Текст книги "Я - твое поражение (СИ)"

Автор книги: Эльфарран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

А после… громогласно оскорблял меня, называя трусом? Разве не я убил того перса, перед кем спасовал наш храбрец Филота, мужество которого ты не устаёшь превозносить при каждом удобном случае? Разве не я отражал удары направленные тебе в спину? Почему отныне разумность моих доводов, раздражает тебя? Не опускаясь до прилюдных выяснений отношений, раз за разом я ухожу от конфликтов, и только боги знают сколько это ещё продлиться. Если бы у нас был хоть какой-то секс, он бы сгладил все шероховатости, если бы я мог как и прежде, отдаться тебе без остатка.

Может прибегнуть к помощи колдунов, они наверное знают способы …

Вздохнув отошёл от могилы. Навстречу выбежал один из помощников, сообщил, что меня ждут послы из Сидона, небольшой области на востоке от города.

Ты вернулся ранней весной. Получив известие, я выехал встречать царя, вместе с четырёхстами гетайрами. Мы двигались плотным строем по равнине голубой от расцветающих крокусов, мокрая земля хлюпала под копытами лошадей и грязь летела на одеяния. В полдень увидели передовые отряды. Три месяца минули с момента нашей разлуки, многие обиды поутихли, не забылись, но перестали терзать сердце, помноженные на неприкрытую тоску, бросали меня из одной крайности в другую: хотелось лихо скакать тебе навстречу, кричать и размахивать руками, а через мгновение напротив, уйти в гущу товарищей и не показываться как можно дольше. Не зная, как себя вести, взволнованно перебирал повод, неловко дёргая его, вызывая насторожённость коня.

– Александр!

Толкнул меня в бок Пердикка, показывая рукой в даль.

– Он, – недовольно проворчал я, – кому же ещё быть впереди войска.

Друг недоуменно воззрился на меня.

– Ты не рад?

– Не знаю, нет, конечно рад, только…

С тяжёлым вздохом тронул коня и медленно поехал тебе навстречу. Не знаю, какой у меня был вид, а подозреваю, что не слишком воодушевлённый, но даже он не испортил нежности встречи. Нахлёстывая Буцефала ты вихрем помчался ко мне, как только увидел одинокого всадника отделившегося от общей массы македонцев, и все понял. Без разговоров стащил, принуждая сесть на широкую лоснящуюся спину своего коня, обнимая за талию поцеловал в щеку.

– Мой прекрасный филэ, как же я соскучился.

– Александр, и я, так долго ждал тебя.

Неправда!

Хотелось кричать.

Я знаю, наперечёт скольких египетских шлюх ты посетил, те две ночи с молодым жрецом бога Амона, устраивал уж не ради пророчества, а пронырливая Таис, вот бесстыжая, которая даже сейчас не стесняется, едет рядом на чубарой кобыле и хохочет. Ей есть чему радоваться, смогла, совратила тебя в бассейне храмового комплекса, теперь беременная. Интересно, Птолемей знает? Знает, только молчит, ждёт подходящего момента, ради ублюдка небось даже женится на гетере, какой позор.

– Ты о чем задумался, филэ?

– Не могу поверить, тому что ты снова со мной. Мне кажется, я сплю.

– Мой обольстительный Эндимион, не жди, что придёт богиня Селена и поцелуем разбудит тебя. Только я могу ласкать эти губы и обнимать эту талию.

От тебя воняло лошадиным потом, сухой пылью и сладковатыми протираниями египетских женщин. Лжец! Ты воспевал мою красоту, успевая и других одарить толикой внимания. Почему? Почему я, за все время не посмотрел ни на одного мужчину или женщину с вожделением, верный тебе, твоим желаниям, твоей власти хранил себя от всяческих соблазнов. Почему же ты, повёл себя как разнузданный, самолюбивый варвар?

– Ну вот опять ты хмуришься. Филэ?! Посмотри на меня, взгляни какой подарок я тебе купил.

Порывшись в складках плаща, извлёк на свет изумительный перстень, в виде скарабея, из прекрасной ляпис-лазури.

