обыкновенного возмущения. Как правило, это затыкает самых нахальных.

Подавив раздражение, я закатила глаза, глубоко вздохнула и, молча, продолжила переодеваться. Наверное, даже хорошо, что Элион видит во мне ребенка.

Я кое-как затянула ремень, набросила на плечи белую мантию и вышла в коридор. Альтмер читал дневник своего брата. Я не мешала ему и решила посмотреть на оружие, которое он взял с собой. Загнутая эльфийская сабля выделялась из трех клинков своим зачарованием, заставлявшим золотистый металл становиться почти белым.

– Всё так, как ты сказала, – пробормотал Элион, листая дневник. – Узнаю своего брата. Пока я буду в катакомбах, оставайся тут.

– Тебе в любом случае придется вернуться. Смерть Растиери откроет печать портала, который ведет на ярус ниже комнаты учеников. В кабинете отца лежит его личный посох, амулет и ключ от Налонвина – это руины, которые ведут к белой башне.

Элион отложил в сторону дневник. Взяв меч в обе руки, он шагнул вперед, разрубая воздух по вертикали, затем описал клинком линию вокруг своей головы, делая круговой замах и рассекая невидимое препятствие по диагонали. Он был бесшумен, взгляд серьезный и сосредоточенный.

– Он легче, и на нём прекрасные чары. Не думал, что добуду постоянную замену драконьему фламбергу. Нужно найти информацию о материале. Будь здесь, Шей, – он повернулся ко мне спиной почти легкомысленно, не желая прощаться, словно упокаивать души своего брата и отца было для него делом обыденным.

Нет, он не скрывал эмоции. Элион жесток в плане личных взаимоотношений. Для него родственники умерли в тот момент, когда его сдали в Алинорское министерство правды, где из него выпытывали информацию о его друге. Он не выдал Нереварина, впрочем, не подозревая о том, с кем имеет дело. Замученного эльфа выбросили в море, рассчитывая, что юноша умрет, но за этим следила каджитская семья, которая стала его настоящей родней впоследствии.

В общем, отправляясь убить отца и брата, Элион испытывал своеобразный душевный подъем, лишенный всякого злорадства. Скорее, облегчение от возможности поставить точку в страшно тягомотном, длинном деле.

Повозившись немного с руной на двери, он аккуратно приложил к мраморной поверхности ладонь и тут же ее одернул. Нахмурившись, упрямо поджав губы, он толкнул каменную плиту и вытащил меч из ножен. Почти немедленно ему пришлось отсечь голову призраку, который надвигался на него плотным облаком черного тумана. Его противник стек по стене эктоплазмой, но некоторое время Элион не мог прийти в себя. Эта нежить имеет свойство влиять на саму атмосферу помещения.

Лед впитался в каждую щербинку каменных, трупно-белых стен узкого коридора, сам воздух в котором казался пронизанным морозной солью – он до боли щипался в носу, дышать им было мучительно, словно легкие наполняются льдистой, острой крошкой. Сквозняк этого места жил собственной жизнью, касался кожи шершавым, колючим языком. Головокружительно крутая, узкая лесенка, стиснутая с обеих сторон стенами вела в нутро бездны.

Элион, стараясь не поскользнуться на старых костях, пошел вниз.

– Ga-atashti mana-a-ka, – громовый голос под стрельчатым сводом потолка своим объёмным, звучным тембром, казалось, коснулся загривка.

– Ga-atashti mana-a-ka! Abbalon!

Гулкий возглас с нечеловеческой, мучительной истерикой пронзил воздух. Элион крался мимо полусгнившего лича. Вместо волос ошметки пакли. Создавалось впечатление, что он вырывал их у себя. Черная яма вместо носа, отрезанные губы и щеки обнажили уродливую, страшную улыбку. Когда лич говорил, было видно, как работают полустертые голосовые связки, едва прикрытые тряпичными ошметками обвислой кожи. Глаза давно впали, веки ссохлись и уже не опускались. Глазные яблоки превратились в уголья, но как-то держались в рваных проемах, полыхая в темноте мутно-голубоватым свечением, в котором чувствовался голод. Слишком глубоко осмысленный, бессмертный голод хаоса, Ситиса, что рожден быть первым и он же – последним.

