Текст книги "Я - твое поражение (СИ)"

Автор книги: Эльфарран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Клит хитро усмехнулся в кудрявую бородку, почти так же, как когда-то Филипп и я вдруг подумал, а не является Клит твоим полубратом и тут же отмёл крамолу, списав впечатление на усталость.

– Так что тебе нужно?

– Верни долг.

– С чего бы, я у тебя взаймы не брал!

– А кто обещал выставить мне самое лучшее вино за спасение неких причиндалы?

– Вспомнил, когда это было!

– И все же, ты поить меня будешь?

– Нет. Ты знаешь моё отношение к вину. Если тебе подойдёт надираться в одиночку, изволь, я крикну Феликса.

Думал, Клит удовлетвориться парой кувшинов и наконец даст мне побыть в спасительном одиночестве. Не тут то было, разлив вино по чашам хитроумный соотечественник провозгласил тост за тебя. Отказаться было бы равносильно измене, пришлось скрепя зубами опрокинуть в горло ранее излюбленный напиток, показавшийся мне горче полынного настроя. Клит налил ещё.

– За молодую царицу!

– А потом?

– Что потом?

– Будем пить за их потомство, процветание империи, всех гостей, живых и мёртвых? Хватит, Клит я понял зачем ты здесь, тебе не удастся споить меня.

Тот лишь пожал плечами, невозмутимо пододвигая полный сосуд.

– Когда ты был пьяницей, ты мне больше нравился, а сейчас, точно каменный, лыбишся всем вокруг а глаза-то злые-злые. Перестань себя изводить, плюнь и разотри! Жизнь не кончилась, ты можешь быть счастлив.

И тут я все понял, зачем Клит приходил ко мне, зачем вспомнил старый долг и так усердно уговаривал расслабиться.

– Уж не себя ли ты предлагаешь в утешители? По собственной воли или Александр попросил? Впрочем не отвечай, мне все равно. Хочешь трахнуться? Давай! Прямо здесь! У меня давно не было партнёра, и как видишь, особой привередливостью я не страдаю?

Не закрывая дверей, не обращая внимания на снующего туда-сюда Феликса, на то, что новость о моей измене достигнет твоих ушей раньше чем я успею задрать подол, обнял Клита, сплетая пальцы за его спиной.

– С поцелуями подождём. Не люблю слюнявиться.

Такого напора гость явно не ожидал, он даже немного прибалдел от моей готовности приступить к делу немедленно и желая дать себе время разораться в ситуации, схватился за вино.

– Выпьем!

– Валяй и мне налей! Раз уж любовник хочет видеть меня пьяным, почему бы не подчиниться, знаешь я ведь привык подчиняться и в этом весь Гефестион.

Не могу вспомнить сколько мы употребили, много или мало, вино не имело значения, у меня вдруг появился повод ещё сильнее уязвить тебя и потому, я не сомневался. Прямо на столе, без прелюдии, забыв о масле и уж конечно, без ласк, мы сцепились точно дикие звери, желая самого грязного, самого испорченного секса. Никто не думал о партнёре, только злость, вылившаяся в резкие толчки, в крики и ругательства поглотила нас с головой. Не желая даже обнимать Клита, вцепился обоими руками в край стола, закрыл глаза, как когда-то с Филиппом, отвернул голову, не смотря, желая только одного – с каждым, разрывающим плоть движением, мстить тебе, болью и презрением к любви. После секса, остались багрово-синие отметки на шее, плечах и конечно, бёдрах. Твой полководец оказался не новичок в интимном плане и оттрахал меня по всем правилам, будь я на пару с сатиром, думаю, и он бы лучше не справился.

– А теперь убирайся!

– Гефестион, почему ты гонишь меня? Не любишь, но может ..хоть что-то исправит твою тоску по нашему государю?

Как же я ненавидел всех вас в этот момент.

– Передай Александру, что его замена никуда не годиться, я ни разу не кончил, чего не скажешь о тебе!

Был ли это действительно твой приказ – заменить себя, удовлетворить моё тело, я выяснил позже, глупец, ты хотел дать утешение в лице самого доблестного война, а в итоге подписал ему смертный приговор. После его ухода, я взбесился почище пса укушенного бешеным волком.

