Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 55 страниц)
– Андрюх… так что Егор сказал?
– Про тебя? – Андрей отстранился и опять завертелся у зеркала. Обновка ему нравилась. – Ничего не сказал. Он же неразговорчивый, сам знаешь. Послушал и промолчал. Про мои каникулы заговорил.
– А настроение у него какое было? Как он отреагировал? Улыбался или хмурился?
– Да не знаю… Нормально вроде. Ты ведь его любишь?
– Люблю.
– У тебя никого, кроме него, нет?
– Абсолютно. – Расспросы Кириллу показались подозрительными, он собрался спросить, к чему они, но из кухни высунулась Ларискина голова.
– Долго стоять будете? Чай готов – идите.
– Я не пойду, тёть Ларис, – воспротивился пацан. – Я лучше пойду Егора ждать.
– Ну иди, – по-матерински добро разрешила банкирша. Этот тон был так непохож на неё, что Кирилла едва не стошнило. Тем не менее он направился за ней на кухню.
Пространство всё так же делилось барной стойкой на две зоны. На овальном, тёмного дерева столе на блюдцах стояли три чашки из сервиза. В них дымился чай, из чая высовывались ложечки. Рядом стояла пиала с тёмно-красным вареньем, плетёная ваза с насыпанными горкой конфетами и печеньями, тарелка с колбасой и сыром и ещё одна с нарезанной булкой. Кириллу есть не хотелось, как и общаться с Лариской, и вообще, эта кухня вызывала у него отвратительные воспоминания. Однако он сел на стул, где сидел в тот злополучный день с попыткой обвинить в изнасиловании, окинул взглядом холодильник с магнитами, картины с парусниками, безделушки на полках, черноту за окном.
Лариска убрала на барную стойку ненужную третью чашку и тоже села.
– Значит, ты не наигрался? – провокационно дёрнув крашенной бровью, спросила она. Взяла печенье, с хрустом отломила.
– А ты, значит, взяла Андрюху к себе – не стала гневить судьбу? – Кирилл тоже дотянулся до вазочки и потом повторил трюк с печеньем. Лариска хмыкнула:
– Один-один, Кирилл. Но я надеялась, ты больше не появишься на нашем горизонте.
– А я смотрю, у тебя жарко. Печку топишь дровишками, которые уставшего Егора заготавливать заставляла? – Он повёл головой и печи не увидел. Но она должна же быть: трубы парового отопления по периметру идут.
Банкирша засчитала ему и этот гол. Макнула обломок печенья в чай. От него поплыли крошки, жидкость помутнела. Лариса подняла глаза:
– У меня котёл, Кирилл. Его можно топить газом, дровами и углём. Газа нет, поэтому топлю дровами и углём. Егор не брал бы деньги просто так.
– А ты нашла бы способ уговорить его. Я вот нашёл. От меня он деньги принял. Может, он чувствовал твою неискренность? – Воображение Калякина пробудило постельные сцены, в которых его стройный сельский красавчик ебёт эту старую, много возомнившую о себе, разжиревшую дуру. Нет, не ебёт – ебут по собственному желанию, а Егор отбывал повинность, как холоп не отказывает барыне, чтобы не впасть в немилость.
– От тебя он натерпелся горя!
– Я защищал его!
Пикировка могла бы продолжаться долго, Кирилл впал в раж, Лариска тоже, обоих подстёгивала ревность, но в кухню влетел Андрей. Глаза у него были расширенными, взгляд – взбудораженным.
– Кира! Кир! Я же тебя зову! Егор на связи! Бегом!
Кирилл мгновенно переключился и на автомате вскочил с места, побежал. На ходу вспомнил, что бежит общаться с Егором – испугался, затрясся, чуть не остановился. В голове взболталась каша, ладони вспотели, но ноги бежали, а глаза видели, куда бежать – за Андреем через прихожую на лестницу, по порожкам вверх, поворот, и ещё раз по порожкам, в узенький ярко освещённый холл, дальше в дверь направо… Топот ног звоном отдавался в ушах.
– Подожди! – взявшись за ручку межкомнатной двери, Андрей затормозил и повернулся, выставив руку.
