Текст книги "En Orifanna evall a straede (СИ)"

Автор книги: I_NO

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)

О чем еще стоит упомянуть? Трисс вышла замуж. Внезапно, да. Я даже сама офигела от такого поворота, хотя жених подверг меня в шок даже больше, чем понимание, что Меригольд остановилась в выборе на одном человеке и это не Геральт. Знаете, кто это? Дийкстра, мать его! Сизигмунд пытался подстроить убийство короля Редании, Радовида Свирепого, и у него почти получилось (потому что желающих сделать «секир-лысая-башка» всегда было очень много, плюс целая очередь желающих захапать себе трон), но что-то пошло не так и бывший глава разведки бежал к нам, упрашивая дать ему политическое убежище от гнета тирана и садиста. Саския, как не странно, впустила толстяка не только в свою страну, но и за стол Совета, учитывая его таланты управлять шпионской сетью, и уже через полгода страдающий от любви ко всему прекрасному и магическому, Тайный Канцлер Аэдирна сделал предложение Первой Советнице по магии, создавая тем самым прочный политический и семейный союз.

Лютик и Присцилла, узнав, что какой-то дальний родственничек оставил барду таверну в Новиграде, попытался было стать бизнесменом, но тут тоже что-то не задалось, и даже еврейские таланты коммерсанта Золтана не смогли поправить его дела. Раздолбайство, желание балагурить и петь песни загнали поэта в ранг банкротов и оба – бард и его прекрасная возлюбленная, срочно отправились в мировое турне и не планировали в ближайшем времени повидать кого-то из друзей.

Люся и Регис, быстро переведя конфетно-букетный период в плоскость реальности, немного повстречались для приличья и разошлись своими дорогами. Асгардская наблюдательница вернулась домой, в Мидгард, а Регис – к Королеве Ночи в Вызиму. Старая любовь не умирает, она дает время на обдумывание своих чувств, как говаривал Лютик. Конец немного предсказуем, не так ли?

В общем, моя жизнь, как и мир, который я выбрала для себя, шли своим чередом, менялись и подстраивались друг под друга, давая вашей покорной слуге всего по чуть-чуть – и счастья, и радости, и горестей, и пищи для размышления. Я как будто нашла оптимальный для продуктивности режим: утром закидываюсь кофеином, вечером валерьянкой, иногда ем яблоки и каждый день удивляюсь тому, почему еще вчера сегодня было «завтра».

– Мама! Я хочу патоку! Можно мне патоку? Или соты с медом? Ну, мам! – из размышлений меня вывел голос Эми, дергающий меня за пояс, аккуратно, чтобы я не выронила младенца, но настойчиво и упрямо. Я удивленно оглянулась, ища глазами Йорвета и Феанора.

– А где.?

– Папа и братик ушли туда, – Эмилия опасливо указала в сторону оружейной стойки, – будут лук покупать. Можно? Смотри, какая она красивая! И сладенькая…– на последнем слове малышка мечтательно закрыла глаза, растягивая последние буквы. – Maere-e-e-e!

– Какая я тебе Маерэ? – нахмурила я брови.

– Ну, ма-а-а-ам! Я же тебя так люблю…– губы Эми задрожали, а глаза наполнились драматическими слезами, в искренности которых не усомнился даже Станиславский. Это правильный ребенок любит маму и папу. Честный любит сладости и себя. А умный любит маму и папу, чтобы получать сладости для себя-любимого, а главное – не расстраивает родителей излишней информацией.

– А попа не слипнется? – я поправила Лирду, перекладывая с одного плеча на другое. Она, конечно, дщерь моя маленькая и все такое, но весит уже как мешок картошки соответствующего объема. Разве что мешок картошки таскают без надлежащего энтузиазма.

