Текст книги "Я - твое поражение (СИ)"

Автор книги: Эльфарран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

– Александр! Мой дорогой племянник!

Мужчина с отвислым брюшком, в длинной синей хламиде, встретил нас на пороге высокого крыльца. Бегающие, настороженные глазки ощупали каждого прибывшего, особо ни на ком не задерживаясь. Ставленник Филиппа, уже просчитал какие его ждут последствия покровительства опальным родственникам, но и выгнать нас без веской причины не мог.

– Твоя мать Александр, направляется сюда и будет к вечеру.

– Рассчитывая на ваше гостеприимство дядя, как и я.

Царь благодушно раскрыл объятия, полные губы сами собой сложились в обаятельную улыбку, рыжая короткая бородка приветливо задергалась.

– И клянусь Зевсом, вы его получите! Нам надо только обговорить некоторые детали. Я не рассчитывал на столь многочисленную свиту, племянник, но думаю и им найдётся место в Эпире!

– О нет, – ты поспешил успокоить хитрющего родственника, – мои друзья здесь не задержаться, им нельзя оставлять место службы в столице. Прикажи рабам накормить их и наполнить ванны, дабы они достойно отдохнули после долгого пути. Только мы с Гефестионом и Протеем останемся подольше.

Услышав твою речь, я резко обернулся на соперника и смерил его злобным взглядом. В голове крутилось – когда успел? Кажется и для самого Протея решение молочного брата стало неожиданностью, протиснувшись из задних рядов, он быстро подошел и встал почти вровень с тобой, свысока осмотрел усталых гетайров.

– Александр, – и запнулся, слова благодарности застряли в горле.

Глупец решил будто бы ты даешь ему шанс.

– Дорогой брат, прости, что разлучаю тебя с родными, с дорогой матушкой и братьями, но пусть два искреннее любящих меня человека будут рядом и в дни лишений. Я прав, Гефестион?!

– Лучшего решения не могло и быть! Протей смышлен и кроме того, отличный кулачный боец, я узнал вкус его кулаков на собственных ребрах.

Все остались довольны ответом. Все, кроме меня.

Эпирец, решив с ходу самые насущные проблемы, наконец догадался пригласить ораву продрогших, в сырых плащах гетайров в дом, и крикнул, чтобы подогрели вина. Находясь в купальне, и растирая твои руки с небольшими ладошками, жёсткими от постоянных упражнений с мечом, я осмелился тихо предположить.

– Ты любишь его?

– Протея? Конечно люблю, он мой молочный брат и кроме того, верный друг.

– Он пять лет провел на Крите, как можно быть уверенным в его преданности?

– Филэ, – ты, досадливо вырвав руку, подняв при этом фонтан горячих брызг, удивленно воззрится на меня. – Что за дрянные мысли одолевают тебя? Протей согласился пойти за нами в неизвестность, оторвался от родных, от придворных пиров и развлечений, разве это не доказательство его верности.

– Пожалуй, – не желая спорить, я снова взялся за губку, любовно смывая с тебя грязь, стараясь и себя уверить в бескорыстности порыва бывшего друга.

Ночью мне не спалось, немного возбужденный после “доказательств бурной любви”, ворочаясь на ложе и толкая тебя, то коленом, то локтем, не выдержал. Обернув одно из полотнищ вокруг обнаженных бедер, за последний час исцелованных нещадно, встал, выходя на узкий балкончик. Внизу шумели слуги, привратники. Люди бегали с коптящими факелами, вводя в крохотный внутренний дворик повозки и колесницы. Стоя на уровне второго этажа и наблюдая сверху за суматохой, я приметил роскошные носилки, закрытые со всех сторон плотными желтыми тканями. Женская ручка с тяжелым берилловым браслетом, высунувшаяся из-под полога поманила меня пальцем. Недоумевая, зачем я нужен благородной Олимпиаде, тихо спустился вниз и подойдя, приветствовал ее как македонскую царицу. Твоя мать спросила о времени нашего прибытия и велела пересказать все диалоги происходящие за обеденным столом и в покоях. Как мог я удовлетворил ее любопытство.

– Значит Протей присоединился к Александру? Это хорошо, его дядя черный Клит весьма влиятелен и ходит в любимчиках у одноглазого Антипатра, да покарают боги его и его семя.

