Текст книги "En Orifanna evall a straede (СИ)"

Автор книги: I_NO

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 41 страниц)

Но я, лежа рядом с любимым, не чувствовала себя полноценным персонажем создавшейся композиции. Меня словно вписали грубыми мазками ученики, стараясь заполнить случайно образовавшуюся пустоту, но оставили для того, чтобы я последней увидела красоту картины изнутри, из самой сути, и потом несла это знанье в себе, чтобы передавать кому-то еще.

Живое свидетельство жизни, которой никогда больше не наступит. Живое свидетельство жизни людей, которых никогда не было.

И которых больше не будет.

Повинуясь внутреннему чувству, я встала с постели и потянулась за одеждой. Я знала, что меня ждут. Ждут давно, но не смеют нарушить мой сон, опасливо боясь сделать лишний шаг и причинить еще больше боли, которая, как первая волна прилива, окутывает похолодевшие пальцы ног, и ты точно знаешь, что вода будет лишь еще прибывать. Приоткрыв полог, я кинула взгляд на Йорвета, любимого и родного, и понимая, что один только эльф и удерживает меня здесь, несмело вышла под крупные снежные хлопья.

Он сидел на дорожной котомке, угрюмый и печальный, но, впервые, нежный и хрупкий. Казалось, задень Его пальцами, и Он рассыплется, как дорожная пыль, которую я познала вдоволь, блуждая рядом с Ним. Белый снег застревал в волосах, сливаясь с Ним, серебристым сугробом стекая по скрючившейся спине, делая старцем Мужчину, который не одряхлеет уже никогда. Трубка, набитая табаком, выбрасывала вверх густой дым. Желтые глаза светились, улавливая блеск звезд и луны, пробивающийся по крупицам сквозь сумрачные тучи-крылья бессердечной птицы, хладнокровно отмерившей срок для прощания. У меня не было сил улыбнуться, лишь судорога, с помощью которой я прятала слезы, и не имела даже возможности выговорить хоть что-то Белому Волку, уходившему от тех, кого Сам приручил за теми, кто приручил Его.

Геральт подвинулся, уступая место на маленьком клочке котомки. Я бессильно упала рядом, делая вид, что просто присела, и прижалась к нему, слушая молчание и наслаждаясь мгновением, когда слова больше не имеют значения. Ведьмак приобнял меня одной рукой, и пустил вверх кольцо дыма, и внутрь его еще одно, которое, проходя сквозь первое расширилось и поднялось выше, распадаясь на пару секунд позже. Кольца исчезли, теряясь в воздухе, подарив ему прогорклый запах табака, который также сгинет с первым порывом ветра.

– Я ухожу следом за Цири, – проговорил ведьмак почти неслышно. В голосе его была уверенность, твердость, которую невозможно сломать.

– Я знаю.

Он замолчал, прижав меня ещё сильнее. Тишина, едва нарушившаяся, вновь восшествовала на трон. Мы сидели рядом, одни в целом мире, и точно знали, что сколько и чего бы мы не сказали друг другу, этого все равно будет мало. Слова окажутся вязкими, как глина, и будут застревать спазмами слез в горле, а потому сейчас будут излишними. Необходимыми будем только Мы сами. Окутанные призраками воспоминаний, недвижимые, нерушимые, но единые и близкие. Я чувствовала каждой клеточкой, что Геральт, как и ваша отчаявшаяся слуга, внутренне вызывает образы и эпизоды, в которых мы были вместе: от встречи и моего обрушения на ведьмака, через Каэр Морхен, Вызиму, Флотзам и Верген, продолжаясь по Лок Муинне, а потом и через Ничейные Земли и дальше, до сегодняшнего дня. Каждый метр, каждый шаг нашего совместного Пути, который прерывался, петлял, но все равно восстанавливался в минуты нужды, мы продолжали идти в ногу, в одном направлении, рядом.

Время сделало ход, и следом за ним закончился снегопад. Филин ночи взмахнул тяжелыми крыльями, и улетел, уступая место первым лучам рассвета на линии горизонта. Ведьмак встал, отряхивая волосы от налипшей влаги и поднял на меня взгляд усталых, грустных, но навсегда родственных, желтых глаз. Я поднялась к нему, снизу-вверх смотря на самого близкого из людей, как всегда и глядела на своего благородного рыцаря.