– Что? – спросил, останавливаясь, Кирилл. Он запыхался. Сердце то ли от волнения, то ли от бега стучало в висках. Он не понимал, что случилось, почему его то гонят быстрее, то не пускают. Он хотел увидеть Егора и боялся, что не готов, что всё, что готовил сказать ему, забыл. Ему нужно было время собраться с мыслями, и каждая лишняя минута казалась адом. Он вытянул голову через Андреево плечо, но в узкую щель ничего не увидел, только кусочек тёмной комнаты с серым свечением скорее всего от монитора.
– Я тебя позову, – прошептал Рахманов. – Егор не знает, что ты приехал. Жди. И тсс! – Андрей приложил указательный палец к губам и проскользнул в дверь, не закрыл её до конца. Успокоившееся сердце Кирилла застучало о рёбра вновь. Он запустил руки в волосы, взлохматил, только заметив, что Лариска не поднялась наверх. Ну и хорошо. Он не хотел сейчас думать о её боли, не хотел чувствовать вину за своё счастье.
Порывистым движением Кирилл приник к дверному косяку, желая подслушать, но в этот момент дверь распахнулась. Всё так же прикладывающий палец к губам Андрей поманил его и, оторвав палец ото рта, указал им на место у стены комнаты. Кирилл послушно вошёл и встал туда. Взгляд мгновенно прилип к монитору, в поле зрения камеры которого он не попадал. На тридцатидюймовом экране в окне «скайпа» был… Егор… Родной, милый, самый необыкновенный Егор. С колдовскими глазами, чётко очерченной линией губ, длинными непослушными волосами, падавшими на лоб и плечи.
Ноги Кирилла стали ватными. Он едва не осел по стенке, но не отрывал глаз. Изображение дёргалось, временами плыло и восстанавливалось – вероятно Егор шевелил рукой, в которой держал смартфон.
– Андрей, где ты? – нетерпеливо позвал он. Голос был чуть изменён микрофоном или динамиками.
– Уже иду. – Он подошёл к угловому компьютерному столу. Внизу экрана появилась его маленькая фигурка по пояс. – Я здесь. А ещё здесь… смотри кто! – Андрей цирковым жестом направил обе руки на Кирилла. Казалось, его улыбка расплылась шире лица.
– Кто? – с подозрением удивился Егор.
Кирилл медленно приблизился, встал рядом с пацаном в поле захвата камеры. Его изображение тоже появилось на экране, правда, часть головы не вместилась.
– Кирилл! – радостно сообщил брату Андрей, да Егор это уже сам видел. Лицо, занимавшее почти всё пространство, стало непроницаемым.
– Привет, – сказал Калякин и услышал, что голос дребезжит, как у старухи бабы Липы, и воздуха не хватает, и всё тело словно потеряло кости и вот-вот упадёт мешком без каркаса. Он смотрел на Егора.
Смотрел на Егора.
Смотрел на Егора, лицо которого занимало почти всё пространство окна, вспоминал любимые, подзабытые черты. Не замечал больше ничего. Ничего не мог больше произнести после этого грёбаного, такого дурацкого и нелепого «привет». В голове был туман – счастливый, радостный, тревожный туман. Как не грохнуться в обморок? Впору ухватиться бы за край стола, чтобы не упасть.
– Ну я пойду? – раздался над ухом голос Андрея, тоном, что он сделал для двух дураков всё от него зависящее, а дальше умывает руки. – Поговорите, пообщайтесь без меня… Садись, Кира.
Кирилл почувствовал, что ему выше коленей ткнулось что-то узкое, машинально опустил на это что-то попу и понял, что ему подсунули кресло на колёсиках – широкое, мягкое. Он пододвинул его ближе. На экране замелькали его неловкие перемещения, фрагменты частей тела. Андрей одним касанием отрегулировал наклон веб-камеры и сбежал. Дверь за спиной тихо хлопнула.
Встреча
Егор смотрел на экранчик своего смартфона, смотрел на него. Выражение красивого даже при искажении камеры лица по-прежнему было серьезным.
Кирилл испугался. Испугался, потому что остался с Егором наедине и сейчас всё решится. Ладони снова вспотели, но смелости не хватило даже сделать лишнее движение и вытереть их о джинсы. Глубоко на задворках сознания он только помнил, что никогда ничего не боялся, пёр напролом, и только… только перед Егором робел, как школьник перед милиционером – когда добивался его внимания и взаимности. Атрофия сковала все члены и голосовые связки. Секунды снова замедлились, казалось, что их взгляд друг на друга длится вечность. Глядя в серьёзные глаза Егора, Кирилл уже жалел, что согласился на «скайп», ведь, если селянин пошлёт его извинения на хер, не будет возможности бахнутся перед ним на колени, каяться, стуча головой об пол. Егор просто оборвёт соединение и всё.