Чувствуя, как в очередной раз Олимпиада принижает меня, низводя до роли соглядатая, мило улыбнулся.

– Я полностью согласен с решение наследника.

Ее надменное лицо даже перекосило от негодования.

– Мнения шлюх никто не спрашивал, ублажай моего великого сына и упаси тебя Зевс, лезть в политику: для славных дел ты непомерно глуп, как и все смазливые красавчики.

Утром, за завтраком, Олимпиада даже не смотрела в мою сторону, тихо советовалась с братом и сыном. Не желая растравлять конфликт, я держался в тени. Протей, напротив, был допущенным к высочайшей беседе, чем окончательно испортил мое мнение о нем. Едва дождавшись окончания трапезы, я первым выскочил из залы, чувствуя себя еще более одиноким, чем в начале пути. Слуги, сторонились меня. Не зная, чем себя занять, принялся уныло бродить по заросшей высокой травой оливковой роще, начинавшейся сразу за дворцом.

«Меня одолевали сомнения, это были первые сожаления об избранности пути, пока еще мизерные, но, впоследствии, разросшиеся до чудовищных размеров. Там, в заброшенном эпирском саду, я впервые осознал все ненадежность царского покровительства, то, о чем еще раньше мне толковал Аристотель и так упорно вдалбливала Олимпиада».

Устав, сел, привалившись к необъёмному стволу старого дерева, и закрыл глаза.

Говорили двое, их голоса я бы различил даже с завязанными глазами, но слыша содержание их речей, осмелился выглянуть из ненадежного убежища.

Клит и Протей.

– Первым делом избавь Александра от Гефестиона. Страсть, которую питает будущий царь к Аминтиду мешает ему трезво осмысливать нынешнее положение. Это может быть фатальным, как для самого Александра, так и для страны в целом. Наследник по неопытности слишком полагается на мнение любовника.

– Убить? Разве нельзя иначе? Разве трудно найти Александру красивого мальчика, к которому так же расположится сердце нашего будущего царя.

– Пробовали, дорогой племянник, и не раз. Грек Фелафей, не далее чем три месяца назад, тайно привез знаменитого Гектора, мальчика, о красоте которого говорит вся Аттика. Шестнадцатилетний, он едва вошел в возраст нежной прелести, и был красив, как Ганимед! На пиру, с чашей полной цветов и винограда, он как бы невзначай приблизился к нашему дорогому Александру. Ненавистного Гефестиона царь заблаговременно выслал на два дня, якобы для осмотра нового изобретения несравненного инженера Прокла.

Весь обратившись слух, я сумел сдержать безумный порыв: выйти и ударами кулаков выразить все возмущение, которое поселилось в душе.

– Александр милостиво улыбнулся Гектору и даже провел с ним время…

Стало жарко, невыносимо тягостно и душно, мне одетому в один тонкий греческий хитон, в холодное осеннее утро. Заговорщики не замечали присутствия третьего и потому не стеснялись в выражениях.

– Казалось бы – выход найден! Но, как только вернулся проклятый, Гектора прогнали взашей, не только из спальни царевича, а даже из страны, дабы Гефестион не узнал и не переживал о разрушенной монополии на Александра. Было еще две попытки, на этот раз встречи организовала Олимпиада. Обе закончились провалом. Наследник, будучи с опытной женщиной и с невинной девушкой, там и там, не смог извергнуть семя и это его напугало. Наш врач Филипп предположил, что это происходит из-за его сильной привязанности к одному человеку, всем же в дворце известно – соития с Гефестионом неизменно заканчивались полным подтверждением мужской силы Александра.

– Выходит Гефестион…

– Гефестион должен умереть! Только потеряв его безвозвратно, наш царь сможет побороть наваждение которое принимает за любовь. Спаси Александра, Протей!

Не знаю, что меня поразило сильнее: заговор с целью лишить жизни или подозрение в твоей неверности, но, солнце поднялось над долиной и закатилось за горизонт, а я все сидел под старым деревом и слушал, как шумит склоняясь под холодным ветром сухая трава. Я не думал о смерти, и не хотел твоих оправданий, в такие минуты я размышлял о совершенно посторонних предметах.

– Как бы поскорее выплатить Эсхаку долг. Почему захромал Рыжий? Сколько у меня осталось в Пелле золотых браслетов, а сколько серебряных. Олимпиаде не идет желтый цвет, с чего бы она везде появляется в шафрановой накидке.