– Я люблю тебя, Геральт, – я прижалась к другу, до хруста сжимая ребра, чувствуя, как у обоих перехватывает дыхание и сердцу тяжело биться в узком пространстве.

– Я тоже люблю тебя, доченька, – ответил Белый Волк глухо, гладя меня по волосам. Я закусила губу. Orifann’ы не плачут, чтобы не расстраивать своих отцов. Они впитывают свет звезд, но также, как и ведуны, не позволяют ему скатиться по щекам, зная, что они превращаются в лезвие, больно и глубоко входящее в больное, усталое ведьмачье сердце.

Геральт отстранился. Закинул котомку на спину и отправился в сторону Аэдирнского лагеря, чтобы приготовиться к грядущему, последнему своему, путешествию. Я смотрела в удаляющуюся широкую спину, перечеркнутую двумя мечами, до тех пор, пока она не скрылась среди лысых деревьев, в темноте предрассветных сумерек.

И только в палатке Йорвет узнал, что Orifann’ы, конечно, не плачут. А дочери, пусть и приемные, теряя отцов, льют слезы, из потока которых, по каплям, и образуется Стикс…

====== Глава 43. Беспредельная жажда иного. ======

Я много раз путешествовала через миры, благодаря дружбе с одним известным и крайне жадным до неприятностей, принцем Асгарда. Разумеется, по большей части это были нелегальные переходы из одного мира в другой, разительно отличающихся от стандартного перемещения методом «Хеймдалль ткнул мечом в золотую штуковину». Именно в лазейках, кротовых норах, оставшихся от сотен тысяч Сопряжений Сфер, происходящих во Вселенной постоянно из-за магии, технологий или по велению левой пятки Бога, лучше всего можно прочувствовать, что из себя представляет то место, в которое тебе предстоит перейти.

Мне встречались тоннели, полные отвратительного жира, который липкими каплями оседает на коже, и ты мечтаешь только о том, чтобы сила кинетической энергии поскорее выплюнула тебя обратно на твердую землю. Желательно, поближе к душу. Попадались и тоннели, полные мельчайшего песка, царапающего стеклянную поверхность очков крошечными частицами, полирующие кожу до идеальной гладкости. Видела я и абсолютно пустые, во всех смыслах слова, Точки Перехода, когда ты и себя-то прочувствовать до конца не в состоянии, не то, что поле Иалу*. Внутри уже не веришь, что сам когда-то существовал, а не являл собой чью-то бессмысленную иллюзию воспаленного разума.

Граница мира народа Ольх представляла собой густой клюквенный кисель. Именно эту пикантную кислинку я почувствовала на языке и в носу, когда лазейка между мирами с радостью вывалила меня на заснеженную площадку, укутанную белым, как и весь остальной парк. Жесткая посадка придала мне сил, отвлекая на пару мгновений от тяжких дум о судьбах Родины и близких людей. Оглянувшись, я злобно сверкнула глазами в сторону межпространственной дырки, и, поняв, что она не восприняла меня всерьез, показала ей средний палец. Видимо, не стерпев таких обид, Точка Перехода презрительно выплюнула в мою сторону Цири. Княжна могла бы сделать крутой финт и приземлиться на ноги, если бы под теплые, подбитые мехом ботинки, не попала ваша покорная слуга. Надежда Всего Эльфийского Рода бумкнулась сверху на «старшую сестру» и мгновенно запуталась в тех одежках, которые на нее нацепили для лучшего сохранения тепла. Теперь вредный тоннель, а следом и меня, одарили отборной краснолюдской матерщиной, в творческом завихрении слов которого определенно прослеживался талант Золтана.

Имлерих, стоявший неподалеку, со своими товарищами, до этого только давившийся смехом, откровенно заржал. Его никто не поддержал, кроме Карантира, невразумительно улыбнувшегося такому провалу на самом старте спасательной миссии, но у навигатора хватило воспитания отвернуться. Ведьмак, грузно вздохнув, за шкирку поднял Цири на ноги, а Авалак’х даже снизошел до подачи руки ничтожной человеческой девке, коей я в его глазах и являюсь. Отряхнувшись, я гордо вскинула голову и чувство собственного достоинства вверх, разглядывая местное солнце, уныло пробивающиеся сквозь серые тучки.

