Текст книги "Кармелита. Наследники: игры на вылет (СИ)"

Автор книги: Чудинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

– Капельницу с глюкозой впаять? – врач злобно рассмеялся. – Так благотворительностью мы не занимаемся!

– Я ищу кое-кого. – выдал Николай. – Очень надо, друг…

– Who is it? – произнес собеседник по-английски, видимо, стремясь показать своё совершенное владение языком.

– Волкова Вероника Валерьевна. – отчеканил, как скороговорку.

Глаза мужчины сразу сузились в подозрительном взгляде.

– Гиппократ, прости, что долго – не могла объяснить этим недоделышам, что…

В дверном проеме показалась Вероника. Николай чуть отодвинулся, так как девушка даже не заметила его.

– Я для тебя уже пустое место, блядь?! – парень разозлился мгновенно.

– Что? – Волкова замерла и её глаза распахнулись. – Какого черта?!

– Тебя ищет, – мужчина с именем создателя медицинской клятвы кивнул кардиологу на Милехина. – Что у вас общего, дорогая?

Вероника могла ожидать чего угодно, но только не того, что пьяный в стельку бывший завалится сюда.

– Уже ничего. Извини за него…

– Не нужно оправдываться, – врач любезно вышел из каморки, оставляя их наедине.

– Ты теперь под ним ноги раздвигаешь? – Коля оперся спиной о стену. – Не староват?

– Прекрати! – фыркнула Волкова так, словно её оскорбили.

– Ты ради этого меня кинула?!

– Мы просто расстались. Что здесь смертельного? – брюнетка смотрела на Милехина и не могла понять, как она могла столько времени быть с ним. Он выглядел жалким и совершенно недостойным внимания. Так бывает. Любые, даже самые сильные, чувства притупляются.

– Ты оказалась такой же, как и другие – расчётливой сучкой, думающей только о том, как больше в карман загрести…

– Ничего, я уверена, что ты найдешь себе ещё более расчетливую сучку, – она собиралась уйти, но Николай схватил её запястье.

– Ты так просто не отделаешься!

– Мне охрану позвать? – Волкова занервничала, но не подала виду. – Или сам постараешься напрячь остатки мозгов?

– Ты лучше своего ёбаря зови! – пьяный разошелся. – У него скальпель с собой? Пусть вскроет, и ты убедишься в том, что мои мозги пока ещё на месте!

– Псих! – Вероника уже не знала, чего ждать.

– Мы друг друга стоим, детка…

– Пошел ты!

Николай усмехнулся – бабы всегда так говорят.

«Ноль три» – скорая!

Мне сегодня смертельно-здорово,

Мне тобой прострелило голову.

Не ищи на Земле рай –

Влюбись и страдай.

«Ноль три» – скорая!

Мне сегодня смертельно-здорово,

Мне тобой отстрелило голову,

Не ищи на Земле рай –

Влюбись и страдай!****

– Я, значит, пойду, а ты будешь с этим…

– Слушай, моя личная жизнь тебя больше не касается, – устало произнесла кардиолог.

– Чем я тебя не устраиваю?

– Я не хочу об этом! – глаза девушки сузились.

– А я хочу!

– Почему я всегда должна делать только то, что ты хочешь?

– Разве я не делал? – Николай облизал губы.

– Что было – прошло.

– Я кажется предлагал тебе съехаться. Помнишь? – Коля все ещё старался держаться. – И какого же хрена ты отказалась?!

– Ты перепил.

– Нахуй лирику, – отозвался парень, тряхнув головой. – Отвечай на вопрос!

– Ты меня больше не привлекаешь.

– Слабый аргумент. – Милехин приложил руку к виску и сымитировал выстрел. – Тебе башку снесло от новой клиники? Перспективы и всё такое?

– Моя новая работа не касается наших закончившихся отношений! Слышишь или нет?! – кардиолог повысила голос.

– Думаешь, что лучше меня найдешь?

– Не твоё дело! Проваливай!

– Не найдешь и не мечтай, – будто не слушая, сказал цыган.

– Чего ты хочешь? – сдалась она.

– Тебя. – просто и прямо.

– Трахать больше некого? – с ядовитой усмешкой спросила Вероника.

Откуда в ней столько грязи? Милехин и не знал, что она настолько испорчена. А может, скрывал от себя тот факт, что выбрал вовсе не кроткую принцессу, а резкую и высокомерную реалистку, наученную жизнью в детдоме.

