Текст книги "Я - твое поражение (СИ)"

Автор книги: Эльфарран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

– О, Гефестион! Не останавливайся. Твой ротик божественен. Вряд ли кто-то из богов испытывал такое счастье, как я сейчас. Будь прилежнее, мой филэ. Возьми его целиком.

Расслабляя горло, я попытался пропихнуть как можно глубже твой упругий член, как он вдруг резко дёрнулся, и в рот мне ударила струя теплой спермы. Затошнило, но это был тот момент, ради которого я пошёл на бесстыдство. Не выпуская фаллоса из плена, я сделал несколько глотательных движений. Вроде получилось, удалось проглотить небольшую порцию семени и, пытаясь незаметно стереть остатки с губ, оказался рывком поднят и прижат к высоко вздымающейся груди.

– Любимый, прекрасный, божественный. – Шептал ты. Находясь в эйфории, осыпал поцелуями, не особо заботясь куда попадали твои губы.

Необычайная лёгкость захватила тебя целиком, ты ослеп и оглох, и всё, что мог, это выражать свой восторг крепкими объятиями. Ласкаясь, мы упали на ложе. Внезапно я понял, что не прочь продолжить наши ночные шалости. Игриво извиваясь, принялся тереться о твой пах левым бедром.

– Александр, хочу тебя. Пожалуйста, войди!

Мучая меня сладкими пытками, ты, тем не менее, не забывал о цели сегодняшнего вечера.

– Нельзя, филэ. Ты сейчас должен зачать в своём животике нашего ребенка. Не будем оскорблять его нашей похотью.

Едва не взвыв от неутоленного желания, я перекатился на спину и принялся ласкать себя, желая получить хоть какую-то разрядку. Ты, раскаявшись в собственном эгоизме, осторожно помогал мне, но не настолько активно, чтобы немедленно получить ожидаемый оргазм. Прошло немало времени, прежде чем я, пачкая покрывала, ожидаемо застонал, упираясь затылком в подушки.

– Теперь мне надо помолиться, филэ. Лежи неподвижно. Я сделаю всё сам.

Отойдя к жертвеннику Геракла, стоящему в каждой царской спальне, порезал палец и окропил кровью его изображение из желтоватой слоновой кости. Подняв глаза к небу, принялся серьёзно шептать под нос, умоляя предка заступится за нас и послать желаемое.

Вслушиваясь в негромкие слова молитвы, я задремал и увидел сон.

«Ты стоял в каком-то клубящемся облаке и качал на руках ребенка. Звал меня.

– Гефестион! Посмотри на нашего Геракла.

Протянул дитя. Маленький комочек жизни, один на двоих. Я отодвинул кружевную накидку, закрывающую личико младенца, намереваясь поцеловать его и благословить, как вдруг на белых узорах стали проступать кровавые пятна. Они множились и заполняли собой всё существо ребенка. Пугаясь, я сорвал последнюю преграду и заорал от разрывающей грудь боли. Малыш, лежавший в твоих ладонях, был мёртв. Его маленькое тельце пересекала огромная рана от удара мечом.

– Александр! Он мертвый!»

Крича твое имя, все еще сонный, я подскочил, прижимая руку к отчаянно колотящемуся сердцу.

– Тише, филэ, это только сон. Шутка небожителей.

– Нет, Александр, это их ответ на наши устремления! У нас не будет малыша!

Заплакав, я уткнулся в твою грудь, содрогаясь всем телом. Кое-как успокоив, нежно поглаживая по вздрагивающим от рыданий плечам, ты печально заметил:

– Пусть так, но у тебя всегда буду я, и это уже не в божественной власти.

Чуда не произошло, да и как оно могло быть возможным? Сейчас, через столько лет я понимаю, насколько мы были глупы и, в то же время, чисты, как мы оба искренне желали ощутимого подтверждения нашей любви.

***

В день свадьбы царя Филиппа я поднялся ещё до рассвета. Следовало проверить наши праздничные одежды. На цыпочках пройдя в конец покоев, вытянул из громоздкого ларца отличный парадный хитон и хламиду самого тонкого, почти прозрачного, египетского льна. Здесь же лежали свёрнутые плащи с богатой вышивкой золотом. Два. Как и положено. Пояса, украшенные чеканными бляхами. Небольшой кинжал телохранителя, скорее игрушка, чем оружие. Улыбнувшись, отложил в сторону принесённые слугами подарки и, обернувшись, с нежностью посмотрел на тебя.