– Точно не хочешь вернуться? – спросил заботливо Геральт.

– Я провожу тебя, – категорично ответила я.

– «Тебя», – фыркнула Цири. – «Нас», вообще-то. Ничего, что я тоже ухожу, а?

– У тебя и так провожатых целая делегация, – пробурчала я, кивая в сторону собравшихся по такому печальному поводу эльфов Aen Elle. Здесь были и Эредин со своим элитным отрядом Красных Всадников, возглавляющих собравшуюся процессию, и тот самый эльф Ге’эльс, который когда-то пытался наладить со мной контакт, и целая толпа других, незнакомых остроухих гуманоидов, слившихся для меня в единое пятно удивленно-озлобленных эльфов. Среди собравшейся компании, очевидно, являвшей собой верхушку местного сообщества, пару раз даже появилась девушка, похожая чем-то на Лару Доррен, и в мою голову мгновенно закралось подозрение, а не родил ли Йорвет в прошлой жизни незаконных детей, к которым я не имела никакого отношения? Хм…

– Давайте закончим с этим побыстрее, – вздохнула Йеннифер. Я неожиданно захотела вцепиться ей в волосы. – Нет ничего хуже ожидания…

– Да, ты права, пожалуй, – согласился Авалак’х, и направился в сторону Ге’эльса, на ходу возвещая: – Ge’aels, Caemme a me! Cad cradelle…

Я боялась оглядываться по сторонам, боялась ловить взгляды или шепоты, окружавшие отовсюду. Сотни остроухих засранцев, собравшихся на площади из-за совершенно другого человека, так или иначе останавливали на мне свой взгляд, будто бы каждый из них точно знал, кто я такая и как причастна к гибелиспасению (нужное подчеркнуть в зависимости от ситуации) их захудалого мирка. Их раскосые глаза-сканеры пытались уловить каждую мелочь образа вашей покорной слуги и понять, что же я за диковинное животное, которое принесло своей жизнью столько надежды и горя. Меня будто вернуло во дворец Одина, в день, когда Локи предстал на суд перед Отцом. Тогда я тоже была всего лишь декорацией, бесплатным дополнением к основному герою, от действий которого зависело слишком много деталей, но которую зачем-то внимательно разглядывали все: Всеотец, Фригга, Тор, которых я тогда знала лишь по рассказам трикстера, Асгардская стража и просто неизбежные свидетели, оставшиеся в зале по стечению случайностей и обстоятельств. Кругом те же дорогие одежды, украшенные золотом и серебром, прибранные волосы, длинные платья и изящные, искусно созданные доспехи.

И чувство обреченности, которое я чувствую внутри, осталось точно такое же, как и тогда. От напряжения я чихнула.

– Мы примерно знаем место, где находится та самая Точка Перехода, – Авалак’х вернулся, вполне спокойный и сразу начал инструктаж, собрав вокруг себя будущих камикадзе. – Йеннифер, мы с тобой проложим портал. Я буду направлять, а ты добавь энергии огня в момент раскрытия. Попробуем подобраться к ней как можно ближе.

– Хорошо, но я приобщу немного элементов электричества, – с видом деловой колбасы сообщила Йеннифер. – Статика сменит давление и чуть-чуть повысит температуру воздуха.

– Да, не замерзнуть сразу – это не плохая идея, – согласился ведун. Я удивленно посмотрела на чародеев. Обсуждают грядущее дело так, будто бы происходящее– самое рядовое задание в их жизни, и они каждый день занимаются такой фигней, как спасение миров. – Ведьмак, приготовь меч. Нас может поджидать…

– И кого он будет разрубать? Воздух? – капризно фыркнула Цири.

– Ласточка моя, там могут быть паразиты, монстры, живущие исключительно энергией перехода, – пояснил ласково ведун, ломая мозг мне и доброй половине собравшихся зрителей. Впрочем, теперь-то ему зачем скрывать своё обожание боготворимой княжны? – Или чудовища, живущие исключительно в пучине холода.