– Папа сказал, что ты все врешь и она не слипается! – Эмилия нахмурилась, полу-отвернувшись, и пустила слезинку, трагично приложив пальчик к глазу, дрожа губами и поглядывая исподволь на мою реакцию. Естественно, я на провокацию не поддалась. Точнее, Йорвет, зная, что я маленько ебанутая, еще дома забрал у меня все деньги, чтобы я «не растратила их на всякую дурь», и потому у меня просто не было возможности порадовать ребенка. Тиран! Так издеваться над собственным ребенком!

– Luned! Weranna! – бодро позвал Йорвет, возвращаясь к нам. Сын семенил за ним, крепко сжимая маленький, добротный ясеневый лук, из которого, в лучшем случае, можно застрелить крысу или яблоко, но серьезность, мелькавшая в восторженных детских глазах, могла убедить кого угодно, что это грозное оружие и Феанора аэп Йорвета следует начинать срочно бояться всем бандитам в округе. – Que suecc’s?

– Я хочу патоку! – запрыгала малышка, протягивая к Йорвету руки и буквально требуя присесть на шею. – Athair, mo wette…

– И Лирду забери, у меня сейчас руки отвалятся, – капризно добавила я, недовольно ерзая онемевшим плечом с видом великомученицы. Вообще, мы приходили за луком для мелкого и нового зеркальца для вашей покорной слуги, потому что два бесенка, прыгающих на родительской кровати без разрешения, имеют нездоровую тенденцию отлетать на пружинах в сторону прикроватного столица и ломать вещи, а потом с кристально честными лицами утверждать, что так и было. Йорвет нежно потрепал Эмилию по волосам, почти с жадностью отобрал младенца, и, кротко мотнув головой в сторону лавки со всякими безделушками, отправился развивать диатез у своих отпрысков, слушая восторги по поводу своей персоны и уже почти возвел себя в ранг детского божества, оставляя меня на собственное попечение. Предоставленная сама себе, я проводила задумчивым взглядом своё безумное семейство, отмечая, что сын уже пытается подражать отцу в походке и умении держать спину, а Эми сияет, понимая, что ей, как всегда, стоило топнуть ножкой и заявить отцу, как она его обожает, чтобы он растаял и выполнил любой каприз. Даже завидно немного…

Народ почтительно расступался, узнавая меня – знаменитую Orfainne, женщину, которая когда-то каким-то образом примазалась к победе над общим остроухим врагом, перешептывался за спиной и здоровался. Я уже давно к этому привыкла – быть местной достопримечательностью, вроде памятника, который дежурно показывают туристам и с гордостью сообщают, кто это, чего полезного сделал для общества, чтобы дать прочувствовать важность личности и забыть на следующий день. Впрочем, ладно, Лютик мне обещал, что помимо функции декоративности и украшательства Вергена, меня впишут в какой-нибудь учебник по Новейшей (для местных) Истории, чтобы про меня совсем уж не забыли раньше времени.

День был рабочий, рынок был не особенно оживлен и многолюден, так, десятков пять людей, в основном – женщины, затаривающиеся продуктами к ужину, пролетарии, трудившиеся по подобию смен, ремесленники, да путешественники. Я без проблем добралась до ларька с безделушками, уже издалека примечая, как на одном столе блестят, отражая солнечных зайчиков, гладкие поверхности, поэтому сразу же максимально рационализировала свою траекторию движения – мне предстояло срочно выбрать себе зеркало и сторговаться по цене до прихода мужа, который терпеть не может многолюдные места и фиг бы сюда пошёл, если бы не Феанор со своим «первым оружием». А раз он здесь, значит можно попробовать в нагрузку к зеркальцу выклянчить еще пару десятков, милых любому бабскому сердцу, побрякушек, которые также предстоит выбрать заранее, дабы не хватать все подряд.

– Госпожа Эмергейс! – приветствовал меня лавочник, невысокий, раздувшийся от количества съеденного за всю жизнь, краснолюд. – Отменный денек, не так ли? Смотрите, какой чудесный гребень мне привезли из Цидариса! Какое отменное дерево! А какой прекрасный рисунок выжжен, только гляньте! Красота! Достойно вас одной, не сумневайтесь!