И ждал только удобного случая отомстить вам обоим.

Наконец, никто более не тревожил мой покой, Феликс выруганный за Клита, обиженно застыл на страже дверей. Я сидел в глубоком кресле, уронив голову на грудь, досыпая последние часы перед рассветом.

– Эээ… Гефестион – утро?!

– Утро?! Сколько же я проспал?

– От силы часа четыре, я бы не осмелился тебя будить, но знаешь, ведь традиция.

– Ах да, традиция. Мои одежды?!

– Готовы.

До официальной церемонии, оставалась совсем немного времени, оттого кое-как ополоснув лицо и расчесав свалявшиеся лохмы, позволил расторопным слугам облечь себя в роскошный персидский костюм состоящий: из длинной с бахромой юбки, с спускающимся до пола подолом и кистями унизанными жемчугом, рубашки, расстёгнутой груди, так чтобы было видно ожерелье из алмазов с государственным орлом на цепочке, накидки из шкуры горного барса –ирбиса опять же с инкрустированными изумрудами глазами. Волосы мне украсили золотым венком. Одним словом я сиял, словно и не было вчерашних страшных минут отчаянья. Возглавив небольшую процессию родственников невесты и как единственный свидетель жениха, вежливо постучав и услышав позволение войти, растворил двери царской опочивальни.

Улыбка так и цвела на моем лице.

Немного помятый, взлохмаченный, ты сидел, обнимая царицу и наклоном головы, ответил на наше единодушное падение ниц.

– Мой царь, согласно воле богов и соблюдая обычаи дома, могу ли я доказать всем сомневающимся знак свершения вашего брака.

Ты мило улыбнулся.

– Конечно, мой верный Гефестион.

Немного сместившись в сторону, не препятствовал тому, чтобы запустив руки под одеяло новобрачных я вытянул испачканную простынь и развернув её, поднял над собой показывая всем разрушенную девственность Роксаны. Каждый, из небольшой группки, подойдя, удостоверил пятна как свежие, а один из грамотеев занёс соответствующую запись для историографа на папирус.

Теперь всякое унижение мне было не почём.

Пожелав царю и царице счастья и появления благословенного потомства, с огромным облегчением сложил с себя полномочия брачного устроителя. Отдыхая в доме отца Роксаны, награждённого как царского родственника – сатрапией, приближенного и обласканного, мы отлично провели время в долгих пирах и охотах. Как мальчишка, ты бесшабашно скакал по горным тропкам преследуя диких коз, коих в тех краях было великое множество, радуясь обильной добыче, приносил самое красивое животное молодой жене, желая чтобы она оценила тебя не только как царя, и великого человека, но и мужчину. Зная о любви македонцев к сплетням, в один из дней, застав тебя на отдыхе под сенью гигантского платана попросил отослать меня в одну из провинций, где силами самозваного царька народ был готов к восстанию.

– Поезжай Гефестион, лучше тебя никто не умеет договариваться с персами. И возвращайся скорее, ты же знаешь, как сильно я скучаю в разлуке с тобой.

– Это взаимно, я буду считать дни до нашей встречи.

Разойдясь каждый из нас думал: ну наконец-то мы расстались под благовидным предлогом.

========== 25. Бесс ==========

Как умирает любовь?

С криком от невыносимой боли? Рушится, точно смертельно раненый воин, на последнем выдохе выбрасывая из себя отчаянный вопль к мстительным богам? В постели? Окружённая роскошью? Удовольствиями? Сочувствующими друзьями? Нищая в грязи и одиночестве?! Без разницы! Там и там изъеденная червями плоть медленно превращается в нечто, в бесплотный прах, и снова боль и снова страдания. Я изведал все. Убаюканный сладкой ложью самомнения, не осознавал всего ужаса внезапного прозрения, и оказался, увы, не готов принять жестокую правду, я бежал от нее.

