Текст книги "Меч истины (СИ)"
Автор книги: Atenae
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)
Я в него попал. И в этом было что-то странное, потому что клинок не встретил сопротивления живой плоти. Он погружался во что-то тугое и вязкое, так что мне стоило труда его выдернуть. Неумолимый гнёт, сжимавший грудь, исчез в тот же миг, как я ударил. Я упал, перекатился и снова вскочил. Мне удалось повернуться к нему лицом, и в тот же миг холодный пот неразумного ужаса залил мне спину.
Нападавший был среднего роста, или даже ниже. Всё его тело покрывала плотная чёрная накидка, скрывавшая также лицо. Впрочем, у меня было ощущение, что ни за какие деньги я не хотел бы увидеть это лицо.
Страх накатывал всё сильнее, заставляя пальцы слабеть. Чтобы превозмочь его, я замахнулся и ударил сверху.
И снова удар канул в вязкую пустоту. Чёрная ткань подалась, под ней не было тела. И всё же он был здесь – неощутимый и ледяной, как сгусток тумана. И я принялся рубить этот туман, рвать его сверкающим клинком, который словно был выкован из огня. Клочья вспыхивали и гасли, опадая пеплом. И с каждым ударом страх становился всё меньше, пока совсем не исчез…
Потом я вновь ощутил руки на своих плечах. Руки были тёплые. Я лежал навзничь, и моя голова покоилась на коленях у Метоса. Тело обволакивала странная слабость, но это было не страшно, потому что Метос был тут.
– Я снова дрался?
– Ты спал. Но да, тебе пришлось сражаться.
– Что это было?
– Воплощённое зло. Существо, сотканное из страхов, страданий и ненависти. На ком-то слишком много этого наросло. И оно воплотилось, став копией того, кто его породил.
– Надеюсь, это был не я?
– Думаю, не ты. Он был гораздо ниже ростом. Кто-то послал свою ненависть по твоему следу. Я должен был догадаться раньше, что подтачивает твои силы. А епископ Прокл должен был подумать… то, что подумал. Ему дано видеть такие вещи, но он не может понять. Жаль.
Никогда прежде мы не разговаривали с таким абсолютным доверием. Что-то изменилось в самом голосе бессмертного, когда он говорил:
– Прости, это был очень рискованный способ. Человек, которого такая тварь душила столь долго, мог испугаться и оказаться слабее.
– И что тогда?
– Тварь нашла бы новое вместилище. А человек стал бы её рабом. Рабом ненависти и страха. Много зла на этой земле творит именно страх.
– И всё же ты прибег к этому рискованному способу. Ты чем-то одурманил меня?
Его ладони стиснули мои плечи, но это не вызвало боли.
– Тебе надо было увидеть это воочию, чтобы продолжать идти избранным путём.
Странно, мне совсем не хотелось спорить о добровольности этого избрания. В конце концов, он прав: я сам выбирал дорогу в этой жизни, и у меня было много возможностей свернуть. Даже в темнице.
Я поднял голову, чтобы увидеть его глаза.
– Кто послал это за мной?
– Я не знаю. Возможно, ты узнаешь сам. Не отчаивайся, что пока не можешь сражаться наяву. Всегда ли нужно махать мечом, чтобы восстанавливать поруганную истину?
Внезапно в его голосе зазвучали тревога и неуверенность, неожиданные в столь твёрдом и властном человеке:
– Я не могу провидеть твою судьбу. Но чувствую, что страшный поединок тебе ещё предстоит. И ты будешь один. Как всегда. И мне нечем тебе помочь. Я отдал всё, что было в моих силах.
Нечасто такие, как он, испытывают слабость. Я молча стиснул его плечо.
Мы молчали долго. Метос подкидывал ветви в огонь, они прогорали, но он не давал огню угаснуть, пока над деревьями не засерело небо. Лишь тогда он поднялся, потянувшись. Ночь закончилась, а я до сих пор очень мало понимал. Нельзя, чтобы всё завершилось вот так. Сам ведь себе не прощу потом!
– Этот демон – откуда он? Какому божеству служит?
Метос обернулся, словно ждал моего вопроса.
