Текст книги "Кармелита. Наследники: игры на вылет (СИ)"

Автор книги: Чудинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)

– Откуда ты узнал?

– Нашлись хорошие люди, – покачал головой цыган.

– Ты собираешься мстить?

– Как ты догадалась.

– Хочешь, чтоб родители узнали о том, что и ты всё знаешь?

– Нет, – ответил парень, подумав. – Чем дольше будут крепче спать, тем мне спокойнее…

– Больше ничего не расскажешь? – спросила Зора вкрадчиво.

– Ты просто червь! Стоило пустить в тайники моей головы, и ты начинаешь выедать мозг!

Лев понял и свою ошибку – зря он её выбрал в помощники. Зря. Баба останется бабой. Она не удержится, чтоб сохранить всё это в тайне.

– Нельзя помочь, если не знаешь причины появления проблем.

– Напомни мне, какое у тебя образование будет?

– Высшее педагогическое, – Зора с сомнением покосилась на цыгана. – А что?

– Педагог из тебя херовый, а вот психолог – ничего!

– Серьёзно?!

– У тебя на всё есть ответы! – Лев взмахнул руками. – Могла бы зарабатывать на этом!

– Ты закончил? – осведомилась Крылова, глянув на пустой контейнер в сейфе.

Цыган быстро кивнул и поднялся с колен, на которые пришлось опуститься, чтоб не светиться перед окнами. Ключ остался торчать из замочной скважины. Как напоминание. Как прощальный «привет».

– Найдем другое место для серьезного разговора?

– Мне кажется, что я сплю и вижу кошмар…

– Не видел ты ещё кошмаров.

– Ну и не надо, значит! – буркнул Лев.

Темнота. Она помогает, когда нужно незамеченными проскользнуть наружу. Ночь. Холодная. Осеняя. То, что нужно. Было ли больно покидать родной дом? Лев предпочел не думать об этом. Он думал совсем о другом. Он шел впереди. Так уже было однажды – там, в лесу, после их первой безумной встречи и всего того хаосного путешествия, что последовал после погони на лошадях, в самую чащу.

– Могла бы не провожать, – со смешком вставил он, не оборачиваясь.

– Ты хотел уйти завтра, а не сейчас. – Зора не могла бы отпустить его, не сказав всего.

– Завтра я буду далеко.

– Возьмёшь с собой?

– Исключено.

– Я для тебя пустое место разве? Абсолютно?

Саппоро задумался: «Кем же стала для него эта девчонка?»

– К пустому месту я бы не обратился. И не приказал бы.

– Так прикажи что-нибудь еще… – голос Крыловой рисковал сорваться, а глаза защипало. Да и черт с ними. – Сделаю…

«Стоп-стоп!», – себе говорила,

Стоп-стоп! Чтоб его не любила.

Забыла-забыла – печаль растворила.

Себя я просила.

Стоп-стоп! Не надо бояться.

Стоп-стоп, чтоб с тобою расстаться.

Одной мне остаться – я знаю, что больно,

Но время прощаться… с тобой… с тобой.

– Наша игра закончена, – всё, что он смог выдавить.

Лев не хотел прощаться с ней, будто сопливый пацан, влюбившийся в первый-последний раз. Он давно вырос их этого. Крылова помогла ему. Это правда. И где-то в глубине души он был ей благодарен.

– Игра?

Я не играю в любовь –

Не рви мне душу,

Я не играю в любовь –

Меня послушай!

Считаешь, всё не всерьез –

Какой ты глупый,

А для меня бесценно дороги

С тобой минуты…

Я не играю в любовь –

Не рви мне душу,

Я не играю в любовь –

Ты всё разрушил,

Считать, что всё не всерьез –

Как это глупо!

Но почему всё также дороги

С тобой минуты? **

– Разойдемся и каждый начнет новую.

– Выходит, что я проиграла? – девушка спросила это, скорее, у самой себя, нежели у Льва.

– У тебя же есть белобрысый дружок из универа – вот с ним и веселись! – он остановился и посмотрел на неё.

«Какая же она жалкая в своей ипохондрической и болезненной любви к нему!», – это единственное, что пришло в голову. Наверное, он бесчувственный болван, который не смог разглядеть в Крыловой что-то особенное. Да и не особо старался.

– Ты такой циник…

– Не преувеличивай. В наше время цинизм – это нормально.

– Скорее уж пофигизм, – сказала она, холодно усмехаясь.

