Текст книги "Селянин (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 55 страниц)

– Знаешь, что я понял, Егор? Ты простишь меня? Я понял, что у меня тоже разный интеллект со всеми этими… – Кирилл скривил рот, напрягся, тужась подобрать мерзкое, отвратительное слово, описывающее, как он ненавидит всех этих людей вокруг, но оно не шло на язык, только эмоции. – Всех этих!.. Быдло!.. Я не хочу быть с ними, Егор! Я хочу к тебе! А… – Кирилл почувствовал, что у него полились слёзы, сопли, слюни. Он остановился и стал вытирать их тыльной стороной ладони, в которой держал трубку, бормоча: – А меня не пускают… не пускают. – Потом он снова прижал смартфон к уху. – Я приеду, Егор, завтра вечером приеду, только прости меня…

– Кир, мне не в чем тебя винить.

– Спасибо, Егор, ты великодушный. Не то что я – дерьмо, дрянь.

– Кир, иди домой, поспи.

– Да… Да, сейчас пойду.

– Тогда – спокойной ночи?

– Да, да… Спи, отдыхай…

Кирилл сунул смартфон в задний карман. Размазал, вытирая, по лицу сопли. И пошёл дальше, рыдая – потому что Егор Рахманов такой хороший, такой чистый, он всё – для других, и ничего для себя.

67

В администрацию области Кирилл ехал на троллейбусе. Ключи от машины отец ему не отдал и, что самое поганое, обшмонал карманы и забрал ключи от квартиры. Никакого доверия к сыночку у папеньки. Правда, деньги – всего тысячи три с копейками – оставил. Остальное, так же, как и свой смарт, Кирилл перед сном спрятал. Значит, голова варила.

А сейчас голова трещала. Каким же долбоёбом он выставил себя вчера! Воображал, что трезвый! Не в лоскуты, конечно, но… звонить Егору, на всю улицу орать о любви и выть белугой? И что теперь Егор подумает? Он же наверняка понял, что исправившийся умник пьян и снова пошёл по кривой дорожке. Возможно, это ранило Егора в самое сердце, да только гордый селянин об этом никогда не скажет, переболеет в себе.

Кириллу было стыдно, хоть и орал он вчера о любви, просил прощения и честно признался про клуб. Но он знал отношение Егора к пьяным и бездельникам. Одним проступком можно перечеркнуть все попытки проявить себя со светлой стороны. А если в него перестанет верить Егор?.. Ведь деревенский гей единственный человек на земле, который верит, что он, Кирилл Калякин, хороший, небезнадёжный человек. Конечно, прежние дружки тоже считают – или считали – его клёвым, суперским, да ведь только это абсолютно разные вещи. А каждый человек хочет, чтобы его воспринимали именно «хорошим», а не «клёвым».

Кирилла жгли стыд и раскаяние.

Желудок был сыт. Маман превратилась в кухарку и кормила его на убой – запеченными грибочками, лазаньей, пловом, мясом с пряными соусами. Её надзор уже в печёнках сидел вместе с её разносолами. Вчера они с отцом, кажется, даже обрадовались, что он пьяным пришёл, к старым привычкам вернулся, только спросили, почему рано, а не посреди ночи припёрся. Сейчас мать повелась на дезу, что надо с пацанами встретиться.

Ага, с пацанами.

Кирилл вошёл в величественное, отделанное понизу серым мрамором здание обладминистрации, с фронтона которого когда-то скинули серп и молот, а место под ними забыли закрасить. Сообщил, что по записи на приём, предъявил паспорт. Его пропустили, указали дорогу.

Поднимаясь на лифте на четвёртый этаж, Кирилл думал, правильно ли поступает, вмешиваясь в личную жизнь Рахмановых. Егор же ясно сказал, что знать об отце ничего не желает, этого человека для них не существует, так же, как их с Андрюхой для Мишани. Запись на прием была импульсивной, в жажде восстановить справедливость. Без сомнения, и Егор мечтал о справедливости, о наказании отца, только не такими методами.