– Некорректный вопрос, – прокашлявшись, ответил Николай. – Если бы я хотел трахаться, то давно бы подмял прямо здесь. Я же сказал, что хочу тебя, а не секса.

– Что ж, мне приятно, что я вызвала в тебе такие сильные чувства, но…

– Выходи за меня, – без тени иронии или обиды произнес довольно четко и внятно парень. – И тогда сможешь отблагодарить сполна.

– Ты сам-то понял, что сказал? – Волкова боялась, что сейчас последует удар.

– Бутылка коньяка не мешает мне думать над словами, прежде чем их произносить, – казалось, что он даже протрезвел. Резко.

– Коль, – как же давно она его так не называла. – Мне не хочется сейчас тебе что-то объяснять – ты не в состоянии понять. Езжай домой и проспись.

– Кольцо я вместе с букетом вышвырнул в урну, но я новое куплю.

– Коля, я не могу…

– Поедем сейчас в салон – выберешь платье…

– Коль…

– Я ещё не решил, где будем жить, но…

– Стоп! – она уже кричала.

– Мои предки тебя ещё не видели, да и хер с ними – всё равно не поймут…

– Милехин, черт тебя возьми!!!

– Что? – он наконец обратил на девушку внимание.

– Я не могу выйти за тебя замуж! – пришлось внести хоть какую-то ясность. – Прости. Я тебя не люблю и обманывать себя не стану – для меня главное карьера.

– А кто тебе мешает строить карьеру?

– Ты мешаешь. – Волкова сглотнула.

– Пациенты и баксы тебе близкого человека не заменят…

– Пусть так. Но не время сейчас заводить семью. И не с тобой…

– Ага, – протянул парень. – Со своим патологоанатомом, да? В самый раз, бля! Валяйте!

– Оставь меня в покое. Если ты на самом деле что-то ко мне испытываешь, то сможешь принять мой ответ.

– Я приму только положительный ответ.

– Его не будет.

– Посмотрим ещё…

– Я смотрю, твоё предложение плавно переходит в шантаж?

– Пока ещё нет, – он чуть улыбнулся.

– Неужели?

– Подумай.

– Уже, – брюнетка поджала губы.

– И что? – парень замер.

– Знаешь.

– Хочу услышать.

– Нет.

Николай стоял молча и сверлил врачиху тяжелым пьяным взглядом. Что творилось в его голове? Одному Богу известно.

– Пожалеешь об этом. Поздно будет.

– Лучше поздно, чем сейчас, – сказала Вероника, устав от запаха алкоголя и вида этого человека. – Прощай.

– Ну и сука ты!!! – раздалось за спиной.

– Какая есть!

Придя в ординаторскую, которая к счастью пустовала в обеденный перерыв, Волкова набрала номер Гиппократа. Он появился спустя несколько минут и вопросительно-тревожно глянул на коллегу:

– Что случилось? Расстроил этот бухой?

– Достал, – простонала девушка. – Я ему всё сказала, а он не понимает!

– С бывшими бывает трудно договориться, – хмыкнул мужчина, садясь рядом с Вероникой и обнимая её. По-дружески. У них не возникало даже мысли о том, чтобы перевести отношения в другое русло. Гиппократ относился к этой девчонке с большим уважением. Она была для него скорее дочерью, чем возможной любовницей.

– Предложение мне сделал.

– Даже так?

– Угу.

– Это уже не шутки, Ник, – мужчина строго посмотрел в карие глаза. – Влюбился парень…

– Его проблемы, – ответила Вероника.

– Смотри, как бы не стали твоими!

– Ты о чем?

– Обиженный малолетний парень может и дел наворотить. Не боишься? Не слетит с катушек?

– Не знаю. – туманно и неуверенно.

Мужчина убрал руку с плеча кардиолога.

– Зато я знаю, что бывает, если упустить свой шанс.

– Гиппократ, ты всё ещё о женушке? – усмехнулась Вероника. – Брось. Она же тварь.

– А, может, это я тварь? – он, вроде, спросил, но Волкова поняла, что это констатация факта.

– Ты сделал всё, что от тебя зависело на тот момент.

– Не всё, Вероника, не всё…

– Хорошо, объясни мне: что ты должен был сделать?

– Взять себя в руки и спасти человеку жизнь! – Гиппократ нервно забарабанил пальцами по коленке. – А я спасовал! Заревновал! Хотел мести! Дебил, одним словом!

