Текст книги "Антигерой (СИ)"
Автор книги: in-cognito
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)
Так или иначе, общение с Винсентом обогатило мои познания в навыке скрытных убийств. Меня тянула к себе эта информация в виде запретного плода… Не знаю, почему, но я сама неосознанно выводила Винсента на подобные темы. Иногда заранее придумывала вопросы. Как по цвету крови и температуре в помещении понять время смерти? Как сделать свою походку бесшумной? Как пользоваться слепым пятном у человека в глазах и обходить боковое зрение? Я воспринимала всё это, словно игру и втягивалась довольно запросто.
Как-то так случилось, что, едва я смогла толком оправиться после ранений, Винсент начал учить меня владению вакидзаси. Это тоже вышло нечаянно и в виде игры.
– Вы никогда не замечали, как Телиндрил ходит с луком за плечами? – говорил мне вампир.
– Нет.
– Потому что она использует арбалет. Лук большой, его стреле требуется размах для полета. Арбалет спрячешь в рюкзаке или под платьем. В тренировочной комнате найдете простенькие для новичков. А еще я заметил, что вам нравится катаны. Пожалуй, вакидзаси покажется вам слишком коротким, но на самом деле длина клинка не фиксирована, и всякий мастер кует по-своему. Когда я покажу вам арсенал, вы в этом убедитесь и подберете себе инструмент.
Так он сказал. Не оружие, а “инструмент”…
Позже я узнала, что широко распространены охотничьи арбалеты – тяжелые, до метра в длину. Есть штурмовые – они легче, и вместо больших стрел там используются короткие, которые из-за винтовой резьбы на них называются болтами. Есть дамские арбалеты-бабочки. Они напоминают выше указанных насекомых по своей форме, характерны слабой отдачей и пробивной силой, но в темном братстве любили именно такие. Если сделать спусковой механизм из двемерского металла, а так же использовать отравленные болты и дротики, миниатюрная бабочка приобретает опасную мощь револьвера.
Я тренировалась и упорно не видела в этом ничего дурного. Разве что мне не давал покоя вполне резонный вопрос: какая причина вынудила это мудрое, самодостаточное существо снизойти до траты времени на уроки со мной?
***
В следующий раз Неар навестил меня рано утром. Я проснулась, обнаружив его на том же самом месте – на стуле за письменным столом. Как и в прошлый раз, я немедленно испугалась того, насколько нелепо могу выглядеть. Непричесанная, с опухшим, заспанным лицом, в полинялой рубашке.
“Ему наплевать”, – напомнила себе, решив с гордостью носить на своей голове традиционный беспорядок.
– Моя миссия почти завершена, – темный эльф смотрел в сторону, чтобы не слишком меня смущать. – Окато скоро умрет. Я получил доступ в его личное пространство, осталось обойти парочку человек, и сделать всё так, чтобы никто не заподозрил мою страну.
– Что будет потом? – спросила я, сонно прочистив горло, хотя мое сердце скукожилось от его слов.
Неар пожал плечами:
– Какое-то время придется наблюдать за событиями в столице, а потом… Не знаю. Возможно, для того, чтобы понять это, я выдаю тебе свою историю.
Я поднялась с постели и, завязав волосы в пучок, подытожила:
– Хорошо, я буду заваривать кофе, а ты рассказывай дальше.
– Кофе? Знакомое слово.
– Тебе тоже заварю, – пригрозила я серьезно, перемалывая уже очищенные орехи черного дерева в алхимической дробилке.
– Что ты знаешь об Альмалексии?
“Ради того, чтобы ее убить, я пыталась пройти всю игровую ветку”, – вспоминала я.
– Полуголая татуированная “богиня” Морнхолда.
На это Неар грустно усмехнулся.
– Давным давно это была великая женщина. В двадцать лет уже успешно возглавляла кимерский род, командовала армией. Строптива и воинственна, множество женихов добивалось ее руки, но Альмалексия всегда считала замужество пустой тратой времени, не говоря о детях. Такой она мне и нравилась. Огненные волосы, глаза цвета янтаря, гибкость, сила, проницательный и живой ум. На совете дома Индорил, где я состоял, было решено или договориться с Альмалексией о сотрудничестве или взять силой часть эбонитового ресурса. Она заявила, что на мирные переговоры не пойдет. Я был поставлен командовать небольшой армией для захватнической миссии.