– Белые медведи, например, – добавила я, важно кивая. – А еще геологи-полярники. Если у них нет спирта «сугреву для», а трубы горят, то я бы предпочла встретить чудовище.

– Они так опасны? – удивленно спросил Креван. – Не встречал их ни в одном «Бестиарии».

– После встречи с полярниками в естественных условиях обычно не выживают, и пополнить вашу «википедию», соответственно, некому. Поэтому полярники живут группами на станциях, в изоляции от остальных живых существ, и питаются дарами железной птицы-вертолета, – улыбнулась я мерзко. Ведун сразу же понял, что я над ним издеваюсь, и нахмурился, отворачиваясь.

– Нам нужно время, чтобы создать портал, – пояснил он ведьмаку. – Минуты три, не больше, – мое сердце, знавшее, что рано или поздно приготовления кончатся, окончательно оторвалось и упало куда-то на дно живота.

Слова Кревана угодили резким ударом в спину, болезненным, будто бы кто-то проворачивал лезвие с удовольствием садиста, желая нанести больший вред. Ведьмак кивнул ведуну, понимая, к чему он клонит, и, отодвинув невеселую Цири, грузно направился ко мне, стараясь спрятать лицо от собравшихся немых свидетелей рукой. Я сглотнула, тщась заглушить подступившие слезы, и сделать все, чтобы последние мои слова не стали для Белого Волка болезненной раной, которую он будет лелеять до конца короткой, и не очень счастливой теперь, жизни.

Ведьмак возвышался надо мной, будучи выше на голову и еще чуть-чуть десятков сантиметров. Огромный волк, прирученный и одомашненный, почти как собака, но всё же, в последний миг, проявивший своенравную и упрямую натуру. Его глаза, с нечеловеческими зрачками, грустно разглядывали мое лицо, запоминая каждый миллиметр, каждую родинку, впадинку и пору на коже, как будто Геральт стал художником и собрался рисовать реалистичный портрет по памяти. Шрам нервно дернулся, в уголочке глаз, на пересечении паутинки выветрелых морщинок, появилась маленькая, чистая капля. Он понимал, куда идет и зачем, но я ведала, увидев в глубине знакомых, усталых глаз, как старое, изношенное сердце бешено стучит, с треском распадаясь в пыль, и осыпаясь, а осколки, поднимаясь по кровотокам, выходят на поверхность слезами, полными извинений и скорби.

Изгой, слишком живой, слишком странный, слишком честный, продолжал, не смотря на ненависть целого человечества к его особе, делать что-то значимое, жертвуя собой. Непонятый, уже однажды почти разгромленный крестьянами, которых он защищал, принимающий проклятие людей, как благословение, отдавал всего себя на благо других. Это связывало нас, заставляло чувствовать себя не такими уж и жалкими каждый раз обращаясь друг к другу. Ведьмак легко привязался ко мне, дарил всё своё внимание, а я растрачивала его на всех вокруг, даже не догадываясь, что должна была беречь каждое мгновение, проведенное вместе, как святыню. Не знала, что именно его отберут у меня как плату за все.

Я не знала, что должна сказать, хоть и чувствовала необходимость проститься, а потому не могла выдавить из себя хоть звук. Слово «Прощай» слишком жесткое, безнадежное, самое жестокое в мире. Я ощущала, как предательски дрожат губы и колени; как между ребер чей-то кулак зажимает все органы; как дыхание перехватывает от обиды, отчаянья и злобы на весь проклятый мир, который требовал от меня отдать самое дорогое. Глубоко внутри все естество таяло, как горящий узел. После моей скоропостижной кончины Предназначение подняло ставки жертвенности и плата за правильные поступки возросла несоизмеримо с желанием следовать ему.

Я бросилась к другу на грудь, рыдая, задыхаясь от собственных эмоций, сжимавших горло тисками. Геральт обнял меня и уткнулся носом в шею, вдыхая запах кожи, пряча растерянное лицо в растрепанных каштановых волосах и отчаянно прижимая к себе в последний раз. В его объятиях чувствовалась сила. Спокойствие. Безопасность. Их совокупность, а я знала это абсолютно точно, больше испытать не получится. Все это – Геральт, такой, каким был, есть и будет. Самым страшным для ведьмака было то огромное количество любви, которое он хотел бы отдать.

