Текст книги "Меч истины (СИ)"
Автор книги: Atenae
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
Долго ли, коротко ли, но добрался Лучик на полянку махонькую. Смотрит – посреди поляны мёртвый дуб стоит, а у дуба дикий бык-тур цепями привязан. Он-то и ревёт громко. Подошёл Лучик к туру, а тот вдруг говорит ему человеческим голосом:
– Спаси, молодец! Принеси водицы испить!
Подумал Лучик, спрашивает у быка-тура:
– Кто ты есть, лесная тварь говорящая?
Отвечает ему бык-тур:
–Я Тур-богатырь. Я с тёмною силой бился, но перехитрили меня волхвы – обратили в быка-тура, да тут привязали, чтоб не нашёл никто. Помоги мне, молодец – дай испить водицы ключевой. Вернётся ко мне силушка – освобожусь из плена.
Кивнул Лучик, пошёл за водицей ключевой. Через чащу пробирается, через буреломы продирается. Вышел к роднику. А с собой только фляжка малая. Набрал он водицы во фляжку – понёс Туру. Испил Тур из фляжки, заревел, дёрнулся. Но не смог путы разорвать – видать не вся силушка ещё воротилась. Попросил тогда Тур Лучика ещё водицы ключевой принесть. Трижды три раза ходил через чащу да буреломы Лучик – носил богатырю воды, пока не разорвал Тур путы свои, не освободился.
Благодарит Тур-бык Лучика. Лучик Туру и сказывает, как украла сила тёмная его милую-суженую, да как служил он службы богам светлым – Прове-Перуну, Хорсу-солнышку, как добыл он себе меч волшебный, коня солнечного, да как послал его Хорс Тура-богатыря искать.
Закручинился Тур, замотал рогатой головой.
– Не могу я, – говорит, – Лучик, с тобой идти, невесту твою спасать, покуда не вернётся ко мне облик мой прежний – богатырский. А вернуть его может только пояс мой золотой. Как надену его, так снова Туром-богатырём обернусь, а без пояса так диким зверем и буду.
Закручинился Лучик, спрашивает:
– А где пояс твой, Тур-богатырь?
Отвечает Лучику Тур:
– Пояс мой у волхвов, что меня в быка превратили. Человеку пояс мой силу невиданную даёт. Нужна волхвам эта сила!
Покачал головой Лучик:
– Нужен волхвам пояс. Да только мне нужнее. Укажи мне дорогу, Тур-богатырь, я добуду твой пояс!
Поблагодарил Лучика бык-Тур, да пошёл ему дорогу указывать. Долго шли, да всё ж пришли на вражьи волховьи земли. Туру нельзя волхвам на глаза показываться – опять силу отнимут, в цепи закуют. Показал он Лучику, где капище, да и ушёл в лес обратно – ждать Лучика с поясом. Три дня и три ночи смотрел Лучик на волхвов. Смотрел, да заприметил, что силу пояса берёт страшный волхв в волчьи шкуры одетый.
Ходит с волхвом вещунья странная – то ли мнится Лучику, то ли похожа она на кого-то близкого…
Визарий
Я увидел, как твердеют плечи Лугия, как каменеет шея. Угрозы не было, и всё же мой друг замер, словно узрел призрак. Нет, призрак был – мгновение спустя Гейст обнаружилась за нашими спинами. Дальше всё случилось нереально и быстро. Вначале она подняла глаза, и я поразился их сияющей красоте. Девочка-то юная совсем, теперь седые волосы обмануть не могли. И какое выражение стояло в этих глазах!
Лугий напрягся, словно взлететь хотел, и спросил внезапно севшим, не своим голосом:
– Жданка?
А потом лукавый желтоволосый амурчик в льняной рубахе до пят, протянул ему Гераклов пояс – запросто так:
– Лучик, на!
Так. И что теперь?
Хорошо, сейчас ночь – нас хватятся не скоро, кому мы нужны, а Гейст… не знаю, какие там у неё обязанности в посёлке, но оставлять их с дочкой нельзя! Бежать. Увезти подальше пояс и отчаянную колдунью; знала ли она сама, что делает? Я заглянул в сияющие глаза и понял – знала.
Теперь она, наконец, отвела взгляд от зачарованного Лугия и обратилась ко мне:
– Забери его, Правый. Негоже, чтобы им Тотила владел. Хозяин совсем скоро придёт.
