Текст книги "Антигерой (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Утром я это для себя отрицала, но порой мне нравилось происходящее, да и иначе быть не могло, я ведь ощущала то же, что и он – атлас девичьей кожи, ее мягкие губы, биение ее сердца. С рассветом пришло возмущение, смущение и куча прочей бесполезной в быту чепухи, но всё же не совсем искренне и больше для порядка.

Наверное, в ту ночь я окончательно поняла, что Элион сложнее, чем я думала. Не может последняя сволочь быть такой искренне чувственной, бережной, мягкой. Это физически противоестественно. Значит, в нём есть какая-то искорка света, но что с ней сделали? Откуда в нём такая ненависть к разумным существам? Я планировала его антигероем, но не сильно задумывалась над причиной этого, а она была – неискоренимая и тяжёлая, как свинец.

«Кто я такая, чтобы его перевоспитывать? Мне бы вернуться в свой мир…».

От Бауруса по-прежнему никаких вестей. Нет ничего хуже этого страшного ожидания. Я говорила с Мартином на тему того, чтобы отправить кого-нибудь за Клинком, но он почему-то не торопится.

Тем временем, Элион приближался к таверне «Дурное знамение». Я отвлекалась мыслями о Неаре. Как он и просил, я подумала над тем, чтобы доверять ему, и решила согласиться. В Обливионе нет Нереварина, следовательно, глобально он на сюжет влиять не должен. Кроме того, как я и сказала, у меня была одна догадка насчёт него, вполне естественная в моей ситуации. Я часто обдумывала ее.

Знала, что Неар появится и ждала этого. Я старалась почаще выходить гулять и подолгу смотрела на скальную, мощеную дорогу из обдуваемой всеми ветрами, башни. Но недооценила это существо.

– Я прямо-таки физически чувствую, как ты меня ждёшь, – насмешливо сообщил он, и я обернулась. Это были не чары, он действительно мне нравился. На Неаре были лёгкие доспехи Клинков. На голове – закрытый саллад, и из проёма шлема видны невозможно яркие, голубые, смеющиеся глаза.

– Что ты хочешь знать? – спросила я, подавив сильное сердцебиение в груди.

– Кто ты?

Для меня теперь это был сложный вопрос, но я решила отвечать по существу.

– Я прибыла из иного мира, но это вышло случайно, против моей воли.

Неар медленно кивнул:

– Так и думал.

– Я не могу рассказать тебе ничего об Элионе…

Он улыбнулся:

– Мне и не нужно ничего о нём знать, ибо я знаю о нём многое. Талантливый парень, всегда мне нравился, далеко пойдёт.

– Тогда что тебе от меня нужно?

– Допустим, я кое за кем охочусь… – он постучал по подбородку пальцем. – Долгое время я за ним наблюдал. Перед тем, как попасть в мерзкую дыру на Акавире я побывал на Саммерсете по заданию своего наставника.

– Ты состоял в Мораг Тонг, – вспомнила я.

– Состою, – загадочно поправил он. – Это было давно. Моя цель делала успехи на поприще дипломатии. Покопавшись в его прошлом, я выяснил, что он принадлежал к подвальной группировке маньяков, которые были помешаны на чистоте расы. Затем его, вроде бы, резко оттуда выбросили. У человека без имени появляются средства, и вот он уже золотой мальчик дипломатического политического сообщества, разъезжает с миссиями по Тамриэлю, – Неар скривился, как от зубной боли. – Мне никак не удавалось его достать. К сожалению, он великолепный маг и хитер, как даэдра. Именно из-за него меня выслали на Акавир…

– Выслали? – изумилась я.