«Успокоилась? Или опять что-то изображает?», – Лев стоял, не шевелясь. Черт знает, что придёт в её башку.

– Я думал, что ты сильнее. Я был уверен в этом, – он говорил с какой-то странной интонацией. – Серьёзно. Видимо, природа берет своё.

– Я тоже слишком много думала и поплатилась за это.

Да. Выводы иногда бывают спонтанными. Выводы, которые позволяют увидеть ситуацию с другой стороны.

– Жизнь-то не заканчивается. Найдешь и ты свою золотую жилу…

Все люди на земле делятся на два типа: для уроков и для жизни. Кому-то везет больше, кому-то – не очень.

– Цыгане не ищут денежного счастья.

– Вот поэтому большинство из нас уже перестали быть цыганами. Балом правит тот, у кого деньги. Без денег нас просто вернут в рабство, а свобода – это ещё и право выбора.

– Денежная зависимость ещё хуже рабства, – Зора качнула головой. Грустно, что они разговаривали на разных языках, хоть и были одной национальности.

Цыгане вышли к дороге, проходящей параллельно реке. Песчаная насыпь возвышалась над уровнем остальной равнины.

– Мы, кажется, обсуждали это, – припомнила она. – И ни к какому выводу не пришли. Сейчас тем более бессмысленно.

– Ты права. Пора мне…

– Попутного! – Зора сумела даже улыбнуться ему напоследок, хоть внутри уже выла.

– И только?

Саппоро не ожидал, что она возьмет себя в руки и сможет отпустить без истерики. И это его разозлило. По-настоящему. Женщина. Или просто дура. Она играет на его и без этого натянутых в край нервах, даже не догадываясь, что может поплатиться ещё и за это. Как там говорится? Уходя уходи? Или по-другому? Саппоро стиснул челюсти – ему было обидно от осознания того, что не он ставит точку, а она. Побитое самолюбие грызло изнутри.

– А что ты ещё хочешь услышать? Или, может, ты думаешь, что я чего-то хочу?

– Подозреваю.

– Не выйдет из тебя сыщика, – вздохнула Зора, соврав. Ей хотелось. Хотелось скорее разойтись. Быстрее отсюда. От него. Ото всех. Зарыться лицом в грязную мокрую землю и проплакаться. Чтоб никто не видел и не знал. Сутки. Двое. Трое. Пока будет стоять в глотке эта боль. Пока не выльется из неё эта идиотская вера в любовь до гроба. Когда-нибудь, но вера же закончится? Всему приходит конец. И слезы закончатся. Жаль, что они закончатся раньше, чем стихнет разорванное сердце. – Ошибочны твои подозрения…

– Был бы рад этому.

Вот и всё. Было и прошло, что называется. Никаких долгих прощаний и нытья. Никаких номеров телефонов. Не нужны они. Звонить в прошлое – отпугнуть будущее.

– Значит, и мне есть повод порадоваться…

Это как удар ниже пояса –

И в три ночи длинные гудки.

Ты – в активном поиске,

В клубном мегаполисе,

Не отвечаешь на звонки.

А сердце исписано граффити –

Рекламой твоего имени,

Мне не нужна вся твоя биография,

Только смайлики в SMS – минимум.

Просто загони меня в угол

Встречной полосой под утро,

Мне надоело искать в Google

Твою вчерашнюю камасутру…

Я готова ждать и терпеть,

Я готова жизнь за тебя отдать,

Моя любовь сильней, чем смерть –

Я люблю, как любит лишь родная мать…

Уже прошла мода на любовь до гроба –

Ты меняешь женщин по сезонам года.

И в твоем прогнозе на всех только секс –

Это не любовь, это – условный рефлекс!

– Зора, – сказал Лев, внимательно изучая её лицо. – Сделай мне одолжение… В последний раз…

– Что? – почти без эмоций. Почти.

– Не делай глупостей. Больше.

Цыганка рассмеялась. Смех продлевает жизнь. Жизнь без него. Какой она будет? Да и нужна ли она вообще?

Всё равно сколько было женщин до меня,

У тебя с ними никак не серьезно.

А я привыкла, что мозг мой с трещиной –

Всё случится рано или поздно…

Я жадно пью энергетики и

В истерике берусь за палку –

Мы с тобой как взрослые дети

Загоняем друг друга в рамки.

Ну, ответь же мне: «Где же логика?!