Мой возлюбленный спал на спине, по-детски приоткрыв рот, непослушные золотистые кудри разметались по подушке. Нежность, от созерцания твоей беззащитности, разлилась по всем членам. С улыбкой нашёл на столике сосуд с благовониями. Открыв крепкую крышечку, вдохнул в себя тяжёлый аромат тимьяна с горчинкой полыни. Какая жалось, что мы не можем вот так, отбросив все условности, тоже соединиться счастливым браком. Если считать с годами проведёнными в Миезе, то прошло уже более шести лет, с тех пор как судьба столкнула нас, можно сказать, бросила в объятия друг друга. Разве столь немалый срок обоюдной верности не заслуживает награды?

Расчувствовавшись, я наклонился над ложем, будя тебя поцелуем.

– Александр. Пора одеваться.

Озорные искорки зажглись в открываемых глазах, ты ловким движением забросил меня себе под бок, урча от наслаждения.

– Не хочу. Буду здесь с тобой. Зачем мне оказывать почести какой-то выскочке из семьи Аттала?

– Говорят, она красавица и, кроме того, её приданое исчисляется сотнями талантов.

– Врут, Гефестион. Обычная девка, разве что девственница, но я и в это не верю.

Как бы не хотелось вставать, а, напротив, нежиться до обеда, сходя с ума от твоих ласк, пришлось вылезти из-под одеяла и, вымывшись, натереть друг друга оливковым маслом. Проводя ладонью по моей спине и бёдрам, ты, шутя, порывался заняться сексом прямо во время облачения, смеясь, я отталкивал жадные руки, делая вид будто сержусь. По причине дурашливости мы опоздали к началу торжественной процессии. Запыхавшись, нырнули в толпу, встречающую невесту, в самый последний момент.

Клеопатра показалась мне довольно симпатичной девушкой и уж никак не уродкой.

Впереди невесты выступала её многочисленная родня. Несли сундуки с подарками жениха. Драгоценные чаши и кубки, рулоны пёстрых тканей, птиц их далёкого Египта в плетёных клетках. Ожерелья, изумрудные серьги, браслеты, витые, отлитые из чистейшего золота драгоценные застежки и фибулы, всё на алых подушках, набитых речным песком, выставили в главном зале дворца, чтобы каждый приглашённый мог полюбоваться, а, скорее, подивиться щедрости Филиппа, осыпавшего молодую невесту подарками небывалой дороговизны.

Ты громко фыркнул, разглядывая необычайную выставку.

– Подумаешь, что она самому Зевсу предназначена. Смотри, Гефестион, здесь даже булавки с сицилийским жемчугом, совсем как те, которые этот изменник дарил моей матери.

– Женщины любят украшения, ничего удивительного, что царь решил побаловать Клеопатру.

Подозрительный взгляд метнулся ко мне.

– Она тебе нравится?

– Нет, конечно, – поспешил оправдаться, зная, как глубоко тебя ранил развод родителей.

– Тогда придержи язык, филэ. Не к месту твоя оживлённость.

Стараясь более не раздражать тебя, я поспешил удалиться, смешавшись с толпой прочих гостей. И здесь произошла ещё одна судьбоносная встреча.

– Протей! Друг! И давно ты в Пелле?

Обладатель льняных тонких волос, выбивавшихся из-под плетёного ободка и курносого носа, сплошь обсаженного веснушками, широко улыбнулся, раскрыв объятия пошёл мне навстречу.

– Гефестион! Не признал! Какой же ты стал блестящий красавец!

– И ты вырос, вон как возмужал! Надеюсь, годы проведённые на Крите, пошли тебе на пользу? Как твоя одышка, Протей?

– Умерла, мой друг, и лежит погребённая где-то в одной ложбин, сплошь заросших оливковыми деревьями. Тамошние врачи настолько искусны, что я забыл про свой кашель. А где Александр?

– Был неподалёку!