– Как видно, кое-что ты не знаешь, – он огляделся, подмигнул мне, снял свой саллад и глубоко вздохнул. – В этой штуке невозможно дышать. И так… да, меня выслали якобы за провинность и якобы по велению правительства Саммерсет. Мои за меня вступиться не могли – они бы себя выдали, потому что мое задание было секретным. Чтобы не пятнать мое доброе имя, мне сделали «одолжение» и раструбили всем, мол, я сам отправился в экспедицию. Ну, да, сейчас, в неизведанные земли в то время, как после реформ у меня на родине не пойми что творится и в то время, как я получил кучу возможностей! Самое время плыть на верную смерть… Гениально. Так или иначе, у меня не было выхода. Я смог шевелиться, только находясь на полпути к Акавиру. И лишь у берега я смог расправиться с командой сдерживающих меня солдат. А потом я надолго попал в плен. Впрочем, я выбрался на пиратском судне. Подружился с одной заключенной, мы вместе побег и подготовили. Тут я попал в имперскую тюрьму, едва узнав, что поблизости этот человек. Не спрашивай меня, кого я подстерегаю. Знай лишь, что убийство императора, скорее всего, отчасти и на его совести. Он был послан сюда свернуть историю Тамриэля с его пути. И, судя по всему, пока меня не было, ему это почти удалось.

– Ладно, всё это захватывающе, – нетвердо вымолвила я, – но… конкретно, что ты предлагаешь?

Он очень серьезно на меня посмотрел:

– Просто отвечай на мои вопросы, когда я буду спрашивать.

– И не требовать пояснений?

– Именно.

– А взамен ничего?

– Ты научилась у этого проходимца жажде выгоды? – иронично спросил он. – Разумеется, я буду у тебя в большом долгу, и ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

– Любую?

– Когда девушка задаёт такой вопрос, отвечать «да» – самоубийственно… Но – да. Любую.

– Ладно, по рукам. Спрашивай, – с уверенностью, которой не испытываю, сказала я.

– Расскажи мне, как внутри обустроен дворец в центре Имперского Города…

Я подробно описала его и даже нарисовала карту. Глаза данмера сияли:

– Прекрасно. А теперь слушай. Однажды давным-давно еще старик Косадес, обучая меня и зная, как я люблю влипать в неприятности, пылающие ко мне безусловной взаимностью, научил меня одному заклятью, которое связывает двух Клинков, работающих в паре. Правда, его дальность зависит от уровня подготовленности мага, но, если потренируешься, у тебя получится достать меня из другого города. Прочти его, если тебе понадобится помощь. Заодно в магии призыва поучишься.

Он ослепительно улыбнулся на прощание, надел свой шлем и исчез.

Опираясь руками на перила смотровой стены, я смотрела вниз, на каменистую дорогу, петляющую под гору, на которой расположился Храм. «Успокойся и не пори горячку, Шей, – очухался внутри голос разума. – Может, Неар – это только Неар. Он помнит своё прошлое, в конце концов. Как могло выйти так, что Макс попал сюда задолго до тебя? Это невозможно. Поэтому успокойся и попробуй мыслить здраво, не обнадеживай себя».

Как будто мыслить здраво в моем случае было реально. Я испытывала одновременно тревогу, страх и воодушевление. Все прочие мысли и проблемы встали, разумеется, на задний план.

С того дня я постоянно ждала появления Неара, и требовалось скоротать хоть как-то мучительное, тяжелое ожидание.

Когда-то страшно давно, вдохновлённая путем БусиДо, кодексом, который я прочитала от и до, стала тренироваться на боккенах. Я умела правильно извлекать меч из ножен, знала боевые стойки и целую группу ударов, но драться не умела, хотя кое-какие приёмы и заучила до автоматизма.

Мне захотелось взять в руки меч и порубить что-нибудь. Решив это не откладывать, я спросила у Мартина, можно ли мне ненадолго катану. Он не стал спрашивать, зачем, и объяснил, где находится оружейная. На подходе к ней я уже испытывала коварную лень и нежелание что-либо рубить, но упрямство было сильнее. Катана – лёгкий меч, не больше полутора килограмм. В целом, я училась владеть ею около двух лет – срок страшно маленький, а я, мягко говоря, не талант, но моих умений достаточно, чтобы изрубить в мелкие кусочки манекен. Вообще-то, боевыми мечами на них не тренируются, но никто меня ругать за вандализм не стал.

Я отошла подальше от остальных тренирующихся, вспомнила боковой, наискосок, с поворотом, круговой, руки согнуты под углом в сорок пять градусов, перенос веса тела на клинок и удар. Это не столько успокаивает, сколько заставляет мозг работать рационально, собрано. По привычке я думала о правильности ударов, поправляла себя, комбинировала приёмы.

