Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 55 страниц)
– Егор, давай уже уберем эту блядскую картошку, я устал как собака! – с психом на самого себя предложил он, пока сердобольный парень не стал опять учить его человеколюбию и послушанию, и поздно осознал, что ляпнул хуйню, которая может уколоть Егора, опустил глаза. – Прости. Я не это имел в виду.
Они приступили к работе. Спина ныла просто невыносимо, и это в двадцать лет, а что будет к старости? Выдохшегося до состояния выжатого тюбика из-под зубной пасты брата Егор отпустил с огорода и отправил за коровой. Смеркалось, небо отливало золотистым, было безмятежным, безветренным, даже птицы парили в нём с какой-то особой грацией. Зато комары не ощущали окружавшего величия и кусали, словно на год хотели наесться. Кирилла умудрились укусить в поднятый кверху зад, прогрызли через трусы и трико. Радовало, что Егор назначил перемещение мешков с огорода в сарай на завтра и сказал, что у него есть вместительная тачка, значит, таскать на горбу не придётся.
В дом Кирилл и Егор зашли по темноте. Сегодня, уставшие и голодные в край, решили изменить ежедневной традиции и сначала поужинать, а потом идти мыться. Запахи, конечно, от них после коровника и свинарника распространялись аховые, все ароматы Франции в одном флаконе, но работавший на пределе мозг Калякина их просто не воспринимал. Андрею было дано послабление – идти домой и отдыхать. После того как накормит маму и даст ей лекарства.
Зайдя в тесную прихожую с низкими потолками, подранными в некоторых местах обоями, на кухню с засохшими каплями жира на мебели и стенах, Кирилл понял, как соскучился по этому дому. Егору некогда было натирать его до блеска, и именно это несовершенство делало дом домом, семейным очагом, где всё настоящее, живое, а не музейное. Он всегда считал, что главное – удобства, а сейчас видел или, скорее, чувствовал, что важнее атмосфера. Пусть хоть все обои будут засалены – в конце концов, Егор не девка, чтобы целый день драить – главное, что в доме все любят друг друга, заботятся, помогают.
Прежде всего они снова умылись. Первый раз, сразу после картошки, умывались во дворе, холодной водой, налитой в синий пластиковый таз, поставленный на чурбак. Пришедшего их встречать Андрея запрягли разогревать ужин, сами пошли к маме Гале.
Зал окутывал полумрак, мелькающий свет лился от телевизора, показывали исторический сериал про колхоз. Егор включил люстру и подошёл к материной спальне. Штора, заменяющая дверь, была сдвинута, и он встал в проёме.
– Мы закончили, девяносто шесть мешков…
– Андрей сказал, Кирюша приехал? – тихим голосом медленно выговорила она.
– Да, – кивнул Егор, обернулся к Кириллу. – Очень помог нам.
Кирилл понял, что настала его очередь выходить на сцену. Высунулся из-за Егорова плеча.
– Да, вот он я, мам Галь! Куда ж я без вас денусь? Дай-ка тебя обниму! Соскучился, жесть как! – И он протиснулся в спаленку, наклонился и заключил Галину в объятия. Несильно, чтобы не повредить её хрупким безжизненным плечам. Вблизи при слабом освещении увидел, как болезнь постаралась над её телом, и ещё больше загорелся желанием продать квартиру. Потом встал.
– Молодец, что приехал, Кирюша, – прошелестела она и попыталась улыбнуться: – Егорушка, а ты боялся, что он не приедет.
Калякин резко развернулся к Егору. Удивлению и смешанным чувствам не было предела. Так вот где раскрывается правда! Наш молчаливый юноша не со всеми такой молчаливый и даже умеет делиться своими страхами! Но это была отличная новость – значит, Егору их отношения небезразличны! Замечательно! Замечательно!
Кирилл был готов расцеловать его, но только взял за руку. Улыбка растягивала рот до ушей. Все слова потерялись.
– Егор! Блин, Егор!..
Рахманов в кои-то веки не отводил глаз, принимал свой провал и одновременно признание мужественно, однако на лице его было написано, что одним людям необязательно было это знать, а вторым – необязательно раскрывать все секреты. Но мамы… они такие.
– Есть пойдёте? – строгим тоном позвал с кухни Андрей.
– Идите, идите, – отправила их Галина.