Если хочешь, пропаду и остыну.

По реке твоей женской хроники

Я плыла лишь до середины…»

Если где-то нам опять встречаться,

Если в нашей жизни всё циклично,

Может, нам нет смысла расставаться

И лгать, что мы друг другу безразличны…

Уже прошла мода на любовь до гроба –

Ты меняешь женщин по сезонам года.

И в твоем прогнозе на всех только секс –

Это не любовь, это – условный рефлекс!

– Не смей ржать, когда я серьезен! – парень рванулся к ней и схватил за плечи. Он испугался. Как и любой бы.

Его прикосновения были похожи на тиски. Зора чувствовала себя маленькой и беззащитной – бабочкой в сетях паука.

– Проваливай. Я больше не хочу тебя видеть, – слезы полились градом, хоть Зора ещё пыталась удержать их.

– Всё пройдет. Ты мне ещё спасибо скажешь. После.

Лев свято был уверен в том, что всё сделал правильно.

Такие разные – мы с тобой,

Словно плюс и минус,

Любовь исчезла также внезапно,

Как появилась.

И в этой черной тишине только

Белый шум –

Я в нашу повесть ни слова больше

Не напишу.

Исходящие пусты,

Дым перестал быть густым,

Выпить бы горячий кофе,

Только вот я поостыл…

Карта памяти стёрта,

Будто ничего и не было –

Если летать нельзя,

То для чего же небо нам?!

Я не успел остановиться

У края обрыва

И эта бездна меня

Снова руками обвила:

Я заполню пробелы

Первыми встречными,

А в телефоне от тебя

Полсотни не отвеченных…

Чужое счастье всегда

Выглядит иным –

Я снова виноват,

Но в этом нет твоей вины.

Если мы и влюблены,

То только в память о прошлом –

Этими дежавю судьба нас

Словно спамит нарочно! ***

Комментарий к Глава 24. * Серебро – Не отдам

ROMADI – Я не играю в любовь

Настя Любимова – Уже прошла мода на любовь до гроба

====== Глава 25. ======

Комментарий к Глава 25. Автор вдохновлялся фильмами “Форсаж” и игрой “Need for speed”.

Пока не знаю, насколько получилось создать нужную атмосферу, но... я старалась.

*Е. Николаева – Уходи первой

**И. Дубцова и П. Гагарина – Кому? зачем?

***А. Самсонов – Правила боя

Уходи первой, уходи первой,

Чтобы не плакать,

Чтобы не падать.

Чтобы не стало

Черное белым –

Уходи первой, уходи первой!

Слёзы предательски застилали глаза. Остановить их было невозможно – Зора пыталась. Она искренне думала, что это в её власти. Когда она так распустила себя? Крылова, наверное, сейчас впервые вспомнила маму. Та никогда не проронила при дочерях ни слезинки. Несколько лет назад, когда Зора ещё была частью таборной семьи, у них состоялся серьёзный разговор о выборе.

У всех детей свой возраст для того, чтобы родители могли им доверить что-то важное. В свои четырнадцать Зора знала намного больше, чем полагалось. В отличие от сестры, она не хотела этого. Она не кайфовала от того, что взрослая жизнь была уже на пороге. Зойка мечтала стать независимой, а Зоре пришлось подстраиваться под обстоятельства.

«Первая любовь – первое разочарование. Что это? За что это?», – вот два главных вопроса, с которыми засыпала и просыпалась Зора. Сперва. После событий, произошедших в мае, она поняла многое. После окончания седьмого класса, школа и все её радости и горести перестали иметь для цыганки любой смысл. Всё, что случилось тогда, стало тайной «на четверых». Пьяные парни, увязавшиеся за девчонкой и поизмывавшиеся над ней вдоволь, очень скоро пожалели. Нет, Зора никому не рассказывала об этом. Ни полиции, ни родителям, ни друзьям, ни одноклассникам, ни сестре… Никому. Каждый из тех, кто лишил её девственности и чистоты, лишил и себя права на нормальную жизнь. Конечно, они испугались ещё быстрее, чем полностью протрезвели…

С тех пор Зора Крылова знала цену взрослой жизни и принятым решениям. У неё ещё не было железных нервов тогда – она замкнулась в себе, перестала общаться с родными и почти совершила самую большую ошибку всех подростков.