Я даже не сразу понял, что речь о поясе, у меня галл из ума не шёл. Словно на нём распахнулась привычная заскорузлая оболочка из дублёной турьей кожи, и наружу излился дотоле тщательно скрываемый свет. Не думаю, чтобы он видел и слышал что-то, помимо неё. Стало быть, принимать решение мне одному. Впрочем, кажется, Гейст уже приняла его сама.
Я допустил фатальную ошибку, что позволил Теоклу увидеть, как мы седлаем коней. Бегство в ночи всё же не было продуманным шагом. Только позже до меня дошло: надлежало уехать втроём при ярком свете дня, отговорившись, что скачем искать к сарматам. А где-нибудь за околицей подобрать ворожею с дочуркой. Но всё случилось так, как случилось – не убивать же Теокла! Сколько времени пройдёт, пока он переполошит Тотилу и вождя?
Девочку взяла к себе Аяна. Жданка ехала, ухватившись за Лугия, всё рассказывала, словно отыгрывалась за годы молчания:
– Нет, тогда в святилище, пояс был ещё на нём. Не высказать, как я его боюсь! Страшный он – Тотила – мерзкий и страшный. Страшнее Рейна, тот от глупости своей и от грубости, а этот со всем миром за своё убожество рассчитаться хочет. Не знаю, что меня торкнуло – не взяла я в ту ночь маковый настой, выплеснула под дуб. Хотела видеть сама, своими глазами, не застланными дурманом сонным. И увидела…
Она смолкает, но лишь для того, чтобы прижаться щекой к Лугиевой спине. Эта спина твердеет и ёжится от прикосновения. Неужели так страшна сбывшаяся мечта?
– Много чего я видела в ту ночь, больше такого, чего не надо бы видеть вовсе. Видела, как люди Рейновы толпой топчут кого-то на земле, и все стали страшные, незнакомые. Видела Рейнову смерть, совсем скоро уже, недолго мне ждать осталось! И хозяина пояса видела, как он пришёл, чтобы своё забрать. Чудной он, хозяин-то, – ровно и не бог, совсем не страшен! – она снова обернула ко мне сияющие глаза.
Девочка говорила по-германски, но совсем не так, как я привык слышать. Что-то похожее иногда проскальзывало в речи Аяны. Вот и хорошо! Кажется, моя жена добралась-таки до своих корней, будет, с кем о них поговорить. Если мы выберемся отсюда живыми. Интересно, снаряжают ли уже погоню? Над Понтом серел рассвет, день обещал быть ветреным. Может, пойдёт дождь и скроет наши следы?
А Жданка продолжала:
– Зрение незримого много сил отбирает. И у меня тоже, а Тотила и вовсе никакой становился – ни глаз, ни слуха, ни памяти. Дождалась я, пока он с богами набеседуется, довела волхва до дома, даже в постель уложила. Пояс сняла и прибрала. А он и не помнит ничего! – и хихикнула совсем как подросток.
Да, было бы с чего нам веселиться. Дорога шла степью, слева краем моря горбились скалы. Я уже прикидывал, удастся ли нам скрыться в них, на равнине от погони не оторваться впятером на трёх конях.
Ветер нагнал-таки сизую тучу, которая, глухо ворча, разворачивала щупальца дождя на далеко западе. До грозы пара часов, потом надо будет искать укрытие – больная Жданка с малой дочуркой дорогу в ливень не вынесет.
Аяна всё оборачивалась, она первая заметила группу всадников человек в двадцать, появившуюся за нашей спиной. Хорошо, что у готов мало коней, но нам хватит и этих двадцати. Потому что драться с ними может только моя жена. Я не надеялся, что удастся их уговорить.
– В скалы? – коротко спросил Лугий.
Похоже, иного выхода у нас не оставалось. Мы въехали в короткое слепое ущелье, в полумиле от выхода обрывавшееся стеной. На эту стену нам карабкаться под дождём, если не поторопимся.
Коней пришлось бросить. Аяна не стала их треножить:
– Готы всё равно подберут, а так хоть ускачут на волю.
Не знаю, сколько лет она неразлучна со своей Ночкой, но на долгое прощание нет времени. Мы поползли наверх, на руках затаскивая немощную Жданку и девочку. Стена была увита плетьми ежевики, за них можно было цепляться, но колючки подъём не облегчали. Камни, срываясь, ранили руки. Но по некоторым признакам над стеной местность должна пойти ровнее.