– Говорят он отпугивает дурные мысли и настраивает его хозяина на отличное настроение! Примерь! И носи его, хочу видеть тебя всегда весёлым.

Взяв подарок, я рассеяно поцеловал в щеку.

– Ты такой заботливый, спасибо.

– Перестань, ты не видел сундуков, которые я везу для тебя, там столько сокровищ, что до вечера перебирать будешь.

– Но, ты ведь не за этим ездил в дом Амона. Скажи, дал ли бог ответ на твой вопрос.

– О делах позже, не оскорбляй филэ радость встречи, серьёзными вопросами. Утром поговорим. А пока… где ты раскинул палатки, показывай.

Вымывшись и по старинке умастив тело оливковым маслом, возлюбленный вышел ко мне прекрасный как никогда, лишь скромно прикрыв бедра льняным египетским передником. Найдя амфору полную вина, слегка разбавил его водой и с наслаждением выпил.

– Кстати, в Египте делаю неплохие вина, но македонское лучше, пусть оно и кислое и отдающее старой бочкой, а все равно – самое лучше.

Не знаю, зачем ты мне это сказал, наверное догадывался о посланных шпионах, о моей осведомлённости о каждом своём шаге, и иносказательно хотел заверить, что кто бы не согревал тебя по ночам, ты всегда хотел только одного человека – меня.

– Иди же ко мне!

Я протянул руки приглашая на ложе. Хотел, забыть тревоги, получить подтверждение наших уз, не разорванных ни разлукой, ни минутными увлечениями. Упиваясь моими поцелуями, хотел потеряться в любовном блаженстве, слыша, как ты очерчивая каждую мышцу кончиками пальцев, шептал.

– Прекрасен, любим, великолепен, упоителен.

Здесь было все: и горечь одиноких слез, и прощение, и надежда на лучшее, и разочарование, все смешалось в один тугой комок внизу живота и давило меня, так словно я погружался в густую прибрежную тину, не имел возможности спастись.

– Филэ, ты опять слишком напряжён. Я хочу дать тебе снадобье, его мне подарили жрецы храма Амона, я видел как оно действует на человека и поверь, это волшебство. Ты станешь намного свободнее в чувствах.

Оставив меня, ты вернулся к столику заставленному диковинными подарками и найдя маленькую шкатулку, с тугой крышкой, откинул её. Внутри лежали сероватые шарики скатанные из вещества похожего на сырое тесто, сильный дурманящий аромат напомнил запах цветущих маков.

– Опий?

– Он самый! Ты должен его попробовать, и наша проблема исчезнет сама собой.

– Я слышал опий опасен, люди употребляющие его, сходят с ума!

– Глупости, впрочем, все зависит от дозы. Смотри. Я дам тебе самый маленький шарик, ты не глотай, жуй его и держи во рту как можно дольше.

Что мне оставалось? Возможно это действительно был тот единственный выход, и поддавшись власти Гипноса, я смогу наконец, заглушить свой страх. Открыв рот, принял на кончик языка сероватую крошку.

Ночь, стала феерической: все плыло, раздваивалось, рассыпалось мириадами сверкающих осколков и смыкалось вновь, я летел в каком-то тумане, не чувствуя боли и страдания. Ставший лёгким как пёрышко, взмывал в неведомые миры, удивляясь их красочной пульсирующей насыщенности, и падал, головокружительно летел вниз, не ощущая удара о землю. Твоё дыхание и редкие слова, прорывалась сквозь завесу дурмана, но, они меня не волновали: я плавился, растекался раскалённым металлом. Мне казалось, у тела нет ни рук, ни ног, нет ничего чем бы я мог бы управлять, послушный неведомом богу точно дельфийская пифия, лишь изредка выкрикивал нечленораздельный звуки, и отдавался.

Ты был доволен.

На утро у меня болела голова и чувствовалась сильная жажда. Судя по испачканным одеяниям и твоему довольному виду, соития удались и кажется, были многочисленны.

Отдыхая на ложе, осыпанный твоими ласками, я несколько раз пытался начать серьёзный разговор. Ты каждый раз уходит от ответа. Мне надо было рассказать тебе об одной, очень важной встрече случившийся со мной всего пару недель назад.