Ели самую обычную молодую картошку, до румяных корочек обжаренную в сливочном масле на сковороде, самый обычный фасолевый суп, с самым обычным слегка зачерствевшим ржаным хлебом, с самым обычным салатом из огурцов, помидоров и болгарского перца… но еда была такая вкусная, что Кирилл, забыв про навозную вонь, запихивал в рот всё новые куски. Да, ничего вкуснее сегодняшнего ужина он в жизни не ел – вот что значит наработался!
Душ бы Кирилл пропустил – живот округлился, глаза слипались, а ноги отваливались – но Егор не позволял себе лениться. Лечь с ним в постель чёрным от грязи, воняющим навозом?.. Нет уж. Лучше доплестись как-нибудь до душа и полюбоваться на обнажённую натуру, может быть пообниматься, подрочить.
Пока убирали со стола и мыли посуду, мыться побежал Андрей. Он вернулся через десять минут, сообщил, что вода «обалденная», и пошёл стелить себе на диване. Разговаривал с мамой Галей, рассказывал ей про новый смартфон, показывал «крутые» функции. Он уже поменял сим-карту и успел позвонить кому-то из одноклассников. Кирилл был счастлив за него, аж комок к горлу подступал – вот уж никогда бы не подумал, что будет так радоваться за глупую надоедливую мелюзгу. Да только Андрюха воспринимался своим, родным, младшим братом, а не просто бесплатным приложением к Егору.
Они пошли в душ в одиннадцатом часу. Разделись, Егор повернул кран, из лейки полилась вода. Сначала она показалась недостаточно тёплой, Кирилл даже, встав под струи, содрогнулся от холода, но уже через минуту, когда намокли всё тело и волосы, температура пришла в норму. А потом рядом, передом к нему, под душ встал Егор… В его руках были красная поролоновая губка и флакон с зеленоватым гелем для душа. Он выдавил гель на губку замысловатой закорючкой, убрал флакон на лавочку и собрался мылиться, однако Кирилл отобрал у него губку.
– Давай я?
– Не надо, я сам, – запротестовал Егор, но слишком вяло, а Кирилл уже вёл по его гладкой мокрой груди губкой, оставляя пенные дорожки, которые тут же уносила вода. Свободная рука, пройдясь по бедру вверх, нежно огладила член и мошонку, игриво смяла, надеясь на эрекцию.
– Кир, я еле стою на ногах, – воззвал к его совести Рахманов. – Ничего не получится. Вот такой я плохой любовник, прости.
Кирилл огорчился, но не подал виду. В конце концов, и его организм полностью солидарен с Егором.
– Ничего страшного, мой замечательный любовник, – улыбнулся Калякин и занялся делом. Тёр губкой плечи, руки, грудь, живот, бока и удивлялся отличной физической форме Егора, сильным мышцам под загорелой кожей. Он был изящным, гибким, но ни в коем случае не женственным. Хорошие природные данные и ежедневные тренировки – в кидании навоза, поднимании мамы Гали, косьбе, колке дров – давали завидный результат. Кирилл знал, что недотягивает.
Он аккуратно и тщательно, лаская, намылил гениталии Егора. Член набух лишь слегка, да и свой не дошёл до полной твёрдости – усталость, чёрт её дери!
После Егор повернулся спиной, и она оказалась не менее возбуждающей! А ягодицы? Маленькие, крепкие. Кирилл водил по ним и между ними губкой, мечтая упереть селянина в стену или в лавочку руками и по мыльной смазке протиснуться внутрь, получить полноценный расчёт за ночь, когда кое-кто нагло уснул под ним. Дальше фантазий дело, конечно, не продвинулось. Кирилл причислял себя к понятливым людям, и раз Егор сказал, нет сил, значит, нет сил. Можно потерпеть денёк-другой, обойтись петтингом. К тому же вода холоднела, места под душем не хватало для двоих.
– Давай теперь я тебя? – предложил Егор. Кирилл замотал головой:
– Нет, я точно сам.
Егор не настаивал. И хоть Кириллу нестерпимо хотелось, чтобы его тело приласкали любимые пальцы, он не заикнулся об этом. Он-то три дня на кровати провалялся, в клуб бухать ходил, а его любимый ни на минуту не присел. Поэтому надо уважать мнение Егора. Кирилл был готов на это. Он вышел из-под лейки, накапал ещё геля, быстро прошёлся по своему не такому уж сексуальному телу. С волос капала вода, мелкая растительность на руках и ногах прилипла к коже, под ступнями хлюпали лужицы.