Вскарабкавшись, я с ужасом обнаружил, что в двадцати шагах справа от нас имеется пологая промоина. Её не было видно снизу, есть малая надежда, что готы предпримут подъём там же, где и мы. А если они знают местность? Тогда одолеют скалу, даже не запыхавшись.
Внизу уже слышались возбуждённые голоса и ржание коней. А Жданка и Златка совсем выбились из сил. Нас догонят ближайший час. Значит, жить нам осталось примерно столько же. Гроза, которая могла бы задержать погоню, запоздает. Мы в отчаянии посмотрели друг на друга.
Время, где взять время? Положим, я спущусь сейчас вниз. Как долго я сумею морочить Рейна? Хватит ли Лугию этого времени, чтобы отыскать укрытие? Нет, лучше продолжать путь под дождём, рискуя сорваться. Пояс Геракла не должен снова достаться Тотиле, слишком страшны последствия. Неспроста Боги даровали вещи, наделённые Силой, лишь героям, и то не каждый день.
– Так, делаем следующее: я сейчас иду к ним и пытаюсь завести разговор. Ты, Лугий, уводишь всех дальше в горы. Если мне удастся, они не успеют подняться до грозы. Спрячешь пояс, если надежды не останется совсем никакой.
– А ты?
Мой друг, не считал тебя способным на пустые вопросы!
– А я сделаю, что смогу.
– Не ходи, Правый! – внезапно сказала Жданка. – Негоже, чтобы сын без отца рос.
Как просто она ухитрялась говорить потрясающие вещи! Я перевёл взгляд на Аяну. Она коротко кивнула и всхлипнула, утыкаясь мне в грудь.
Чудаки, как же вы не поймёте, ведь всё так просто? Если я не пойду, моего сына никогда уже не будет. И его матери тоже.
Моего появления не ждали. Кажется, о промоине люди Рейна не догадывались, они готовились штурмовать стену. Хорошо, лишний час времени, после того, как со мной будет кончено. Я молча встал за их спинами. Нелегко это всё-таки – торопить собственную смерть. И лишь когда первые готы, вооружившись верёвками, полезли на стену, я подал голос:
– Рейн, скажи своим людям не ходить туда. Ничего там не найдёте, обдерётесь только.
Они оцепенели на пару мгновений, я понадеялся, что удастся их заговорить, но продолжить мне не дали. Заготовленным верёвкам тут же нашли применение, я не очень и сопротивлялся – куда одному против двадцати! Когда они стали меня избивать, прежде я ощутил не боль, а обиду. Почему не убить по-воински, обязательно топтать связанного? Впрочем, это была праздная мысль. Пока я ещё жив, они никуда не двинутся. А значит это время, которое я выиграл у смерти для своих.
Вести от богов пришли одновременно. С неба рокотнул громовой раскат, и в лица бросило пылью. А потом кто-то за шиворот вздёрнул меня с земли. Спасибо, громовой Донар, или как тебя там!
– Неразумно, Рейн! – этот голос ни с кем не спутаешь. – Зачем его убивать сейчас?
– Эрик, не отнимай добычу у волка, – вкрадчиво произнёс Тотила.
– Нет, ребята, вы непроходимо глупы. Ну, убьёте его, а дальше что? Думаете, после этого его страшная баба отдаст вам пояс Донара? У неё в колчане два десятка стрел, она истратит их все, но за мужа рассчитается. А потом? Много ли вас останется, чтобы драться с ней на мечах? Подумали? Вот и хорошо, хватит Меча Истины уродовать. Уважаемый, между прочим, человек.
Рейн катнул на щеках желваки, будто пережёвывал камни. Но ответил Эрику всё же Тотила:
– А что ты предлагаешь, воин?
Да, мне, честно говоря, тоже хотелось бы знать. Хотя за избавление от пинков уже спасибо. Но потом Эрик весело заговорил, и мне захотелось, чтобы этого умника здесь не было вовсе.
– Сейчас мы все спрячемся в пещере и переждём грозу. Переночуем заодно, лить будет долго. А завтра утром представим Аяне живого мужа. И предложим отдать цацку по-хорошему. Не отдаст – начнём свежевать его прямо у неё на глазах. Как думаете, долго она будет спорить?
