Текст книги "Кармелита. Наследники: игры на вылет (СИ)"

Автор книги: Чудинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 49 страниц)

– Да как ты смеешь! – актриса сжала кулаки.

Калягина в свои тридцать с лишним была незамужней и бездетной. Как и любая женщина, она хотела найти своего единственного.

– Смею. Я знаю, как устроены вы, женщины.

– И как же?

– Если бы я тебе сказал, что у меня в кармане пять сотен рублей, ты бы поехала ко мне на окраину смотреть мелодрамы и пить ослиную мочу вместо чая?!

– Господи, какие же вы мужики одинаковые! – женщина приложила палец к губам и размазала помаду. – Почему вы все думаете, что счастье в деньгах?

– А в чем тогда? – Лапин плеснул в стакан для воды коньяка и опрокинул его внутрь. – Знаешь, я тоже долго думал, будто деньги лишь бумажки, но всякий раз убеждался, что без них ты никто. Мне пятьдесят три года, Ира. У меня ни жены, ни семьи. У меня нет ничего, теперь ещё и работы…

– Тебе трудно, я понимаю, но кому легко? Таким, как Бероев? Может быть. Но это временно, повторяю. Временно.

– Я сыт по горло этим временем! – декан поднялся и подошел к Калягиной. – Я чувствую себя букашкой в огромном унитазе жизни! Я выбраться хочу! Туда, где нет этих предрассудков!

– Удачи. – Ирина Валентиновна внимательно посмотрела на профессора и развернулась, протягивая руку к дверной ручке. – Прощайте, Аскольд Прокофьевич! Надеюсь, что мы больше никогда не пересечемся в вами!

– Ира, пожалуйста, не уходи…

От берега к берегу,

Как до Америки –

Пол-океана самолетами…

Возьми мои крылья,

Хочешь? Вот они!

Душа просит небо: «Помоги ей!»

Прости меня именно

За то, что я выменял

Тебя на одну минуту прошлого.

За что на мою свалилась голову

Внезапная эта ностальгия?

– Я не могу, извини…

– Ира. – Лапин преградил ей путь. – Я на все ради тебя готов… ну, хочешь, я верну деньги обратно?

– Аскольд, ты меня не понял. Я в принципе не хочу иметь с этим дела. Даже если ты вернешь деньги мэру, моё отношение к тебе и к ситуации не изменится! Раз ты их взял, значит, не считаешь это чем-то низким и подлым.

– Что мне делать?

– Работу искать! – Калягина поджала губы и стуча каблуками по кафельному полу, ушла по направлению к лестнице. Лапин слышал, как она остановилась на мгновение, и хотел побежать за ней, но что-то внутри, словно пружина, задержало его.

Это был неравный бой

Между небом и людьми,

Между сердцем и судьбой,

Под названьем «Се ля ви!»

Победитель будет прав,

Проигравший – просто жить,

Остальное лишь игра

Под названьем «Се ля ви!»****

Комментарий к Глава 1. * слова из песни Рефлекс “Танцы”

песня А. Пирожков “Плач, детка”

песня Серебро “дыши со мной”

песня В. Меладзе “Се ля ви”

====== Глава 2. ======

Время подходило к полуночи. Народу значительно поубавилось – остались самые активные и пьяные. Да. Хотя проносить алкогольные напитки внутрь было строго запрещено, нашлись те, для кого это табу давно стало вполне легальным. Одним из «поставщиков» был Диск. Жданов знал это, поэтому решил воспользоваться столь заманчивым предложением. Введенная доза новокаина практически перестала действовать, и студенту нужно было хоть как-то облегчить ноющую боль. Разливочный пункт был оборудован в одном из туалетов. Да, стандартное место для привлечения клиентов. Правда, поскольку туалет был мужским, то и посетители были соответственно одного пола. Может это и к лучшему, ведь спаивать девчат совсем уж подло. Ну и в девяноста процентах случаев студентки отказывались.

– Жданов! – Макар окликнул блондина возле туалета, не надеясь, что он отзовется.

– Чего?

– Дай телефон позвонить.

– А у тебя что, своего нет? – Жданов вопросительно и с подозрением глянул на рыжего, неловко топчущегося на месте.

