Текст книги "Кармелита. Наследники: игры на вылет (СИ)"

Автор книги: Чудинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)

Голадовникова неслась по коридору, сталкиваясь с работниками и даже не извиняясь. Приходилось извиняться Миро. Он никогда не чувствовал себя более глупо, чем сейчас. Вот будет смешно, если девчонка и правда в гостях! Люцита в очередной раз налетела на кого-то и побежала дальше.

– Простите! – Миро шагал за ней, оглядываясь по сторонам – перепланировка была некстати. Нужный кабинет следователя найти было почти нереально. Свернув на второй этаж, Миро заметил в холле знакомого. Благодаря Куликову у Милехина появились связи.

– Миро! – полицейский пожал цыгану руку. – Какими судьбами?

– Да ты понимаешь…

– Может, скорую вам сначала?! – женщина-следователь пыталась посадить на стул огромного негра, задыхающегося и машущего руками.

– Кто это? – спросил Миро, подходя ближе.

– Да вот – инцидент у нас! Какой-то умник человека пытался грохнуть! В багажнике держал двое суток и грабанул ещё!

– Что? – Милехин встрепенулся. – Где? В каком багажнике?! Кто?!

– Да недалеко от вашего табора! – мент достал протокол. – Вот, говорит, что цыгана подвозил, а он его… ты ничего об этом не знаешь?

Миро снова стало жутко. Эти выходки… теперь ещё и негр, запертый в машине, цыган, подвозивший его… это мог быть… Кто?!

– Нет, я не знаю! – выпалил Миро. – Нет! Наши не замешаны, я уверен!

– Миро! – Люцита в панике бегала по этажу, дергаясь во все двери.

Сергей Кудряшов с горячим кофейником вышел из одной и сразу ощутил обжигающий эффект жидкости. Кофейник перевернулся, окатив майора с ног до головы.

– Э! Гражданочка! – тут он замер, увидев Люциту.

– Где Куликов?! Отвечай! Где моя дочь?!

– Что? Дак они же…

– Что они, я тебя спрашиваю!!! – Люцита забыла, где находится. – Немедленно верните Рубину! Домой! Живо!!!

– Люцита, отпусти его! – Миро мягко взял руки женщины в свои. – Спокойно! Он сейчас всё расскажет…

Слушая какой-то совсем неправдоподобный рассказ Кудряшова, Люцита поймала себя на мысли, что убила бы Куликова. Зачем он Рубине потакал?! Зачем увез черт знает куда?! Голадовникова знала, что Павел зависим от женщин. Он мог только соглашаться и прогибаться! И этот человек работал в полиции?!

Люцита двадцать лет жалела Куликова и жалела себя. Сразу после смерти Богдана она оказалась у пропасти одиночества, которого всегда боялась. Именно жалость и убивает всякую любовь. А в любви к Паше женщина и вовсе не была уверена.

Помнишь, падал первый белый снег,

И небо было низкое и хмурое,

Что даже самый близкий человек

Казался лишь размытою фигурою…

Мы разошлись, как в море корабли

Расходятся в тумане, маяком маня,

Не надо больше мне такой любви –

Не обижай меня! Не обижай меня!

Зимой, когда Рубине должен был исполниться годик, Люцита побывала на могиле Богдана. Она не могла приходить так часто, как ей хотелось, потому что за ребенком следить было некому – Павел гонялся за орденами после поимки Лексы, у матери были свои хлопоты с двумя, а другие цыгане просто не хотели помогать ей, зная, что она запросто ушла к гаджо. Именно в тот день, Голадовникова поняла, что Рыч никогда её не отпустит. Хоть он в снах и уверял её, что всё должно быть так, но цыганка чувствовал его присутствие даже после стольких дней. Его фотографии были убраны, но Люцита всё равно смотрела на них, когда Куликова не было дома.

Зеленая-зеленая вода –

От наших слез она совсем соленая,

И это был четверг, а не среда,

Среда, ты знаешь, вечно обделенная!