– Я очень соскучился по нему! Гефестион?! – заметив, как я ревниво нахмурился, Протей беззаботно расхохотался. – Перестань! Я приехал не за тем, чтобы отбивать у тебя любовника! Вы же до сих пор вместе?

Вся радость от встречи со старым другом мигом испарилась, как только я вспомнил, какими преданными глазами Протей смотрел на моего возлюбленного. Несколько лет назад судьба смиловалась надо мной: заболевший серьезным бронхитом Протей был вынужден покинуть двор и перебраться на греческий остров, где морской воздух и свежесобранные плоды должны были излечить привычную каждому македонцу болезнь. Идя рядом с ним, я исподтишка разглядывал сына Лаоники: его золотистый загар и светлые локоны, лежащие в беспорядке на плечах, пленяли не меньше прелестей молоденьких девушек. Шаг упругий, стремительный, говорил о силе хозяина. Гармонично развитые мышцы так и ходили под гладкой кожей.

Если ему захочется завести милого друга при дворе, это не станет большой проблемой.

– Гефестион?

– А?

– Ты какой-то задумчивый!

– Мы все сегодня немного взволнованы. Вот и Александр.

Тебя отыскали в гуще гетайров. Неотвязчивый Птолемей, Гарпал и Леонат с Филотой сбились в небольшую кучку, словно защищая от всякого посягательства. Помня небольшую утреннюю размолвку, я постарался держаться в отдалении, не мешая тебе высказывать радость от встречи со старым другом. Теперь и для меня день почернел, закрывшись грозовыми тучами ревности. Ты улыбался Протею, участливо выспрашивал его о здоровье. Несомненно, его состояние сейчас волновало тебя более моего. В бессильной злобе я пил одну чашу за другой, стремясь кислым вином залить клокочущую в душе ненависть.

– А тебе не хватит, красавчик?

Черный Клит, наблюдавший со стороны, как я безобразно напиваюсь только от того, что царевич милостив с его племянником, пришёл нам обоим на выручку.

– Отвали, – я сделал слабую попытку вырваться из его грубого захвата сзади.

Клит мягко отобрал у меня очередную посудину и выплеснул вино на пол.

– Если не научишься доверять Александру, то скоро ему наскучишь. Вот тогда и пиши пропало.

– Как я вижу, желающих узреть моё падение становится всё больше! Переживаешь за родственника? Ну тогда передай слово в слово: если он хотя бы только в мыслях посмеет приблизиться к Александру, я его разорву.

– Какие мы страшные, когда пьяные! – громогласно захохотал Клит, обращая на себя всеобщее внимание. – Друг Гефестион, поверь, в мире есть кое-что и получше мягких царских постелей. Дым походных костров, щелканье сырых сосновых ветвей, аромат хвои, нет, впрочем, тебе не понять.

– Учишь мальчика уму разуму? – раздался сбоку голос Пармениона. Отец Никанора и Филоты, приглашённый с сыновьями на смотрины, и уже немного хмельной поддержал Клита: – Ему действительно пора прекратить ребячиться и стать серьезнее. Пусть берёт пример с моего старшего: не далее, как вчера, Александр назначил его гиппархом, оказав великое доверие.

Гиппархом?!

Они смеялись надо мной, и в их речах скользило презрение. Действительно, многие мои ровесники уже имели назначения и командовали различными подразделениями войск, а я по-прежнему носил звание личного друга! Не больше и не меньше!

Вырвавшись из недружелюбного окружения, я бросился к тебе.

– Александр, это правда?

Ты, оторвавшись от разговора с Протеем, настороженно взглянул на меня.

– Гефестион, ты пьян?

– Не имеет значения! Ответь! Ты назначил Филоту гиппархом кавалерии, а Никанору дал в подчинение гоплитов? Птолемей тоже получил свою часть из твоего войска? Да?

– Да, и к чему эта пьяная истерика?

– К тому, что ты меня не ценишь! О боги, разве я мало сделал? Ушёл из семьи, бросил родового покровителя, сражался с тобой бок о бок… и что получил? Молодец, Гефестион, на золотой перстенёк.! А будешь служить лучше, я тебе ещё цепочку выделю! Да подавись ты своими побрякушками…

Внезапно я не смог более выкрикивать оскорбительные тирады. Перехватив поперёк тела, ты закинул меня на плечо и потащил прочь из зала, пытаясь одновременно зажимать рот. Не соображая, от злости я даже укусил тебя. Трижды.

