Текст книги "Антигерой (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

“В физике это называется кротовой норой, – думала я. – Теоретически я могу воспользоваться кодом телепорта к Элиону, а затем вместе с ним использовать кольцо для телепортации в Шпиль. Только чтобы воспользоваться любым кодом, мне нужно выйти в это треклятое состояние сознания, а оно для меня так же достижимо, как нанотехнологии для улитки…”.

К тому же, часть кодов телепортации является одной из самых сложных.

– Нет, это глупо, – пробормотала я. – Нельзя рисковать собой и снова ловить передоз. Я могу не выжить, а значит, и он тоже. Боюсь, в этот раз я… просто не вмешаюсь. Никак.

Боль заглушала страх, иногда они менялись местами. Боль рождалась в голове, растекалась цементной жидкостью по телу, припечатывая к кровати. Трудно дышать и трудно мыслить. Я чувствовала себя так, словно мою личность, как морковку, стирают на терке в труху. Без шансов на восстановление.

***

За Вратами прожорливая, душная пасть проглотила Элиона. В безмолвной пустоте без гравитации и жизни в каждую частичку его тела впивалась горячая, маленькая игла, и у этого было что-то… преднамеренное, как ощущение на себе взгляда, чьего-то вопрошающего внимания. Эльф знал, защищаться нужно, но только как? Он был прозрачен, точно стекло под этим вниманием. Не мог ни шевелиться, ни мыслить, ни намереваться без понимания, что всё это наблюдающему уже известно.

И тогда Элион позволил себе умереть. Он перестал думать, сделался настолько нейтрален, насколько мог.

Что такое Принц Разрушения? Что такое Принц Неведомого? Что такое Принц и почему он непременно даэдрический?

Всё внезапно показалось Элиону просто до смешного, пока он барахтался, словно эмбрион, в пустоте. Разрушение – это слепая, своенравная энтропия природы. Принц он, потому что является воплощением Разрушения, а даэдрический, потому что в сути его имеется эго, полярность. Аэдра бесстрастны, холодны, даэдра ближе к людям из-за схожести с ними. На мой взгляд, это как различие между богами древней Греции и святыми в современных религиях. Но, так или иначе, Элион слышал даэдрического принца, как низкий, монотонный гул первородного хаоса. Когда рождался мир, появился фон, что начал делиться на типы, гравитация и время, тогда его рёв огласил пространство. Родившись, многорукий Дагон завертелся в неутомимом, трагическом танце, и всё, что материального рождалось, стиралось меж его ладоней и утекало сквозь пальцы.

Элион чувствовал на себе мощное обаяние этого танца. Он постигал силу всеобщего разрушения, и видел теперь его всюду. В насильственной смерти и рождении ребенка без любви, в некромагии, в невежестве, с которым человек относится к своей судьбе. Низкий гул. Алое пламя.

И понятно всё было настолько, что казалось родным. Хотелось к этому тянуться…

Если бы только не этот смех.

Да, сначала был смех. К иголочкам, мучающим душу Элиона, присоединилось другое чувство, абсолютно выбивающее из равновесия. Было совершенно очевидно, что здесь есть второй даэдрический принц, и он смеется. Или дьявольски взбешен. Он и сам, вероятно, не знает, да и не важно это. Личность чужака оказалась разноцветной, пылающей радугой вдохновения и отчаяния. Однотонно красная пелена смерти Дагона словно бы померкла, и смех продолжал звучать настойчивей.

“Собственно, выбор у тебя только один, дружок. Он своего добьется, а я вот не могу ждать еще одну эпоху в поисках достаточно выносливой смертной шкурки, ясно? Нихрена тебе не ясно! Читай по слогам – выбери меня. Уникальная рекламная акция – продай душу и спаси душу, только единожды в тысячу лет, беспрецедентный случай и как раз в эпоху кризиса Обливиона! Ты подумал? Или тебе нужно время? Быть может замысливаешь устроить конец света в обоих мирах?”

Элион не мог позволить себе думать, но понял, что имел в виду второй. Если душа будет отдана целиком другому даэдрическому принцу, Дагону придется попотеть, чтобы забрать ее себе. Боги между собой не любят ссориться, они достаточно мудры для ведения войн по правилам.