– Тот парень был обречен, помнишь? – кардиолог осторожно наклонилась к нему. – Ты мне рассказывал…

– Конечно, помню, – он вздохнул. – Но вот чувство вины никак не проходит. Что бы я не делал.

– Нужно время.

– Ты, как никто, знаешь, что время – херня.

– Работа у нас такая, Гип, работа! – Волкова не могла до конца понять коллегу. – Бывает, что пациента не спасти, но это не значит, что мы – плохие врачи. Слышишь?

– Ты его ни капли не любишь? – после паузы фраза прозвучала слишком резко.

– Что? – встрепенулась она. – Ты про Милехина?

– Да.

– С чего тебя это волнует?

– Ты мне не чужая.

– Спасибо. – Волкова смущенно улыбнулась.

– И всё же? – он ждал ответ.

– Не мой тип.

– Давно вы знакомы?

– Не настолько, чтоб выходить за него.

– Для любви преград не существует…

– Никакой. Любви. Нет. – Ника покачала головой. – Я и не собиралась влюбляться. Не сейчас.

– Принца будешь ждать?

– Может и буду.

– Смотри, принцы нынче редкость.

– Ничего. Если не принц, то хоть нищий.

– В смысле? – не понял мужчина.

– Полюблю в своё время и тогда все формальности отойдут на второй план.

– Считаешь, что у каждого есть на земле половинка?

– Может хватит об этом? – поморщилась девушка.

– Просто боишься серьезности в отношениях.

– Ты у нас ещё и семейный психолог?

– Не без этого.

– И как хочется тебе лезть в чужие грязные простыни – не понимаю.

– Мы не всегда в состоянии оценить свои действия здраво.

– Гип, завязывай! – Волкова ткнула коллегу пальцем.

– Хорошо, понял, – врач хмыкнул. – Последний вопрос можно?

– Давай уже!

– Как он принял твой отказ?

– Принял? – усмешка вышла абсолютно естественной. – Если бы!

– Ревности полные штаны?

– Да!

– Подумал, что я – твой хахаль? Я прав? – Гиппократ тоже чуть улыбнулся.

– Именно. – кивнула Волкова. – Может, к лучшему?

– Время покажет.

СГУ.

Лапину никто ещё не говорил о том, что может быть так паршиво, хотя, казалось бы, никаких объективных причин нет. Понять серьезность решения и вовремя остановиться – вот главное преимущество тех, кто берет взятки. Он был дилетантом и знал это. Однако жажда денег взяла верх. Преподавателям сроду не платили огромных гонораров, а труд должен оплачиваться в соответствии с физиологическими расходами организма работающего. Такую аксиому вывели задолго до того, как был поставлен первый диагноз одному из их колоссальной мировой братии – «нервное истощение».

Переиграть нельзя. Ничего не вернуть. Одно хорошо – он вернул деньги Бероеву. Не поздно ли? А, может, рано? Аскольд Лапин окончательно запутался в своих желаниях и в том, что и как повлияло на исход ситуации. Проблемы, как известно, имеют свойство разрастаться. А люди при осознании этого грустного факта имеют обыкновение уходить в затяжные депрессии. Одиноким хуже, чем остальным. Лапин относился к первому типу. Вроде, ходят легенды о том, что каждый сам решает: одинок он или же свободен. Свобода – понятие сложное и уж точно не линейное.

Профессор сидел без света, не открывая жалюзи и не включая стационарного телефона. Он курил. В деканате было тихо. Лапин любил тишину. Истинную тишину. Кроме стука собственного сердца никаких лишних звуков. Он думал. Правда, вместо мало-мальски полезных идей в голову лезла одна дребедень. Любая попытка сосредоточиться превращалась в пытку, при которой голова отказывалась работать. Постукивая ручкой по столешнице, Аскольд понял, что сейчас ему просто нужен друг. Друг. Или женщина. Перед глазами у него все ещё стояла Калягина. Кто знает, почему не сложилось. То ли от его глупости, то ли от её гордости. Только гордость-то показная. Нетрудно догадаться, что и она одинока как черная вдова. Черная. Или лучше сказать роковая. Аскольд Прокофьевич уважал Ирину за её решение. И злился на себя за то, что не остановил. Она больше не вернется. Она его презирает. И это уже навсегда…

Раздался стук в дверь. Лапин чуть не вскрикнул. Он испугался. И не знал, что делать. Стук повторился. Уже менее отчетливо.

– Да! – наконец решился Лапин.

– Можно?

Мужчина открыл рот – Ирина Валентиновна стояла на пороге его деканата.