Кирилл был готов повернуть назад, уйти, но в конце-то концов! Егор видит в мстительных грёзах, как становится прокурором, поднимает старое дело, расследует и засаживает виновных за решётку! Молодец, вот тебе звёздочки на погоны! Да только Егор никогда не получит профессию, не сделает карьеру как раз из-за отца, натравившего на его мать уркаганов! Егор погряз в навозе, а бессовестный чинуша купается в золоте! Лифт был современным, бесшумным, в коридорах сделан евроремонт, постелены ковры, в холле подвешены хрустальные люстры – и что от этого перепадает Егору? Большое, смачное нихуя! Пусть Мишаня выгонит неудобного посетителя с порога, но нервы Кирилл решил ему подпортить. Возможно, Егор и не узнает об этом приёме по личным вопросам – не помчится же сразу тщеславный предправ в глухую дыру покаянно обнимать своих кровиночек? Вообще не помчится.

Мягко ступая в мокасинах по красной ковровой дорожке, Кирилл зашагал по широкому коридору, разглядывая таблички на дверях и как живёт-работает правительство области. Богато живёт. Он был несколько раз в администрации их городского округа, там живут беднее. Ну а тут, как блогеры откапывают на сайтах госзакупок, цветочные горшки за десять кусков деревянных каждый и графины – за сотню.

Навстречу попалась только одна девушка – длинноногая, белый верх, черный низ, волосы забраны в пучок. Она окинула незнакомца взглядом и пошла своей дорогой. Даже «чем помочь?» не спросила. Кирилл и без её услуг нашёл нужную дверь с золочёной табличкой. Мамонов Михаил Васильевич. Вон оно как.

Приемной у него не было – табличка «секретарь» висела на соседнем кабинете. Кирилл посмотрел на часы в телефоне – без пяти два. Почти его время, можно заходить. Только поднёс к дорогой массивной двери кулак, чтобы постучать, как она открылась, и оттуда высыпали трое ребятишек мал мала меньше, за ними плелась дородная мамаша лет тридцати. Все были бедно одетые, неухоженные, тётка с красными от волнения ушами и щеками. Видимо, что-то клянчили у власти.

Они ушли, и Кирилл просунул голову в кабинет:

– Можно? Я следующий по записи.

Он увидел средних размеров помещение, затемнённое полуопущенными жалюзи, и мужчину, сидящего за большим угловым столом, почти полностью заваленным папками с бумагами, там же стоял монитор. Мужчина листал одну из папок. Он был черноволосым, некрупным, сухопарым – таким, как на фотографиях. Когда поднял голову и посмотрел на посетителя, Кирилл увидел то же рыбье лицо. Как этот урод мог понравиться маме Гале, и как от него родился такой красивый Егор? Было бы из-за кого Ирочке семью рушить.

– Входите, – сказал Мишаня и опять опустил глаза к распечаткам.

Кирилл и без его команды уже шел по устеленному серым ковром, охлаждённому кондиционером кабинету, сел за приставной стол, выдвинув один из четырех стульев. Разглядывал обстановку – шкафы с папками, сувенирчики за стеклом, книги, Конституция РФ, портрет президента на стене, напольные часы с боем – всё честь по чести, типичный рабочий кабинет высокопоставленного чинуши. Для релакса – тихо журчащий водопадик с мельницей, пёстрые рыбки в аквариуме литров на триста. Класс. Ништяк.

Кирилл вертел головой, пока его не привлёк негромкий звук – Мишаня закрыл папку и постукивал нижним краем о стол, собирая листы воедино. Галстук явно жал ему шею.

– Так, вы… – Мишаня отложил папку и приоткрыл лист другой, справа от монитора, пробежался глазами по строчкам. – Калякин Кирилл Александрович, имущественный вопрос… Слушаю. – И поднял глаза на Кирилла. Был весь из себя внимательный, сосредоточенный, с глубоким скорбным взглядом слуги народа. Не ведал ещё, глупенький, что перед ним человек – плевать, что зелёный ещё, – который знает его настоящую омерзительную, тухлую личину.

Кирилл растянул губы в улыбке, наслаждаясь Мишаниной последней минутой перед моментом истины. Сказал, закидывая ногу за ногу и облокачиваясь на спинку стула:

– Имущественный. Речь пойдёт о вашем имуществе, которым вы упорно не делитесь с вашими детьми.

Мишаня сдвинул брови:

– Так, это шутка? Говорите, какое у вас дело, или не тратьте моё время. – Он поднял ручку и бросил её на стол.

