Текст книги "Селянин (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 55 страниц)

Три старые карги, включая Олимпиаду, с клюками, в телогрейках и цветастых платках стояли на дороге и сплетничали. Кирилл, конечно, не слышал их разговора, но не сомневался, что сплетничали. О чём, он знать не хотел, ему было любопытнее, отыскалась ли Лариса. Оранжевый «Мокко» отсутствовал, а с далёкого расстояния Кирилл не видел, приезжал ли он вчера. По крайней мере, она Егору не звонила. Отъебалась сучка и свалила. Любит она Егора, как же.

– Кир…

Калякин повернулся в противоположную сторону. Сзади стоял Егор. Низ его трико промок от росы, к подошвам резиновых сапог приклеились мокрые листочки, а на небритой щеке серела грязная полоска. Кирилл послюнявил большой палец и стёр её.

– Не видел, как ты подошёл.

Рахманов осмотрел его наряд и ничего не спросил – вопрос и все сопутствующие эмоции были написаны в его глазах.

– Да, поеду, – ответил Кирилл, избегая прямого взгляда.

– Не позавтракаешь?

– Нет аппетита.

Они помолчали под пристальным наблюдением старушенций. К горлу подкатывал комок. Кирилл спохватился. Вынул из кармана ключи от машины, протянул.

– Давай машину оставлю тебе? На ключи, документы внутри. А я на автобусе уеду. Или на такси. До автовокзала меня подкинешь.

– Не надо.

– Надо! – Кирилл насильно вложил ключ с брелоком в ладонь Егора, сжал его пальцы в кулак. – Будешь молоко возить. И Андрею завтра надо к травматологу. Отвезёшь.

– У меня прав нет. – Егор разжал кулак. – Только на мотоцикл. Не успел получить. Спасибо, Кир.

Кирилл прикусил губу. Ключи забрал, завертел на пальце, свободной рукой вытащил из другого кармана смартфон.

– Но вот это ты же взять можешь? Он нормальный, не глючный. Только симку поменяй. – Кирилл снял крышку, чтобы вытащить свою сим-карту. – Сейчас сфотографируемся, и будет у тебя моя фотография.

– Не надо, я не возьму, – накрыв смарт ладонью, остановил его Егор. – Мне ничего не надо. Спасибо. Позвони, когда доедешь.

– Но… – Кирилл непонимающе уставился на него, мозг ещё обрабатывал информацию, как вынуть из узкой ячейки эту дурацкую сим-карту.

– Не надо, Кир, – повторил Рахманов, – я всё равно не умею таким телефоном пользоваться. И фотографий больше ничьих хранить не хочу. Плохая примета, – добавил он, когда Калякина словно из ушата холодной водой окатило.

– А, ладно, тогда… – протянул Кирилл отрешённым голосом, неловко запихивая девайс обратно. – Хотя… У меня такой приметы нет… Давай сфоткаемся? Буду на тебя дома смотреть. – Он вынул смарт и включил приложение для селфи. Не спрашивая разрешения у ничего не ответившего Егора, притянул его за талию к себе и нажал на сенсорную кнопку. Коснулся губами щетины Егора и нажал второй раз. Третий раз щёлкнул, целуя его взасос. Пролистал кадры и огорчился – запечатлеть счастливые моменты не вышло, одни лишь расстроенные лица и вымученные улыбки. Однако Кирилл не стал придираться и переснимать, пожалел Егора. Тому сейчас было не до светских развлечений, домашние дела звали, а прощаться обоим было трудно.

– Ладно, поеду, – как приговор, произнёс Кирилл, понимая, что неизбежное не оттянешь. – Раньше сядешь, раньше выйдешь. Когда картошку копать будем?

– В субботу, наверно. Если с трактористом договорюсь.

– Три дня? Я успею. Даже раньше. Ладно… – Кирилл подбросил ключи на ладони, поймал и неожиданно резко обнял Егора за шею, поцеловал со всей отчаянной страстью, на которую был способен в эту секунду, так же резко отстранил его и, открыв дверцу, сел за руль. – Ладно, я скоро приеду. Я тебе сегодня позвоню. Деньги на полке под одеждой, сорок тысяч, бери.