– Это не имеет отношения к богам. Такое люди создают сами. То, чем занимался Меч Истины, – разве оно дело рук богов? Вот и это того же порядка. Мир меняется, скоро боги совсем уйдут. Но вот эти кошмарные создания всегда будут подле вас. Люди были отражением нас, со всеми нашими прелестями и недостатками. Эти – ваше отражение. И печально, что не всем дано их видеть. Как распознать, что толкает ко злу и внушает страх: твои желания или чуждая воля? Чтобы почуять их, надо самому быть очень далёким от этого. И не преисполниться презрением ко всему человеческому, увидев. Кажется, с Проклом это случилось.
– Поэтому ты решил меня научить?
– Думается, тебе нужнее, чем прочим. И не только для сохранения собственной жизни.
Я усмехнулся:
– Не слишком ли много божественных даров для обычного смертного? Бремя Меча, а теперь – вот это.
– Обычный смертный, знающий долг и совесть – не так уж этого мало. Иисус был таким, между прочим. И стал богом.
Я подумал и сказал, что не хочу быть богом. Бог атлантов покарал их несообразно грехам, а на меня навесил довольно тяжкую обязанность.
Метос снова сел напротив, теперь уже было достаточно светло, чтобы я мог различать выражение его лица. Он выглядел, как человек, который решился на не самое приятное дело, и намерен довести его до конца.
– Не было земли за Геракловыми Столпами, Визарий. И не было божественной кары за гордыню. Думается, что гордыни тоже не было. Это выдумывают те, кому принадлежит власть: бессмертные или смертные. Легче управлять, когда управляемый не доверяет собственной силе.
Речи олимпийского мятежника во всей красе. Мейрхиону бы послушать! Или Проклу – тоже хорошо. Но я уже давно не знал над собой иной власти, кроме…
– Моего бога тоже не было? Это ты хочешь сказать?
– Вовсе нет. Он был. И народ его был. Давно, я тогда ещё не родился, а мне сейчас чуть меньше пяти тысяч лет.
– Совсем юноша. Так что же было на самом деле?
– Был мир на Ближнем Востоке, в той земле, которую называют Палестиной. Это естественное дело – богу жить со своим народом. Необычно лишь то, что бог был один. Невозможно с точки зрения выживания.
– Разве у бессмертных могут быть трудности с выживанием?
Он пожал плечами:
– Как у всего живого. Ведь что мы такое, если вдуматься? Просто популяция живых существ. Ящерица отращивает оторванный хвост, и это никому не кажется сверхъестественным. Боги – особый вид ящериц, если хочешь!
– Не хочу. Мысль о том, что тобой повелевает всемогущая ящерица – бр-р!
Мои слова его насмешили, как будто он не ведал, как забавно его собственное сравнение. Разумные ящерицы – ужасно!
– А Первые и не были очень разумны. Как и древние расы смертных. Неразумные, и в силу этого не ведающие предела собственной силы. Такой силы, которая и не снилась нынешнему поколению бессмертных. Тех я не застал.
Поколение наших отцов уже придерживалось определенного варварского порядка. Это было весёлое время, многие его не пережили. Это ведь вам не под силу нас убить, сами боги очень даже способны. И посреди этого родились мы – поколение детей, которым не суждено было выжить в условиях беспрестанной титаномахии. А мы очень хотели жить, как это ни странно. И мы прекратили резню, применив самые совершенные средства резни. И настала цивилизация. Цивилизация – это, знаешь ли, порядок под угрозой резни. И всё, что от этого порядка отклоняется, может пенять на себя. Очень разумно!
Он непроизвольно потёр руку в том месте, где палец плотно охватывало железное кольцо. Но Метос был не из тех, кто способен потакать своим слабостям. Он продолжал:
– В общем, такой порядок держался до тех пор, пока люди не начали сами становиться богами. А теперь нарождается новая цивилизация. Ананка Бессмертных: мир упрощается, обходясь без божественной силы. Люди стали разумны, им не нужны дары с небес. Вот боги и пошли на голову смертным валить все блага, надеясь отвратить неминуемое. Последний День, как говорят германцы. Для бессмертных, не для людей. Вы ещё поживёте. Когда-то Зевс очень хотел знать этот секрет. Словно можно было что-то изменить. Эволюция, однако!