– Совсем рехнулся, ты чего вытворяешь! – облизывая окровавленную руку, рявкнул ты. Привалив меня к стене, принялся растирать уши, приводя в себя. От резкого прилива крови к мозгу я осознал происходящее и помрачнел.

– Кажется, я действительно хватил через край.

– Кажется?! Ты орал на меня в присутствии Аттала и его родни. Ты унизил меня в глазах друзей. Ты выставил на посмешище мои решения! О, если бы я раздавал должности за глупость и непочтение, за неблагодарность, ты бы давно стал вторым человеком в государстве. Я сильно рассержен на тебя, филэ, не усугубляй нашу размолвку! Иди к себе и протрезвей. Вечером мне нужен здравомыслящий спутник.

– Так возьми Протея, он отлично подойдёт на эту роль! И будет не против оказать, тебе, о повелитель, и иные услуги!

– Дурак!

Размахнувшись, ты ударил меня по лицу. Несильно, потому что в последний момент удержал руку и только скользнул по щеке. Но мне и этого показалось достаточно: схватившись за ушиб, я содрогнулся всем телом, и побежал прочь. В голове билась одна мысль: Александр обругал меня и ударил. Парменион смеётся надо мной, Птолемей презирает, а сволочь Филота теперь вправе отдавать приказы. У одной из колон я остановился, осознав, что нечем дышать. Шею сжимала невидимая удавка обиды.

– Гефестион? Ты чего здесь?

Мелеагр с Фаддеем, инженеры, проходили мимо и, будучи изрядно навеселе, не сразу заметили моё состояние.

– Я? Ищу выпить.

– Так пошли с нами, в нашем дворике вино льётся рекой и мясо жарится на сотне вертелов. Скидывай свои придворный лоск, дружище, и вперёд!

Шатаясь от хмеля, друзья подхватили меня и едва ли не волоком потащили к себе. Там ты и нашёл меня. Совершенно потерявшего человеческий облик, в обнимку с недавно изобретённым водоподъёмным колесом, которое я именовал самым прекрасным созданием человечества и целовал в бронзовой обод.

Стыдно.

После снеговой ванны и отрезвляющего настоя, с дикой головной болью, я тихонько стонал, зарывшись в покрывала. Ты же, сидя на краешке ложа, грустно смотрел на меня. Лекарь недавно ушёл, попросив не тревожить юного выпивоху хотя бы до первой стражи. И, как только ночь вынудила зажечь светильники, ты встал и потрепал меня по плечу.

– Нам пора, Гефестион.

– Александр, ты не сердишься?

– Сержусь, но скорее на себя. На собственную невнимательность и несдержанность. Мы поговорим об этом позже, а сейчас нас ждут на свадебном пиру. Вставай, филэ.

Бросив две пригоршни холодной воды на лицо и размяв затекшие плечи, я был готов следовать за тобой. Недавний инцидент казалось забыли. Протей держался на расстоянии, стоя рядом с Клитом в тени зала. По знаку царя, все приглашённые возлегли на ложа.

Первые тосты. Первые подарки. Хмельные выкрики с мест.

Преподнося царственной чете богатые дары, мы славили невесту, превознося до небес её юною красоту. Доставалось и Филиппу: гости сравнивали его с Гераклом, восхищались победами, называли спасителем Эллады. Это звание он очень любил. Со своего места я пристально разглядывал Клеопатру: худенькая, с угловатым испуганным лицом девчонка. Нет в ней и капли величия Олимпиады. Подросток, затесавшейся в толпу взрослых мужчин. Жёлтое одеяние невесты и головной платок-вуаль бросали густую тень на припухлые детские губы. Густо накрашенные ресницы всякий раз дёргались, если до неё долетали особо грубые или откровенные предложения.

– Натуральная овца. – Прошептал ты, заметив, как пристально я разглядываю невесту.

– Не очень-то она рада стать македонской царицей.

– Царицей? Куда ей, взгляни: вот-вот заревёт от страха.