– Кир, – позвал Егор. Он стоял под струями, и они, разбиваясь о его плечи, разлетались быстрыми брызгами. – Иди, вода заканчивается.
Да, электрический титан с хитромудрым подводом воды это вам не центральное горячее водоснабжение. Кирилл кинул губку на лавку и встал на место отошедшего Егора. Вода действительно лилась почти ледяная, сковывала члены, на спине появились мурашки. Словно в крещенскую иордань окунулся.
– Жуть, – выругался Кирилл, выныривая из-под лейки. – Замёрз! Согреешь меня?
Егор тут же накинул ему на плечи махровое полотенце, которым сам вытирался, и за края притянул к себе, обнял за талию и поцеловал. В тесном темноватом помещении всё-таки было тепло и очень влажно, а стены… будто отделяли от всего мира. Не хотелось уходить, хотелось трахаться и целоваться.
– Ты удивительный, Егор… Мне хорошо с тобой, спокойно…
Рахманов качнул головой, разубеждая его.
Они вытерлись, надели чистое бельё и так, в одних трусах, пошли в дом. Егор за задёрнутой шторой занялся матерью, делал то, что никто не видел – мыл, менял памперс, растирал мазями и кремами. Ходил туда-сюда между спальней и кухней, принося воду, вынося мусор. Кирилл лёг, чтобы ему не мешаться. О различиях кроватей в родительской квартире и этой деревенской каморке он даже не вспомнил, просто лежал и радовался, что лежит. День получился долгим, очень долгим, словно месяц или год. Всё тело, несмотря на освежающий душ, болело, израненные ладони жгли. Кстати, он так и не похвастался ими Егору, хотя воображал, как тот будет его жалеть и целовать, чтобы скорее зажили.
Егор выключил везде свет и молча лёг. Всё, на что его хватило, это найти руку Кирилла и переплести пальцы. Потом он повернулся на бок, устроился в удобной позе, накрыв простынкой только зад, и заснул. В доме всё стихло.
– Спи… Спокойной ночи… – гладя раскинувшиеся по подушке влажные волосы, прошептал Кирилл. Он не стал геройствовать, охранять покой любимого и тоже уснул.
71
Странный звон ворвался в сознание. Звон бьющегося стекла и стук от падения чего-то тяжелого. Сразу закричал Андрей, а Егор резко сел на кровати.
– Что? – спросил Кирилл. Его вдруг испугал неожиданный поворот событий. Темно, все должны спать! Что бьётся? Зачем крики?
Ответного взгляда Егора он не разглядел, видел только поворот головы, но понял, что он крайне встревоженный. Егор быстро поднялся и, отодвинув штору, кинулся в зал. Тут Кирилл заметил, что темнота не кромешная, её разбавлял тусклый свет.
– Егор! – быстро и путано заговорил Андрей. – Окно! Разбилось! Что это? Кто светит? Егор, цветок упал! Я вздрогнул! Прости, маму, наверно, разбудил.
Старший брат ничего не отвечал, не включал люстры. Слышались лишь его осторожные шаги.
Кирилл перестал тупить и, зевая, пошёл на помощь.
Светили в окна с улицы. Фонариком или… фарами. Ночные шторы не были задёрнуты, и свет беспрепятственно проникал через тюль. Под окном на полу лежал разбившийся пластмассовый горшок, земля частично рассыпалась на палас, от растения отлетели два листика. Рядом лежал жёлтый бесформенный камень размером с полбуханки хлеба, в стекле зияла дыра с острыми осколочными краями, от которых змейками расходились трещинки.
– Блять… – вырвалось у Кирилла. Именно теперь, а не под душем, у него всё похолоднело. Он пожалел сразу обо всех своих необдуманных решениях и смелых, а на деле дебильных, выпадах. Кто бросил этот камень?