– Конечно, проходите, – его голос дрогнул, а глаза зажглись, как у алкоголика, который увидел стопку с опохмелкой. – Ирина Валентиновна, я так рад вас видеть…

– Не тараторьте, – поспешно сказала Калягина. – Я и сама не до конца верю, что пришла снова. После всего, что случилось…

– Присаживайтесь, – Лапин тут же пододвинул ей стул, включил свет и закрыл дверь, чтоб в коридоре никто не подслушал.

– Спасибо, – она неуверенно присела на край.

– Я так много должен вам сказать.

– Правда? – её удивление было совершенно искренним и это немного оскорбило Лапина.

– Как же вы гадко обо мне думаете, однако.

– Я думаю, что вы слишком критичны, – Калягина не знала, как перевести разговор в другое русло.

– Мне очень жаль, что вы стали свидетелем моего безобразнейшего и низкого поступка, – декан филологического выпрямился и осмелился посмотреть актрисе в глаза. – Прошу прощения также за то…

– Наверное мне тоже есть за что извиниться, – она перебила его и поднялась.

Лапин замер около входной двери – он не знал куда себя деть.

– Нет, вам не нужно извиняться. Ваша позиция заслуживает только похвалы, и я выражаю вам мое искреннее почтение…

– Вы сейчас серьезно?

– Да, а что? – немного растерялся он.

– В тот вечер я наговорила много лишнего.

Аскольд помнил, что она произнесла и, конечно, помнил свои слова: «Я у тебя последний шанс? Верно?» и именно за них он готов был себя проклясть.

– В этом мы оба преуспели, к сожалению, – мужчина грустно улыбнулся. – Давайте просто забудем?

– А историю с взяткой тоже забудем? – прищурилась Калягина.

– Если вы об этом, то моя совесть ещё не успела захлебнуться в этой грязи.

– Что вы имеете в виду, Аскольд Прокофьевич?

– Я вернул деньги. Да, сейчас это выглядит так, словно я ищу оправдание, но поверьте, что моё раскаяние осознанно и искренне.

Женщина подошла к его столу и уселась прямо в кресло декана. Тихий шорох вывел Аскольда из оцепенения. Только сейчас ему стало понятно, что Калягина пришла не извиняться. И даже не за его раскаянием. Он сглотнул и почувствовал, как напрягся всем телом, это случилось абсолютно непредвиденно – сюда мог нагрянуть кто угодно – рабочий день в самом разгаре…

– Ирина, простите меня, но…

– Что такое? – она сидела в его кресле, закинув ногу на ногу, а её тонкие пальцы с яркими ногтями впивались в подлокотники. Это выглядело очень даже возбуждающе. – Дверь не закрыта? Разве?

– Дверь? – Лапин судорожно обернулся. – Закрыта, но…

– Ты такой нерешительный. Я думала, что всё будет проще.

Опять на «ты». Аскольд прикрыл на мгновение глаза и до боли стиснул челюсти. Он боялся, что это сон или ещё хуже – глюки.

– Да или нет?

– Ты о чем? – он решил не сопротивляться её напору и повернул ключ в замочной скважине дважды.

– Уже неважно, – Калягина смотрела прямо и не отводила глаз.

– Здесь? Ты уверена?

Шаг за шагом, он приближался к столу, на котором в скором времени разложит эту женщину. Черт. Это же пошло. Или нет?

– Много вопросов, Аскольд. Ближе к делу…

Пустая комната, где ни души;

Где мы одни – только я и ты.

Меня носило, разбирало, по сути, на части.

То неделимое, что зовется счастьем.

Ты дыши со мной и не надо слов;

И не надо думать, что такое любовь.

Слышать твоё сердце и не слушать разум.

Не оставлять на «потом», просто брать всё сразу…

– Отбросим сантименты?

– Конечно, – она улыбнулась. По телу декана прошла дрожь.

– Это похоть или…

– Это страсть, – женщина приподнялась и одним движением смела с письменного стола всё ненужное. – И не надо искать подвох. Ты же этого и хотел.

Хочешь, я уйду, но попроси остаться.

Мне во снах так мало твоего обмана.

Сердцу не понять – находить, терять.

Сложно отпустить, сложно всё забыть.

Пустая комната, где ни души.

Где мы одни, и смог и дым.

Казалось, что дышу – так мало мне тебя.

Казалось, что любовь – теперь это вода.

Давай оставим тревоги, просто взлетай,

В свободном полёте и в руках моих – тай!