Евнух по имени Шираз, прислуживающий госпоже Статире, однажды найдя меня у палаток, с поклоном передал свёрнутое послание, думая, что это очередная просьба от царской семьи я развернул его и на ладонь упала тяжёлая восковая печать. Странно, ещё тогда подумал я, с чего бы бедняжке Статире так заботиться о секретности текста. Присев у костра на корточки, принялся читать. И только пробежал глазами первые строчки выписанные каллиграфическим подчерком, как руки сами опустились, а дыхание замерло. Это было письмо от самого Дария, я разбиравший его архив попавший к нам после битвы при Иссе, хорошо знал подчерк великого государями и мог отличить его от множества иных. С трудом выровняв дыхание, быстрым шагом влетев к себе, вторично развернул послание и прочёл его до конца. Дарий предлагал встречу, называл место неподалёку от Газы, просил прийти одному. Конечно это могла быть ловушка, зная о моей связи с Александром легко можно было предположить, что персидский владыка задумал взять ценного заложника в плен, как некогда мы его семью. И все же, что-то в сухих коротких строках внушало мне доверие. Отказаться, значит проявить трусость, высказать недоверие великому человеку, оскорбить его. Ты бы никогда мне такое не простил, а если бы и простил, то уж точно вспоминал бы до последних дней. Мне не с кем было посоветоваться, некоторые дела я не доверял даже Феликсу и потому, сказавшись занятым в инженерном корпусе, ближе к ночи закутавшись в чёрный плащ, решился. Встреча была назначена у край ущелья, там, где скалы расступались образуя узкую расщелину и каждый участник тайных переговоров мог уйти незамеченным. Пробираясь по высокой жухлой траве, я вскоре заметил двух персов, очевидно карауливших тропинку, они так же приметили меня и скрылись, видимо, побежав докладывать. Что ж начало неплохое, немного приободрившись, я проехал ещё несколько сот шагов и был остановлен рукой высунувшей из темноты и схватившей узду моей лошади.

– Господин, прости, но дальше ты пойдёшь пешком.

Один из рабов нёс фонарь, два других с обнажёнными мечами, двигались на небольшом расстоянии. Наблюдая каждый мой шаг. Вскоре показалась персидская крытая повозка, самая обыкновенная, в которой земледельцы перевозят свой скарб. Раб помахал фонарём из стороны в сторону, и ему ответили.

– Царь многих народов, ждет вас.

Не сказав ни слова, я приблизился к повозке и пользуясь спиной одного из слуг, вставшего на колени, поднялся. Внутри горел светильник, выхватывая из мрака, мужчину сидящего в глубине. Как мог, поклонился и попросил разрешения сесть. Он кивнул указывая мне место.

– Ге…геп…гед… ге…

– Гефестион, – вкрадчиво подсказал некто за спиной.

Царь не обернулся и продолжил.

– Гефестион, человек к которому благоволит Искандер и единственный, чьи советы он ценит. Это действительно так?

Надо было отвечать и тогда наклонив голову, как делают в присутствии великого владыки, я тихо ответил.

– Это вздорные слухи, о великий царь, не имеющие ни крупицы правды.

Дарий сделал паузу, чтобы разглядеть меня и составить о пришедшем, собственное мнение. Медленно возразил.

– Мои источники достоверны и чисты от лжи. Ты много лет находишься подле Искандера, разделяя с ним не только дни, но, и ночи. И как мне не понять буйного варвара, ведь, твоя красота изумляет, македонец.

Надо было срочно переводить разговор в иное русло и я излишне резко спросил.

– Я был приглашён на смотрины?

Дарий засмеялся, откинувшись на подушки лежащие сзади.

– Какой ты нетерпеливый, у нас в Персии никогда не начинают разговор с самого важного. Расскажи мне о семье, как моя мать? Она больна?

– Госпожа и владычица Сисигамбида в добром здравии и пользуется заслуженным уважением. Все её служанки и евнухи так же находиться под личной защитой царя и их желания исполняться мгновенно.

– Что ж, – заметил Дарий, – в этом Искандер достоин уважения. А моя жена, дочери?