– Это не шутка, Мишаня! Михаил Васильевич, – Кирилл презрительно хмыкнул, – Рахманов. Забыл свою фамилию? Сыновей у тебя, скажешь, тоже нет? Егора и Андрея? Ах, да! Конечно же, нет! Ты же все документы подчистил, чтобы алименты не платить! Но теперь заплатить придётся! За все годы! С процентами!

Мишаня часто моргал. Испуг и недоумение застыли на его лице.

– Вспомнил? – Кирилл подался ближе к нему. – Вижу, что вспомнил!

– Кто ты такой? – Мамонов совладал с эмоциями. – Где ты взял этот бред? Нет у меня никакого Егора и… как его… Андрея! – Но он буквально вцепился взглядом в Кирилла, а потом ещё раз протянул руку ко второй папке, открыл верхний лист и быстро зыркнул туда. Лоб его немного разгладился. Кирилл вдруг понял, что Мишаня искал в нём черты старшего сына, думал, что он – это Егор. Ну да, они же ровесники, а этот кобель двенадцать лет не видел первенца.

– Нет, я не Егор, – злорадно сообщил Кирилл. – Я его друг. Близкий. И тебе, козёл, не удастся отвертеться. Ты на свою жену отморозков натравил, детей не щадил! Но тогда они маленькие были, бесправные, а теперь тебе твои преступления с рук не сойдут, за всё тебе отольётся!

– Что ты несёшь?! Выйди вон отсюда!

– Не выйду! – Кирилл встал, упёрся в стол руками и наклонился, как вчера наклонялся к Паше. – Галина парализованная три года лежит, ты это знаешь, свинья?! Егор и Андрей прозябают, тебя это не волнует? Егор с утра до ночи пашет, на кусок хлеба зарабатывает, за матерью ухаживает, отойти не может, а ты жируешь!

– Выйди отсюда! – багровея, зарычал Мишаня, поднялся и двинулся к двери. – Я охрану вызову!

– Давай вызывай! Поскандалим! Кто посмеет выгнать сына депутата Калякина?! Ага, я его сын. – Кирилл злорадно хихикнул. – Фамилия знакомой не показалась?

Мишаня остолбенел. Лоб заблестел от пота.

– А ещё я в интернет-издания пойду, интересную историю им расскажу. Как думаешь, прокуратура не заинтересуется?

– Нет у меня сыновей. Эта шлюха, – Мишаня с отвращением, будто его вытошнило, произнёс это слово, – нагуляла их. Второго ублюдка точно.

– Да? – вскинул брови Кирилл. – Только этот ублюдок на тебя похож, покрасивее, правда. Тут даже экспертиза ДНК не нужна. Так что готовься делиться и моральную компенсацию выплачивать. И Галине на операцию – её после того нападения парализовало!

Мишаня вернулся за стол, встал позади высокой спинки кожаного офисного кресла, засунул руки в карманы. По рыбьему лицу и шее шли красные пятна.

– Шантажисты… Ничего вы от меня не получите. В полицию отправитесь.

– Никуда ты не заявишь на нас и всё отдашь, как миленький. Чужого не просим, только причитающееся. А не отдашь – Малахову на передачу напишем. Или на НТВ. Мне кажется, они в эту тему вцепятся: чиновник, председатель правительства области – организатор покушения на собственную семью. У-уу, да ты прославишься. В общем, неделя тебе.

Кирилл направился к двери, по пути ему в голову пришла гениальная мысль. Он остановился, почти дойдя до выхода, обернулся.

– И да… Егор учился на прокурора, хотел тебя засадить. И я верю – он это сделает. Но это слишком долго, месть тебе должна быть быстрой и неотвратимой. Короче, я тебя проклял. Я знаю, как. Не будет тебе отныне удачи, всё пойдёт прахом, ты разоришься, от тебя отвернутся, ты будешь болеть и, в конце концов, сдохнешь в канаве. Это лично моя месть лично тебе.

Мишаня побледнел. Поверил или нет, но в мозгу это теперь будет сидеть занозой, а самовнушение великая вещь.

– Убирайся, ублюдок!

– У тебя неделя.

Довольный собой Кирилл покинул кабинет и, насвистывая, направился к лифту.

