Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 55 страниц)
Лариса обернулась туда-сюда минуты за три. Надела халатик без рукавов с голубовато-жёлтыми весёленькими разводами, на крупных пуговицах. Длина халатика для её телосложения была чересчур смелой, но коленки и все ноги в целом неожиданно оказались соблазнительными. Кирилл уже закончил наполнять стаканы, себе налил на донышке.
За таким огромным столом Лариса села близко к нему, положила ногу за ногу. Вид получился обалденным, но член не впечатлился.
– Что-то ты себя обделил, – заметила Лариса, поднимая стакан. – Ну и ладно, тебе же хуже. Давай за мир? – они сдвинули стаканы, выпили. Во рту появился тот самый горьковато-клоповый вкус, а следом в желудке разлилось тепло. Кирилл положил в рот кружочек салями.
– Я удивилась, увидев тебя снова в деревне, – закусывая, продолжила Лариса, – испугалась, как бы ты Егорке мстить не собрался. Когда узнала, что вы вместе… Ты прости, Кирилл, ну не подходите вы друг другу. Абсолютно не подходите.
– И что с того? Достали уже все с этими выводами. Что родичи мои, что ты. Мы подходим. – Кирилл радовался возможности быть дерзким, быть собой. – Как будто вы подходите. Он гей, ты баба под сороковник. Просто замечательная пара.
Лариса потянулась за бутылкой, разлила по полной обоим. Они молча чокнулись. Кирилл дождался, когда Лариса начнёт пить, пригубил и поставил за вазу. Она выпила, поморщилась и быстрее засунула в рот лимон. Зажмурилась ещё сильнее.
– Ты не прав, Кирилл, – жуя, сообщила банкирша. – Егорке со мной хорошо. Я опытная женщина, знаю, как сделать мужчине хорошо.
Кирилл сложил руки на груди, хмыкнул. Где же ей опыта набираться, если её трахать никто не хочет? Также вспомнилось, как он сам ей втирал по приезду про свою опытность, когда в альфонсы напроситься хотел.
– И как у вас всё началось? – спросил он со скептицизмом.
– Как? – Лариса, вращая глазами, повертела головой, заглотила ещё дольку лимона. – Как? Хороший вопрос… Егору нужна была ласка. Он был один, совершенно потерянный, замученный. Мальчик совсем ещё, а такая ноша свалилась…
– Ясно, и ты воспользовалась, – резюмировал Кирилл.
Ревность в красках рисовала, как банкирша с Егором оказались в опасной близости, например, после того как он полил ей грядки с морковкой. Как она «случайно» оголила бедро или зад, а у оголодавшего мальчика от этого «ню», даже женского, вскочил, как солдат, и понеслось!.. Кирилл Ларисе все свои картинки из воображения пересказал, а она кивком подтвердила и взялась за бутылку. Налила себе, поискала чуть окосевшим взглядом его стакан, но он показал свой полный.
– Мухлюешь, Кирюша. Пей до дна. За Егора! Чтобы у него всё хорошо было!
За этот тост Калякину пришлось выпить. Он ощутил, что уставший за день организм перестаёт сопротивляться алкоголю и налёг на закуску. С сытной едой, как известно, пьянеешь меньше. А то Егор, чего гляди, пьяного в дом не пустит. Нехорошо, конечно, с ним так поступать.
– Надо Егора предупредить, что я здесь, – сказал Кирилл. – Позвони, предупреди, пожалуйста, а то я свой смартфон даже не заряжаю, не хочу ни с кем говорить.
– Сейчас, сейчас позвоню, – пообещала Лариса, снова наполняя стаканы. – Я ведь не просто так с ним, Кирилл… Я ведь люблю его.
Калякин не сразу понял. Когда понял, разозлился, потом рассмеялся:
– Любишь? Хорошая же любовь у тебя! Ты не любишь его, ты замучить его хочешь! У него своих дел по горло, а ты ещё на себя батрачить заставляешь! Дров наколи, грядки полей, воды натаскай! У тебя денег полно, чтобы людей нанять! Да не только себе, а и ему чтобы дров накололи! Вот это была бы любовь, а так ты его деньгами приманиваешь и вынуждаешь с тобой спать.