– Ага…
– Игры королей, Шей, жестоки для простого народа, – ответил он. – И не зря я в этом воплощении рожден без роду и племени. Воспитывался рабами и позже возглавил одно освободительное движение. У всего своя цена.
Я не комментировала, а, как положено добропорядочному слушателю, варила кофе и помалкивала.
– Армия Альмалексии была больше, но ее прямолинейная горячность не позволила ей победить. Я захватил часть ресурсов ее территории. На мирные переговоры она не пришла, отправив своего посланника. Могла разгореться еще более лютая война из-за такой наглости, чего следовало избежать, поэтому я поехал к ней лично. Странно, но мы ни разу друг друга не видели до того момента. Она встретила меня сдержанно, с достоинством, но холодно. У нее были огромные, немигающие глаза, которые смотрели прямо в сердце. И Альмалексия, выиграв в битве взглядами, победила меня всего. Она была тщеславна. Внимание мужчин ей льстило, но я оказался упорнее всех…Или мне хотелось так думать.
– Теперь считаешь иначе? – слушать это оказалось больно, царская водка медленно разъедала сердце, пока я аккуратно снимала свой кофе со специальной решетки над камином. Машинально добавила туда молотого ореха сверху, а потом засомневалась – любит ли он до сих пор такой. Себе заварила черный с мятой, но, так как вкус у нее очень резкий, добавила ее немного и уравновесила горьким имбирем. Сахара в этом месте не водится, что долгое время было для меня трагедией. Все сладости основываются на мёде и фруктовых сиропах. Но на безрыбье и кофе без сахара полюбишь.
– Иначе ли? – переспросил Неар, наблюдая за мной. – Не знаю. У нее ко мне была страсть. Долгая, противоречивая. А я любил ее, и в этом разница. Альмалексия добра, но невероятно горда и вспыльчива, а уж самомнение… – помолчав, Неар пробормотал: – Сейчас я понимаю, что она никогда толком меня не любила. Уважала, дорожила, привыкла ко мне – да. Но не любила. И уж точно не любила Вивека. Впрочем, как и он – ее. Скажем, они оба поняли, что сотрудничать друг с другом против меня очень выгодно. Сота Сила интересовал лишь холодный блеск истины. Он гений, и я знал, каким невозможным соблазном стало для него сердце Лорхана. Он согласился убить меня, оторвав от себя кусок. Всю свою следующую жизнь он упорно трудился сначала на благо народа, но затем истина увлекла его, и он, наконец, воссоединился с ней. Потому он, кажется, даже не заметил, как Альмалексия его убила.
– Она его убила? – прошептала я изумленно.
– Если точнее, он позволил ей себя убить, потому что это очень мало для него уже значило. Она скосила в могилы очень много людей. В частности, с этой целью создала секту поклонения самой себе. Руки Альмалексии. В прямом смысле. Лучшие и светлейшие души моего народа. Подобно тому, как рука повинуется телу, они повиновались ей. Я был когда-то способен простить ей, что угодно, поэтому могу понять юношей, присягнувших на верность своей богине. Но… когда я лежал с телом Ворина Дагота перед ее ногами, эта сильная любовь словно бы разом трансмутировала во что-то чудовищное, безжалостное. Быть может, я оправдываюсь сейчас, – он пожал плечами с равнодушной улыбкой. – Но теперь Трибунала нет. Ни Сота Сила, ни Альмалексии, ни Вивека. Последний говорил мне, что раскаялся. Он всегда был обаятелен, но я понимал, что без Альмалексии и Сила Вивек – единственный бог, пусть пока и смертный. С него сталось бы найти лазейку и отыскать для себя способ прирастить могущество. В самом начале, когда пошли слухи о том, что я Нереварин, Вивек объявил меня вне закона и всеми силами пытался уничтожить. Только когда до него дошло, что это очень трудно, он внезапно решил, что такого человека лучше держать в друзьях. Но я искренне его ненавидел. Альмалексия выглядит злом, но истинное зло – Вивек. У него две личности. В буквальном смысле. Это лицемер, равных которому нет, и я едва не попал под его очарование.