Желание сбежать

Из здания обладминистрации Калякин вышел, насвистывая. Сбежал по порожкам, пересёк центральную площадь города, к которой примыкал «Серый дом», помахал рукой памятнику Ленина. Эйфория не проходила. Как он его, как! Идея с проклятием вообще шедевральна! Теперь-то у Мишани очко заиграет! Потеха, да и только!

Но приколов над Мишаней Кириллу было мало, он почувствовал в себе тягу к мщению. За Егора, Андрюху и маму Галю дерьмом должны быть закиданы все! Все должны пройти через унижения и боль, которые достались Егору. Хватит жировать, сытые свиньи, возмездие идёт к вам, трепещите!

Кирилл достал из кармана смартфон и вошёл в интернет. Вот уж великое изобретение человечества – там найдётся всё, в том числе и адрес семейства Мамоновых. Причём на официальных сайтах, в ими же заполненных декларациях, в графе – ха-ха-ха – «Имущество». Кирилл уже встречал эту информацию, поэтому сейчас действовал по проверенной схеме и добрался до неё в считанные секунды. Стрелецкая, дом двадцать, триста четырнадцать квадратных метров. Новый район, особняк – неплохо для слуги народа, находящегося на государственном обеспечении.

Указанный адрес находился на тихой чистой окраине, сплошь застроенной скромными дворцами. Кирилл бывал там всего раза три, проездом, но мать несколько лет пилила отцу мозг, что надо выбить там участок и возвести дом, не для себя, так для сына. Но у отца шатко шла предвыборная кампания, лишний раз мозолить глаза народу он не желал. А потом все участки раскупили. Сейчас Кирилл об этом жалел – вот бы поселить Егора по соседству с Мишаней – хуила-папаша на говно изошёлся бы.

Общественный транспорт в тот район не ходил – естественно, ведь его обитатели ездили не на трамваях, а на личных «Мерседесах» и «Рэндж Роверах». Можно было добраться на маршрутке до ближайших улиц, а потом прогуляться пешочком, но из-за удушающей жары Кирилл предпочёл потратиться на такси. Машины с оранжевыми шашечками стояли тут же, с краю от площади, поджидали выдохшихся отдыхающих. Кирилл направился к белому «Логану», где наверняка был кондиционер. Через полчаса он расплатился по счётчику и снова вышел в жару на улице Лескова, соседней со Стрелецкой. Здесь тоже были особняки и высокие заборы, за которыми барыги прятали награбленное. Обычно Кирилл не обращал на высоту этих заборов внимания, считал само собой разумеющимся, но теперь его мировоззрение поменялось, половым путём передалась ненависть ко всему богатому. Теперь он смеялся над излишествами, видел абсурд. Заборы? Кого боятся буржуины? Простого люда, сюда даже случайно не забредающего? Или друг друга?

Впрочем, Кирилл не учитывал себя и цель, с которой приехал сюда.

Дома были разными. Некоторые самыми обычными, безвкусными, из белого силикатного кирпича. Другие использовали цветной – зеленый, оранжевый, коричневый и даже розовый облицовочный кирпич, часто комбинируя его с белым, в тон подбирали цвет оконных рам, крыши, ворот. Были и совсем вычурные дома – со сказочными башенками, с неимоверным изгибом крыш. Да и не везде заборы делали глухими, украшая их коваными или бетонно-ажурными секциями. Можно было разглядеть лужайки, цветущие клумбы с фонтанчиками автоматических оросительных систем, какие-то качели под тентами, прудики. Всё это выглядело неумелым подражанием западным традициям. Кирилл смотрел на этот фальшивый лоск и не понимал, зачем он хотел здесь жить? Разве он почувствовал бы здесь настоящий вкус жизни, как в деревне? Разве Егор менее достоин этих удобств?

Не замечая, что противоречит сам себе, Кирилл шёл по идеально заасфальтированной, хотя и узкой дороге, потому что общего тротуара не было, и искал проулок к Стрелецкой. Вслед ему громким басом из-за заборов лаяли собаки. Не дворняжки, конечно, а породистые сторожевые псы. Найдя проулок, вдоль высоких заборов из красного и белого кирпича вышел на параллельную улицу. К углу забора был привинчен аншлаг с нужным названием. Наполовину квест был пройден, оставалось узнать, где двадцатый дом.