Лич совершенно бесшумно парил над полом, причитая и бормоча что-то. Элион знал – это не айлейдский, и даже не древне-данмерский, а какой-то иной праязык, на котором начинали свои песни первые из диких эльфов. Судя по интонации, лич горестно проклинал Авалон, ненависть источила его сердце, став почти материальной.

Элион, стараясь не смотреть на нежить, замер в углу зала. Он напоминал сам в тот момент скульптуру или интерьер предмета по своей невозмутимости. С левой ладони скользнула искорка заклятия. Лич взметнулся к потолку, заверещал. И в этом крике недоуменной радости, ликования было больше, чем боли. Словно любой противник для него ближе всякого друга.

Он всем корпусом повернулся на эльфа, его пылающий, чудовищный силуэт освещал небольшой зал, в конце которого снова была лесенка вниз. Элион плавно ушел от проклятия, сорвавшегося с посоха лича, закрываясь защитными чарами, а затем, став невидимым, бесшумно скользнул нежити за спину. Голова нежити отскочила от плеч, словно там ей показалось слишком горячо. Но еще раньше, чем кости рухнули на пол, его тело развеялось вонючим пеплом.

Элион приблизился к лестнице и снова шагнул в узкую, дышащую холодом, тьму. Пространство полнилось звуками. Каждый из личей от одиночества и могущества сошел с ума. По все видимости, они не могли убить друг друга и слишком быстро теряли рассудок, становясь пленниками своей бессмысленной силы, убивающей их изнутри. Один из личей увидел Элиона, но не препятствовал, когда эльф попытался его убить. Другой всё время выкрикивал:

– Nalonvin ted na Anteriori Abbalon. Gesh-na-a Tir! Tir beleme te… Beleme. Ma nare?!

– Nare, – произнес он ровно, узнавая отголоски айлейдского языка в наречии призрака. Попытался спросить, удерживая в руке меч, кто такой Тир. Ибо слова лича приблизительно переводились: “Налонвин положит твои ноги к уступам Авалона. Преклоняйся (остерегайся?) Тира. Тир тебя съест (голоден)”.

Но вместо ответа лич исторг из своей гнилой глотки черную, едкую жижу, которая с шипением расплескалась по мраморному полу.

– Ga-atashti mana-a-ka… – пробулькал сдавленно мертвец и клацнул зубами.

Элион поспешно отошел назад и едва успел уйти от удара клинком второго лича. Третья совершенно бесшумная тварь с горящими глазами выползала из проема. По стенам с противным стрекотом поползли черные пауки.

Элион опустил меч, вложил его в ножны. Насекомые подбирались к мантии, три лича встали в ровный треугольник вокруг своей жертвы. Их глаза с хищностью вцепившейся в тебя смерти смотрели на его лицо. Они клацали челюстями и постукивали по полу посохами. Ладони эльфа вспыхнули белым пламенем, он развел их в стороны и стал кружиться вокруг своей оси. Ни на доли секунды нельзя было поддаться чарам личей. Теперь ему казалось, что он видит их всюду. Нежить обступала Элиона. Пауки вскарабкались по мантии, он чувствовал их лапы на своих плечах. Холодные, маленькие, острые зубы коснулись шеи. Стук посохов о пол всё громче, заклятие кажется бесконечным. Наконец, с мучительным стоном Элион отпускает пламя с кончиков пальцев. Шипящей, разгневанной, добела раскаленной волной оно скатывается по его силуэту к полу, перекидывается с одного пака на другого, яростно лижет острыми язычками нежить. Элион успел закрыться двойным сильным щитом, чтобы огонь не задел его самого. На мгновение делается так ярко, что глазам больно. Сделав над собой усилие, он с ревом обрушил клинок на голову одного из лича. Элиона отнесло к стене – горящий мертвец попытался его парализовать. Мышцы стали медленно каменеть. Эльф, будучи не в силах пошевелиться, наблюдал сквозь резь в глазах, как на него надвигается около семи личей. Они сгорали, обступая его, на грудь ему падали кости, черная, вонючая смола капала на капюшон. Он почувствовал, как чей-то зачарованный кинжал пронзает грудную клетку.