Я ещё долго убеждал персидского правителя в их полной безопасности и соблюдении все правил чести, кажется, у меня это получилось неплохо, под конец рассказа взгляд собеседника подобрел.

– Я хочу предложить выкуп за них. Десять тысяч талантов. Сумма не поддающая человеческому осмысление, но поверь она у меня есть. Не здесь, в Персеполе в тайных хранилищах. Если Искандер согласиться принять его, я привезу серебро, даже если для этого мне понадобятся все подводы страны.

Предложение Дария ошеломило меня, стараясь не показать смятения чувств, я принялся перебирать подол хитона.

– Скажи мне Гефестион, это возможно?

– Не знаю, думаю да. По возвращению Александра, я поговорю с ним о выкупе и если он даст согласие…

– Ты свяжешься со мной через Шираза.

– А если нет?

– Значит будет ещё одна битва и да поможет мне Ахуна-мазда я разобью вас и освобожу родных уже мечом. Я пощажу Искандера за его милосердие к жене и дочерям, и тебя помилую, за то что ты приехал ко мне один, хотя мог явиться с войском, и попытаться захватить. Ты не менее велик, чем ваш Искандер, но стоишь в его тени, как Тамаз, который сейчас прячется у меня за спиной. Это он убедил меня обратиться к тебе.

Ещё раз поклонившись, я думал, что разговор окончен и мне придеться уехать, но Дарий оказался иного мнения. Он приказал наполнить для меня золотой кубок густым вином, по его знаку один из прислужников поднёс этот кубок на блюде и протянул мне.

– Ионийское, я слышал его любишь.

Неужели Дарий решил отравить меня? В последний момент раскаялся в проявленной перед врагом слабости и решил убить! Медленно поворачивая кубок, я серьёзно взглянул в его карие глаза, красиво очерченные темным колером.

– Пей посланец, – приказал царь многих народов, – мой дар.

Наверное именно так он сказал и Багою, всесильному изменнику, хилиарху, перед тем как протянуть ему отраву. Властно, и одновременно мягко, так, что сил отказаться не было.

– Благодарю, царь.

Мысленно помолившись Асклепию и Пеону, опрокинул сосуд и осушил его одним махом. На дне оказался твой перстень, тот самый отданный Тамазу за спасение моей жизни! Простенький, с золотистым камнем и выгравированной на нем старинной македонской печатью. Дарий требовал уплаты долга. Понимая, почему знак царственного достоинства был передан мне столь экзотическим путём, я рассыпался в похвалах мудрости царю и заверениях послушности его воли. Дарий изволил улыбнутся, слушая мои упражнения в пышном персидском пустословии.

– С такими талантами, ты был бы хорошим царедворцем Гефестион, при нашем дворе. Но. Сейчас ты уйдёшь, и возможно, мы никогда более не встретимся, одному Ахуне-мазде известны наши судьбы, и все же, это скорее просьба нежели предложение. Если боги отвернуться и меня ждёт гибель, позаботься о моих родных: о сыне, не дай его убить, как наследника трона, о дочерях и их достойном замужестве, о приличествующих статусу царицы, похоронах моей матери и конечно чести моей любимой жены и ребёнка, который вот-вот родиться.

– Великий царь, я исполню все ваши пожелания.

– Клянись мне, Гефестион! Клянись тем, что тебе дороже всего, клянись своей жизнью. И вот ещё, последнее, – было заметно как Дарию нелегко довались слова позорного моления, он привык повелевать народами, а сейчас оказался вынужден унижаться перед простым македонцем. Понимая его боль, я старался казаться наиболее почтительным и едва ли не распростёрся у его ног.

– Ещё одно, Гефестион. В Вавилоне остался человек который мне очень дорог. Его зовут Багой, он перс из знатной фамилии, наделённый многими достоинствами, спаси его Гефестион от жестокости Александра, приблизи к себе, укрой от бед, он того достоин. Только никогда не говори ему, что это я просил, Багой очень гордый и может лишить себя жизни. Запомнил его имя моего возлюбленного.

Не удержавшись, я вскрикнул недоуменной взгляд на Дария, не веря ушам, тому, что имея прекрасную жену и двух дочек, сына двенадцати лет, царь в открытую говорит о некем юноше.