Егор молчал и только покусывал припухшие губы. Кирилл наощупь вставил ключ и завёл мотор, с усилием оторвал взгляд от нереально красивого лица и притопил педаль газа. И только тогда увидел старушек, в срочно порядке ковыляющих с проезжей части на обочину. Вот гадкие бабки, лупились, наверно, во все глаза на целующихся парней! Ну и хуй с ними, он вообще приехал в эту деревню одним человеком, а уезжает совсем другим. И обязательно вернётся.

63

Поднимаясь в лифте – всего лишь на четвёртый этаж – Кирилл мотал связкой ключей от квартиры. Их позвякивание успокаивало, монотонное движение кистью загружало мозг работой, мешая думать. Правда, мерное жужжание подъёмного механизма раздражало. Лифт ехал с обычной скоростью, но Калякину казалось, что медленно. Возможно, он отвык. Или заранее выстраивал эмоциональную броню от предстоящего негатива, на который собирался отвечать тем же.

Лифт, мягко дёрнувшись, остановился, створки разъехались. Кирилл шагнул на чистый кафельный пол, осмотрелся. Вроде был здесь всего две недели назад, а ощущение такое, что прошло года три-четыре. И ровненько выкрашенные стены подъезда, лестница с выведенными на ней узорчиками, цветы на подоконниках и коврики у дверей казались чужими и позабытыми.

Тёмная металлическая дверь квартиры с золотистыми цифрами шесть и три над стеклянным кружком глазка угрожающе зазывала к себе. Кирилл обречённо скривился и повернул ручку. Механизм внутри глухо стукнул, возвещая о запертом состоянии. Кинув взгляд на кнопку звонка, Кирилл вставил ключ в замочную скважину – не хотел доставлять родакам удовольствие бранить его прямо с порога. Если они дома, конечно. Ключ повернулся легко, и дверь подалась, а раз закрыто на единственный замок, кто-то находится внутри.

Кирилл надел броню и вошёл в полутёмное помещение прихожей, тихо прикрыл за собой дверь, снял нога об ногу кроссовки. Тут тоже всё было чужим и забытым. В воздухе витали ароматы французского парфюма, ноги ступали по начищенному паркету и упругому ковру. Мебель меняли в прошлом году, когда делали ремонт, естественно, она итальянская. Никаких мух, комаров и пыли. Много сувениров, зеркал и декора.

В гостиной разговаривал телевизор. Кирилл на цыпочках, хотя не особо теперь шифруясь, направился туда. Ожидал увидеть лежавшую на диване с модным журналом в руке мать, что он угадал, но дома был ещё и отец. Он, в выходных брюках и рубашке с коротким рукавом, сидел в кресле с ноутбуком. Перед ним на столике стояла пустая кофейная чашка. Телевизор работал неизвестно для кого.

– Здорово! – буркнул Кирилл и, пройдя два метра, плюхнулся во второе кресло. Он решил вести себя как ни в чём не бывало. Бросил ключи на столик, вытянул ноги, пошевелил пальцами – в кроссовках они запотели, носки, скорее всего, начали вонять, и надо отправлять их в стирку.

Родители воззрились на него. Мать отложила журнал на спинку дивана и села, одёрнула юбку на коленях. Она была, как всегда, при параде, с помадой на губах. Выглядела как фарфоровая кукла не первой свежести со складками на боках, но если сейчас вызовут на бал, собраться ей хватит полминуты. Холодные глаза мегеры всё же никаким макияжем не скроешь, нет в них любви и сострадания как у мамы Гали.

– Явился? – после затянувшейся паузы, ушедшей на пытливое разглядывание блудного сына, спросил отец. Он закрыл крышку ноутбука и переместил его на столик.

– А что, вы разве не меня поджидали? – поинтересовался Кирилл, представляя, что жуёт жвачку и надувает большой пузырь им в лицо. – Значит так… буду я ходить в ваш институт, досижу два года как-нибудь, потом… вы меня отмажете от армии? – обращался он главным образом к отцу.

– Потом и посмотрим, – ответил тот. Кирилл повернулся к матери, застывшей с прямой спиной, пока муж занимался воспитанием сына. Поднял бровь:

– Так, может, мне и не стоит учиться, если потом вы «посмотрите»?

– Ну конечно, ни в какую армию ты не пойдёшь, – безапелляционно заявила мать, сводя на нет всю строгость отца. Тот недовольно шевельнул уголком губ, но встревать не стал. Кирилла такой расклад вещей устраивал ещё больше.

