Текст книги "Меч истины (СИ)"
Автор книги: Atenae
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 38 страниц)
– Визарий! Ты там жив ещё?
– Пока живу, – прохрипел я. – Будь осторожен, открывая люк – на тебя ринется крысиное войско.
– Я всегда осторожен, – хохотнуло снаружи. – Только постарайся выбираться быстрее. Я не хочу тонуть в твоей компании, Орясина.
И я побрёл наверх – туда, где свет уже пробивался в открытый люк. Вода бурлила под ногами, норовя утащить с собой в темноту.
Потом твёрдая, узкая ладонь охватила моё предплечье. Я выбрался наружу, и всё же продолжал себя гнать вперёд, потому что палуба уходила вниз, и не хотелось, чтобы нежданное благородство Урсы обошлось ему слишком дорого. Сознание я потерял уже на берегу…
Когда же это кончится?
Дьявол с ним, с предупреждением, – не могу я больше превращаться в медузу после каждой встречи с Чёрной Тварью. Чем-то таким пугала меня Жданка. Бедная девочка, каково ей было видеть это каждый раз – месяц за месяцем! Интересно, один ли призрак меня преследует, или они ко мне со всего света слетелись, как мотыльки на огонь?
Я лежал навзничь на сыром песке. У Урсы не хватило сил оттащить меня подальше, впрочем, он и не пытался. Вместо этого развёл костёр и сушил над ним промокшие сапоги. Ошеломительный аромат. Сейчас от моих такой же пойдёт.
Я сел, расправляя плечи и сверяясь со своими ощущениями. Грудь болит терпимо. Не этим вызвана моя слабость. Это всё потусторонняя схватка, будь она неладна! Меч лежал у правой руки. Удивительно, что я не выронил его при паническом, полубессознательном бегстве с тонущего корабля. Впрочем, он ведь – часть меня. Кажется, себя я пока не терял.
Когда я добрёл до Урсы, он уже доставал из мешка какую-то вонючую вяленую рыбу. Её аромат не могли перебить даже мокрые сапоги. Но мы накинулись на неё так, словно не ели неделю. А потом ещё неделю будет хотеться пить.
– Спасибо, – сказал я, утирая усы.
Урса странно смотрел на меня, словно у него где-то болело, но он сам не понимал, где именно:
– Вот это твой выбор, Визарий? Лезть в зубы верной смерти? Если бы я не успел, Выродок сейчас праздновал бы завершение дела.
– Ну, Выродок пока не празднует, – усмехнулся я. – Согласен, я поступил глупо. Нам постоянно приходится выбирать каждый шаг. Нельзя сделать выбор один раз и надеяться, что до конца жизни поступаешь верно. Я не должен был в одиночку идти на корабль. Это не первая ошибка в моей жизни. Но ты её исправил.
– К чертям пустые разговоры! Человек ничего не выбирает. Всё уже выбрали за него. Он не волен, родиться ему или нет. Он не в силах выбирать утробу, чтобы появиться на свет. Он не может стать бессмертным. Ах, как ты свободен между колыбелью и могилой! Как горд собой! Твоя жизнь – это след на песке. Вот этот след к дурацкому кораблю, который потонул. Сейчас ветерок поднимется, и следы смоет. Совсем. А ты всё пыжишься доказать кому-то, будто твоя жизнь имеет значение.
– Смоет, – сказал я. – И всё же, Урса, твой след вёл к кораблю. Не от него. Тебе виднее, почему ты это сделал. Но я благодарю тебя за это!
*
– Я поеду вверх по течению.
– Что ты там забыл?
Тому была масса причин, я не хотел, чтобы он знал главную: мои родные втянуты в эту заваруху. Поэтому сказал о том, что уже не имело смысла скрывать. В том числе от себя самого.
– Я Меч Истины, Урса. Там, впереди, творится страшное. А моё ремесло – разбираться в страшных вещах.
– И ты к этому готов? Едва ли тех пятерых, или сколько их там, разделал один разбойник.
Я только пожал плечами:
– Готов я или нет – никогда не имело значения. Никто не сделает это за меня.