– Ты убил его?
– Нет, – улыбнулся Неар. – Поговорив с ним по душам, я ясно дал понять, что в своем дворце он находится, как в тюрьме. Я не дал ему способа найти приток для своего бессмертия. Он умер сам. Что может быть хуже для бога?
– Впечатление, что на самом деле и друзей у тебя не было, но как же Думак? – спросила я.
Он безразлично пожал плечами:
– Я всегды был наивен.
Когда я недоуменно сдвинула брови, Неар пояснил с принужденной улыбкой:
– Двемерский вождь, философ и ученый. Мы с ним объединили силы сопротивления нордам. Мы видели, что случилось со снежными эльфами и меньше всего хотели себе подобной участи. На наших глазах истреблялась величественная, сильная нация – наблюдение за этим повергло в трепет все народы. Поэтому когда нордские Языки и великие воины обратили жадное внимание на нашу страну… нужно было что-то делать. Чужеземцы с Атморы были безжалостны и знамениты тем, что никогда не шли на переговоры. Для них была только война, никаких компромиссов. Поэтому в защите нашей земли двемерские машины с кимерскими воинами шли под одними флагами. Мы командовали вместе – Думак и я. У этой дружбы не должно было быть продолжения, когда мы создали Первый совет объединенного государства, но оно появилось. Я наивно полагал, что в политике возможна дружба или сотрудничество. Шпионы Ворина Дагота, к счастью, раскрыли мне правду. Выяснили, что Думак создает латунного бога, Нумидиума. Они нашли сердце Лорхана под Красной Горой. Уже тогда мне следовало заподозрить неладное, когда мои советники стали от меня требовать войны с Думаком и изъятия у него Сердца Лорхана. Я сам виноват, видишь? Моя наивность, доверчивость, слепота… погубили множество людей. Поэтому, Шей, выслушав всё это, ты понимаешь, как я смотрю на тебя?
– Ты мне не веришь, – высказала я вслух нежеланную правду.
– Никому. Кстати, спасибо. Ты не сказала Элиону, что я – тот самый данмер, с которым он был знаком у себя на родине.
– Не просто знаком, – поправила я, опустив взгляд. – Он подружился с тобой, еще будучи мальчиком двенадцати лет. Ты был на пятнадцать старше его.
– Да, я проводил большую слежку за Окато, – вспоминал Неар. – Семья Растиери имела связи с окружением этого типа. За годы я немного привязался к Элиону. Но лучше бы ему меня не помнить, Шей.
– Через несколько лет, когда парню было всего шестнадцать, его замучили до полусмерти, пытаясь выяснить, как он с тобой связан. И он молчал, – я выговаривала всё это тихо, не глядя на Неара. – В его сердце теперь тяжелая тьма, и он ей следует.
– Она была там еще до того, как мы с ним познакомились, – не смутился Неар. – Очень вспыльчивый и воинственный парень, отщепенец от собственной семьи, дерзкий и непослушный. В школе его не допускали до занятий, и он учился у меня. Я прекрасно понимал, кем он может стать, но было и нечто иное. Я бы сказал… что он словно отмечен даэдрическим знаком. Подобно тому, что безжалостность среди аргониан даруется с рождения строго определенным особям. Их потом называют теневыми ящерами.
– И ты туда же, – раздраженно перебила я. – Ты тоже говоришь, что он рожден убивать. А впрочем… знаешь, мне не было бы до этого никакого дела, но я его чувствую.
Я не планировала выговариваться, но слова уже изливались из переполненного сосуда терпения.