Секунда за вечность даст ответ –

В любимом человеке есть ли свет?

Пустая комната среди холодных стен,

Горячих тел и постельных сцен.

И моя кукольная жизнь показалась серой.

Прости за то, что был в чём-то несмелым.

А мне бы рук твоих касание, твоего тепла.

Утонуть в глазах и осушить до дна.

Тенью стать твоей, просто быть нужней

Или отпустить, просто всё забыть?

Хотел ли Лапин именно этого? Пожалуй, не совсем. Но сейчас это не имело никакого значения. Если она предлагает то, в чем он особенно сейчас нуждается, то грех не воспользоваться.

Пустая комната, где ни души.

Где мы одни – только я и ты.

Ты – не сама по себе, в руках моих растаешь.

Сказать бы много, но мало понимающих.

Как я хочу быть рядом, в голове желание.

Душа застыла, застыла в ожидании.

Каждый вечер пуст, а в комнате простыло.

Хочу, чтобы я забыл! Хочу, чтоб отпустило.

Давай оставим тревоги, просто взлетай,

В свободном полёте и в руках моих – тай!

Секунда за вечность даст ответ –

В любимом человеке есть ли свет?*****

Бероев ждал Киру. Он не знал, во сколько именно заканчиваются у неё пары, но решил, что сегодня им нужно поговорить. Даже не так. Он скажет ей всё и поставит точку в этой херовой неразберихе. Она – баба и будет слушать с присущей слабому полу покорностью!

Из всех известных мне

Прекрасных небылиц,

Ты – самая красивая

Из стаи синих птиц.

На крыльях твоих – пыль,

В глазах – усталый блеск,

Но в этой глубине

Что-то действительно есть!

В один прекрасный день

С огромной высоты,

Явилось наконец-то

Воплощение мечты.

А мне смешно до слез –

Мне не хватает грез,

Мне просто нужно знать

Верный ответ на вопрос!

Игната не покидала мысль, что он слишком нянчится с ней, но с чего? Почему его так это заботит? Влюбился? Бред. Любовь для слабаков. Нужно смотреть правде в глаза – он должен завоевать доверие отца. Сколько жизней и судеб придется поломать ради этого? Неважно. Останавливаться на полпути к цели – это ли не сумасшествие?!

Мне все равно,

Что нам суждено,

Пока играет музыка –

Не всё решено.

Мне все равно

Нужно лишь одно:

Пока мы оба

Не раскрыли карты –

Побудь со мной!******

Хотелось затянуться, но огромная пластиковая табличка, висевшая на самом виду, резала глаз ядовитым красным цветом и не менее кричащей надписью: «Курение запрещено!». Игнату, в общем-то, было плевать на устои учебного заведения, но сигареты закончились ещё утром, а за пачкой новых он ещё не смотался. Чем дольше парень стоял на крыльце, тем меньше он желал здесь находиться. Внутри что-то будто ерзало и скрежетало острыми ногтями. Бероев знал что именно.

– Что, Бероев, швейцаром подрабатываешь? Папашка уже не обеспечивает? – Игнат резко перевел глаза с пейзажа возле парковки на говорящего. Им оказался Хабаров.

Козел. Да как он только посмел открыть свою форточку?!

– Пончик, блядь! – по тону раздраженного кавказца стало ясно, что он не настроен на перепалку.

– Я кекс! – Глеб поднялся на ступеньку выше и почти поравнялся с Бероевым.

– Любовь к хлебобулочным изделиям при себе оставь! – едкая усмешка. – Ползи гусеницей!

– Это вы на физкультуре ползать учитесь, а нас учат думать, причем головой!

– Чего? – Бероев явно не оценил метафору Глеба.

– Вот видишь, ты не понял, – разочарованно, но вместе с тем и довольно вздохнул студент. – Кто рожден ползать…

– Ты ничего не забыл, припизднутый?! – Игнату пришлось поиграть желваками, чтоб показать, кто здесь кто. – Где твой сука-телохранитель? Потерял? Или платить больше нечем?

Глеб понял, что собеседник имеет в виду Даню. Нужно было выкручиваться. Без вариантов.

– Чтоб тебя раздавить морально помощь не нужна…

– Ты камиказде что ли? А если тебя, смельчак, раздавить по-настоящему, что останется?! – Бероев схватил растерянного Хабарова за грудки.