Он говорил то, чего я не понимаю. Зато понимаю Лугия: его тоже сердит моя манера рассуждать с самим собой.
– А тот, из Палестины – какого он был поколения?
Нет, Метос не забыл о моём присутствии, и говорил он всё же для меня.
– Кажется, это был самый разумный из Первых. Вся сила, все потенциальные возможности, заключённые в мире – и строгая система, чтобы упорядочить этот мир. Его люди тоже были первыми из разумных. Я находил в тех краях следы земледелия и городов той поры, когда мой дед ещё ел мясо сырым и голышом бегал, пытаясь осеменить всё сущее женского пола.
– Некоторые и ныне ведут себя подобным образом. И не стесняются этого.
– Да, но в сравнении с таким вот утончённым знатоком древних авторов! – он снова меня дразнил. – Скоро количество дикарей умножится. И некоторые из них даже будут носить пурпур. Готовься к этому!
– И ты прославляешь этот нарождающийся мир? Время дикарей и волков, которые больше не слышат голосов наставляющих.
– О, Прокл был бы доволен такими речами! Визарий, ты созрел для христианства! Нет, я не прославляю, я просто хочу на него посмотреть. Закон природы, который невозможно отменить: всё рождённое однажды, когда-то взрослеет, а потом умирает. И чем жёстче была упорядочена его жизнь, тем скорее природа вырвется и возьмёт своё. Это я о твоём Боге. Понимаешь, не было греха и кары. Была ошибка – система, лишённая способности к развитию. Совершенное, всё познавшее божество – и совершенные люди. А Золотой Век закончился небывалой катастрофой, поглотившей и первичную цивилизацию, и бога, который её создал. На том месте теперь Мёртвое море. И там властвует первобытный Хаос. Закон маятника, если ты понимаешь.
– Не понимаю. Что там было? И каким образом коснулось меня?
– Что там было, я сам не знаю. Землетрясение, тектонический сдвиг, потоп – мало ли? Система схлопнулась. Погибли те, кто знал и умел раньше и больше всех. И окрестные народы, уходя от места катастрофы, далеко разносили память о Совершенных, которых погубил их бог. И верили, что в мечевом поединке этот бог дарует победу только правому. Потому что так было у тех, Совершенных. Даже если для большинства это только ритуал, лишённый всякого смысла.
– А я?
– А через таких, как ты, тот ушедший смысл возрождается.
Очень приятно!
– Понимаешь, Визарий! Скоро божественной силы не станет в мире. Но это не значит, что не будет чудес. Просто чудеса будут твориться силой разума или вдохновения обычных людей. Таких, как ты. И я хочу это увидеть. И надеюсь дожить. Боги уходят, но я-то не бог.
– А кто ты?
– А то не знаешь? Кузнец. И ещё гончар.
*
Они были со мной так долго, а миг прощания наступил невозможно быстро. Мне снова предстояло утратить тех, кто дорог. И это случилось в то самое время, когда очнувшаяся душа потянулась к людскому теплу. Впрочем, я не должен роптать: мне оставались Проксимо и Публий. И надежда когда-то найти своих.
Давид стоял поодаль, не решаясь приблизиться. Метос говорит, что человека можно вылепить из любого материала. Возможно, из монаха тоже. Но почему бы для начала не вернуть ему потерянный кусочек души?
– Твой наставник был прав, – сказал я ему. – Сатанинская тень преследовала меня. Я убил её этой ночью.
Его глаза распахнулись, будто ставни, и оттуда хлынул восторженный свет. Но и сомнение тоже.
– Разве возможно убить Сатану?
– Метос сделал мне волшебный меч. Им – возможно.
Он нахмурил свой юный лоб, на котором уже начала проявляться первая морщина – от тяжких дум.
– Наверное, это очень трудно – сражаться с Дьяволом?
– Наверное. Но я попытаюсь.
– Я буду молиться за тебя.
– Молись. А ещё лучше – рисуй.
Впрочем, за него я уже не волновался. Мальчик был в надёжных руках. Эрик и Метос – намного больше, чем люди. Но и не боги. К счастью не боги! Богов не волнуют страдания смертных.
Метос поймал мой взгляд и отложил в сторону вожжи. Мы обнялись.