Когда сгоревшая нежить осыпалась на него пеплом, он еще какое-то время истекал кровью, пытаясь вернуть себе способность двигаться. Боль захватила тело паралитическим ядом. Нескоро, но ему удалось вытащить из своей груди нож. Он не умер, Элиона непросто убить даже зачарованным оружием, но боль он чувствовал и знал, что к ней невозможно привыкнуть.

Закашлявшись густой, черной кровью, эльф поднялся на одно колено. Через пазухи в деснах сами собой бесконтрольно прорезаются клыки. Сквозь кожу на лице стала проступать темная сетка сосудов, глаза приобрели оттенок молока, зрачки сузились. Метаморфоза начиналась вследствие нехватки крови. Рассудок казался воспаленным и плохо поддающимся контролю.

Услышав в конце прохода чьи-то шаркающие шаги, эльф сделался невидимым и, дрожа, стал ждать. Он чувствовал, как его рана постепенно заживает. Процесс по ощущениям напоминает пытку. Ускоренное деление клеток вызывает впечатление, что в твоем организме огромный муравейник полный голодных плотоядных насекомых. Тяжело дыша, Элион привалился к стене. Семь личей убить одним заклятием – это подвиг для любого мага разрушения. Всё-таки, лич – высший вид нежити, а эльф имел дело с учениками Растиери.

Клинок дрожал в руке альтмера, боль сводила с ума, шаркающие шаги всё ближе…

========== XV. Авалон. Начало и конец ==========

Представьте себе мглу глухой ночью в лесу, сделайте ее еще темнее, и получите то, что выглянуло из проема. Неосязаемая на вид, вязкая мгла имела форму расплывающегося в пространстве треугольника. Из колышущихся мантий тьмы светилось бледно-зеленым человеческое лицо, словно бы маской напяленное на нечто нечеловеческое. Неестественно расползлись в стороны натянутые губы – то ли улыбка, то ли злобный оскал. Белые-белые зубы заострены, как у пираньи. Глаза живые – это несомненно. В них горит настоящий свет души, но нечеловеческой. Словно демон кривляется и притворяется одушевленным.

Он увидел Элиона и посмотрел ему прямо в глаза, альтмеру не хватило запала на достаточно сильное заклятие незримости. Он оцепенел. Он давно не видел своего брата и не узнал бы его, если бы он не заговорил. Широкая пасть открылась, и он услышал невозможно знакомый голос. И тем чудовищнее он звучал, будучи почти будничным.

– Всё то же выражение лица. Недоумение. Ты смотрел на меня и тогда, когда тебя забирали в министерство.

Элион попытался встать, но нога призрака, закованная в стальные латы тяжело обрушилась на его раненую грудь и вдавила в пол:

– Твое стремление к могуществу – это ребяческий способ доказать, что ты сильнее. Но ты не сильный, Элион. Я свое могущество заработал. А твои природные данные позволяют тебе только красть. Не удивительно, что ты спелся с каджитами. Откуда я знаю? Я вижу всё за пределами своей тюрьмы, и меня веселят твои намерения. Я всегда был сильнее, и тебя это злило.

– Ты даже умереть толком не способен, – прошептал Элион. – Подозревал, что привидение из тебя получится так себе. Клише. Стонешь, угрожаешь, только костями не гремишь.

– Тебе суждено одиночество, безумие. Только это. Целую вечность. Даже тебе не желал бы я такого наказания.

– Почему у всех прорицателей есть дурная привычка говорить загадками и угрожать? Это какой-то комплекс неполноценности?

– Я ничего не скажу. Я даже позволю тебе убить меня, потому что таков мой исход, и у меня есть мудрость принять его. Мой путь и путь моей души мне известен. И твой тоже. И, уходя, я буду знать, на что ты обрекаешь себя. Я унесу эту тайну.