– Не плачь обо мне, девочка, – прошептал друг едва слышно. – Ты же знаешь, души родных всегда находятся где-то недалеко. Я буду рядом, если твой мир рухнет и возродится, если тебя предадут снова, я все равно окажусь где-то поблизости. И даже если тебе будет одиноко, если тебе больше никто не окажется нужен и легче быть одной, я незримо сохраню тебя, уберегу ото всех и буду ждать возможности вернуться.

– Геральт… – выла я тихо

– Тс-с-с, милая, – улыбнулся дрожащими губами Белый Волк, прикасаясь могучим, шершавым лбом к моему. – Из бесконечности нитей Судьбы я снова выберу ту, что ведет к тебе. Поверь. Я обещаю, – прошуршал друг успокаивающе.

– Я буду ждать, – пообещала я, стараясь взбодрить друга и скрыть свое недоверие. – Но и ты возвращайся скорее.

– Когда я ворочусь, то никогда, слышишь.? Никогда тебя не оставлю, – он отстранился и взял мою ладонь. – Я люблю тебя, Аня.

– И я тебя люблю, – он сделал два шага назад, поворачиваясь к образовавшемуся порталу, в который уже вошла Йеннифер. – Я атеист, но ты – святое для меня, Белый Волк.

– Я знаю, – он сделал еще шаг, держа ладонь на весу. – Будь счастлива. Еще встретимся.

– До свидания, – как в замедленной съемке жесткие, шероховатые пальцы отпустили мои. Стремительно уходя тяжелой поступью в огненное кольцо, оставляя следы на свежем снегу, глубокие, четкие, ведьмак зашел в портал. Боль ломала ребра изнутри, безжалостно и грубо. Растворяясь в тоннеле и распадаясь на атомы на глазах собравшихся, он хотел обернуться, но силой сдержал себя, сжав кулаки до вспухших вен. Последним, на секунду задержавшись, исчезло навершие серебряного меча в форме оскалившейся головы волка.

Это был последний раз, когда я видела знаменитого Мясника из Блавикена, Белого Волка, ведьмака Геральта из Ривии.

Где-то там за окном, где дорог тишина,

Целый мир, разделенный на полосы,

А за мной целый день по пятам тишина,

И она говорит твоим голосом.**

– Ты уже несколько часов тут сидишь, – фыркнул Карантир, одним движением скинув снег со скамейки и присаживаясь рядом. Я покосилась на него не предвещающим ничего хорошего взглядом и мысленно пообещала держать себя в руках, хотя бы ради Геральта. На похоронах конфликтовать кощунственно, особенно когда виновники торжества отсутствуют. Что не отменяло того факта, что мне искренне хотелось вцепиться голубоглазому подонку в глаза ногтями и отыграться за все несчастия, что приключились со мной за последнее время. Почуяв неладное, Карантин чуть-чуть отстранился, и примирительно выдал: – Может, ты хоть в замок зайдешь? Наш Король приказал изладить тебе комнату для гостей.

– Нет, я буду ждать здесь.

– Чего ждать? – искренне поинтересовался голубоглазый. Да уж, слабоумие – страшный бич современности. Как до таких древних, живущих не одно столетие, созданий не могут дойти паровозики с грузом понимания таких простых истин?

– Не знаю, – я нервно дернула плечами. – Новых чудес.

Навигатор с интересом проводил маленький кусочек пепла, стремительно взлетевший от жаркого костра вверх, в ночное небо, укрытое пуховым одеялом угрюмых облаков. Серый листик взбирался все выше, пересекая ночной воздух, будто бы хотел стать частью серости, смиряющей свет звезд от взора смертных, но его сил не хватало чтобы даже отлететь на метр по прямой траектории – его тут же подхватил ветер и понес навстречу совершенно другим приключениям.

– Ночь уже, – будто бы невзначай заметил Его Высочество, подходя к моему посту бдения. Сразу за ним в свет костра вышли недостающие Дикие Охотники, такие же молчаливые и печальные, как и их король. Компания странствующих по мирам существ собралась воедино, и все, как один, смотрели в пляшущий костер, играющий языками пламени с ветром, то протягивая свои языки к потокам воздуха, то нагибаясь и прячась под их властью у самой земли. – Ты ждешь ведьмака? – решил уточнить Эредин. Я отрицательно покачала головой. Карантир тихо хмыкнул, давя смешок. – Я считаю, что не время говорить об этом…

– Тогда помолчим, – предложила я строго.