Предложение
В голове Кирилла пронеслось много вариантов: Мишаня, собственные родители, истеричная жена Мишани, подосланные гопники, хулиганьё, грабители и даже ревнующая Лариска. Многим, очень многим он успел насолить или настроить против Егора. Да и для кого эта акция устрашения – для него или для Рахмановых? Единственный ли это камень или сейчас посыплются ещё? Их на дороге завались – бери и швыряй. В любом случае Кирилл знал, что причиной инциденту он, ведь совпадений быть не может: раньше в деревне жилось спокойно, а как он разворошил осиный улей, произошла эта хрень. И в любом случае Кирилл не представлял, что делать.
Егор насторожённо замер посреди комнаты, прислушивался. Андрей в напряжённой позе сидел на диване, ноги прикрывала простыня, но он был готов по команде брата её сбросить и бежать без оглядки. Оба всматривались в освещённые снаружи прямоугольники окон. Штора в спаленку мамы Гали оставалась задёрнутой, не было видно, проснулась ли она, но Кирилл был уверен, что проснулась: раз уж он спавший как убитый услышал звон бьющегося стекла, то чутко спавшая женщина тем более.
И вправду.
– Что шумело? – прошелестел из-за шторки слабый голос.
Егор не шелохнулся, только скосил глаза на Кирилла, словно спрашивая его мнения по поводу безопасности ситуации. Тот вслушался и всмотрелся в полумрак комнаты сильнее, будто, как вампир, мог регулировать остроту слуха и зрения.
Ничего не происходило. Ни тени, ни движения. В доме и снаружи стояла тишина, даже цикады и сверчки в это время суток перестали петь. Только на улице ведь кто-то был, фары – а это были именно они – ведь светили. Яркие, белые, скорее всего ксеноновые, притом машина стояла поперёк дороги, пробивая долбаными прожекторами листву деревьев.
Блять, Егор, не дождавшись его реакции, видимо, сам сделал выводы об относительной безопасности и шагнул к спальне. Осторожно шагнул, бесшумно и также бесшумно отодвинул шторку.
– Окно, – шепотом пояснил он. – Ты в порядке? – Но он уже просканировал спальню и кровать внимательным взглядом. По выражению его лица Кирилл понял, что окно цело и камней нет, и тоже успокоился.
– А вы? – спросила Галина.
– Не беспокойся, – ответил Егор и скользнул от спальни к стене рядом с разбитым окном, прижался к ней спиной. Медленно наклонил и повернул голову, заглядывая через тюлевую штору и пыльное стекло. Ему в руке только пистолета не хватало, чтобы отстреливаться от нападающих. Кирилл чувствовал себя как в дурном боевике, не знал, чем помочь, выйти за калитку и прогнать сволоту трусил. В голове крутился калейдоскоп самых плохих вариантов развития событий, внутренний голос ржал. Самое обидное заключалось в том, что он не мог разобрать, почему боится высунуться во двор и дать отпор, что за страх сковал его члены. Но в глубине души он знал причину – боялся, что обидчиком окажется кто-то из Мамоновых и расскажет Егору о приеме по личным вопросам и запрошенных алиментах. Тогда будет скандал. А потерять Егора – это… смерть. Жизнь будет кончена.
– Не вижу, – отворачиваясь от окна, прошептал Егор. – В глаза светит.
– Почему они не уезжают? – спросил Андрей, так и не поменявший позы.
– Тоже интересно. Что-то от нас нужно. – Егор ещё раз коротко выглянул в окно. – Я выйду…
– Нет! – С Калякина мигом спало оцепенение, он шагнул наперерез. До него только сейчас дошло, что селянин и не догадывается, как длинен список возможных хулиганов. – Это может быть опасно!
– Но надо же выяснить…
– Мальчики… – встревоженная их громким шепотом, прервала Галина. Ей хотелось быть в курсе нестандартной ночной ситуации. Она беспокоилась, хоть сын и просил не делать этого.
Парни замолчали.
– Я схожу, – принял волевое решение Кирилл: так он видел шанс предотвратить столкновение Егора с Мишаней или его жёнушкой. Если это они, конечно.
– Кир…
– Молчи, я схожу. Ты оставайся, прикроешь меня, если что.
И тут под окном прыснули со смеху. Сдерживаясь, будто прикрывая рот рукою, потом громче и громче. Потом уже несколько человек заржали в голосину. Один ревел, как пеликан, второй стрекотал, как мартышка, третьи будто захлёбывались соплями. Кирилл узнал этот гогот, не весь зоопарк, но половину точно. Уроды, стояли и подслушивали под окном!