Элион ухмыльнулся:

– Ты, может, умнее и сильнее. Но я и впрямь вор, жулик и лицемер. Это мой талант.

Лич даже невольно сделал шаг назад. В голосе эльфа было слишком много наглого чувства собственного превосходства.

– А известно ли тебе, что такое “плащ душ”? – поинтересовался альтмер.

Риндси немедленно протянул две костлявые руки к Элиону, читая заклятие, но он швырнул в череп своего брата метательную звездочку. Хорошо зачарованное серебро смертельно для лича. Риндси прохрипел перед тем, как истечь густой эктоплазмой:

– Мор-ра…

Черный камень душ дрогнул в ладони эльфа, и настала тишина.

Элион закрыл глаза, ощутив странную пустоту в груди. Словно тело внезапно сделалось полым.

Он заставил себя подняться и поплелся вниз, дальше по лестнице. На ходу он вяло стряхивал с одежды пепел, прах, эктоплазма безнадежно испортила мантию. Он не знал, как глубоко спустился и сколько прошло времени. Воздух тут буквально давил на уши.

В следующем зале он увидел первое за всё время ответвление влево. В конце него была каменная, запечатанная, квадратная дверь. Элион приблизился. Айлейды имели привычку делать над входами рунические надписи, изображащие назначение помещения. У дома было имя вместо номера и улицы. К нему добавлялось имя города. Например, если он именовался Ватакен, то дом могли назвать Ватакен Ватрасель или Ватакен Беноит. То же самое касалось надписей при входе в замки. Имя дома не только высекалось на двери, но и каждое большое помещение имело собственное название и отпечатывалось в камне. Всё потому, что дворцы и города строились на века. Дом – живой, он хранитель духа хозяина, его жизни.

Элион прочитал имя, запечатленное в камне: Налонвин. Значит, речь если не о городе, то о большой станции со своими ответвлениями.

Он отпрянул от двери и обернулся, но не так быстро, как ему бы хотелось. У него вышло движение раненого зверя. Он опирался на свой клинок, будто на трость, чтобы сохранить равновесие. Растрепавшиеся седые волосы выбивались из-под капюшона. Когда альтмер улыбнулся, его белые, дьявольские глаза остались неподвижны.

– Ну, здравствуй… отец.

Превращенный в лича, Растиери выглядел неважно. Одежды на нем поистрепались, несмотря на мощное зачарование ткани, и Элион мог видеть отчетливо выделяющиеся ребра сквозь серую кожу. Опираясь на свой посох, лич гортанным голосом произнес:

– Боги, что же ты с собой сделал.

– Не обижайся, но из тебя нежить куда хуже. Прошу, скажи, что хотя бы моя мать избежала сей участи и подала на развод, я всегда видел в ней проблески благоразумия, – прошипел Элион с ухмылкой.

– Она скончалась вскоре после того, как ты исчез.

– Хоть кто-то умудрился толком умереть.

Лицо лича было неподвижно и спокойно. Помедлив, Растиери произнес:

– Я не намерен драться, Элион, это глупо. Ты мой сын и всегда был им, что бы ты ни думал. Моя вина в том, что я видел в Риндси продолжение себя, не замечая порочности его сердца.

– Заткнись.

– Ты выслушаешь меня, Элион, и знаешь это, – глубокий голос Растиери заставил эльфа поджать губы в жесте неумолимого упрямства. – Не было ни единого дня, в который я не сожалел о своем поступке. Когда к нам в дом явились посланцы из министерства, они говорили, будто ты дружишь с опасным волшебником, который покушается на верховный совет. Зная тебя, твой характер, я поверил им. Но самая главная моя ошибка заключалась в наивности. Я думал – они не станут мучить ребенка. Я решил – эта трепка, столкновение с реальной жизнью чему-то тебя научит. Увы, я поздно понял, насколько был слеп. Я думал, ты погиб. Лишь когда приехал в Киродиил, узнал, что ты в розыске. Я пытался найти тебя, но ты и впрямь умеешь прятаться. Когда с Риндси случилась катастрофа… спасаясь от того, чем стал мой сын, я заперся у себя в кабинете. Вот, – он сдернул со своей шеи тонкий шнур с золотистым ключом. – тебе это понадобится.