Кирилл набрал в лёгкие воздуха и приготовился сказать: «Прости меня, я долбоёб, но я люблю тебя, я бросил тебя не по своей воле, меня заставили».
Блять – жалкое нытьё и история, которую Егор уже знает.
Блять, что тогда сказать? Что? Что сказать?!
– Привет, – сказал Егор и улыбнулся. Улыбка расцвела на его лице, озарила, солнечными зайчиками заиграла в бездонных глазах. Не было больше серьёзности, только благодушие, радость и смущение, присущее влюблённым, между которыми пробежала кошка, но обида давно забыта, а чувства свежи, как никогда.
Из глаз Кирилла брызнули слёзы. Слова полились из него потоком, хоть губы, руки, всё тело дрожали и голос дребезжал.
– Прости меня, пожалуйста, Егор, я долбоёб. Но я люблю тебя! Я с ума сходил без тебя! Я ненавижу себя за то, что тебе пришлось пережить! Я не бросал тебя! Я ни за что на свете не бросил бы тебя и не брошу, если ты меня простишь! Я люблю тебя! Я не могу тебя предать, понимаешь? Пойми меня, пожалуйста, Егор! Я не мог допустить, чтобы тебе и маме Гале навредили! Я вас всех люблю! И меня просто поставили к стенке! Егор, пожалуйста, прости меня, я бы ни за что тебе не наговорил всего того, что наговорил, если бы угроза не была реальной! Я не предавал тебя… Я люблю тебя…
– А я думал, ты не полюбишь меня даже под дулом пистолета, – выслушав пламенную речь, совершенно по-доброму усмехнулся Рахманов. Улыбка не сходила с его лица.
– Что? – обомлел Кирилл. Вера и неверие столкнулись в его мозгу и разбились в лепёшку. Он видел улыбку Егора, он слышал его слова, но никак не мог впустить в себя принятие ниспосланного ему прощения, как не каждый младенец сразу впускает первый воздух в сжатые лёгкие. Наконец ему удалось вдохнуть. – Ты… ты понял?.. – воскликнул Кирилл с нескрываемым изумлением. – Ты понял? Блять, боже всевышний, ты правда понял пароль?
– Понял. А ты разве не знал? Я же сразу тебе об этом сказал. – Егор тоже удивился.
На Кирилла нахлынуло такое облегчение, что он почти завалился лицом на стол, на закинутые туда руки, но быстро выпрямился, засмеялся – нервно, как ненормальный – и размазал по щекам слёзы, которые ещё катились из глаз.
– С тобой всё в порядке, Кир? – встревожился Егор.
– При чём здесь я? – прекращая смеяться, помотал головой Кирилл. – На себя мне вообще по хую. Егор, я о тебе думал. Я думал, что ты меня не понял и возненавидел меня… Хотя, нет, ты не умеешь ненавидеть… Но ты мог считать меня предателем и страдать. Я себя ненавидел за твою боль… ту, которую причинил этим ёбаным последним звонком. А я… на себя мне начхать. Я не слышал, что ты ответил, Егор: у меня вырвали трубку. Прости.
– Андрей рассказал мне, что случилось. Сочувствую тебе, Кир. Спасибо, что поступил… так, как поступил.
Кирилл проникся нежностью: Егор, как всегда, добросердечен, не злится, не обвиняет, а сочувствует и думает в первую очередь о других. Егор сочетает в себе силу и уязвимость. Егор идеален. Он святой.
– Я… я просто хотел… не подвести тебя. Ты простишь меня? – Кирилл протянул руку, чтобы дотронуться до его лица, но потрогал, естественно, только тёплый, чуть пыльный монитор. Убрал руку. Егор его попытки не заметил.
– Я на тебя не обижался, – уверил он.
– Но ты ведь замкнулся в себе?.. Извини, Андрей мне тоже кое-что рассказал.
Рахманов на секунду опустил глаза, но, видимо, сегодня исключил скрытность из своих приоритетов.