А ведь Лугий был прав – гад ты, Эрик! Но то, что ты предлагаешь, даст моим ещё кучу времени.
Кажется, Тотила подумал о том же:
– Мы будем в тепле сушить свои задницы, а проклятый галл с девками унесёт пояс?
Эрик коротко рассмеялся:
– Далеко ли? Жрец, ты никогда не был там, наверху. Думаешь, что тропа бесконечна, а пройдёшь сотню-другую шагов и окажешься на ровной такой площадке над морем. С которой только лететь. Не заметили, есть там у них крылья?
Проклятье, почему я об этом не подумал? Ладно, галл опытный боец, попробует найти выход. Только бы эти согласились на предложение Эрика!
Рейн отвернулся к скале, его загривок бугрился вздувшимися мышцами, как у быка.
– Мы полезем сейчас. Галл уводит Гейст, я должен её получить.
Кажется, дружине нравились мысли Эрика – с места не двинулся никто. Тогда вождь зацепил железной рукой щуплого паренька и швырнул к стене:
– Иди, Хунд!
Тот, кого назвали собакой, съёжился и утёр нос, но не полез на кручу. Вместо него из толпы вышел Хаген:
– Довольно, Рейн! Ты уже всем показал, каков ты вождь. Хочешь, чтобы мы, как бараны, карабкались под стрелы по мокрым скалам ради твоей рабыни или кто она тебе? Она нам здорово нужна?
Обернувшийся Рейн стал вовсе похож на оживший валун:
– Пока я здесь вождь, будут слушаться меня, а не смазливого белобрысого выскочку.
– Это ненадолго, – отозвался Хаген, улыбаясь своей треугольной улыбкой. – Только пока ты жив!
Дружина словно бы давно ждала этих слов, расступилась, освобождая площадку спорящим. Эрик потянул меня за ворот в задние ряды, я споткнулся, поэтому и заметить не успел, как всё случилось. Соперники только выхватили ножи, а в следующее мгновение Рейн уже корчился на земле, зажимая рану, и его кишки скользкими змеями тащились по щебёнке.
– Вот так, – сказал, по-прежнему улыбаясь, Хаген. Потом убрал нож, вынул свой меч и одним ударом снёс умирающему голову. Переждал, пока окончатся конвульсии, вытер оружие об одежду убитого, и лишь потом поднял на нас глаза.
– Ты прав, Эрик. Поднимемся завтра.
Дождь обрушился сразу, словно ждал этих слов.
*
Меня поместили в самом дальнем углу пещеры и забыли. Ближе к выходу горел большой костёр, там сдержанно говорили и ужинали дружинники. Новый вождь ходил между своими людьми, он не мог себе позволить роскошь отдыха. Тотила несколько раз пытался заговорить с ним, но Хаген лишь презрительно отмахнулся:
– Отныне, жрец, ты будешь делать то, что я скажу!
Меня прикрывал от них выступ скалы. Что я этим выигрываю? Можно попробовать перетереть верёвки, но как я проберусь мимо них? А потом думать о бегстве стало бессмысленно – ко мне приставили охрану. Неудивительно, что охранником оказался Эрик. Он принёс глиняную миску полную воды, и принялся тряпкой стирать кровь с моего лица. Холодная вода лилась за пазуху, неприятное было ощущение.
– Это правильно, умой его, а то жена не узнает, – над нами вырос Хаген.
Очень неудобно смотреть на мир одним глазом в темноте, лежа на земле – многие подробности ускользают. Надеюсь, я ещё увижу что-то и другим. Через пару дней, когда синяк спадёт. Пока же я мог только гадать, что у них на уме.
– Как думаешь, твоя жена отдаст пояс за тебя?
А я стараюсь об этом не думать. Потому что знаю ответ. Я старательно думаю о том, что Эрик мог ошибиться относительно пути. Как будто мыслями раздвигаю скалы с их дороги. Лугий говорит: «Не бывает положений с одним лишь выходом. Даже если тебя уже съели!»
– Сердишься? – Эрик склоняется надо мной.
Я лишь хмыкаю в ответ. Это больно, кажется, мне сломали нос.
– Это лучший выход, ты понимаешь? Не хотелось, чтобы тебя убили. Завтра мы попросим хорошенько, и Аяна отдаст пояс мне. Я уж позабочусь об остальном.
Горько мне. Горько и больно.
– Лугий был прав – нельзя доверяться героям.