Не чувствуя времени, словно став добычей нимфы дриады, обитательницы кряжистой оливы, желал слиться с ее стволом. Нагретая за день кора согрела, о, если бы боги вняли моим молитвам и превратили в дерево, чтобы пахучей смолой я оплакивал раны нанесенные судьбой –дровосеком! Слыша твой голос, ищущий потерянного филэ и крики людей с факелами, прочесывающие сад, хотел только одного, обрасти мелкими кожистыми листочками и цветами, так чтобы никто и никогда не узнал меня.

– Мы едем к иллирийцам!

Сказал утром, так словно собирался на охоту. Не привыкший возражать, я лишь вскинул левую бровь, удивляясь скорости решения.

– К извечные врагам Македонии, царя Филиппа и тебя лично.

– Испугался?

– Недальновидный чурбан! Ты желаешь живьем прыгнуть в воды Стикса?

– А у меня есть план!

Смеясь, ты обнял меня за плечи, целуя в ухо, обдавая горячим дыханием. Надо ли говорить, что, найдя в саду, ты, по обыкновению потащил меня на ложе, не спрашивая, зачем я просидел весь день на земле. Тебя уже тогда не интересовали подробности непонятно откуда взявшейся тоски и плохого настроения филэ. Да ты и сам не желал кое-чем делиться.

Первые измены, первые недоговорки, первые сомнения.

Я промучился бессонницей всю нелегкую ночь, и выглядел на утро не слишком бодро. Ты как всегда по своему, истолковал мою печаль.

– Не злись, моя милая бука! Не навсегда. Кроме того, Протей едет с нами.

– Я этому не удивляюсь.

Задержавшись еще на пару дней у жаждущего нас спровадить дяди, все ради охоты на какую-то знаменитую горную свинью, и убив ее в логове вместе с поросятами, мы, запасшись провизией и одев варварские одежды в виде узких штанов и напротив слишком просторных рубах, втроем направились к границе. Скрыться среди полудиких племён иллирийцев, находящихся в постоянной борьбе друг с другом, возможно и было мудрым решением но, имея всего три меча против тридцати тысяч недружественных клинков… эта мысль не давала мне покоя. Поглядывая на тебя со стороны, я гадал как много ты не договаривал – почему? Берег меня? Или напротив, склонялся к мнению родителей, считавших меня игрушкой для спальни и не более. Протей, казалось напротив лишен всяких сомнений, сидя на широкой спине серой кобылы, вертел головой во все стороны, то и дело обращая твое внимание на еще один странный утес или на еще одно уродливое дерево.

– Гефестион, ты молчишь с самого утра, за всю дорогу не произнес ни слова.

– Кто я такой, чтобы высказывать собственное мнение?

Ты резко осадил Буцефала и развернув коня, подъехал ко мне.

– Объяснись!

Поигрывая поводом Рыжего, я исподлобья посмотрел на тебя, не зная, как докричаться до любимого, сказать, как ты мне важен и как унижает меня измена, и только я набрав воздуха в лёгкие, решил излить свою печаль Протей заорал:

– Иллирийцы.

Молниеносно сбросили ножны, мы готовые дорого продать жизни, сплотились спина к спине. Скакавшая на нас толпа с визгом и улюлюканьем окружила, беря в плотное кольцо, сидящий на рослом пегом жеребце их предводитель скинул закрывавший половину лица шлем. Отрывисто спрашивая: – кто мы и зачем появились в его владениях? Опережая тебя, я заговорил на их языке. Суровые лица вечных воинов смягчились, особенно когда я упомянул в речи имя Крисида, своего друга. В знак подтверждения слов, показал им тот самый бронзовый кинжал, из-за которого в свое время убили Карана. Узнав оружие родича, предводитель вконец уверился в наших добрых намерениях и пригласил разделить с ним стол. Ничего не понимавший, Протей настороженно сжался когда новый знакомый Дакар, внезапно хлопнул его по спине и предложил хлебнуть из бараньего меха. Что ж, мои усилия по завоеванию доверия дикаря, принесли первые плоды, и они оказались сладки как медовые соты горных пчел, которыми нас почивал гостеприимный хозяин.