Во время разговора я заново увязывал свою поклажу. Книги в мешке растрясло, они начали топорщиться. Кладь не должна мешать мне в случае внезапной сшибки.
– А как же Выродок? – прозвучало даже как-то обиженно.
– Выродок достанет меня, где и когда захочет. Чем я могу помешать ему? Но пока этого не случилось, я должен заниматься своим делом. К тому же, есть кое-кто пострашнее Выродка. У людей вашей коллегии присутствует хоть какая-то честь.
– Глупо, – сказал он.
– Глупо, – ответил я.
И Урса принялся на моих глазах проверять свой воинский припас. Столько оружия может быть спрятано на одном человеке?
Я не думал, что всё это было так близко. Хотя мог догадаться, раз корабль не разбило ещё на реке. Мы покинули морское побережье и только начали соображать, следует ли нам держаться русла, или ехать по дороге. Преступление совершилось на реке. Но по Танаису не могла проехать повозка с моими родными. С Урсой я сомнениями, понятно, не делился. Впрочем, пока оснований тревожиться не было, потому что наезженная дорога шла параллельно одному из протоков дельты. И несколько часов спустя упёрлась в большую дощатую пристань. Видимо, в этом месте устраивали последний торг перед выходом в Меотиду.
Пристань была возведена недавно, дерево успело только потемнеть от непогоды, но ещё не лохматилось щепками. Помост, домик для охраны, длинные сараи – всё пустовало. И всё же я резко замер.
– Здесь!
– Почему? – спросил Урса.
Я спешился и подошёл к берегу, чтобы получше рассмотреть.
Её уронили или скинули в воду в тот день, когда на корабль произошло нападение. Мачту могло унести, но она застряла на песчаной косе в том месте, где протока делала поворот. Толстое дерево лежало на отмели прочно, здесь не море, не уплывёт, пока осенняя вода не поднимется. Я прошёл вниз по течению, цепляясь за ветви прибрежных кустов, чтобы убедиться – она самая. Бандиты почему-то не потрудились убрать этот след преступления. Хотя в остальном пристань выглядела вполне невинно. Надо её внимательно осмотреть.
Я обернулся к берегу, и в этот миг из-под дощатой пристани появился пловец. Худое лицо с редкой бородой, голова повязана чёрным платком. С ловкостью лягушки он вспрыгнул на помост, не произведя босыми ногами ни малейшего шума. В правой руке блестело длинное лезвие.
– Дай мне подняться на берег, – сказал я. – Там мы продолжим.
На мой голос Урса резко обернулся и тотчас же спрятал оба кулака в рукавах. Наверняка, в каждой руке уже было по ножу.
На пловца это не произвело впечатления. Он продолжал ухмыляться, словно не понимал речь. И глаза скользили по моему драгоценному мечу. И кошельку на поясе. Я не успел потратить всё серебро Донатов, и он это уже понимал.
– Ну, ты нашёл их, Визарий, – произнёс насмешливо Урса. – Что дальше?
В самом деле, нас уже обступали не менее приветливые образины, возникшие быстро и бесшумно из всех возможных укрытий. Я был не первым, кто завёл своего спутника в ловушку, обманутый невинным видом пристани.
– Подожди, Урса. Спокойствие.
Я продолжал стоять в воде, не решаясь двинуться к берегу. Бессмысленный взгляд человека-лягушки на краю помоста не давал надежды на привычное развитие дела. Но ничто другое меня не устраивало. Моя смерть должна быть публичной, утверждающей Правду Меча, чтобы у моего товарища появился шанс пробиться. Три десятка противников – слишком много даже для Урсы. И едва ли мне удастся их напугать.
– Кто здесь главный? – громко спросил я.
Отвратительные лица бандитов выражали лишь звериную жестокость, ни признака разума. И всё же откуда-то сзади выступил квадратный детина с висячими усами по-сарматски. На лбу главаря темнел давний ожог: что-то похожее на оттиск монеты. Клеймо?
– А если я? – он говорил на греческом.
– Как тебя зовут?
Усатое лицо ощерилось:
– Ты хочешь это знать? Зачем тебе?
– Чтобы бросить вызов. Я не могу убивать человека, не зная его имени.