– Батарея села…

– А я здесь причем? – Даня не собирался оказывать услугу этому человеку. – Домой придешь и зарядишь.

– Но мне сейчас позвонить надо, – выкручивался Макар.

– А я что тебе – бесплатная контора сотовой связи?! Или ты розетку во мне увидел?!

– А чего ты такой жадный? – Бобровский усмехнулся. – Не разорвало тебя ещё?

– Ты знаешь – нет! – Даня вошел в туалет, где вовсю шла своя небольшая вечеринка.

– О! Какие люди! Залетай! – Диск приветственно взмахнул руками. – Стаканчик пропустишь?

– Пожалуй. – Даниил заулыбался. – Пятизвездочный коньяк плесни. Двойную порцию!

– А плохо те не станет, пацанчик? – какой-то хорошо поддатый лысый парень, наверное, скинхед, облокотился о подоконник, заглядывая мутным взором в светлые и выразительные глаза блондина.

– Если кому и станет, то тебе в первую очередь, друг.

– Какой я тебе друг, чмореныш?! – лысый вдруг выпрямился, и выяснилось, что в нем почти на две головы больше, чем в Дане. Посетители уборной отметили разницу.

– Спокойно, братья! – Диск тут же выскочил из-за импровизированной барной стойки. – Мордобоя не будет.

– Кто он? – пьяный ткнул пальцем в Жданова. – Кореш твой?!

– Да уж не твой же! – со смешком ответил Даня, отходя в сторону.

–Ты поаккуратнее, Жданов! – из ближайшей кабинки выплыл Муравьев. – Тут и за меня готовые постоять найдутся…

Даня обвел глазами немногочисленных присутствующих и только сейчас до него дошло: кругом дружки Муравьева. За редким исключением.

– Я слышал, что ты на сцене облажался. – Денис оттянул лямки своей новой баскетбольной майки с логотипом их университета. – А мы твою жопу прикрывали на игре. Между прочим, вышли в полуфинал!

– Поздравляю, – сдержанно ответил Даня, чувствуя угрозу, исходящую от каждого второго находящегося рядом.

– Это мы тебя поздравить забыли.

– С чем? – Даниил взял протянутый одноразовый стаканчик с глотком коньяка весьма паршивого вида.

– С твоей новой должностью! Вот! – Муравьев вытащил из кармана шорт самодельную газетную пилотку и, вытянув длинную как у орангутанга волосатую руку вперед, попытался одеть её на голову Жданова. – Лузерская! Лучшая! Носи и гордись!

Все залились пьяным смехом, больше походившим на лошадиный ржач. Даня сделал ещё шаг назад, и заиграл желваками. Эти сосунки напрашивались на разговор «по душам», но вот удастся ли ему выстоять против нескольких?

– Мужики! – Диск предпринял попытку утихомирить парней. В противном случае его бы просто подмяли под собой. – Оставьте! Разве стоит получать по шее?

– Ты хочешь сказать, что мы не справимся с этим?

– А ты хочешь проверить?! – Дане пришлось блефовать. Он знал, что может и не сработать. Пьяным же море по колено.

– Эй, Мура, подержи дверь! – лысый умел командовать, особенно среди таких же как сам. – Сейчас мы научим мальчика уважать старших!

Муравьев отошел к дверям. Встал, прислонившись к косяку и загородив выход.

Насколько щедрым может быть человек, жадный по натуре? Лапин знал, что у него есть только два выхода: либо взять мэровские деньги и со спокойной душой уйти с работы, либо попробовать воевать с ректором и, возможно, какими-то титаническими усилиями выбить у него решение не отчислять студентов.

Взятки берут везде. Это закон или даже аксиома, не требующая никаких доказательств. Насчет того, не подкуплен ли ректор уже, оставалось только догадываться. У Лапина был один-единственный шанс дать денег первым, опередив Бероева. Опять же цена. Сколько сможет при острой необходимости дать Лапин? А сколько сможет дать Бероев? Большая разница. Если у старика проснется аппетит, то торги вообще могут стать открытыми, как уже было однажды.