Эрик коротко и невесело смеётся:
– Бедный галл, что он об этом знает? – и начинает рассказывать, словно надеясь, что я прощу. – Я родился, чтобы стать героем. Сам видишь, какой – только скалы крушить! И я им стал, прежде чем понял, кто я есть. Жил по чужой указке, исполнял приказы и думал, что поступаю правильно. Вот, а однажды… я спас одного парня, и он мне объяснил, что быть человеком намного труднее, чем быть героем. Мой друг – он не из покладистых, и я стал непокладистым вслед за ним. Понял одну вещь: каждый сам выбирает, как ему жить и что делать. В противном случае всё теряет смысл!
Я не мог не прервать эти излияния:
– Очень свежая мысль. И такая глубокая!
– Ты злишься? Ещё бы, я б тоже, наверное… не думал, что втравлю вас в такое. Если бы я сам смог его найти! А кто спрятал пояс? Гейст? Молодец девчонка! Я бы не догадался. Мой дружок – великий умник, он бы, наверное, понял. Но мы расстались лет сто назад, так что пришлось самому. Я как услышал, что творит пояс Геракла, просто сон потерял. Увидел – вовсе… Потом ещё кража эта. А потом в таверне встретил вас с Лугием. Ты похож на моего друга, такой же умник и книжник, и я подумал, что ты-то найдёшь. И подошёл к вам.
– А когда мы не согласились, поехал к сарматам?
– В самую точку! Как догадался?
– Не я, Лугий. Псалии.
– А-а, говорил же Замире: «Не надо цацек на память!» – он заботливо склонился надо мной. – Устал?
– А ты как думаешь?
Эрик усмехнулся:
– Думаю, устал и очень зол. Ничего, потерпи, друг! Завтра всё закончится. Пояс не попадёт в руки Тотилы, незачем гниде сила, это я тебе обещаю.
– Да, он попадёт к тебе. И что это будет стоить миру?
– Ничего, я думаю. Потому что это будет правильно.
Я не тянул его за язык, но Эрик продолжил. Сейчас он совсем не пытался походить на варвара, а то, что говорил, было действительно неожиданным и новым. Кто он, в самом деле?
– Вся эта катавасия с волшебным поясом была бы обычным делом тысячелетия назад, когда люди только начинали познавать себя, а боги щедро одаряли их. В своих интересах, разумеется. Эра героев закончилась с Гераклом и удальцами времён Троянской войны. Мой премудрый друг утверждает, что с того времени начался закат Олимпа. Люди додумались, что могут сами принимать решения и даже перечить богам.
Но смертные ещё не могли обходиться без них. И богам без людей было кисло. Тогда договорились, что обряды и культы установят законную связь между мирами бессмертных и смертных. Немногие жрецы стали посредниками, а люди зажили своим умом. Со временем иные и вовсе перестали нуждаться в богах. Как римляне, которые гордятся тем, что своего могущества добились сами.
Ты, должно быть, знаешь, как пятьсот лет назад римлянин Сулла ухитрился прогневать Аполлона? С того и пошло кувырком. Боги полезли в драку: Марс – за Рим, Аполлон – против. Кто за Марса, кто за Аполлона. И кто на нас с мечом, на того мы с дубиной. Все средства хороши. Ну, и додумались обходиться без посредников. Культы побоку, пусть жрецы бессильно доживают свой век. А боги вновь, как в древности, принялись одарять смертных тем, что теперь именуется магией. Расставлять ловушки, как твой Забытый: произнеси словечко – и на тебя обрушится неземная благодать. Со всеми последствиями. И пошло твориться Хаос знает, что. Тогда и пояс Геракла оброс своей невозможной силой.
Безумно интересно было всё, что он говорил. На какой-то миг я даже забыл, где нахожусь, и с какими удовольствиями это сопряжено. Откуда он всё это знает?
– Да, но римляне отрицают магию.
– Ещё бы! В этом божественном агоне колдовство самого различного свойства направлялось, главным образом, против них. Потому они и спелись с христианами. Иисус был хорошим парнем, но главное свойство культа человека-жертвы – гасить вокруг себя все проявления магии. Сам он немалыми магическими способностями обладал – один из богов постарался, а вот последователям сущая мелочь досталась. И то лишь тем, кто нарвался по нечаянности на милость иных богов. Да не в этом дело. Для христиан главное – не силу обрести, а воссоединиться с Иисусом в Царстве Небесном. Теперь понимаешь, почему римляне приняли Христа? Этот пояс в руках христианина враз утратил бы все свои свойства. А вот нету здесь христиан!