Он намеревался спросить хотя бы, кто этот второй принц.

“А ты у нас не слишком обременен интеллектом, да? Ну, да это только плюс… Для меня. Объясняю – мне нужна ваза. Крепкая. Достаточно крепкая, чтобы треснуть ею кое-кого промеж двух упрямых глаз. А на конец вашего этого света мне наплевать. Мне бы со своим концом разобраться. Самым конечных из всех концов. Решайся, а то я обижусь, и тебе это не понравится”.

Что-то в нём было. Свободное? Чистое и в то же время бесконечно злое?

Элион почувствовал, как Дагон проникает в самую душу его воспоминаний, и выбора не осталось.

“Да”.

“Повтори: я отдаю свою душу навеки в царствие твоё и волю твою, лорд Шеогорат. Согласен, слишком длинно, но все эти, знаешь, символы и обряды… Даже вечность от них не избавлена”.

“Я отдаю свою душу навеки в царствие твоё и волю твою, лорд Шеогорат”.

“Прекрасно! Товар возврату и обмену не принадлежит. Мы не даём никаких гарантий, и всё такое, но Дагон подавится, это сто процентов… Придётся с ним немного поболтать. А я ужасно не люблю бывать в его царстве! Там всё красное и на вкус, как пепел. Без соли…”.

На самом деле, Шеогорату плевать, и Элион это знал. Хохот объял его, мягко поселился внутри, как огромный кот, свернулся в клубок, и само наличие его там мгновенно оттолкнуло от Элиона посягательства Дагона. Он ощутил себя… не свободным, но на своём месте.

Одно только досадно. Всю жизнь он служил и поклонялся именно старому, премудрому Море, который оберегал его.

“Брось ты, с Хермой вы встретитесь потом, если выживешь. А теперь иди отседова, и чтобы я тебя пока больше не видел. Зануда ты редкостный… Зато ваза получится крепкая. Или дубинка. Возможно, это будет палка, я ещё не нафантазировал. Пока-пока, мальчик. Иди, и… забери эту штуку, я ее прихватил, пока думал, как взломать вход. Может, ты обронил?”

Так всегда бывает после того, как пообщаешься с даэдрическим принцем – ты ничего не помнишь. А я смогла назвать собственное имя только утром следующего дня, где уж тут говорить о какой-то памяти или самоконтроле.

Пахло цветами, слышался шум воды где-то подо мной, воздух чистый и свежий, но очень сумрачно. Я находилась в купальне, под самым купольным потолком, куда вела крутая лесенка. Там цвел крохотный, но живописный висячий сад. Водяные нимфы плели венки. Один из них, судя по сильному аромату, украшал мою голову.

Я поняла только, что всё обошлось каким-то чудом, но и у этого есть своя цена. Я ощутила, что меня спасли и пока не показали прейскурант.

Элион снова очнулся героем. Он пришел в себя в казармах стражи, где устроили пирушку в его честь. Никто не погиб во время закрытия врат, никто толком и в Обливионе не успел побывать. Фактически, врата открылись и закрылись уже через полтора часа, после чего на месте них появился ошалевший Элион, который рухнул в обморок.

Сигильский камень не отнимали, возможно, только потому, что никто не ведал о том, что это такое. Мало ли – может, важный артефакт. Поэтому невредимого эльфа отправили спать под присмотр лекарей, а в кабаке устроили пирушку, на которой присутствовала госпожа Скрибония. Она в своей манере, весьма страстно написала в газету статью, где безбожно преувеличила подвиг Элиона.

Нужно ли говорить, что бедняга проснулся полностью на голову знаменитым по крайней мере в Королле?

***

Письмо от Винсента пришло эльфу еще по дороге в Бруму, когда он был в таверне. Он сумел выкарабкаться из города под покровом ночи. В письме было написано следующее:

«У меня две новости, дорогой друг. Я пишу, дабы избежать недоразумений и не поссорить вас с Братством, зная вашу вспыльчивость.