Громовой хохот вырвался из богатырской груди:
– Убить меня? Ты что же, слепой? Или сам Геракл.
К сожалению, я не Геракл. Геракл уже, вероятно, достиг Фаюма. Едва ли когда-то увижу его снова. Но воспоминание о друзьях придало мне мужества.
– Я не Геракл. Я Марк Визарий. Люди прозвали меня Мечом Истины. И я вижу, что здесь вы разграбили купеческий корабль.
– Не один корабль, и не только здесь, – улыбаясь в усы, ответствовал громила. – Что-то много нынче развелось Мечей Истины! В Танаисе кузницу открыли?
Сердце торопливо стукнуло. В Танаисе? Значит, Лугий был в этих краях. И уже знал о бандитах. И бандиты знали о Лугии.
– Ну, так что, назовёшь своё имя? Или тебе страшно?
– Вылезай, долговязый, – смех главаря походил на рык. – Кто-нибудь, так и быть, потратит на тебя пару ударов.
Человек-лягушка отскочил назад, и я смог взойти на твёрдую землю. Неприятно сражаться мокрым до пояса. Доски и без того были скользкими. Но это всё же лучше, чем илистое дно протоки.
– Итак, как тебя зовут?
Урса тем временем отступил, становясь рядом со мной.
– На что ты надеешься? – шепнул он.
– Ни на что, – тихо ответил я. – Не судьба Выродку. Смотри, Урса, смотри! Ты думал, что всё знаешь о выродках. Вот они, во всей своей красе. Сейчас будут пугать.
В самом деле, бандиты обступили нас со всех сторон, не приближаясь, впрочем, на расстояние меча. В руках у человека-лягушки появилась длинная цепь с острыми звеньями, чем-то обильно испачканная. Разбойник обошёл нас по кругу, продолжая нехорошо улыбаться и облизывать губы. Он натягивал цепь руками, показывая соратникам, и это зрелище заставляло их радостно скалиться.
– Сумасшедший, – сказал я Урсе.
– Вижу, – ответил он.
По подбородку убийцы с цепью тянулась слюна предвкушения.
– Убери своего придурка, пока мой друг не потерял терпение. Ему не нравятся безумцы, а этот с цепью – особенно.
Урса широко улыбнулся и кивнул, соглашаясь. Белые, ровные зубы блеснули, превращая улыбку в боевой оскал.
– Не нравится цепь? А зря, – пробасил главарь. – Я как раз собирался позволить Кикну отпилить ей ваши головы, как всё закончится. Он это любит, страсть. Но раз вам так не по нраву Кикн… – он сделал многозначительную паузу. – …то придётся отдать ему вас живыми. Что скажешь, красавчик?
Урса сделал неуловимое движение:
– Скажу: нет!
А лягушкоподобный Кикн уже корчился со своей цепью, заливая кровью пристань. Нож Урсы пронзил ему горло.
– Ты рано заговорил о конце, – спокойно сказал я. – А ведь ещё не назвал мне имя, чтобы мы могли побеседовать.
Мой товарищ снова прятал руки в рукавах. Минус один. Это хорошо. Сколько может быть у него ножей?
– Ладно, – наконец произнёс главарь и сделал бандитам знак расступиться. Нас оставили в центре обширного круга. – Я назову тебе имя. Только пусть твой смазливый дружок уберёт свои бритвы, пока я буду тебя разделывать.
– Согласен. Ты мой, – и я кивнул Урсе.
Главарь разбойников тоже не хотел драться на скользкой пристани. Мы проследовали на широкую вытоптанную поляну. Должно быть, на этой поляне торговцы оставляли повозки. Хорошо, Урса. Вот арена твоей славы. Но твой черёд наступит только после меня.
Я вынул меч. Мой противник тоже.
– Моё имя Аристодим. Но я люблю, чтобы меня звали Хтоном.
Не подумал бы, что он грек. Странное наше время породило странную породу людей, забывших корни и кров. Я сам из таких, но меня на это толкнула неволя. Я не хотел кровавой дороги. Аристодим сам её выбирал. Наши дороги сошлись на этой поляне.