– Ты ничего не знаешь о моих целях.

– Ты ищешь генератор Маны. Не знаю, зачем. Риндси всё видел. Я слишком слаб.

Элион взял у него ключ и поднял на отца ледяной взгляд:

– Я убил своего брата.

– Он и так мертв.

– Всё это страшно трогательно, – язвительно сощурился эльф, – только почему-то ничего не вызывает у меня внутри. Кажется, ты решил разыгрывать благородство. Что ж, это мне на руку.

– Я сотворил тебя, Элион. Я один виноват в том, чем ты стал и станешь, – лич со спокойной гордостью не отводил от своего сына взора.

– Думай, как пожелаешь, я намерен самостоятельно нести на себе все последствия.

– Как бы тяжесть последствий не оказалась тяжелее, чем ты способен взять на себя.

– Что такое Авалон? Как ты нашел его? Как запустить колодец Маны? – оборвав фразу отца, спросил он.

– Элион, – Растиери помедлил, – я запер нас тут и стер все данные, откуда возможно, спрятав ключи. Я сделал это для того, чтобы ты никогда не нашел генератор. Эта каверна нарушает ход божественных причинно-следственных связей. Это рана в теле Мира, и оттуда хлещет кровь. Ее надо залатать или дать ей зажить. Любой, кто соприкоснется с ней, скорее всего, умрет. Не физически, конечно, но ничего хорошего в этом нет.

– Я уже проклят, – отрезал Элион. – Если проклятые есть в мире, значит, мы ему нужны. Если есть рана, то есть и оружие, способное ее нанести. И это всё, что я должен понимать о “милости” и “справедливости” богов. Итак, ты не ответишь на вопросы?

– Разумеется, нет.

– Предсказуемо, – альтмер рывком, из последних сил взметнул меч, лезвие напоминало в тот момент гильотину, под которой спокойно стоял лич. Его еще немного человеческие глаза смотрели на Элиона, но не печально, не скорбно, а с предельным вниманием. Так пытаются напоследок осмыслить некий чудовищный факт, но само то, что его не отменить, вселяет уверенность и безразличие. Черное, мерцающее стеклянными бликами, лезвие мягко и легко рассекло голову волшебника и остановилось лишь посередине грудной клетки. Холодная эктоплазма брызнула на Элиона, сгнившая плоть рассеивалась прахом, стремительно выветривался тяжелый гнет некромагии, растворялись чары, наложенные на Растиери.

В тишине искорки ледяного воздуха, казалось, потрескивали. Элион ничего не выражающим взглядом, точно у куклы, смотрел на прах у своих ног. Затем закрыл глаза, и улыбка коснулась его губ.

– Вы оба это заслужили.

Он небрежно отер свой клинок и, пошатываясь, пнул в сторону меч отца – единственное, что осталось после того, как лич развеялся прахом. На клинке работы алинорских мастеров сверкнуло имя меча, что означало благородное происхождение оружия – “Касание смерти”. Белой паутинкой по лезвию тянулась вязь качественно наложенных рун. Наверняка, Растиери носил его с собой из любви к искусству. Отец Элиона никогда не умел толком фехтовать.

***

Я ждала. Чтобы боль и напряжение не мешали мне контролировать собственное тело, держалась за спасительно-устойчивые ручки кресла у рабочего стола Риндси.

Прошло примерно три часа, прежде, чем я услышала, как открывается дверь. Элион, не глядя на меня, спокойно направился в купальню. Напоминал демона с всклокоченной гривой седых волос, побелевшими глазами, весь пропахший мглой. Он шагал, волоча за собой длинный клинок, но не с усталостью, а небрежно.

Вода смывала с его тела кровь, прах, эктоплазму. Мантия безнадежно испорчена, но парочка заклятий магии изменения, сотканные достаточно аккуратно, поправят и эту ситуацию. Рана, оставленная ему в груди, постепенно заживала. Дьявольская регенерация, которой он обладал, ревностно защищала плоть. Он почти не ощущал боли, ее чувствовала я. Хорошо, что мне не требуется воздух, дышала я с трудом, сквозь зачарованное лезвие, пронзившего острым клыком легкое. Я кашляла, раскачиваясь на месте, организм пытался выхаркать кровь, он верил в существование раны, которой не было.