– Спасибо, Мах, но мне бы зеркальце, – улыбнулась я.

– О, да не вопрос, госпожа Эмергейс! Прекрасное зеркальце, основа из хорошего серебряного сплава. Сделано в Виковарро, а это, как вы понимаете, гарант качества! И всего за три серебряных… – лучась от счастья и не допуская даже мысли в голове клиента, что зеркало из цельного куска серебра не может стоить меньше, чем потрачено на него этого же, собственно говоря, металла, Мах ткнул крючковатым пальцем в здоровенную теннисную ракетку из неизвестного науке материала, к которой креативная дизайнерская мысля приделала кусок зеркала. Из-под прилавка раздался жалобный писк. Мах мгновенно нахмурился, и, оценивающе глянув на вашу покорную слугу, приподнял скатерть на прилавке и рявкнул под стол: – Ну-ка тихо, мелочь! А то на шапку пущу!

– Что это у тебя там? – я с любопытством заглянула за прилавок, но увидела только кончик белесого хвоста, нырнувшего обратно под скатерку по команде краснолюда.

– Ох, да не стоит оно вашего внимания, госпожа Эмергейс, – тут же ответил краснолюд со скорбным выражением жирной физиономии. Я опустила взгляд на землю, заметив там подозрительное шевеление. Из-под скатерти выглянул небольшой черный нос, подозрительно принюхиваясь к моим ботинкам, – Видите ли, давеча, когда возвращались мы из Венгебрерга, товарищ мой, Коклюша, купил собак у одного Зерриканца. Говорил – породистые, королевских кровей. Будет, значица, разводить и продавать у нас за бешенные деньги. А сука-то, – следом за носом из-за занавеси скатерти показалась белесая морда, – оказывается, уже беременна была! Коклюша радовался сначала, значица, как быстро дела в гору пойдут у него. А как разродилась – за голову схватился. Родила трех щенков, и все – одно что волки. От волка сука-то понесла! Подпортила всю, значица, эту… гененетику!

– Генетику, – автоматом поправила я.

– Во-во, ие самую! – согласился Мах. – Токомо, теперь не знает ни куда щенков пристроить, ни куда суку. Ему жена говорит – телегагония, типа, все, все щенки теперь будут такие, от кого бы не понесла, раз первый кобель волк был.

Я присела на корточки, убирая подол скатерти и призывно помахала руками. Щенок, не смело, полу-невидящим взглядом нашарив какое-то движение, потянулся мордой к рукам и осторожно сделал пару шагов, подозрительно принюхиваясь. Поняв, что я его не обижу, полу-волк сделал еще пару шагов, и окончательно вышел на свет.

– Решил я подсобить ему, значитца, – продолжил Мех, просто из удовольствия слушать самого себя. – Двух-то раздал, они больше на собак походили. Морды-то волковые, не поспоришь, а расцветка собачья. А этот, рвать его мать, Белый Волк. Подрался еще вчера с кошкой, засранец, всю морду ему расцарапала, товарный вид отбила! Еще и глаза у него какие-то странные. Мутанские, тьфу!

Внимательные желтые глаза изучали меня снизу-вверх, придирчиво и подозрительно, всматриваясь в каждую черту лица. Царапины на морде, на манер знакомых до боли шрамов, каждая на положенном месте, как и было в день расставания. Две большие продольные полосы на спине, похожие на перекрещенные мечи, одна серая, другая черная.

– О, господин Йорвет! Безумно рад видеть вас и ваших дражайших деточек! Могу я дать им по конфетке? – хитрый маркетолог Мех, заметив ходячий банкомат нашей семьи, мгновенно переключился на лобзания себялюбивой остроухой персоны и повышения рейтинга в глазах его мелких копий. Я аккуратно взяла пса под лапами и приподняла к лицу, с хрустом коленей вставая в полный рост.

