Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 55 страниц)
– Мне пора корову доить и всю скотину кормить. Ты справишься сам с колёсами? Соберёшь? Насос у меня, правда, только ручной.
– Справлюсь, – на радостях сообщил Кирилл.
– Потом иди мыться и помоги Андрею с ужином. Хорошо?
– Никаких проблем, всё будет сделано.
Егор ушёл, унеся «дипломат», а Кирилл остался один на один с дисками, колёсами и покрышками, не подозревая, с какой стороны к ним подступиться, в каком порядке бортировать. Почесав репу, взял на всякий случай монтировку и приступил…
44
Когда в доме из всех звуков остались лишь мерное дыхание и тиканье часов, Кирилл на ощупь перебрался на кровать Егора. Трусы снял заранее, презервативы припрятал под подушку, член пребывал в полной боевой готовности.
– Не спишь? – едва слышно прошептал он. Егор, конечно, не спал, отодвинулся к стенке. В его постели было жарко, тело сразу покрылось липкой плёнкой пота, но Кирилл всё равно тесно прижался к любимому. Началась возня с жадными поцелуями, ощупываниями, объятиями, борьбой рук и ног. Кирилл затянул Егора на себя.
– Нет, – беззвучно, качая головой, возразил Рахманов и соскользнул на бок.
– Почему? – также шевеля только губами, спросил Кирилл. – Я хочу.
– Нельзя. Твоему анусу надо привыкнуть, не перетруждай его.
– А как тогда? Я хочу. Глянь, стоит.
– Я тебе подрочу. Ляг на спину.
Кирилл лёг, и тотчас горячая ладонь сомкнулась у основания его члена, кулак заскользил вверх, сжал головку, делая приятно. Он чуть раздвинул ноги, расслабился. На головке выделилась смазка, Егор её растёр по члену, дрочка сразу пошла плавно, шкурка струилась под пальцами.
Не выдержав одиночного блаженства, Кирилл нашёл член Егора и стал поглаживать. Кончили они, повернувшись лицом друг к другу с двумя членами в одном большом кулаке из четырёх рук. Основная масса спермы выплеснулась на ладонь Егора, он вытер руки припасённым с вечера полотенцем, передал его Кириллу. Тот тоже вытерся и кинул полотенце на вторую кровать.
– Спокойной ночи, – прошептал Егор.
– Спокойной, – ответил Кирилл, кладя его руку на себя. Едва он задремал, послышались неясные странные звуки. Егор приподнялся на локте:
– Мой телефон… подай, пожалуйста. Он под кроватью.
Да, это вибрировал телефон, ёрзая по паласу. Кирилл нашёл его по жёлтому отсвету дисплея. Пока передавал, успел прочитать: «Лариса». Не специально, просто так получилось. Егор тоже посмотрел на экран, а потом нажал кнопку – телефон был древним, кнопочным. А свой смарт Калякин даже на зарядку ставить не стал – звонить было больше некому.
– Да, – очень тихо сказал Егор.
– Привет, сладенький, – Ларису в тишине дома было слышно как раз хорошо, – я только что приехала, соскучилась. Заглянешь завтра?
Кириллу показалось, что она пьяна, голос звучал весело, со смешинками, слова чуть растягивала. Отыскалась, швабра!
– Ладно, приду, – ответил после короткой паузы Рахманов и нажал на кнопку отбоя, сунул телефон под подушку к презервативам, обнял Кирилла. А Кирилл заревновал: известно, зачем банкирше понадобился молоденький парень, а он согласился! Старая сука не получит Егора!
Сенокос
45
Утром Кирилл еле проснулся. Звонка будильника в телефоне он не слышал, но почувствовал, как Егор осторожно перелезает через него, стараясь не разбудить.
– Я не сплю, – с трудом ворочая губами, пробормотал Кирилл. При этом глаза его не открывались, голову бы при всём желании не смог оторвать от подушки, а мозг мгновенно отключался, проваливаясь обратно в прерванный сон. Невероятным усилием он удерживал себя в условно бодрствующем состоянии.
Тело, перекидывающее через него ногу, остановилось, нависая. Замерло на секунду, почти не соприкасаясь с нижележащим.