– Мне показалось, я понял твой намёк… что на тебя давят. Ты ведь не раз говорил, что твои родители ищут способы… отвадить тебя от… того, во что ты влип, приехав в деревню. Мне показалось, они нашли, чем на тебя надавить, и я почти был уверен, что это деньги, которые они дают нам на операцию. Но я не был на сто процентов уверен в своих выводах. В любом случае, мне понадобилось время, чтобы принять ситуацию, свыкнуться с… – Вот тут Егор замолчал и смущенно улыбнулся.
– С тем, что меня не будет рядом? – догадался Кирилл. Возрадовался такому признанию в любви.
– Да.
– Я не хотел причинять тебе боль и заставлять думать, что бросил тебя. Я бы не променял тебя ни на что на свете. Я думал о тебе каждый день. Нет, неправда – каждую ёбаную секунду считал до дня, когда переведут уже в клинику эти блядские деньги, и ни одна ёбаная тварь не помешает мне больше быть с тобой. Ой, прости… Я, когда волнуюсь, из меня мат на мате сыпется.
– Я помню, – мягко улыбнулся Егор. Его удивительные глаза сияли. – Я знал, что мы встретимся после возвращения домой.
– Знал?! Откуда?!
– Разве я недостаточно изучил твой характер? Ты совсем не такой, как я – не умеешь смиряться. Тот, кто заставил тебя кричать в трубку: «Я не буду любить тебя даже под дулом пистолета», только подтолкнул тебя к действиям. Думаю, он очень пожалел об этом.
Секунду они осмысливали фразы, потом оба рассмеялись. Не громко, а выдыхая последнее напряжение. Кирилл был счастлив. Внутри возникла потребность переплести свои пальцы с Егоровыми, он помнил, что это невозможно, но всё равно протянул руку к монитору, потрогал скачущее изображение. Только сейчас осознал, что сидит в чужом доме, на чужом стуле, за чужим компьютером, вокруг уютная темнота и тишина, а они с любимым путём непонятной научной магии не за тысячи километров друг от друга, а вместе, рядом. И это прекрасно, аж член встаёт.
Перебарывая сексуальное возбуждение, Калякин спросил:
– Как мама Галя? Ей лучше? Извини, что сразу не спросил. Передавай «привет» от меня.
– Она в порядке, – улыбаясь уже совсем другой, сыновьей, улыбкой, ответил Егор. – Идёт на поправку. Правда, иногда ленится упражнения выполнять – они монотонные и тяжёлые.
– Теперь не жалеет, что решилась на операцию?
– Радуется, что мы уговорили. Спасибо тебе, Кир. Ты многое для нас сделал.
– Брось, Егор… Ну что ты?! – Кирилл почувствовал неловкость, покраснел. – У меня это случайно вышло… Слышал, мама Галя друга себе нашла…
– Ага. Николаос зовут. Хороший мужчина, подбадривает мамку. Она его слушается.
– Больше, чем тебя?
– Ага.
Они опять посмеялись, глядя друг на друга на экранах, Кирилл хотел, чтобы эта уютная ночь в натопленной комнате продолжалась… не вечность – вечность по разные стороны монитора ему не была нужна, – а до момента, когда Егору придёт пора выезжать в аэропорт. И ему было, что сейчас сказать и спросить.
– Егор, ты не спешишь? Поговорим ещё? – Он изо всех сил старался быть внимательным и заботливым.
– Давай, – легко согласился Рахманов. Кирилл вдруг спохватился:
– А деньги на связь? Может, тебе на счёт кинуть? Я могу прямо сейчас через мобильный банк, только продиктуй куда. А то вдруг в Израиле другая система оплаты трафика, роуминг… вгоню тебя в долги, а мне этого не надо.
– Кир… Кир… не суетись, всё нормально. У меня есть деньги. На разговор точно хватит. – Под действием его спокойного голоса Кирилл угомонился, уселся на попе ровно. Спросил:
– Расскажи мне о себе. Как ты сам там выжил? Тяжело пришлось?
– Нормально: я же при деле был. Лучше потом расскажу, дома. Расскажи ты о себе. В институт ходишь?
– А то! Я там почти лучший студент! Шучу-шучу, я всё такой же лоботряс! – Кирилл хихикнул и перешел на полусерьёзный тон. – Вот не поверишь: я почти не пропускаю, конспектирую, на семинарах отвечаю, руку поднимаю, а всё равно ни в зуб ногой! Такой тупой от природы. Но я старался, Егор. Для тебя. Чтобы ты посмотрел на меня тупого, но старательного и простил, поверил, что я не предавал. Егор, я не знал, как ты теперь ко мне относишься… Я боялся, что потеряю тебя.