Элион подошел ко мне, от него пахло банными травами.

– Забыла про смесь? – он вложил в мою ладонь самокрутку с лунным сахаром.

Я ничего не ответила и сделала затяжку.

– Похоже, нам придется взять с собой в Нибенейскую бухту Винсента. Я не смогу тебя оставить, пока ты будешь на Дрожащих Островах, а забросить тренировки – опасно для всех нас. Полагаю, у него не останется выбора… Тейнава, выходит, займет должность Палача, он давно хотел, да и задатки для этого у него есть.

– Перестань печься обо всех сразу.

– Работа такая, – категорично отрезала я. – Всё, мне лучше. Пошли, покажу, где находится кабинет…

Я почему-то не смогла выговорить словосочетание “твоего отца”.

Это место напоминало храм. Помещение представляло собой конус, чья вершина мягко закруглялась, образуя высокий, сводчатый потолок. Мы попали туда, отперев лифт, находившийся прямо в зале для занятий с учениками.

К стенам были приставлены огромные стеллажи с книгами. Уютные резные стремянки на колесиках предназначались, чтобы забираться к самому потолку, где находились верхние полки. Блестели пузатые реторты, потрескивали фитили свечей. Помещение было оставлено волшебником в почти законсервированном состоянии. Прямо у выхода из лифта взгляд натыкался на резной, старинный, рабочий стол. В углу лежал под стеклом для защиты от времени кусок пергамента, на котором, расплываясь, темнели незнакомые иероглифы. Элион сосредоточил на нём внимание.

– Это похоже на язык альдмери. Одна фраза угадывается. Я ее уже слышал, личи повторяли ее, но я не знаю, как она переводится. Есть еще кое-что. Риндси, умирая, произнес имя. Мора. Это не совпадение, он мог иметь ввиду только Хермеуса Мору, – Элион повернулся ко мне и вопросительно приподнял бровь.

– Вообще-то, это странно, – сказала я. – Принц истин и судьбы точно не имеет никакого отношения к Авалону и этим руинам. Может, он произнес на языке древних диких эльфов, звучащее похожим образом?

– Не думаю.

– Никакого Хермеуса Моры в этом квесте нет и не может быть.

– Что такое квест?

– Не важно, – отмахнулась я. – Я не могу себе представить причины, по которой с древне-айлейдскими руинами может быть связан Мора.

Элион взял в руку круглое, мраморное кольцо, на нем сверкнула голубоватым оттиском надпись “Nalonvin-de”. Эльф с сомнением посмотрел на холодный, тяжелый кусок камня. В ту секунду мне хотелось, чтобы он передумал куда-то идти.

– Послушай, я не хочу, – выпалила я. – Я не смогу пойти. Это выше моих сил.

– Без колодца Маны я не достану Древний Свиток в башне Белого Золота.

– Плевать. Если хочешь, я выторгую его у Мартина.

– Не говори чепухи. Свитками имеют право распоряжаться только жрецы Мотылька Предка, император не поможет. И, поверь мне, ты не сможешь шантажировать слепцов их ордена. Они видят тебя насквозь, и каждое твое намерение для них раскрытая книга.

– Тебе не понадобится Капюшон Ноктюрнал, если я заставлю Императора оставить тебя в покое…

– Повторюсь, всё из-за того, что ты не позволяешь мне убить нынешнего Серого Лиса. Было бы намного проще, – раздраженно процедил эльф. – Но нет, тебе же обязательно нужен счастливый конец. Ты вечно думаешь о других. Мне нет никакого дела до идиота, который продал собственную жизнь в обмен на могущество, и с ним же потом не справился. Я убью его без колебаний. Но тебе он важен. Поэтому плати за это свою цену. Ты идешь со мной в Авалон.

Элион сосредоточился на рабочих записях отца, которые нашел в столе.