Психологические травмы. Они не заживают, несмотря ни на что. И сколько бы врачи не утверждали обратное – не верьте. Заживает тело. Раны, оставленные в душе человека, остаются до смерти как напоминание, что мы всего лишь одни из. Из многих частиц, которые создают наш мир.

Мать нашла её с веревкой на шее возле огромного высохшего дерева, задыхающуюся и ничего не соображающую. Зоре было стыдно. Значительно позже. Но ещё больше ей было страшно. Страшно не за себя, а за других – она впервые почувствовала всю уязвимость женщины. Зора очень любила маму и Зойку. Как и во многих цыганских семьях, их отец являлся хозяином в доме. Всегда. При любых обстоятельствах. Он решал, что можно, а что – нет. Незадолго до того, как случилась беда, отец сорвался на мать. Зора, кинувшаяся на защиту, получила очередную порцию унижения. И как бы странно это не звучало, но в ней что-то поменялось.

Кто-то закрасил небо графитом:

Было стеклянным – стало разбитым.

Красная юбка выше коленей

И автостопом до воскресенья.

Больше ни слова,

Больше ни разу,

Тушью подтекшей город размазан,

Вечер засыпал улицы солью –

Больше не больно!

Зора скорбила по отцу не меньше, чем по матери, но она навсегда запомнила его такую неродную и грубую силу. Когда пришлось покинуть табор, девушка решила, что её жизненная миссия определена: она сделает всё, чтобы никогда больше не подчиняться чужой силе. Она сама станет такой сильной, чтоб остальные просто боялись связываться. И дело было вовсе не в физической силе, хотя и она имела место быть. И, порой, даже пригождалась. Крылова пару раз участвовала в мужских драках, не получая должного удовольствия, но всё же, ощущая некую уверенность.

Уходи первой, уходи первой,

Чтобы не плакать,

Чтобы не падать.

Чтобы не стало

Черное белым –

Уходи первой, уходи первой!*

Всё повторилось. Она снова не смогла противостоять чужой силе. Она подчинилась. Она не смогла уйти первой. И ведь не потому, что не было выбора, а потому, что так захотела. Если в жизни бывает вторая любовь, то, видимо, Лев как раз и был ею. Крылова впервые так ясно ощущала, что он тот самый. Как пишут в детских книжках для девочек. Принц. Но вот она не принцесса, увы. Он сам ей об этом сказал ещё тогда. Дешевые слова. Сколько они на самом деле стоят? Грош. Или меньше. Также, как и она.

Зора хотела уединиться, но немного подумав, поняла, что в одиночестве не сможет. Нужно найти хоть кого-то, кто её выслушает. Иначе всё может усугубиться. Она уговаривала себя успокоиться ненадолго, переключиться на что-то другое. Вернувшись к теперь уже чужому табору, цыганка нашла своего Пепла одиноко бродящим по вытоптанной лужайке. Он даже не был привязан. Черт бы их всех здесь побрал! Конь обрадовался хозяйке как никогда.

Обнимать его мокрую шею и шептать что-то бессвязное, было сейчас тем единственным, что помогало не сойти с ума. Пепел стоял смирно, чуть помахивая хвостом. Слушал. Или делал вид. Как многие мужчины. Зора сняла с лошади медальон, подаренный ей матерью. На мгновение она замерла, смотря на него и шмыгая носом, но затем быстро взяла себя в руки.

Начинало светать. Уже где-то поблизости щебетали ранние птицы. Решение, которое приняла Крылова, было непростым. Это ещё одна ответственность. Лишняя, возможно. Уйти прямо сейчас или проявить хоть каплю человечности? Попрощаться со всеми домочадцами и даже с Милехиной. Кстати, о ней…

Когда Зора вошла в спальню, Кира ещё не спала. Она сидела на кровати, не расправляя её и пялясь в окно. Девушка не прореагировала на появление соседки. Даже не шелохнулась. Цыганка внимательно проследила за взглядом Киры. Он был устремлен не в окно, а на книжную полку, на которой стояла фотография. Зора не поленилась и подошла. Всё же её зрение, судя по всему, уступало зрению Милехиной. На фото можно было рассмотреть четверых: двоих мужчин и столько же женщин. Один из персонажей мужского пола был взрослым, смуглым и невероятно красивым: с аккуратными усиками и бородкой, с шикарными вьющимися волосами цвета смолы, чуть тронутой сединой; второй – слишком уж молодой, но похожий на старшего. Что касается женщин, то молодой здесь оказалась сама Кира, а вот постарше – непонятной смесью из разных национальностей, но в то же время довольно симпатичной: с огромными, как блюдца, карими глазами и идеальной линией бровей.