– Пидоры! – тем временем сквозь смех крикнул один урод. – Зассали, голуби?
– Паша, сука! – Кирилл заскрежетал зубами. – Сейчас я ему накостыляю! Теперь точно мне идти. Ничего не бойся, – кинул он Рахманову и быстро метнулся в спаленку. На ощупь схватил со стула футболку и штаны, на ходу надел, на веранде сунул ноги в шлёпанцы с огородной пылью и рванул к калитке. Щеколда была, как всегда, открыта – Егор не имеет привычки её закрывать, а надо бы научиться.
На улице Кирилл увидел только тёмный силуэт: яркий, действительно ксеноновый свет бил ему в глаза. Четыре человека топтали траву и куриный помёт под окнами, ржали и выкрикивали про пидоров. Веселились, долбоёбы. Пьяные, конечно, – по голосам было слышно. Двое курили. Огоньки сигарет краснели во тьме.
– Сами вы пидоры, – огрызнулся тихо прикрывший калитку Кирилл. Повернулся к ним, чуть расставил ноги, руки скрестил на груди. С этими отбросами он чувствовал себя как рыба в воде, перестал бояться. Странно, как сразу не включил их в список, не думал, что они могут пожаловать. Всего не предусмотришь. Ждал-то птицу покрупнее.
Ржач оборвался.
– Опа! Главный фраерок-пидорок пожаловал! Мы вас ни от чего не оторвали? Если что, извини.
Это сказал гондон Никита Жердев. Остальная компашка загоготала.
– Себе в жопу засунь свои извинения, – посоветовал Кирилл. – Нахуя вы окно разбили?
– Ой, прости, мы не хотели, – сказал стриженный в олимпийке, которого Калякин не знал, и делано затрясся от страха. – Не бей нас, пожалуйста!
– Он всё в жопу любит совать, заметил? – Никитос толкнул Пашу в бок локтем. Он всегда слышал и видел только пошлятину.
Они уже приблизились, выстроились перед Калякиным в неровную линию, пыхали в лицо дымом. От них несло винищем. Ото всех. Хари были опухшими, но вот ведь, блять, ухмылялись! Уроды недоделанные… Четвёртого кента Кирилл раньше видел только мельком, звали его вроде Лёха Таксофон, а учился он в культпросвете.
Кириллу на их базар было насрать. Он не сдвинулся ни на миллиметр, тона не сменил.
– Хули вы припёрлись, спрашиваю. Умные очень?
– Мочить пидоров! – заорал дурниной Стриженный, который был обдолбан больше всех, аж слюна изо рта летела, и двинул вперёд кулаком. Вложил бычью силу, но пьяная координация его подвела: Кирилл уклонился от удара и чисто случайно подставил ему подножку. Практически Стриженный сам в темноте налетел на его выставленную в попытке отскочить ногу и загремел мордой в кучу угля, пропахал там канаву. Земля сотряслась.
– А-аа! – заорал он, вставая на четвереньки. – Сука! Ты за всё ответишь!
Компашка ржала уже над ним. Кирилл отвернулся от поверженного врага.
– Ладно, камень я вам прощаю. Теперь уходите – все спят.
– Не, мы что, зря ехали? – не согласился Никита и положил Кириллу руку на плечо. – Ты давай, приглашай нас в дом…
– На хуй иди! – сбрасывая руку, оборвал Кирилл. И тут его ударили сзади. В шею у основания черепа. Боль разлилась по мышцам, только некогда на неё было внимание обращать – от неожиданности он пошатнулся и подался вперёд, наткнулся лбом на нос Никиты. И дальше уже плохо соображал, что происходит: началась драка. Тумаки сыпались с четырех сторон, били и руками, и ногами, швыряли, чуть не повалили на землю.
– Мочить пидоров!
– Заднеприводный, сука! Другом моим был! Пидор, нахуй!
– Не жить! Очком на раскалённый прут насадить! Пидоры не люди!
– Опустить обоих и закопать в навозе!
– Где, блять, второй? Тащите его сюда! Пойдём разберёмся!
– А мелкий тоже пидор?