Глеб успел подумать о том, что было бы, если бы он тихо прошел мимо? Бероев бы набросился на него? Вряд ли. А теперь… неприятности могут быть. И с чего он решил, что сможет выйти из этой схватки победителем? Хабаров смотрел в карие дикие глаза напротив – он благодарил бога только за то, что рядом нет Зоры и она не видит его позора.

– Притих? – спросил Бероев, скалясь.

– Я не девка, чтоб визжать от испуга, – буркнул Глеб, сглатывая.

Кавказец, словно что-то вспомнив, тут же ослабил хватку, в его глазах мелькнуло беспокойство.

– Клешни сбросил! – дергаться было бесполезно, но попытка являлась жизненно-необходимой.

– Считай, что я тебя пожалел, козел.

Когда сын мэра все же убрал руки от Глеба, тот с опозданием, но ткнул его кулаками в грудь. Это даже повеселило.

– А ещё слабо? – подначивал Бероев.

– Давно нос не ломали?

– Да!

– Давай я подправлю эту оплошность.

– Заодно и биографию себе подправишь. Сядешь. В колонии быстро научат слушать и слушаться.

– Ты такой умный. Боюсь, что даже если я сломаю тебе нос до мозгов не доберусь. Тут грубая сила нужна.

– Идиот, – насупился Глеб.

– Хорошо, что ты осознаешь свою степень умственной отсталости, – поржал Игнат, засовывая руки в карманы.

– Это к тебе относилось.

– Сомневаюсь.

– А ты поверь! – Глеб повысил голос.

– Язык почесать больше негде?

– Не твоё дело.

Хабаров внимательно смотрел на оппонента. Бероев не выдержал и отвел глаза.

– Хорош гипнотизировать, чмырь!

– На себя посмотри.

– С какого хуя ты решил, что можешь до меня доколебаться?!

– Да нужен ты мне, как козе баян!

– Ну и рули мимо!

Глеб усмехнулся:

– Твой папочка долго в мэрии не задержится. Имей в виду. Я уже вижу, как он с треском вылетает оттуда и…

– Ты у нас вторая Ванга, что ли?! – снова взбесился Бероев. – Так даже ей нехуем было видеть, не то что тебе!

– Кто за него голосовал? – Хабаров теперь понял, почему не смог пройти мимо – его душила злость из-за проигранных отцом выборов. Глубоко внутри. Почти на бессознательном уровне. – Вы своих из горных аулов привезли? Да? Устроили гастробайтерами… те, кто у нас дворы метут и стиральные машинки устанавливают… Бероев, а какая доля из них – твои родственнички? А?

– Сука ты…

– Мне с тобой не тягаться в этом качестве, увы.

– Знаешь, я многое могу стерпеть и простить…

– Боишься признаться? – Кекса уже несло.

– Признаются, сука, в любви! – отрезал Игнат, сплевывая. – Ну или в ненависти. Кому что, пончик!

– Наворовал твой папочка?

– Пошел ты, – тихо и с максимальной агрессией сказал Игнат. Его глаза сверкнули, а кулаки сжались.

– Значит, наворовал.

– А ты не знал, что по-другому невозможно?

– Ты про что?

– Да про то, что твой тоже карманы набивал как только мог, когда работал в КГБ.

Глеб прищурился – откуда этот носач может знать, что Хабаров-старший работал под прикрытием?

– Откуда тебе это известно?

– Ну я же не маленький, блядь, мальчик! – всплеснул руками Бероев. – И тебе пора бы повзрослеть, слышь!

– Разберусь, что мне нужно, – Глеб смутился от слов брюнета.

– Ты думал, что он у тебя – ангел с крылышками?!

– Он Родине служил.

– Ха-ха! – Игнат громко гаркнул. – Что ты знаешь о его делах? Ничего! Могу спорить! Знаешь, почему его не выбрали?

– Потому что твой папик дал избирателям ложные надежды… а ещё взятки.

– Нет! – кавказец покачал головой. – Взятки тут не при чем. Потому что он, в отличие от твоего, не имел дел с разведкой. И, следовательно, не может навредить интересам тот самой «родины», о которой ты, судя по всему много знаешь…

– Мой отец не смог бы навредить больше, чем навредит твой! – Глеб сжал зубы от бессильной злобы и обиды. Сергей никогда не рассказывал о КГБ. Упоминал, но вскользь, и парень не верил, думая, что это байки.

– Знаешь от чего зависит вред, наносимый экономике?

– От чего же?

– От того, насколько люди бдительны.