– Разлук не избежать, ты это тоже знаешь, Визарий.
– Я знаю. Ты говорил про Британию. Я должен идти туда?
Он пожал плечами:
– Можешь решить это сам. Здравый смысл и логика. Кстати, Эрик уверяет, что Меч Истины может найти что угодно. Или кого угодно!
– Мы так о многом не успели поговорить, – вырвалось у меня.
Его прощальная улыбка была мне совсем незнакомой. Потому что одинаково тепло улыбались губы и глаза.
Эрик вынул из повозки объёмистый мешок, который когда-то я не пожелал положить под голову.
– На, это твоё.
Потом стиснул мои плечи, заставив напрячься в предчувствии боли. Но боль не пришла ответом на дружеские объятия.
– Ты всё же очнулся, Визарий! Знаешь, так мне гораздо спокойнее. Есть надежда, что там, куда я не поспею, разгребёшь дерьмо ты. Или твой недоверчивый галл. Передавай ему привет!
– Значит, мы – всего лишь разгребатели дерьма?
– А то ты не знал! В мире столько царей Авгиев, если вдуматься. Хватит очень надолго.
– Живи вечно, Геракл!
Они уезжали, а мне оставался их прощальный дар. Восхищение Давида. Вера Эрика. И дружба Прометея – жёсткая, нерушимая и надёжная, как меч на моём бедре…
Придя к себе, я открыл тот мешок. Там были мои книги.
*
Я собирался задержаться у Донатов ещё какое-то время. По крайней мере, до тех пор, пока не смогу поднять свой вновь обретённый меч. Проксимо предвкушал этот миг, пока мы осторожно разминались на выгоне. Теперь уже мой ученик обгонял меня.
А Публий жаждал видеть меня в таблине. Старый Приск совсем одряхлел и доживал на вилле свои дни в полном спокойствии за дальнейшую судьбу. Правда, с некоторых пор обязанности секретаря успешно исполнял младший Донат, так что в моих услугах не слишком нуждались. Но мне было приятно вернуться к любимым занятиям. И радовали долгие беседы с Публием. Прежде он держался отстранённо, теперь же мы были добрыми друзьями.
Я почти не видел красавицу Сильвию. Она по-прежнему обитала в доме, но старалась не встречаться с человеком, сделавшим её вдовой. В свою очередь, я не стремился напоминать ей о себе, разумно полагая, что за три года рана едва ли излечилась до конца.
Поэтому великим было моё удивление, когда однажды вечером мне принесли горячее вино, посланное Сильвией. Как-то по её приказу меня уже угощали вином, я это не забыл. Но кубок с виду был вполне обыкновенным, даже очень дорогим – лучшего рейнского стекла. Тёмное вино заманчиво играло в нём, отражая блики огня.
Внезапно я ощутил нечто знакомое. Похолодела спина – словно в присутствии Чёрной Тени. Я резко обернулся, но никого не увидел. Вино плеснулось, несколько капель упали на крытый алым бархатом скамн, с которого я вскочил.
Как он говорил: отражение зла в нас самих? Умысел? Здесь, рядом со мной? Пить мне расхотелось. Я потянул к себе меч, лежавший рядом на столе. Но противника не было видно. Что если я вижу его только во снах?
Всё же он был, ощущение присутствия не проходило. Мне показалось, будто он перемещается у меня за спиной – я резко рубанул с поворота. Потом закрыл глаза и принялся ткать стальную вязь вокруг себя, стараясь задеть неуловимого противника. Странно, я словно продолжал видеть комнату, так что почти ничего не задел. Кроме бокала рейнского стекла. Меч ударил звонко, и вино густой волной излилось вниз, словно кровь из жил. В тот же миг ощущение пропало.
Я посидел ещё какое-то время, не выпуская меча. Тупая боль в мышцах была не очень привычной – прежде я не позволял себе настолько одеревенеть. Но она меня не расстроила, всё поправимо. Главное, что не вернулся кашель, разрывающий грудь.
А потом меня свалила страшная усталость. Я дополз до кровати и уснул удивительно спокойно.
Наутро причина тревоги стала мне ясна. За ночь капли, упавшие на скамн, добела выели краску. Так. Меня уже пытались отравить в этом доме. Какую же убойную гадость нашла Сильвия теперь?