Во всяком случае, Зора безошибочно угадала, кто есть кто. Теперь она поняла всё. Это семья Милехиной. Папа – цыган, про которого она ей рассказывала. Мама – русская. А этот парень… видимо, братец. Вся четверка счастливо улыбалась, тесно прижавшись друг к другу. За их спинами виднелся пейзаж и какое-то строение, отдаленно напоминающее конюшню.

– А мы вот не успели запечатлеть момент, – сказала Зора, вроде, ни к кому не обращаясь.

– Что? – Кира встрепенулась.

– Говорю, что семью беречь надо сейчас. Именно в эту минуту, пока она есть. Тебе повезло.

– А я вот не уверена, – пожала плечами Милехина, поднявшись и сделав шаг к Зоре.

– Это почему? – цыганка нахмурилась.

– Вряд ли тебе нужно это знать.

– Ну можешь и рассказать, ведь скоро не увидимся…

– Как? – захлопала глазами Кира. – Почему?

– Классика жанра, если ты не в курсе! – фыркнула Крылова, быстро отходя и плюхаясь на кровать. – Мальчик поимел девочку и свалил за лучшей жизнью!

Кира не знала, как ответить. Спорить и доказывать что-то никак не хотелось. Да и вообще, ей было ясно, что именно этим всё и закончится. Лев не производил серьезного впечатления с самого начала.

– Он тебя бросил?

– Зачем спрашиваешь – знаешь же, – девушка прожигала взглядом черных глаз не хуже рентгена. – Наверное, ты права была…

– В чем?

– В том, что я повела себя недостойно. Вчера ночью.

Кира не ожидала, что Крылова способна признать ошибки.

– Наверное, от глупостей никто не застрахован.

– Ты застрахована, – чуть улыбнулась Зора, но скорее грустно, чем весело.

– С чего ты это взяла? – Кира тоже присела рядом. Она сглотнула и уставилась в пол, не желая встречаться глазами с Зорой.

– В одном наш общий знакомый был прав, – хмыкнула цыганка. – Решать чужие проблемы у меня на роду написано. Рассказывай…

– Что рассказывать?

– Дурочку не строй. Я только что перестала её в тебе видеть.

Прямо и без подтекста. Только Зора так умеет.

Кира колебалась: стоило ли открываться перед Крыловой? Стоило ли рассказывать об Игнате и прочих больших неприятностях, что сыпались на неё?

– Спасибо и на этом.

– Не за что, – Крылова была абсолютно серьезна. И этим подкупила Киру. – Я жду…

Милехина подумала, что именно Зора и может подсказать ей выход из сложившейся ситуации, ведь она так много знает о мужиках и их повадках. Явно, не Лев был у неё первым. Значит, очередное разочарование в её копилке только добавило опыта.

– Мои родители хотят выдать меня замуж.

– Скатертью дорожка…

– Нет, ты не понимаешь, – перебила Милехина. – Я не хочу выходить за этого человека. Он мне не интересен никаким боком! Меня от него тошнит!

Зора усмехнулась:

– Думаешь, что удивила? Ничуть!

– И что делать?

– От задницы бегать, – сказала цыганка, качая головой с растрепавшимися волосами. – Возьми и скажи родичам, что решать будешь сама… раз уж ты такая самостоятельная и независимая. Помесь цыганки с русской…

– Эй! – Кира возмущенно повысила голос.

– Ладно, – тут же сбавила обороты Зора. – Это как один из вариантов…

– А ещё варианты имеются? – выгнула бровь Кира.

– Кто наш кандидат?

– Бероев.

Зора замолчала с открытым ртом.

– Он втемяшил себе в голову, что мы должны быть вместе. Да и ещё и бизнес отца приплел. Я ему несколько раз говорила, но без толку… чем дальше, тем хуже. А вот сегодня как раз мне звонила мама и сказала, что…

– Стоп! – Крылова приложила руку ко лбу. – Не части. Я думала, что это шутка… вы на самом деле с Бероевым были знакомы в детстве?

– Ну да.

– И он в тебя… как это говорится?

– Влюбился? – предположила Кира.

– Нет, – ответила Зора. – Вморозился.

– А какая разница?