Всё прекрасное происходит спонтанно. Лучшие рисунки получаются в момент, когда вдруг ты сталкиваешься с вдохновением. Лучшие фотографии получаются, когда никто не позирует. Лучшие строчки на бумаге появляются сами собой. Лучшие люди приходят в твою жизнь, когда ты их не пытаешься найти. Самые близкие возвращаются, когда ты уже почти прекратил ждать их.

Всё прекрасное происходит спонтанно. Нужно лишь немного подождать.

– Это что еще такое? – строго спросил Йорвет, нутром чуя неладное. Щенок удивлено фыркнул, дергая лапами в поисках земли.

– Он нашёл меня, – проурчала я, вытягиваясь лицом к животному. Полу-волк пискнул, радостно, удовлетворенно, и довольно лизнул меня за нос. – Йорвет, он нашел меня!

– Кто? – не понял муж.

– Ведьмак, – я прижала Белого Волка к себе, чувствуя, как тихо бьется сердце щенка в такт моему. – Господи, как долго я ждала тебя! Привет, Геральт!

Щенок удовлетворенно чихнул и устроился поудобней на моих руках, мгновенно засыпая без задних лап.

====== Эпилог. ======

300 лет спустя.

– Итак, что это? – изо всех сил хмурясь, спросила я. Аррис обижено хмыкнул и принялся укладывать свёрток обратно в тубус:

– Я назвал это «самоходная установка», – буркнул юноша недовольно себе под нос. Я улыбнулась и ободряюще похлопала праправнука по плечу. В конце-концов, виноват ли он, что все, что было можно изобрести, уже изобрели до него?

– А мой народ называл это «трехколесный велосипед», – пояснила я. Мальчик, чем-то напоминающий в надменности своего не очень далекого, но ушастого предка – то ли в хитром разрезе зеленых глаз, то ли в высокомерной улыбке тонких губ, то ли скулами, крутости которых позавидует любая отвесная скала – недоверчиво подернул носом и неуверенно заключил:

– То есть, эту штуку уже измыслили, да?

Я пожала плечами. История, естественно, умалчивает о мире, в котором первый ленивый до ходьбы человек ненавязчиво додумался соединить два и более колеса железный прутом, и к одному примотать цепь со звездочкой и педальками… Ну, а по случаю, для удобства, приделать сидение и руль. Но, тем не менее, до сей примитивной конструкции додумываются все миры – в зависимости от бушевания консерватизма с различной задержкой. Не с небесной тверди же Мидгарду свалился мотоцикл? Впрочем, говорят, и в изобретении велосипеда случались огрехи – были сумрачные гении, создававшие весьма индивидуальные конструкции, да вот беда: оказывалось, что это либо уже серийно производили конкуренты, да еще и за меньшую цену, либо получалась настолько странная вундервафля, что в лучшем случае она просто не ездила дальше ближайшего ликероводочного магазина.

– В любом случае, вреда от самоходки не будет. Только протектор посерьёзней нужен. Видела я ваше бездорожье…

Аррис фыркнул, делая вид, что плевать он хотел на все комментарии от малознакомых бабушек, которые подозрительно не старели уже третье столетие к ряду, но было видно, что мысленно он принял замечание к сведению и пометил в блокнотик в своей голове.

Я потянулась на стуле, скрепя усталыми костями и затекшими мышцами. Аррис, конечно, гений. Эдакий Никола Тесла своего времени и мира, но больно уж нудный, прям ботаник какой-то. Нормальные пацаны в двенадцать лет пинают мяч во дворе, и начинают по-тихому задумываться, чем мальчик от девочки отличается, а тут… Сплошное расстройство моей нервной системы, и, возможно, будущий двигатель местного прогресса. И без единого шанса на размножение, разве что делением.