С отъездом пришлось повременить, буквально через день, после нашего разговора, пал Рыжий, и вроде бы не старый конь, двенадцать лет не большой возраст для лошади. Видимо его доконала хромая нога, последнее время он стал вдруг отказываться от корма, часами стоял опустив к земле голову, прикрыв глаза длинными бурыми ресницами. А в одну из ночей, пал.

Как умирают лошади? Так же как и любовь. Просто их перестают держать ноги, и тогда они ложатся и умирают. Как видишь, ничего трагичного в этом нет, в отличие от у людей, на придумывавших себе множество условностей, высоких чувств. Феликс сказал о смерти Рыжего походя, утром, помогая мне умыться.

– Сдать живодёрам на шкуру?

– На шкуру? Таков конец всех войсковых лошадей?

– И что здесь такого? – Искренне поразился мой задумчивости, слуга, – можно заработать пару оболов.

– Есть ли предел твоей жадности, Феликс? Мало того, что ты обворовываешь меня постоянно, берёшь себе часть положенной мне военной добычи, так, ещё и с коня решил поживиться?

– Ты давно уж на нем не ездил, бросил за лагерем и забыл. Тебе обвинять меня в жестокости?

– Я берег коня!

– Если будет легче, думай именно так.

Я похоронил Рыжего. Сам выкопал ему могилу, лопатой на длинной ручке, орудуя умело заступом для разбивания камней, в полдня управился с глубоким земляным ложем для верного друга. С помощью нескольких слуг обрядил коня в самую дорогую попону из чистого золота, вылил на него большой сосуд мёда и три амфоры вина, словно принося в жертву. Гестия предложила венок сплетённый из местных трав, для украшения, я позволил положить цветы в могилу и потом долго стоял над незасыпанной ямой.

– Хочу, чтобы меня похоронили так же, – дав знак слугам, кидать землю, сообщил Феликсу, – слышишь? Не надо, не вези меня на родину, вот так же, закопай где-нибудь подальше от дороги, чтобы даже холма не осталось. Не хочу оставлять о себе память, ни в Македонии, ни в Персии.

– Тогда ты не станешь гением хранителем семьи, будешь обречён на вечные скитания по бесплодным полям мёртвых.

– Не страшно. У меня давно нет семьи, а теперь нет и друзей. Рыжий унёс последнюю частичку Гефестиона, смотри как рьяно её закапывают наши рабы. Иди Феликс, собирайся в дорогу, чем быстрее мы покинем эту проклятую Согдиану, тем легче мне станет.

Я ошибался.

Носилки из красного дерева, с инкрустацией перламутра, роскошь достойная только царей, четыре пары великанов-эфиопов в алых шароварах и маленьких шапочках вышитых бисером. Отдав предпочтение комфорту, перед быстрой передвижения, я несколько дней скучающе обозревал плывущие мимо холмы, зелёные от молодого травянистого покрова, испещрённого скромными первоцветами. Считал облака. Наблюдал за трусящими по обочине дороги осликами, и от всей этой надоевшей до одури картины, хотелось только одного – напиться. В отличие от тебя, я не любил охоту, может быть сказался застаревший страх, испытанный однажды на львиной травле, когда одна из самок, едва не разодрала мне горло.

Взяв с собой целый сонм слуг и рабов, облачившись в пурпур, надвинув на лоб царственную повязку с золотыми бляхами, часами восседал на шёлковых подушках, желая показать каждому встречному – едет наместник Александра, падайте ниц перед его носилками и целуйте землю. Тысяча пехоты, пятьсот лучников, конница в составе пяти ил, шеренга растянулась на многие стадии по пыльной, но уже просохшей, хорошо утоптанной весенней дороге. Феликс трясся чуть поодаль на жирном муле, его самодовольное лоснящееся лицо, а скорее рожа, изрядно бесила и я время от времени кричал усталым носильщикам, чтобы прибавили шагу, желая ненадолго оторваться от рыжеватого шпиона. На исходе декады, произошла встреча ставшая последним добрым событием в моей жизни, и поначалу я не понял, что, тот человек сидящий на обочине послан мне богами.

– Прочь, вали прочь!