– Нет, я его люблю! А ты что знаешь о любви, мажорчик городской? – Лариса одним махом опрокинула в горло стопку, зажмурилась и, открыв глаза, продолжила спор. А это был спор, а не ругань. – Я в деревне круглый год живу, чтобы его видеть. У меня три квартиры в разных городах есть, а я из-за него в глухомани без газа и воды сижу, километры по бездорожью каждый день наматываю, причины для родни и знакомых выдумывать устала, почему сюда еду. Люблю я его, дня без него не могу! Он мне всю душу вымотал своей красотой, вот веришь?
– Верю, – не стал врать Кирилл. Насчёт красоты Егора, которая выпивает все силы, он был с ней полностью согласен.
– Я ему предлагала жениться, свадьбу сыграть, чтобы мы одной семьёй стали…
По спине Кирилла пробежал мороз, голос стал замогильным:
– Он отказал?
– Конечно, отказал! – Лариса налила себе и кивнула на его стакан. – Пей уже!
Кирилл выпил. История его потрясла.
– В сексе он мне не отказывает, – продолжила банкирша, опустив лоб на тыльную сторону ладони. – Раз или два в месяц бывает. Он страстный и ласковый, но отстранённый.
– Конечно, он же гей! – вскричал, подпрыгнув на стуле, Кирилл. Ещё хотел добавить: «А ты старая жирная сучка», да промолчал. Радовался её горю и тому, что в их сексуальной жизни всё нормально.
– А теперь ты появился, – проговорила Лариса, будто вообще его не слышала. – И с каких это пор ты стал геем? Я помню, как ты их ненавидел и как ко мне в дом ломился. Что тебе от Егора надо?
Ситуация снова шла к конфликту. Ну и пусть. Насрать.
– Мне Егор нужен. Я люблю его. И спасибо за угощение, я пойду к нему. – Кирилл поднялся, но Лариса ухватила его за футболку. Подол её халата к этому времени задрался к промежности.
– Не уходи, рано ещё, посидим. Не будем больше про Егора. Ты о себе рассказать обещал.
Кирилл посмотрел на её гладкие бёдра – у Егора-то ноги волосатые, как у любого мужика. Посмотрел на тарелки, где не уменьшилось вкусностей. Посмотрел в окно на догорающее над садом алое солнце. Андрей видел, с кем он стоит, догадаются, куда ушёл.
– Всё же мне пора.
– Вот никакой из тебя собутыльник, – всплеснула руками Лариса, расстроилась, затем понимающе улыбнулась. – Ладно, проверку прошёл. Думала опоить тебя и Егору показать, но ты и вправду исправился. Молодчина. – Она хитро погрозила пальцем. – Ладно, посиди ещё пять минут. Я денег Егору передам, а то вчера как-то недосуг было, он быстро удрал. Подождёшь?
– Ради такого подожду. Недолго только.
– Пять минут, – ткнув в него пальцем, пообещала Лариса и вышла за дверь. Кирилл снова сел, разглядывал безделушки – домовят, искусственные фрукты, которые не отличались от настоящих, парусники на картинах, узор на деревянных панелях. В желудке было хорошо, тепло, алкоголь гулял по крови, в голове слабо шумело. После вкалывания весь день напролёт сидеть на стуле и ничего не делать уже было счастьем. Подлым счастьем, потому что Егор продолжает вкалывать, может, ищет его, беспокоится. Но вставать и идти было лениво, сейчас бы спать завалиться. А обещал ведь Егору минет.
Лариса проскользнула в кухню, прикрыла за собой дверь.
– На, держи, передай Егору, – она протянула зеленоватую тысячную бумажку.
Кирилл взял, повертел.
– Это тоже проверка на вшивость? Не волнуйся, я ему передам, мне чужое не нужно.
– Чувство юмора у тебя тоже отменное, – похвалила Лариса и села на прежнее место, как-то странно прикрывая одной рукой грудь, будто пуговицы оторвались. – Ну что, остаёшься или на посошок?
– Не, я пойду, поздно уже.
– Посошок – это святое! – Лариса снова не дала ему встать. На этот раз её коленка притёрлась к его колену, а свободная рука скользнула по бедру под шорты. – Давай продолжим в спальне?
– Ты с ума сошла? – Кирилл оттолкнул банкиршу с силой и вскочил. Она покачнулась на стуле, устояла, встала во весь рост, продолжая придерживать халат на груди и… внезапно начала верещать:
– Уйди от меня! Уйди! Не трогай! Нет! Нет! Не трогай! Больно! Что ты делаешь? Нет! Не надо! Больно! Не хочу! Отойди, урод!