Не знаю, сколько прошло времени, уже стемнело, когда я услышала позади себя голос:

– Ты, выходит, знаешь технику владения акавирским клинком? Кто учил тебя?

Я растерянно повернулась к Джоффри:

– Так, один мастер, но недолго, – уклончиво ответила я.

Пф, мастер тоже мне… Это был один высокомерный типчик, которого выгнали из секции. Он умел немного и классифицировался как раз на старо-русском стиле боя. Сам являлся учеником и того меньше понимал в катанах. Наши тренировки были игрой, не более, но кое-чему я научилась.

– Ну-ка вытяни вперёд руку с мечом. Не левую, правую, – скомандовал старик.

Я повиновалась, зная это упражнение. Нужно взять в руку меч одной рукой, встать на одну ногу, сохраняя баланс, и держать, сколько получится, медленно поворачивая клинок в руке, как стрелки часов. Запястье должно быть послушным, но я никогда толком не могла выполнять это упражнение дольше трёх минут – руки опускались сами. Я банально «планку» выдерживаю полторы минуты, что уж говорить о битвах на мечах, смешно.

– Кошмар, – сурово оценил Джоффри, – никуда не годится.

– Знаю, – буркнула я.

– А почему за меч берёшься?

– Нравится, – неопределённо пожала плечами я. – Всегда любила это оружие.

– У тебя нет ни малейшего таланта к владению катаной.

– Учитель говорил мне то же самое и пытался отправить на фехтование шпагами, но без толку, – флегматично ответила я.

Он отобрал у меня клинок и сказал:

– У тебя слишком мягкий характер, ты уступчива, слаба, добросердечна, а катана не ведает жалости. У тебя дрожат руки, это никуда не годится.

– Да, наплевать, это всё демагогия, – ответила я резко. – Отдайте, мне его оружейник дал.

– Ты часто сутулишься?

– Постоянно.

– Это неправильно. Ты вжимаешь голову в плечи, когда делаешь круговой удар, так делают только неумехи. И силы в ударах нет.

Я начала всерьёз обижаться.

– Знаете, я, пожалуй, пойду, другой клинок возьму…

– Стой. Ты и впрямь хочешь драться?

– Я страшно ленива. Сейчас хочу, завтра утром придётся гнать палочными ударами, – с неохотой признала я.

– Никакой дисциплины?

– Ни малейшей.

Он протянул мне меч и сказал:

– Парируй.

Вообще-то, мне удалось это скрыть, но… боги, какой восторг я испытала, когда он сказал это. Принять тренировочный бой от самого грандмастера – я и во сне о таком не мечтала.

Прекрасно понимая, что сейчас оплошаю, но нисколько по этому поводу не волнуясь, я взяла в руки катану. Спустя несколько секунд он выбил клинок у меня из руки и сказал:

– Будешь тренироваться со всеми завтра с утра.

– Почему это? – возмутилась я.

– Ты смотришь в глаза, когда дерёшься и когда принимаешь неприятную правду, доверяешь инстинктам. Это главное, – и он покинул тренировочную площадку.

Я смотрела в глаза по привычке, это получалось у меня лучше всего и как-то интуитивно. У меня отлично развито боковое зрение, а оно работает быстрее, чем прямое, поэтому высок шанс отражения ударов. В бою нужно следить не за клинком противника, а за его глазами. Причина прозаична – так ты, как ни странно, охватываешь вниманием всё поле действия противника.

Не то, чтобы я хотела тренироваться, я и впрямь ленива. Но почему нет, если это немного убивает время?

Я стала курить и драться на мечах, отлично.

***

Дождь лил с такой силой, словно собрался в последний раз. Нервные блики молний сверкали, отражаясь в стекающих каплях воды на окнах. Сырой дух человеческих тел в таверне смешался с потом и парами выпивки. Из одного окна подтекало, капли падали на жесткое полотенце, расстеленное на полу. В углу у камина душевно пел крестьянский парень, и ему умело аккомпанировал на большой, облезлой лютне товарищ. Было тихо, все слушали пение.