Очива дала задание своему брату и Антуанетте касаемо вашей пассии. Задание заключалось лишь в слежке. Это обычная процедура – мы собираем информацию о новичках, как и было указано. Но оказалось, что Мари дала себе непозволительную роскошь следовать собственным прихотям. Она сделала попытку задержать и пленить вашу девушку для допроса. Наш общий брат собирался предостеречь ее и, если понадобится, обезвредить свою сестру, однако, не успел. Похоже, теперь ваша девушка ранена. Мне пришло письмо от Тейнавы. Он сказал, что заставил Антуанетту вернуться в убежище, и скоро она будет дома. Я доведу этот случай до Лашанса, ибо он отвечает за меры наказания для провинившихся. Полагаю, наша сестра имела неосторожность ревновать. Вы не могли не заметить, что являетесь особенной фигурой в убежище, и она решила, будто к вам от Люсьена было слишком много внимания.

Я приношу свои сердечные извинения от всего Братства и ручаюсь, что Антуанетта ответит за неосторожность.

Я так же прикрепляю к этому письму плату за первый контракт и сведения для второго. Если возьметесь за него – дайте знать».

Это послание ему передал сам Тейнава, с которым Элион столкнулся по пути в Бруму. Если бы не терпеливый аргонианин, альтмер помчался бы за Антуанеттой, чтобы ее прикончить, и едва ли Догматы остановили бы его.

Теперь эльф торопился в сторону своего замка, куда, как он понял, я и телепортировалась с помощью кольца.

Контракт, данный Винсентом, выполнять не стал. Он был на старого босмера по имени Бэнлин. Его намеревался убить собственный племянник, скорее всего, ради наследства. Требовалось инсценировать несчастный случай. Элион написал, что если кто-нибудь закажет ему именно племянника, он с удовольствием выполнит работу.

Убить Бэнлина взялся хладнокровный Тейнава, и альтмер не возражал. Он знал, что своим бездействием всё равно убьет старика, но это нисколько его не беспокоило.

Две ночи во снах я чувствовала лишь то, как Элион спит. Последний визит в Обливион, видимо, дался ему очень нелегко, он казался словно бы немного обескураженным. Это чувствовалось в манере его общения и… сам он стал ощущаться легче, тоньше что ли.

Я ждала Элиона, и поймала себя на этом лишь утром того дня, когда он должен был приехать.

Чтобы как-то себя занять, я проводила время за книгами. Заклинания давались мне со скрипом, но преодоление этого труда убивало ожидание. Буквально пилило тупой пилой. В замке всегда сумрачно, поэтому я не заметила, как прошло время до вечера.

“…вы поняли из предыдущего курса, иллюзия – ни в коем случае не изменение пространства. Основополагающе важным является фактор уяснения: иллюзия не есть трансформация материи, но трансформация веры. Таким образом, если маг-трансформатор в самом деле заставит объект исчезнуть, маг-иллюзионист заставит вас верить, что объект исчез. Следовательно, выполняя базовое заклятие хамелеона, важно разделить вектор внимания. Одна часть вас верит, что вы прозрачны, как предрассветная дымка, вторая же уверена в обратном, но позволяет действовать первой.

Для выполнения данного упражнения необходима подготовка рассудка. Выполните следующую медуцию: сядьте неподвижно в любой позе, поставьте перед собой зеркало (лучше окружить себя сумерками и тишиной), позвольте лишь представить, что вы полностью прозрачны и убедите в этом свое отражение. Результат не важен, важно состояние разума. Выполняйте упражнение недолго – полчаса. Пятнадцать минут, перерыв, снова пятнадцать минут. В зеркале отразится вектор уверенности в невидимости, а вы будете уверены в обратном. После этого принимайтесь за разучивание (желательно, зубрежку) слов заклятия и не забывайте пассы…”.

– Да, как по этому бреду, вообще, учиться-то можно? – простонала я, отворачивая от себя зеркало, и вздрогнула, увидев за спиной Томаса. – Добрый вечер, я вас не слышала. Что-то случилось?

– Мой господин ступил на мост, и я, как вы приказали, предупреждаю об этом… Кстати, это старый учебник. Если бы вы уведомили меня, я бы снабдил вас всем необходимым для занятий, – он изрек сие с большим достоинством.