– Я люблю тебя, Кир, – словно жалея неразумного ребёнка, с улыбкой произнёс Рахманов. – Но это хорошо, что ты наладил учёбу.
– Да, можешь меня тоже чем-нибудь пошантажировать, и я вообще отличником стану, ага. Выдрессируй меня, я уже почти ручной. Егор, я тебе ещё кое в чём признаться должен, – перестал смеяться Калякин. – Я месяц назад видимость создал, что с девушкой живу. Только видимость, честно. Так надо было, чтобы от меня отстали. Просто спектакль. Я тебе не изменял. Хотя один раз думал, что изменил, и чуть с ума не сошёл. Говорю сразу, чтобы тебе кто-нибудь другой не исказил. – Кирилл виновато сжал губы и покаянно опустил глаза.
– Я знал, Кир.
– Знал? – не поверил ушам Калякин.
– Да. Андрюшка рассказал в четверг. Он со своим другом заходил к тебе на страницу.
Кирилл пришёл в ужас. Волосы зашевелились.
– И ты… ты со мной после такого разговариваешь? Я поражаюсь тебе, Егор! Я бы на твоём месте себя на хуй послал!
– Андрей сказал, вы там не по-настоящему целуетесь, – усмехнулся Егор. – Просто… Кир, наверно, просто я уже знал, что ты в школу приезжал, и что у тебя случилось тоже знал. А ещё… не в твоём характере писать сопливые цитаты и позволять девушкам вертеть собой.
– Тем более таким, как Машка, – возблагодарив бога за светлую голову и холодный рассудок Егора, согласился Кирилл. – Сначала думал, что она совсем конченая, а потом оказалось, что зачатки разума в ней есть. Хотя она за свою помощь айфон запросила… Кстати! – Он вспомнил! – Тебе Виталик извинения передавал! Сказал, что он урод и не достоин твоего внимания!
– Виталик? – больше испугался, чем удивился Егор.
– Ну да, а что тебя напрягает? Встретил его как-то в городе, постояли, поговорили о тебе, перетёрли. Он слёзно просил извинений перед тобой, даже несколько раз головой о стену ударился и по зубам себе дал. Надеюсь, стоматолог его обдерёт.
Егор, конечно, догадался, что это была за встреча.
– Кирилл, ну зачем?.. – упрекнул он.
– А чтоб знал! Да ладно, я его не сильно. Так, фейс подправил. Чтобы не слишком довольным был.
Кирилл ждал от Егора новых упрёков, качаний головой или довольных смешков, но тот внезапно отвернулся, пропал с экрана, вместо него появились попеременно чернота, кафельная стена, часть помещения, потом в обратном порядке и снова Егор.
– Кир, меня зовут. Мне пора. Увидимся дома.
– Когда ваш рейс? – удержал его Кирилл.
– В среду в пятнадцать тридцать прилетаем в Шереметьево. У Андрея уточни. Пока. – Егор исчез. Кирилл остался смотреть на экран со сменившейся картинкой, сквозь него. Осознавал, что сейчас произошло и насколько реальна его удача. Егор его простил? Даже не пришлось оправдываться? Вот так всё просто?
А почему должно быть иначе? Разве он тоже не изучил его характер? Егор адекватный парень, не завистливый, не злобливый, мыслит всегда широко, видит суть, не рубит сгоряча. Вспомнить, как он повёл себя в ситуации с подставным изнасилованием или разбитым окном – почему он сейчас должен был взбеситься, как истеричная сучка? Он не баба, а настоящий мужчина. Они любят друг друга и должны иметь взаимопонимание. Кирилл не радовался, что легко выкрутился – он вообще не выкручивался, потому что не врал, чтобы было из чего выкручиваться. Кирилл радовался, что беды закончились, а их чувства сохранились. Ему повезло с парнем, и он собирался и дальше не подводить Егора, чтобы отплатить ему тем же.
Как же Кирилл любил его! Душа разрывалась, не в состоянии вместить весь неисчислимый объём чувства.
Обнять бы Егора! Смять до хруста рёбер! Целовать! Ощущать его ласки и ласкать!