Собеседник понял моё смятение и только, протянул руку, высылая прочь.

– Я все сказал, что тебе надо было услышать. А теперь иди, возвращайся к своему войску и используй правильно мой подарок. Помни Багой, его зовут Багой.

Возвращаясь, в рассветных всполохах я так и так поворачивал полузабытый перстень гадая о твоих будущих гневных словах. И там, на дороге мокрой от ночной росы, принял одно из самых дурных решений, спрятал выполнение твоего обещания данного несколько лет назад, убрал его, подальше в ларец из чёрного дерева со слоновой костью. Ключ от которого, всегда висел у меня на шее.

========== 17, Багой. ==========

История большей частью состоит из войн и сражений, может потому я не хочу вспоминать о них. Обмолвлюсь лишь о битве при Гавгамелах, и то, только потому, что был ранен. Когда, самый разгар жестокой резни, управляя отрядом телохранителей, почувствовал сильный удар в плечо, от которого потемнело в глазах. Дротик брошенный умелым воином, вошёл глубоко в тело, лишая правую руку силы. Вскрикнув, я на всем скаку шлёпнулся с лошади. Прямо в жёлтую пыль, взбаламученную ногами сражающихся. Торчавшее из плеча древко, переломилось и в горячке я попытался вырвать его, не понимая, опасности истечь кровью. Никто из моих гоплитов не видел ранения командира, все продолжали активно наступать, образуя вокруг тебя плотные полукольцо. Возясь с копьём, и подвергаясь опасности быть затопанным конями, добитым врагом или просто умереть, от раны, все же не стал звать на помощь. Ты был слишком далеко, вёл македонцев к победе, а моя смерть это только смерть одного солдата, коих немало оставалось на полях жестоких битв. Мимо проскакали последние всадники, сбоку наступала грозная фаланга, слышались хриплые выкрики командиров, и вдруг невероятное успокоение сошло на меня. Бросив попытки избавить от дротика, я закрыл глаза и весь отдался шуму битвы. Слушая как содрогается земля, как храпят усталые лошади и изрыгают проклятия наши доблестные щитоносцы. Все теперь шло мимо меня, дрожало, искажалось, становилось нереальным. Наверно, вот так и умирают, подумал я, что ж видно пришло моё время. Лёжа на спине, погруженный полузабытьё, слушал и слушал, словно это была последняя ниточка связывающая с миром.

«Любимый, мы расстаёмся. Я выполнил клятву данную тебе в детстве, и был твоим непробиваемым тылом, твоей стеной, сундуком с тайным замком от которого потерян ключ. Я, и никто другой хранил в себе тебя – нежного, слабого, тебя – неуверенного, мятущегося, тебя – трусливого и злобного. Я один знал тебя настоящего, и никому не раскрыл своего секрета».

К ночи голос битвы стих, грубое острие разрезавшее мышцы, и обездвижившее руку, препятствовало вытеканию крови и потому я смог продержаться так долго, до тех пор пока меня не нашли вышедшие на поле собиратели доспехов. Вчерашние земледельцы, решившие присоединиться к армии в надежде немного подзаработать в период межсезонья. Они не участвовали в сражении, но выполняли одну из главных ролей – собирали раненых, добивали врагов. И по ходу, грабили, богатых покойников. Мой золочённый шлем с белым оголовьем, изрядно выпачканный и искорёженный заинтересовал жадных до добычи людей, два пера – знак высшего командования, подсказали, что лежащий рядом солдат не простой ратник, и даже не аристократ, а кто-то ещё выше. Бросив срезать украшения с доспехов павших воинов, мародёры сосредоточились на мне. Как я и говорил, они не были опытными и потому первым делом: упершись ногой мне о грудь, один из них, верзила с рыжими космами, рывком вытащил застрявший дротик. Я заорал как безумный, кровь хлынула заливая в одно мгновение землю и руки глупых помощников.

– Скорее, несите к Филиппу.

Филипп был твоим лучшим врачом, вот уже пять лет его искусство спасало жизни безнадёжным раненым.