– Ну, раз мы договорились, – он положил ладони на подлокотники кресла и, опираясь на них, поднялся, – тогда… до сентября ещё три недели… Короче, я поехал в деревню.

– Ты никуда не поедешь! – почти в один голос рявкнули мать и отец и сразу вскочили, перекрывая дорогу. Отец с презрением добавил: – Ты куда ехать собрался? К своему голубому недоноску?

– Голубого недоноска ты увидишь в зеркале, а моего парня зовут Е…

Кирилла заткнула пощёчина. Звон её громко отозвался в ушах. Голова отклонилась. Левую щёку обожгло. В груди полыхнула ненависть. Он инстинктивно прижал ладонь к больному месту и подался на отца с ответной агрессией, но и отец был на взводе:

– Твоего парня никак не зовут! Ещё раз услышу!..

– И что?! Что ты мне сделаешь?

– Увидишь!

– Давай, покажи мне сейчас! Слабо?!

– Да ты!.. Сопляк!..

– Только на угрозы способен?! А от слов к делу перейти?! – Кирилл был настолько поглощён бушующей внутри злобой, выплёскивающейся наружу с шипением и слюнями, что не сразу понял, почему расстояние между их носами стало увеличиваться. Он ещё тянул к отцовской рубахе руки, сжимая пальцы в надежде вцепиться.

– Достаточно! – сказала мать с холодным спокойствием. – Опустился до его уровня, Саша. А ты знай, что с отцом разговариваешь, а не с приятелями на остановке.

– Пусть он к Егору с уважением относится!

– За что я его уважать должен?!

– За то!

Глаза у обоих сверкали, рты кривились в приступе праведного гнева.

– Достаточно, я сказала! – с нажимом повторила мать и опустила руки. – Саш, остынь: Кирилл никуда не поедет. Кирилл, я запрещаю тебе орать на нас с отцом. – Она взглядом тяжёлого танка посмотрела на сына. – Я не одобряю твоих наклонностей, это раз. Я не отпущу тебя жить к бродяге и инвалидке, это два. Ты глянь, в кого превратился: лохматый, как пёс, исхудал, а руки!.. Что с твоими руками?!

– А что с моими руками? – Кирилл с психом поднял руки на уровень лица, повертел ладонями. Ну да, ногти немного не стрижены, кожа огрубела, кое-где въелась грязь. Ну и что? – Нормальные руки. Чем тебе не нравятся? Я работал, мама, работал! Грядки полол, навоз чистил!

– Ты?! – у матери от последнего заявления едва обморок не случился, она выпучила глаза, раскрыла накрашенный рот, только её опередил отец. До этого он топтался рядом и в ахуе водил ладонью по лицу. Теперь он выставил вперёд руку в обличающем жесте.

– Работать научился? А может, тебя надо было сразу вместо ночных клубов в навоз? Тебе же понравилось в вонючей дыре жить и работать там!

– А чего это она «вонючая дыра»? – возмутился Кирилл, наступая на отца. Раньше от противостояния его удерживал только холодно-ровный тон матери, но нападки он сносить не собирался.

– Не дыра? О-оо! – с издёвкой удивился отец. – Или там асфальт есть? Канализация? Центральное отопление? Что-то я не заметил. Лен, а ты не заметила? Помнится, там только халупы стояли и бурьян в человеческий рост!

У Кирилла свело скулы. Изо рта брызнула слюна. Он выставил указательный палец и пошёл на отца.

– Да! Всё из-за таких, как ты! Народный избранник херов! Всю страну растащили! Где вода и газ твоему электорату, а? Почему сам жируешь, а в Островок не провёл? Хуй о народе думаешь!

– Кирилл! – взревела мать.

– Это не мой участок! – одновременно с ней бросил ему отец. Небрежно, по-депутатски, взмахнул рукой, будто назойливую муху отогнал. Или назойливого просителя. Это взбесило Кирилла сверх меры. Он снова пошёл на отвернувшегося отца.

– Вот так, значит? По участкам людей делите? Не твой участок, значит, помощь не нужна? Сгнивайте там заживо, копошитесь в навозе?! Тебя избрали! Ты должен интересы людей отстаивать, а ты о своей жопе заботишься!