– Спи, ещё рано, – шепнул Егор и слез. Места сразу стало больше. Кирилл подвинулся, давая себе слово подремать минуточку, а потом встать и пойти помогать. Но времени, наверно, было только шесть часов, а он никогда не вставал в такую рань, тем более летом. Летом законно спать до обеда. Но кто приготовит обед? Он не дома, он обязался помогать Егору, он хотел помогать Егору. Сейчас пять минуточек полежит и обязательно поможет Егору…
Из глубокой дрёмы Кирилла выбросило толчком. Он сразу сел, ощущая бьющийся между рёбрами страх: он проспал и не помог Егору. Попался в ловушку, подстерегающую всех сонь по утрам, и нарушил данное обещание. Спал так долго, что Егор один съездил в город, а, вернувшись, ушёл к банкирше, и сейчас они занимаются сексом!
Но тревога лавиной схлынула после зевка, потирания глаз и почёсывания яичек. Реальность сурова, но не настолько, как необоснованные страхи, мучившие его всю ночь. Вот тикают часы в зале, вот слышится мерное дыхание Галины и ворочается на диване Андрей, а если мальчишка ещё не встал, значит, ещё не обед.
Кирилл свесил ноги с кровати, нашёл трусы, надел. Выглянул в зал. Шторы были задёрнуты. Андрей спал, отвернувшись к спинке дивана, пододеяльник без одеяла сполз на пол, по бедру ползала муха. Первым делом Кирилл посмотрел на часы, издающие громкие и однообразные звуки, затем согнал наглую тварь.
Окончательно успокоившись, он оделся во вчерашнюю, отнесённую к разряду рабочей одежду и вышел во двор. Вне четырёх стен мир наполнился многоголосьем – птицы, мухи, куры, собаки. Ни кудахтанье, ни тявканье уже не резали слух, как в первые дни нахождения в деревне. Тогда Калякин мечтал купить «воздушку» и пострелять всех на хер. И тогда бы он обязательно сунул в зубы сигарету, покурил бы с наслаждением, сливая мочу под куст полыни, кинул бы увесистый камень в какую-нибудь кошку и поржал над её истошными криками.
Теперь с этими ебанутыми привычками пора завязывать. Надо начинать жить, как цивилизованный человек. Конечно, понятия «деревня» и «цивилизованный» несовместимы для горожан, однако с некоторых пор Кирилл слал в зад таких горожан.
Он поторчал возле крыльца, дрожа от непрогревшегося воздуха, сонно пялясь на покрывшийся росой мотоцикл. Потом пошёл в туалет, надеясь встретить по дороге Егора и погреться об него, но того нигде не было. На верстаке стояли банки с молоком под оранжевыми капроновыми крышками, куры гуляли, где хотели, из закутов доносилось сытое ленивое похрюкивание свиней, а дверь коровника была распахнута. Кирилл на всякий случай проверил задние дворы, огород. Егор либо повёл Зорьку на выпас, либо ушёл к Лариске.
Быстро сделав свои дела в туалете, Калякин понёсся на улицу, кляня себя последними словами, что не согнал свою тушку с постели раньше. Вообще-то помощь Егору не требовалась, они ещё вечером договорились, что Кирилл займётся установкой колёс на машину, чтобы на ней поехать в город.
Пулей выбежав из калитки, чуть не подавив копавшихся перед нею с уличной стороны кур, тут же поднявших возмущённое кудахтанье, Кирилл пробежал по пружинящей траве и затормозил на обочине. Завертел головой направо, куда обычно уводили корову, и налево, где находился «дом лесной феи Лариски». Справа он не увидел ничего, кроме обрамляющих дорогу деревьев и кустов с пыльными листьями. А картина слева порадовала его мятущуюся душу: возле дома банкирши стояли пять автомобилей. Её оранжевый «Мокко» был припаркован непосредственно у витых ворот, рядом, прямо на ухоженной зелёной лужайке, поставили «Лэнд Крузер Прадо» и «Паджеро», и два «Ниссана» – «Кашкай» и «Альмера» бросили на обочине. Машины блестели от росы.
Так-так, у Лорика полный коттедж народу. Значит, он не ошибся, что банкирша вчера подшофе названивала. Приехала с карагодом гостей, нажралась и сразу за телефон схватилась – типичная баба! Кирилл надеялся, что среди этого сборища имеется хоть один мужик, который её выебал ночью. Какой-нибудь толстопузый владелец «крузака» – самая подходящая ей пара.