– К Филиппу, – почесал за ухом, один из грабителей, – видать ты большой человек при Александре. Ну, будь по твоему.

Сняв с одного из товарищей плащ, соорудили нечто напоминающее носилки и едва ли не бегом поволокли меня в лагерь. Успели. Хотя я прочувствовал раненым плечом все ухабы и неровности дороги, скрипя зубами, ругая самыми последними словами неосторожных спасителей.

– Ерунда, – отмахнулся Филипп едва взглянув на мою рану,– вон, пусть Аксимус зашьёт, и выбросите его из палатки, у меня есть более важные раненые.

Он был прав, даже уплывая сознанием от большой потери крови, я не представлял для великого лекаря интереса, с такими раненьями может справиться и кто пониже. Аксимус оказался толстым, дурно-воняющим мужиком с женскими пухлыми ладошками. Приказав промыть мне рану вином, и здесь я опять орал, да так что охрип под конец, навалился всей массой и искусно тыча иглой враз свёл края рваной раны, стягивая её крупными стежками.

– Шрам останется, зато не сдохнешь.

Напутствовал, почему-то в этот момент я вдруг заревел как ребёнок, может из меня выходил Фобос, а может смог отпустить от себя ожидание смерти, к которой серьёзно приготовился. Боги давали ещё один шанс, и их посланцем стал этот толстяк с гниющими зубами.

– Будет, будет, вот дела одни ругаются, другие вопят, третьи поносят самого Зевса и даже Александра. Все вам ещё жить, да жить!

Приговаривал обмазывая рану мёдом из пузатого кувшина стоящего неподалёку.

Потом пришёл Феликс, оказывается он несколько часов искал меня среди убитых, увидев друга сидящего у врачебной палатки, всплеснул руками от радости.

– Гефестион! Боги спасли тебя.

– Боги? Пожалуй! Я даже знаю как зовут одного из них – Аксимус!

Феликс ничего не понял, да и не хотел понимать, вместо этого взвалив к себе на спину поволок к палатке, и уже здесь сам осмотрел ранение, перевязал плечо чистым полотном. Я прикрикнул.

– Дай вина, не разбавляй.

Молча протянул мне полный килик финикийского поила. Я пил долго, передыхая между отдельными глотками.

– Победа за нами?! Дарий мёртв?

– Куда там, снова сбежал! Говорят, ускакал из-под самого носа Александра, даже свою накидку будто бы оставил в его руках. Кобыла была необычная у царя, резвая – страсть! У неё жеребёнок в селении остался, так вот как только ей дали волю, так она и помчалась как стрела, никакому Буцефалу за ней не угнаться!

– Значит все без изменений, сколько ещё продлиться наш марафон, бег за непостижимым царем Азии?

– У нас говорят, Александр хочет идти за ним, налегке. Армию гонять не хочет, и правильно! Пора отдохнуть, а еще говорят в Вавилоне роскошные кровати и красивые женщины, и много сладкой еды.

– Опять Вавилон? Я бы все отдал чтобы сейчас очутиться в нашей Пелле, на рынке или около гимнасия. В доме учителя Аристотеля.

Выслав Феликса задремал, Гестия неслышно двигаясь омыла мне ноги и укутала тёплым одеялом. Затеплила у изголовья ароматную лампу с смолой кедра.

Ты явился только на второе утро, громогласно споря с Кратером, ворвался в палатку и удивлённо посмотрел на меня.

– Филэ, а ты чего валяешься? Я тебя ждал на совете и вчера искал весь вечер, тебя где носило?

– Я был здесь!

Раздражение, а скорее желчность ответа тебя обескуражили, ты застыл с открытым ртом переваривая в голове ответ, а затем широко улыбнулся.

– Вот я дурак, не догадался посмотреть в самом привычном месте. Ты ранен?

Молча отогнув одеяло, показал пропитанные гноем и засохшей кровью бинты.