Мы разошлись, как в море корабли

Расходятся в тумане, маяком маня,

Не надо больше мне такой любви –

Не обижай меня! Не обижай меня!*

Люцита редко считала себя виноватой, но этот случай будто показал ей картинку с обратной стороны. Она понимала, что у дочери есть причины злиться. Рубина не относилась к тем детишкам, которые принимают всё как есть. Даже будучи маленькой, девчонка точно знала, чего хочет от жизни. Это, конечно, хорошо, но эта её излишняя самоуверенность могла и не кончится благополучно. Хоть в одном мать была спокойна – если Рубина и правда уехала с Куликовым, то её жизни ничего не угрожает. Угрозы посыпались бы на Куликова. Люцита звонила напролом – её абсолютно не волновало, занят мужчина или нет. В конце концов, он же на отдыхе! Что, сложно трубку поднять?!

– Я, пожалуй, пойду. – Кудряшов собирался исчезнуть по-тихому, но ничего не вышло. Это была бы не Люцита, если бы позволила ему уйти.

– Ты никуда не пойдешь! – Голадовникова пригвоздила полицейского одним взглядом к месту. – Вы сговорились, я понять не могу?! Что вы там мутите с Куликовым?! Куда конкретно они уехали?

– В санаторий. – Сергей поправил фуражку. – Я же говорил.

– Одни?

– Да, конечно.

– Серьезно?! – Люцита была уверена, что есть подвох. Не зря Рубина так защищала их отношения с этим чертовым парнем. – Может, там ещё кто-то есть?!

– Вы о чем?

– Вы с Куликовым что, сводничеством занялись под пенсию?!

Миро и Кудряшов переглянулись.

– Если Паша хочет неприятностей, то они ему гарантированы! Понял?! Я все равно всё узнаю! И если он позволил этому хлыщу быть с моей дочерью – вам всем будет плохо!

Люцита резко развернулась в противоположную сторону, бросив быстрый злой взгляд на Миро, который вообще был ни причем, и удалилась, стуча каблуками по кафелю.

Комментарий к Глава 7. * Валерия – “Не обижай меня”

====== Глава 8. ======

СОЧИ.

Долгое время будучи шувани, причем не самой праведной, Роза знала, что у неё будет только один шанс вызвать дух Лексы для приватной беседы. Оттуда можно и не вернуться, если разговор мертвого с живым затянется. Роза была уверена, что её брат сможет объяснить загадочные видения Льва.

Сразу за монастырем находилась пустошь. Место, где когда-то было кладбище (но его снесли, сославшись на то, что святое место не может быть осквернено), сейчас являло собой голую поляну, где изредка жгли мусор нерадивые дворники. Роза пришла не просто так – только здесь, в такой энергетике она могла сосредоточиться.

Саппоро тонко разбиралась в секретах удачного колдовства. Она взяла с собой только спички и две личные вещи: одну Лексы, а вторую – Льва. В общении с духами важно помнить, что вопрос, на который нужен ответ, должен стоять четко. Чем понятнее и однозначнее вопрос, тем больше вероятность того, что умерший ответит.

Перед тем, как отправиться в опасное путешествие в загробное царство, Роза приняла настойку, сваренную впопыхах незадолго до последней дневной молитвы. Цыганка понимала, насколько богохульно выглядит её поведение, но впутавшись в череду событий, которые затянули в замкнутый круг, она знала, что вырваться сможет лишь тогда, когда будет знать правду.

Саппоро сняла с себя крестик – не хотела, чтоб Лексу что-то отпугнуло. Да, это покажется странным, но если уж она собралась вызывать мертвого, на Бога надеяться не стоило. Роза сделала это ещё и потому, что знала об отношении брата к Всевышнему. У них никак не устанавливался контакт, впрочем, Лекса и сам слишком ушел в неверие и начал вести аморальную жизнь.

Он отрекся от Бога, когда ему было чуть больше тридцати. После смерти жены Бахти. Только Роза была в курсе всей той заварушки, из-за которой её брата изгнали в первый раз – ни за что! Цыганка дала обещание никому не рассказывать о том, что Бахти просто подставил Лексу. А ведь они были неплохими друзьями! Грош цена оказалась той дружбе: завистливый Соболев испугался, что его грехи вскроются, и спихнул всё на Саппоро, репутация которого оставляла желать лучшего…

Когда сносили последние могилы, то в земле были оставлены котлованы – туда набиралась дождевая вода, образуя небольшие, но от этого не менее опасные канавы. Роза шла осторожно, поднимая подол юбки, который всё равно был грязным. Синие шапки гор, расположившихся вдали, и густые леса привлекали немало туристов, но властям пришлось отпугнуть людей. Как бы ни было, но устраивать здесь шашлыки всё равно было одним из излюбленных занятий, особенно у бесстрашных подростков. Цыганка увидела несколько бутылок из-под пива и пачки чипсов, лежавшие горкой возле поваленного грозой дерева. Она зашла слишком далеко – монастырь еле виднелся.