Калякин повернул направо, высматривая таблички с номерами, чтобы для начала хотя бы понять, какая сторона чётная, какая нечётная. Стрелецкая была такой же тихой, уютной зелёной улочкой, как и все её соседи. И в асфальте здесь ям не наблюдалось, и мусор на обочинах не валялся, и бурьян не рос. Умеют же делать, когда захотят. Для себя – не для народа.

Кирилл не задумывался, с каких пор стал причислять себя к народу. Просто вертел головой и с бурлящим в крови адреналином негодовал. Буржуи за чужой счёт построили себе красивый посёлочек. Народ бомжеватого вида тут не лазил, у каждых ворот имелось достаточно места для парковки трех автомобилей. Ну и автомобили стояли не кредитные и не дешевле пары миллионов.

Пройдя три длинных забора, Кирилл увидел на калитке первую табличку – номер шестнадцать. Значит, где-то рядом. Либо угловая усадьба, которую он обогнул, либо дальше через одну. Кирилл снова повертел головой и зашагал дальше, потому что там, у дома напротив и немного наискосок, играли дети, а больше спросить было не у кого: если кто-то и перемещался по этой улице, то только в личном автомобиле.

Детей было с полдюжины. Самые мелкие возились с совочками, ведёрками и формочками в песочнице под навесом, галдели и спорили. Девочка постарше меланхолично раскачивалась на качелях и облизывала мороженое в большом вафельном рожке, её рот был испачкан растаявшим шоколадом. Ещё одна девочка в красной бейсболке, тоже школьница, сидела в одном из сидений слабо крутящейся карусели, уткнувшись в телефон, когда карусель замедляла ход, она спускала ногу в тапочке и подталкивала. В распоряжении этих деток были и другие развлечения – горки, лабиринты, лесенки, брусья, стилизованный корабль. У Кирилла самого глаза загорелись, когда он увидел этот мини-городок развлечений, хотя и у него в детстве было не хуже, да и сейчас во дворе их дома для элитных отпрысков устроена крутая детская площадка. Но он вспомнил про Андрея, который в свои двенадцать вынужден работать даже со сломанной рукой, а из развлечений у него только старый хрипящий кассетный магнитофон. Вот за Андрея Кириллу стало обидно, ведь его младшие брат с сестрой купались в роскоши.

Кстати… У Кирилла мелькнула мысль, а нет ли их среди этой детворы? По возрасту вроде подходят.

Минуя предположительный дом номер двадцать – двухэтажный с жилой мансардой, из жёлто-коричневого облицовочного кирпича, из того же материала забором и гаражом на две машины – Кирилл направился сразу к детям. Попутно высматривал таблички с номерами, но их не было. Видимо, тут в них не нуждались.

Когда Кирилл свернул с асфальта за отделявшее площадку от дороги, выкрашенное в зелёный цвет сетчатое заграждение, ступив на прорезиненное искусственное покрытие, ребятки так или иначе обратили на него внимание. Один малыш лет трёх даже выскочил из песочницы и побежал к нему с полным песка синим пластмассовым ведёрком.

– Смотри! Смотри, что я сделал! – восторженно лепетал он, поднимая ведёрко вверх.

Девочка тут же сорвалась с качелей и бросилась на перехват:

– Лука! Нельзя! Это чужой дядя!

Мальчика она удержала за руку перед самыми ногами Кирилла, но при этом почти целое мороженое выскользнуло из обгрызенного рожка и упало ей на сандалик.

– Блять, Лука! Это из-за тебя! – Девочка шлёпнула мальчика, возможно, брата, по попе, тот заревел и убежал за горку. Сестра грозно посмотрела ему вслед и принялась чуть не плача стряхивать мороженое с сандалии прямо на покрытие. Пустой рожок с остатками мороженого и шоколада она запихивала в рот. Девочка в бейсболке всё ещё крутилась на карусели, но медленнее и опустив телефон. В песочнице ещё четверо мелких занимались своими делами, строили город с тоннелями. Получивший шлепок мальчик выл и обещал пожаловаться маме.

Кирилл, польщённый «дядей» и ничуть не смущенный произошедшим из-за него инцидентом, решил, наконец, спросить то, зачем пришёл, пока про него окончательно не забыли. Нацелился на девочку в бейсболке, потому как девочка с мороженым точно не была Настей Мамоновой.

– Скажите, где тут двадцатый дом?