Кирилл стоял, опешив, вообще ничего не соображая. Лариса верещала, как заправская актриса. Била себя по щекам, по губам, раздавались звонкие шлепки. Если бы он не был с ней, а проходил под окнами, он бы подумал, что здесь кого-то убивают или насилуют.
– Ты что, ебанулась? – закричал он, силясь переорать её. – Замолчи, дура! – Кирилл кинулся к ней, но она отскочила и продолжала визжать, разрывая барабанные перепонки, топала ногами и уже швыряла стулья, предметы с полок.
– Не трогай! Нет! Я не хочу с тобой!
В конце концов, Кирилл смог схватить беснующуюся бабу за плечи – ему показалось, что она позволила себя схватить. Тут сквозь крики он услышал, как открывается дверь на кухню. Он стоял к ней задом, но мог безошибочно сказать, кто находится за спиной – Егор Рахманов.
Кирилл по инерции ещё тащил Ларису вперёд, желая долбануть об стенку, чтобы она наконец заткнулась. Он уже видел разорванный на груди халат с недостающими пуговицами, который банкирша больше не прикрывала, голые сиськи с торчащими сосками. В одно мгновение он всё понял: влюблённая пердунья напоила его, вызвала Егора и разыграла попытку изнасилования. Ёбаный в рот, Кирюша, в какую жопу ты попал?!
Будни и работа
Кирилл сейчас же разжал руки, убрал пальцы, повернулся. Банкирша – уже за спиной – продолжала вопить и причитать, но уже с учётом нового зрителя:
– Нет! Егор! Он на меня напал! Напал! Боже! Он собирался меня изнасиловать!
Егор остался в дверях. Увидел, что происходит, и дальше не пошёл. Не кинулся защищать. Стоял и обозревал разбросанные стулья, сувениры, бутылку, стаканы, закуску в тарелках, разорванный халатик, Ларису и его. Взгляд был потухший, безучастный. Как у человека, который заебался за весь день, а его оторвали от дел и пригласили, чтобы погрузить в очередное дерьмо, в которое он не желал быть погружённым.
– Егор, она врёт! – закричал в свою очередь Калякин и сделал несколько шагов к нему. Как же ему сейчас было необходимо, чтобы Егор ему поверил!
– Он бросился на меня! – прохрипела сзади Лариса. Блять, она плакала! Во даёт! Ей бы в театре играть! Но на сарказм у Кирилла не было времени: Егор мог повестись на её крокодильи рыдания.
– Не бросался я на тебя! Кончай врать, дура! – он резко повернулся к банкирше. Та снова прикрыла рукой грудь, только теперь не так тщательно скрывая оторванные пуговицы, а просто стянула два края вместе на сиськах и держала. По щекам текли мокрые ручьи с чёрными дорожками туши. Лицо ещё краснело от пощёчин.
Банкирша посмотрела на него и вдруг осела на пол. Скрестила ноги, отчего подол задрался к промежности, показывая чёрные трусики, сгорбилась, закрыла лицо ладонями и запричитала с подвываниями:
– Господи, я так перепугалась… Так перепугалась… Егор, спасибо, что ты пришёл… Я думала, мне конец здесь будет. Он напал на меня. Сначала приставал, поэтому я тебе и позвонила, потом напал… Ударил меня… Бил по голове… Егор, хорошо, что ты…
Кирилл застыл от возмущения, способный только смотреть на эту актрису. Возмущение росло в нём, ширилось и наконец прорвалось. К сожалению, к этому моменту Лариса облила его огромным ушатом помойной клеветы, и Егор всё это слышал.
– Она врёт! – опять завопил он, метнувшись к Рахманову. – Она притворяется! Егор, всё было не так!
– Так! – вскричала с пола Лариса. – Он напросился ко мне! Под предлогом помириться! Захотел коньяку и еды! Говорил ещё, что голодным с тобой ходит! Я ему поднесла! Он напился и приставать стал!
– Неправда! – Кирилл еле удержался, чтобы не подбежать к ней и не стукнуть со всего маху ногой по дурной башке, чтобы отвалилась. – Всё не так было! Егор, это она меня зазвала к себе, чтобы помириться! Я на чай пошёл, а она коньяк!..