Саппоро выбрала место. Ближе к лесу – дальше от пустоши. Всё же ходить по костям людей и колдовать там – больший грех. Развести костер – что может быть проще? Хотя, в дикой местности костры могут сыграть злую шутку с поджигателями. Сколько человеческих жизней уносят пожары? Сотни и даже тысячи. Роза не относилась к тем, кто не уважал лес. Саппоро выросла практически на лоне природы – она знала, что стихия не признает небрежности.

Женщина долгое время думала о Лексе. Она страдала от того, что брат так рано умер. На фоне долгожителей, которым под сто лет, умереть в семьдесят – несправедливость! Она страдала ещё больше, когда думала о том, что во время его кончины её не было рядом! Они были неразлучны всю жизнь, как стручок и горошинка. Роза была старшей и она обещала матери, что будет беречь брата и уж точно не позволит ему скатиться в преступники… Знала ли Роза тогда, что это невыполнимое обещание?

В тени деревьев солнце почти не пекло. Да и вообще стало прохладно. Роза почувствовала мурашки на спине, резко обернулась – только колыхание ветра. Маленький костерчик то и дело грозился погаснуть – нужно было начинать. На ветку, находящуюся недалеко от земли, прилетела ворона. Она громко закаркала, глядя прямо на Розу. Мощный клюв птицы напоминал стальное лезвие – изогнутое и блестящее. Следом прилетела ещё ворона, затем ещё, и ещё… Птицы окружили цыганку. Они сидели буквально на каждой ветке и угрожающе взмахивали крыльями. Это был знак. Знак того, что кто-то предостерегает её – не стоит затевать подобное.

Резкий порыв ветра затушил костер. Стало темно. Небо затянули черные низкие облака. Роза быстро сориентировалась – она произнесла какие-то заклинания, запомнить которые мог бы только пациент психбольницы, схватила нож, принадлежавший Саппоро, и сделала маленький надрез на своем запястье. Как только кровь коснулась металла, хлынул дождь. Капли ударялись о землю с силой и шумом. Небо изливало весь свой гнев пару минут, но и этого хватило, чтобы по почве, усыпанной еловыми иглами, потекли целые реки…

– Лекса! – Роза старалась перекричать дождь. – Лекса!!!

Цыганка стояла на месте – она знала, что отходить уже нельзя. Контакт с потусторонним миром был установлен. Послышался хруст ветвей – под тяжестью воды они обламывались.

Один, когда стоишь на грани

И мир, как будто на вулкане,

И капают слезы, и цветы принимают

Усталые позы, будто всё понимают –

Как это серьезно, всё, что есть между нами,

Но слишком поздно – цунами!!!

Цунами!!! Между нами – цунами,

Между жизнью и домами – цунами,

Между нами – цунами!!!

Снова налетел резкий порыв ветра, полностью лишающий сил видеть хоть что-нибудь. Огромные сосны гнулись, словно тоненькие побеги. Ураган усиливался – напряжение нарастало.

– Лекса!!! – при крике Роза чуть не сорвала голос. Ответа не последовало.

Он и при жизни часто не слышал её – просто не воспринимал. Саппоро всеми силами пыталась вразумить брата. Она даже подумывала над тем, чтобы провести запрещенный обряд, изгоняющий дьявола, но потом одумалась. Губить собственного брата? Нет. Пусть уж останется таким, каким его создала природа. Роза не верила в то, что человек добровольно становится одержимым. Природа закладывает предрасположенность к сумасшествию при рождении, затем уже жизненные обстоятельства влияют на развитие болезни. У некоторых людей такой ген может спать годами, а потом в один прекрасный (или ужасный) момент вырывается…

Давно ты поменял свой номер,

Но всё равно меня не понял.