Тут же Кирилл понял, что угадал с девочкой. Настя резко опустила ногу и затормозила карусель, оказавшись лицом к нему. В глазах мелькнули тревога и любопытство, свойственные одиннадцатилетним дурочкам, когда к ним обращаются взрослые незнакомцы. Дожевавшая рожок девочка, не вытирая крошек с подбородка, обернулась к ней, как бы говоря: «Про твой дом спрашивают».

– А зачем вам? – принялась играть в детектива Настенька. Была она хоть и симпатичненькая, с темными волосиками, худенькая, но ничем не походила на Егора или Андрея. Скорее пошла в маменькину породу, чем в папенькину.

– Надо. Я Ирину Мамонову ищу. Вы её знаете?

– Это Настина мамка, – выпалила сестрица переставшего хныкать, но еще не вышедшего из-за горки Луки. И указала рукой на подругу.

– Да, моя мама, – подтвердила Настя, слезая с карусели. – А зачем она вам?

– Нужна, – ответил Кирилл. – Можешь её позвать?

Из песочницы вылез мальчуган, подтянул бриджи, пачкая их песком. Вот у него был курносый, как у Мишани, нос.

– Я могу маму позвать, – радостно сообщил он незнакомцу и сестре.

– Не надо, – оборвала Настя. – У мамы сейчас маникюр и педикюр, она занята. К ней мастер пришёл.

– Надолго? – спросил Кирилл. Он почти разочаровался в затее, пожалел, что потратил время и деньги на прогулку сюда. Хотя, конечно, можно было ворваться в дом и пообщаться с Ирочкой при её маникюрше. Пусть все знают, что она заставила мужа бросить двух сыновей на произвол судьбы. Но пройти в дом за забором будет сложно… Кирилл думал.

– Часа два-три обычно, – сказала, разблокируя телефон, чтобы посмотреть на часы, Настя. Кирилл и так знал, что сейчас начало пятого. Некогда ему ждать, ещё домой надо заскочить, а потом мчаться к Егору.

И тут ему в голову пришла мысль.

– Ты Настя? А это Кирилл?

Дети удивлённо кивнули.

– А вы откуда знаете? – спросила Настя. Уже все дети на площадке слушали их.

– Я друг ваших братьев.

– Каких братьев? – ещё больше удивилась Настя. – Сашки с Тарасом? Но они троюродные братья… почти и не братья.

– Нет, – протянул Кирилл. – Родных братьев. Ну, почти родных. По отцу.

Мамоновы переглянулись и звонко засмеялись. Девочка без мороженого тоже заулыбалась. Лука выглянул из-за горки и бочком проследовал к песочнице.

– Вы лоханулись, – сказал мелкий Кирилл. – У нас нет братьев.

– Даже двоюродных, – подтвердила Настя.

Калякин этого и ожидал.

– Нет, есть. Их зовут Егор и Андрей. Егору двадцать один год, Андрюхе двенадцать. Только вы о них не знаете, потому что ваш отец их бросил в детстве, чтобы жениться на вашей мамке. Слышали сказки про злую мачеху-ведьму? Так вот, это ваша мамка.

Дети стояли ошарашенные, перестали смеяться, в глазах появился ещё не страх, но уже сомнения. Кирилл продолжил нагнетать атмосферу.

– А папка ваш скоро и вас бросит. Выгонит из дома и отправит в глухую деревню в лесу. Будете там жить, коров пасти и навоз чистить. А есть будете чёрный хлеб и картошку с огурцами. И никаких компьютеров и телефонов, потому что там интернета нет и электричества. И печку надо топить, хворост собирать.

– Папка так не сделает! – перебил тёзка. Он по малолетству был более впечатлительным, поэтому проникся рисуемыми ужасами больше сестры.

– Ты уверен? – Кирилл расширил глаза, поднял брови. – Папка хороший? А почему он тогда вам про Егора с Андреем не рассказывал? Почему их бросил и не помогает? Хороший папка разве бросит своих детей? А ваша мамка ему пособничала. Их даже из документов стерли, считай, с лица земли. И с вами так будет!

– Я не верю! – закричала Настя. Её чумазая подружка притихла и внимательно слушала, чтобы потом пересказать родителям и другим подружкам.