Дождавшись, пока иллирийцы, нагрузившись вином и медом, станут тяжеловеснее, сев по одну сторону от Дакара и оставив второе место за тобой, осторожно попросил дать нам на время убежище. Иллириец, хитро усмехнувшись, наморщил смуглый лоб, что-то соображая.

– В качестве ответного дара мы поклянемся сражаться на вашей стороне, – прибавил ты и в голосе явственно зазвучал македонский акцент. Дакар не предал этому значения, но сидевшая неподалёку женщина в богатом пурпурном плаще, вдруг посмотрела на тебя долгим взглядом и губы её скривились, точно она вспомнила нечто ужасное. Осторожно отделившись от пиршественных утех, я попытался выяснить кто она такая, и услышал.

– Тивива имя ей, она младшая сестра Крисида и была захвачена в плен при взятии Бурных врат. Убив сопровождающих караван охранником, бежала и нашла приют у родственника Дакара.

Теперь стали понятны и её испуганный внимательный взгляд и то, как быстро она ушла с пира, очевидно чтобы поднять тревогу, а может собрать родичей для кровной мести. Мучимый сомнениями, не заметил как один из дикарей обнял меня.

– Куда направляется, красавчик? Кого ищешь?

– Убери руки или клянусь Гефестом, я их тебе укорочу!

Иллириец громко захохотал, не делая попыток меня отпустить. Напротив, его ладони принялись настойчиво оглаживать мои бедра, недвусмысленно подбираясь к паху. Удар локтем в зубы немного отрезвил наглеца. Вырвавшись, я добавил ещё по животу пару раз и хотел уйти, как валясь на земле и преодолевая боль, он схватил меня за лодыжку.

– Эй, отойди от моего друга!

Протей бросился между нами, отодвинув меня в сторону и несколькими ловкими ударами довел до кульминации назревающую драку. Бросив стонущего иллирийца там же где он напал на меня, Протей, оттер кровь с рассеченной ступни, и упрекнул.

– Где ты ходишь? Александр беспокоится!

Говорить о Тавиве и своих опасения я не стал, поблагодарив Протея за помощь, вернулся в пиршественную залу и сел рядом с тобой. Перехватив руку, крепко сжал.

На ночь нас отвели в узкую комнату без мебели, дали только три одеяла изрядно порченных молью и жутко воняющие плесенью. Протей не преминул и во всех красках расписать, как героически защищал мою честь, чем вызвал твою горячую благодарность, увеличив и без того мою ненависть.

– За Гефестионом следует постоянно приглядывать. Он, как Елена Троянская, сводит с ума всех мужчин.

Этого я вынести уже не смог.

– А ну повторил, что сказал! Я кто по твоему – слабая женщина?

Протей попытался свести обиду в шутку и рассмеялся через силу.

– Ты слишком симпатичный, вот и все, что я хотел сказать.

– Гефестион, прекратить задирать брата, мы устали и всем надо выспаться, ни к чему придираться к словам, иди лучше ко мне под бок.

Закутавшись одеялами мы сблизились телами, согреваясь от близости любимого. Немного повозившись и найдя удобное место, Протей вскорости заснул, а я все тихонько целовал твои закрытые глаза, касаясь губами светлых ресниц и думал о Тавиве.

Где она, что будет завтра, когда все узнают, кто ты?

Из коридора раздались тихие шаги, похожие на шаги ребёнка. Не сомневаясь, кому они принадлежат, выскользнул из дорогих объятий и зажав клинок в ладони, переместился к двери. Женщина могла привести подкрепление, но явилась одна. Рассчитывая на наш крепкий сон. Подсунув тонкое шило в трещину между досок, резко откинула засов на двери. Я стоял прямо за ней, скрываясь в тени. Подняв над головой тускло коптящую масляную лампу, женщинам принялась разглядывать спящих друзей. Готовый в любую минуту обрушиться на неё, я бесшумно следовал сзади. Протей спавший на спине и выводящий громоподобные рулады храпа, был отвергнут сходу. Тавива, поднеся светильник к тебе, через мгновение выпрямилась, ища третьего гостя. Не желая пугать, и переместив кинжал в левую руку, я крепко сжал её запястье, знаками приказывая молчать. Женщина кивнула и покорно пошла за мной.

Очутившись во дворе, я смог разглядеть ее как следует. Если на пиру Тавива показалась мне молодой и довольно красивой, то увидев её ближе, я поразился собственный слепоте. Она была уже в годах.