Член опять вставал, наливался в полную силу. Сидеть мечтая и грезя, улыбаясь при этом, как шальной придурок, можно было хоть до самого утра, и думать, что Егор точно так же грезит им всю ночь, глядя в потолок израильской больницы, радуется и счастлив. Конечно, мама Галя уловит перемены в настроении сына и не удержится от вопросов – не хмурится же ребёнок, а улыбается до ушей. Наверно, Егор и сам с ней поделится.
Пережить бы последние пять дней. Сегодня не считается, среда тоже, так что осталось всего три дня. Но это всё равно бесконечно долго!
Кирилл нажал на крестик и уставился в ромашковое поле рабочего стола. В глазах зарябило. Он тряхнул головой и встал, наконец осмотрелся. В тусклом мерцании монитора различил маленький диван у стены и узкий книжный шкаф, картину с букетом цветов на ней, под ногами пружинил мягкий палас. Странно он просидел здесь… Кирилл, чуть наклонившись, глянул в правый нижний угол экрана… почти час и только заметил обстановку комнаты. Во время разговора он смотрел только на Егора и совершенно не интересовался, что творится сбоку или за спиной. Да и теперь не интересно.
Кирилл вышел из комнаты. Прошёл по слабо освещённой скрипящей лестнице к кухне, откуда доносились голоса Лариски и Андрея. Те сидели за столом и пили чай. К угощениям прибавилась плошка с густо-янтарным мёдом. Андрей как раз намазывал его на булку, ронял капли на стол и ой-блинкал.
– А вот и наш герой, – скрещивая руки, произнесла банкирша. – Наговорились?
– Егора позвали, – надеясь, что у него не покраснели от слёз глаза, ответил Кирилл. Прошёл к столу, плюхнулся на стул. – Нальёшь ещё чая?
Лариска поднялась и пошла в кухонную зону к плите. Кирилл сразу же наклонился к Андрею.
– Что ты не предупредил, что видел фотки с Машкой? А если бы Егор меня послал?
– Да я сразу сказал ему, что там липа! – шёпотом возмутился пацан. – Вы не по-настоящему целовались, а как в кино – без языка! Что я не отличу, как по-настоящему целуются?
Эксперт, блять! Кирилл усмехнулся, потрепал его по волосам.
– Мы помирились, – сообщил он.
– Я же говорил! – в полный голос воскликнул Андрей, даже подскочил при этом. – Егор тебя любит!
– И я его люблю.
Вернулась Лариса, поставила перед гостем чашку на блюдце, спросила, останется ли он ночевать. Кирилл согласился – терять ему теперь было нечего: счета оплачены, отношения восстановлены. Мир, дружба, жвачка с Лариской.
99
Домой Кирилл вернулся только во вторник утром, до этого гостил у Лариски, но в основном пропадал в доме Рахмановых. Вместе с Андреем навели там порядок перед приездом остального семейства, вычистили пыль, растопили печь – нетопленная с весны, она отсырела и задымила, закоптила полкухни, но потом процесс нормализовался, а кухню они отмыли. Работа шла на пользу, поднимала настроение, вдохновение так и пёрло. Возникали разные идеи, как отпраздновать Новый год, кому что подарить. Андрей показал, куда в их доме ставят ёлку, рассказывал всякие забавно-мистические случаи из их с Егором детства. В понедельник после школы съездили в райцентр, купили продуктов, заполнили холодильник. Кирилл снял с карты все деньги подчистую, включая Машкин гонорар. Свой телефон он выключил, звонил ей с Ларискиного, но в Багдаде всё было спокойно, его не разыскивали с собаками. На этот счёт Кириллу было тревожно, однако пофигу – он жил оставшимися до прилёта Егора днями. Всеми фибрами души устремлялся ему навстречу, его теперь никто не мог бы удержать – смёл бы с пути и не заметил.
Войдя в квартиру, Кирилл первым делом увидел топающую из спальни в туалет растрёпанную, с размазанной тушью Машку. На ней ничего не было, даже трусов.
– Ничего, что я в твоей кровати спала? – выдала она тоном лисы, оккупировавшей заячью лубяную избушку, после того, как её ледяная растаяла. Не спросила, а просто поставила в известность, раз уж застукали на месте преступления, а потом ввалилась в сортир и засела там. Кириллу было похеру, главное, чтобы она туда ебарей не натащила. Не разуваясь и не снимая куртки, он заглянул во все комнаты, ничего подозрительного не заметил. Прошёл к письменному столу, вытащил из-под него институтский рюкзак, провёл ревизию содержимого и, сверившись с расписанием, вытащил одни тетрадки и запихнул другие. Шёл уже девятый час – на первую пару он опоздал, хотя неважно сейчас всё, кроме Егора.