Смеясь, мы поцеловались, показывая быстрое примирение. Вскоре перестали обращать внимание на происходящее в зале. Занятые таким интересным делом, как спаивание друг друга. И когда окончательно захмелев от множества кубков, твой отец дал слово новому тестю Атталу, тот не нашёл ничего лучше, чем, надравшись, как скотина, заявить, что пьёт за законных будущих наследников трона от Клеопатры.

Оторвавшись от моих губ, ты в раздражении швырнул тяжёлую чашу ему в голову.

Попал.

На лбу Аттала враз заалела отметина. Крикнув друзей, он бросился к нам с явным намерением вовлечь в драку. До ложа было не более двух десятков шагов и пока визжащий как египетский павиан, царский родственник пробирался вперед, на нашу защиту кинулись Клит с Протеем. В горячке ты, схватив пиршественный столик за ножку, поднял его над собой, собираясь также метко послать в подходящего врага, я, в свою очередь, выхватил из ножен кинжал телохранителя, готовый вонзить его в любого, кто осмелится подойти к тебе.

– Отродье эпирской ведьмы, змеиный выкормыш!

– Грязный выскочка! Сутенёр малолетней шлюхи!

Свадебный пир грозил окончиться убийством родственников новой жены Филиппа, если бы не царские телохранители под командованием Павсания, вломившиеся в готовую сцепиться в раззадоренную взаимными оскорблениями толпу.

Нас разняли.

Ты ещё некоторое время порывался врезать тем, кто на твой взгляд излишне дерзко лапал меня за все места. Вино ударило в голову и потому последующие события, которых возможно было избежать, не замедлили принести нам крупные неприятности.

Филипп приказал тебе прилюдно просить прощения, и у кого? У дерзкого Аттала!

– Моли о снисхождении, ублюдок! Иначе, клянусь Гераклом, ты пожалеешь о сегодняшнем дне! И пусть твоя подстилка Гефестион скулит рядом!

Царю не следовало упоминать меня: ты приходил в неистовую ярость, если кто-то позволял себе унижать твоего филэ. «Незаконнорожденного» и ублюдка», помня об осмотрительности, с трудом, но проглотил бы, «подстилка» же стала камнем преткновения. Ты настолько презрительно усмехнулся, что все присутствующие в пиршественной зале затаили дыхания, гадая, чем закончится противостояние отца и сына.

– Уйдём, Гефестион. К чему нам выслушивать вопли выжившего из ума старика! У которого даже член не стоит – видимо, придётся Павсанию осчастливить нынешнюю династию парой-тройкой бастардов. «Царей македонских».

Рык пьяного Филиппа, заставлявший дрожать не только его врагов, разнёсся над притихшими гостями.

– Святотатец! Ты мне не сын, как и твоя сука-мать мне не жена! Каждый, кто принесёт твою голову, получит, десять, нет, двадцать талантов!

Выпутав из складок одеяния короткий меч, он сделал попытку приблизиться. Ты стоял словно громом поражённый, не в силах двинуться и смотрел, как едва стоящий на ногах отец, ругаясь, идёт к тебе с поднятым клинком.

– Александр, надо бежать!

Полный непонимания взгляд был мне ответом. Я крикнул бывшим на пиру гетайрам: “Защищайте наследника!”, и бросился под занесённый меч, который уже был готов найти жертву., как вдруг обычная подножка, неосознанное движение, невидимое никому, обрушило мощь титана Филиппа всего в пяти шагах от тебя.

Поливая грязными ругательствами всех присутствующих, царь упал, погребая под собой столик со стоящими на нём пиршественными блюдами. Запутавшись в длинной накидке, в довершение несчастья, измазавшись жирным мясным соусом, заорал от бессилия, требуя помощи. Испуганные гости, толпой бросились к царю, а ты, справившись с паническим остолбенением, лишь горько произнёс:

– И этот человек собрался вести вас, македонцы, в Азию? Посмотрите, он даже меж двух лож не может пройти без поддержки!

Плюнув себе под ноги,ты взял меня на плечо.

– Нам больше нечего здесь делать, уходим, филэ.