– И о твоей тоже! Нашёл там людей – три бабки и пидорас с инвалидкой! – отец театрально всплеснул руками, возведя очи к многоуровневому натяжному потолку. – Сдал бы её в центр для престарелых и инвалидов и работать шёл!

– Это вас я сдам, когда сляжете! В первый же день!

Мать охнула, схватилась за голову, осела в кресло. Отец опять всплеснул руками, показывая, что с долбоёбом разговаривать бесполезно, ушёл в другой конец гостиной к окну, сквозь штору уставился на залитый солнцем двор. Одна его рука упиралась в поясницу, другая сжимала лоб. Образовалась пауза, но Кирилла понесло, хотя из-за этой заминки его гнев растерял прежний накал.

– Маму Галю можно вылечить…

– Ты называешь её мамой? – охнула мать и схватилась за сердце. Кирилл проигнорировал и продолжил:

– На лечение и надо-то всего каких-то сраных десять миллионов! Но в нашем бюджете нет денег! На людей никогда нет денег! На медицину! За границей деньги есть, всё развивается, лечить умеют, а у нас хуй!

Отец резко развернулся, убрал руку ото лба и шагнул вперёд.

– Заткнись!

– Ты мне рот не затыкай! Правда глаза режет?!

Отец подскочил сначала к столику, сцапал в лапищу связку ключей от двух квартир, затем грубо дёрнул на себя Кирилла и пошарил по его карманам, вытаскивая и рассматривая содержимое. Провернул это так молниеносно, что Кирилл и защититься не успел. Отец забрал себе ключи от машины и документы на неё, деньги в свёрнутых вдвое купюрах по тысяче и пятьсот рублей, мобильный сунул обратно Кириллу. Поднял глаза.

– Всё, мне надоело. Ни личных денег тебе, ни машины. Карта твоя, я проверял, пуста, вот и хорошо. Сиди дома и не высовывайся.

– А то что?

– А то твой любовник сразу же отправится туда, где ты его не найдёшь.

– Да? И куда же? Неужели в Мордор? Ничего ты ему не сделаешь! Умеете только с беззащитными воевать! – Кирилл понимал, что папаша блефует, но полностью в этом уверен не был и с наскока на рожон не полез, малость поджал хвост. – А кстати! Вот ты всё на Егора хуйню несёшь… а знаешь, чей он сын? Ёбаного председателя правительства области!

– А чего сразу не председателя Совета Федерации? —фыркнул отец. Из карманов его брюк торчали отобранные у сына вещи.

– Нет, его отец Мишаня Мамонов. – Кирилл вспомнил его фамилию.

– Ага, рассказывай, – отец не поверил, но на секунду заинтересовался. – У Мамонова дочери лет десять и сын в детский сад ходит, – отрезал он и повернулся к жене. – Ладно, Лен, я на базу поехал, проверю… а этот пусть дома сидит.

– Езжай. – Елена Петровна встала, окинула суровым взглядом сына, который, засунув руки в опустевшие карманы, покачивался с пятки на носок, и пошла за мужем в прихожую. Кирилл демонстративно вышел за ними, но, задрав нос, свернул в свою комнату. В принципе, он и настроился пробыть дома пару дней, так что всё шло в пределах нормы. Скандал выплеснул из его крови лишнюю тоску, подбросил адреналина. Конечно, мама Галя просила любить своих родителей, не ругаться, но… он всего лишь высказал им правду, защищал свою любовь, а они первые начали.

В спальне всё осталось по-старому с того дня, как он «улетел на Кипр»: ноутбук лежал на кровати, штора была чуть отодвинута. Мать только расправила смятое его задницей покрывало на кровати, вытирала пыль и поливала цветы. На кровать Кирилл снова и плюхнулся. Поднял повыше под спину подушки, устроился спиной к окну, чтобы солнце не слепило глаза. Взял зарядный шнур, присоединил к ноуту, воткнул в розетку над прикроватной тумбочкой, нажал кнопку «power». Поёрзал. В груди ещё кипело. Полыхало огнём. Возмущению не было предела. Хотелось делать всё наперекор. Родители всегда такие суки? Вот у Рахмановых мама просто мечта! Зато отец тварь из тварей.