Кирилл отбивался, насколько мог, адреналин кипел, и долбоящерам нехило досталось. Он бы запросто пьяных выродков завалил, если бы они не нападали всей гурьбой, с залитыми глазами, не замечая ни боли, ни усталости. Только животная жажда убивать, «мочить пидоров». А он-то весь день с картошкой ебался, не отдохнул за два часа сна. Но когда заговорили о Егоре!.. когда стали угрожать расправой ему и Андрею!.. вот тогда Кирилл по-настоящему озверел. Он отпихнул Пашку, толкнул Лёху, дал пяткой по колену Жердеву и остался один на один со Стриженным, тот был злее остальных, пыхтел, хлюпал разбитым в кровь носом, но только и мечтал, что накрутить яйца Кирилла на кулак. Они оба стояли в позах, готовые броситься друг на друга.
Тут за спиной Калякина хлопнула калитка. Шаги сразу затихли. Никто, слава богу, не ворвался во двор, но кто-то вышел оттуда. Нетрудно было догадаться, кто.
– Егор, зачем ты вышел?! – наугад закричал Кирилл. У него всё болело, костяшки на правой кисти были сбиты, кровь текла из губы, ссадин и ушибов не сосчитать. Но присутствия Егора он не желал! Егор должен находиться в безопасности!
И всё же радовало, что Егор вышел помогать ему. Селянин всегда был смелым, что касалось защиты других, не терпел несправедливости.
– Второй пидор, ёпта, – сплюнул кровавую слюну Лёха Таксофон, однако попятился. Попятились и остальные, даже Стриженный сделал несколько неловких шагов назад, глядя Кириллу за спину. Попятился и Калякин, только в другую сторону, к забору. Оставаясь настороже, обернулся.
Перед калиткой стоял Егор. В руках сжимал толстый, тяжелый кол, похожий на черенок лопаты. Оружие деревенского пролетариата, а ещё решительный настрой воспользоваться им, написанный нахмуренными бровями, плотно сжатыми губами, размахом плеч, и повергли незваных гостей к отступлению. Кирилл возрадовался, внутренне рассмеялся: Егор наверняка владеет боевым колом не хуже, чем боевым топором или боевой косой! Поскольку Рахманов красноречиво молчал, а нападавшие отплёвывались, стирали с лиц кровь и пребывали в небольшом замешательстве, он взял руководство на себя.
– Уматывайте отсюда, дебилы. Больше чтобы вас тут не видел.
– Пидорам слова не давали, – закатывая разорванный рукав, сообщил Стриженный. Морда у него после целования с углём была чёрной, как у кочегара, под глазом наливался фингал.
– Сам ты пидор, – парировал Калякин, уверенно чувствуя себя под защитой человека с колом. – Паша, сука, это ты всему свету разболтал?
– Ты сам всему свету разболтал, – огрызнулся Машнов, вытер разбитые губы предплечьем. Он хоть и приволок сюда свору, был менее воинственен. – Ты на весь клуб трепался. Что тебя в жопу охуенно ебут.
– Так вы приехали, чтобы вас тоже охуенно отъебали? – решил схохмить Кирилл, а зря: Пашкиных приятелей перекосило, и все трое, не сговариваясь, сжали кулаки, выдвинули челюсти и попёрли на него.
– Уроем пидоров! – скомандовал Стриженный.
– Э! – щурясь от света фар, закричал Кирилл и, мгновенно среагировав, выхватил у Егора кол, замахнулся. Палочка и впрямь была тяжёлая, полновесная, не какая-нибудь трухлявая сушнина. Такой по горбу перешибёшь, мало не покажется. Пацаны это тоже поняли, остановились на полушаге.
– Я не шучу, – предупредил Калякин. – Уебу, коньки отбросите.
– Мы тебя сами уебём, – сказал Жердев и вышел из-за подельников, собрался померяться силами. – Пидоры не люди, замочить не жалко. Тремя петухами на земле меньше станет.
Кирилл занервничал, перехватил поудобнее кол. Егор справа от него маячил сжатой в пружину тенью. Преимущество было не на их стороне. Двое против четверых даже с колом не выстоят. Пьяные остервенелые ушлёпки искалечат их, вломятся в дом и примутся за инвалида и ребёнка. Они ведь пришли убивать… да пусть просто покуражиться – бед таких могут натворить! Кирилл знал, что быдло ничем не проймёшь, если оно решило повеселиться, он сам был таким. Будут измываться и на телефон снимать, чтобы на ютубе просмотров и лайков побольше срубить, ментам по хую на такое… Ментам! Да!