Было и ещё одно открытие. Похоже, титан научил меня распознавать намерение, даже не имеющее материального воплощения. Подспорье в моём ремесле, при условии, что я ещё смогу им заниматься.
Я должен был немедленно уезжать. Быть может, лишившись предмета своей ненависти, вдова утратит одержимость убийством?
Проксимо очень расстроило моё решение.
– Визарий, ты ещё нездоров!
Я только молча покачал головой. Потом повёл его к окну, где стоял злополучный скамн:
– Подарок твоей сестры.
Он долго смотрел на белые пятна, и его лицо вытягивалось.
– Прежде не случалось несчастий? На вилле никто не умирал?
Мой ученик покачал головой:
– Не могу поверить. Она глупа, как глиняный черепок. Ей не пришло бы в голову. Здесь чувствуется чья-то чужая воля.
– Сильвия где-то обзавелась отравой. По счастью, у неё не хватило ума обставить всё как-то иначе. Я не мог не вспомнить прошлый раз. Если бы вино прислали от тебя или Публия – выпил бы, не задумываясь.
Проксимо поднял на меня потемневшие глаза.
– Как ты думаешь, меня ещё не покинул дар твоего бога?
– Не знаю. И Метос ничего на этот счёт не сказал.
– Я не хочу, чтобы мне пришлось… но если придётся, наверное, я сумею это сделать.
– Не надо тебе быть палачом. Просто присматривай за ней. Сейчас я не чувствую в доме зла.
Он посмотрел на меня изумлённо.
– Просто ещё один дар богов. Очень удобно. Как третья рука.
*
Нет, я не поехал в Британию. Возможно, сделаю это позже. Сейчас у меня другие дела.
Я ехал на северо-восток. Метос призывал меня опираться на логику. По логике, мой сообразительный галл должен был уходить как можно дальше от креста. В Британии христиан довольно много. А к северо-востоку от Истрополя простирались варварские земли. Оттуда родом Жданка и моя жена. Они могли поехать туда, могли уйти в Новую Элладу на Понте, где верят в старых богов. Оставалось понять, куда именно.
Я уповал на логику, сжимая коленями бока белой кобылы, которую подарил мне Проксимо. Прежде он сам ездил на ней.
– У Альбы очень ровная рысь. Не так растрясёт в дороге. Храни тебя Боги, Визарий!
За седлом был приторочен мешок с моим драгоценным имуществом. У бедра висел новый Меч Истины. В кошельке звякало серебро, которым его наполнил Публий. В общем, я считал себя готовым к путешествию. А если и не готов, что это могло изменить?
Логика не подвела, или боги вняли молитвам Донатов. Однажды мне удалось отыскать следы. Я взял за правило расспрашивать людей в придорожных корчмах. Едва ли могла остаться незамеченной такая колоритная компания: седая юная ведьма, огромный хромой нубиец, прекрасная воительница. Да и Лугий быть незаметным не очень умел. И вот, после недельного пути, на каком-то постоялом дворе добродушная румяная хозяйка рассказала мне то, чего я так ждал.
– Чёрный? Ой, ну конечно был! Страшный такой, зубы белые. А руки! Ой, какие страшные руки! Руки чёрные, а ногти белые. А на одной руке только три пальца.
Я готов был её расцеловать.
Но потом хозяюшка поведала такое, от чего меня бросило в пот. Она хорошо помнила Томбу, детишек. Милая сестрица Жданка заговорила тут кому-то телесный недуг. Лугий тоже запомнился, он был слишком красив, чтобы не притягивать к себе женские взгляды.
– А другая женщина? Черноволосая, гордая и статная, как Минерва?
Нет, такой хозяйка припомнить не могла. Была какая-то женщина, но она лежала без памяти, верно при смерти, им надо было погостить подольше. Наверное, они потеряли её, потому что тронулись в путь.
Боги, как же так! Что могло приключиться с ней тогда, в начале зимы, когда я не мог прийти к ней на помощь? Почему она страдала, а я мучился дурью, гадая, нужен ли на этом свете? Во имя справедливости, как такое могло случиться?!