Егор точно при посторонних к ней не пойдёт. Тем более в семь утра. Да и вот следы его сланцев и коровьих копыт отпечатались в пыли. Теперь Кирилл их заметил.
Он злобно ухмыльнулся про себя и пошёл за колёсами, которые вчера с горем пополам собрал воедино. По одному перекатил их со двора Рахмановых через дорогу к своей машине. Испачкал руки. Его обругали куры. Но и он их тоже.
Когда поддомкратил правую заднюю часть кузова, убрал из-под ступицы берёзовый чурбак и обернулся, увидел приближающегося Егора. Он шёл быстро, уверенно, с обычным отстранённым видом. На растянутой линяло-синей футболке темнели влажные пятна. Голые коленки выглядели соблазнительно.
Кирилл разогнулся и, вытирая ладони о штаны, развернулся к нему. Улыбнулся во весь рот.
– Утро доброе! А я вот только начал. Но успею! – заверил он. Протянул руку, чтобы привлечь Егора к себе, но тот сделал шаг назад и покачал головой.
– Не надо на людях.
– А где ты видишь людей? – не проявил серьёзности Кирилл, повёл носом по сторонам, хмыкнул, утирая нос запястьем, и указал на скопление иномарок. – Ты про этих, что ли?
Ему хотелось видеть, как Рахманов реагирует на приезд банкирши с большой компанией. Ревность заставляла идти на провокации, разводить на проявление эмоций. Однако с Егором, к сожалению, этот трюк не проходил. Он, конечно, устремил взгляд на машины и коттедж, но это был совершенно бесстрастный взгляд, будто он смотрел на банку огурцов или ведро картошки.
Егор вернул взгляд на Кирилла.
– Помощь нужна?
– С чем? С этим? – Калякин носком шлёпанца пнул прислоненное к двум другим колесо с резиной «мишлен». – Нет, конечно! Я сам справлюсь, – в этом у него имелись сомнения, впрочем, и энтузиазма не меньше. – За полчаса, думаю, справлюсь, а потом тебе помогу. Пойдёт так?
– Не надо мне помогать. Просто здесь не напортачь, чтобы у нас по дороге, как в «Ну, погоди!», колёса не отлетели. – Лицо Егора посветлело, на губах заиграло что-то типа усмешки. Вот ради такого его настроения Кирилл вообще был готов горы свернуть. И ему очень захотелось прикоснуться к любимому, прямо невмоготу, аж в теле дискомфорт появился. Он оглянулся по сторонам, убедился, что их своей двухтонной тушей прикрывает «Фольксваген», и, встав почти вплотную к Егору, провёл рукой по его бедру, приподнимая эластичную ткань дешёвых шорт. Селянин поймал скользнувшую ладонь и крепко сжал в своей. Его губы чуть разомкнулись, показывая белые ровные зубы, а тёмно-карие, лишающие рассудка глаза вперились в него. В них Кирилл прочёл беззвучную симпатию, которую Егор мог позволить себе, бесконечное желание наконец быть любимым и доверять, благодарность, вожделение и мольбу сделать его счастливым. А может, Кириллу только показалось, что он прочел именно это. Возможно, в глазах Егора было написано об отказе себе в этих естественных человеческих потребностях и запрете на любовь и ласку.
Нет, всё-таки ладонь в ладони, глаза в глаза – говорило о многом. Несравненно большем, чем два члена в одном кулаке вчерашней ночью. Они словно оказались в собственном маленьком мирке, где существуют только двое, слитые воедино, и каждый для другого – целая вселенная, центр мироздания. Кирилл даже забыл о Ларисе. Он лишь жалел, что не умеет произносить красивых речей, и поэтому не может нормально выразить переполнявших его чувств. Мечтал простоять так вечность – на утреннем чистом воздухе, в гомоне птиц, когда из-за барьера в виде машины все думают, что они просто смотрят друг на друга, а они держатся за руки и так обмениваются признаниями в любви.
Первым очнулся от наваждения Егор. Да и прошло-то не больше двух минут.
– Кирилл, – сказал он, и Кирилл понял, что Рахманова тянет прямо сейчас прижать его к дверце «Пассата», запустить пальцы в изрядно отросшие волосы и, прижав своим цыплячьим весом, поцеловать, смять губы в кровь. Но это оказалась мимолётная искра, потом взгляд потух, и голос утратил страсть. – Если закончишь раньше восьми тридцати, помоги Андрею с завтраком.