– Егор, неси телефон, я в ментуру звоню…
– Менты не помогут, – ухмыльнулся Никитос.
Егор без разговоров метнулся за калитку, но сразу наткнулся на Андрея. Пацанёнок прошмыгнул мимо брата на улицу, протянул руку, в пальцах яркими красками светился новенький смартфон.
– Вот, Кир, у меня есть!..
Банда перешёптывалась, отплёвывалась. Кирилл взял кол в правую руку, большим пальцем левой стал набирать экстренный номер полиции «сто два».
– Ты что здесь делаешь? – отругал младшего Егор. – Где я сказал быть?
– Но я же понадобился! – обиженно и убеждённо в своей правоте отнекнулся тот и юркнул во двор. Конечно, снова засел подслушивать за забором. Егор не стал проверять и прогонять, а взял у Кирилла кол, чтобы тому не мешался, удерживал гопоту на расстоянии.
Гудки оборвались.
– Дежурная часть, Токарев, – доложили в телефоне. – Говорите.
Кирилл немного проворонил, разбираясь, как включается громкая связь. Наконец нашёл, включил.
– Алло, говорите, – повторил Токарев. Среди нормальных пацанчиков появилось шевеление.
– Из деревни Островок звонят, – медленно проговорил Кирилл, обводя гопарей взглядом. – На нас совершено нападение. Банда из города. Они пьяные. Возможно, обкуренные. Возможно, вооружённые. – Он нагло врал, но при такой информации фараоны среагируют быстрее. К тому же нож в кармане, который вполне может быть припрятан у кого-нибудь из этих отморозков, тоже сойдёт за оружие, холодное и смертельное.
– Эй, что ты пиздишь! – первыми нервы сдали у Пашки. – Кто вооружён?!
– Сдохнешь, пидор ебучий, – прорычал Стриженный и харкнул прямо под ноги Кириллу, обрызгал ступни слюной.
– Точный адрес называйте, – поторопил дежурный, он, конечно, слышал весь разговор, смекнул, что звонок не розыгрыш.
– Тут в Островке три дома, не ошибётесь. В самый конец деревни. Мы на улице обороняемся. Маски-шоу с автоматами вызывайте и гаишников можно, чтобы водителя прав лишить. Наркоконтроль еще: один из нападавших месяц назад коноплю собирал, не прекратил это дело…
– Да хорош! – завопил Паша, глаза у него расширились, возбуждённо скакали туда-сюда. – Мы уходим! Пацаны, ну их на хуй, сваливаем. Поедем бухать лучше.
– Так пидоры же! – заупрямился Никита.
– Алло? – позвал Токарев. – Что там у вас? Алло!
Кирилл воззрился на Пашу, давая ему секунду на принятие окончательного решения. Машнов не был лидером, но был тем ещё трусом и трясся за свою задницу. За это лето он и так получил солидный нагоняй от родаков и бабки, а ночёвки в вонючем сизо запомнились ему на всю его долбаную жизнь. Стражи порядка в наше время работают оперативно и по совести, даже перерабатывают. Кирилл не любил их, но отдавал должное. И Паша, похоже, мыслил так же – он проиграл ментальный поединок и признал поражение.
– Уходим, пацаны, – повторил он, разворачиваясь. – Пока менты не нагрянули.
Остальные в бессильной ярости подвигали челюстями, шепча угрозы, и пошли к машине.
– Всё нормально, шеф, уезжают, – ответил Кирилл и нажал на сброс, но вздохнул свободно он, только когда машина, оставляя оседать пыль, скрылась за изгибом дороги, перестали мелькать за кустами огоньки габаритов. Это был «Ниссан Теана», за рулём сидел Лёха. Чтоб его дэпээсники поймали, гондона.
Наступила темнота. Свет горел в окнах зала и на веранде, но не давал той освещённости, что ксенон. Кирилл устало привалился к забору, провёл ладонью по лбу, стирая пот и отодвигая чёлку к уху. Бой окончился, в мир пришла тишина.