Закричали идущие скорым шагом пешие воины, древками копий нанося нищему несколько сильных ударов. Сидящий не двинулся с места, только поглубже вобрал голову в плечи и скорчился, закрывая живот. Его упрямство рассмешило меня, желая развлечься, я сделал знак остановиться и опустить носилки.

– Почему ты не приветствуешь меня, ничтожество?!

– С человеком не держащим слово, не следует здороваться.

Его ответ показался забавным, желая продолжить странный диалог я принялся расспрашивать наглеца, играя с ним как с полузадушенной мышью.

– Ты считаешь наместника царя недостойным приветствия? Гляди на меня, ублюдок, ты знаешь кто перед тобой? Я могу отнять твою жалкую жизнь одним движением руки.

– Той самой, которая так неловко метнула дротик и ранила львицу, вынуждая зверя напасть?

– Пронзите мечем наглеца, он мне надоел.

К нищему подскочил надсмотрщик и принялся с остервенением гнать пинками к стоящим невдалеке воинам, я не останавливал слугу, следя за последними шагами смертника. Слова незнакомца не всколыхнули в груди никаких воспоминаний, наблюдая как остаются багровые вмятины на его обнажённой спине и плечах, ждал вопля о прощении.

И только молчание в ответ.

– Я могу остановит казнь!

Выкрикнул ему вслед.

– Ты волен поступать как пожелаешь. Но это не именит главного, – ты клятвоотступник. Помнишь, перстень Александра?

Сделав знак слуге отойти, в окружении телохранителей, приблизился. Приказал, поднять странника с колен и отряхнув, повернуть ко мне лицом, долго всматривался в искажённые годами и странствиями рано выступившие морщины.

– Тамаз?

– Это старое имя, теперь я дух пустыни – Азур.

– Я буду звать тебя Тамаз, а ты откликаться. И вот мой первый вопрос: как ты здесь очутился?

– Дух не спрашивает желания людей, он дышит где хочет.

– Хорошо, но с этого мгновения дух будет согревать дыханием меня, потому что, я так хочу, а мои желания превыше даже воли богов. Жду на ужин.

Махнув рукой в сторону пленника, приказал слугам приторочить его к седлу одного из мулов и везти за собой. Встреча с бывшим блестящим царедворцем Дария, слегка озадачила, я долго не знал как относиться к этой встрече. Потому отложил решение до вечера.

И вот в неторопливой застольной беседе, над блюдом из тушёной гусятины с корнями сельдерея, смог хотя бы частично разглядеть, то, что, произошло с ранее холеным персом, когда-то спасшим мне жизнь. Он сидел, в просторном халате с чужого плеча, подпоясанный кушаком с кистями, не торопясь приступить к трапезе. Я тоже не чувствовал голода и потому опустив подбородок на руку сжатую в кулак, пристально смотрел на него.

– Дарий до последнего часа надеялся на ответ Александра, и, когда его не последовало, изгнал. Я не посмел ослушаться, ведь действительно был виновен, я уговорил царя довериться тебе. А ты предал.

– Полегче с признаниями! Хочешь сказать, я поступил неправильно? Юношеское пылкое обещание, столь глупое и недальновидное должно было исказить ход истории? За кого ты меня принимаешь?

– За лжеца, убийцу царственных женщин и детей..

Наклонившись вперёд, я злобно зарычал, надвигаясь на Тамаза как разъярённый лев.

– Участь царской семьи была предрешена, и не нам жалеть её. Ничтожный перс, ты вспоминаешь обиды, якобы нанесённые твоему царю, забыл, какие несправедливости чинилась на греческих землях от имени его? И что значила жизнь этих людей? Ничто! Как можно за нескольких баб, предлагать десять тысяч талантов, сумму не поддающуюся даже воображению! И была ли она у Дария? Вот ещё вопрос! Так может предатель не я, в кто-то иной хотел воспользоваться моей близостью к Александру, в своих целях?

Всю гневную тираду Тамаз выслушал не моргнув глазом, как сидел, так и остался сидеть, всем видом напоминая тех каменных быков из разрушенного Персеполя. Без краски и румян, его лицо казалось посерело от ветра пустыни, а ранее мягкие губы покрылись сухими корками.

– Целоваться с ним будет больно.