– Это место называется Мёртвый Танаис, – сказал мне он. – Знаешь, почему? Потому что здесь все умирают. И ты тоже умрёшь. И твои останки повиснут на этом дереве, Долговязый.
– Не сейчас, – ответил я. – Хтон Аристодим, ты бандит и убийца! Во имя Справедливости, я вызываю тебя. Вот, Урса. А теперь им станет страшно!
Разбойник только ухмыльнулся, и мы сошлись.
Несмотря на привычку нападать из засады, Хтон был опытный рубака. Он сразу увидел, что я едва ли способен на долгий поединок, поэтому начал меня изматывать. Он несколько меньше ростом и намного тяжелее, но у него не было переломанных рёбер. И тяжёлой дороги за плечами. Поэтому он с самого начала превосходил меня в подвижности. Я же старался двигаться экономно, чтобы сохранить силы до решающего удара.
Мой враг кружил по поляне, время от времени атакуя тяжеленным германским мечом. Частенько он целил в ноги, заставляя меня отпрыгивать. После пары таких прыжков дыхание сбилось, я больше не мог его восстановить.
Тогда он сменил тактику. Проведя очередную атаку, делал несколько шагов назад, вынуждая меня преследовать. Это тоже отнимало силы, поэтому, разгадав его хитрость, я перестал двигаться за ним, и он подступал снова.
Хуже всего, что мне не удавалось совладать с дыханием. Воздух словно застревал в лёгких, а он был мне так необходим. В голове зашумело, я споткнулся и пропустил удар. Широкое лезвие скрамасакса задело правое плечо. Обильно полилась кровь.
Рука стала быстро неметь. Хорошо, что на арене меня сделали димахером. Я переложил меч в левую, правой продолжая только поддерживать. Долго не продержусь. И Хтон это тоже знает.
Слабость вынудила меня припасть на колено, не удержав меч – он вонзился в землю. Хтон ухмыльнулся, подняв свой секач обеими руками над моей головой. Вокруг злорадно заржали.
Он поторопился, считая дело конченным. И подошёл слишком близко. К тому же, Хтон не был воином, просто бывалым рубакой, поэтому не знал, что такое двурукий боец. Клинок божественной работы взлетел, словно ничего не весил – его не задержала ни земля, ни бедренная кость. Хтон заревел от боли.
Это же движение вздёрнуло меня с земли. Если бы он не был ранен, я как раз напоролся бы на клинок, но Аристодим уже оседал на землю. Он запоздал встретить меня ударом. Я перехватил меч обеими руками и снёс ему голову.
Тело Хтона свалилось к моим ногам, заливая их кровью. Мне было противно, я сделал два шага вперёд прежде, чем упасть…
По всему, я не должен был больше подняться. И если разбойники знали что-то о Мечах, они изрубили бы бездыханное тело, пока Бог меня судил. Урса не дал им этого сделать. Всё это время он стоял надо мной, и его клинки собирали кровавую дань. Все ножи были израсходованы. Но меч и кинжал ещё верно несли свою службу. Два покойника лежали на мне, когда я вернулся к жизни.
Должно быть, Урса не ждал, что я встану. Ещё меньше этого ждали бандиты, они испуганно взвыли и попятились, когда я раскидал трупы и поднялся из-под них с Мечом Истины в руках. Кажется, драться я уже не был способен, только умирать. Но и умирать надо с толком. Урса, вот теперь смотри, как боятся выродки!
– Во имя Справедливости – следующий! – проревел я, сплёвывая кровавую слюну.
Они шарахнулись, я догнал кого-то и ударил в спину. Наплевать! Теперь будет, как на арене… надо успеть ещё одного… после за всё отвечу перед Богом…
…над нами грохотала сухая гроза, и молнии били…и я рубил, рубил… и Урса ещё успевал прикрывать мне спину…
– Ника! – внезапно разнеслось над поляной.
Разбойники кинулись к реке, но на их пути всё ещё были мы. И они остановились. Их было полтора десятка, наверное. Они пали, как снопы под косой. Со стороны дороги двигались, взмахивая короткими мечами, люди в греческих шлемах. Впереди, выкликая: «Ника!» шёл высокий темноволосый воин в сверкающем нагруднике.