Ректорат тоже праздновал, пусть не победу, но поражение. Сабантуй организовали прямо в кабинете. Большой стол ломился от алкоголя и закусок. Методисты и секретари, первые люди из других университетов и простые смертные преподаватели – сейчас были как одна семья. Декан даже не удивился, что его начали приглашать за стол. Выпито было уже много. Сам же ректор сидел в сторонке и задумчиво всматривался в чернеющее небо, торчащее уголками из не полностью задернутых штор. Лапин подошел к нему, кашлянув и привлекая к себе внимание.

– Чего тебе? – в голосе начальника слышались нотки раздражения.

– Надо поговорить.

– Говори.

– Ты серьезно собираешься отчислить всех моих студентов?

– Прости? – ректор повернул голову и посмотрел на Лапина снизу вверх. – Что значит – всех? Не всех, а лишь тех семерых!

– Я именно о них! – декан старался не дышать на Малькова. – Только из-за провала спектакля?

– А тебе этого мало, друг мой ситный?!

– Это был саботаж одного из студентов! – настаивал Лапин, зная, что и ректор уже в курсе. – Мои здесь не замешаны…

– Твои? Это Жданов-то этот? Которого ты сам хотел турнуть пару месяцев назад за грубое нарушение дисциплины и устава университета?! Лапин, какое тебе вообще до него дело? По пареньку давно армия-матушка плачет!

– Неважно. Он не виноват в том, что случилось на сцене. Да и остальные тоже…

– А кто тогда виноват? – Мальков поднялся и с усмешкой добавил:

– Уж не хочешь ли ты назвать себя виновником?

– Хочу. Если тебе так угодно. Ты же сам видел.

– Что я видел?

– Кто на кого полез!

– И кто же? – ректор корчил из себя дурачка.

– Бероев!

– Слушай, ты что, следователь? Ты хочешь муру с ментами завести? Тебе есть дело до этого зажравшегося имбицила?

– Сейчас да.

– Не ты, не я не сможем его перевоспитать! Поздно!

– Никто об этом и не говорит, – Лапин стоял на своем.

– Аскольд, по-твоему, я должен похвалить твоих щенков и выгнать Бероева?

– Ты обязан разобраться.

– Мне не в чем разбираться. Я уже все решил.

– А тебе не кажется, что однозначного решения здесь не может быть в принципе?

– Дорогой, я тебя много раз предупреждал, что этот гранд нужен нам как воздух! Ты помнишь, что нам заявили в министерстве образования на прошлой аккредитации?! Помнишь?

Конечно, Аскольд Прокофьевич помнил. Факультет иностранного языка давно враждовал с филфаком за кафедру. Предполагалось, что их объединят и тогда люди, поступающие на язык, будут обучаться сразу двум специальностям. Но это же бред! Лапин устроил сбор подписей в защиту независимости филологического факультета, но в неравном бою его сторонники быстро переметнулись на сторону иностранцев. Кафедру русского и литературы хотели закрыть, так как она перестала доказывать свою эффективность, но благодаря резонансу среди литераторов и учителей, Лапин смог добиться разрешения участвовать в межрегиональных и Всероссийских конкурсах, дабы поднять планку достижений филфака. Денежные призы, получаемые в награду, могли бы пойти на благое дело – восстановление одного из закрытых по причине ветхости корпусов.

Театральный фестиваль значимое событие. И не менее значимая победа сейчас досталась бизнесменам! Профессор проклял тот миг, когда согласился на организацию и взял на себя ответственность за успешное проведение спектакля…

– Аскольд, я всё понимаю, но и ты меня пойми. Я не могу иначе. Твоя ставка сокращена, если повезет, то мы найдем на время тебе замену, ну а оставшихся студентов пораспихаем куда-нибудь.

– Что? Куда-нибудь?!

– Филфак закрывает двери, прости.

Вот это новость. Да что же они – ума лишились?!

– Ты не можешь так поступить! Вспомни, какой факультет ты сам заканчивал!!!

– Да, я филолог по образованию, но это не значит, что при отсутствии средств я начну спасать тонущий корабль, вытягивая его на своем горбу! У вас был шанс исправить ситуацию, но кое-кто всё подпортил! Вот теперь спрашивай с них!

– Дай им закончить! Остался всего год!

– Ради бога пусть заканчивают! – улыбнулся Мальков. – Только в другом учебном заведении! В ПТУ, к примеру!

– Не ожидал я от тебя такого безразличия, ректор высшего учебного заведения!