– Заткнись, уголовник! Сейчас полицию вызову, сядешь! – Лариса прекратила стенать, поднялась, держась за стол, с пола, края халата при этом распахнулись, являя сиськи. – Покажут тебе, где твоё место, гнида! Егор, смотри, кого ты пригрел! Он меня чуть не изнасиловал. – И она опять зарыдала, прикрыв лицо разорванным краем халата.
– Да не собирался её насиловать! – с психом сказал Кирилл и повернулся к Егору, как к судье. Егор так и стоял в одной позе, опустив руки. Казалось, нельзя было найти и пяти отличий с прошлого взгляда на него. Взирал и слушал. Не с безразличием, конечно, но с… беспристрастностью. Его уставший, вымотанный вид… Кириллу стало стыдно за всё, что Егору сейчас пришлось наблюдать.
Егор вяло посмотрел на него, потом на накрытый яствами стол, на бутылку и снова на него.
– Кирилл, выйди, пожалуйста. Подожди меня на улице.
Лариса всхлипывала за спиной. Она могла столько наплести наедине, не отмоешься вовеки! Но Калякин решил не усугублять ситуацию и подчинился. Проходя мимо Егора, он попытался дотронуться до его руки, переплести пальцы. Это отчасти получилось – некрепко и без пожатия, простое касание, обмен теплом.
На улицу Калякин не пошёл – ещё чего! За ним закрыли дверь, и он, постояв немного в темноте душной прихожей, по стенам которой из больших окон ползли тени, припал к ней ухом, намереваясь подслушать. Слышно, наверно, было бы, и если бы он просто стоял рядом, но силы изменили ему, нужна была точка опоры, и ею стала дверь.
Говорила только Лариса. Быстро, с жалостливыми нотками, сквозь которые прорывалась злоба.
– Видишь, какой он? Убедился? Егор, он хотел меня изнасиловать! Ты ему не нужен! Ему нужно только твоё тело! Этот Кирилл урод, каких поискать! Посмотри, что он со мной сделал! Это ещё ты вовремя пришёл, спасибо тебе, Егорушка! Что бы я без тебя делала?
Кирилл сжимал кулаки. Сейчас бы войти и затолкать эти слова ей в пизду, которую она бережёт, прошмандовка херова! Старая курва! Но войти и стукнуть банкиршу было нельзя. Он только слушал.
– Хорошим таким прикинулся! «Давай мириться ради Егора»! Пил, ел… Я ему поверила, и что я получила? Егор, ты хочешь, чтобы однажды он тебе нож в спину воткнул? Или Андрюшке? Или с мамой твоей что сотворил? Он же не гей, Егор, он не гей, как ты, он только притворяется! Ему тело твоё нужно! Не знаю, зачем. Может, они поспорили на тебя, ублюдки эти? Может, на слабо друг друга взяли? С геем переспать, влюбить в себя? Сейчас же много таких игр и практик у быдло-молодёжи!
Лариса замолчала. Кирилл так и представил, как она распахнула халат, показывая сиськи, и уставилась на Егора своими блядскими глазами. Он еле сдерживался. А Егор, как всегда, медлил с ответом. Блять, он ей поверит. Поверит!.. Любой бы поверил разыгранному спектаклю!
– Ларис… – тихо проговорил Рахманов. Он стоял у самой двери, но, чтобы разобрать его слова, действительно требовалось приложить к ней ухо. Кирилл напряг слух, чтобы не пропустить ни одной фразы и по ним понять, как вести себя дальше.
– Ларис, – повторил после паузы Егор, – мы с Кириллом вместе.
Произнесено было холодным ровным тоном, и сразу дверь подалась наружу. Кирилл, не успевший понять, что значило сказанное, и что продолжения не будет, и вообще, что разговор уложится в столь лаконичные рамки, не подумал отойти и получил дверью по уху. Ушная раковина загорелась огнём, боль отдалась в голову. Он запоздало сделал шаг назад, прижал ладонью пылающее ухо, совершенно растерянный в плане того, что же произошло на кухне. Егор просто сказал, что они вместе? Вместе? Пара? На все причитания и обвинения в попытке изнасилования всего одно предложение? И всё?
Сноп света расширился, Егор – тёмная, худощавая фигура на ярком фоне – посмотрел на неожиданное препятствие, на зажимающую ухо руку и, ничего не сказав, прошёл по сумрачной прихожей с пляшущими тенями ко входной двери. Там задержался, чтобы обуть шлёпки, и лишь слегка обернулся на Кирилла – то ли прощальный взгляд, то ли призыв пошевеливаться.