Почему-то пришло на ум, и я презрительно ухмыльнулся собственной фантазии.

– Деньги были и есть.

Засмотревшись на губы Тамаза, я пропустил начало его речи.

– Я говорю средства были и есть, я их единственный хранитель и знаю, к ним путь. Под одной из храмовых плит лежат сокровища, спрятанные на случай войны или иного бедствия. Но, ты не получишь их, можешь сколько угодно пытать меня и в конечном итоге убить, я не скажу ни слова. А без моего участия таланты не достать.

Смешно! Хохоча, я откинулся на спинку кресла, поигрывая крупными перстями на пальцах.

– Решил будто я поверю в сказочку про потерянную казну Дария? У нас достаточно средства для завоевания всей Эйкумены, большего нам не надо.

– Нам? Возможно. А тебе?

Что-то в разговоре с пленником зацепило, не то чтобы я действительно ему поверил, не то чтобы загорелся алчущим огнём, скорее небольшое приключение стало бы неплохим развлечением, спасением от серых будней. И все же осторожность взяла верх.

– У меня есть все, смотри, я одеваюсь в самые роскошные ткани, ем самые изысканные яства, мне служат сотни, тысячи рабов и я ни в чем не знаю отказа. Мне не нужны твои мифические таланты и пытать я тебя не буду, не достоин.

Тамаз опустил взгляд показывая желание кончить затянувшуюся беседу. Некоторое время мы молчали, я обглодал пару гусиных лап и испачкав руки в густом соусе, принялся вытирать их об голову стоящего рядом мальчика раба. Перс же, не притронулся к предложенному блюду а все так же молча сидел опустив голову.

– Ешь, завтраки у нас плоховаты, набивай брюхо, пока есть возможность.

– Прости Гефестион, но, я с рождения не ем мяса, это противоречит милостивым законам Ахуна-мазды, нашего верховного бога. Могу я попросить немного варённых зёрен ячменя приправленных маслом.

– Желание гостя – закон. Принесите ему что-то без мяса.

С десяток прислуживающих рабов сорвались с места и рысью умчались выполнять моё желание.

– Как же ты не окочурился в пустыне с таким-то причудами? Небось одними лишайниками питался, потому и отощал, ишь даже кости выпирают.

Не дожидаясь пока принесут персу его кушаний, я с аппетитом разгрыз мягкую кость и высосал её кровавое одержимое, походя заметив, как сложно Тамазу даётся внешнее спокойствие. Раньше небось прочитал бы мне лекцию о правилах поведения за столом, но расклад сил изменился и теперь я не нищий македонец, силящийся доказать собственную состоятельность, а могущественный правитель.

Слова Тамаза я обдумывал несколько дней, и все несколько дней приглашал его откушать со мной, заранее обговаривая пожелания на счёт пищи. Феликс заметив мой интерес к пустынному найдёнышу и спросил напрямую.

– Ты хочешь с ним спать?

– У тебя все мысли ниже пупка?

– То, как ты благоволишь к нему, даришь одежды и кушанья…

– Однажды, ты поплатишься за свой длинный язык, поверь, я сам укорочу его, а сейчас, пошёл вон и скажи Гестии чтобы приготовила мне воды для омовения, на двоих.

Когда Тамаз стал моим любовником? И самое главное, как?

Сам теряюсь в догадках. От скуки или же, я действительно убедил себя, что потихоньку влюбляюсь в этого странного немногословного человека, в его манеру многозначительно молчать, в скупые жесты и полную отрешённость от земных удовольствий. А может я пытался доказать себе, что ещё могу чувствовать себя счастливых…. Хотя…о чем это я? Это была только похоть, и началась она, как ни удивительно не с моей подачи.

В тот вечер мы много говорили о богах, я рассказал Тамазу о встрече с Кибелой и её проклятии. Тот долго внимательно слушал и изредка вставлял свои замечания.