– И мне не нравится его чувствовать. Он тяжелый, болезненный, как камень, который стирает мое сердце в порошок. Я не могу спать, я вынуждена постоянно быть на нервах, я лишена свободы чувствовать только свое тело. А при личных встречах он страшно меня выматывает. Кажется, я устаю просто от его присутствия. Но в то же время, не смотря на весь кошмар, я остро ему сочувствую. Это убивает, но я переживаю за его душу. Кроме того, недавно… я едва не убила человека. Я на несколько мгновений почувствовала себя Элионом. Это страшно. Я так больше не хочу. И я не хочу больше слышать чепухи на тему того, что он рожден убивать. Так не бывает, я не фаталистка. Я… просто хочу навсегда наконец порвать эту связь, – беспомощно выговорила под конец, отворачиваясь и обнимая себя руками.
Неар подошел ко мне, пробормотал, коснувшись плеча:
– Похоже, в тебе долго это копилось.
– Отстань, – взъярилась я. – Весь такой замечательный и крутой, посмотрите на него.
“На самом деле, – поджав губы, думала я, – ты холоднее, чем Элион. Ты более безжалостный. Не твоя в этом вина, конечно, но…”.
Он улыбнулся – я услышала.
– Ты не думала о том, что, если прервать вашу связь, то, скорее всего, это вернет тебя в твой мир? – заметил он негромко. – Ты словно бы проживаешь его жизнь. Вы с ним делите существование на двоих. Ты вернешься к себе, и он погибнет, а вместе с ним неизвестно, что будет с Нирном.
– Тебе известен способ порвать связь?
– Есть соображения. Но я не собирался говорить тебе. И не скажу.
Я только устало выдохнула и развела руками обескураженно.
– Просто прекрасно.
– Ты позволишь дать тебе совет? – этот отеческий тон буквально убивал.
– Ты всё равно его дашь. И кофе, кстати, готов, – я поставила на столик чашечки и села на диван, обняв колени.
– Уменьши свою силу трения о мир, – выговорил он и добавил: – Давай, я кое-что тебе покажу…
Он сделал шаг назад, и внезапно загорелся синим пламенем. Я испуганно отпрянула к дивану, матерясь на тему того, что здесь с магией разрушения не придумали огнетушители.
– Подойди, – со смехом сказал Неар.
– Иди к чёрту.
– Ну же. Испугалась?
– Это огонь!
– Просто подойди сюда.
– Ни за что, – я сделала попытку спрятаться под диван. Закатив глаза, Неар подошел ко мне ближе и взял за руку. Я зажмурилась, сцепив челюсти. Данмер смотрел на меня с флегматичной улыбкой.
Синее пламя перетекло ко мне на запястье, стало обволакивать тело, и я увидела… тот же мир, но словно бы на грани между аэдрическим и даэдрическим. Время постепенно замедлялось, пока не остановилось. И краски расцветали лепестками марева, зыбкости. Алый сделался насыщенным. Пол напоминал воду, по нему шла искристая рябь полупрозрачных волн. всё вокруг сделалось цветным, текучим, у всего был свой ритм и пульс.
– Мы в кровеносной системе мира. Это магия, – пояснил Неар. – Оборотная сторона времени.
Красиво до слез, но дело не только в зрительной картинке. Это трогало за душу, словно каждая частичка материи здоровалась с тобой. Мы существуем в мире обособленно, считая, что он слеп и жесток, а оказалось – он видит нас и слушает малейшее движение миллиардами чутких ушей, как тончайший резонатор.
– Я недавно научился выводить в это пространство других людей. Действовать в нём пока сложно даже мне.
“Стойте, то есть, именно тут, оказывается, и находится консоль связи с игры”. У меня возникло желание поэкспериментировать, но я подавила неразумный порыв.
Я обернулась на Неара, и увидела вместо него высокого, белокожего эльфа с поседевшими висками. На лице была странная татуировка, делавшая его хищным, как у бенгальского тигра. Этот облик являлся его настоящим, и, посмотрев ему в глаза, я неожиданно осознала, как далека от него и насколько же мы чужие. Только это уже не причинило боли. Мы словно знакомились заново.
Он выпустил мою ладонь, и всё опять сделалось обычным. Показалось, что я ступила на землю сразу с ускорившейся детской карусели. Закрыв лицо руками, я села на диванчик.