“Точно. Ведь это школа. Просто я не была в классе для учеников”.

– Томас, вы сделаете мне крупное одолжение, если скажете, где учебники. В холле я их не нашла.

Но говорить он, конечно, отказался, и только заявил, что к утру соберет всё необходимое. Потом укоризненно напомнил – между прочим, разумным людям свойственно питаться. А я и не знала.

Но вместо того, чтобы явиться в холл, я спустилась во двор. Там всегда было очень темно и холодно. Я не спрашивала себя, почему хочу встретить Элиона, а просто следовала этому желанию. Сколько мы не виделись? Я помню, как он прощался с Мико во дворе Храма. Тогда на нём не было седины. А сейчас… Мы оба так изменились за этот месяц. Я постоянно ною из-за того, что приходится его чувствовать, а он – потому что приходится следовать моим указаниям. Но это сблизило нас, иначе и быть не могло.

Спустя минут десять я увидела, как из-за холма на мост въехал всадник с фонариком на посохе. Бело-коричневые пятна лошади Элиона выделялись издалека. Наконец, я услышала цокот копыт, темный силуэт начал приближаться, ворота автоматически открылись, и, когда альтмер въехал на территорию, я могла увидеть край небритого подбородка, губы и нос из-под низко опущенного капюшона. Он остановил лошадь, похлопав ее по шее, и, пока он слезал с нее, к нему, радостно виляя хвостом и подпрыгивая, понесся Мико. Я увидела, как на губах Элиона мелькнула слабая улыбка, он нагнулся, потрепал пса по голове и что-то негромко сказал ему.

Томас вышел заняться лошадью. Элион выпрямился и, наверное, тогда заметил меня, но глаз из-за падающей на лицо тени капюшона было не видно. Только улыбка растаяла на губах. Он стоял какое-то время неподвижно. Потом неторопливо поднялся по лестнице, подошел, и показалось, что прошла вечность, и теперь мы оба совершенно другие до чуждости. Осталось только острое желание чувствовать одно страдание на двоих. Осталось только колоссальное сопереживание друг другу.

– Не стой на холоде, – проронил он негромко, – идем.

Я, молча, прошла за ним в замок, лишь тогда поняв, что замерзла.

Меня охватил странный ступор, смешанный с облегчением. Когда Элион на виду, можно не особенно переживать за его жизнь и свои сны. Беспокоиться о таких вещах, видимо, крепко укоренилось в ряду моих привычек, что не могло не удручать.

Хотелось многое ему сказать и чувствовалось – он тоже это испытывает, но оба молчали, будто онемели.

Еще хотелось выговориться самой и выслушать его, долго ворчать о том, какой Дагон придурок, и как мы надерем ему задницу, хотелось выслушать, как он рассказывает о своих контрактах и не боится этого. А еще спать хотелось и не видеть ничего, кроме собственных снов. Словно это небольшое общение, наконец, поставило бы какую-то точку, и я смогла бы уже принадлежать самой себе. Чувствовать чужую душу круглые сутки страшно утомительно.

Элион снял накидку, видеть его совершенно седым было непривычно, хотя я и могла частично наблюдать за ним во снах. Он собирался куда-то, но понял, что я, погруженная в свои мысли, автоматически шагаю за ним, и остановился, обернулся. Да, изменился, стал намного старше. Под глазами темные круги, выражение лица посуровело, окаменело. Я не смогла выдержать прямого, спокойного (а не презрительного и злобного, как обычно) взора, ощутив острый укол сочувствия, боли и злости на себя.

– Так и будешь ходить за мной хвостиком? – спросил тихо, почти бесцветно.

Мне хотелось его как-нибудь обозвать, но, ничего не придумав, я безразлично покачала головой, развернулась и собралась уйти, но жилистые, цепкие пальцы немного больно, сильно сдавили плечо, так что от неожиданности я вздрогнула.

От наручей пахло сталью, руки были очень холодные.

– Это отвратительно, не так ли?

– Да уж, – с чувством согласилась я, оборачиваясь.