– Я полагаю, что, не смотря на результат, которого достигнут Цирилла и Авалак’х, вы, Аника Эмергейс, достойны награды, – продолжил Ястреб, не моргнув и глазом на мой выпад. Видимо, горячая грузинская кровь в жилах эльфа научила его не заморачиваться в общении с женщинами и их внутренними Аркадиями Петровичами. Я подняла тяжелый взгляд на короля Ольх и со злостью спросила:

– Что вы имеете в виду? Вы думаете, что у них не получится? Вы не верите в собственного чародея?

– У ведунов свои понятия о способах достижения цели, – туманно ответил король. Отвернувшись, я мысленно накрутила его кишки на полено и сожгла, стараясь выпустить пар максимально незаметно, дабы не пойти убивать в духе товарища Берии всех, кто попадется под руку вашей покорной слуге.

– Нельзя же быть этакой букой, в самом деле! Ты же прелестная девчушка! – укоризненно изрек Нитраль, совершенно забыв, очевидно, что мы с ним недавно были врагами.

– Бли-и-ин, ну и че вы приперлись-то? – его претензия стала последней каплей дегтя в бочке с динамитом. Одно лишь чудо и отсутствие в руках сковородки помогли мне не ударить ею по эльфийскому лицу с криком: «Вы, блядь, нарушаете мое хрупкое душевное равновесие!». Поэтому я просто прошипела: – Отъебитесь, пожалуйста, а?

–Как не культурно! – насмешливо фыркнул Карантир.

– Госпожа Аника, – прервал полемику Эредин. – Я говорю о том, что вы в праве просить награду за то, что пытались спасти наш народ.

– Судя по ощущениям, я сегодня позволила своим разуму, иллюзиям о счастливой семье и планам на жизнь сгореть синим пламенем, а вы предлагаете мне от него еще и прикурить? – прошипела я. – Верните мне ведьмака, остальное не интересует.

– Откиньте гордость, госпожа Аника. Я точно уверен, что в вашей голове есть место разуму. Вам стоит подумать о том, что ВЫ остаётесь целы и невредимы. Ведьмак, ваш драгоценный Геральт, брал плату за свою работу, – теряя терпение, начал злиться Эредин. – Считайте, что у вас есть шанс на компенсацию, пусть и слабую.

Я задумчиво послала в него флюиды ненависти. Неужели в головах всадников нет места мысли, что напротив каждого из их имени у меня стоит пометочка «Мразь»? Или они надеются, что это карандашиком написано?

– А вы рэкетом занимались когда-нибудь? – вздохнула я, понимая, что с другой стороны, теряю возможность устроить себе подобие счастья. – Крышевали кого-то? Угрожали венценосным особам? – Эредин подозрительно сузил глаза. – Ах, ну, да. Кого я спрашиваю?.. – пробормотала я театрально. – Уговорили. Ломаться не буду. Если вкратце, то есть один мужик, который обещает мне испортить жизнь. Я и сама бы справилась, благо, болтать и убеждать я умею, но он немножечко Император Нильфгаарда и всемогущ на одной локальной планете. А я туда собралась переезжать, дабы провести законную пенсию в окружении любящих меня людей и подальше от Мстителей, Асгарда и других источников проблем, – я припомнила, что надо еще до родителей как-то добраться и сообщить о моем переезде за миллиарды световых лет. – Все по классике: угрозы в мой адрес, обещания убить моего мужа или сжить со свету, – эльфы наперебой как-то удивленно переглянулись, – а вообще, Цири его дочь. Её смерть он мне точно не простит. Аккуратно по стеночке размажет и скажет, что это такой реалистичный перфоманс на тему мщения. Припугнёте его?

– Просто укажи пальчиком, – улыбнулся Карантир.

– Спасибо, – поблагодарила я, зябко подтягивая к себе колени и обнимая в попытках согреться.