Я никогда не говорил ей о своей любви. Сейчас же готов был кричать эти слова на ветер в надежде, что хоть одно долетит до неё живой!
И мой сын. Если случилось то, о чём и подумать страшно, Гай Визарий остался сиротой. Сейчас он уже слишком большой, чтобы не понимать, что мамы и папы нет. Жданка и Лугий не сумеют заменить… Сколько же времени потеряно даром!
*
Я снова слишком спешил. И это опять навлекло на меня неприятности. Или неприятности навлёк мешок, набитый книгами. Тоже второй раз. Однажды Руфин уже принял мою поклажу за сокровища. То же самое подумала банда громил, повстречавшая меня на лесной дороге. Они вынырнули из придорожных кустов, хватая кобылу за поводья. Альба рванулась, становясь на дыбы и прядая ушами. Я не усидел в седле. Никогда не был хорошим наездником.
Падения и перекаты – основа воинской науки. Но я никогда не падал с лошади, поэтому не успел сгруппироваться, вышло неожиданно больно. Кашель напомнил о себе в самый неподходящий момент, меня согнуло пополам. Тем временем разбойники обступили со всех сторон – человек шесть, не меньше. И они меня не боялись. Прежде бывало, мне хватало взгляда, чтобы заставить отшатнуться тех, кто послабее духом. Теперь же я мог внушать только жалость или презрение.
– Эй, старик, что у тебя в мешке?
Вырвавшись на свободу, я снова отпустил усы и бородку. И волосы почти отросли, только после всего пережитого в них целыми прядями проступила седина. Худоба и кашель довершили картину беспомощной старости.
Проворные руки уже потрошили сумку, они даже мешали друг другу, стремясь побыстрее добраться до моих сокровищ. Впрочем, вокруг меня их оставалось вполне достаточно, чтобы пресечь любые активные действия. Хотя при мне ещё был меч. Разбойники как раз начинали приглядываться к нему, оценив неброскую красоту божественной работы.
– Дай-ка это сюда! – щербатый детина, от которого несло вином и мочой, протянул волосатую лапу. Я ударил его кулаком.
Внезапно я ощутил Присутствие. Зло было рядом. Неважно, что оно стояло здесь во плоти и в немалом количестве. Если сумею сразить бестелесное, быть может, они перестанут быть опасными?
Я выхватил меч и отмахнулся, клинок просвистел над головами разбойников, потому что Чёрная Тень была где-то выше.
Земные злодеи попятились. За их спинами прятался злодей незримый, и я рванулся к нему. Должно быть, они приняли меня за опасного сумасшедшего. Закрыв глаза, концом клинка я нащупал ускользающую цель, и враг перестал быть. А потом накатила знакомая слабость. Метос ничего не сказал о цене прозрения, но со мной-то это было уже дважды. Я болван, если кто не понял! Разбойники не стали добрее, когда я сразил Незримого, потратив последние силы. А сейчас меня зарежут.
И тут явилась помощь. Что-то свистнуло из листвы кряжистого вяза, под который меня загнали. Ближайший разбойник потянулся руками к горлу, из которого торчал широкий метательный нож. Почти одновременно свалился тот, что пытался справа хватать меня за руку. Сверху обрушилось что-то тёмное и стремительное, повалив двоих, напиравших одновременно. Брызнула алая кровь из чьих-то жил, всё происходило невозможно быстро.
Двое бандитов, занимавшихся мешком, успели только обернуться. Стремительный меч снёс голову одному, обрубил руки второму, а третьего раскроил до паха.
Я, задыхаясь, прижался спиной к стволу, глядя на это невероятное смертоубийство. Единственный оставшийся в живых бандит визжал, стараясь отползти. Кровавые обрубки тянулись по траве, заливая её красным. Потом вопль прервался на вдохе – мой спаситель коротко ткнул обагрённым клинком сверху вниз.
А потом обернулся ко мне:
– Ты больной? Или безумный?
Надо было ещё понять, почему появился тот, Чёрный. Но чёрная метель уже кружилась перед моими глазами. Ничего не видя, я сполз вниз по стволу.
*
Действительность вернулась ощущением невероятной слабости и столь же невероятного спокойствия. Я сидел у корней вяза, привалившись к нему спиной. В двух шагах от меня стоял человек и разглядывал мой меч, изучая качество ковки. Словно почуяв, что я открыл глаза, он тоже на меня посмотрел.