Больно ударил – задел по живому,

Зачем-то подарил меня кому-то другому:

Глупо бросилась в небо – там, где ты ещё не был,

Но и за облаками – цунами!!!

Как это серьезно, всё, что есть между нами,

Но слишком поздно – цунами!!!

Цунами!!! Между нами – цунами,

Между жизнью и домами – цунами,

Между нами – цунами! Цунами!!!

Один, когда стоишь на грани,

И мир, как будто на вулкане,

Трудно увидеть то, что не сразу –

Грустные нотки сложены в пазллы,

Многое было, помнишь, между нами,

Но поздно – цунами!!!*

Роза продолжала держать в руке нож и вдруг в отблеске лезвия она увидела… его – Лексу. Он стоял за спиной, словно живой. Цыганка резко обернулась. Лекса, помолодевший на несколько лет, смотрел на неё, не моргая. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций – только так можно было понять, что он – труп. Хотя, трупы так прекрасно не выглядят. Саппоро был таким, каким его помнят немногие. Заостренные черты лица и вьющиеся длинные волосы…

– Лекса… ты… – Роза волновалась. Её переполняли эмоции, но она не должна была забывать, что чем дольше находится так близко к умершему, тем слабее становится. – Я звала тебя для того, чтобы…

Глубокие, некогда серо-зеленые, глаза Саппоро теперь стали стеклянными. Могло показаться, что из них ушла боль, которая мучила цыгана при жизни, но Роза знала, что его боль невозможно отмолить самыми истовыми молитвами. Таков его рок. Он даже мертвым будет чувствовать боль, которую когда-то причинял живым. Его тонкие губы чуть шевельнулись:

– Ты не услышишь ничего того, что может тебя обрадовать, Роза!

– Твоя душа до сих пор не знает покоя, брат. Это не радует, ты прав.

– Но ты звала меня не за этим! – духи, как ни странно, знают всё о живых. – Ты хотела спросить меня – так спроси! Спроси прямо!!!

У Розы всё внутри похолодело. Лекса после смерти действительно наводил ужас гораздо больший, чем при жизни...

– Зачем ты мучаешь Льва?! – женщина поняла, что галлюцинации у парня вызваны не внешними факторами, а именно вмешательством потусторонних сил. Вмешательством Лексы. – Чего ты от него хочешь?!

– Хочу, но не от него!

– А от кого? – Саппоро чувствовала, что слабеет. Разговор нужно было завершать.

– Некоторые грехи, Роза, можно искупить, только принеся в жертву сына…

Он сказал «сына»?! Сына?! Лев – сын Лексы, а не Лачо! Это подтвердилось! Сейчас! И здесь!

– Тебе по-прежнему нужна Хитана?

– Именно…

– Что не дает тебе покоя? – Роза еле выговорила эти слова.

– Пусть она сама тебе расскажет, что сделала!!!

– Но ты собираешься забрать Лёву к себе! Остановись! Он же ничего не знает! Не губи его, Лекса!!!

– Он не нужен на этой земле – я найду ему место у себя…

– Что?! Нет! Лекса!

Ответа не последовало – дождь совсем прошел и тучи стали рассеиваться. Связь почти оборвалась, но цыганский барон успел кивнуть на вещь, лежащую на земле, прежде чем исчезнуть в туманной холодной дымке. Он подал знак.

Роза обессилено опустилась на лесную мокрую подстилку. Кровь на её запястье почти не текла и начала подсыхать. Вещь, на которую указал брат, оказалась ремнем. Ремнем, который носил Лев. Роза взяла именно его, так как ничего другого впопыхах найти просто не смогла. Да, она успела сходить в дом к своему семейству. Надо признать, что цыганка скучала по табору, но не показывалась там уже несколько лет…

КОВАЛЬСК.

– Это ты сделал?! – Кармелита растрясла спящего сына. – Отвечай! Зачем?!

– Мам? – Николай открыл один глаз. – Ты что вообще? Будишь ни свет ни заря!

– Молчать! – Милехина уже вышла из себя. – Это ты наклеил плакаты?! Вот теперь иди и снимай!!! Все, до единого!!!

Парень лениво потянулся. После бессонной ночи вставать хотелось меньше всего.