Элион давно согрел озябшие на ветру руки о металлическую чашку с кислым, горячим глинтвейном. Его остановившийся взор из-под мокрого капюшона невыразительно гипнотизировал пламя.

…И снежны-ый во-олк, изрыгая ярость,

Заби-ился у ве-едьмы в рука-ах.

А на утро мальчишки – экая жалость! -

– Нашли один только пра-ах…

А на утро мальчишки – экая жалость! -

– Нашли-и оди-ин лишь пра-ах.

С той поры над лесами прожорливый месяц

Венчается знаком, что Волчьим зовут дикари-и.

И слышны по ночам сквозь выкрики бесов:

“Зови меня, Массер, зови-и-и!”…

– Э-эх, – утирая слезу, всхлипнул кто-то. – Душевно, брат, душевно.

Редкие, но искренние хлопки вознаградили бродячих бардов за их нестройное, но вдохновенное исполнение. Словно вторя им, в стену «Дурного знамения» забился осенний, ураганный ветер, прилетевший с холмов столичного владения.

– А седому-то, вишь, не понравилось, – едва слышно буркнул редгард, тихонько кивнув в сторону Элиона, не изменившего ни позы своей, ни взора.

Быть может, если бы узнали, что он маг и, к тому же, альтмер, начались бы неприятности, но у него не было в тот вечер роскоши позволить себе драку в кабаке. Все должны запомнить его тихим и смирным.

Пока длилась песня, Элион размышлял. Я не знала характера этих мыслей, но чувствовала их ознобом и тяжестью в сердце.

Он поднялся, опираясь на простой посох, и неторопливо поплёлся в свою комнатку.

Но в коридорчике у выхода, он неожиданно отвернулся и шмыгнул в подвальное помещение – комнаты сдавались и там.

Часть помещений использовалось, как хранилище продуктов, поэтому пахло землёй, холодом и картошкой. Покои здесь были самыми дешёвыми. Всё убранство составлял соломенный, тонкий матрац, свеча, да отхожий горшок. Одна комната, впрочем, отличалась, и было видно, что ее хозяин таверны использовал для личных нужд, но за большую цену отдал постояльцу. По словам словоохотливого трактирщика старик Руфио некоторое время назад снял эти покои, людей сторонится, вопит на весь коридор – кошмарами мучается – и пьёт горькую литрами.

– Необычный он старикашка, выгнал бы его, – признался Элиону трактирщик, – да только платит он хорошо. Непонятно, откуда золото водится…

Постояв немного перед дверью в комнату своей жертвы, Элион постучал и мягко сказал:

– Откройте, многоуважаемый господин, меня прислал трактирщик. Вы заказывали ящик суджаммы?

– Сам хлебай свою суджамму, – проворчали из-за двери. – Я ничего не заказывал.

– Вы господин Руфито? – абсолютно не смутился Элион.

– Я Руфио, идиот, – сварливо отозвался старик.

– Похоже, придется выбрасывать. Суджамму хранят в холоде, и поездки через весь Киродиил целый ящик не переживет, – вздохнул альтмер. Он громко поставил у двери какую-то бочку и сделал вид, что уходит. Он спрятался в самой тени, в конце коридора. Дождался, когда старик выглянет, и парализовал его заклятием. Это оказалось так просто, что Элион улыбнулся. Он думал, придется исхитрятся, проявлять недюжинную осторожность, но всё происходило легко, маневренно.

Он неторопливо приблизился к Руфио.

– Бывает, видишь человека – ссохшегося, маленького и невзрачного, нипочем не догадаешься, что он душегуб. Хотя вы много хуже, чем убийца, верно? Вы не просто убиваете людей, вы портите людские души, и этот шрам не оставляет бедняг после их смерти.

Всё было невероятно просто. Душа Элиона ликовала, когда он втащил старика в помещение. Его не смутила его легкость, слабость, его растерянность, а позже – слова мольбы. Он только качал головой:

– Как любопытна двуличность человеческой натуры. С виду вы и впрямь безобидны.

Руфио мог только хрипеть, потому что Элион сдавил ему горло бельевой веревкой.