Кириллу будто дали пинка под зад, зависший компьютер заработал, и он, оглянувшись на кухню, сломя голову бросился за Егором. Чуть не запутался в шлёпанцах и не скатился со ступенек кубарем. Перед глазами стояли богато накрытый стол и устроенный банкиршей погром.
На улице стемнело. Темнота пока была синей, в цвет высокого неба, в котором блестели белые звёзды и тоненький серп луны. Квакали лягушки, стрекотали сверчки. Фонарь во дворе не горел, в деревне их и в помине не было. Рахманов шагал к калитке, его можно было различить по серой футболке, остальное сливалось с ночью.
– Егор! Егор! – Кирилл побежал за ним, оставив дверь в дом открытой. Резиновые подошвы звонко шлёпали по голым пяткам. Топот по бетонной плитке отдавался эхом в тишине. Егор не остановился, не обернулся, с лязгом открыл щеколду и вышел за калитку. Кирилл проделал тот же манёвр и выбежал за ним, срезая расстояние по мягкому, влажному газону.
Егор двигался по дороге, ориентируясь, как на маяк, на окна своего дома, сверкавшие светлыми пятнами сквозь листву деревьев. По-прежнему вёл себя, будто он находился на улице один, и никто его не звал и не дышал в спину. Кирилл не стал его обгонять, пристроился сзади и топал след в след. Над головой низко пролетела какая-то чёрная птица… Летучая мышь! Прошуршала перепончатыми крыльями. Кирилл испугался. Втянул голову в плечи, озираясь, нет ли где ещё этих упырей, не возвращается ли тот? К счастью, они уже пришли – миновали машину, стог. В доме горели все пять окон, выходившие на улицу и во двор, два из них со стороны веранды были зашторены.
Егор скрылся во дворе. Кирилл направился по пятам за ним. Молчанка его угнетала.
– Егор, – позвал он опять, когда они оказались рядом, – так и будешь меня избегать?
– Мне надо ещё кое-что доделать перед сном, – устало ответил Егор. Уклонился от ответа, если уж вправду. И не смотрел на него, отводил взгляд к накрытому брезентом мотоциклу.
– Да брось ты свои дела! Тут важнее! – закричал, взмахнув руками, Калякин и осёкся, с содроганием вспомнив, что у них разное понимание важности и первостепенности, но слово не воробей, уже не поймаешь. Егор, однако, даже не пошевелился, только это не значило, что он не принял неосторожный оклик к сведению.
– Егор, прости, – проговорил Кирилл самым раскаивающимся тоном, – Я тебе помогу доделать. – Он обогнул своего работящего селянина, дождался, когда тот поднимет глаза. – Ты же веришь мне, Егор? Я не собирался насиловать Лариску. Ты же не поверил ей? Она всё разыграла. Специально! Специально, чтобы меня подставить!
Егор молчал. Его глаза были красноречивы. В них плескалась усталость.
– Егор, она всё соврала. Давай расскажу, как было? Я сено подбирал, а тут она припёрлась, мы начали ругаться, а она…
– Не надо, это несущественно, – прервал Рахманов и пошёл к сараю, закрыл его на деревянную самодельную вертушку. Потом заглянул в летний душ, включил там свет. От его яркости пришлось прищуриться. Навстречу из будки выскочила собачонка и завертелась вокруг хозяйских ног, Егор её приласкал. Кирилл не врубался, что происходит, ушибленное ухо горело.
– А что существенно? – спросил он с двухминутным опозданием. – Ты сказал Лариске, что мы вместе.
– Она должна это уяснить. – Егор выпрямился, глядя сквозь тьму на него. Собака вилась у его ног, ластилась, гремела цепью.
– Должна уяснить? Значит, мы всё-таки вместе? Значит, ты не поверил её спектаклю?
– Мы вместе, Кирилл. Но если ты хочешь пить, гулять, лучше уезжай. Пойми, это не мои капризы. Ты пришёл в наш дом, а у нас своя атмосфера.