– Прости, не знал! Мне не доложили! Ты слышал, Дарий ушёл от нас! Я гнался за ним несколько часов, думал схвачу, но ведь ушёл, мерзавец. Как вода сквозь ладони – вытек! Нет, я не привык к такому исходу, завтра же выезжаю на его поиски. Ты лечись, не здесь конечно, я хочу, чтобы ты отправился прямиком в Вавилон и подготовил город к моему возвращению с пленным Дарием. Надеюсь твоё плечо не воспрепятствует моему приказу.

– Ты даже не сваришь мне свой знаменитый бальзам?

– Тебе же он не нравился, ты называл его ослиной мочой.

– А ты все равно варил его, при ранениях гораздо лёгких.

– Ты прав, что же с нами стало, филэ? Прости, прости любимый, я совсем мало уделяю тебе внимания! Эта изматывающая гонка за Дарием, армейские заботы, сделали твоего возлюбленного чёрствым, клянусь… впрочем, иду варить бальзам! И попробуй его не выпить, сам поить буду!

После твоего отъезда, я честно вырыгал лекарство, в услужливо подставленный тазик, всегда возимый с собой верной Гестией. До конца дней, так и не узнал, что ты клал в него: какие травы, порошки или что-то вообще непонятное.

Немного оправившись, во главе потрёпанной армии, на хромающем Рыжем, к исходу весны медленно приближался к Вавилону. Синяя керамическая плитка ворот богини Иштар блестела на солнце как чешуя пойманной рыбы; львы, диковинные грифоны и звери с змееподобными хвостами свысока разглядывали нас, словно решая, чего ожидать от диких македонских племён. Меня все принимали за Александра, золотой плащ и подремонтированный пышный шлем способствовали обману простодушных жителей покорённой столицы. Это не был парадный въезд, хотя мы и двигались по «дороге божественных процессий». Скорее, воины влились во внутренности крупного мегаполиса как стадо усталых животных, ища себе логова для ночёвки. Жадные до новых впечатлений, мы с интересом поглядывали по сторонам. Отмечали необычные дома с узкими окнами, террасы, увитые плющом, апельсиновые деревья в маленьких садиках. Храмы, величественный зиккурат Мардука, покровителя Вавилона. Ты, перед отъездом, заклинал меня не притеснять персов, отдать под размещение солдат только дворцы принадлежащие Дарию. Потому я и двигался без подсказки извне, к гигантскому строению, с покатыми крышами из красной черепицы – признаку царского достоинства.

– Там и будем размещаться, – устало указал вперёд, боль в плече отдавалась пульсирующими импульсами и единственное чего я хотел, где-нибудь отлежаться.

Стоящие на крыльце пернатые быки с головами царя, пустыми каменными глазами уставились на меня в упор. Было что-то ужасающее в их гранитной неподвижности. Мощь, исходящая от поднятых над головами крыльев, пугала. Мне показали на выбор несколько покоев богато украшенных, утопавших в золоте и слоновой кости, в одном из них я заприметил широкую кровать, с богатым резным изголовьем.

– Все! Дальше не пойду, пусть командиры размещают солдат как им вздумается. Но, если будут воровать, грабить царские сокровища перевешаю всех, без жалости. Феликс проследи.

Друг кивнул, и быстрым шагов вышел.

Наконец-то у меня есть где отдохнуть, раскидав одеяла взгромоздился на пуховики, утопая в них чуть ли не целиком.

– Хорошо живут, персы!

Единственная мысль пробежала и потухла, когда смыкая веки я отключился от всех жизненных забот.

Проснулся от того, что кто-то неподалёку громко всхлипывал, жалобным плаксивым голоском. Стараясь не задеть больного места, повернул голову на звук и увидел толстого евнуха в пёстром халате, с бабским красным лицом. По дряблым щёкам старого слуги, текли обильные слезы.

– Прекрати!

Неведомый плакальщик вздрогнул и попытался закрыться рукавом.

– О добрый господин. Простите, недостойного целовать следы ваших ног, Саида.

Почему он здесь и где Феликс и почему так ноет рана?! Пытаясь с ходу решить несколько задач, с трудом приподнялся, не показывая какое страдание мне причиняет любое движение.

– Почему ты ревёшь?