– Вот только не надо меня стыдить! – ректор повысил голос. – У самого морда в пушку!

Лапин промолчал. Он и сам знал, что далеко не идеален. Да и где сейчас идеальных найдешь?

– Ты сможешь ни за что выгнать пятерых человек?! – Лапин не заикался о Камоловой и Бероеве. Он был уверен, что этим двоим всё сойдет с рук. Да и они не с филфака, к тому же.

– Я найду, за что выгнать!

– Знай, что один из них – круглый отличник…

– Круглый? – переспросил Мальков. – Пожалуй, круглого оставим! Остальных – к черту! Особенно, Жданова твоего!

– А другой – сын олигарха, – продолжал профессор. – Потерять свое место не боишься?

– Не пугай, Аскольдик! – нарочно применил уменьшительно-ласкательную форму ректор. – Пока ещё не потерял и дальше как-нибудь справлюсь!

– Я за свой факультет буду стоять до победного. Учти.

– Вот как? – удивился ректор. – Каким образом?

– Тебя не касается.

– Предупреди своих, что я церемониться не стану. Вылетят как миленькие! В понедельник личные дела мне на стол! Свободен!

Когда нам будет сильно за двадцать,

Наверное, будем мы тише смеяться.

С улыбкой альбомы детства листая,

Какими были и какими стали…

Всё быстрее оно наступало –

Наше завтра начнется с утра,

А сегодня нам кажется мало,

Того, о чем лишь мечтали вчера.

А жизнь не кончится завтра –

Она у нас будет длинной,

Но ты успей всё сказать мне,

Пока мы молоды, пока мы любимы…

И ты не бойся быть слабой,

А я с тобой буду сильным,

Ведь жизнь не кончится завтра,

Пока мы молоды, пока мы любимы!

Надо признать, что Зора не любила дискотеки. Она не понимала их. Всем современным людям давно известно, что туда ходят за двумя вещами: нажраться и потрахаться, крайне редко – подвигать телом в такт песням какой-нибудь там Бритни Спирс. Крыловой никогда не казались заманчивыми подобные предложения. Но она же цыганка. Её душа настроена на танец и музыку с рождения. После ухода из табора, со своей родной музыкальной культурой Зора утратила почти всякую связь, о чем порой очень сожалела. Что ей оставалось? Только ходить на дискотеки вроде этой. Танцевать под попсу Зора не умела да и не стремилась научиться. Зачем? Её все равно здесь не поймут. Она любила только слушать музыку. За три года в университете дискотек было немало, но эта оказалась особенной.

Бывает так, что ты не можешь перестать думать о каком-то человеке и молишься, тайно ожидая, что где-то на небесах есть тот самый Бог, который, якобы, всё слышит и помогает просящим. Зора просила. И её просьба, по всей видимости, дошла до Всевышнего и даже больше – была удовлетворена. Когда Крылова увидела входящего в зал Саппоро, подумала, что обозналась. Ну что он будет делать здесь?! Его такие вечеринки вряд ли интересуют… Однако, когда он к ней всё же подошел, цыганка знала, что это её шанс.

Почему она решила, что этот парень – её судьба? С чего она столько думала о нем, после неудачной попытки переспать на ночном берегу? Влюбилась ли она в него? Или это просто гормональный сдвиг? Зора изо всех сил старалась справиться с собственными желаниями, которые порой доводили её до исступления. Она хотела его и уже начала сомневаться, правильно ли поступила, запросто отпустив? Но если он сам пришел сюда… сюда! К ней. Это же что-то значит?

Когда нам будет серьезно за тридцать,

Бояться будем в кого-то влюбиться,

Размеренный шаг у взрослой жизни –

Достигнуты цели, в порядке мысли…

И пусть все также катиться –

Сменяют лета зимы,

И пусть мелькают пятницы,

Пока мы молоды, пока мы любимы!

Почему должны притягиваться только противоположности? Не смотря на то, что Зора довольно долгое время находилась только среди русских, цыганских традиций она не забыла. Она забыла о том, что за все поступки нужно отвечать. Нарушив дюжину самых важных законов, поняла, что её явно больше не примут в цыганский табор. Она хотела попытать счастья прошлым летом, когда прибилась к странствующему театру. Гастрольные романы случаются также часто, как и курортные. Зора не считала себя гениальной актрисой, но на что не пойдешь ради признания?