Калякин снова окунулся в чан с собственным дерьмом. Так вот откуда холодность Егора. Рыданиям и голым сиськам банкирши он не поверил, зато поверил бутылке коньяка и отлучке из дома без предупреждения. Не надо было вообще связываться, пусть бы эта блядь шла лесом. Одна проблема разрешилась, и слава тебе Господи Всемогущий: она ведь была покрупнее. А за другую придётся оправдываться. «Скоро тебе надоест унижаться», – интонациями матери проснулся внутренний голос. «Заткнись, сука!» – взбесился Кирилл. Он подобрался поближе к Егору, чтобы хорошо видеть его лицо, читать его.
– Я мало выпил. Мне эти сто граммов как слону дробина… Прости меня. Я не хотел пить, отказывался, но она тост за тебя сказала, чтобы у тебя всё хорошо было, – оправдания звучали жалко, будто обвинения всех и вся, но они были правдой, и как сказать по-другому, Кирилл не знал. – Я даже пьяным не был. А когда она заорала внезапно, я вообще протрезвел! Она на чай позвала. Позвала бы сразу на коньяк, я бы не пошёл.
Егор выслушал. Даже ни разу не отмахнулся от комаров, которые вились над ними стаями и нудно пищали.
– Хорошо взвесь, Кирилл, чего ты хочешь от жизни. В деревне не праздник, здесь работать надо, ты это видишь. А в городе тебе всё знакомо, там твоя среда обитания.
Кирилл опустил голову. Он никак не мог выбраться из дерьма, бултыхался в нём, и комары это чуяли, летели к нему. Взвешивать? Он давно взвесил, до того как на колени опустился перед Егором с просьбой принять его. Тогда он взвесил и не потерял уверенности в своём решении с тех пор ни на йоту.
Кирилл всё-таки взял Егора за руку, предварительно смахнув с его щеки двух тонконогих кровопийц. Рука была еле тёплой: на улице всё же похолодало.
– Егор, я хочу… – Кирилл коснулся его губ коротким поцелуем. – Я хочу… – и ещё одним. – Хочу от жизни, чтобы ты стонал во весь голос, когда я тебе минет буду делать. – Третий поцелуй был долгим, глубоким. Четыре руки шарили по двум телам, трогали спины, поясницы, попы. Пенисы налились кровью. Когда поцелуй прервался, оба шумно втягивали носами воздух, пытаясь надышаться. Укрощённая страсть так и норовила сорваться с цепи и захлестнуть их снова. Егор цепко смотрел в глаза, его взгляд прожигал ночь.
Кирилл не отпустил его, сжимал переплетённые пальцы. Собака давно уже ластилась к ним обоим, поскуливала.
– Я не променяю тебя на бухло и гулянки, ни за что! – прошептал Кирилл. – Без тебя я сдохну, в прямом смысле. Видишь, я даже не курю несколько дней. Потому что знаю, что я в вашем доме и часть вашей семьи. Для меня это существенно. Я чуть не спятил сегодня, когда эта психичка начала обвинять меня в изнасиловании! Я думал, что ты ей поверишь! Да я бы сам поверил! Так орала, психопатка! Халат специально порвала!
– Я не знал, кому верить, – признался Егор. Говорил тихо, будто извиняясь. – Ты же натурал, Кирилл. Ты же к Лариске подбивался…
– Это когда было?! Я тогда старыми стереотипами мыслил! Я тогда… не знал, что люблю тебя… – Калякин произносил фразы отрывисто, наклонив голову, от волнения накручивал на палец длинные пряди Егора. – А сейчас я баб на дух не переношу. Не заводят они меня, вот как к бабушке сходил! А Лариску я… я бы её ёбнул чем-нибудь, если бы ты не пришёл. Допекла она меня… Добренькую сначала изображала…
Темнота окутывала их. Свет из окон почти не достигал того места у сараев, где они стояли, а звёзд и месяца было ничтожно мало. Егор молчал, о чём-то думая, отстранённо поглаживал по спине. Над ухом гундели комары. Найде надоело безрезультатно тереться о ноги, и она забралась в будку, громко зевнула. В объятиях было хорошо, тепло и уютно.
– Егор, а почему ты поверил мне? – Кирилла мучили вопросы, много вопросов.
– У тебя не стоял. У нормального мужика, когда он думает о предстоящем сексе… когда ему хочется секса так, что готов пойти на изнасилование, всегда встаёт… Да и сама борьба, агрессия, выброс гормонов… А потом Лариска сказала, что, по твоим словам, тебе нужно только моё тело… я этого пока не заметил. Ты не воспользовался мной, даже когда была такая возможность. Следовательно, ты такого не говорил.