– Вам спасибо. Если бы не ваша жалость… – попытался вставить Нитраль.

– Поверьте, о том, что я вас пожалела, я пожалела много раз только за сегодняшнюю ночь, – ответила я, закрывая разговор.

Дикая Охота, молча рассредоточилась вокруг костра, терпеливо отыгрывая рядом самую длинную в моей жизни поминальную службу. Молчаливые рыцари в страшных доспехах, похожие на чудовищ, но остающиеся эльфами, и хрупкая девушка, враги, обещавшие истребить друг друга, вместе ожидали первую, за несколько лет, весну. В безмолвии и отчаянной надежде. Я думала о ведьмаке, о будущем, которое мне предстоит снова создать, собирая как пазл картину, где я однажды буду самой счастливой из смертных. А я буду ею, хоть однажды. Непременно.

Как-то незаметно начинался рассвет. Розовое солнце, медленно восходящее из-за линии горизонта, как и все те, кому надо рано вставать, не выспалось, а потому лениво расправляло лучики, освещая чистое, просиявшее небо над столицей мира Ольх – Тир на Лиа – возвещая о своем пробуждении. Мир, незаметно от остальных, вдыхал свежий, потеплевший ветер, полный живительной влаги. Планета медленно просыпалась от тяжелого кошмара, и в каждом атоме её вещества это чувствовалось также явно, как прикосновения, полные нежности, матери к ребенку.

Где-то за спиной послышался рык, не агрессивный и злой, а, скорее, усталый и удовлетворенный. Эльфы вскочили на ноги, озираясь по сторонам, с оружием наголо, ища незримое животное, посмевшее нарушить их покой. Я встала, деловито отряхнула попу от мокрого снега, и коротко кивнула каждому, прощаясь. Точка Перехода была недалеко, по другую сторону парка, и я, изнеможенная, отправилась к ней, точно зная, что по ту сторону Кротовой Норы меня ждет обеспокоенный, ворчливый Йорвет.

Геральт вернется. Осталось только подождать.

Комментарий к Глава 43. Беспредельная жажда иного. *Поле Иалу (египетское «поля камыша») – в древнеегипетской мифологической традиции часть загробного мира (Дуата), в которой праведники обретают вечную жизнь и блаженство после суда Осириса.

Автор стихотворения – Саша Мисанова

====== Глава 44. Дорога возникает под шагами идущего. ======

Громкий всплеск взбудоражил округу. Воспарившие на мгновение капли грязи радостно разметались по округе, размазываясь по одежде прохожих, меньше всего ожидавших такой подлянки от солнечного дня. Детский восторженный визг, почти поросячий, следом за брызгами разметался по пространству, обгоняя солнечные лучи по количеству позитива на тысячу пунктов вперед. Йорвет поморщился, и, демонстративно вздохнув, скомандовал:

– Вставай.

Его маленькая, вредная зеленоглазая копия фыркнула, и гордо, стараясь размазать как можно больше слякоти по одежде, принялась вылезать из глубокой весенней лужи. Сначала Феанор встал в суспензию сомнительного происхождения коленками и ладошками, а затем, довольно вытирая руки о новый сюртук, выбрался на мостовую, оставляя за собой грязные следы ботинок. Эльф хмыкнул и глубокомысленно, с сомнительной претензией, посмотрел на меня, взглядом упрекая в избалованности его отпрысков на несколько лет вперед. Я пробурчала себе под нос нечленораздельную глупость про партизанскую генетику и желание сливаться с местностью, доставшуюся сыну от папочки вкупе с повышенным градусом упрямства и зашкаливающей вредностью.

– Мама, вытри мне ручки! – сияя от счастья, заявил Феанор, протягивая ко мне перепачканные ладони. Эмилия, его девяностодевятипроцентная копия завистливо хрюкнула и с горечью посмотрела на свою кисть, которую Йорвет предусмотрительно, только почуяв на подлете коварный план сына, цепко сжал в своей лапище.

– Засохнет и само отвалится, – сообщила я скептически.