– Есть разница, – цыганка говорила с такой уверенностью, что заставила даже нервничать. – Влюбиться, чисто и красиво, можно в пятом классе, а вот вморозиться только позже, причем надолго и без видимых на то причин.

Кира удивленно смотрела на подругу, боясь даже моргнуть.

– Есть мужики, которые любят или хотя бы уважают, а есть такие, которые вымораживают! – констатировала Крылова, подумав одновременно о том, что и у Льва был этот же недостаток. – Мне кажется, что у вас с Бероевым будет развиваться второй вариант…

– Я бы исключила это словосочетание «У нас с Бероевым».

– Попробуй.

– Ну и попробую! – тут же ответствовала Кира.

– Рискни и пожалеешь! – Зора процитировала одного из своих знакомых.

– Зора! – Милехина не на шутку растерялась от путаных ответов цыганки.

– Такие, как он, цепляются клешнями за тех, кто слабее, для того, чтобы выгоднее смотреться. Если он и бизнес туда приплел, то это однозначно хреновый расклад. Для тебя.

– Большое тебе спасибо… – упавшим голосом поблагодарила Кира. Губы её задрожали. – Утешила…

Зоре стало жалко девчонку. По-женски, в первую очередь, и по-человечески, уже во вторую. Цыганка вспомнила Зойку. А ведь в их семье тоже была такая ситуация: когда родители узнали о Саньке, отец был в ярости. Срочно был выискан цыганский женишок. Назначена дата свадьбы. Правда вот, Зойку это мало волновало. Она сбежала из дома и больше не вернулась…

Студентку передернуло от воспоминаний. Нужно было придумать что-то сейчас, что-то, что помогло бы. Правда, никаких ценных мыслей в голову не шло.

Девушки сидели на покрывале, поджав под себя ноги. Молча. Тиканье часов отошло на второй план. Зора почувствовала на себе какую-то странную ношу. Разделив неприятности с Милехиной, она автоматически взяла часть их на себя. Стало тяжелее. Вообще-то, цыганка рассчитывала уравновесить чашу, но так и не смогла до конца понять себя: она желала счастья себе или Лёве? Она отпустила его или он не держал её?

Глупая, ну хочешь – плачь,

Я буду за руку тебя держать.

Больно я-то знаю где –

На самом дне души, что не достать.

Те, кому мы не нужны,

Каждую ночь без стука в наши сны…

Так, скажи мне, правда чья?

Нам – эта боль, а им – Господь судья.

Они нам дуло к виску,

Они нам в дребезги сердца,

А мы за ними во тьму,

А мы за ними в небеса!

Они нам реки измен,

Они нам океаны лжи,

А им веру взамен –

Мы им посвящаем жизнь!

Зора много раз слышала о том, что в отношениях решает всё лишь тот, кто чувствует меньше. Но не верила. Пока не убедилась. Это Лев не держал её – она была для него лишь заводной игрушкой, которая могла повеселить или помочь, а как только моторчик заглох, потеряла всякий интерес. Она не отпускала его. И сможет ли когда-нибудь это сделать? Она ждала, что он снова заведет её и продолжит играть, но для него уже важны другие «пластинки». Всё во власти времени. Видимо, мальчик по имени Лев, вырос.

Ждать звонка и не дышать –

Что же ты делаешь?!

Ему не жаль…

Глупая, ну хочешь – плачь,

Я буду за руку тебя держать.

Что же это по щеке?

Учишь меня,

Но только сердце с кем…

Так, скажи мне, правда чья?

В клочья душа, но им Господь судья!

Они нам дуло к виску,

Они нам в дребезги сердца,

А мы за ними во тьму,

А мы за ними в небеса!

Они нам реки измен,

Они нам океаны лжи,

А им веру взамен –

Мы им посвящаем жизнь!**

В жизни наступают такие моменты, когда полные противоположности так отчаянно нуждаются друг в друге, что всё остальное становится неважным. Кира и Зора как раз были этими противоположностями. Они никогда не смогли бы понять и принять чужие слабости по отдельности, но сейчас у них была общая слабость – одиночество.

Даню так взбесил Глеб, что парень уже хотел выйти и дать ему по роже. Покрепче. Чтоб кровь пошла. Чтоб до Хабарова, наконец, дошла одна простая истина – никто не меняется. У такой шалавы, как Ольга, вообще не было ни единого шанса реабилитироваться в глазах блондина. Даня рывком открыл дверь и увидел, что Хабаров с брюнеткой направляются прямо к нему. Что? Мир сошел с ума? Он её на чай пригласил?!