– Я, видишь ли, был одно время жрецом в её храме, научился некоторым мистериям великой матери богов. И если ты говоришь о проклятии, то снять его, увы, невозможно. Любое её желание выполняется, ведь она уже многие тысячелетия в земном чреве вынашивает будущего бога. Для его пропитания богине нужно много сил, которые она из получает от людей. Кровь и сперма молодых юношщей, вызваны поддерживать угасающие силы богини, для этого мы устраиваем так называемые оргии – служения.

– Мне при них рассказывал один евнух.

– Багой?

– Он самый.

– Очень способный мальчик, я знал, что его ждёт великая судьба и потому представил Дарию. Он сразу понравился великому царю и тот имел с Багоем много приятных ночей. Даже отослал на самый край империи, не желая чтобы нежный друг разделил участь пленника. Возможно, мой государь даже любил его. Теперь же, я наслышан, Багой стал любимцем Александра. Удивительна судьба этого танцора, и месть Кибелы в нем.

– Он просто вор! Впрочем, я давно не сержусь. Мне ли тягаться с великой богиней, я всего лишь человек!

Тамаз вдруг придвинулся почти вплотную, хотя и сидел на неком отдалении. Непонятным образом, он вдруг сократил расстояние до минимума и оказался настолько близко, что я ощутил запах исходящий от его тела. Приятный, немного дразнящий ноздри.

– А хочешь? Кивни и Молчи. Ее слуги повсюду и если ты согласишься поддержать иного бога, я обещаю тебе возвращение любви Александра, его милости и внимания.

– Зевс? Дионис? Энлиль? Я не верю никому!

– Молох! Другое имя его Ваал! Бог кровавых жертвоприношений, владыка всего мироздания! Знай Гефестион, все наши так называемые боги ничто перед ним, в лучшем случае, рабы. Всем управляет только один быкоголовый Молох и сама Кибела склоняется перед ним. Взгляни.

Тамаз распахнул полы халата и показал висящий на груди амулет в виде рогатой головы, морда медного животного была настолько отвратительна, что я даже попытался рассмотреть её получше.

– Не прикасайся! Он не допускает непочтения.

Вывалившейся язык, глаза на выкате, обвислые мохнатые уши.

– Мне нужны доказательства!

– Они в твоём походном сундуке Гефестион, я сейчас уйду, а ты перечти последние послания Александра и подумай. Я не тороплю.

– Да-да убирайся. Оставь меня.

« …сегодня мы с Роксаной посетили долину, о мой достойный филэ, ты должен увидеть эти миллионы цветущих маков. Алых как кровь. Трепещущих под весенним тёплым ветром. Я сорвал только один цветок и загадал желание: поскорее нам встретиться…»

« ..слушал Кратера, толковый малый, но, уж очень нудный. Опять ратовал за возвращение в Македонию. И пока он взывал к моей милости, вспоминал твои глаза…»

«Багой стал невыносим, лезет с услугами точно имеет на них право. Дважды осадил его, обиделся, убежал, где-то бродил всю ночь, глупый. Спросил – уж не скучаю ли я по Гефестиону, ответил – да, очень. Надулся. Сбежал, и опять до вечера пропадал»

« …филэ, молю отпиши мне хоть пару строк, дай возможность поцеловать пергамент к которому прикасалась твоя рука. Знаю, не простишь, но я хочу, чтобы ты знал, без тебя я как бы не живу, велик гнев Диониса».

Вздохнув я отложил последние письмо пришедшее накануне, возможно Тамаз прав, и власть Кибелы не так уж и безупречна. Моя любовь хоть и сильно искажена, но пока ещё существует несмотря на все происки мстительной богини. Возможно, стоит попытаться, хуже не будет. Выйдя из палатки я крикнул раба веля привести Тамаза.

Спустя день на легконогих дромадерах, закутавшись в длинные накидки и взяв только Феликса из обслуги, удалились в пустыню. Чтобы не першило в горле от летящего песка, повязал половину лиц белой плотной тканью на манер странствующих дервишей, подгоняя неторопливое животное палкой направлялся в расположенный неподалёку оазис, где по уверениям Тамаза находился один из храмов Ваала. Безрассудством, и никак иначе нельзя было охарактеризовать мои действия, достигший вершин власти я должен был в первую очередь заботиться о собственной безопасности. Но пренебрёг мудрым решением и как последний глупец побежал за призраком. Не слезая с деревянных седел, мы в три дня преодолели нужное расстояние, усталые, грязные от налипшего песка, голодные и жаждущие увидели несколько чахлых пальм, склонившихся над высохшим источником.