Кирилл открыл браузер и вбил в поисковую строку запрос на официальный сайт областной администрации: посмотрит, что за ферзь такой Мишаня Мамонов. Но потом передумал и решил сначала глянуть сайт оппозиционной молодёжи, название которого всегда ему нравилось тем, что рифмовалось со словом «пиздец». Ну и писали там прикольно, хотя особо политикой Кирилл не увлекался, а читал, только когда уж совсем громкие события для города происходили, шумиха поднималась, редко, но и депутата Калякина песочили за его высказывания на сессиях облсовета.

Найдя сайт в закладках, Кирилл вспомнил, что Егор просил сообщить, как доедет. Это было первостепенным, благо, предки-сволочи смарт не отобрали. Он наизусть набрал номер. Гудки шли, но трубку Егор не брал. По времени он уже должен был вернуться домой. Ездил опять на «ижаке» – это словно… словно из двадцать первого в каменный век вернуться! Кирилл начал беспокоиться: вдруг драндулет заглох, сломался или перевернулся? Да нет, телефон-то у Егора при себе, ответит. Скорее всего, бабкам макароны с баранками разносить пошёл или яйца в курятнике собирает.

Наконец, в трубке послышалось «алло», но голосом не Егора, а Андрея.

– Андрюх, привет! Где Егор?

– В огороде, помидоры собирает. Отнести ему телефон?

– Не, не надо. Скажи, что я нормально доехал. Я ему вечером позвоню, перед сном.

– Хорошо, скажу.

– И скажи, что я… – Кирилл помедлил, решая, стоит ли такое передавать через пацана. – Его люблю.

Андрей засмеялся:

– Вот это точно запомню и скажу ему!

– Всё, пока! Не скучай! Я скоро приеду!

– Пока!

Кирилл отложил смартфон в сторону и, усевшись поудобнее, уставился в экран. Полистал новости и разочаровался: Мишаня нигде не засветился. В старых статейках глумились над его пустословным стремлением возродить парк в рабочем микрорайоне города, над его показушной набожностью, находили его «Порш» под запрещающим стоянку знаком, обсуждали его налоговую декларацию наряду с декларациями прочих чиновников – всё это Кирилл уже видел, перечёл с жадностью, запомнив и номер авто, и сумму годового дохода. Бывший водитель за год официально заработал всего два миллиона четыреста три тысячи рублей и ещё сорок две копейки, бедняжечка.

Кирилл вернулся к сайту администрации. Там, в разделе «Правительство области», имелась анфас-фотография сего мерзкого представителя чиновничества и человечества – рыбье лицо с пучком чёрных волос, зафотошопленное на синем фоне. Егору от него, к счастью, ничего, кроме цвета волос и глаз, не досталось, а Андрей унаследовал много черт, в том числе изгиб губ и курносость.

Из информации, кроме имени и должности, указывались только приёмные часы с возможностью электронной записи. По вторникам и пятницам с четырнадцати до восемнадцати. А сегодня среда… Кирилла озарила идея! Он кликнул по ссылке на электронную запись и вбил свои данные на пятницу – ФИО, паспорт. В графе «Сфера вопроса» отметил «Имущество» – разницы ведь не было никакой, главное, попасть в его кабинет. Если уж торчать дома три дня, то с пользой.

Радостный, Кирилл отодвинул ноутбук и откинулся на подушки. Ортопедический матрац подстроился под форму его тела.

Дома

64

Кирилл не заметил, как заснул, а когда проснулся и понял, что спал, в комнате было темно. Кто-то завесил штору и убрал с кровати ноутбук. В гостиной тихо разговаривал телевизор, на кухне журчала вода и гремела посуда – значит, не ночь, а ещё вечер, и он не проворонил обещанный звонок Егору. Мысль об этом одной из первых пришла в его одурманенную сном голову.

Кирилл повозил рукой по покрывалу, смятому его тушкой, залез под подушки, но смартфона не нащупал. Ему было интересно, сколько же он проспал, если в спальню завалился около полудня. Однако, сколько бы ни дрых, организм с удовольствием продолжал бы спать и подкидывал провокационные идейки забить на Рахманова, позвонить ему завтра и извиниться, сочинить какую-нибудь историйку про отобранные гаджеты, а сейчас закрыть глаза и спать дальше. Отоспаться за все две недели, за полтора месяца, проведённых в деревне в постоянном недосыпе. Раньше он мог спать практически сутками.