Зажурчал слив в унитазе, бачок с шипением стал наполняться водой. Кирилл повесил рюкзак на плечо и вышел в прихожую.
– Как съездил? – спросила проснувшаяся за время сидения на толчке Машка. Наготы она не стеснялась и собиралась в ванную.
– Охуенно, – сказал Кирилл и полез в задний карман джинсов, вытащил на свет тонкую стопку свёрнутых вдвое пятитысячных и тысячных купюр. – Вот, бери и собирай вещи. Ключ от квартиры в институте заберу. Спасибо, Маш, – помолчав, добавил он.
– Обращайся, если прижмёт, – хихикнула Машка и сцапала заработанные деньги. Остальное её, походу, сразу интересовать перестало. Вместо ванной она поскакала в спальню, где в шкафу хранились её сумка и вещи. Послышался шелест открываемой молнии.
– Меня никто не искал? – вытянув шею в ту сторону, на всякий случай спросил Калякин.
– Не, всё тихо, – крикнула из недр комнаты Машка, и Кирилл, послав всё на хуй, ушёл. На улице из низких серых облаков только что посветлевшего неба шёл моросящий дождь, от заморозков не осталось следа: грязь и лужи покрывали всё вокруг, зато в окнах отдельных умников уже сияли гирлянды – тринадцатое ноября, ёпта!
Лекции сегодня давались тяжко: мысли уносились в Москву. Кирилл раз за разом продумывал, как и когда лучше ехать – сегодня или завтра, ночевать там или одним днём обернуться туда и обратно, на своей машине, с Лариской и Андреем или вообще на поезде, а обратно с Рахмановыми в заказанном микроавтобусе.
Не представлял, что остались какие-то сраные сутки, а потом… От мыслей об этом «потом» бросало в жар, особенно томно становилось в паху.
Надо бы ещё в своей квартире порядок навести, чтобы там женским духом не пахло – вдруг Егор теперь почаще гостить у него сможет? Запасной ключ ему отдаст, на машине ездить научит. Продаст свой «Фольксваген» и купит две попроще.
С этими приятными мыслями Кирилл вышел из институтского корпуса, пожал на прощанье руки нескольким однокурсникам и, продолжая думать о хорошем, сел в машину. Всё испортил последовавший телефонный звонок – мобильный завибрировал в кармане, а, когда Кирилл его вынул, увидел, что звонит мать. Разговаривать с ней было в лом: погода и так херовая, а ещё если она на мозг капать начнёт… Он сбросил, но, вздохнув, перезвонил: иначе не отстанет – это раз, и лучше знать, что у врага на уме – это два.
– Да, мам? Что ты звонила?
– Соскучилась, – притворными лисьими интонациями пропела она. – Ты давно к нам не заезжал. Сейчас не заедешь? У тебя ведь занятия кончились? И отец вот дома… Пообедаешь.
– А что есть пожрать? – осведомился Кирилл, чтобы не выдать себя изменившегося за выходные. К материным речам он отнёсся с опаской, профильтровал сквозь сито её обычной «лжи во благо». По всему выходило, что сегодняшняя приветливость – снова коварная замануха в капкан, но – возможно и скорее всего – мать с отцом всего лишь хотят жёстко обсудить с ним Машкину беременность и настоять на аборте. Ну что ж…
– Кирилл, что ты молчишь? Ты приедешь?
– А? – опомнился Кирилл. Походу, пока рассуждал, пропустил список блюд. Ну да он туда не желудок набивать поедет. – Да, да, приеду. Выезжаю уже.
– Аккуратнее на дороге, – пожелала мама. Ещё бы чмок в щёчку изобразила.
Кирилл кинул смартфон на торпеду и поехал. Настроение скакало от плохого до стёбного. За время дороги более-менее родилась тактика поведения.
Дверь открыл отец, пожал руку, помог повесить пуховик на плечики и в шкаф.
– Садись за стол, – выглянула из кухни мать, – всё готово. Пицца только из духовки.