– Это и есть храм Ваала?

Стремясь увидеть в каменных обломках усеявших рыжие барханы некое подобие строения, разочарованно прохрипел я.

– Это только внешняя сторона, основное святилище сокрыто.

К нам подошёл один из халдеев, человек местного племени и заискивающе предложил услуги проводника. Тамаз, отойдя в сторону долго с ним говорил, время от времени поглаживая поредевшую бороду. Я же пользуясь случаем рассматривал окрестности, каменные выступавшие из песков породы, вздымающиеся высоко вверх, в толще одной из глыб заметил выдолбленные ворота, вход охраняли чужеземные демоны с шестью крылами и головами львов. Левая рука стражей поднятая к груди, сжатая в кулак словно указывала на некую клятву данную этим чудовищем.

– Все отлично, мы можем идти. Только прошу ничему не удивляйся и делай то, что тебе скажут жрецы.

Оставив Феликса стеречь наших верблюдов, отдав ему распоряжение ставить палатку и готовить ужин из вяленного мяса прихваченного про запас, вооружившись новенькими просмолёнными факелами, мы с Тамазом двинулись вглубь странного сооружения.

Ступени уходящие вниз, полузапанные песком, оказались стёртыми от множества ходивших по ним стоп. На ощупь, стены святилища были прохладны и даже немного сырые, что сильно поразило меня, знавшего как дорога влага в засушливой местности. Тамаз разжёг один из факелом и принялся освещаться дорогу вниз. Вскоре дневной свет померк и мы погрузились в кромешную темень. Идти по вырубленному в древности коридору, сильно сужающемуся кверху было немного тревожно, вздрагивая от малейшего шороха я уже подумывал повернуть назад, как вдруг вдали мелькнул свет.

– Тише! Почти пришли! Смотри, нас ждут.

В центре небольшой пещеры действительно находилось несколько человек, я насчитал их с десяток; все в коричневых одеждах, с головами покрытыми остроконечными шапками. Люди не торопились приступать к жертвоприношению, в томительном ожидании бродили по узкому лазу, бормоча что-то по-персидски. Нам пришлось прождать довольно долго, и вечер сменил день, когда оглушающий рёв множества невидимых медных труб едва не обрушил каменные своды. Выходило, то, что я принимал за святилище на самом деле было только преддверием его, а невидимые трубачи находившиеся где-то в толще стен, и именно они, обозначили начало церемонии. Люди заволновались, Тамаз схватил меня, умоляя оставаться на месте. Мимо пронесли ребёнка, потом ещё одного. Завёрнутые в плотную ткань, дети опоенные чем-то мирно покачивались в широких ладонях суровых мужчин. Там были и женщины, их я заметил несколько позже. Одетые в те же коричневые ткани и почти не отличимые, они, как по команде принялись хлопать себя по щёкам и бить в грудь. Нечто подобное я уже видел. В царственной палатке. Когда жена и мать Дария, решили что настал их последний час.

– Крепись, – прошептал Тамаз, – помни, это всего лишь обряд! Иди к ним.

Набросив полу плаща на голову, я вышел из-за камней и слился с толпой. Страх Тамаза оказался безосновательным, все присутствующие были опьянены и вряд ли понимали кто перед ними, незамеченный, я мог идти вровень с первыми и не бояться быть узнанным. Человек находившийся слева показался знакомым, припоминая где бы я мог видеть эти черты – резкие почти орлиные, длинный нос едва ли не выругался на родном языке.

– Бесс!

Человек провозгласивший себя царём вместо Дария, предательски зарезанного у источника.

Бесс?! Зачем ты здесь?! Неужели ты тоже пришёл просить у Ваала покровительства?!

В руках опального царедворца лежал спящий ребёнок. Я слышал о тайных человеческих жертвоприношениях, немного о них мне поведал Багой, в вечера когда мы ещё не были врагами. Разглядывая перса, я почувствовал как кто-то довольно сильно дёрнул меня за плащ.