Егор, опустив кол, стоял рядом, молчал. Кирилл краем глаза видел, как он вяло отмахивается от комаров. Говорить было не о чем, всё, абсолютно всё было ясно без слов – он провинился, в очередной раз навлёк «неожиданность», ему нет прощения. Тоскливо, погано, и руки с ногами не держат. Уж лучше б, наверно, Мишаня или папаня-депутат Калякин…
– Пойдём домой, – обыденно позвал Егор.
Кирилл повернул голову, всмотрелся в почти неразличимое в ночи лицо, будто спрашивая: «Я такого наворотил, а ты меня после этого домой зовёшь?» Да, Егор такой, он всех прощает, не держит зла… вот только Кириллу не стало от этого легче, на душе дерьмо лежало таким толстым слоем, что ненавидел, презирал себя, сам себе не мог простить. И делать вид, что ничего не произошло, что он ни в чём не виноват, что он тоже жертва, бурно обсуждать сейчас с братьями и мамой Галей, какие говнюки на них напали, какая охуевшая молодёжь нынче пошла, тоже не мог. Все знали, кто виноват, кто привлёк внимание к этой семье. Рахмановы бы промолчали, не корили его, но он сам… не мог. Стыд, совесть? Всё едино.
Кирилл отвернулся, кашлянул, прочищая горло, кивнул.
– Иди… иди, а я… мне надо чуть-чуть проветриться, – выдавил он.
Егор не уходил.
– Я приду, – подняв на него глаза, пообещал Кирилл, и самому показалось, что соврал. Но Егор ушёл, тихо притворил калитку, сразу обнаружил за ней Андрея и стал ругать за непослушание, отправлять в кровать. Мальчишка оправдывался. Потом голоса отдалились и стихли. Хлопнула дверь, ведущая с веранды в дом – Кирилл научился по звуку отличать все двери, половицы в разных комнатах, многое другое.
Загрустив, он сполз по забору вниз, сел на землю. Под задницу попались колкие камешки и травинки, разгребать их не было ни сил, ни стремления. Но с несколькими точками опоры стало проще, держаться на ногах он уже физически был бессилен, тело налилось свинцом. Сколько они проспали после тяжёлого трудового дня?
Кирилл задрал голову к небу. Оно было насыщенно-чёрным, звёзды горели крупными бриллиантами. А рассветает в августе рано, в четыре утра или в половине пятого, значит, сейчас не больше, и ещё можно подремать до подъёма. Он пощупал землю справа от себя, прикидывая, удобно ли будет на ней спать. Былки подросшей травы и камешки, засохшие куриные какашки… Кирилл вытер ладонь о штаны, вздыхая, что выбора у него всё равно нет. Поспит здесь, заодно покараулит на случай, если пьяные укурки вернутся, а утром… Про утро Кирилл пока думать не хотел – боялся, что встанет солнышко, и всё равно придётся посмотреть Егору в глаза. Впервые за месяц тянуло закурить.
В доме погас свет. На веранде тоже. Ну и хорошо, ну и поделом ему. Ночь, Рахмановым надо отдыхать, он и так отнял у них два часа и без того короткого сна.
Калякин загрёб в кулак несколько камешков и сухих травинок, пересыпал с одной ладони на другую. Всё же было обидно, что Егор лёг, не дождавшись его, не пришёл ни позвать, ни поинтересоваться. Но он человек рациональный, для него лишние десять минут сна – это энергия для выполнения домашних дел, всё правильно.
Вдруг заскрипела калитка. На фоне тёмного забора появился стройный силуэт Егора. Селянин осмотрелся, немного даже озадаченно, потом, наконец, увидел его, сидящего под забором.
«Егор?» – пронеслось в мозгу у Кирилла, будто он только что не сетовал, что любимый не выходит звать его в дом. Настолько уверовал в свои размышления, что настоящие события оказались неожиданными. Он растерялся и не знал, что сказать. Да он и раньше не знал этого, не находил нужных слов.
Они молчали. Время шло. Кирилл понял, что привык к темноте и может разглядеть лицо Егора. Тот не смотрел на него, голова была повёрнута чуть в сторону и опущена, но не как у провинившегося строго к земле, а немного, только бы не касаться глаз. Взгляд, как всегда, был погружён в себя. Все эмоции бурлили у него внутри, все слова говорились там же, вытаскивать что-то наружу было для него сложно.