– Хочешь, Егора покажу? – Кирилл достал смарт и нашёл фото, где они с Егором плечом к плечу, протянул девочке. – Вот видишь? Это твой старший брат. Он в деревне живёт, сто пятьдесят километров отсюда. Он хороший, а твои родители мрази. Не будь такой, как они.

Маленький Мамонов, да и остальные дети, тоже заглянул в экран. Его более-менее старшие друзья отошли и пересказывали друг другу новость. Настя заплакала, подруга обняла её и утешала.

Кирилл спрятал смартфон в карман. Больше ему здесь делать было нечего, месть он совершил: теперь о поступке Мишани узнает вся округа, а у Мишани дома, возможно, случится фееричненький скандальчик.

– Спросите у папани, когда он познакомит вас с Егором и Андреем, – напутствовал Кирилл и ушёл в обратном направлении. На душе разливалась благодать. Эйфория понемногу утихала.

68

Дома Калякин решил вести себя нормально, с матерью не цапаться, а снова выклянчить у неё ключи от квартиры и машины, соврать, что и сегодня договорился с Пашкой в клуб, в компании будут девчонки, надо их куда-то вести, чтобы потрахать, всё такое. Он надеялся, что мать поведётся, возрадуется его исправлению, до утра искать не будет, а он за это время спокойно свалит в деревню и проведёт там бесподобную ночь, ну а потом выйдет на сбор картошки.

В квартиру Кирилл вошёл бодро, стараясь не выдавать своего эмоционального перевозбуждения. Как-никак он с пацанами встречался, а не Мишаню баламутить ходил. Остановился в прихожей, снимая мокасины, пошарил взглядом по полкам – отцовских туфель не увидел. Отлично, сейчас ровно пять часов, и раз папенька не пришёл, то его ещё часа два не будет.

Мать высунулась из гостиной:

– А, это ты… Пришёл уже?

– Как видишь. Чего там по жаре делать? – Кирилл носком ноги подвинул мокасины к стене и пошёл вслед за скрывшейся в комнате матерью. Та уселась на диван с глянцевым журналом. – Мы на вечер ещё договорились в клуб. С Пашкой. И девушками. – Привычнее было сказать «тёлками» или «шкурами», но не для этого случая. – Пятница же.

– Так идите, кто не даёт? – мать заинтересовалась, лицо стало благодушным.

Кирилл подумал, что его затея может выгореть, и продолжил:

– Ну так мне квартира нужна. Чтобы девушку где-то спать уложить. И машина ещё. Девушкам нынче парней только с машинами подавай. – Он старался подбирать более ясные намёки, и мать их понимала, расцветала на глазах. На её лице так и читалось: «Вот! Я же говорила! Тебе надоест пидоросня и снова потянет к сиськам! Мать всегда права!» Да-да, пусть будет всегда права, Кирилл не возражал, только бы ключи отдала. Он так соскучился по Егору!

– Хорошо, отец придёт, попросишь у него ключи.

– Но мне они нужны сейчас! Я… – Кирилл искал причину. – Я порядок навести хочу! У меня там срач! И машину на мойку отогнать надо! И салон пропылесосить! Я на ней по полям гонял, представляешь, сколько там пыли?

Мать шевельнула накрашенными губами, оценивая доводы. Приняла их, но ответ последовал не такой, какой ему был нужен.

– Я понимаю, Кирилл, но ключи и от квартиры, и от машины у отца.

– Он же их не с собой таскает? Спрятал куда-нибудь. Где-нибудь в твоих платьях. Не посмотришь? Видишь, я тебя прошу, а не сам втихомолку копаюсь. А отец… чего он опять бесится? Я же вчера доказал, что в деревню не собираюсь… не сбежал. Всё, я вас понял, я туда больше не поеду. Буду с Пашкой тусить, только денег мне на клубы и ключи…

Мать поднялась с дивана ещё в процессе монолога, прошла мимо него и скрылась в спальне. Полдела было сделано, теперь бы она нашла требуемое, и всё в ажуре. Кирилл присел на подлокотник кресла, взял со столика пульт, щёлкнул кнопкой, перелистывая канал.

Волнение не отпускало. Прошло уже десять минут, мать рыскала в вещах слишком долго. Неужели отец забрал две увесистые связки с собой?

Кирилл сходил в туалет и, выйдя оттуда, заправляя штаны, крикнул:

– Ма! Ну что там? Нашла?