Вроде как, мне положено любить всех своих потомков до десятого колена включительно, тем более, правнуков собственных дочерей, однако я бы с удовольствием вообще бы из Асгарда носу не казала. В конце концов там – цивилизация, Ваны опять войной собираются идти, Танос чего-то бушует, потому что Камни Бесконечности – это банально, а вот Рог Вечности – это тема, хайп чистой воды… И всё такое прочее. Жизнь фонтанирует, короче. А тут – едва-едва нагоняют двадцатый век, и то медленно, с ленцой. Эх, в наше время такого не было…

В дверь кабинета постучали. Аррис, ковыряющийся в своих чертежах нехотя приподнял голову, поправил огромные очки на носу и соизволил выдать с самым важным видом: «Войдите». Я с трудом подавила смех – в одной его фразе было столько пафоса, что, уверена, у Йорвета, будь он жив, проскользнула бы скупая дедушкина слеза за достойного потомка и продолжателя рода. Служанка, одетая в красивый, расшитый кружевом передник, неуверенно потопталась в проходе и робко напомнила:

– Ваше Высочество, – Аррис даже не повел ухом, вновь склонившись над бумагами, – Празднование уже началось.

– Сейчас, – нетерпеливо отозвался нахальный малец и махнул в её сторону ладошкой: – Брысь отсюда! – служанка поклонилась, учтиво, даже немного со страхом, и вышла, закрыв за собой дверь. Я вновь нахмурилась, но теперь по-настоящему:

– Ты бы был повежливей, а?

– А что ты мне сделаешь? Выдерешь? – с вызовом поднимая взгляд, прошипел праправнук. Я фыркнула. До рукоприкладства в моей семье доходило редко. Всегда есть более существенные методы воздействия:

– Отберу учебник по механике, – строго сказала я. – Поэтому, дорогой, возьми себя в руки, спрячь свой богатый и могучий за зубами, и будь вежлив с каждым гостем. Не забывай, ты – будущий Император.

– Тьфу! – оскалился парнишка.

– Серьезно отберу, – строго повторила я. – Без шуток.

Аррис быстренько взвесил все «за» и «против» наличия контрабандного учебника, КПД которого превышал все остальные печатные издания мира, горестно вздохнул с видом великомученика, и медленно встал, поднимая на себе всю скорбь еврейского народа, не меньше. А ведь вечер только начинался.

Со временем Ведьминленд изменился. А может, поменялась и я сама – старость, как говориться, совсем не радость, а маразм мало похож на оргазм. Впрочем, не отменяется и тот факт, что мир, подобно прочим, модифицировался, трансформировался и когда я жила здесь, просто заметить изнутри такие процессы тяжелей, чем снаружи.

Теперь же, когда я возвращаюсь сюда наскоками – больше для того, чтобы проведать внуков, большая часть которых способна опознать меня только по картинам, и, как следствие, не очень-то во мне нуждающихся – я всё больше и больше замечаю, как мир, который я стремилась спасти, разрастается, становится сложнее, опасней, подобно опасному многоклеточному организму, начинавшему свой путь с амёбы. Он пугает меня – прогресс вытесняет старых добрых ремесленников, предлагая мануфактуры и заводы, ведьмаки давно превратились в сказочных персонажей, а чародейки закрылись в своих башнях, отказываясь общаться с простыми людьми и строили очередные планы по захвату власти на планете. Новое, приходя на смену старому и обновляя лик планеты, стирало самое ценное для меня – моё прошлое. Я бывала недавно в Вергене, где неожиданно стало процветать подобие коммунизма, и на месте дома, где я прожила долгих сорок лет счастливого брака, вырастила детей и оплакала мужа, почившего от туберкулеза, стоял маленький сталеплавильный заводик.

И сердце сжалось. Я просто стояла, смотрела на здание, фасад которого десять раз перестроили, а в душе горели огнем воспоминания, которые невозможно стереть. Пожалуй, я плохая мать, плохой друг, да и человек говно – из всех я всегда выбирала Йорвета. Но умереть в один день с ним так и не смогла.