Крылова долго копила в себе воспоминания из разных лет: детские, юношеские, воспоминания о семье, сестре, первой любви и первом преступлении… Все они образовывали снежный ком в душе, намертво врезавшийся в сознание и не позволяющий девушке жить по-человечески. И вот впервые за несколько лет, проведенных в мешке из собственных терзаний, именно благодаря Лёве цыганка стала оттаивать. Её больше не пугало отчисление. Она была уверена, что нашла то, что искала.

А жизнь не кончится завтра –

Она у нас будет длинной,

Но ты успей всё сказать мне,

Пока мы молоды, пока мы любимы…

И ты не бойся быть слабой,

А я с тобой буду сильным,

Ведь жизнь не кончится завтра,

Пока мы молоды, пока мы любимы!*

Если кто-то успокоился, то Глеб по ходу дискотеки лишь нервничал. И чем дальше, тем хуже. Внутри разрасталась паника, от которой хотелось бежать и спрятаться. Для Хабарова это было привычным решением любой возникнувшей проблемы, какой бы характер она не носила – личный или публичный. Поразительным казалось то, что сын олигарха боялся одного – жизни. При всей материальной защищенности парню родители не дали самого главного – уверенности в себе. Немногие знают, насколько важно не пропустить тот момент в судьбе чада, когда особенно необходимыми для него являются люди, с которых ему нужно брать пример.

Для Глеба примером стали вовсе не предки, а ровесники. Друзей не бывает много. Люди, с которыми общался парень, были исключительно похожи друг на друга. Замкнутый и закомплексованный Хабаров как огня боялся перемен. С того самого дня, когда первый раз ему показалось, что он сможет. Сможет и сделает, но не судьба. Всё перевернулось и перевернуло представление Хабарова о реальности…

Даня. Человек, который остался рядом и понял, каково в один день потерять смысл жизни. Даня. Тот самый человек, который решился мстить его обидчикам. Даня. Человек, для которого было неважно мнение окружающих и который сумел помочь ему хоть как-то выкарабкаться из того дерьма, что вылилось в самый неподходящий момент. Хабаров благодарил Жданова. Постоянно. Однако есть и другая сторона медали: Глеб безмерно завидовал Дане. Во всем. У блондина было всё не так, как у него: любящая семья, популярность, перспективы. У Дани всё получалось на удивление легко. Иногда он от скуки специально устраивал себе неприятности – развлекался.

Кекс пытался представить себе свое будущее без Жданова и не мог. За долгие годы их дружбы они словно стали одним целым. И всё же Глеб всегда чувствовал себя ущемленным, так, словно блондин забирал его кислород. Вдох Глеба был лишь наполовину его, в то время как у Жданова один вдох равнялся десяти его выдохам!

– Ты что, Жданов, с чем-то не согласен? – осведомился Муравьев, продолжая подпирать стенку. – Ты думаешь о том, как было бы здорово мне навалять, да?

– Так ты иди сюда – наваляю! – уверено держался Даня.

– За что тебя уважаю, так это за оптимизм в самых безвыходных ситуациях!

– Вот видишь, меня хотя бы есть за что уважать…

– Заткнись гнида, паршивая! – лысый больше не мог сдерживать себя. – Ты себя крутым считаешь?! Это поправимо!

Даниил уже знал, что избежать мордобоя не получится. Он прикидывал свои силы. Картина не была особенно радужной – одному против пятерых пьяных идиотов достойно выстоять будет сложно. Жданов всё же поднес к губам стаканчик с коньяком. Зажмурился и, открыв рот, запрокинул голову, одновременно вливая туда жидкость, на вкус похожую на раствор люголя. Сделав над собой усилие, всё же проглотил и, смяв одноразовую тару, отбросил её в сторону. За ним внимательно наблюдали.

– Для храбрости?

– Можешь думать так. – Даня сглотнул и неприятный привкус усилился.

– Посмотрим, о чем будешь думать ты, когда мои парни тебя в парашу окунут! – Денис кивнул лысому.