– Нету, – подтвердил я. – Так тебе нужен пояс?
Он пожал плечами:
– А чего ж? Красивая и полезная вещь.
Говорить, вроде, дальше не о чем. Тем более что завтра резня продолжится. И Хаген будет драться уже с Эриком. И есть вещь, которой мне уже не узнать.
– Эрик, ты разглядывал когда-нибудь пояс?
– Да, много раз.
– Скажи мне, что там изображено? Какой тринадцатый подвиг?
– Освобождение Прометея.
Голоса за выступом стихли, и костёр тускнел, затухая. Внезапно Эрик наклонился и перерезал мои путы:
– Вот, Визарий! Ты можешь уйти! А можешь поверить мне и остаться. Обещаю тебе, я всё сделаю, как надо!
Всё-таки у него очень выразительные глаза.
Лугий
Не могу сказать, что я чувствовал, когда он ушёл. Во мне все чувства замёрзли, когда узнал Жданку в поседевшей сельской колдунье. Оказывается, можно опоздать навсегда. Я об этом догадывался уже четыре года назад, когда вернулся в их село. А сегодня узнал окончательно. Девочка ведь была, милая девочка, шестнадцать лет всего! Теперь двадцать, значит…
А потом Длинный коротко кивнул мне и исчез в скалах. Он никогда не любил долгих прощаний. Мы ведь каждый раз перед поединком прощались навсегда. Но я не принимал всерьёз – он самый умный, он всегда прав. Вон, и Жданка Правым нарекла.
Он и сегодня ушёл без лишних слов. Мы лезли наверх, а снизу слышны были голоса, потом и вовсе рёв. Аяна чуть не сорвалась тогда. Я подгонял, почти тащил их – вперёд, вперёд! Иначе всё бесполезно. Внизу умирал самый лучший парень, чтобы мы могли уйти как можно дальше. Он умирал там, а я ему за все годы слова доброго не сказал, всё честил обломом да орясиной. Теперь некому говорить будет.
Слишком много всего, это хорошо, что я не чувствую почти. Девчушка золотоволосая, синеглазенькая – она не Рейна ведь! Три года… что я теперь делать буду?..
Аяна шла впереди, там открывался простор. Нас поливало дождём, но это не страшно – дальше только идти. Но она вдруг встала, и в спине была безнадёжность. Я подошёл к ней.
Впереди и вправду был простор. Море шевелилось и рокотало на скалах далеко внизу – только чайке долететь. Мы пришли. Дальше можно не торопиться. Сзади вдруг заревела моя дочь. Не думаю, чтобы она понимала положение. Просто устала. Мы его понимали. И так выходило, что Визарий погиб зря.
На площадке негде было укрыться от дождя и ветра. Мы сели у скалы, прижавшись друг к другу спинами, упрятав Златку понадёжней в тепло. На коленях Аяны лежал проклятый пояс. Она смотрела с холодной решимостью.
– Как полезут, в море его упокою.
– А потом?
– Буду стрелять.
Хорошо, ты это можешь делать. А что делать мне? Или преисполниться мысли, что караю их за убийство Визария, и верить, что мой Бог простит? Рядом дрожала бесплотным телом Жданка. Жданка?
…я думал, можно испачкаться в крови, но не коснуться грязи. Мне досталось и то, и другое. Но ей это было всё равно.
Она не красавицей была, моя девочка. Красавицы, видел я их! Разве в этом дело? Она меня принимала, несмотря на грязь и кровь, видела таким, каким я себя видел лишь в мечтах… прежде, чем мечты в первом бою растоптали…
А глаза лучились! Как жить на свете с такими глазами, когда они всю тебя на погляд миру выставляют? Тебя такую беречь надо, чтобы не тянулись чужие лапы к лебединой мечте.
И голосок другой был, звонкий. Она ведь подпевать мне взялась. Потому и запомнила песню, дочке передала. Хоть говорила и тогда уже странно: вроде не о том, что есть, а о том, что похоронил и скрываешь от всех под неподъёмной скалой. И от себя самого скрываешь…
«Лучик, ты хороший!»