Только эти размышления казались предательскими. Голос, если не разума, то сердца возобладал: Егор так впахивает, а ты, сука ленивая, дрыхнешь! Егор ведь будет ждать звонка и, не дождавшись, бог весть чего себе навоображает, самооценка упадёт к нулю, душа, чистая душа с плохо зажившими рубцами снова будет ранена. В чём тогда его отличие от Виталика?

Невиданная во всех предыдущих отношениях нежность придала бодрости, Кирилл, потянувшись и зевнув, встал с постели. Под ногами был приятный прохладный паркет, комнату он знал назубок и давно научился передвигаться по ней в кромешной тьме вдрызг пьяным. Навыки не забылись, автопилот вёл верно. Кирилл дошёл до двери, поднял руку до той высоты, где находился выключатель, коснулся пластмассовой поверхности – нет, не забыл ещё! – и щёлкнул. Загорелись точечные светильники на потолке, ослепили, показали пространство в мельчайших деталях. Вот и ноутбук на тумбочке, и смарт там же. Кирилл сел на кровать, взял смартфон, нажал кнопку сбоку. Экран приобрёл яркость. По центру были электронные часы – двадцать один сорок девять. М-да, поспал действительно охуенно. Только звонить сейчас бесполезно, у Егора сейчас по расписанию водные процедуры, а потом ужин и процедуры с мамой Галей. Освободится не раньше одиннадцати. Кирилл решил ждать.

Первые минуты коротал время, тупо втыкая в рисунок на обоях, потом потёр лицо и встал. Вода на кухне литься перестала. Его пробуждение скорее всего было замечено, однако проигнорировано – и отлично. Он осторожно открыл дверь и высунулся в прихожую. Территория, как и предполагал, была пуста, дверь в смежную гостиную, где отец смотрел телек, прикрыта, а кухня находилась далеко.

Короткими перебежками Кирилл юркнул в туалет, снял джинсы и трусы и уселся на унитаз. Хорошо, но… непривычно. Кирилл и не знал, что можно отвыкнуть от унитаза, только факты говорили сами за себя. Струя из члена полилась почти без усилий – мочевой пузырь был переполнен, а с опорожнением кишечника неожиданно возникли проблемы – не получалось на унитазе! Гадить хотелось, подпирало, но не получалось. Организм привык опорожняться, сидя на корточках, низко свесив зад. Хоть на унитаз с ногами залезай!

Приложив усилия, прочитав инструкции, составы и артикулы всех освежителей воздуха, туалетной бумаги, средств для чистки, Кирилл всё-таки сделал своё дело, но разодрал весь анус. Вроде когда-то он так мучился в уличном сортире. До того, как его развалил. Но об этом Калякин вспоминать не хотел. Подтёрся трёхслойной «Зевой», надел трусы и джинсы и снова на цыпочках шагнул в прихожую.

Там его в полутьме поджидала мать. В красивом платье, немного в мокрых брызгах спереди, с макияжем и причёской. Руки её упирались в бёдра. Брови были скептически сдвинуты.

– Выспался? Ты что там, совсем не спал? Ехать он собрался… А за рулём заснул бы?..

– Не заснул бы, – буркнул Кирилл. Он стоял у двери туалета и корчил недовольные рожи в надежде, что скоро всё закончится, и паучиха его отпустит сидеть в интернете.

– Живи дома, кто тебе не даёт? – продолжала брюзжание мать. – Спи нормально, ешь нормально, а то совсем себя довёл. На тебя без слёз не взглянешь. Всё любовь твоя!.. Ты так и не ответил, откуда взялись эти наклонности!..

Ещё в начале монолога Кирилл свёл глаза к переносице, но последняя фраза его вовсе взбесила. Ну что у неё за мания такая – доводить его? Мыла б себе посуду да мыла, нет, надо влезть и разозлить!

– Какие наклонности? Ну же, давай скажи это слово вслух!

Дверь гостиной распахнулась, и из неё, загораживая лившийся оттуда яркий свет, вышел отец. В отличие от вечно ухоженной жены, он не боялся носить домашнее трико и футболки.

– Педерастические, – сказал за неё отец. – Проснулся, работничек? Морду не отлежал трудиться?

– Вам какая разница? Всё равно же дома заперли! Пидорас выполняет ваши указания! – Кирилл козырнул. – А насчёт наклонностей… Покопайтесь в своей родне, может, был кто голубоватый… Вам же лучше знать: вы же мои родители!