– Я одного не понимаю: как можно подставлять родного отца?! Ты хоть знаешь, что сейчас весь табор любуется твоими художествами?! Да, он выгнал тебя с конюшни, но ты же должен понимать, что это для блага!

– Что? – усмехнулся цыган. – Для блага?! Да ты хоть знаешь, что теперь мне в лицо говорят?! Да надо мной смеются! А следовало бы посмеяться над папочкой!

– Коля! – Кармелита знала, что её сын привык к тому, что все считают его особенным. Она не чувствовала в этом своей вины, а напрасно. – Не смей обсуждать отца! Он знает, что делает!

– Ах, конечно! – парень вскочил. – Он же у нас институт закончил с красным дипломом! Просто надежда человечества!

Кармелита не считала, что Миро неправ. Наоборот – после того, как их двадцать лет назад кинул Жданов, женщина стала гораздо более послушной. Она старалась не спорить с мужем, если конечно, он не заходил слишком далеко, как в случае с сыном.

– Ты расклеил плакаты?!

– Да не клеил я ничего!!! – сорвался Николай, чувствуя, что ещё немного и нахамит матери, чего ему делать не хотелось.

– Хорошо, тогда кто?

– Ну если вглядеться в этот фоторобот, то – Банго! – Миро вошел в спальню бесшумно. Николай вздрогнул, увидев его.

Кармелита открыла рот в изумлении. В руках супруг держал черно-белую копию фото самого отвратительного из цыган.

– Кармелита, нам надо поговорить. – Миро сурово посмотрел на сына и повернулся к жене. – Наедине…

Милехин перестал доверять сыну. В определенный момент это случается чуть ли не с каждым родителем, но у Миро были свои причины: во-первых, разговор с Бейбутом, во-вторых, сведения о том, что переговоры с Бероевым вел именно Николай.

– Решили шептаться за моей спиной? – Коля усмехнулся, напустив на себя великую важность. – Давайте-ка, кое-что выясним, родители. Если вы оба считаете, что это моих рук дело, то…

– Я разве что-то сказал? – металл в голосе Миро был не таким уж частым, но порой собеседник боялся дискутировать дальше. – Я разве к тебе обратился?!

Николай злобно посмотрел на отца, затем на мать. Кармелита меньше всего хотела ссоры, но уже поняла, что её не избежать. И когда они стали совсем чужими?

– А что такое? – парень хотел вывести вожака из себя. – Ты теперь со мной общаться брезгуешь, да?

– Замолчи! – Милехин изо всех сил держал себя в руках. – Лучше уйди пока я не показал тебе, что делают отцы в случаях, когда сыновья отказываются их понимать!

– Что, розгами хлещут? – Николай намеренно добивался скандала.

– Стоп! – Кармелита выставила руки вперед и удерживала Миро, готового броситься. – Хватит собачиться! Сейчас нужно думать, где притаился Банго! Его надо срочно найти и вышвырнуть с наших земель!

– Я даже знаю, кто нам в этом поможет! – у Миро от негодования заходили желваки. – Тот, кто видел его здесь совсем недавно!

– На меня намекаешь, папуля? – издевательски усмехнулся Николай. – Так я вашего Банго и знать не знаю! Подумаешь, какой-то мужик здесь заблудился! Я ему просто дорогу показал!

Кармелита и Миро резко уставились на сына – он проболтался.

– Что?!

– Эй! – Коля и сам понял, что сморозил глупость. Глупость, которая могла стоить ему всех планов. – А где сказано, что цыган не может помочь цыгану? Приезжих полно – мало ли, кто сюда наведался?

– Куда?! – Миро уже не сдерживался.

– Что, «куда»? – не понял отпрыск.

– Куда дорогу показывал?!

– К шатру Джуры…

СОЧИ.

Самый большой, разумеется, после Диснейленда, парк аттракционов работал по двадцать часов в сутки без обеда и выходных. Народ – дети и родители, пенсионеры и студенты, и даже бизнесмены – каждый день образовывал огромные очереди. Разве есть у развлечений возраст? Нет.

– Никогда бы не подумала, что ты увлекаешься гоночной ездой. – Кира в очередной раз удивилась.