Я почему-то был жив, хотя успел зарубить не одного бандита. Рука Урсы поддерживала меня на ногах, но меч поднять я уже не мог. Греки прошли мимо нас, гоня оставшихся бандитов к реке.
Я успел попросить:
– Урса, увези меня… не хочу здесь…
*
Трое суток агонии. Я умирал пять раз. Урса всё это наблюдал.
Когда я пришёл в себя окончательно, он был уже какой-то зелёный, с чёрными кругами под красивыми египетскими глазами. Солнце пробивалось сквозь листву орешника, из которого он соорудил навес для меня.
– Где мы?
– А там же. Думаешь, мне под силу было тебя мёртвого тащить? Отволок в сторону, шагов на двадцать выше по течению. Бойни не видать – и ладно. Впрочем, их всех уже закопали.
– Кто… закопал?
– Эти, – он мотнул головой. – Танаисские греки. Кстати, их воевода предлагал мне помочь с похоронами. Тебя хоронить. – Урса улыбнулся в своей вызывающей манере. – Но я не знал, вдруг ты взаправду мёртвый. Тогда не интересно.
Я улыбнулся ему в ответ и закрыл глаза. Пять раз… мне казалось, что меньше убил.
– Плечо тебе я зашил, – продолжал Урса. – А рубаху сам зашивать будешь. Я тебе не портной.
– Жена зашьёт. В Танаисе.
Но я всё-таки сам зашил и отстирал рубашку. Насколько это было возможно. Мой товарищ узнал у греков, что город совсем недалеко – день пути. Мне не хотелось являться перед ними вот так – ободранным и в крови. Аяна разволнуется. Но рубаху досушивал на себе. Мои так близко, нет сил больше ждать! В город мы вступили на закате четвёртого дня после битвы на Мёртвом Танаисе.
В воротах Урсу узнали и с уважением приветствовали. Меня, по счастью, не узнали. Не хватало разговоров, что по городу разгуливает мертвец. Впрочем, в день битвы я был так залит кровью, что лица никто не разглядел.
У стражей спросил, как найти Лугия.
– Меча Истины? – улыбнулись парни. – А его сейчас в городе нет. Семейство дома, езжай вдоль разрушенной стены, там люди покажут.
Вот и сбылось твоё желание, мой друг. Здесь знают только одного Меча Истины. И это не Визарий.
Урса с тревогой заглянул мне в лицо, должно быть напуганный усталой и бессмысленной улыбкой.
– Вместе пойдём?
Я покачал головой. Не надо, потом. Сейчас мне к своим… Он не протестовал.
Разрушенная стена вела вдоль каких-то пустырей, поросших бурьяном, и завалов битого камня. Городские ворота успели скрыться из виду, когда на улице стали встречаться первые целые дома. Я шёл, ведя Альбу в поводу и разыскивая, к кому бы обратиться, когда с противоположного конца улицы появился человек. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, почему он кажется мне знакомым. Это был тот самый высокий и красивый воин, который кричал: «Ника!» Только сегодня он был куда наряднее одет.
Пока я соображал и вспоминал, он нагнулся и нырнул в какой-то дворик. Поскольку это был первый встреченный человек, я решил набраться наглости и последовать за ним. Как иначе узнать, где тут жилище Лугия? Но к тому времени, как добрался до калитки, воина уже не было во дворе. Зато…
– Смотри, Гай! Твой папа.
Я вдруг испугался, что плохо отстирал рубаху, и она пахнет кровью. Но дети уже уткнулись мне в плечи, кажется, их это не смущало. Они очень подросли, восемь месяцев прошло. Мгновенно угнездились на коленях, словно и не было разлуки, и сынок уже что-то совал мне в руку:
– Папа, на тичку!
В самом деле, птичка. Неужели это в Танаисе такое делают?
Грохнула, отворяясь, дверь, и черноволосый герой шагнул наружу с каким-то странным лицом.
– Свататься приходил, – злорадно сказала Златка. – Тётя Аяна от ворот поворот дала.
Умная дочурка у Лугия.