– Можно, я потом поем? Погреюсь сначала немного: на улице пиздец дубак. – Дыша на потираемые друг о друга ладони, Кирилл прошёл мимо родителей в гостиную, занял ближайшее к выходу кресло, надеясь избежать ловушки, в которую по дурной традиции превращалась для него кухня. Взял пульт, включил телевизор, пощёлкал, оставил на каком-то фильме, где мелькнула рожа Брюса Уиллиса. Родители маячили за его правым плечом.
– Так и будете там стоять? – закидывая ногу на подлокотник, как бы ненароком спросил у них Кирилл. – Идите есть без меня. Или садитесь, ждите меня.
Мать с отцом помялись, но были вынуждены пройти на те места, которые сын им оставил, то есть далеко от двери. Мать села на диван, отец – в другое кресло. В телевизор они не смотрели – повернулись к Кириллу. Позы были напряжены.
– Хорошо, что ты приехал один, без Маши, – переглянувшись с матерью, начал отец.
– А что такое? – пялясь в фильм, удивился Кирилл. – Она, вроде, не много ест. Или пицца маленькая?
Повисла пауза.
– Мы не о том, Кирилл, – вступила в диалог мать. – Мы…
– Вы об аборте? – болтая ногой, перебил Кирилл. – Вообще-то мы решили пожениться и родить этого личинуса.
– Что?! – пришла в ужас мать и отработанным движением схватилась за сердце, а затем, закатив глаза, повалилась на спинку дивана. Но сразу вскочила в обратное положение и притопнула ногой в белом носке. – Хватит! Хватит делать из нас дураков! Мы знаем, где ты был в выходные! Ты купил подростковую куртку на мальчика и отвёз в деревню к этим голодранцам!
– Может, я её Машкиной сестре отвёз, откуда ты знаешь? – абсолютно ровным голосом, что самому было удивительно, с самой мизерной каплей вызова спросил Кирилл. Сел нормально, не глядя отложил пульт на журнальный столик. В груди была какая-то ледяная пустота по отношению к этим людям. Всё пошло не по плану.
– Отпираешься? Ты все деньги снял! Сказать в каком городе находится банкомат? – Мать гремела.
– Не надо. – Кирилл встал. – Больше не буду отпираться. Я люблю Егора. Я его дождался. Он передавал вам спасибо за деньги, которые вы неделю назад перевели. А теперь до свиданья. – Он переместился к двери. – Я ухожу. А слежкой своей подавитесь!
Кирилл вышел в прихожую, распахнул шкаф. Засовывая ногу в ботинок, стащил с вешалки пуховик. Из гостиной неслась ругань на повышенных тонах, правда на этот раз предки грызлись между собой: «Это ты допустил!» – «Это ты избаловала!» – «Поговори с ним: ты отец!» – «А ты мать – ты его воспитывала!» Одеваясь, Кирилл слушал и сожалел, что родился в этой семье у этих бесчувственных сухарей. Бизнес-планы какие-то, а не люди.
Наконец, раскрасневшиеся, встрёпанные, словно подравшиеся петухи, предки вывалились в прихожую. Кирилл уже стоял полностью одетый, поправлял переступанием с пятки на носок неудобно загнувшийся задник ботинка – и он как раз встал на место. Помешать уйти ему не могли. Родители это видели.
– Кирилл, давай поговорим, – выпалил отец.
– Я с вами один раз уже поговорил, спасибо. Я ухожу. – Он взялся за ручку двери, повернул, но дверь не открылась, лишь лязгнул внутри механизм. Отлично, уход займёт на пару секунд дольше.
– Давай поговорим, – жёстче повторил отец. – Зайдём на кухню.
– Не-а, я в вашу ловушку больше не попадусь. – Кирилл повернул фиксатор замка, и дверь открылась.
Отец удержал его за рукав. Он находился в пограничном состоянии между отчаянием и гневом.
– Поговорим здесь, в прихожей.
Кирилл испытал к нему жалость – жалость человека умного к человеку убогому.
– Что тебе надо? – спросил он, кляня себя на чём свет стоит, что медлит и не смывается сразу. Мать уже тащила им из кухни стулья. Женщина в красивом платье и макияже, неуклюже тянущая мебель, будто безродная официантка – она тоже выглядела жалко. Поставила стулья и ушла в гостиную, закрыла за собой дверь. Отец приглашающе указал на стул. Кирилл захлопнул входную дверь и сел, скрестил руки. Папаша устроился напротив него.