– Почему это? – Даня остановился перед огромными фигурными воротами со светящейся надписью: «CRAZY TOWN». – У меня разносторонние интересы. О, как мы удачно! Картинг работает!

– Что? – Кира пыталась вспомнить, где она слышала это слово. Точно. Бывало, что она с одноклассниками пару раз приходила в ездовой клуб. А картинг – это аттракцион на машинках, ездящих по специальной трассе, усыпанной песком. – Даня, погоди, ты же не собираешься…

– Конечно, собираюсь, – подмигнул блондин. – Зачем мы вообще сюда тогда пришли?

Студенты двинулись по узкой тропинке к кассе. Толстоватый и явно уставший от посетителей мужик в маленькой будке выдавил из себя что-то вроде «Здрастьте!», а затем спросил, сколько билетов нужно.

– Два на одну машину. Девушка со мной, – добавил Даня, увидев, как иронично смотрит на Киру продавец. – Надеюсь, это не противоречит правилам безопасности?

– Нет, но… Слабонервных мы на трассу не пускаем.

– Да, я в курсе. – Жданов взял билеты. – Спасибо.

– Дань, а что он имел в виду, когда сказал, что слабонервных не пускают? – Кира старалась не показывать, как она боится. Даня тем временем надел шлем на себя и принялся за девушку.

– Да ты не волнуйся. Просто он хотел сказать, что люди с больной фантазией или с психическими отклонениями… Короче, это неважно! Во-первых, ты будешь со мной, а во-вторых, это же не американские горки! – парень ласково улыбнулся, стараясь приободрить Милехину, и защелкнул на её подбородке ремешок полагающегося всем участникам заезда шлема.

Вещи были оставлены в специальной камере. Кира всюду следовала за Даней – след в след. Она боялась.

– А ничего, что она такая маленькая? – Кира кивнула на машинку красного цвета на больших шипованных колесах. – Мы разве поместимся?

– Легко! – Даня уселся спереди и протянул девушке руку, помогая влезть. – Если хочешь, могу дать порулить…

– Нет, – сразу сказала Кира. – Нет. Ни за что.

Её несколько смущало положение – она сидела хоть и сзади, но раздвинутые ноги, которыми она практически обвивала бедра Жданова наталкивали на мысль… Милехина резко покраснела. Она даже не знала, сможет ли теперь положить руки ему на плечи. Всё-таки, кабинка машины не была приспособлена для двоих. Тесно. Слишком.

Радовало то, что обзор ужасно извилистой и пыльной трассы заслонила надежная спина Даниила. Подошел администратор, проверяющий крепления колес и прочность ремней безопасности. За один заезд пускали сразу семь машин. Это довольно рискованно, ведь кто-то ездит быстро, а кто-то медленно. Возникает угроза столкновения.

– А несчастные случаи бывали?

– Здесь? – Даня посмотрел вокруг. – Думаю, что нет.

– Просто немного волнуюсь…

– И вообще, с аттракционами нужно быть вежливым, тогда и они отплатят положительными эмоциями. Это как садиться в самолет и обязательно думать, что долетишь. Мысли материальны!

Кира очень хорошо помнила, как однажды, катаясь на подобных, но детских машинках, она не справилась с управлением и на всей черепашьей скорости врезалась в борт. Ободрала только коленки, но страх остался до сих пор. Вождение ей явно не давалось.

Любой аттракцион в той или иной степени представляет опасность.

– Между прочим, здесь за первое место и аккуратную езду большого плюшевого медведя дают, – сказал Даня, чуть обернувшись. – Надеюсь, что он достанется тебе…

Ahh, you got me…

You got me feeling so…

Amar, odiar,

juegos de contradicciones que se adueñan de mi,

y no sé, es absurdo,

no me explico cómo sigo enamorado de ti.

Es que como el viento pasas deprisa,

así te llevas todo mi existir,

pues aunque mi mente no lo comprenda,

mi corazón sin ti no puede vivir.

You got me feelin so twisted

You got me feelin so messed up inside,

You got me feelin so happy

You got me wantin to break down and cry.

Mujer cruel, tu amor me hace sufrir,

pero a la misma vez me hace sonreir.

Es un dolor que me trato de arrancar,

pero el alma me lo vuelve a pedir.