Неар находился рядом, держа свою чашку с кофе. Первое время я не могла видеть его, а когда реальность встала на свое положенное место в системе трехмерных координат, я поняла, что Неар, кажется, страшно удивлен. Он почти с благоговением смотрел на чашку в своей руке. Его ладони слабо дрожали. Испугавшись, я хотела спросить, в чём дело. Но он покачал головой, глядя на меня… с испугом. Поставил чашки, надел свой капюшон.
– Всё хорошо. Мне нужно подумать.
И поспешно исчез, не удосужившись попрощаться.
Я растерянно смотрела на то место, где он сидел. У меня вырвался разочарованный, печальный выдох.
***
Хорошо одетый молодой альтмер о чём-то переговорил с швейцаром перед входом в шикарный особняк Саммитмист, а затем вошел, волоча за собой багаж.
Он принял решение, и оно далось ему легко, как росчерк пера по пергаменту.
Ведомый своей страстью к разрушению, он чувствовал себя лисом в курятнике. И сладко отозвался в душе звук щелчка замка, когда он вошел в помещение. Окна зачарованы, никто не выберется. В его багаже целый арсенал ассасина, а на лице маска доброго самаритянина, и на вид это не столь страшно, как на ощупь кончиками души – а именно так я и чувствовала.
Алчная бретонка, тщеславная данмерка, высокомерный вояка, норд пьяница, пресытившийся и капризный имперец. Их всех заказал один их общий знакомый.
Я не особенно любила этот квест, как и некоторые другие в Темном Братстве. Например, у норда есть личная трагедия, он, в целом, неплохой человек, просто рассеянный и убитый горем. Данмерка лицемерна и амбициозна, но много думает о своей семье, и у нее есть чувство долга. Словом, это не негодяи, а обычные люди, просто местами безответственные, эгоистичные. Я не понимала, почему Элион согласился на этот контракт.
– Прекрасный солнечный день в Скинграде, – улыбнулся альтмер, появившись на пороге.
Матильда Петит смерила с ног до головы взглядом Элиона:
– Что ж, вы заставили нас подождать. Мы успели со всеми перезнакомиться. Пожалуй, затея с игрой в прятки с золотом попахивает замашкой мецената.
– И все мы здесь развлекаемся, не так ли? – продолжал ласково улыбаться Элион. – Но вас, пожалуй, это интересует больше всего. Всё-таки… возрождение скатившегося в выгребную яму бывшего знатного рода дорогого стоит.
Потрясающая манера эльфа ладить с людьми никогда не перестанет вводить меня в восхищение.
Дело было погожим, осенним днем. В Скинграде вчера выпал ранний снег, поэтому город, словно списанный со старой, готической Праги, хвастался блестящей, полупрозрачной вуалью на крышах, дорогах и деревьях. Но никому из гостей было уже не суждено прогуляться по улочкам прекрасного города.
– Добрый день, господа, – он улыбнулся гостям. – Прошу прощения за задержку. Меня зовут Риндси.
– Я Довеси Дран, – из-за стола поднялась миниатюрная данмерка и протянула руку эльфу, тот едва коснулся ее губами.
– Вы непременно из рода знатных волшебников, Риндси? – с легкой иронией поинтересовалась данмерка.
– Разумеется, – приосанился Элион. – Насколько известно всякому образованному человеку, мой отец является создателем уникальной магической школы на своей родине и здесь, в Киродииле. Правда, нынешний архимаг опасается ее популярности…
Фиглярство Элиона не знало границ. Он был отвратителен, заносчив, по-вельможьи слащав, и к вечеру все его возненавидели.
“Невилль – старый вояка, редгард, служил на Вварденфелле близ Балморы. Денег у него достаточно, просто хочет сыграть и подкопить на счастливую пенсию. Он груб, но выслуживается перед Матильдой Петит при том, что женат. В свое время заказчик потерял семью и состояние. Первым в списке виновных значится этот редгард, и я расскажу почему.