– Ну, вообще-то я очень хочу тебя, – с томным придыханием протянул Калякин и вжал Егора в себя, вдохнул запах его кожи с непередаваемой смесью пота, травы и хлева. На самом деле он находился в шоке, голова кружилась от чёткости сделанных выводов: как Егор, уставший и надломленный, смог всё это подметить и беспристрастно проанализировать? Поистине, из него бы получился отличный судья, ну или прокурор, следователь, кто угодно!
– Кирилл… я не смогу застонать, пусть мне будет и очень хорошо, понимаешь? – Егор дразняще усмехнулся, отодвинулся и посмотрел в глаза своими чёрными как сама ночь очами. Калякин, как под гипнозом, кивнул, мол, понимаю, кроме нас в доме есть ещё мама Галя и Андрей, а дверей и даже обычных стенок нет.
– А если в душе? – внезапно осенило его. – Ночью, когда все спят?
Вот теперь Егор застонал:
– Кирилл, я валюсь с ног…
Калякин хлопнул себя ладонью по лбу:
– Блять, прости, прости! Дурак, заболтал тебя! Прости! Извини! Скажи, что сделать, я сделаю, а ты иди домой, отдыхай. Корову напоить?
Егора позабавила его внезапная кипучая деятельность, он рассмеялся, и смех звучал мелодично.
– Нет-нет, всё уже сделано! Надо только помыться и можно ужинать идти!
– Я не хочу ужинать, – Кирилл замялся, от неловкости сунул руки в карманы. – Я наелся… там. Про то, что я голодный, она тоже врала. Не говорил я такого. Я не голодаю. Меня всё устраивает. Я таких вкусных картошки и супа никогда не ел, правда.
Он вспомнил, как ему стыдно было пробовать всякие банкиршины разносолы, в то время как Рахмановы едят огурцы да картошку. Еда у Рахмановых была сытной, в этом Кирилл убедился на собственном желудке, но она была простецкой. Хотя, поставь на хозяйство его, причём при жёсткой экономии денег, неизвестно, что бы он стряпал каждый день такое разнообразное и ресторанное.
– Блять! – ещё длиннее, с неподдельной болью в голосе протянул Кирилл. Поднимающийся на веранду Егор остановился, встревоженно повернул голову:
– Что?
– Лариска деньги тебе передавала, штуку, а я сразу в карман не сунул, – Кирилл в досаде прищёлкнул языком. – А теперь хуй с неё дождёшься. Блять, извини.
– Лариска мне ничего не должна, я ещё у неё не работал.
– Ну и хер бы с ней, что не должна! А я бы взял да пошёл, пусть потом доказывает! Сама назвалась, значит, заработал! – тут Кирилла поразило прозрение, которое почему-то, возможно, из-за шока ситуации всего сегодняшнего вечера, не пришло к нему раньше. – Егор, она больше не позовёт тебя работать? – Ужас овладел им, мурашки поползли по загривку совсем не из-за ночного холода: Егор может остаться без дополнительного заработка. Вот так помирился ради него с Лариской! Только проблемы создал.
– Не знаю, – как всегда, после паузы ответил Егор и ушёл в дом.
Кирилл прислонился спиной к сараю, едва не попал ногой в собачьи миски, они загромыхали. Он чувствовал себя херово. Вроде шёл вперёд, превозмогал себя, помогал, а все достижения затмевали проблемы, которые он создавал. И создавал-то не нарочно! Ладно, такие тиранки, как Лариска, от своего так просто не отказываются. Вдруг она будет ещё чаще звать Егора к себе и платить ему больше? Такой вариант Кирилла тоже не особо устраивал, ревность жгла под рёбрами. Он утешал себя тем, что скоро найдёт работу и станет вносить свою лепту в семейный бюджет.
Также утешало – и радовало! – что Егор дал отпор банкирше, считай, поссорился, сказав, что у него есть пара. Признал их союз, зная, что может лишиться заработка. Что если и ему надоела эта психически больная баба весом с центнер?
Во всю веранду вспыхнула широкая горизонтальная полоска тусклого жёлтого света, во дворе сразу стало светлее. Кирилл зажмурился, понимая, что это Егор включил лампочку. Когда открыл глаза, Рахманов сходил по порожкам с двумя полотенцами на сгибе локтя. Душ вместе – великолепно, хоть и без минета.