– Ты спас моего брата? Я видел, как ты запретил одному из солдат бить его. А потом прислал ему хлеба и вина.

– Это так.

– Теперь ты просишь у моего народа пропитания и защиты.

Не понимая, куда она клонит, настороженно озирался боясь чтобы наш разговор не подслушали.

– Хочу знать, жив ли брат, и оказывают ли ему положенные почести? У тебя его кинжал, просто так брат не отдал бы родовое оружие, он мёртв?

– Крисид жив и если я приведу тебе доказательства, ты … не выдашь нас?

– Выдать? Если бы я хотела обвинить вас, то давно бы это сделала. Мне нужна правда. Дакар боится Крисида, ведь он захватил пастбища моего брата и если тот вернутся, не миновать бойни.

– Выходит, у нас есть общие интересы с хозяином. Но зачем ты мне о них рассказала?

Тавива замолчала, раздумывая, а затем обняв за шею, поцеловала в губы.

– Спроси Афродиту, она и только она, виновата в том, что я предала и брата, и родственника.

Остолбенев от признания, я едва мог дышать. Слова о Елене Троянской брошенные в шутку, оказались правдой. Осторожно взяв её ладони в свои, я мягко убрал их с плеч.

– Тавива, я…

Незаметно отводя руку для удара, понимал: эта женщина должна замолчать навеки. Я был готов ударить ее в бок заточенным острием, как вдруг дверь скрипнула и в проеме показалась взъерошенная голова Протея. Видимо, он искал отхожее место и по прихоти мойр вышел прямо на нас. Ничего не поняв, спросонья громко присвистнул.

– Разрази меня Аполлон, наш Гефестион тискает бабу! Ночью, на заднем дворе!

– Замолчи!

Но разве можно было остановить Протея?! Скабрёзно похохатывая, тот принялся строить рожи, знаками показывая мне не смущаться. Зайдя за наваленные дрова и опорожняясь, все приговаривал.

– Ну Гефестион, ну даёт, ну хитрец, и когда только успевает!

Тавива дернула меня к себе.

– Завтра на пиру, не смей отказываться, иначе это будет ваш последний день.

Не оглядываясь, она заспешила прочь. Что тогда меня остановило от убийства Протея, знают только боги. Проклиная все и всех, я быстро вернулся в нашу комнату. Ты спал, и не ведал, какие страсти только что разыгрались во дворе. Сев рядом, я стал смотреть на тебя, ожидая прихода Протея. Тот вскоре появился и прямиком полез ко мне за объяснениями. Чего я только не наслушался! Впервые меня обвиняли в несуществующих чувствах, в предательстве любви, в неблагодарности. Протей не давал даже возможности вставить слово в оправдание.

– Ты унизил Александра, спутался с девкой за его спиной!

– Протей, ты ничего не понял! Да, я встречался с Тавивой, но ради нашего спасения!

– Мял иллирийскую шлюху? Ночью, скрываясь от всех? И где здесь спасение?!

– Она знает, кто мы!

Протей замолчал и недоверчиво протянул.

– Врешь.

– Хотел бы, но это действительно так! Мы должны все рассказать Александру, когда он проснётся.

На том и порешили.

Немного успокоившись, я заполз к тебе под одеяло и прочувствовал, как во сне ты схватил меня, закрывая рукой от всех врагов и напастей.

Утром Протея в нашей комнате не было. Потерпев бока, застывшие от лежания на земляном полу, я поднялся, ищя тебя глазами.

– Александр, ты где?

Никто не ответил. Тогда, на ходу застёгивая одежду, я выскочил в коридор и сразу же столкнулся с тобой. Мокрые волосы и открытая грудь вся в каплях воды подсказали, чем занимался мой любимый совсем недавно.

– А вот и наша соня! С добрым утром Гефестион, сердце моё!

– Александр, мне надо сказать тебе нечто важное!

– И я тебя выслушаю, но не раньше чем ты вымоешь свои заспанные глазки и не уложишь волосы и сделаешь это….

Захваченный врасплох, я даже не успел сообразить, как оказался приподнят над землей, и расцеловал в губы, щеки и нос.

– Мммм, Александр как хорошо!