Quisiera entender qué quieres tú de mi,

cuando sabes lo que haría por ti.

Y aunque de rodillas vuelva y te ruegue,

felizmente vuelvo a ser infeliz.**

Администратор дал знак к старту. Даня повернул специальный ключик, активирующий двигатель. Всё семь машин тронулись, пусть не так быстро, как хотелось бы некоторым пришедшим сюда любителям автогонок, но всё же.

В это время к огороженной шинами площадке подтянулись новые желающие покататься. Весь интерес заключался в том, что детей не пускали без взрослых, боясь, что те образуют аварийную ситуацию. А для школьников что главное? Верно – сам факт того, что они могут прокатиться на взрослом аттракционе.

– Папа! – пятилетний мальчик с густыми темными волосами дернул отца за рукав. – Долго ещё?

– Уже нет, – молодой человек провожал скучающим взглядом других посетителей парка, толпящихся возле касс. Вдруг он оживился и внимательно посмотрел на проехавшего в нескольких метрах от него за оградой парня-блондина. Его машинка рулила гораздо лучше остальных, явно отстающих.

– Миш? – к отцу и маленькому сыну подошла девушка со сладкой ватой в руке. – Куда ты уставился?! За ребенком смотри!

Но брюнет уже не обращал внимания на жену, он кинулся к воротам, ведущим на трассу и, оттолкнув мужика-администратора, запрыгнул в последнюю неисправную машинку, стоящую неподалеку.

– Эй! Стой! – догнать дебошира оказалось трудно. – Нельзя! Парень! Тебе что, жить надоело?!

– Миша! – девушка еле схватила сына, побежавшего за не вполне адекватным, по мнению окружающих, отцом. – Придурок! Господи, когда ж мы разведемся?!

Глеб окончательно решил переехать. Если после того, как он переночевал не в стенах дома, ему показалось, что можно дать матери последний шанс, то теперь после её разговора с отцом, который и так находится на грани жизни и смерти, парень понял – эта женщина не заслуживает прощения.

Хабаров вернулся в квартиру матери за вещами. Он старался улучить момент, когда ни её, ни хахаля не будет дома, но просчитался – парочка только вернулась из ночного клуба, где, по словам некоторых знакомых, Регина зарабатывала себе на жизнь. Как? Глеб не интересовался этим.

– Явился не запылился! А кто-то говорил мне, что сможет жить самостоятельно! – усмехнулась женщина, увидев сына.

– Я и не отказываюсь от слов. – Глеб прошел в свою комнату.

– Стой! – Регина буквально побежала за ним, и парень не успел закрыться изнутри – она ворвалась. – Ты так просто от меня не уйдешь! Неужели ты не понял: я имею право на наследство твоего папочки! Имею!

– Ага, а вместе с тобой и тот, кто тебя имеет? – студент достал сумку, скидывая в неё всё, что видел. – Я же сказал, что вы не получите ни гроша! Забудь!

– А ты не ори, сопляк! – завелась мать. – Это моя квартира! Ты был здесь прописан восемнадцать лет! Я волокла тебя на своей шее, хотя твой папочка мог бы избавить меня от этой участи! Но он же не сделал этого! Может, стоит задуматься?!

– Жаль, что родителей не выбирают, – тихо сказал Глеб, скручивая провода своего ноутбука. – Особенно, матерей…

– Что?! – блондинка подошла к сыну вплотную и, глядя прямо в глаза, ударила. – Тварь!

Голова Глеба чуть дернулась от неожиданной оплеухи. Ему не было больно – ему было противно.

– На правду не обижаются. Если это всё, то я пойду…

– Нет, это не всё!!! – заверещала Регина, снова преграждая парню путь. – У тебя ровно два выхода: либо ты переводишь половину всего имущества на меня, либо твой отец отправиться в Ад раньше, чем остановится его сердце! Ты же не хочешь, чтоб он мучился перед кончиной, верно?

– Если ты или твой ублюдок попытаетесь хоть что-то сделать с отцом – я лично превращу вашу жизнь в Ад до самой смерти! – Глеб в эту секунду выглядел настолько решительно, что Регина чуть сбавила обороты.

– Не жадничай, сынок, тебе же всё равно не справиться с его бизнесом в одиночку…

– И поэтому я должен делиться с тобой?!