– Как это понимать? – спросил блондин с порога. По его взгляду было видно, как он зол.

– Она переночует здесь, – безапелляционно ответил Кекс, пропуская довольно улыбающуюся Ольгу внутрь.

– А ну стоять! – Даниил схватил друга за рукав и дернул так, что материя не выдержала и разорвалась по шву. – Какого хера ты её приглашаешь?! Снова захотел в больничку?!

– Пусти, – голос Глеба был твёрд.

– Тебе по башке никто не дал в универе? – Даня уже трясся. – Может, ты тронулся? А? Бригаду вызвать?

– Себе вызови! – парень рванулся из рук, удерживающих его.

– О тебе же забочусь, дурак!

– А я тебя не просил! – Глеб почти убежал в дом, догоняя Ольгу.

– Прихуел ты, братец, – поставил диагноз Даня. – Точно.

Жданов сам был в шоке. В большем, чем тогда, когда отец сказал, что его подозревают в убийстве. Что, по сравнению с логикой Глеба, логика ментов? Пустое место! Блондин закрыл дверь, ещё раз выглянув во двор. Раз уж так сложилось, то нужно сделать всё возможное, чтоб обезопасить себя. Нужно продержаться до утра. Нужно приехать на гонку и выиграть её. Остальное – к черту!

К черту и Кекса! Хочет – пусть и дальше обвешивается лапшой. Жданов давно считал, что Глебу срочно нужно забыть всё, что связано с Ольгой. Он не пытался понять Кекса, хоть и был одним из тех, кто знал всё и даже больше. Даниил ждал, пока Глеб проводил экскурсию по дому, пока решал, куда можно пристроить эту тварь, за душой у которой не было ничего ценного; ждал, пока Хабаров о чем-то приглушенно разговаривал с ней, пока та бродила из ванны в комнату и обратно; ждал, что вот-вот этот идиотский кошмар рассеется. Но нет. Ожидание затянулось.

– Запри её здесь, – сказал Даня, подходя к другу, который закрывал дверь в спальню Ольги. Её временным прибежищем стала его собственная детская комната. Других вариантов не было.

– Зачем?

– Ты совсем тупой?

Глеб подумал: тупой ли он? Нет. Определенно.

– Не сходи с ума, Жданов. Она просто прячется от очередного сутенера…

– Она тебе и ещё не то расскажет – слушай больше!

– Думаешь, врет? – спросил Кекс. – Зачем ей это?

Блондин вздохнул:

– Глебыч, я устал тебе повторять: она – лицемерная шваль, хорошо умеющая только использовать лохов вроде тебя. Чем дольше ты будешь зациклен на ней, тем сложнее будет исправить ситуацию.

– Да, я знаю, – Глеб тяжело посмотрел в сторону комнаты. – Но не смог отказать в помощи…

– Да что ты говоришь! – притворно охнул Даниил. – А она хоть раз помогла тебе, когда ты загибался в больнице под капельницей?! А, может, тебе напомнить, из-за кого ты там оказался?

– Это уже в прошлом.

– Только не для тебя.

– В смысле?

– Ты смотришь на неё так, словно всё ещё что-то чувствуешь! – бросил Даня, забывшись, что Глебу неприятна эта тема. – Или рассчитываешь на то, что она вдруг будет к тебе что-то чувствовать…

– Чувствую, что ты лезешь не в свое дело, – отчеканил Глеб, злобно смотря в голубые глаза напротив. Должна же быть мера. Впрочем, для Дани рамки меры всегда были чуть шире, чем у простых смертных. Увы.

– И что же такого смертельного у этой дешевки могло случиться? Передоз?

Глеб недоверчиво покосился на блондина – с чего это его так волнует? Или дежурное любопытство?

– Её пасут люди Тамика.

Даня чуть не рассмеялся:

– Не поверю, что Тамик стал таких идиоток щемить.

– Ну не знаю…

О местном сутенере и владельце крупного стрип-клуба – Тамерлане, Глеб слышал немного. И знал лишь то, что Даня когда-то сдружился с ним. Кажется, ещё в школе. Недаром, тот «подарил» Жданову на восемнадцатый день рождения элитную шлюху, которая в последствии и научила блондина многим премудростям в сексе.

– Она ему должна? – сильно вспотевший от стресса Даня вытерся рукавом. – Или он ей работу предложить хочет?