Человек был высоким и худым. Обо мне можно сказать то же самое, и всё же разница есть. У меня массивный костяк, поэтому я не выгляжу хлипким, зато болезненная худоба удручает – всё мослы начинают выпирать. Мой спаситель был длинным и легкокостным. Его худоба была худобой молодого человека, не успевшего заматереть. Он весь был каким-то узким: от ступней и ладоней до странного удлиненного лица, на котором не хватало места огромным чёрным глазам, и они словно были оттянуты к вискам. Крючковатый нос делил повдоль это странное лицо: было впечатление, будто кто-то взял два египетских профиля и склеил их вместе.
– Ты сумасшедший? – снова спросил он.
– Нет, я больной.
– А на голову?
– Кажется и на голову, – это была абсолютная правда. Слуги епископа по этой голове хорошо так били.
Мне было неожиданно легко. Такое чувство я уже испытывал, когда в первый раз сразил чёрную тварь. Кто бы ни был этот незнакомец, я мог его не бояться.
Поляна багровела от крови, но тел больше не было. Должно быть, я провёл в беспамятстве достаточно долго, пока он их прятал.
– Тела никто не найдёт. Ничьи, – странный молодой человек, склонив голову на бок, разглядывал меня. – Чего ты скалишься, сумасшедший?
– Радуюсь, что остался жив.
– А ты остался жив?
– Кажется. Сейчас проверю.
Я попытался встать, ноги разъехались на мокрой траве, и я снова шлёпнулся на уже пострадавший зад.
– Болит. Значит жив.
Спаситель хмыкнул:
– Значит, жив? Хорошо, давай знакомиться. Я Урса.
Он произнёс это с угрюмой гордостью, словно его имя могло мне что-то говорить. Так гордятся боевым прозвищем молодые воины, пока мечты не уступят место суровому опыту. Парень был опытным, вон как стремительно разделался с шестерыми. Но именем своим гордился. А оно ему ужасно не подходило.
– Ага, значит, Урса. Только медведя нарезали ломтями повдоль. Тебе досталась четвертушка.
Наверное, я сильно ударился головой, потому что произнёс эту глупость вслух. Он удивлённо поднял красивые ровные брови:
– Вот так меня ещё не обзывали! По-всякому было: Ублюдок, Чудовище, Чокнутый Головорез. Но Четверть Медведя – это даже в голову не придёт. Ты всё же недоумок.
– Меня тоже так никогда не называли, – усмехнулся я.
– А как тебя называли? – спросил он, делая ударение на последнем слове.
– Обычно Марком Визарием. Но ещё Оглоблей, Мачтовой Сосной. И Высоколобой Орясиной, кажется.
Воспоминание о Лугии меня совсем развеселило. А в этом парне было что-то от моего друга – того, каким я его повстречал. Задиристая готовность противостоять всему миру.
Понятное дело, главное из моих прозвищ я не назвал. Урса считал меня забавным сумасшедшим, и, честно говоря, это нравилось мне больше, чем угрюмая опаска, с какой меня встречали обычно. К тому же, неизвестно, смогу ли ещё заниматься своим ремеслом. Вопреки всему, что обещал мне Метос.
Между тем, Урса продолжал крутить в руках мой меч.
– Какая хорошая штука!
– Да. Её делал бог.
Он снова поднял брови, насмехаясь:
– Бог дал такой меч недоумку? Или как там, Орясине? И зачем тебе меч?
Я рассмеялся:
– Он меня украшает. О, это был очень странный бог! Он вковал в этот клинок часть меня. Так что меч тоже может быть со странностями.
Мне показалось, что он его чуть не выронил. Но всё же перехватил черен, сделав вид, будто ничего не произошло, и провёл остриём круговую борозду во влажной земле.
– Особенный меч, говоришь? Чего же ты машешь им поверх голов?
Отвечать ему, значило признаться в чём-то таком, что сам я до сих пор считал не очень реальным. В первый раз Метос меня одурманил, и поединок я видел во сне. Всё, что происходит теперь – вдруг это оттого, что мне мозги хорошенько взбили и перемешали? Очень похоже, если вдуматься. И я продолжал бессмысленно улыбаться.