– Чего тоскуешь, бабуля? – рядом, облокотившись на перила балкона, появилась моя внучка, Александрия. От осознания, что старуха, покрытая сетью морщин, со свисающими щеками, сморщенными руками и седыми волосами, затянутыми в тугой пучок на макушке, обращается ко мне: «бабуля», захотелось смеяться. Громко и неприлично. Особенно, потому что это правда. – Того и гляди – заплачешь.

– Думаю. И тебе рекомендую, хоть изредка, – вяло нахамила я, больше для проформы. Александрия с трудом разлепила старушечьи веки, стараясь рассмотреть полуслепыми глазами сад за балконом, полный цветущих яблонь, и понимающе спросила:

– Про Йорвета?

– Я всегда про него думаю, – ответила я тихо. – Просто, он обычно на заднем фоне бегущей строкой болтается.

– Ясно, – помолчав, кивнула внучка. – А не ты ли учила меня, что живое – живым, а мертвое – мертвым? Ну, и что из воспоминаний о былом нужно выходить, как богиня из волн – изящно, с налетом достоинства, а не подобно утопцу, на корячках выползающему из речки-вонючки?

– Ну, теперь-то ты уже большая. Говорят, тебе уже за сотню перевалило, это правда? – старушка лукаво улыбнулась, едва заметно кивнув. – И я могу тебе сказать правду. Алекс, не всегда советы, которые мы раздаем остальным, работают у нас самих. Это раз. А во-вторых, я тебе эту фигню сказала, чтобы ты спокойней перенесла весть о смерти этого… Эдмунда? Сигизмунда?

– Орландо, – спокойно поправила Александрия.

– Ну, тот типчик, что… – я запоздало сообразила, что нельзя ковырять в душе внуков пальцем, особенно когда душа их вот-вот отлетит к Хель, и настучит о таком поведении твоим же собственным детям. – Ай, да не важно! И чтоб ты со спокойной душой вышла замуж за Императора. Ну, и третье, самое страшное из того, что я скрывала от тебя так долго: я попросила у родителей родить тебя, чтобы ты выгуливала моих собак по утрам вместо меня.

– А я ведь знала! Каждое утро подозревала! – негодующе вскричала старушка. – А ты мне – трудотерапия! Ответственность! Воспитание духа. Тьфу! – фыркнула она.

– Да ладно тебе, – улыбнулась я.

– А вот уж хренушки, – слишком бодро для старой развалины зашипела моя внучка, и в тоне её сложно было не угадать собственную вредность, доставшуюся мне, как и ей – по наследству от бабушки. – Я тебе отомщу! Я тебе так отомщу! У-у-ух!

– Заставишь выгуливать Арриса? – хмыкнула я. Мы встретились взглядами. Её выцветшие глаза, такие же, как и у всех моих детей, и внуков – зеленые, раскосые, с эльфийским прищуром, и мои – усталые, старые, хоть веки и не были покрыты морщинами, тяжесть в них я давно уже чувствовала. Не зря ж пенсию придумали, в самом деле! Посмотрев друг на друга с минуту, мы расхохотались. Александрия с трудом погладила меня по плечу, отсмеявшись, и выдала:

– Интересно, а до знакомства с Локи ты была такой же заразой, а, бабуль?

– Это я его испортила, – улыбаясь, доверительно прошептала я.

– Кстати, а как они? – будто с трудом вспомнив, встрепенулась старушка.

– Нормально. Один и Фригг разрешили Лирде остаться, как наложнице Локи. Она теперь официально гражданка Асгарда. Асинья, блин. Правда, тут бывшая Локи, Сигюн, вроде как требует его в законные мужья, потому что он, видите ли, «испортил» её тысячу лет назад…

– А тётя Лирда чего говорит? – ухмыльнулась Александрия. – Уверена, у неё уже готов целый план, как отфутболить нахальную даму в астрал?