– Это ведь кровать царя царей, и повелителя многих народов, великого царя Дария! Здесь он принимал любимца и проводил ночи закона, с женой. Покрывала этой кровати священны, вы же скомкали их и перепачкали кровью. Об этом я плачу, видя какие порядки приходят на смену величественному прошлому.

Спорить с расстроенным стариком не входило в мои планы, и потому я строго велел ему убираться восвояси.

Болело все тело! Сон не принёс желанного облегчения, найдя в соседней комнате маленький фонтанчик, напился простой воды черпая её горстью. Заметив при этом, что на дворе уже вторая половина дня и солнце находиться в зените. Сколько же я проспал? Почти два десятка часов? Многое могло измениться!

Держась за нудящее плечо, выполз в коридор крикнул Феликса. Друга на месте не оказалось, вместо него ко мне бросились сразу несколько македонских телохранителей и персов, желавших выполнить любую прихоть.

– Пусть приведут лекаря и через час жду всех тетрархов к себе, с отчётом о размещении.

– Что прикажет господин делать с гаремом, великого царя?

– Распустить! Не хватало мне кормить ещё полтысячи бездельниц.

Служители переглянулись явно озадаченные моей неприкрытой грубостью.

– Во дворце находятся триста шестьдесят пять высших наложниц, пятьсот наложниц второго порядка, не считая их слуг и дворцовой обслуги. Прикажете всех выгнать за ворота?

– Всех и побыстрее! И приведите мне хоть какого-нибудь лекаря, о боги. Моё плечо, сейчас разорвёт от боли!

Не решаясь перчить Филалександру, персы бросились врассыпную, точно крысы разбежались по норам. Скрипя зубами, я опустился в широкое кресло и не скрываясь застонал.

Плохо очень плохо! Моя голова словно в невидимом пламени.

Мышцы, перекручивает как на прокрустовом ложе. Если я не приму небольшую дозу опия, боюсь не перенесу страдания. Найдя на столике заветную шкатулку, которую с недавних пор стал возить с собой неразлучно, выбрал два шарика и медленно разжевал их. Потом пришёл Феликс с неизвестным персом, уверявшим будто бы он лучший доктор во всем дворце. Тот осмотрели мою рану, что-то там проскребал, видимо вычищая гной и грязь и наложив новые мази туго забинтовал. Сразу полегчало, я даже с аппетитом поел предложенные блюда из мяса птиц густо пересыпанные шафраном с стручками недозрелого гороха. Выспавшись за день, скрупулёзно с каждым из командиров разобрал жалобы неизбежно возникающие при размещении войска на новом месте, уладил большинство из них, неугодных тотчас же наказал. Впрочем, все как всегда. Обычная серая рутина. Было далеко за полночь, когда последний македонец вышел, оставляя меня в одиночестве. Чтобы не коротать пустые часы бессонницы, решил прогуляться по дворцу. Медленно прохаживаясь по полупустым покоям, вышел в обширный зал «ста колонн», о котором когда-то рассказывал Тамаз. Вспомнив о невыполненном обещании, даже немного расстроился, но не настолько, чтобы это обстоятельство лишило любопытства. Приказав сопровождающим показать мне самые лучшие покои, при свете громоздких ламп обходил одну комнату за другой. Знавшие мой крутой нрав, македонцы не рискнули грабить царские покои, оставив здесь все на своих местах, так словно Дарий только вчера вышел отсюда. Бронзовые фигурки богов в остроконечных шапках и длинных юбках, расставленные на полках, отсвечивали выпученными глазищами, в руке одного из них я заметил кольцо, другой прижимал к себе мёртвого льва.

– Гильгамеш!

Почтительно отозвался слуга, на вопрос об имени этого богов. Он хотел ещё что-то прибавить, но я уже потерял интерес к пантеону чужих божеств, и принялся с удивлением рассматривать мягкие парчовые седалища и кресла. Золото здесь казалось не переводилось, оно главенствовало везде: на портьерах, в сосудах для благовоний, на спинках стульев, даже под ногами, где вкрапления драгоценного металла завивались в причудливые спирали между деревянных планок.

– Дарий умеет ценить красоту!

Не то что бы я хотел восхвалить великого царя, скорее удивляясь его чувству прекрасного, невольно воскликнул.