Я осторожно спустил Гая с колен, отдавая ему игрушку. Мне стоило труда не рвануться к двери бегом. Не хватало детей напугать. Умница Златка снова поняла, взяла Гаяра за руку:
– Гай, смотри, лошадка!
– Ашадка!
Я всегда помнил Аяну с луком и мечом, в короткой льняной тунике амазонки. И даже когда думал, что она больна, не мог представить её растерянной и слабой. Какой же беззащитной, какой одинокой она была в этом тёмном платье… греческая причёска, волосы под вдовьим покрывалом. Не мог я видеть это покрывало!
Она стояла ко мне спиной, не оборачивалась. И ровным голосом говорила, что не может любить Александра, потому что навсегда отдала свою любовь другому. Мне отдала!
Кажется, я не плакал с далёких дней детства. Да и в детстве тоже плакал нечасто. Но в тот день это снова случилось со мной. Рывком шагнул в комнату, обхватил родную руками, целуя в макушку и бессвязно шепча о своей любви, словно боясь, что опять сказать не успею. Она пыталась разжать мои пальцы, потом руки скользнули выше, к запястьям, на миг замерли и бессильно опали.
– Марк…
…………………………………………………………………………………………………..
Мы ещё долго сидели, прижавшись друг к другу, и она безутешно плакала у моей груди. Плакала и гладила, трогала тонкими, смуглыми пальцами – словно слепая. Трогала, и снова молчала. Только сияющие глаза слагали поэмы…
Я увидел свиток на столе.
– Это мой Овидий, – сказала жена. Потом вдруг смешно пожаловалась. – А по-гречески я читать не умею.
Меня пронизало такой сильной, такой острой болью и нежностью, что не сразу смог поднять снова вымокшие глаза.
– Ничего… Я тебя научу.
*
Урса пришёл на закате, день спустя. Я кивнул ему, поднимаясь с колоды, на которой сидел, пока Жданка ворожила, заговаривая больную грудь. Хорошо, что Лугия нет пока дома. Две горячие головы с мечами – результат непредсказуем.
И хорошо, что Аяна не видит. Хватит того, что милая сестрица тревожно схватила меня за руку:
– Не ходил бы ты, Правый!
Улыбнулся ей:
– Всё в порядке.
Но она всё равно не поверила, ведь я взял с собой пояс с мечом. Не поверила и Урсе, хотя он постарался быть очень любезным. Я бы тоже не поверил, видя его напряжённое лицо. Впрочем, теперь всё будет честно, зря она опасалась. Я не чувствовал холода или гнетущего страха, который приходил вместе с бедой. Быть может, я просто перестал его слышать. И всё же был уверен: сегодня Чёрного рядом нет.
Мы вышли за ворота.
– Куда ты ведёшь меня? – спросил я.
– Там, у реки.
Выбранное им место было хорошо для купания: широкий, искрящийся вечерним солнцем плёс. И песок под ногами. На таком лежать хорошо.
– Ляжешь, – пообещал мне Урса.
Я присел на корточки, поднял камушек и пустил его прыгать по воде. Лепёшки печь – так называлось это в детстве.
– Чему улыбаешься?
– День хороший.
Он обошёл меня, наклоняясь и пристально заглядывая в лицо:
– Ты всё же недоумок, Визарий! Так и не догадываешься, кто я?
– Хочешь сказать, что ты Выродок, Урса?
Его удивил мой спокойный тон.
– Как давно ты понял?
– Давно. В тот день, когда ты мне сам о нём рассказал.
Смуглое лицо вдруг побагровело от гнева. До такого я Урсу ещё не доводил.
– Так какого чёрта? Что же ты делал, болван, всё это время?!
– Ничего. Я ждал.
– Чего ждал?
– Когда ты ко мне сам придёшь. Ты должен был с этим прийти. Ну, давай, говори!
Урса сделал усилие над собой и отвернулся. Голос звучал глухо:
– И ты знаешь, что я хочу сказать?
– Думаю, да. Ты хочешь сказать, почему тебе надо меня убить. А потом предложишь мне честный поединок.
– Ненавижу, – стоном вырвалось у него. – Как же я тебя ненавижу!
– За что, Урса?