– Я машу поверх голов. Зато ты воюешь очень успешно. Я ещё не сказал тебе спасибо. Лишний раз убедился, что хороших людей на свете если и не больше, то они гораздо сильнее. По крайней мере, здесь и сейчас.
Полные губы разошлись в широкой, но невесёлой улыбке:
– Так ты считаешь меня хорошим человеком?
– Ну, в подобной ситуации мне трудно считать иначе. Ты спас мне жизнь.
– Я спас тебе жизнь, – медленно повторил он, словно удивляясь. – А что же сам? Драться совсем не умеешь?
– Умею. Просто не могу.
Его лицо отразило сомнение. Я поднялся на ноги и взял у него из рук меч. По-моему, он отдал его неохотно. Кашель унялся, поэтому я рискнул ему показать: наметил несколько ударов по невидимому противнику. Потом вернул меч в ножны, всё ещё висящие на поясе.
Урса смотрел очень пристально. Кажется, я его убедил.
– Почему ты не можешь драться?
– Я болен. Меня крепко били. Когда оправлюсь, быть может, ещё смогу.
Он внезапно отвернулся, поводя головой, потом словно решился:
– Хорошо, Орясина. Я провожу тебя. Раз уж ты не в состоянии защитить себя. Лес большой, в нём могут водиться и другие разбойники.
– О, теперь это не имеет значения! На моей стороне целая четверть медведя.
Кажется, он не обиделся, просто коротко усмехнулся в ответ.
*
Эта комедия продолжалась ровно до ближайшего селения. Там Урса перестал считать меня недоумком.
То-то мне казались знакомыми окрестности. В этих местах я уже бывал лет десять назад, и меня хорошо здесь запомнили. Сам же я догадался об этом только после того, как дородный корчмарь назвал меня по имени:
– Здравствуй, Визарий! Какое дело привело тебя в наши края?
А я не мог вспомнить, как его зовут. Со мной так бывает: слишком много людей видели меня в деле, я же обычно смотрю лишь на преступника. Потом они обращаются ко мне с приветствиями, и я усиленно изображаю, что тоже их помню. Чтобы не обидеть.
– Семейное дело, хозяин, – я решил не тратить время, достаточно потерял его в лесу. – Ты не помнишь, здесь не проезжали такие люди: чёрный великан, он слегка хромает, и у него три пальца на правой руке. Ещё молодая женщина, совершенно седая. Двое детишек. Невысокий светловолосый галл с большим мечом… и черноволосая воительница.
Про Аяну говорил с замиранием сердца. С тех пор, как услышал о её болезни, я проехал много десятков миль. Что, если её уже не было в живых?
В это время хозяина корчмы окликнули, чтобы сделать заказ. Я хоть имя узнал: Тавр. Такие клички обычно носят воины. А он и походил на легионера – постаревшего, оплывшего, но с острым взглядом и крепким кулаком. Если видел моих, то наверняка запомнил.
Тавр вернулся ко мне через некоторое время, принеся миску с тушёным мясом и кувшин вина. Мы продолжили разговор.
– Чёрного не помню. И седую женщину не видел. Вот светловолосый с воительницей… кажется, было что-то такое по весне. Сумасшедшая баба чуть не зарубила монаха. Тот светловолосый её удержал, я думал – подерутся на мечах. Потом меч сломался, а он её увёл. Странная была история.
У меня болезненно ёкнуло в груди:
– Монах… христианин, стало быть.
– Этих ты ищешь, Визарий?
– Хотелось бы верить. Может, вспомнишь что-нибудь ещё?
У трактирщика был гладкий лоб, исподволь переходящий в изрядную лысину. Он его наморщил.
– Кажется, сынишка подобрал обломок меча. Эй, Гилон, принеси!
Паренёк лет двенадцати, удивительно непохожий на отца – худой и цепкий, как котёнок – всё это время жадно слушал наш разговор. Должно быть, мальчик знает о Визарии. Интересно, чего ему нарассказали? Услышав приказ отца, он сорвался с места и мгновенно принёс рукоять с коротким обломком клинка. Мне хватило взгляда, чтобы узнать его.