– Я же мать тебе.

– Больше не мать, – холодно ответил парень, закидывая на плечо увесистую дорожную сумку. – Подумай, в чем ты была неправа и сделай выводы. А меня не ищи – незачем.

– Что, сосунок, крутым себя ощутил? – в комнату вошел не совсем трезвый сожитель. – Может, и со мной потягаться рискнешь?

– Мы не в спортзале, чтоб тягаться! – Глеб крепче стиснул зубы. Он не хотел скандала. Он вообще слишком редко принимал такие судьбоносные решения и меньше всего хотел, чтоб они заканчивались мордобоем. Мордобоем, в котором его сил всё равно не хватит для победы.

– Сделаешь всё, что требует мать, понял?! Иначе, будешь делать то, что скажу я, но учти – это будет больно!

– А не пошел бы ты, а! – Хабаров оттолкнул плохо стоящего на ногах мужика и быстро спустился по ступенькам. Он уже взялся за ручку входной двери, но голос Регины заставил затормозить:

– Не согласишься на дележ – я сделаю так, что твоя, с позволения сказать, жизнь всё меньше будет на неё походить! И вообще: твоя подпись по сравнению с моей – жалкая каракуля! У меня есть связи, сынок! Мои юристы задавят тебя в считанные минуты! Так что думать над своими ошибками придется тебе. Чем скорее, тем лучше!

– Отец ещё не умер, смею тебе заметить! – Глеб обернулся. – И пока он дышит, я не собираюсь даже поднимать эту тему, уяснила?!

– Это ненадолго, поверь мне. Я знаю его диагноз. Иначе бы он не велел так срочно оформлять завещание.

– Тебе это отольется. Ты ещё пожалеешь, – Хабаров хлопнул дверью и ещё долго слушал возмущенные крики и мат за нею. Наверное, для того, чтобы успокоиться.

Кекс уже осознавал всю степень бедствия, обрушившегося на него, в связи с болезнью отца. Как говорилось ранее, Глеб очень боялся одиночества. Он боялся и того, что после кончины Хабарова ему придется смотреть этому одиночеству в глаза. У человека может быть много хороших друзей, близких людей, на которых можно положиться или просто тех, кто сможет помочь в трудную минуту, но у Глеба был только один такой человек – отец. Тот, кого парень считал смыслом своего существования. Почему Хабров не думал о Дане? Почему не рассчитывал на лучшего друга? Просто у блондина обязательно в будущем будет семья. Дети, внуки… Это сейчас Казанова прожигает жизнь по клубам или по телочкам, но в дальнейшем его судьба кардинально будет отличаться от судьбы Хабарова. Завести семью самому Глебу не импонировало – он слишком хорошо знал, что значит быть нелюбимым сыном.

Есть удел сильных, а есть – слабых. Кекс считал себя слабым, хоть в любом обществе его автоматом относили к кругу сильных. Понятно, почему – из-за бизнеса отца. Глеб знал, что первостепенной его задачей в жизни скоро станет именно бизнес. А разве он принимает слабых? Нет. Глеб часто задавал себе вопрос: почему он всё время под кого-то подстраивается или прогибается? Почему не может сказать свое слово и постоянно депрессует даже при ничтожнейшем поводе? Скажем, сейчас – чего он так испугался? Матери? Этой жалкой шлюхи, которая возомнила себя богиней только потому, что когда-то ей улыбнулась удача выйти за олигарха? Так почему же он, сын такого человека, не может даже в мыслях себе позволить сделать что-то, что абсолютно бы изменило представления этой женщины о реальности!

Глеб удивлялся Регининой расточительности и полному отсутствию логики в её поступках. Его так же удивляла и слепая любовь Хабарова к весьма сомнительной прекрасной золушке, которая поначалу, может, и выглядела как в фильме «Красотка», а потом всё больше стала напоминать дешевую комедию с трагическим финалом.

Когда человек в душе одинок, то ему всё время хочется скрыться от других. Глеб на подсознательном уровне всегда был против того, чтобы кто-нибудь приближался к нему в моменты грусти. А с другой стороны – кому не хочется жалости? Жалость – то единственное, что может дать человеку, потерявшему себя, хоть малюсенькую надежду.