– Ты про себя что ли? – улыбнулся Хабаров. – Бдительность и ты? Это совместимо?

– Нарываешься, пончик.

– Это я уже слышал.

– Так вот ещё послушай! – Игнат не позволял Глебу подняться на ступеньку и поравняться с ним, предпочитая возвышаться. – Чем меньше мусоров будет у власти, тем лучше жить будем! Понял меня?

– Мусор здесь только ты.

– Въебать? – осведомился Бероев, уже готовясь врезать сукиному сыну. – Чтоб место своё знал.

– Давай, – Глеб понял, что нужно стоять за свои убеждения до конца.

– А я думал, заплачешь и сбежишь.

– Не дождешься!

– Ну ничего – придет ещё время.

– А чего ждать так долго?

– Жалко тебя. Да и самому противно. Убить ведь могу. Сидеть не хочется…

– Папик за вас обоих отсидит! – усмехнулся Глеб, поняв, что бить кавказец не будет. Не здесь и не сейчас. Есть шанс поставить себя так, как надо.

– Тебе повезло. Крупно повезло.

– Я знаю, – кивнул сын олигарха.

– Не попадайся мне на глаза. И это не просьба.

Глеб смотрел на Бероева и, казалось, видел его насквозь.

– Не захлебнитесь в своем дерьме!

– А у тебя комплекс на этот счет?

– Я сделаю всё, чтобы твоего фазера выперли как можно скорее, – серьезно и уже без намека на страх или растерянность, сказал Глеб, удаляясь в сторону входа.

– Удачи, лузер гребаный! – прошипел Игнат, спускаясь с крыльца. – Только знай: если я решу, что ты, урод, зарвался, то расплата будет горькой!

– Мы ещё посмотрим, кому будет горше, – вполголоса ответил Хабаров, открывая дверь в университет и пропуская выходящую Киру. Они обменялись быстрыми взглядами.

Девушка посмотрела непонимающе, а Глеб – с долей презрения.

Кира застегнулась на все пуговицы – погода не радовала теплом. Она огляделась и вдруг замерла, странно побледнев. Игнат остановился и дал понять, что увидел её.

– Привет ещё раз!

Милехина не прореагировала. Она хорошо помнила, как они встретились утром. Неужели он пас её все это время?

– Кира! – призыв был настойчивым.

Девушка была готова провалиться под землю. Она была бы рада сейчас всему, чему угодно – лишь бы Бероева не было рядом. Её мобильный исполнил желание практически мгновенно. Мелодия показалась слишком уж мистической и Кира долго смотрела на дисплей, будто не веря.

– Да!

– Кира, – голос матери был не на шутку взволнованным.

– Мам?

– Послушай меня очень внимательно…

Игнат уже подошел к девчонке и с ухмылкой наблюдал, как меняется выражение её лица. Прошло несколько минут. Когда переговоры были завершены, он улыбнулся:

– Чего не откликаешься? Если зовут, значит, ты востребована!

Кира продолжала молчать и сжимала телефон в руке.

– Маманя звонила?

– Не твоё дело, – Кира обошла Бероева и быстрыми, просто семимильными, шагами понеслась прочь.

– Эй! – он уже злился. – Стой!

– Оставь меня в покое! – бросила Милехина через плечо.

Игнату ничего не стоило нагнать её.

– Не съем же я тебя, в самом деле! Стой!

Кира замерла на месте и парню показалось, что она намеревается ударить его. Сдурела что ли?

– Так больше не может продолжаться. Ты же понимаешь. Давай-ка выясним кое-что.

– Ничего я выяснять не буду.

– Упрямство тебе не идет, – он хохотнул.

Киру прошиб холодный пот. Рядом с этим человеком она чувствовала себя крайне неуютно. Он был ей не просто неприятен, а отвратителен. Жаль, что сказать этого прямо она не решалась. Теперь ещё этот звонок. Девушка больше всего боялась, что Бероев что-то заподозрит. Как назло, никто из дверей универа больше не выходил. Они здесь практически один на один.

– Идем на свидание, – заявил Игнат, придав лицу самое серьезное выражение. Его карие глаза прожигали насквозь. Милехина съежилась.

– Какое ещё свидание?! Спятил? Никуда я не пойду…

– А я не спрашиваю, я – приказываю.

– Я – не твоя собственность.

– Сколько раз тебе повторять, что этот вопрос уже решен? – парень вдруг крепко взял её за локоть, не позволяя вырваться. Не будет же орать. Не должна.