– Я никогда раньше не убивал людей. Мне всегда казалось, что это чересчур. Что в решающий момент я застыну и не смогу ничего сделать, – бормотал эльф, продолжая натягивать веревку. – Но я ошибался. Мне никогда еще не было так хорошо, как сейчас, честное слово. Если бы я только знал, что убивать кого-то, кого ты хочешь убить, так приятно, я бы только этим и занимался.

Лицо старика покраснело, покрылось белыми пятнами, глаза налились кровью, язык вывалился, и вся его мимика выражала неподдельную муку. Мне стало плохо, затошнило, но я продолжала видеть то, что происходит и отчаянно пыталась абстрагироваться от чужого хищного наслаждения, как наркотиком, влившегося в кровь – тело одновременно расслабилось и налилось уверенной силой, хотелось безумно улыбаться.

Когда Руфио был убит, Элион поднял к потолку лицо, озаренное свечным светом, на губах его была легкая, светлая улыбка.

– Маленькая девочка, ты теперь свободна. И я тоже… хотя-бы отчасти.

Он посидел немного рядом с трупом, а затем тихонько выбрался из коридора, спокойно вернулся в свою комнату.

Когда я проснулась, меня еще тошнило, и я не смогла завтракать. Словно в тумане я собралась, надела легкий (для меня – тяжеленный) доспех и пошла на тренировку. Тренировалась хуже, чем обычно. Надо мной посмеивались, и в то утро меня это особенно напрягало. Нужно сказать командиру, что если он думает, будто из меня выйдет марионетка, то пусть сделает себе сеппуку в задний проход.

Какое-то время после тренировки я еще сама избивала бакеном манекен.

«Это. Я. Его. Убила, – следовал удар за ударом. – Я. Убила. Человека…».

И ничего не испытывала. Совершенно ничего, кроме того, что руки в крови и, наверное, это что-то значит. Плохо было, но не по этой причине. Просто, кажется, я что-то навсегда изменила в Элионе, сделав его гораздо хуже, чем он был раньше. И вот от этого было паршиво по-настоящему и вполне осознанно. Простудное состояние апатии мешало мне рассуждать, оценивать произошедшее. Теперь я только знала, что убить кого-либо очень и очень просто. И после этого можно даже жить, спать по ночам. И убивать дальше, пока это не превратится в рутину. Это оказалось настолько чудовищно нормально, что я долго не могла избавиться от тяжелого, оглушительного ступора.

Целую неделю после этого, длившуюся, кстати, вполне спокойно, я была словно сама не своя. Несколько раз я порывалась написать Элиону письмо, но всякий раз получалась чепуха. Смогла только предупредить, что теперь его будет искать Темное Братство. Как и предполагалась, эта новость его лишь обрадовала, и мне стало еще хуже.

Я топила свое чувство вины тренировками, но вяло, ибо я существо восторженное, но ленивое и конформное, на такие подвиги не способное. Тренировки изматывали меня, потом я курила. Кажется, за ту страшную неделю я будто бы обросла каменной кожей.

Всё двигалось в прежнем ритме: подъем на рассвете, завтрак, медитация, тренировка, потом заучивание магических заклинаний, помощь Мартину в библиотеке, обед, снова тренировка, попытка уснуть (я не спала, а рисовала), прогулки и бесцельное блуждание по Храму. Ничего не изменилось, казалось бы. Моё отупение усиливалось.

А потом я стала понемногу привыкать и отходить от произошедшего, потому что человек устроен так, что он со всем рано или поздно мирится. Я открыла в себе хладнокровие и жестокость, о которой раньше лишь подозревала…

Чувства вины почти не осталось, спустя неделю.

Люсьен появился за несколько дней до прибытия Бауруса, так что моё существование немного оживилось.

Элион как раз нашел врата Обливиона в чаще Великого леса. Он готовился перед своим походом всю ночь, не спал. В заброшенной избушке лесника было душно, а оконца не открывались, и эльф чуть приоткрыл дверь. Горели две свечи на столике, альтмер накладывал руны на метательные кинжалы. Это требовало серьезной сосредоточенности, потому что руны со скрипом давались даже ему. Зато, если у него получится, то он сможет задерживать ксивилаи и паучих. Появится иллюзорная возможность немного снизить уровень опасности.