От первого удара Жданов увернулся, но стоило ему сконцентрироваться на одном противнике, как его заломал второй. Он схватил парня за локти и зафиксировал их, не давая дергаться. Спина жертвы была теперь прижата к груди палача, а светлая макушка упиралась в подбородок.

– И это всё, что ты можешь? – молчание не было знаком согласия. Даня наклонил голову вперед и тут же за пару секунд резко вскинул её – сильный удар пришелся как раз по челюсти. Вот и первая кровь. Руки Жданова быстро стали вновь свободны. Он развернулся лицом к нападавшему и вовремя подставил подножку. Одним меньше…

Хук справа, хук слева, затем увернуться и махнуть ногой. Грациозно и даже плавно, словно в танце. Даниил привык к этому. Он любил драться. Нет, не потому, что был жестоким, а потому, что это приносило дополнительную известность. Быть популярным не значит быть идеальным. Не только власть, но и популярность держится на страхе.

Всё было бы так хорошо, но каждое новое движение становилось более болезненным, чем предыдущее. Даня боялся, что рана помешает ему точно наносить удары. Так и случилось. Лысый хоть и был практически в стельку, но желание раскрасить окружающим фейсы было сильнее. Пытаясь подойти к Жданову, скинхед завалил троих и раскидал их по разным углам. Демонстрация. Устрашающе, по его мнению, должны были выглядеть разбитые костяшки пальцев. Дане даже понравилось каждый раз уходить от атаки. Бить он не решался. Такого великана одолеть с пары ударов нереально, а боль могла сыграть с Даней злую шутку.

– Вали его! – Муравьев не мог больше видеть эту убогую картину. – Давай!

Что может быть хуже неожиданности? Только две неожиданности. Даня в очередной раз метнулся от угла в центр помещения, не дав верзиле схватить себя. А тот поскользнулся на кафеле и естественно на ногах удержаться не смог. Барная стойка благополучно превратилась в кучу стекла и брызг оставшегося пойла. Терпение Дениса на этом лопнуло – он покинул свой «пост» и кинулся на соперника с неистовой злостью. В этот раз Жданов не стал уворачиваться и встретил лобовую атаку. Удар!

Стало жутко больно – кулак нашел самое слабое место. Даня оказался подмят под Муравьева. Тот сбил его с ног. Холодный пол и что-то горячее, растекающееся под рубашкой, не оставили сомнений – два, наложенных чуть больше трех часов назад, шва разошлись.

– Что тут у вас за трактиръ на крышке унитаза?! – Ива почти сорвал дверь с петель.

Муравьев сразу вскочил на ноги. Туалет превратился в очень плохой бар. Кругом битая посуда и пьяные полусонные хлюпики. Жданов продолжал лежать на спине посреди погрома. Его глаза были зажмурены.

– Что с ним?

– Товарищ преподаватель! – баскетболист попытался изобразить крайнюю степень волнения. – Этот козел мне навешать хотел! Я защищался!

– Не трынди! – физрук посмотрел на своего воспитанника уж очень выразительно. Подействовало.

– Алкаш! – Иванов склонился над блондином. Он не понял, что тому плохо. – Поднимай задницу! Молись, чтоб я в деканат не донес!

– Даже и не подумаю, – голос у Жданова был чуть тише и сдавленнее обычного. Он открыл глаза. – Меня всё равно уже отчислили…

– Что здесь твориться?! – на этот раз голос вошедшего принадлежал Лапину.

– Жданов! Ты хоть знаешь, что я с тобой за этот балаган сделаю?! – Ива первым схватил блондина за грудки, едва тот поднялся с пола.

– Ничего вы с ним не сделаете, Иван Иванович, – процедил Лапин. – Жданов больше не студент нашего заведения, а значит, и головная боль, доставляемая им, теперь не наша забота!

– Да мне плевать! Сначала он отработает свои долги! – физруку было совершенно плевать на мнение литератора. «Там, где есть сила, не нужны мозги», – считал он. – Завтра жду на тренировку! Сопляк! У тебя только два выхода: либо ты играешь за нашу сборную на универсиаде, либо я тебя загноблю до гробовой доски!

– Это что, угроза?

– Это факт! – ответил Иванов, сверкнув глазами. – Завтра. Ты. Всё. Отыграешь. Понял?