– Десять золотых динариев, господин.

Не спрашивая на что пойдут деньги, вытащил золотые статеры и отсыпал ему в гость не глядя. Поклонившись, жрец, а как оказалась в последствии это был первосвященник храма, протянул мне второго младенца. Машинально я принял тёплый комочек и искоса бросил взгляд на Бесса, тот не видел ничего, только разгорающийся огонь впереди процессии. Медленным шагом, не оборачиваясь и ни говоря ни слова, мы прошли коридор, выйдя на площадку огороженную высокими стенами, сложенными из серых валунов, снаружи, со стороны пустыни никто бы и не заметил святилища, приняв его за нагромождение камней, или за ещё одну причуду ветра и песка. Внутри же, на чисто выметенной площадке был установлен медный идол, в тридцать локтей высотой. Приглядевшись, я заметил, что быкоголовый Молох, сидит на неком подобие трона, положив перед собой слишком большие для статуи руки, открытыми ладонями вверх. Теперь мне стало понятно, чего ждали люди. Прямо под основанием трона жрецы развели огонь, не знаю где они достали такое количество хвороста и поленьев, но костёр получился отменный, тем более что изнутри статуя оказалась полой и весь дым и смрад поднимающиеся к небу проходили через все члены Молоха. Вырываясь из ноздрей и широко раскрытой пасти, с отвратительным грохотом, временам перекрывавшим даже звуки труб. Зрелище горящего бога завораживало, вечерняя пустыня казалось вдруг задышала огненным вихрем, под громкую храмовую музыку, крики людей, и вопли жрецов.

Мы приблизились к идолу. Вблизи он был ещё более отвратительней чем на амулете Тамаза, вычеканенные в меди глаза смотрели на меня ужасающе, огненные языки вырывающиеся из пасти чудовища готовые слизать всякого приблизившегося на близкое расстояние.

Я вскрикнул припоминая свой давний кошмар.

– О Асклепий, это невозможно! Я не хочу! Не могу! Хватит!!!!

– Придуши жертву господин, будь милостив.

Подсказал жрец, указывая на ребёнка. Светленький, наверное из северных областей. Совсем малютка, тот доверчиво спал на моих руках и не ведал об участи уготованной ему. В конце концов, что значит жизнь этого ребёнка, по сравнению с тем чего я желаю получить? Ничего! Их рождается великое множество и умирает во младенчестве, возможно и этого ждёт скорый безрадостный конец, а принесённый в жертву он станет блаженным духом, будет радостно носиться в поднебесье наравне с ветрами. Ещё одна маленькая жизнь, принесённая на алтарь нашей любви, она затеряется среди множества убитых мною, уже завтра я и не вспомню о ней, так стоит ли раздумывать? Любовь Александра, единственное, что мне нужно и если ради неё мне снова приходиться убивать…то…то. Они стояли… там… в пламени – служанка с малышкой Европой на руках, Статира прижимая к необъёмному животу сына. Протей с проклятой подушкой, которой я душил его. Филипп и Павсаний. Каллисфен, с склянкой яда, Крисид, синий лицом, замученный мною в подземелье. Они громоздились и громоздились заслоняя собой блеск пламени. Они протягивали ко мне руки. Они кричали, требуя последнюю жертву.

– Господин, пора.

Я опомнился. Бесс уже отступил и огромные руки Молоха со отвратительным лязгающим скрежетом опускались, мгновение назад забросив в раскалённой жерло так и не начавшуюся жизнь новорождённого младенца. Эти ладони. Пальцы. Ногти. Искусно вычеканены в толстом медном листе, тянулись пыша жаром. Демон с огненным языком требовал отдать ему жертву. Тяжёлые механические руки достигли конечной точки и опустились на расклеенные докрасна колени истукана, оставалось совсем немного, подойдя вложить в них мёртвого ребёнка и моё желание исполниться! Исчезнут Роксана, Багой, и другие, и снова Александр будет смотреть только на меня, снова только я буду в его мыслях и сердце, только я согрею его ложе.