– Меня эта близость раздражает так же, как тебя, – неторопливо выговорил он. – Ты… – он скривился, – другая.

– Как молоко с соленым огурцом.

– Метко.

– Дагон придурок, – ни к селу ни к городу, но искренне заметила я, спустя паузу.

– И фантазия у него банальная, – проронил Элион, пожимая плечами. – Бессмысленное зло.

– Ладно, если бы еще со смыслом!

– Для него смысл есть, но он…

– … плоский.

– По-человечески плоский, – презрительно добавил Элион и покачал головой. – И не спрашивай, я понятия не имею, как выжил в последний раз и что случилось.

– Знаю. И… спасибо, что не брал тот контракт в Бруме.

– Не за что. Он меня не вдохновил, – и произнес это легко, с аристократической небрежностью, взмахнув рукой.

– Ты же умеешь сочувствовать, ты же нормальный, почему… – не выдержала я, изумленно глядя в его лицо, – почему ты убиваешь? Почему тебе это нравится?

Он размышлял с утомленным видом, словно думая, следует ли объяснять собаке специальную теорию относительности.

– Видишь ли, именно потому и убиваю. Я сострадателен и добр, но это страшный секрет. А ты конформная дурочка, слабая и со стереотипами.

– Не обязательно убивать!

– Нет, не обязательно, – терпеливо согласился он. – Ты вот прекрасно рисуешь. Очень красиво, кстати, я ничего подобного не видел. Томас готовит лекарские зелья и иногда анонимно посылает их в детский дом Брумы. Джоффри – грандмастер акавирского меча, он убивает во имя защиты. Я умею убивать, это мой дар и моё вдохновение. Кто-то специализируется на создании оружия, кто-то с мастерством его применяет. Я не оправдываюсь, Шей, просто так есть.

– А тот орк из твоего Братства… вечно забываю его имя – он тоже художник? Ведь он дерется лучше тебя.

– Есть посредственные художники и художники с неповторимым стилем. Он – посредственность и к тому же, беспринципный психопат, больной человек, лишенный сочувствия. Я – гений. Просто я поздно себя открыл. Но всё еще впереди.

Это показалось мне ужасным.

– Природа не ведает добра и зла, она бесстрастна. И вдохновение тоже таково. А теперь или спать, объяснение банальных истин глупеньким девочкам никогда не входило в число моих хобби. Мы просто разные, вот и всё, не строй трагедию.

Он, представьте себе, потрепал меня издевательски по голове и отправился в свою спальню.

А хуже всего то, что я ничего не смогла ответить ему в тот момент. Нашел человек себя, искренне в этом уверен и совершенно счастлив, даже совестью не мучается. И я не лучше. Тоже… не мучилась ни совестью, ни сомнениями, а лишь слушала и молчала.

Той ночью мне снилась тьма, вой горного ветра и ощущение того, что я мертва. Я лежала в лодке, а надо мной покачивалась и переливалась мгла. На воде изгибались неяркие огни и пульсировали тени – отражения айлейдских, волшебных построек. Словно призраки устроили пляски в водной глади. Плеск волн мягкий, успокаивающий, в голове ни единой мысли, и никогда еще мое тело не казалось таким расслабленным.

Авалон или руины, похожие на него, а быть может, вообще другой мир… так или иначе – это место стало моей могилой.

Я чувствовала чье-то присутствие рядом. Мне показалось, это был Макс. Он не касался меня, но я ощущала его, и так было еще спокойнее. Хотелось сказать, что я люблю его и что рада его видеть, но губы не шевелились. Пока плыла лодка, он иногда гладил меня по щеке – ладонь нежная и холодная.

«Ты совсем замерз».

«Мы так давно умерли, Шей, что сошли с ума».

Тихо-тихо, только волны, ветер, покой и холод. Куда бы ни двигалась лодка, мне всё нравилось. Я могла бы плыть целую вечность, ведь Макс рядом. Я чувствую его усталость, нежность, печаль так, будто они мои. Потом он склонился надо мной – черная тень закрыла собой всё обозримое пространство – поцеловал в губы.