– Завтра же выходной, – Дане показалось, что с Лапиным этот трюк может прокатить. – Верно, Аскольд Прокофьевич?

– А ты идешь не к нему, а ко мне! – Ивушка ещё ни разу не поддавался на подобные уловки. – Твоя отработка выходных не признает! Или мне напомнить, почему ты сумел продержаться здесь целых три года?!

Муравьев стоял за спиной преподавателя и шевелил губами, передразнивая его. Даня не выдержал и показал брюнету средний палец. Ива принял этот жест на свой счет.

– Сукин сын! Ещё раз увижу – поломаю! Усек?!

– Не советую вам, Иван Иванович, разговаривать в подобном тоне. – Лапин на правах декана, пусть и бывшего, заступился за студента своего факультета, потому что он прекрасно знал, что Ива выделывает наедине со своими. – Все здесь взрослые люди. Повторять никому ничего не нужно.

– Да что вы говорите, Аскольд Прокофьевич! – начал кривляться физрук. Что они-то не могли поделить? – Вас забыл спросить, кому и что мне повторять!

– Полагаю, что тут мы больше не нужны? – профессор пихнул Даню, кивая на выход. – Разберитесь с этой шайкой самостоятельно…

Откуда в уборной нарисовался Лапин, было нетрудно догадаться – возле туалета терся Макар. Даня даже начал забывать, с чего он стал считать рыжего отбросом. Одно, другое, третье… Каждый раз, когда он влипал в историю, рядом был Бобровский! С чего всё началось? С драки в аудитории Сонковой. Гребаная философия! Жаль, что приходится уходить – Дане не хотелось так просто сдавать позиции Эллочке. И снова виноват Макар! Везде он! Даже спектакль провалился, наверняка, не без его помощи!

Лапин привел блондина к деканату, где уже дожидался их рыжий. Жданов больше не сомневался, что сила его ненависти прямо пропорциональна всем тем гадостям, которые подстроил отличник.

– Живой? – голос звучал настолько противно, что Даню чуть не вырвало.

– Захлопнись! – наигранно-пофигистично бросил Жданов. Почему-то ему вспомнилась сцена в туалете, когда Клей грудью готов был защищать паренька. А у них есть что-то… общее. Странно, но факт.

– Где остальные? – Лапин выглядел измотанным.

– В зале. Позвать? – Даня надеялся, что удастся отделаться от Макара.

– Оставайтесь здесь, – профессор решил сходить за студентами сам. Как только он исчез из виду, словесная баталия продолжилась.

– Проиграл ты сегодня на всех фронтах, Жданов. Мне тебя жаль, правда…

– Себя пожалей, ошмёток!

– Ты был первым, но больше не будешь. Ты больше не звезда здешних аудиторий! Трудно проигрывать, признайся. – Макару будто даже нравилось то положение, в котором он сейчас находился. Или это такая самоирония?

– Ты тоже, – Даня посмотрел на рыжего с ещё большим сожалением, чем тот на него. – Больше не спаситель неучей здешних аудиторий! Тебя так же отчислят!

– Ты забыл одну деталь, Жданов.

– Интересно, какую?

– У нас будут разные характеристики. Моя меня спасет, а вот твоя тебя – вряд ли…

– Ты думаешь, что я за характеристику переживаю? – рассмеялся Жданов, хотя внутри он был готов придушить наглого уродца.

– А за что же переживаешь?

– За тебя, Макарушка. За тебя.

– В смысле? – рыжий растерялся.

– Ты хоть представляешь, что можно будет с тобой сделать? Когда нас отчислят я наконец-то смогу свернуть тебе шею! – повысил голос блондин, подходя вплотную к отличнику, порядком напугав его. – Свернуть шею и не опасаться какого-то там Лапина! Вот он – кайф!

– Злой ты. – Бобровский отошел на всякий случай. – Я же всего-навсего попросил у тебя телефон… а потом, увидев, что у тебя неприятности, просто позвал на помощь…

– А-а-а! – протянул Даня, не меняя издевательской интонации. – Так мне тебе надо спасибо сказать?

– Нет, мне твоих благодарностей сто лет не надо, – фыркнул Макар. – А вот один звонок будет кстати…

Загорелся, заискрился

Самой яркой звездой,

Словно заново родился,

Хоть еще молодой.