– Кто такой Тир? Личи повторяли и это имя тоже.

– Лорд Тир – правитель Авалона. Тебе придется убить то, чем он стал.

– Подробнее.

– Есть только один верный способ. Остальные смертельно опасны. Нужно умудриться сделать так, чтобы он тебя не заметил, убить его скрытно и использовать парализующие проклятия. Но не яд. Мне кажется, он нечто неживое, яды на него не действуют. Он туп, к твоему счастью. За время, проведенное в своей тюрьме, в нём не осталось личности и способности мыслить, но он всё же хитрый, ловкий и быстрый зверь, который прекрасно помнит, как владеть мечом. Кстати про меч – тебе лучше даже не пытаться драться с ним на клинках. Ты не выстоишь. Доспехи не зачарованы, как и оружие. Оно имеет не вполне материальную, большей части божественную природу. Полагаю, в создании таких невероятных предметов поучаствовал генератор Маны. Не уверена, что всякий даэдрический артефакт сравнится с той силой, какую они излучают, – безрадостно пробормотала я.

– И ты думаешь, убить его возможно… скрытно?

– Ты неплохо стреляешь и являешься магом иллюзии, а рассудок – единственное слабое место этого существа. И, кстати, он – не единственный сильный противник. Есть кое-кто еще, он послабее. Не помню, то ли он брат Тира, то ли просто близкий советник. Это он запер правителя Авалона в тюрьме и попытался сделать всё, чтобы он никогда не вырвался оттуда. Но бедняга тоже спятил, хотя частично сохранил личность.

– Солнце еще далеко, нужно выходить сейчас, – только и сказал эльф, пряча в карман ключ. – Не выпускай из рук посох.

Когда я с подгибающимися от волнения ногами ступила на порог руин, где были заперты Растиери с его сыном, то перестала дышать, чтобы колючий, ледяной воздух не разорвал болью легкие. Элион накрыл меня магическим щитом, и мы стали спускаться по длинной лестнице ко входу в Налонвин.

Невзирая на эктоплазму, валявшиеся на полу кости и гнетущую атмосферу смерти, я была зачарована происходящим. Может, я испытывала не такой сильный страх из-за присутствия Элиона и, к тому же, я узнавала руины и чувствовала, что смогу ориентироваться. Мне известна каждая локация, в которой поджидает враг, не говоря о том, что я способна заранее его почуять. А в руке у меня наготове посох с сильным демоном.

Это было жутко, но красиво и захватывающе. Теперь я участвовала в приключении сама, лично, и меня наполнял странный, незнакомый мне ранее душевный подъем.

Я даже начинала думать, что зря боялась похода на Авалон. Но это, конечно, были поспешные выводы.

Когда мы добрались до темного зала с углублением, в стене которого мерцала голубоватыми рунами дверь, Элион приблизился к ней и выжидательно посмотрел на меня. Ни капли холода, ни нотки теперь не было в его глазах.

– Ты готова, Шей?

– Всё будет хорошо. Можешь открыть эту дверь.

Он был уверен во мне так же, как я – уверена в нём. Молча кивнув, он вытащил из кармана кольцо и вставил его в небольшое углубление в центре двери. Она дрогнула, а затем начала с шумом опускаться, поднимая облака пыли.

Так как я видела в темноте, мне повезло оценить по достоинству целиком открывшееся зрелище. Никогда раньше я не чувствовала такого подавлящего величия обстановки.

Гигантское пространство представляло собой прослойку между твердыми материковыми плитами и горячим магматическим океаном вокруг ядра мира. Достаточно тепло, но не жарко. Тем не менее, живым людям на подобной глубине существовать затруднительно.

Передо мной узкий, каменный мост с низкими, широкими парапетами перекинут через многокилометровую пропасть, из которой веяло легким теплом. Внизу гулял сероватый туман. В этом космически-пустом пространстве чуть поодаль из пропасти вырастала исполинская башня. В ней мог бы спокойно поместиться целый город, вроде Царского Села. И там бы еще место осталось. Ниже моста – пересечения парочек таких же. Они вели к каменным коридорам с дверями в различные ответвления станции.