– А то, – я удивленно выгнула бровь. Нет, серьезно, уже двести лет обещаю себе не выражаться, а внуки все равно не пойми откуда нахватались моих фразочек.

– Извините, – к Александрии подошел церемониймейстер, естественно, весь в черном, как подобает верноподданному Нильфгаарда. – Ваше Величество, скоро ваша речь…– старушка кивнула и протянула руку своему слуге, указывая, что ей нужна, как минимум, еще одна точка опоры, чтобы снова сдвинуть планету. Хотя бы и словесно.

Я слушала Александрию, читающую себе самой целую Оду, вполуха, мыслями пребывая где-то далеко за пределами пространства и времени. Интересно, думал ли Йорвет, что его внучка станет Императрицей государства, которое так ненавидел он сам? Да еще и умудриться подстроить несчастный случай, который, по сути, сосредоточит власть в её, ставших с годами скрюченных и сухоньких, руках? Думал ли он, что его правнук вернет Империи былое величие, профуканное отцом и мужем Александрии? Думал ли он, что его праправнук будет занят изобретательством, и в тихую робко мечтать о полётах в далекий космос, где, увы, кроме смены декораций ничего нового не найдет? И уж точно меньше всего ожидал, что его плоть и кровь, младшая дочь, затусит с его злейшим врагом – трикстером – и будет помогать ему строить козни против всех и вся в борьбе за заветный золотой трон? Хотя, ладно, в последнем случае он уже догадывался, что их посиделки на кухне в обнимку добром не кончатся…

Да уж. Рано или поздно каждый садиться за банкетный стол последствий своих поступков, и когда ты понимаешь, что сыт по горло, судьба наливает тебе еще и компотик.

Зал разразился грохотом аплодисментов. Императрица-мать, её сын Феанор-младший, и внук Аррис подняли бокалы за процветание нашего долгоиграющего семейства. Надо бы намекнуть Фенику (так мы ласково звали нынешнего Императора), что вот та кучка дворян и краснолюдских банкиров явно готовит против него заговор. Возможно, что и с уклоном в раскулачивание…

– Вы танцуете? – раздалось прямо над самым ухом. Голос оказался неуловимо знакомым, с легкой гнусавостью. Как будто я его знаю даже…

– Нет, – я не стала поворачиваться к незадачливому кавалеру. Напротив, сильнее отвернулась и прикрыла глаза, всем своим видом показывая, что вот совсем не заинтересована в знакомствах.

– А если я настаиваю? – нагло выдал голос, медленно растягивая гласные. Я попыталась резко рвануть с места, дабы бесцеремонно отделаться от нахала – хватит, я уже давно сыта любым этикетом по горло – но меня цепко ухватили за локоть и потянули на себя так, что я чуть-чуть не упала на оборзевшего танцора.

– Да что вы себе позволя…? – вопрос повис в воздухе, звонко, оглушающе хлопнув с чьим-то рухнувшим бокалом. Передо мной стоял молодой человек, статный, стройный, возрастом, может, не многим старше, чем я в день, когда мы впервые встретились. Зеленые глаза, пусть уже и не такие раскосые, но с той же надменностью и хамоватостью, но уже в полном комплекте. Большеватый нос, несколько меньший и, кажется, поломанный в детстве. Скулы, крутизне которых могли позавидовать отвесные скалы и… Спокойная расслабленность, граничащая с самоуверенностью в движении.

И даже уши, блин, острые.

– Но…? – только и выдавила из себя я.

– Так вы танцуете, или нет? – раздраженно повторил свой вопрос молодой человек.

– А у меня есть выбор? – услышала я свой голос, давно забытых тональностей – тихий и нежный.

– Не думаю, – заявил «молодой» Йорвет, и тут же добавил, с меньшим раздражением и плохо скрываемой заинтересованностью: – Как вас зовут, милсдарыня?

– Аника.

– Отлично.

Ну, погоди, остроухий хер! Я тебе еще подсыплю зелье Хель, пробуждающее память прошлых жизней…