========== 10. Протей. ==========

Точно легкие тени, призраки гонимые эринниями, пронеслись по улицам Пеллы, два всадника. Нахлестывая сыромятным ремнем Буцефала, ты казался богом подземного мира, Танталом, летящим на черных крыльях за очередной жертвой, жаждущим испить ее жертвенной крови. Безмолвные, в холодных ночных сумерках, мы старались как можно скорее убраться из ставшего во мгновение ока, опасным города. Двадцать талантов, о которых Филипп в горячности выкрикнул, могли заинтересовать любого, даже самого верного и богатого македонца. С того мгновения, как только были произнесены роковые слова, на тебя, как на песчаного льва открылась охота, безжалостная травля, и мне даже слышался лай далёких невидимых псов. Не желая оставаться в опасной близости от убийц, я посылал Рыжего самым резвым галопом, молясь Посейдону только об одном, чтобы наши лошади на повредили себе копыт или не сломали ногу в выбоинах на дороге. Пока мы держались на их спинах, оставался малейший шанс выжить. Ночь сменилась бледным рассветом влажными ладонями провела по взмокшим от пота спинам, белый парок поднимался от шкур почти насмерть загнанных коней.

– Александр, надо остановиться, иначе будет поздно!

Рыжий хрипел и громко екал селезенкой, Буцефал, с грудью забрызганной густой розовой пеной, раскачивался на полном ходу и грозил вот-вот упасть на колени.

– Какие мы с тобой дураки, филэ, не догадались захватить запасных коней, но делать нечего, остановимся вон в той ложбине.

Стреножив и отпустив коней немного попастись на пожухлой осенней траве, мы сели на землю, не глядя друг на друга.

Каждый думал о своем. Меня страшило предстоящее изгнание, риск погибнуть не сколько от меча македонца соблазнённого призрачной наградой, сколько уйти бесславно, замерзнув где-то в горах. Сбегая из дворца, мы не взяли даже самого необходимого, лишь прикрыв пиршественные одежды плащами конюхов, найденными возле стойл. Услышав журчание ручейка, протекавшего между нагромождений камней, напившись, я принес тебе холодной воды в широкой горсти.

– На завтрак у нас только этот дар нимф.

Ты серьезно посмотрел на меня и потянувшись, отпил из своеобразной чаши.

– Гефестион, ты можешь вернуться. Я становлюсь слишком опасным спутником.

Сказал, а у самого голос дрогнул, глаза взмолились об обратном. Склонившись, я нежно провел большими пальцами по твоим выпирающим скулам, задержался возле уголков глаз, и не отвечая, поцеловал. Поцеловал, чтобы ты понял, всю ненужность слов и клятв. Застонав сквозь зубы, ты обхватил меня, точно ребёнок мать, обеими руками за талию и прижался накрепко к животу.

– Филалександр, отныне это твое тайное имя.

В полдень с дороги до нас долетел характерный звук погони, спрятавшись за одним из валунов, мы принялись напряженно всматриваться в приближавшихся всадников. Из оружия у меня был только кинжал Крисида, отобранный из вещей покойного. Не желая беспомощным встретить врага, ты подобрал валяющийся неподалеку отломанный грозой сук старой оливы.

– Неарх? Гарпал? Марсий?

Числом девять по дороге скакали гетайры, измученные лошади тяжело поводили боками, опуская головы к самой земле.

– Хвала богам! Мы не ошиблись с направлением! – Вскричал соскакивая с взмыленного жеребце, самый старший участник «погони», Клит. – Ребята, они здесь!

Позвал отставших.

Выпустив из потных ладоней сук и улыбаясь через силу, ты вышел к друзьям.

– Какие оказывается мы с Гефестионом предсказуемые, надеюсь, вы не привезли на хвостах убийц?

Убрав кинжал в ножны, я присоединился к гомонящей толпе, стараясь сделать вид будто бы совсем не испугался, но и беззаботным выглядеть не хотел. Мы немного подождали и пока последние участники встречи спрыгнут с спин взмыленных коней, заговорили громко и все сразу.

– Мы пойдем с тобой, Александр, до самого края Эйкумены. – Без раздумий заявил Протей, его круглое веснушчатое лицо озарилось неподдельной радостью, от предвкушения нового приключения.

Я вовремя перехватил воодушевленный взгляд и твой молочный брат стушевался, опустив глаза, предоставляя говорить другим, менее горячим головам. Слово взял согласно старшинству Клит, прозванный Черным.