Он встряхнул страшно ноющую руку, облизал губы, вперил немигающий взор в сталь и медленно продолжил шептать слова рунического языка, вычерчивая ладонями в воздухе сложный символ. Неожиданно он прервался, коснулся посоха рядом, за спиной раздался тихий голос:

– Хорошая у тебя интуиция, раз ты меня почувствовал.

Элион заставил себя хладнокровно усидеть на месте. Он неторопливо опустил кинжал.

– Молчишь? Не похоже, что ты очень удивлен, – словно из-за прозрачной завесы на свет появилась темная тень. Лашанс чем-то до жути напоминал молодого Северуса Снейпа, честное слово. Вероятно, дело в профиле и отпущенных до плеч черных волосах. Да и глаза, как нефть, непроницаемые. Но мне показалась в его улыбке и взоре какая-то болезненная, странная одержимость. Такая не позволит лишить себя контроля, но находиться подле такого человека, значит, постоянно ощущать себя балансирующим на канате над пропастью. Поистине, он был впечатляющей личностью. Почти ослепительной, если понимать, кто он такой.

– Сам того не зная, ты подписал договор с Темным Братством, – негромко продолжил Лашанс. – Кровь старика Руфио на твоих руках.

– Вы видели его? – неожиданно спросил Элион с легкой ноткой любопытства.

– Да. Удушение – это личное, интимное, но отличается от страсти, с которой делаются ножевые, множественные ранения. Ты явно мстил, и у тебя получилось красиво.

Элион улыбнулся.

– Мы не всякого убийцу зовем в семью. Некоторое время я наблюдал за твоими повадками. Ты осторожен, неплохой маг, умен, есть голова на плечах и сердце на положенном месте, а главное – очень талантлив. Правда, ты связан с Клинками, но я быстро понял, что тебе самому это не очень-то нравится. У тебя есть куратор, или товарищ… я пока не понял, кто это, но птичка высокая, и ты вынужден его слушаться. Так или иначе, я предлагаю тебе поддержку, понимание, укрытие. Место, где тебя будут уважать. Где ты можешь свободно говорить о своих убийствах и убивать по зову сердца. Место, где ты укроешься и от Дагона, и от стражи и от самих богов.

– А если я предпочитаю одиночество?

– Ты индивидуален, никто не заставит тебя действовать в строю. Можешь жить в убежище, вне его… Ты свободен. Просто время от времени тебе придется выполнять контракты, но, поверь, они очень тебе понравятся, ведь контракт должен быть по сердцу ассасину – только так он будет выполнен максимально качественно, – Люсьен уже понимал, что Элион согласен. Он был рад – я это ощущала. И впервые видела на лице эту улыбку облегчения, понимания, свободы.

– Чейденхол, ищи проклятый дом, заберись в подвал, подойди к двери и постучи. Тебе не откроют. Ломись туда и стучи, пока не услышишь вопрос: «Каков цвет ночи?» и ты должен ответить: кроваво-красный. Тогда дверь впустит тебя. Очива устроит тебе экзамен на правдивость – ты же понимаешь, что это необходимо в условиях нашего существования. Ты без труда пройдешь его, а затем начнется твоя настоящая жизнь. Я точно знаю, ибо вижу твои глаза.

«Я не смогу его остановить, – понимала я. – Потому что тоже видела этот взгляд. Элион уберет со своего пути любую преграду, чтобы оказаться в том убежище. Это то, что ему было нужно – принятие. Хоть от кого-то, хоть где-то… Принятие и возможность свободно заниматься тем, чем хочется».

Еще до рассвета, как никогда воодушевленный странной, жестокой злобой, Элион направился к вратам Обливиона в третий раз своей жизни. Я была меньше, чем когда-либо к этому готова и надеялась, что курительная смесь Неара поможет.

Она помогла мне гораздо меньше испытывать физическую боль и сохранять самообладание. Но… от этого я впадала в безмыслие и отупение. Быть может, так и правда лучше всего, ведь у меня получилось полностью сохранить рассудок и оставаться собой.

И я вновь наблюдала.