– Люблю тебя, но только вымытого, и без бороды. Быстро во двор, там Протей ещё плещется как рыба в фонтане.

Мягко развернул и подтолкнув ладонью под зад, придал ускорения.

Дакар показался мне не таким радушным, как вчера. Вполне возможно, что не одна Тавива опознала нас. Потому, готовясь к непростому разговору, я потрогал припрятанный под хитоном кинжал. Слуги подали на стол местный хмельной напиток, чем-то напоминающий наше пиво, и холодную дичь с ледника. Ты ел, не задумываясь, отчего мы с Протеем встревоженно переглядываемся. Хозяин, согласно законам гостеприимства отдавал нам лучшие куски.

– Чужестранец ты два дня с нами, но так и не назвал своего имени, – обратился он к тебе и мы против воли поддались вперёд, готовые в любой момент вскочить, опрокинув столы и дорого продать жизнь.

– Александр. Мои друзья Протей и Гефестион. Мы македонцы.

Ты сказал это совершенно спокойно, словно знакомился с обычным землепашцем или рыбаком.

– Мне говорили, что сын Филиппа человек чести, но чтобы он был глупцом, это я узнал только сейчас. Возможно твои друзья – титаны или заколдованные кекропы, раз ты осмеливается прийти безоружный ко мне.

Отодвинув блюдо с куропатками, и вытерев жирные пальцы о положенные на край стола салфетку, ты серьезно взглянул на иллирийца.

– Ты прав. И все же, мне есть, что предложить тебе в обмен на крышу и одеяло. Союз между нашими государствами.

– Союз?!

Дакар оперся локтями о стол и пристально посмотрел в твои глаза. Ты выдержал его взгляд, медленно повторил.

– Союз и чётко обозначенные границы.

Подошедший к иллирийцу один из военачальников, прошептал нечто на ухо, Дакар усмехнулся в густую бороду и так тихо его о чем то попросил.

– И это мне говорит человек, изгнанный собственным отцом, бежавший от него, подобно трусу?! Он предлагает мне условия, не имея на них ни малейшего права!

Я ждал гневной отповеди, или хотя бы достойного любого оскорблённого македонцами громкого возгласа. Но ты, не шелохнувшись, продолжал сидеть, вперив в дикаря спокойный взгляд.

– В последний раз, я даю тебе возможность, не только жить в мире с Македонией, но и завоевать все близлежащие земли. Соглашаясь стать твоим заложником, я научу иллирийцев тактике боя и кто знает, может именно из твоих земель образуется новое сильное государство.

Лицо Протея покрылось красными и белыми пятнами, он сжимал под столом руки в кулаки и едва заметно трясся. Наверное, я был не в лучшем виде, и потому, найдя мою руку, ты схватил её и сильно сжал. Дакар молчал. Вряд ли он обдумывал твои слова, скорее собирался подороже продать уже принятое решение.

– У меня есть дочь пятнадцати лет. Возьми её в жены и стань мне родственником, тогда я соглашусь на предлагаемый союз.

За столом установилось молчание, наш немой диалог в виде сжатых пальцев, соединённых до белоты под ногтями, сказал все за себя.

– Согласен, но моим друзьям должна быть обеспечена свобода и защита от посягательств.

Дакар рассмеялся, хлопнув по столов ладонью, крикнул.

– Слышь, Тавива, не видать тебе Гефестиона! Я не успел его поставить в условие!

Понимая быстроту твоего решения как желание единственно защитить меня, едва сдержался.

– Александр…

– После поговорим!

И улыбнувшись, словно и не было напряжения последних минут принялся грызть крылышки куропатки. Мне же вся еда иллирийцев показалась отравой. Ревность с новой силой вспыхнула, заглушая голод и жажду. Мысль о том, что ты поведешь в спальню какую-то девчонку и возляжешь с ней на ложе, не помещалась в больной голове. Я знал этот момент придёт и ждал его со страхом обречённого, но чтобы так быстро…

– Эй, Гефестион, да на тебе лица нет!

Протей попытался завязать разговор, я же не слышал бодрые призывы, сидел уставившись в тёмный сучок на ровной столешнице, не осознавая ни времени, ни места..

– Филэ?!

– Я не могу, пожалуйста, мне надо уйти!