Он сватался за молоденькую имперку, потеряв от нее голову. Она оказалась дочерью моего нанимателя. А дело закончилось некрасиво, девушка неожиданно ответила взаимностью. А потом, как говорят в обществе, подмочила себе репутацию. Редгард по всем канонам жанра ретировался в Вварденфелл, и больше о нём никто не слышал. Девушке, забеременевшей от него, пришлось делать искусственный аборт. Негодяев в нашем мире много. Не злодеев, нет. Негодяев. Это люди не злые, а глупые и эгоистичные всего-лишь. Они совершают зло не от серьезного замысла, а по причине “не подумал” или “а почему бы и нет”. Их я ненавижу больше всего. И у меня тут целая коллекция”.
Он подкрался к редгарду и постучал ему по плечу, тоненько откашлявшись и заносчиво поправив на носу небольшое пенсне в золотистой оправе.
– Любезнейший, не откажите мне в радости узнать, как нынче погода в районе Балморы?
– Да, как обычно, – отмахнулся Невилль, которого Элион сильно раздражал. – Река, высокие холмы несколько избавляют город от треклятых пепельных бурь, но… как был он зажиточной деревенькой, так и остается. Дом Хлаалу, да сгорит он в Обливионе, – он произнес это шепотом, проверяя, нет ли поблизости данмерки, – уделяет городу не больше внимания, чем пыли на своих сапогах.
– О, какое разочарование, – томно вздохнул Элион, глядя в потолок. – Я слышал, там великолепный бренди из комуники. Ведь в округе Балморы, кажется, растет большое количество ягод. И тамошние виноделы сделали состояние именно на этом.
– Нет, грииф я не люблю. Если бренди, то лучше имперский, столичный. От него похмелья почти не бывает.
– Да? – с сомнением пробормотал Элион, волшебным образом доставая из-за своей спины бутылку. – А я вот не люблю его. Пресытился, наверное, кажется слащавым.
– Ух, ты, какое сокровище, – оценил Невилль.
– О… прошу прощения, но я обещался поделиться с многоуважаемым Нельсом. Я имел несчастье чем-то его обидеть, и хотелось бы немного сгладить острые углы.
“Нельс по кличке Порочный, – так позже рассказывал мне альтмер. – Терпеть не может Невилля, и тот отвечает взаимностью. Судьба уже проучила северянина. После того, как была обесчещена и брошена дочь моего уважаемого нанимателя, он обратился к норду, чтобы тот помог ему восстановить репутацию семьи. Он много заплатил Нельсу, который должен был раструбить, что несчастная девушка вовсе не крутила никаких интриг до замужества, а оказалась замучена разбойниками. К жертве относились бы куда более снисходительно, и все жалели бы ее. Это лучше, чем полностью испорченная жизнь. Но Нельс – так уж вышло – однажды напился и раскрыл все тайны своего нанимателя в таверне, что быстро стало известно городу. После данного проступка норд, молча, сбежал к себе на родину, прихватив полученные денюжки. Пришлось моему заказчику с его семьей бросить не только Скинград, но и само графство. Невозможно передать стыд и унижение, которое он при этом пережил… Сильнее всего страдала опозоренная и обманутая юная дочь его, которая от вынужденного аборта сделалась нема и мучилась кошмарами. Клевета и грязные слухи горожан чуть не подвели ее к петле”.
– Вы обещали бренди Нельсу? Вы в своем уме? – изумился Невилль. – Да, эта пьянь не отличит мацт от вина Тамики. Ему всё равно, что пить.
– Давайте пойдём на хитрость, – отлично разыграв смущение, сдался Элион. – Я перелью в эту бутылку грииф, а в вашу отправится прекрасный киродиильский бренди. Если вы правы, то он и впрямь не увидит разницы.
Яд был именно в бренди, и в большом количестве, так что в отравленную бутылку налили еще и грииф, сделавшийся смертельным пойлом. Помимо прочего, немного яда он подсыпал в заварник на кухне, но альтмер заметил, что к этому напитку тяготеют далеко не все, приходилось выкручиваться.
Провернув операцию с переливанием спиртного, он сказал Невиллю передать от него бутылку бренди, а сам ушел на второй этаж особняка.
Довеси Дран уже выпила свой чай из вежливости со старой Матильдой Петит, причем, последняя добавила в него крепкий ликер. Фактически, женщины были уже заранее мертвы. Яд начинал тактичное, тихое наступление на нервную систему.