***

С этим ощущением отдыха и покоя я проснулась наконец-то выспавшейся. Не знаю, что сотворил Элион со своими снами, но я и впрямь не видела, не чувствовала ни его, ни его грез, и это было прекрасно. Просыпаться не хотелось, я прокручивала в памяти свой драгоценный сон, бережно вспоминала каждое мгновение и хранила в сердце, хотя порой это будило внутри гадкую тоску по потерянному.

Меня кое-как вытащил из мечтаний Томас. Он принес всего две книжки, причем, написанных вручную. Очень бережно протянул мне их и строго-настрого взял с меня клятву, что я буду обращаться с ними почтительно, как с почившей родней. Пришлось согласиться. Разумеется, я поняла, что учебники написаны Растиери. Похоже, притерся ко мне старый эльф, раз дал почитать.

– Если вы желаете знать всё о магии иллюзии и постичь ее без всякого баловства и скучной суеты, то это – тот светоч, что направит вас.

Так он сказал. Мне кажется, даже растрогался.

Это позже я поняла, что, оказывается, Томас раньше, чем я ему объяснила, разгадал глубину моей осведомленности о Шпиле. Он заметил мою осторожность и вежливость в замке. Добавить к тому тот факт, что я из другого мира, и отношение старика ко мне вполне объяснимо поменялось.

Когда я рассеянно спустилась в холл, сжимая подмышкой учебник по магии иллюзии, Элион был уже собран и позавтракал. Он заговорил сразу, не глядя в мою сторону:

– Тебе ничто более не угрожает, вопрос с Темным Братством улажен. Тем не менее, ты не вернешься в Храм Повелителя Облаков, и отныне будешь общаться с Мартином письмами.

– С чего бы? – пирожок, который я собиралась отправить в рот с помощью специальных щипчиков, застыл на полпути.

– У меня есть сведения, и им можно верить. Дагон не видит людей у стоп Ситиса. Насколько я понял, причина в том, что Ситис первичен. Ровно таким же образом даэдрические принцы не видят человека, осененного защитой бога, иначе Мартин был бы уже убит самим Дагоном. Он вынужден пользоваться агентами Мифического Рассвета. Ты отправляешься в Чейденхольское убежище сразу, как мы отвезем сигильские камни наследному принцу. Проинструктируешь его относительно грядущих событий заодно.

– У меня есть подозрение, что в Братстве я окажусь как бы… не к месту. Знаешь, я ничего не имею против личных предпочтений человека в работе, но там типа куча мастерски подготовленных наемных убийц, – повысив голос, возмущенно сказала я.

– Это Братство. Какими бы они ни были, никто из них не тронет и волоса на твоей голове.

– Ну, да, – изливая весь сарказм, на какой способна, протянула я.

– Та, что совершила на тебя посягательство, не собиралась идти на убийство. К тому же, она будет жестоко наказана. Так сказал Винсент, и я верю ему.

– Да, он классный, – согласилась я. – Очень стабильное и мудрое создание. Пожалуй, мне сложно представить, что он тебе лжет – это глупо.

– Когда приедем, держись Тейнавы. Он самый надежный, ты можешь обращаться к нему с вопросами. Так как ты не в Братстве, насчет тебя руководство примет особые условия, которые мы решим, когда приедем в Чейденхол. А пока рано об этом думать, собирайся, мы скоро выедем. Я вижу, Томас дал тебе отцовские учебники. И чем ты его приворожила? Мне он говорил, что потерял ключи от витрины, где лежали книги…

Комментарий к VI

Возможно, перерыв перед следующей главой будет больше. Это зависит не только от меня, и я прошу прощения за задержку. Ещё раз – спасибо за терпение)

========== VII ==========

Я сама виновата. Вывела эльфа на откровенность… Элион не имел привычки чем-либо со мной делиться, но слабым местом его самообладания являлась история, которое я, кажется, задела. Не то, чтобы я была против. Просто видеть это существо общительным, да еще и со мной – непривычно.

Он умел интересно, с огнем что-либо рассказывать, и не попасть под очарование трудно, а мне совершенно этого не хотелось, и я ругала собственное любопытство.