Послышались шаги по паркету. Кирилл, закончив с одеждой, замер с гулко бьющимся сердцем. К счастью, мать, через секунду загородившая дверной проём, протягивала ему руку, из собранных щепотью пальцев свисали его вожделенные ключи вместе с брелоком от машины. Кирилл выхватил их, будто кольцо всевластия.

– О, спасибо, мам! Ну, я поехал? А то на мойке такие очереди!..

Кинув ключи в мгновенно отвисший карман, он стремглав кинулся к полке для обуви, схватил кроссовок, но вдруг вспомнил про подарок для Егора, новый телефон, который спрятал за шкаф. Забирать его при матери было палевно, только выхода не оставалось. Как-нибудь выкрутится.

– Сейчас, одну вещь надо взять… коробку от телефона.

Кирилл метнулся в свою спальню, сунул руку за шкаф, с трудом двигая из стороны в сторону, вытащил плотно застрявшую там коробку. И услышал, как с металлическим лязгом открывается входная дверь. Отец! Блять, отец! Как не вовремя! Сука! Что делать? Кирилл заколебался, глядя на коробку.

– Где он? – с порога спросил отец, и у Кирилла отпали сомнения, он втиснул коробку обратно за шкаф.

– В спальне у себя, – ответила мать. – А ты на ипподром не пойдёшь, что ли? Шестой час уже.

Но отец ей даже не ответил – он летел к сыну в комнату, с силой распахнул дверь. Подслушивавший Кирилл едва успел отпрыгнуть, чтобы ему не досталось по лбу. Глаза отца сверкали, лицо было перекошено, кулаки сжимались. Кирилл не гадал о причине такого настроения, и дураку было ясно.

Отец схватил его за футболку, притянул к себе.

– Ты, долбоящер херов! Ты к кому ходил?! Ты что ему наговорил, гнида?!

У Кирилла сердце упало к коленкам, он почувствовал, как побледнел, но о своём поступке не пожалел. Наоборот, произведённый в верхах эффект плюс не иссякший адреналин толкнули его к яростной защите своих прав и свобод.

– А не твоё дело! – Кирилл оттолкнул отца, чуть не разодрав на себе футболку.

– Не моё?! Ты сейчас узнаешь, моё или не моё!

Отец попытался снова схватить его. Кирилл отступил к кровати, намереваясь отбиваться хоть с дракой, если понадобится, но в их возню вмешалась мать, поймала мужа за руку и оттащила.

– Саш! Совсем с ума сошёл? Да что случилось, объясни!

– Что-что! – отец бешено зыркнул на Кирилла и, верно, решив повременить с расправой, в досаде взмахнул рукой, отошёл в угол комнаты. Но не стоял там столбом, а метался, как зверь по клетке. – Что, Лен, что?! Вот кого мы воспитали, а?! Пошёл сегодня к Мамонову и… Нет, убить его за это мало!..

– Кого, Мамонова? – вставил Кирилл. – Я «за».

– Тебя, недоносок, тебя! Поговори мне ещё!

Опять вмешалась мать. Она замерла у двери насторожённая, не зная, чью сторону принимать, переводила взгляд то на одного, то на другого.

– Так, Саш, успокойся. Рассказывай по порядку. Мамонов – это тот, из правительства?

– Да, Михаил Васильевич, председатель… ты его видела. Наш дурень… ой… – Отец испустил тяжкий вздох и провёл ладонями по лицу. – Наш дурень пошёл сегодня к нему на приём и… и требовал денег.

– Денег? – удивилась мать и внимательно, осуждающе посмотрела на сына. Кирилл скрестил руки на груди.

– Денег, – повторил отец. – Он вбил себе в голову, что Мамонов отец его любовника, требовал алиментов и денег на операцию для инвалидки. Угрожал прокуратурой! Блюститель справедливости недоделанный! Ещё и фамилией нашей прикрывался! Ты хоть знаешь, чем этот скандал мне может вылиться?

– Да мне пофигу! – заявил Кирилл. – Я правду сказал! Сила – в правде!

– В какой, индюк, правде? С чего ты хоть этот бред взял, что Мамонов отец тех оборванцев деревенских?

– Не называй их так! – взревел Кирилл и пошёл на отца.