– Пусти!

– Съездим покататься? – кавказец кивнул на Джип.

– Я кричать буду, – голос Киры ослабел.

– Зачем же? – он наклонился к ней и прошептал:

– Ты хочешь привлечь к нам внимание? Я бы не хотел. Но если задумала орать, то ори скорее, а не то я закрою тебе рот… своим…

От этих слов Кира окончательно растерялась. Бероев был слишком близко и её трясло при одной мысли, что он реально может её поцеловать. Нет и ещё раз нет.

– Чего ты хочешь?

– Пошли к машине, – брюнет ослабил хватку и подтолкнул девчонку вперед. – Я буду сдержанным, обещаю.

Кира шла медленно, как к смерти приговоренная. Сердце бешено колотилось и перед глазами плыла какая-то странная пелена. Слезы. Это они мешали ей видеть.

– Не реви.

Сняв машину с сигнализации, Бероев галантно и даже слишком, открыл перед барышней заднюю дверь. Милехина не решалась сесть. Она изо всех сил пыталась не паниковать сейчас.

– Залезай, чтоб мне не пришлось быть грубым. Я этого не хочу, – он покачал головой. – Дай мне хоть малейший шанс!

– Куда мы поедем?

– Куда скажешь, – парень пожал плечами. – Я даю тебе выбор.

– Вези меня в табор!

– Нет.

– Тогда я не поеду.

– Кира, садись. Дальше – разберемся.

Был ли у неё выбор? Похоже, что выбор кончился. В салоне пахло табаком и удушливым, даже приторным ароматизатором. Бероев сел за руль и открыл окно, пуская свежий воздух. Джип мерно загудел после поворота ключей в замке зажигания. Кира вжалась в сиденье – она хотела быть как можно дальше от кавказца.

– Успокойся ты, – Игнат обернулся и выкрутил руль, чтобы выехать со стоянки. – Не держи меня за урода. Сука не захочет – кобель не вскочит!

Шутка была отменной, но в кавычках, поэтому и посмеялся над ней только он.

– Извини, – пробубнил и включил радио.

Каждый сантиметр,

Каждый край души и тела –

Всё, что пожелаешь, выбирай.

Всё, что ты хотела.

Поцелуи под луной

Или в платье белом –

Почему же не со мной?

Ты так красива –

Невыносимо рядом с тобою

Быть нелюбимым,

Останови же это насилие –

Прямо скажи мне и тему закрыли!

– Ты голодная? – поинтересовался Игнат, когда выехали в центр города.

– Нет.

– Тогда давай в кофейне остановимся. Уютно и кормят полегче, чем в ресторане.

Я как мальчик попадаю в плен

Твоих двух флюидов,

Но не замечаю перемен –

Горечь и обида.

Что случилось? Сам не свой,

Не могу поверить:

Ты играешь мою роль…

Ты так красива –

Невыносимо рядом с тобою

Быть нелюбимым,

Останови же это насилие –

Прямо скажи мне и тему закрыли!

Ты так красива –

Невыносимо рядом с тобою

Быть нелюбимым…

– Господи, кто ж это дерьмо сочиняет-то?! – он резко выключил магнитолу и затормозил на светофоре. – Депрессивные сопли для подростков, мать их!

– Кому что, – выдавила Кира. Она с тревогой смотрела на улицу.

– Не, ну если тебе так нравится, то пожалуйста! – радио снова запело.

Ты так красива –

Невыносимо рядом с тобою

Быть нелюбимым,

Останови же это насилие –

Прямо скажи мне и тему закрыли!*******

– Вообще-то, я не об этом, – усмехнулась девушка.

К счастью до кофейни «Марокко» оставалось совсем немного. Бероев парковался аккуратно, потому что выслушивать речи от швейцара на входе сейчас было бы некстати.

– Херово, что я не романтик.

– Что? – Кира не расслышала его слов.

– Ничего, – Игнат вышел и через пару секунд открыл дверцу и подал руку. Кире пришлось опереться на неё, чтобы вылезти из высокого Джипа. Встав на асфальт, девушка чуть успокоилась. Кругом люди. И это главное.

– Наверное, мне стоило бы прикупить цветы, – сказал Игнат, положив руку Кире на талию. Она дернулась в сторону и чуть не упала. Он поймал её. – Аккуратнее, детка.

– Бероев, сделай мне одолжение, – сквозь зубы проговорила Кира. – Не прикасайся ко мне…

– Ты бы предпочла свалиться?