Он снова повернулся ко мне, тяжело дыша и сжимая кулаки. Руки не искали оружия. Думаю, сегодня при нём не было иного оружия, кроме меча.
– Чем я тебе не подошёл?
– Что?
Этим он меня озадачил. Я чего-то другого ждал.
– Прокл обещал тебя помиловать, если ты меня убьёшь. А ты не захотел. Чем я был недостаточно хорош? Ты уверен, что настолько сильнее меня? Это не так! Выродка тебе не победить! Особенно после всего… Я ведь слышал твой голос в темнице. Ты кричал от боли… долго… но пачкать руки не захотел. Почему?!
Я встал. Он заслуживал, чтобы к нему относились серьёзно.
– Ты не был виновен.
– Я виновен в сотне разных преступлений! Я убил больше людей, чем сам могу вспомнить. Этого мало?
– Но я не знал твоей вины. И до сих пор её не знаю. Главное, что сам ты знаешь. Это ты себя судил, не я. Что же до Выродка, я побеждал его много раз.
– Ты… побеждал?!
– Конечно. Я победил, распознав чашу с ядом. Я победил в лесу, где ты спас меня. И на корабле Филомена. И на Мёртвом Танаисе я победил его столько раз, сколько мы поразили врагов.
– Нет! – прокричал он. – Это всё потому, что я так захотел! Я пощадил тебя в лесу, мне хотелось понять, как такой недоумок… впрочем, ладно! Потом ты стал защищать меня. Я понял, что ты действительно болван. Но ты отвёл мою стрелу. А потом ещё стал дразнить. Скажи… если ты действительно всё понимал, скажи, почему ты осмелился вести такие речи? Ведь после них я окончательно тебя приговорил.
– Мне хотелось, чтобы ты понял.
– Я НЕ ПОНИМАЮ!
– Не важно. Поймёшь ещё. Ты всё равно спас меня на том корабле.
Он пытался совладать с собой, но губы плясали:
– Да, спас. Я понял, что не могу это сделать вот так, в спину. Мне нужно, как сейчас – лицом к лицу, честно. Чтобы знать…
– Чтобы знать, сможешь ли ты убить меня? Урса, а я ведь не буду драться. Я победил Выродка, ни разу его не коснувшись. А ты мой друг, и я не подниму на тебя оружие.
Урса внезапно стал спокойным, даже холодным:
– Значит, умрёшь, как баран. Твоё тело я спрячу, а кровь впитает песок.
Я пожал плечами и не вынул меча. Он выхватил свой:
– Что ты стоишь? ДЕРИСЬ СО МНОЙ – ВО ИМЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ!
Никогда ещё я так не хохотал. У меня заболело в груди, на глазах выступили слёзы, а я всё не мог остановиться. Урса стоял с мечом в руке и ошалело слушал мой смех.
– Что ты выбрал? – озадаченно спросил он.
– Это неважно. Важно, что выбираешь ты!
Метос сказал, что в грядущем не будет Мечей…
Люди смертны. Не станет меня, умрёт Лугий, исчезнет Урса. И Правда Меча развеется, как сон, растворится в эфире, как бог, который её придумал. Ведь боги тоже смертны. Так говорит Метос, он всё знает, потому что живёт пять тысяч лет.
Пусть наша смертная воля, наш выбор – это всего лишь след на песке. Мы всё равно должны его оставить, не так ли?
*
Бывают ночи в середине месяца Алых Листьев, когда ветер сходит с ума и взвивается в буйном танце, заплетая в косы ветви плакучих берёз. И людские сны кружатся в такт безумной пляске ветра, и тогда люди видят то, чего за собой не ведали днём.
В такие ночи выходят из мрака призраки ночных дорог, роняя слюну с жадных клыков. И в мерцающем свете звёзд сгущаются вновь тени всех, кто погублен безвинно. Стеная и плача, бегут они в ночь, простирая бесплотные руки, и молят о мести.
А если случится тебе быть в дороге в эту тревожную светлую ночь, то не пугайся беды. Крепко сожми, путник, свой меч – и прогони восставшее зло блеском холодной стали!…
7 апреля 2006 – 27 июня 2009 года