– Я не вдавался в такие подробности.

– И пустил её в дом своего отца?

Глеб заморгал тёмно-зелеными глазами:

– И что?

– Кекс! – блондин покачал головой. – Сотрясение мозга тебе не грозит…

– Тебе тоже. Все мозги уже вытряс по дороге сюда!

– Ах, как мне страшно! – вскинулся Даня, отлепившись от стены.

– Без чего угодно можно прожить, но вот без мозгов – хуже всего.

– Мы и так живем настолько хуево в России, что наличие мозгов вряд ли что-то компенсирует!

Оба парня довольно рассмеялись – всё же, они умели, когда нужно, понимать друг друга.

– Вы похожи, – Хабаров кивнул в сторону кухни, так и не воспользовавшись советом. Дверь в его комнату, где спала Ольга, осталась незапертой. – Вечно найдете приключений. А расхлебываю почему-то я!

– Ты меня с этой сравниваешь?! – челюсть Жданова съехала до пола.

– Не сравниваю, – усмехнулся пухляк. – Тебя не переплюнуть никому! Доволен?

– Не могу сказать, что полностью…

– А когда бывало по-другому? – Глеб снисходительно посмотрел на лучшего друга. – Идём.

Единственное, что огорчало сейчас Даниила, так это то, что нельзя было бахнуть спиртного. Крепкого. Коньяк бы пошел на ура, но за руль садиться пьяным даже Жданов не рискнул бы. Особенно теперь.

– Идём, если ты, конечно, не хочешь остаться с ней и полежать...

– Может, хватит?!

– Я ещё ничего не начинал.

– Даня! – предупреждающе глянул на него Хабаров.

– Я вообще молчу, – Жданов демонстративно закрыл рот, сжимая губы в тонкую линию.

Глеб покачал головой – кривляться Даня тоже умел отлично. Почти так же, как и находить приключений.

– Тебе точно в цирк пора.

– А тебе в санаторий.

– Мои нервы в порядке. – сказал Глеб, подчеркивая голосом последнее слово. – А если понадобится помощь, то я обращусь к тебе…

– Главное, чтоб ты это понимал, – Даня зашагал на кухню, где сразу же расселся на кожаном диванчике, забросив ноги на ближайшую табуретку.

Глеб засуетился возле плиты:

– Понимаю. Гораздо больше, чем пару лет назад.

– Почему она приперлась именно к тебе? – не унимался Даня.

– Может, сходишь и спросишь? – раздраженно ответил Глеб, доставая из холодильника несколько яиц.

– Оно мне надо, как козе баян!

– Тогда сиди и помалкивай.

Но Даня не мог помалкивать. Ему нужно было выплеснуть из себя всё, что накопилось за день.

– Я тут сижу, за тебя, между прочим, переживаю…

– Ой, давай без этого! – Глеб нахмурился. – За себя бы лучше переживал… И как тебя угораздило?

– Я не знаю. Не знаю… В один момент всё рухнуло… Блядь! – Даня с силой потер виски. – Что я сделал-то не так?!

– Может, зря ты сиганул от полиции?

– Зря?!

– Может, объяснил бы всё…

– Кекс, давай не будем! – парень нервно теребил полы своей рубашки. – Ты не хуже знаешь, что с ментами по-человечески нельзя. Им на всё насрать. Загребут и не поморщатся!

– А известно хоть, кого убили? – Глеб разбил в кипящее подсолнечное масло яйца, посолил от души и закрыл посудину крышкой.

– Я у них не спрашивал, – Даня отвернулся от него. – И не горю желанием!

– Это понятно, – вздохнул Хабаров. – Может, новости включим?

Блондин равнодушно щелкнул пультом, лежавшим на столе. Местный канал уже начал вещание. Молоденькая телеведущая в совершенно дурацком пиджаке, который выглядел так, будто его сняли с покойничка пятидесятых, тупо улыбалась в камеру, изредка поглядывая в текст. Дурной тон в одежде и даже в речи всех без исключения ведущих, директору телеканала, видимо, добавлял лишь гонорар, а не мозгов, поэтому никто не спешил что-то исправлять.

Доставая столовые приборы, Хабаров вспомнил про оберег. Он все ещё лежал в кармане. Глеб не знал, как отдать его другу – слишком много случилось за последние часы. Вдруг, что-то непоправимое уже произошло? Может, Зора была права?