Не смотря на то, что он объяснил свою позицию ассасина, и я до сих пор не поняла, как на нее ответить. И не хотелось бы… “слишком хорошо” думать о нём, что ли. Но не получалось. Элион и впрямь был добр. Он делился с нищими, щадил животных, презирал пропасть между бедностью и богатством, ненавидел тех, кто издевается над безумцами или калеками. Пожалуй, он бывал зол на язык, излишне резок, но, сколько бы он не говорил, что однажды окунёт меня в кипящее масло, это лишь выражение раздражения, когда я была с чем-то не согласна. Спорил он жестко, с горячностью, почти страстью. Его эмоциональность немного подавляла, но я чуть-чуть привыкла.

У меня что-то вроде дара – люди постоянно идут со мной на откровенность. И теперь, позабыв про ссоры, я с большим удовольствием внимала альтмеру, а он выговаривался, приправляя свою речь сарказмом. Я слушала, и вынужденно мирилась с тем, что не могу ненавидеть его, не могу осуждать, а моя совесть молчит, когда я смеюсь на его шутками.

– Пелинал был тем еще садистом, причем, во всех смыслах слова, – легкомысленно проронил Элион, и губы искривила усмешка, когда он посмотрел мне в глаза. – Женщины его избегали, и он их страшно возненавидел. Это показательная иллюстрация того, как неудовлетворенность портит характер могущественных людей. Во всём виноваты женщины.

– Ну, разумеется, – закатила глаза я.

Он усмехнулся:

– Тебя это не касается.

– Спасибо… Стой, ты сказал не комплимент? Типа, я не женщина или вроде того?

– От злости твое лицо покрывается зелеными пятнами, надо же, впервые такое встречаю, – проронил он в сторону. – Ай! – он зашипел от боли, когда я пнула его под столом.

– Ладно, знаток женской натуры, объясни мне, почему, проходя мимо часовни Талосу ты сделался так мрачен. В последнее время ты даже почти разговариваешь, а не изрыгаешь проклятия. А теперь заговорил о Пелинале…

Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

– Пожалуй, тебе бы и правда стоит это знать. На Саммерсете детей учат, что Умарил был великим магом и защитником своей погибающей родины. И единственным, кто мог бы победить Пелинала. Впрочем, позже стало известно, что у него практически не было шансов. У противника имелась весьма особенная броня, из которой словно бы исходили магические лучи, проницающие любую защиту. Говорят, от нее плавился камень.

– Умарил же, вроде бы, какой-то злой волшебник, – зря я это сказала. Эльф посмотрел на меня с сочувствием и презрением:

– Найди того, кто наплел тебе это, и вырви его поганый язык. Я даже помогу.

Я инстинктивно коснулась рукой своей шеи и прочистила горло:

– Ну, он угрожал людям…

– Какой нехороший, смотри-ка. Шей, он был королем, который защищает свое государство, когда его захлестнули гражданские войны. И он, разумеется, питал ненависть к аэдра, подобно всем альдмерам того времени. Я бы просто устроил бойню, а этот тип править умудрялся. Пелинал его убил. И действовал, как обыкновенный варвар. Кровожадная, полумеханическая пародия на человечность… Но мы говорили о Талосе. Ты знаешь, кто такой Кахлекейн?

– Понятия не имею. И, кстати, мы начали с Санкр Тора…

– Не торопись, – медленно и, кажется, зловеще сказал эльф. – Кахлекейн – это король западного Киродиила. Он являлся наставником Талоса, известного тогда под именем Хьялти. Фактически, был его приемным отцом.

– Я ничего о нём не знаю.

– Не самая выдающаяся историческая личность, но человек, говорят, неплохой был. Он вытащил малоизвестного, иностранного стратега по имени Хьялти из грязи. Талантливый парень помог ему в войне, и после этого король буквально сделал его своей правой рукой. Имя Талос к нему пришло много позднее. Теперь следует упомянуть, что ему изначально помогал Вульфхарт.