– Присутствие Александра в Пелле сейчас невозможно. Филипп слишком зол на его выходку и пока не отменил слов сказанных на пиру. Тем более, сегодня утром благородная царица Олимпиада выехала в Эпир со всем своим двором.

Все закивали, жестами подтверждая слова Клита, хотя не потребовалось доказательств. Сорвав тонкую веточку с растущего неподалёку кустарника, ты принялся размахивать ею как в детстве, отгоняя полуденную мошку. Решая в уме, дальнейшие действия. Желая быть полезным, не лучше Протея, я грубо влез в разговор.

– Надо просить покровительства у Александра Эпирского, дяди Александра.

Гетайры переглянулись, и Марсий заметил, как бы между прочим.

– Человека, посаженного на трон сариссами Филиппа?

После его реплики, начавшийся было спор затих. Не сговариваясь, друзья молчали, предоставляя последнее слово, старшему. Клит обвел глазами стихийное собрание.

– У кого есть лучшее решение?

– Гефестион прав! Надо ехать в Эпир и встретится с матерью, возможно ее опыт мне поможет. Как только лошади отдохнут, продолжим путь. Вы друзья, проводив меня до стен города вернетесь назад. Протей, не возрождай!

Заметив неуловимое движение молочного брата, готового бросится к нему на шею, сурово нахмурил брови, показывая, что не намерен проявлять излишнюю чувствительность. Обиженно сверкнув карими глазами, Гарпал почесав подбородок озвучил то, что волновало всех.

– Ты не доверяешь нам, Александр?

– Отнюдь, просто не хочу смущать ваши души. Не желаю, чтобы друзья разрывались между долгом и расположением сердца. Вы принесете больше пользы, если дадите уверенность в том, что в Пелле остались друзья и мне есть куда возвратиться. Я не отказался бы от правдивых посланий из дома.

– И ты их получишь, клянусь Дионисом!

Гаркнул до времени молчавший Птолемей, без раздумий подписавшийся на шпионаж. Вслед за ним и Марсий, вдумчивый юноша с странными словно остановившимися зрачками, все время смотрящими внутрь себя, решительно кивнул. Селевк, протянул руку ладонью вверх.

– Поклянемся друзья, в верности нашему будущему царю Александру, да хранят его боги на пути славы. Мы же будем заботиться о его благополучии на земле.

Один за другим подходили бывшие ученики Аристотеля, с торжественным видом произносили слова клятвы, кланяясь в пояс. Отбросив ребячливость, ты, по моему убеждению, в тот момент повзрослел сразу на несколько лет, и когда Пердикка, последний участник заговора, слегка запинаясь из-за природной косноязычности, окончил, стоящий рядом Филота, толкнул меня плечом.

– А Гефестион? Он единственный не клялся!

– Ему не нужно, – не объясняя причин, ты развернулся вглядываясь вдаль, заговорил тихо, но так чтобы слышали все.

– Вернувшись в Пеллу, каждый из вас должен прислать мне, верного и умного раба, которому я могу доверять. Гефестион позаботится о нашей переписке.

Протей не выдержал.

– Гефестион останется с тобой, Александр? Почему ты отказываешь в подобной чести мне, молочному брату, тому, кто лежал с тобой в одной колыбели?! Птоломею, с кем бегал наперегонки едва научившись ходить! Леонату, познавшему за одним столом, вкус пшеничной каши Леонида, вашего первого учителя? Неужели братья Никанор и Филота не смогут защитить тебя лучше юного Гефестиона?

Вопрос остался без ответа.

Подкрепившись хлебом и сыром из седельной сумы Клита и найдя там же мех с отличным вином, мы провели несколько часов обсуждая будущее. Я старался не выпячивать свою значимость, скромно сидел, опустив глаза в землю.

Ты облек меня величайшим доверием, смею ли просить большее?

Протей осторожно коснулся руки.

– Гефестион, прости, я зря вспылил, но, может ты согласишься забыть прошлое и уговоришь Александра взять меня, втроем будет сподручнее.

Довольный маленькой победою над возможным соперником, тем не менее ответил холодно.

– Разве я советчик сыну царя? Такой же подданный, как и ты.