И душа не заржавела,

Сердце бьется в груди,

Значит, делай свое дело –

Все еще впереди.

Это не забава,

Это не игра,

Ты имеешь право,

И тебе пора…

Зажигай, чтоб горело ясно,

Зажигай, чтобы не погасло,

Зажигай звезды в небе синем,

Зажигай – сделано в России!

Почему именно эта песня была выбрана для финальной части дискотеки? Ответ прост – салют, обещанный всем присутствующим, был уже не за горами.

Глебу не нравилась толпа. Он в какой-то степени был социопатом. Если и приходилось бывать на подобных сборищах, то рядом всегда был Жданов. Когда есть с кем поболтать, время летит незаметно. А сейчас парень просто не мог дождаться окончания танцулек для того, чтобы выйти на свежий воздух и посмотреть, как в ночное небо взлетят фейерверки. Даже с этим судьба решила его обломать. За что, спрашивается?

Это не забава,

Это не игра,

Ты имеешь право,

И тебе пора…

Зажигай, чтоб горело ясно,

Зажигай, чтобы не погасло,

Зажигай звезды в небе синем,

Зажигай – сделано в России!

Хабаров понял, что ему нужно отлить и двинулся к выходу, как вдруг в нескольких метрах от себя увидел весьма симпатичную девушку в коротеньком платье и на внушительных шпильках.

Короткими вспышками света и всплесками воспоминаний… До горечи во рту и до дрожи в конечностях… Глеб узнал её! Она не заметила его, болтая с каким-то парнем. Глеб даже представить не мог, что они встретятся здесь и сейчас. Она не должна его видеть! Нет!

Зажигай, чтоб горело ясно,

Зажигай, чтобы не погасло,

Зажигай звезды в небе синем…**

– Зажигай – сделано в Китае! – громко пошутил ди-джей, поднимая над головой и выстреливая в потолок конфетти. Зал активно его поддержал аплодисментами и свистом. Ориентироваться в свете прожекторов было трудно, а взбесившаяся аудитория ещё больше затрудняла поиск нужного человека. Хабаров больше всего боялся, что она увидит его, но хуже этого может быть лишь то, что он будет один. Что тогда она подумает? Что он всё ещё сохнет по ней? Переживает, сидит на антидепрессантах? Нет. Только не это.

Уже не тянет, но

Вспоминаю днями

И ночами падаю на дно –

Годы за плечами.

Кричали «Стоп!»,

Уже раз сто

Отключали телефон

И включали режим «Без снов»,

А я все заново

И возле тебя близко –

Мысли в зоне риска,

Но думаю быстро…

Костры-искры –

Любовь чистая, как вода,

Отбросим всё опять и начнем заново?

Увы, бессмысленно – обводишь

Вокруг пальца и твоя искренность

До первого пьяного танца…

Последний медляк на дискотеке расставляет пары, словно фигуры на шахматную доску. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Думала ли Зора, что судьба подарит ей возможность быть так близко к человеку, от одного взгляда которого всё внутри трепещет?

– Может, мы… – она обратилась к Саппоро, почти равнодушно смотрящего на других танцующих. – Тоже?

– Чего? – парень опешил. – Я не танцую!

– А зачем ты тогда пришел? – Зора мысленно раздосадовано сплюнула. – Стоять и смотреть?

– Да, думаю, ты поймешь.

Крылова не успела ему ответить – кто-то буквально утащил её в центр танцпола. Да что же творится?!

Депрессняк – это второе «я» моё,

Сначала познакомься с ним –

Потом снимай с себя белье.

Из них всех ты отличаешься редким чутьем,

Проникся поначалу так… Боже!

Потом думал: «На кой черт?!»

Так беспонтово, будто глупый школьник,

Нас по утрам встречает с разным настроеньем город,

И не дай Бог сойдемся заново – поедет крыша,

Вряд ли сознательность это выдержит, это слишком!***

– Зора, слушай, у меня к тебе будет немного странная просьба…

– Хабаров! – девушка хотела заехать толстяку промеж глаз. – Спятил?!

– Зора, выручай! – Кекс наклонился к ней и шептал в самое ухо:

– Сделай вид, что ты – моя девушка. На пять минут. Прошу.