– Голова кругом, – призналась я, но у Элиона, как и у его отца, был дар к преподавательству. Он объяснил:

– Вульфхарт, он же – Пелинал. Не округляй глаза – всё так и есть. Пелинал, Исмир, Дракон Севера, Буря Кин, Серый Ветер… у него множество имен. Он не раз перерождался, и ледяное сердце стремилось убивать. Не существует на свете ни одного смертного, на чьих руках было бы столько крови. Сама Мать Ночи позавидовала бы такому многоопытному убийце. Итак, Вульфхарт отправился сам искать Талоса после аудиенции у Седобородых.

– Зачем? – перебила его я.

Мы общались почти шепотом, в шумной и душной таверне Брумы. Иногда ему приходилось твердить мне в самое ухо, но пропустить такой урок истории не хотелось потому что ничего подобного в книгах Шпиля Фросткрег не было. И даже учение о Пелинале у Клинков не говорило о знакомстве с Талосом.

– Мотивы действий его понять всегда сложно, – объяснял, склоняясь ко мне, Элион. – Может, хотел взглянуть на будущего героя, как его нарекли Седобородые. Может, собирался использовать, хотя больше похоже, что Вульфхарт желал наставлять его. Таким образом, у Талоса был политический мост к трону в виде короля Кахлекейна и имелось мудрейшее в целом свете оружие во плоти – Вульфхарт. Кстати, многими своими стратегическими талантами он обязан именно ему. Вот, что происходит дальше, Шей, – добавил он раздельно, – представь себе, генерал Талос помог своему королю выиграть войну, западный Киродиил объединен, и вот-вот состоится восшествие на трон Кахлекейна уже в роли правителя довольно крупной территории. Однако накануне этого события его убивают.

– Как-то уж очень вовремя, – вставила я.

Элион слабо улыбнулся:

– Разумеется. Официальная версия гласит, что это дело рук наемных убийц, но только в ту же ночь во дворце был Талос. Он буквально охранял покой повелителя. То есть, ассасины очень вовремя явились, закололи короля, обойдя генерала, который уже тогда считался прекрасным воином и носил имя «непобедимый» за свои неистовые походы. Но дело не только в этом. Основная история впереди.

Скоро нужно было собираться к подъему в гору. Снегопад закончился, и можно продолжать путь. Но в таверне оказалось тепло, а повествование слишком интересно. Я сделала вид, что не заметила, как снег перестал, и Элион, возможно, тоже.

– Ты намекаешь, что Кахлекейна убил Талос. А доказательства? – спросила я.

– Никто их не искал, но у меня есть кое-какие соображения. Считается, что секта «Ночные Клинки» напали и на Талоса и на его короля, просто первый выжил, хотя и получил серьезное ранение. Говорят, генерал защищал своего повелителя до последнего, но так ли это? Дело в том, что требовался король. И, разумеется, им завещано было стать Талосу после гибели Кахлекейна. Время царило смутное, едва закончилась война, и объединенной земле понадобилась сильная рука, откладывать коронацию нельзя. И она состоялась. Талоса чествовал на церемонии маг и философ Зурин Арктус. Фрески и книги изображают новоиспеченного короля в полном здравии. И это на следующий день после смертельного ранения, о котором толком конкретно ничего не сказано. Да, и побоище на Ночных Клинков не похоже. Обычно они действовали невероятно аккуратно. Но самое подозрительное – Талос, видевший убийц, не шевельнул и пальцем, чтобы найти их и казнить. Дальше он использует Вульфхарта, убеждает его помочь ему в захвате всего известного мира.

– Ну, как же без этого, – протянула я. Элион пожал плечами:

– А чего ты хочешь? Каждого, кого ни спроси в ту эпоху, кем намеревается стать его сын, ответит – захватить мир или помочь кому-то захватить мир. Видишь ли, Шей, народ был непривыкший к магии, одуревший и дремучий. Думается, так у них инстинктивно и глупо выражалась любовь к миру. И тщеславие, куда без него. Но слушай дальше. У Талоса с Вульфхартом возникли разногласия, и последний бросил своего товарища. А без мощной поддержки великого героя у нашего будущего коронованного Бурей быстренько появились трудности. И вот тогда он стал одержим идеей получить Нумидиум – латунного, двемерского бога, способного стереть с лица земли целые армии. С таким-то чудищем Талос точно станет непобедим.