«Да, прибудет с вами суицид! – написано на стенах красной комнаты, где громко звучали барабаны. – Режьте, душите, помогайте друг другу!..»

Комната была наполнена верещанием, воем, клацаньем зубов, истеричными выкриками и всем тем ужасным, что способна исторгать из себя человеческая глотка. В сигиллиум пришлось пробираться через это место. Элион смешался с толпой отчаявшихся, но один из дремор всё равно заметил его.

Тогда и выяснилось, что прибытия альтмера тут ждали.

Откуда ни возьмись, появились около восьми ксивилаи. При всём желании и сноровке выбраться из тесной толпы душ из-под хватки восьмерки дьявольских рыцарей невозможно.

– Мы немного поговорим, – сказал один из ксивилаи.

Элион не мог двигаться под этими взглядами, не мог говорить и даже мысленно молиться. Его рассудок был раздавлен количеством обрушившейся на него магии.

– Не так он и опасен, – с досадой сообщил один из демонов. – Чем он такой особенный?

– Он не умирает. Нужно понять причину…

Кто-то лениво щелкнул пальцами, и альтмер оказался в камере. Он без сознания качался на двенадцатиметровой высоте над ямой, из которой исторгалось пламя. Снизу раздавались вопли заживо сгораемых людей. Элиону оставили одежду, но забрали всё оружие.

Перед пропастью стояли два дремора и один из ксивилаи в длинной, черной тоге.

– Проснись, – бесстрастно произнес демон, и Элион открыл глаза. Чужие глаза – слишком спокойные, отрешенные.

Едва эльф оказался в сознании, демон принялся за дело с тем привычным профессионализмом, какая свойственная гробокопателям и упаковщикам. Он тяжело посмотрел в глаза Элиону. Он ксивилаи – ему можно не пытать, не прикасаться, достаточно взора.

Эльф задрожал и, не в силах оторвать взор, застонал:

– Прочь из моей головы.

Но победа Ксивилаи была делом времени. Он бормотал под нос:

– Банальщина. Обычное рождение, семейка с приветом. Отец создал магическую школу. Сын по имени Риндси был его лучшим учеником, второго сына он невзлюбил… И зря, потому что Риндси потом подговорил всех и сам превратился в… Фу, как негигиенично. Ну да ладно. Отцеубийство, ага, дальше предательство, побег, разбитое сердце до кучи, ближе к делу! Хермеус Мора? Божество истины. Ты пытался его вызвать, чтобы…

Элион зарычал, из ушей его сочилась ярко-алая кровь.

– Ты так и умереть можешь, – спокойно заметил ксивилаи. – Впрочем, опять чепуха, к делу отношения не имеет, личные мотивы… А это еще кто?

– Не смей, – прошептал Элион.

– Кто такая для тебя эта девчонка?…

Альтмер неожиданно сделал над собой дьявольское усилие и выбил одной ногой под собой донышко клетки.

Элион рухнул в пламя быстрее, чем ксивилаи что-либо сделать. Даже старый палач не ожидал подобного от типа, который слишком уж дорожит собой в бою.

Я почувствовала, как тело обдало кипятком, и проснулась. Но не сразу. Сначала я умерла, это было похоже на проваливание в глубокий, тяжелый сон – быстро и неосознанно.

Тело горело, я нашарила рядом самокрутку, приготовленную заранее, выползла с ней в коридор и закурила от свечи на комоде.

Было тихо. Со двора доносился вой ледяного ветра – на этой высоте он не утихает. Где-то на третьем этаже слышались шаги, значит, Мартин не спит. Я курила прямо в коридоре, сладковатый, приторный привкус лунного сахара не сразу, но ударил в голову. Эмоции умирали. Боль становилась несущественна, а мысли оттачивались холодными всполохами света в голове.

«Они будут его пытать, пока не доберутся до всего. Сбежать он не сможет – у него нет оружия, его могут лишить возможности колдовать. Его бессмертие мало поможет делу. За время пыток сознание буквально превратится в пепел… Если бы это была игра, не раздумывая ввела бы tgm».

Я выпустила струю дыма, и неожиданно мороз по коже прошелся у меня от кончиков ног к голове.