Не желая расстраивать сестру, Феанор тут же вытер одну ладонь о подол ее зеленого платья, оставляя коричневые следы на красивой вышивке, и оба близнеца тут же просияли, вновь чувствуя идейное единение душ. Я, конечно, понимаю – разные виды дают самое непредсказуемое потомство при скрещивании, но как от эльфа и человека могло родиться два поросёнка – для меня страшная тайна. Я уже было собралась залезть в карман, дабы извлечь платок и привести детей в приличный внешний вид, и не позориться, но Йорвет, недовольно дернув плечом, пошагал в сторону рынка, волоча на буксире Эми одной рукой, и за шкирку таща Феанора другой. Мы с Лирдой, родившейся всего пару месяцев назад, переглянулись. Девочка, явно офигев от семьи, в которую её занесло, сделала философское замечание: «Бр-р-р-р!» и грустно пустила слюни мне на плечо. А вот и платочек пригодился…

Итак, прошло уже почти пять с половиной лет с момента, как закончилась памятная война с завоевателями Aen Elle, после чего народ Ольх канул в лету и всплывал исключительно в контексте сплетен, баек и страшных историй у костра для самых стойких. Единственный раз, когда Дикая Охота решила-таки зарулить к нам в мир на чашку чая, удивительно совпал с бесследным исчезновением Акковрана вар Падара, министра Нильфгаарда, и официальным письмом Императора, в котором вашу покорную слугу заверили в неприкосновенности, собственно, меня, семьи и близких товарищей, включая Йорвета.

Эльфа вообще на отдельном бланке уведомили об амнистии за заслуги перед родной планетой, и местонахождении сына от предыдущего брака. Впрочем, сам командир скоя’таэлей разумно предположил, что бумага – это, разумеется, прекрасно, но сам он к Черным добровольно никогда не явится, а если его свяжут и увезут, будет сопротивляться, кусаться и, вообще, чистокровные Aen Seidhe без боя не сдаются… А потому вернулся обратно в столицу Свободного Государства Аэдирн, где снова принялся строить подобие равноправия, ревностно охранять границы королевства Саскии и устраивать эпоху стабильности внутри него, муштровать остроухую молодежь, чтобы не похерили достижения скоя’таэльских лидеров, и ревновать меня к каждому столбу, если он хоть немного напомнил Локи.

Причем, иногда сам трикстер подливал масла в огонь, доводя Йорвета до белого каления и приступов неконтролируемых слюноразбрызгиваний в момент истеричных припадков на метр против ветра, то мелькнув в окошке и приветственно помахав ручкой с самой сладкой улыбкой, то бродя по улицам Вергена, непременно с тем расчетом, при котором эльф так или иначе узнавал о его присутствии, то написывая мне километровые письма на русском языке, специально чтобы Йорвет не мог их прочесть, в которых помимо стандартного: «Привет, как дела?», можно было встретить целые главы из «Войны и Мира», «Братьев Карамазовых» или статьи из «Большой Советской Энциклопедии».

Впрочем, уже через какое-то время после своего возвращения в Верген я уловила, что битва двух мужских эго продолжается, скорее, по инерции, потеряв первоначальный смысл и просто отошла в сторону, позволяя обоим со спокойной душой откровенно ненавидеть друг друга. Сначала я была уверена, что сын Лафея по традиции готовит какой-то коварный план, дабы изъять вашу покорную слугу от законного мужа и близнецов, и заставить жить по своему усмотрению, но в последние пару лет я, мягко говоря, выдохнула и расслабилась. Не скрою, мы продолжали общаться с трикстером, но без каких-либо эксцессов и поползновений в мою сторону. И вот, с некоторых пор в рассказы Локи о своей нелегкой доле непонятого злодея начала втихомолку вползать некая девушка по имени Сигюн, оказавшаяся бывшей пассией трикстера.

Сначала она, подобно своему характеру, ненавязчиво упоминалась в одном предложении на три страницы текста, потом скромно поселилась в письмах на постойной основе, мелькая то тут, то там, а сейчас уже прочно укоренилась в каждом абзаце, незаметно для самого Локи, и явно не собиралась сдавать свои позиции в ближайшее время. Пуская скупую дружескую слезу, я мысленно мечтала выдрать ее лохмы, но, понимая, что это играет чувство собственности, знакомое каждой девушке, пыталась поддерживать в трикстере энтузиазм к зарождающимся отношениям.