“Данмерка еще совсем молода. И покажется странным, что на нее, вообще, могли таить злобу, а между тем это самое коварное и лицемерное существо здесь. На втором месте после меня, – объяснял Элион. – Ее интересуют только деньги. Она влюблена в них, жаждет их. Продаст свою никому не нужную честь за дорого, лишь попроси. Эта курносая мордашка с широко расставленными глазами доверчиво смотрит на тебя, но в ее душе голодный холод. Когда семья моего нанимателя приехала в Анвил, там, к сожалению, гостило и семейство Дран. Они делали остановку в одном из живописнейших городов Киродиила, чтобы позже отправиться в Валенвуд, куда переезжали из родного Вивека. Мой заказчик – некогда крупная фигура в Восточной Имперской Компании. В ту пору он переживал из-за дочери серьезный кризис, в семье начались ссоры, он круглые сутки проводил в своем рабочем офисе, чтобы забыться – растерянный, словно уничтоженный изгнанием из графства Скинграда. Он любил жену и дочь, но ничего не мог для них сделать, ощущая себя беспомощным. Разумеется, он обеспечил им лучший уход, но всё это оказалось не способно залатать горе их семьи. Его дочь таяла на глазах, хотела отправиться в строгий монастырь сестер Мары на север, а подобной участи для любимой и единственной дочери он и помыслить не мог. Всем известно, что, в отличие от сестер Дибеллы, жрицы Мары занимаются полным самоотречением, дают жестокие к себе обеты и полностью отказываются от личных нужд, посвятив себя служению миру. И тогда, точно аэдрическое благословение снизошло на душу его. Он познакомился с семьей Дран, которые пользовались услугами Восточной Имперской Компании для транспортировки вещей в Валенвуд морским путем. Озорная, умная и понимающая девушка, кажется, умудрилась сотворить чудо и растормошить дочь моего нанимателя. Она всегда с подругой, матерью или отцом заглядывала к нему в поместье. Визиты были вежливые, а затем стали дружескими. Умненькая девушка прониклась к беде семьи, подружилась с его дочерью. Увы, он поздно понял, что Довеси Дран строит ему глазки не просто так. Он это игнорировал, ибо считал себя слишком уже вымотавшимся, перегоревшим, разбитым. Внимание юной особы льстило ему, но и пугало. Он отверг ее, и девица страшно рассердилась, заявив его жене, что тот ее домагался. Учитывая, что между супругами были неурядицы… она поверила и подала на развод. А Довеси Дран с семьей благополучно уехала в Валенвуд, чувствуя свое самомнение отомщенным. Теперь она похорошела еще больше и, кажется, ни капельки угрызениями совести не мучилась. Моя дорогая и невыносимая Шей, я хотел бы, чтобы ты видела ее! Я страстно желал бы показать тебе ее улыбку, плавную походку и гордую шейку с прямой осанкой. Я умоляю – оставайся мерзкой и противной, какой угодно, но никогда не будь такой, как она. Ослепительной и уродливой. Мой заказчик, имени которого я упорно намерен не называть, ибо тебе оно известно, потерял жену, и она забрала с собой единственную дочь – его утешение, его чудо и усладу сердца. Что, как ты думаешь, происходит с человеком потом?”
– Боги, что творится, – с улыбкой Элион подсел к данмерке, вид у него был самый лукавый. – Вы, сударыня, вознамерились серьезно победить всех нас.
– О чём вы? – насторожилась и удивилась девушка.
– О том, как вы красивы. Никому из мужчин здесь теперь не нужно золото, когда есть вы.
– Это чепуха, – ласково сказала данмерка, – и мне не пристало воспринимать подобные вещи всерьез.
– Как? Вы пытаетесь уличить меня в лукавстве? Это ранит, – заявил альтмер. – К тому же, я предъявлю доказательства своих слов.
– В самом деле? – спросила со смехом Давеси Дран, принимая игру. Вид Элион имел очень серьезный, точно он и впрямь собирается что-то доказывать.
– Обратите внимание на некоего молодого человека у окна.