Хороший! Всего-то. Я за эти слова горы сдвинуть мог. А не смог даже простого – вовремя на помощь прийти. Пока жила на свете моя девочка с голубыми глазами… а не ведьма седая, болью изломанная!..
Утро вставало ясное, умытое дочиста дождём. Там, внизу, должно быть, кровь тоже смыло – не найдёшь. Только нам вниз нет дороги, нас и здесь найдут.
Вначале послышались из-за поворота голоса. Гомонили сдержано, без гнева. А чего злиться – добыча вот она, некуда ей бежать! Бросать, что ли, пояс в море?
Мы промедлили с этим, и они вышли на вершину. Рейна я не увидел. Тотилу вели не слишком бережно. Впереди шагал белобрысый Хаген. Умный он парень, Хаген, не зря я его опасался. А вожак где?
За спиной коротко охнула Аяна, только тут я разглядел две головы, что над остальными существенно возвышались. Эрик от солнца щурился. Длинному щуриться было нечем – у него пока один глаз за двоих трудился. Морда в синяках, рубаха в крови, верёвками обмотан, как колбаса. Хорош!
Аяна вышла вперёд:
– Стоять! – голос был чужой – низкий, хриплый, простыла за ночь? – Я его сейчас в море брошу!
Гераклов пояс она держала обеими руками, лук болтался за спиной. Молодчина, амазонка называется! Бери нас теперь голыми руками.
– Не торопись, красавица, – мурлыкающий голос Эрика был почти весёлым. – Погляди, кого я привёл! Отдай цацку – весь твой будет! – и весело прищурился. – Ну?
Был момент, я поглядел на Визария, ожидая, что он остановит её. Но Длинный стоял молча, даже на Эрика не смотрел. Неужто жить захотел? Не знал за ним такого!
Аяна колебалась недолго. Когда здоровяк двинулся вперёд, раздвигая готов и таща за собой Визария, она сделала шаг. И отдала пояс Эрику. И взамен получила своё сокровище, которое тут же принялась из верёвок выпутывать. Не очень у неё получалось – руки тряслись. Длинный не шевелясь на Эрика глядел. А готы загомонили радостно, Хаген двинулся вперёд.
Только Эрик ему не отдал пояс. Отошёл подальше на обрыв, полюбовался золотым блеском:
– Отменная работа!
А потом застегнул его на себе.
Не думаю, чтобы Хагену он был впору, белобрысый слишком худощав. А вот Эрику подошёл – волос лишний не всунешь. Прищёлкнул языком:
– Вот так правильно будет! – и обернулся ко всем. – Чего уставились, олухи? Думали, что обокрали вас? Мечей Истины во всём обвинили, баб догонять взялись. И это всё из-за куска дублёной кожи с блестяшками? И добро бы он вам для дела нужен. Так нет же, соседей резать, друг другу кишки выпускать! А вот не будет по-вашему! Я так сказал!
И прежде, чем кто-либо успел вымолвить, просто шагнул за край скалы – туда, где внизу лохматилось пенными бурунами море. Только чайка всхлипнула коротко…
Какая была тишина! Потом мы все вперемежку кинулись к краю. Не знаю, может, надеялись, что выплыл? Или думали, что он висит на скалах, и можно достать пояс.
Внизу не было никого.
И вдруг кто-то тонко запищал, завыл горестно. Я не сразу узнал голос. Тотила!
Слепец ковылял, шаря руками, как потерявшийся младенец. Никто его не останавливал, так бы и улетел за край. Остановил властный Жданкин голос:
– Жрец! Ты не сможешь его вернуть. Хозяин забрал своё добро. Ты сам видел! Бог ходил среди вас, но вы оказались недостойны своего бога. Чего ты хочешь теперь – свалиться за ним?
Хаген резко поймал за плечо слепого, дёрнул его в толпу, там подхватили. Калека ещё плакал, его не жалели, но и не гнали.
Белобрысый стоял впереди всех и непонятно смотрел на нас. Где же Рейн? Что у них там случилось прошлой ночью?
– Пояса больше нет, – без особой печали сказал Хаген.
Визарий кивнул, соглашаясь. С этим вообще было трудно не согласиться.
– Значит, нам здесь нечего больше делать?
– Вроде бы так.
Белобрысый усмехнулся:
– Меч Истины, ты, никак, рад тому, что случилось. А как твои сарматы?