Я не могла писать свое имя, не помнила родного языка. И когда вспоминала банальный читерский код, он тоже вспомнился совершенно иначе. Около девяти рунических символов. Только где их писать и как адресовать Элиону?

Куря на ходу, я побежала на этаж вверх, забыв, что сейчас в коротких штанах и рубашке. За время пребывания здесь я утратила большую часть своей привычной стеснительности. Но его величество был немного удивлен. Он посмотрел на меня красными от недосыпа глазами, подняв голову от книги.

– Шей, вы в порядке?

– Где литература по теории о «четвертой стене»? Или по одному каджиту… Его имя М`Айк Лжец. Хоть что-то… Я могу догадаться сама, но на это и на эксперименты уйдёт время. Ваше величество, – я говорила быстро, но по возможности спокойно и тихо, однако, лицо было перекошено решительностью и тревогой, – прошу вас, не спрашивайте меня… Элион в большой беде, а вместе с ним и все наши планы.

– Я не знаю ни про какого Лжеца или четвертую стену. Прошу вас, леди, успокойтесь и говорите внятнее, – мирно пробормотал наследник.

Я стиснула виски пальцами, рассеянным взором пробегаясь по корешкам книг на полках. Объяснять ничего, вообще, не хотелось. Есть вещи, которые могут убить, если всерьез в них поверить. Например, если поверить, что ты без всяких теорий и мыслей, а взаправду лишь чья-то галлюцинация. Или вся твоя жизнь за последние лет десять – результат работы воображения, пока ты лежишь в коме. Пока ты искренне веришь в сущее вокруг тебя, подобные шутки разума кажутся мелкими и незначительными. Вот если очень искренне поверить в такую шутку, начинается безумие.

– Скажи, в храме есть хотя бы один Свиток? – спросила я.

– Нет, конечно, – в голосе Мартина было изумление тем фактом, что я сказала «ты».

Ничего ему не ответив, я пошла к витринам, где лежали древние, магические издания, но понимала, что всё это чепуха. Мне придётся самой изучать механизм читерства.

«Чит-код вводят в консоль. Что такое консоль? Внеигровое пространство. Под-игровое. Когда ты нажимаешь на тильду, игра застывает полностью, ты выходишь за ее пределы…».

– Никакой Свиток мне не нужен, – пробормотала я себе под нос, успев услышать лишь концовку того, что говорил Септим:

– …просто начинаете беспокоить, честное слово.

– Прошу прощения, ваше величество, – серьезно и с достоинством произнесла я, направляясь на выход.

«Конечно. Вся игра в компьютере, но компьютера нет. Вместо него – мой разум, моё восприятие. Вот тебе и картинка и взаимодействие с реальностью. Всегда и везде секрет магии не в пассах, не в волшебных предметах или каком-то даре, а в вере и умении мыслить. Только для того, чтобы в разуме своём произносить подобные слова, нужно знать, как это делать и много тренироваться. Но не мне. Я итак совершенно уверена, что нахожусь в игре, и никакая тренировка веры не требуется. Консоль – это диалог с правилами игры и с ее сюжетом. Она послушна этому языку, потому что создана им… Разговор с реальностью происходит точь в точь так же».

Но это всё же оказалось куда сложнее, ведь требовалось «выйти из игры», нажать на тильду. А это можно сделать, например, в глубоком трансе или во сне. Пришлось выкурить еще две самокрутки. Это был уже явный перебор, но подействовало.

Сердце стало стучать всё быстрее и быстрее, по коре головного мозга словно горячие мурашки побежали, потом яркая вспышка света, и всё стало неважно. Всё стало светло и понятно.

Я представила себе Элиона, что было проще простого, ибо он воскрес, и я могла его чувствовать. Мысленно указала на него рукой и словно бы написала слова в нём самом. В самом его существе.

Тяжелый удар обрушился мне на грудь, стало тяжело, душно. Я помню, что видела, как глаза на лице Элиона сделались белыми. Я позволила ему заодно проходить сквозь стены, так что эльф довольно быстро покинул темницу. Причем, действовал, полностью подчиняясь моей подсознательной воле.