Не дожидаясь разрешения, я выскочил из-за стола во двор. В памяти воскрес недавний подслушанный разговор, имя Гектор. Будь рядом Аристофан, он бы с ходу сочинил сатирическую мизансцену о том, как славный Ахиллес изменил своему Патроклу с троянцем Гектором и все бы надрывая животы, хохотали над незадачливый любовником.

– А чего ты хотел? – Подсказывал разум. – Свадьбы? С тобой? Ты дочь царя или его племянница? Нет? Ну тогда будь доволен вторыми ролями, местом, на которое тебя поставит царь, и никому нет дела до чувств. Если это не подходит, то пока не погряз в трясине зависимости, ты должен вырваться из неё, с мясом оторвать от себя любовь к Александру.

Заметив проходящую по двору Тавиву, подозвал её.

– Ты ещё хочешь меня в мужья?

Женщина серьёзно посмотрела мне в глаза и кивнула.

– Тогда решено, идём к Дакару. Клянусь, я постараюсь полюбить тебя, буду защищать и заботиться.

Не давая ей, а особенно себе времени на раздумье, потащил невесту в дом правителя

В тот же день сыграли две свадьбы. Мы не перекинулись и парой слов, когда схватив руки будущих жен, вывели их к народу. Моя память не сохранила имени твоей первой жены, впрочем, мне оно было не важно; маленькая, значительно меньше и худее Тавивы, бывшей на добрый десяток лет старше, своего девятнадцатилетнего мужа-македонца, та девочка запомнилась мне детской доверчивостью. Простодушно и сердечно расцеловав меня в обе щеки и поздравив с браком. Издёрганный фуриями ревности, я машинально погладил её по щеке, думая о предстоящей ночи. На пиру мы сидели на противоположных концах стола, ни разу не встретившись даже взглядом.

Протей, обалдевший от стольких событий, произошедших за один день, не знал радоваться им или напротив, опасаться. Перед тем как удалиться в выделенный каждому из нас покои, он нашёл меня и схватив за руку, отволок в сторону.

– Гефестион, что же теперь будет?

– Задай этот вопрос Александру, ты ведь за ним побежал к иллирийцами.

– Ты отказался от его любви? Вот так, даже не подумав?

Мне хотелось проорать – предатель, я знаю, ты послан убить меня! Смотри, теперь твоя месть потеряла смысл! Упрекнуть или съязвить: – дерзай друг, место освободилось! Раздумывая. с чего бы начать, я был захвачен на месте преступления. Твёрдой рукой, за шиворот. Отволочён в дальний угол и избит. Сдерживаясь весь день, ты дал выход ярости, обрушивались с кулаками на своего теперь бывшего филэ!

– Глупец! – Рычал ты сквозь зубы, – я себя продал ради вас, и как ты ответил на мою жертву!

Стирая кровь с разбитых губ, я злобно выкрикнул в ответ.

– Я лишь последовал твоему примеру! Не смей отказывать мне в счастье, не смей запрещать быть любимым!

– Это я люблю тебя! И моей любви тебе достаточно!

– Любишь? И при этом спишь с Гектором? Таскаешь в спальню продажных девок, подобранных мамочкой? Женишься? Все это ты делаешь любя меня?

Удары стихли, мы стояли друг напротив друга и тяжело дышали. Потом ты заговорил.

– Гефестион, ты сделал мне очень больно. Ни один враг, стрелой или копьем не смог бы нанести такой страшной раны!

– Ты первый согласился на брак, что мне оставалось делать?

– Верить мне, филэ! Понимать! Где твоя любовь? Я не чувствую её, Гефестион!

Нашу перепалку прервали, Дакар, пьяный и довольный собой донельзя, пошатываясь, вел наших жен, улыбаясь самой отвратительной улыбкой, которую я когда-либо видел.

– Пора.

Тихо пробормотал я, перехватив руку Тавивы, отвернулся от тебя, поспешно уводя её в спальню. Знал, мой жест сейчас разбивал тебе сердце, но принадлежало ли оно когда-нибудь мне? И если на этот вопрос я ещё вчера мог сказать нечто утвердительное, то сейчас, уверенность исчезла.

Сразу за дверью, отпустил руку женщины, я сел на кровать и спрятал избитое лицо в ладонях. Совершенно не зная, как поступить дальше. Жена, немного постояв, примостилась рядом, осторожно опустила ладони на мои плечи.