– А слуги толкуют иное. Говорят, ты колдун и приворожил Александра, вертишь им как заблагорассудится. Наблюдая сегодня за вами, я склонен думать, что это действительно так.

Холодок страха побежал у меня по спине, круглолицее ухмыляющееся лицо Протея, показалось мертвенно-бледной головой медузы. Единственным оружием против нее была полная невозмутимость.

– Очередная ложь наших врагов. Не будь так доверчив. Разве Филипп слушал советы фесаллоникийки или греческой танцовщицы, родившей ему Карана, может Павсаний управляет Македонией?

– Так-то оно так, и все же, где бы не появлялся мой брат или даже произносилось его имя, ты всегда рядом…

– Похоже годы проведенные на Крите, изменили тебя Протей, раньше ты рассуждал иначе.

Чувствовалось приближение бури, но ни один из нас не хотел сдаваться.

– Я был глупцом, считая, что ты – очередная быстропроходящая забава! Александр ничего не писал о тебе, за пять лет словом не обмолвился про свою тень! Чего ты боишься Гефестион, отказывая мне в честной борьбе за сердце будущего царя?

Наслушавшись достаточно гадостей, я решил действовать самым сильным оружием.

– Идем Протей!

Отделившись от массы дружелюбно болтающих друзей, отвел глупца на берег ручья, из которого мы брали воду утром Наклонившись вместе с ним над прозрачным зеркалом, воды, приказал смотреть. Недаром меня именовали прекрасным, солнеликим, божественным, эпитеты блестящий и обворожительный я выслушивал чуть ли не ежедневно. Вот и сейчас прозрачные струи родника отразили мое лицо с правильными чертами, обрамленное густыми темно-рыжими прядями.

Лик Аполлона, стать Диониса, грация Артемиды,– завистливо шептались обо мне дворцовые слуги.

Желая еще более унизить Протея, не обладающего ни одной из божественных черт, я как бы невзначай хлопнул длинными ресницами. И полетел лицом в тину, сильная рука бывшего друга сгребла за плечо и впечатала в илистый берег. От неожиданности, а скорее от удивления, от осознания – как посмел Протей унизить царского любимца, я растерялся. Послушно вымешивая «прекрасным личиком» черно-желтую глину и приняв пару ударов по ребрам, отскочил, плюясь.

– Ты за это ответишь!

– Кричи Гефестион, зови Александра! Кто ты без него?! Пусть все увидят, какое ничтожество он допустил до своего ложа. Труса и неженку.

«Окончив жизнь, сейчас даже смеюсь над нашими потасовками, но, тогда они казались мне очень важным, решающими и потому, я набросился на Протея. Драка вышла отменная, несмотря на то, что мой противник обучался благородному кулачному бою на Крите, мутузил я его без всяких правил. Как подсказывала моя ненависть и…и осознание правоты твоего молочного брата».

Шумная возня на ручье привлекла всеобщее внимание, нас быстренько растащили. Смеясь, ты принялся смывать с меня грязь, не задавая неудобных вопросов, переводя поединок в шутку.

– И как проверил навыки Протея? Он достоин защищать меня и Македонию?

Лицемерно похохатывая, разговор поддержали остальные, воздавая хвалу боевым приемам обоих противников. И только вечером, когда маленький караван двинулся к Эпиру узким горным ущельем, наклоняясь с седла, ты тихо спросил.

– Ревнуешь?

Отказываться от очевидного не было смысла и коротко вздохнув, я кивнул.

– Ревнуй Гефестион, ревнуй меня сильнее, тогда я буду уверен, что любим тобою!

В темноте попытался поцеловать, и отпрянул, заметив многозначительный взгляд Филоты, как же в тот момент я ненавидел сопровождающих, какие только проклятия не прошептал им.

В город твоего дяди мы въехали ранним утром. Серое небо, чужое, неприветливое, не то что ярко-синее небо Пеллы, дышало осенней промозглой сыростью, в наших рядах больше не слышалось шуток, бодрые разговоры сами собой затихли и только фырканье усталых лошадей нарушало тягостную тишину. Чувствовалось приближение скорой разлуки и потому даже неугомонный Протей на время сдулся, держась немного сзади бросал красноречивые взгляды на твою спину.