Лица исказились у обоих. Глаза отца налились кровью, как в мультиках, искривившийся рот превратился в оскал. За такой мимикой непременно последовала бы смачная оплеуха, если бы мать не рявкнула раньше:

– Кирилл!

– Ну что ещё? – Сын с нескрываемым раздражением повернулся к ней. Скрестил руки на груди, привалился плечом к туалетной двери. Здесь он чувствовал себя загнанным в угол, как заяц, на которого смотрят дула двух тяжёлых танков.

– На ночь не ругаются, – стальным, совсем не женским голосом произнесла мать. – Поговорить о родственниках ещё будет время, а сейчас иди ужинать.

Кирилл не двигался. Есть не хотелось, хотя с утра в его желудок попал только бургер, купленный в кафе для дальнобойщиков и съеденный по дороге. Бургер был так себе – два раза куснуть и потом полдня непрожаренное мясо из зубов выковыривать. Котлеты с пюрешкой сейчас бы не помешали, да сесть за стол и навернуть тарелку мамкиной стряпни – значило бы сдаться.

– Иди ешь, чего стоишь? – подогнал смягчившийся на несколько позиций отец. – Не слышал, мать зовёт?

– Слышал.

– Тогда иди, – сказала мать и отошла в сторону, пропуская его на кухню.

Кирилл постоял ещё, поиграл в гляделки с отцом, поскрипел зубами. Но выбор был невелик: либо отказ и, как следствие, открытое противостояние, война на всех фронтах, либо уступка, после которой он получит послабления за примерное поведение и возможность использовать перемирие в собственных целях.

Кирилл оторвался от стены.

– Сейчас только мобильник возьму, – сообщил он, желая сохранить хоть какое-то преимущество и последнее слово за собой. Мать с отцом молчали, наблюдая за ним, тоже оставляя много прав за собой. Кирилл под их пристальным взором зашёл в ванную, помыл руки, ополоснул лицо прохладной водой, сколько угодно льющейся из крана без надобности таскать её в вёдрах и заливать в бак. Когда вышел, церберы ещё стояли, пасли. Нарочно дразня их, неспешно, будто ничего не случилось, он сходил в спальню за смартфоном, там, поставив руки на поясницу, погнулся несколько раз вправо-влево, разминая спину и шею, покряхтел при этом и только потом прошёл мимо надзирателей в кухню. Мать сразу засеменила за ним, а папаша, видимо, отправился дальше смотреть телевизор.

Кирилл сел за стол, подпёр щёку ладонью и уставился в смартфон. Листал бесцельно, открыл соцсеть, там гуляло перекати-поле – ни сообщений, ни оповещений, ни приглашений в друзья или группы. Хотя нет, на стене кто-то написал фиолетовыми буквами корявым почерком – «Пидор». А, это Никитос Жердев. Умник, сука. Сам пидор. Уёбище лесное. Калякин удалил запись. И тут же пожалел об этом – не посмотрел, кто те пять уёбков, что лайкнули. Потом начистил бы им рожи.

– Ешь, хватит пялиться, – мать поставила перед ним тарелку со спагетти и ломтём запечённой под сырной корочкой рыбы, стакан жёлтого сока. – На ночь много не едят, но ты… – Она не договорила и села рядом, взгляд её в кои-то веки был уставшим и поэтому более человеческим. – Кирилл, почему с тобой всегда проблемы?

Сейчас стальная Елена Петровна напомнила ему маму дяди Фёдора или Малыша, пытающуюся разобраться в хитросплетениях характера сына, понять его и найти компромисс. Возможно, она не так уж и безнадёжна, а теплота души не успевала вырваться наружу из-за сложностей развивающегося бизнеса, предвыборных гонок мужа, необходимости соответствовать статусу, постоянной замороченности на быте? Кириллу внезапно захотелось, чтобы его мама из ледяной красавицы растаяла в добрую женщину, ведь всё же он в глубине души любил её. Пусть ходит в халате и бигуди, выкинет всю свою помаду, перестанет делать пилинг – ему внешность по барабану, – только бы обнимала его, смеялась с ним, гладила по волосам и называла ласково Кирюшей или Кирушкой, или как угодно, лишь бы с любовью.