– Гефестион, ты спас меня. Только выслушай до конца и не смейся. В день взятия Бурных Врат я хотела, по примеру наших женщин, лишить себя жизни, чтобы не подвергнуться насилию солдат, но когда кинжал уже был готов вонзиться в грудь, я увидела тебя. Ты ехал на рыжей лошади рядом с македонским наместником. Я загляделась на тебя и упустила момент. Меня пленили, наложили оковы. О, если бы ты только раз посмотрел в мою сторону, и тогда бы смерть стала сладостным забвением, но ты смотрел только на Александра, смеялся над его шутками и наклоняясь к уху, что-то шептал, вызывая на его лице улыбку. Как я страдала, перенося тяготы плена, насилие и унижение, знала только Великая матерь, и жила, ради одного – встречи с тобой. Молилась, Кибела…

– Кибела? Ты сказала Кибела?

– Да. Ведь я её жрица!

Сбросив руки жены с плеч, я встал и отошёл к стене. Как же быстро меня настигла её месть! Не прошло и двух лет, а наша любовь разбилась о твои измены и мою гордость.

– Я могу раздеть тебя, мой господин?

– Не прикасайся ко мне! Никогда!

С головой рухнул в подушки, я пролежал так, не шевелясь всю ночь, упиваясь собственным горем.

Спустя день ты во главе небольшого отряда уехал в один из набегов, не прощаясь и даже не сказав мне ни единого слова. Сел на Буцефала, взяв с места в галоп, свои примером, поднимая отряд в резвую скачку. Я стоял неподалеку, безмолвно глядя на тебя. Сзади подошёл Дакар, спросил, доволен ли я женой, нет ли у меня иных желаний. Я ответил, что хочу быть полезным, но, не как муж, а как воин.

– Похвально, именно так мне и заявил Александр, вы вообще с ним очень похожи! И у меня есть для тебя дело.

Зима в горах наступает внезапно, и начинается с колючего обдающего колючим холодом Борея, приносящего обильный снег. Выйдя из дома, я засмотрелся на выпавший за ночь белый покров. Кутаясь в тёплую накидку, разглядел чёрные точки: всадников, быстро двигающихся по ущелью. Не желая поднимать тревогу, дождался, пока отряд стал в видимой досягаемости и с вздохом облегчении, узнал в скачущем впереди всаднике, в иллирийских доспехах, тебя, на чёрном жеребце.

Александр!

Два лунных месяца в разлуке немного сгладили мою обиду, глядя как ты торопишься в наше временное жилище с награбленной добычей, почувствовал, как привычно прогибаются колени, а глаза против воли сыреют от слез. Прислоняясь плечом к косяку двери, не мог двинуться, хотя и сам только два дня назад вернулся из набега, и с не меньшей славой. Сейчас же стоял, и ревел как девчонка. Сбоку скакал Протей с перевязанным плечом, заметив меня, указал рукой. Ты вздрогнул и резко натянул поводья поднимая Буцефала на дыбы. Мимо промчатся твой отряд, радостными воплями приветствуя родной дом, а мы стояли и смотрели, и ничего не могли с собой поделать. Из дома вышла Тавива, насильно увела меня вовнутрь. Сев к жарко пылающему очагу, я мог только догадываться, куда пошёл ты, к Дакару или к жене, и был ошарашен, когда, выйдя через час чтобы набрать поленьев, увидел, что ты не двинулся с места так и сидел на Буцефале, не сделавшим ни одного шага вперёд.

Уронив вязанку дров, я двинулся к тебе. Меня вела Афродита, безжалостная в насмешках над смертными. По снегу, утопая в холодном крошеве почти по щиколотку, я шёл к тебе и разверзнись у меня под ногами пропасть, я бы не заметил препятствия, потому что мои глаза были прикованы только к одному человеку на свете. Как во сне, ты перенес ногу через шею коня и соскользнул вниз. Время – Кронос становилось. Мы слишком медленно шли навстречу, едва продвигались, когда хотелось бежать со всех ног. Первыми встретились кончики наших пальцев. Притронувшись, они словно передали раскаленный импульс всем остальным членам и силы, на последний рывок. Уткнувшись лицом тебе в плечо, я прижал ладони к родной груди, словно спрятался от мира, чувствуя, как и ты обнимаешь меня, поглаживая по спине и бормочешь моё имя.