52
Идея минета прочно засела в голову Кириллу. Конечно, он сам любил пихать член в чей-нибудь рот, а это всегда были рты его многочисленных подружек, воспоминания о которых сейчас стёрлись, как дым. Но сегодня он хотел доставить удовольствие Егору, наслаждением загладить вину за доставленные волнения.
Он еле дождался, пока все уснут. Самому адово хотелось спать. В маленькой комнатке было душно, благо, мух и комарья не налетело. Кровать тоже представлялась пеклом. Под простынкой было жарко, пробивал пот, а без простынки казалось неудобно. Егор лежал рядом на спине, но то ли спал, то ли глубоко дремал – не выдержал ожидания. Для него отдых, естественно, был важнее минета, и за это Калякин винить его не смел.
Он лежал, тараща глаза в тёмный потолок, боясь закрыть их хотя бы на минуту. Прислушивался к звукам: тикали часы, Андрей ворочался на скрипучем диване, иногда трещали рассохшиеся половицы, размеренно дышал и иногда дёргал носом Егор. Тишина была почти абсолютной, мрак – кромешным. В городе такого не встретишь. Там в окнах постоянно мелькают отсветы фар, светофоров, неоновой рекламы, чужих окон, пищат сигналки, громыхают трамваи, орёт пьяная молодежь. Кирилл совсем забыл, как это, хотя прожил в деревне от силы месяц.
Он не жалел о кардинальных переменах – как жалеть, если рядом лежит любимый парень, самый удивительный человек? Думал о нём с нежностью, мысленно репетировал, как возьмёт его орган в рот и начнёт сосать. Брезгливости, которая была его давним спутником, не испытывал, тем более что сам около часа назад тщательно намыливал Егора во всех местах. Кирилла терзали сомнения, что у него получится достаточно хорошо, чтобы у Егора прямо искры из глаз, но попробовать хотелось. В конце концов, это не такая уж сложная наука, ею владеют многие бабы и мужики. Просто будет делать, как нравилось, когда делали ему. Ну или как получится.
К альтруистическим мыслишкам примешивались и эгоистические – мечталось подсадить Егора на наркотик орального удовольствия и этим накрепко привязать к себе.
Когда, по его мнению, мама Галя и Андрюшка уснули, Кирилл повернулся на левый бок, приподнялся на локте. Привыкнув к темноте за получасовое разглядывание потолка, он уже мог что-то видеть, правда, очертания были серыми, призрачными. Профиль Егора выделялся более светлым тоном на чёрном фоне стены с ковром. Глаза вроде были закрыты, вроде Егор, утомившись за день, спал.
Кирилла это не остановило. Он даже подумал, что это хорошо – не будет возражений, препирательств, стыда. Будет больше времени, чтобы решиться. Но чего уж бояться опуститься до сосания члена, если нравится, когда тебя долбят в зад?
Аккуратно, стараясь, чтобы сдвинутые кровати не скрипели, Кирилл поднялся на четвереньки, убрал простынку, которой они накрывались, в ноги. Переместился лицом к паху Егора. Благо, тот вырубился на спине, подложив согнутую руку под голову, и переворачивать его было не надо, раздевать тоже. Напрягая зрение, Кирилл различил расслабленный пенис и мошонку, побритый пару дней назад лобок. Свой член стоял.
Наклонив голову, он уловил запах геля для душа. Осторожно, двумя пальцами взял вялый член и засомневался – приступать так или немного подрочить, чтобы затвердел. Потом не стал терять драгоценные минуты и насадился ртом на мягкий пенис. Отвращения не почувствовал. Сомкнул губы и стал водить во рту языком, облизывая плоть. Егор шевельнулся, затем испуганно дёрнулся и, наконец, видимо, поняв, что происходит, откинулся на подушку.
Член увеличился, стал толстым, длинным и твёрдым, обнажилась головка. Кирилл решил выебнуться, сделать глубокий минет и пропустил крепкий ствол в горло. Тут же в горле что-то заклокотало, и рвотный позыв едва не свёл на «нет» всю его затею. Он мгновенно выпустил член и глубоко вдохнул, зажимая рот ладонью, чтобы не закашляться и не перебудить всех. Такая вот экзотика секса в доме с родственниками.