Кирилл на секунду поверил, что внутри Елены Петровны сидит любящая его мамочка, такая же, как Галина Рахманова. Готов был прямо сейчас упасть в её объятия и вместе поплакать за потерянным в непонимании временем. И насрать, что ему двадцать и он мужик.

– Мам, – поднял он к ней голову в жарком порыве, – со мной не будет проблем, я обещаю. Я изменился, мам. Только пойми меня, пожалуйста, и проблем больше никогда не будет. Пойми, что я люблю Егора, вот прямо очень люблю, до боли в сердце! Пойми нас с ним и разреши…

Сильно разбавленная капля участливости ушла из её взгляда. Не дослушав, она встала, скользнула пальцами с рыжим лаком по никелированной спинке стула.

– Ешь.

И ушла из кухни.

Кирилл смотрел ей вслед. Затем решил не зацикливаться на постигшем его фиаско и принялся за еду, которую так настойчиво советовали. Спагетти были мягкими, настоящими итальянскими, а рыба оказалась сочной сёмгой, под сырной корочкой обнаружились грибы и лук – объедение. Умял за секунду, бесцельно перескакивая с сайта на сайт и всё время следя за часами.

Доел без пятнадцати одиннадцать. Собрался по привычке помыть тарелку, но передумал – посудомоечная машина на что? – и оставил на столе.

Пора было звонить Егору. Кирилл очень хотел услышать его голос, а ещё лучше – оказаться с ним рядом, прикоснуться, почувствовать тепло и гладкость кожи, вдохнуть аромат шампуня от влажных волос, утонуть в чёрных изумительных глазах и заснуть рядом, обнявшись в духоте, и чтобы пот тёк, слепляя их тела. Он бы поехал в ночь, да ключи отобрали, и деньги на такси. Да и проблем потом не оберёшься, хуй ведь оставят в покое. Потерпит два дня. Проспит их, если надо.

Через полутёмную прихожую, свет в которую проникал только из гостиной, Кирилл прошёл в свою спальню. Больше не таился, наоборот, старался вести себя наглее, показывать протест в каждом движении. Мать сидела в кресле с журналом, отец лежал на диване с ноутбуком. Для них о чём-то про политику и инфляцию распинался молодой телеведущий на жидкокристаллическом экране. На громко протопавшего и рыгнувшего сына родители обратили не больше внимания, чем на мудозвона-журналиста.

Кирилл прикрыл дверь, пробудил свой ноутбук и выключил верхнее освещение. Примостился на кровати, подложил под спину подушки, чтобы удобнее было сидеть. Кровать огромная, мягкая, посередине нет щели, как при двух сдвинутых койках – вот бы на такой с Егором… ну хотя бы просто поспать. Секс не столь существенен, как объятия и улыбки.

Мобильный горел в руках. Без пяти одиннадцать. Можно.

Кирилл вызвал список сделанных вызовов и коснулся пальцем номера Егора. Тут же пошёл набор, а по телу побежали приятные мурашки волнения.

Вызов приняли, и на этот раз в динамике раздался чуть хрипловатый, усталый голос Егора:

– Алло?

– Егор, это я, – довольно улыбнулся Калякин и съехал по подушкам вниз, бессознательно принимая удобную расслабленную позу, закинул ногу за ногу. Ноутбук тихо шелестел под боком, от экрана лилось серебристое сияние. На душе пели птички.

– Кир, привет! – Егор обрадовался. – Как доехал?

– Ну что ты всё о делах?! – весело возмутился Кирилл и дрыгнул ногой. – Нормально я доехал! Лучше скажи, что соскучился.

– Соскучился, – послушно ответил Егор.

– И я. Я очень сильно соскучился. К тебе хочу. – Кирилл сделал паузу, с благоговением ощущая названные чувства в себе. – А ты закончил уже? Лежишь?

– Только лёг.

– Видишь, я знал, когда звонить! Спать хочешь? Устал? Я по голосу слышу, что устал.

– Глаза закрываются, – отмахнулся Егор. Однако Кирилл знал, что его селянин ишачил с утра до ночи, ещё из-за его отъезда переживал, страшилками себя наверняка кормил, но ни за что не признается, не пожалуется, будет делать вид, что всё в пределах нормы. Таков уж Егорушка – полный комплексов, считающий себя «серой массой», раздавленный бедностью. Дурак, не видит своих достоинств.