– Примо Антониус? – изумилась она, невольно покраснев.
– Ваш румянец очарователен, но он выдает вас, – ловко ввернул Элион, проницательно глядя девушке в глаза. – Увы, юноша оробел. Похоже, он не имеет понятия, как к вам подступиться. И… я просто на всякий случай упоминаю, – добавил он шутливо-заговорщически, – ему нравится заботливо приготовленный чай.
Улыбка у Элиона обезоруживающая.
– Ну, не знаю…
– Удивительно, однако, – вздохнул, сокрушаясь проклятый сводник. – Не возьму всё-таки в толк, что именно отпрыск столь знатной семьи забыл в этом месте? Ведь золото ему явно не нужно. Быть может, он заранее узнал, что вы тут будете. Как было бы романтично!
– Риндси, вы пытаетесь мной манипулировать.
– О, боги, я попался, – рассмеялся Элион. – Но вы простите мне эту хитрость. Надоело наблюдать, как вы оба смотрите друг на друга, но ровным счетом ничего не предпринимаете.
“Это и впрямь ужасно. Один думает, как затащить данмерку в постель без последствий, а вторая вцепилась клещом в мысли о его богатстве. Опять же, парнишка пусть и низкорослый, с плохой кожей, зато хотя бы не старик… Этот самый Примо Антониус, к которому послушно понесла отравленный чай Давеси, подлинный негодяй. Большинство из собравшихся здесь больше глупы нежели злы. Но не он. Молодой человек из тех, кто готов заплатить за просмотр запрещенных боев уродов. Он еще совсем юн, но нет ничего, что бы родители ему не позволяли и что бы он не пробовал. Я ценю злую натуру в человеке, Шей, правда. Только она должна быть глубока, а у зла иметься хотя бы мало мальски интересное или забавное намерение. Примо до зубовного скрежета предсказуем. Я забавлялся тем, что договаривал за него его реплики, было интересно смотреть, как он багровеет от злобы. Просто смешно, это ничтожество претендует на индивидуальность и обижается, когда ему демонстрируют деревянную плоскость его мировосприятия… Но я продолжу свое повествование. Мы оставили моего заказчика в Анвиле одного с разбитым сердцем и сильно потускневшим кошельком после развода. Со временем дела пошли совсем худо. Ради того, чтобы вымолить прощение у семьи он стремился посылать им больше денег, но их всё казалось мало. На работе он стал трудиться хуже, и, кроме того, просочилось слишком много слухов о подмоченной репутации дочери… Его выгнали из Восточной Имперской Компании. И вот, лишенный теперь любимого дела, в ожидании кредиторов, которые должны были отобрать последний особняк в Анвиле, он почти подумывал о самоубийстве. Тогда он вспомнил о старом деловом партнере. Семья Антониус тесно сотрудничала с ним некогда и в том числе являлась самым крупным спонсором Восточной Имперской Компании. Он хотел попросить у них какую-нибудь работу в память о былом сотрудничестве. К несчастью, ему пришлось иметь дела с Примо. Парень предложил должность, но не сказал, какую. Позже мой наниматель узнал, что он должен был пойти грушей для битья в подземный клуб. Один из тех, какие запрещены по всему Киродиилу, но в некоторых местах процветают… Примо смеялся, когда мой клиент выбегал из клуба – ошарашенный, оскорбленный столь невиданным хамством. Он попытался отомстить, рассказав в таверне о нелегальном бизнесе Примо, и за это был избит. Избит так жестоко и сильно, что и теперь с тела и лица не сходят отметины. Любой другой на его месте мог бы просто умереть, например. Так люди становятся нищими, Шей, но Мать Ночи или Ситис, а может владычица Случайности – Ноктюрнал – уберегли моего заказчика…”.
Элион прокрался в сторону коридора со спальнями. Матильда Петит уже уснула. Так действует заботливо смешанный им яд. Сначала в течение нескольких часов наступает сонливость, благодаря медленному всасыванию яда из-за праха вампира. Он в том числе скрывает тончайшие, искристые перья белладонны с паучьим шелком. Страшный яд. И действие его предстояло увидеть ближе к ночи.