Визарий пожал плечами:
– Меня позвали не сарматы, а Геракл. Таким вещам не место среди смертных. Смертные должны управляться сами.
– Согласен, – коротко кивнул Хаген.
Он сделал знак своим молодцам и пошёл прочь с вершины, оставляя нас одних. Визарий смотрел ему вслед, и глаз, не закрытый синяком, был печален.
– Всё окончилось ничем. А могло окончиться трёпкой. Геракл, говоришь? Ненавижу героев!
Жданка, усевшаяся вновь под скалой, чтобы убаюкать испугавшуюся Златку, глянула на меня строго:
– Не надо, Лучик. Ты не должен так говорить.
И тихо запела голосом, который звучал совсем не так, как прежде. Я расслышал слова… и перестал быть…
Она пела о том, как умирают воины в неправом бою, потому что верят в его справедливость. Как прощается всё теми, кто любил, как очищается память, и павший уходит на небо чистым, как в миг рождения. Как прорастают травой курганы, овеянные славой. Как добрая слава отцов зовёт в бой сыновей. Как умирают в неправом бою простаки – и уходят прямо в легенду…
Ты был не прав, Сиагрий, о нас сложили песню! Это сделал не я…
Она пела так, словно все мы были герои. Словно это о щербатом старом солдате, погибшем много лет назад, о Визарии, глядящем на мир подбитым глазом, обо мне самом, были сказаны эти слова:
Жить по совести. Умирать за справедливость.
========== СЛЕД НА ПЕСКЕ (Давид) ==========
Комментарий к СЛЕД НА ПЕСКЕ (Давид)
Эта часть романа написана полностью моим другом Ty_Rexом. Продолжение будет уже моё.
СЛЕД НА ПЕСКЕ
По белым дорогам,
по лунным равнинам
Мы вместе гуляем
давно.
Нам нужно немного –
всего половина
На каждого.
Вместе – одно.
Нам нужно немало –
глубины, просторы
И свет маяка вдалеке,
Высокие скалы,
бездонное море…
Цепочка следов на песке
Бежит, убегает
всё дальше и дальше,
Кого-то зовёт за собой
От края до края.
Идём же, мой мальчик.
Пускай пропоёт нам прибой!
Давид
Капли крови тёмными кляксами расползались по серой шерстяной ткани, втягивались в песок…
Я в первый раз видел смерть человека от чужой руки. Мне приходилось присутствовать при соборовании – святой отец часто брал меня с собой к ложу умирающего. Истинному христианину незачем бояться смерти, но куда как жутки дела её. Ужас свой я потом выливал на пергамент, рисуя картины Страшного суда: пепельно-жёлтые заострившиеся черты, исхудавшие, в пятнах тления кисти, глаза, запавшие запредельным осознанием тщеты существования.
Не таковой предстала мне смерть внезапная.
Поединок поначалу заворожил меня скупостью линий, многообразием поз. Так и в богослужении – каждое движение, каждая фраза призваны выполнить свою миссию. Вынь из этого полотна хоть одну золотую нить, и всё распадётся. Не услышит мольбы Спаситель в диавольской какофонии бессмысленного ритуала. Я позабыл, какое обвинение выдвинул готский вождь против бесстыжего разбойника Этельреда. В моём воображении уже сплетались линии новой миниатюры. Этельреда я видел Святым Георгием, а противник его, огромный варвар со странным мечом, плавно уходящий из-под стремительных ударов гота, чудился мне Змием, врагом сущим. Я остановился, раскрыв рот, и Преосвященный гневно окликнул меня, тряхнув за плечо, чтобы я нашёл силы оторваться от непотребного зрелища. Я поспешил отвести глаза от прогалины, на которой происходил поединок…
И тут о землю грянули капли, щедро запятнав одеяние епископа. Резко повернувшись, я заметил только сверкающую дугу мечевого размаха, сеющую кровавый дождь, и успел понять, что поединок неправильный. Не Святой Георгий, но Змий торжествовал победу! Медноволосая голова Этельреда горящим шаром метнулась под ноги людям, окружившим место ристалища. Несколько мгновений все ошеломлённо молчали. На моём плече жаркая рука святого отца явственно дрогнула.
Вождь Готтард медлил с подобающей речью, пристально вглядываясь в лицо высокого варвара. Тот уже опустил свой меч. Черты его вдруг странно дёрнулись, смазались. Дыхание прервалось коротким хрипом.