– Хорошо, – сказал Калякин. Рука Егора выпустила его ладонь. В этом движении было что-то пронзительное, рвущее душу, и вместе с тем радостное, дарящее надежду. Реальность и повседневный быт разлучали их, не давали проводить время в плотских утехах. Однако делать одно дело, быть одной семьёй – великое наслаждение.
Кирилл смотрел в спину удаляющемуся Егору и не понимал, как его мог зацепить воняющий фермой парень. Парень, из-за которого он вскакивает с постели ни свет ни заря, клеит колёса на примитивном оборудовании, берётся сам ставить их, хотя в душе не представляет, как это правильно делается, борется с прочно пустившей корни в его мозгу ленью. Парень, которого хочется оберегать. Парень, на которого хочется равняться. Парень, с которым прекрасно спать.
Уму непостижимо: деревенщина – его идеал, пидор – его идеал.
Когда тонкая фигура Егора исчезла за растущими у обочины вишнями, Кирилл вздохнул и всё-таки приступил к возвращению заднего колеса на законное место. Подкатил, пристроил на шпильки, вынул из пакета гайки…
Мысли ушли прочь от рутинной работы.
С девками всё в его жизни было иначе. Совершенно иначе. Снял или они сами прицепились, угостил бухлом, прокатил на тачке, трахнул во всех позах. Заводить семью? С кем, с этими шалапендрами? Зачем вообще её заводить? Жизнь ведь дана для развлечений, и все возможности для этого имелись, конфликты с родителями можно было пережить. Блять, да родители на него бочку катили как раз потому, что он за ум не брался, а теперь, когда взялся, их снова не устраивает! Парадокс, товарищи! Ах да – он же с пидором спутался!
Та жизнь была… Орудуя новеньким блестящим баллонным ключом, Кирилл силился подобрать слово. Жизнь была… яркой? Беззаботной? Весёлой? Лёгкой? Поверхностной? Да, она была поверхностной – скакать по верхам, снимать сливки, брать, что близко лежит, до чего без труда дотянешься, и никогда не задумываться о мотивах, последствиях, вообще ни о чём. Хорошо было растрачивать дни в пьяном угаре, на пьяных чиксах, с пьяными друзьями и не знать, не замечать, что где-то есть люди, угробившие себя на тяжёлой работе, чтобы прокормить двух детей, и сверстники, отказавшиеся от перспектив ради сыновнего долга. Лучше было не знать о них или называть их тупыми дебилами, и никогда-никогда не ставить себя на их место, потому что…
Кирилл помнил, как собирался сдать в богадельню собственную мать, если она вдруг станет паралитичкой.
Но к Егору его влекло и физически. С добрым парнем из простой приличной семьи можно было стать и друзьями, но с Егором хотелось спать. Член всегда однозначно реагировал на его присутствие. Да и задний проход тоже.
Кирилл продолжал удивляться переменам в себе. Недавно он сравнил своё прежнее и сегодняшнее состояние с отравлением и детоксикацией и до сих пор считал сравнение подходящим. Правда, признавал, что изменился только в отношении одного человека и одной семьи, на остальных ему было глубоко по хую.
Прикручивая третье, левое переднее колесо, Калякин услышал хлопанье металлической калитки и, повернув голову, увидел вышедшего с банкирского двора мужика лет пятидесяти. У него были чёрные прилизанные волосы и внушительное брюшко. Одет был, будто прибыл сразу после официального мероприятия, только пиджак держал в руке.
Мужик небрежно осмотрел неказистую сельскую действительность, чуть поднял кисть руки, и тут же писком и миганием фар отозвался «Лэнд Крузер». Кирилла постигло злорадное удовольствие, что он угадал внешность хозяина сего навороченного джипа, именно так его себе и представлял – невысоким, старым и толстым. Мужик тем временем кинул пиджак на заднее сиденье машины, закрыл дверь и вальяжно закурил. Продолжал водить взглядом по деревенским «красотам» – зарослям кустов, низким хатам, бурьяну и курам. Конечно, в первую очередь обратил внимание на стоявшую на противоположной стороне иномарку и возящегося возле неё парня в запылённых штанах.
Кирилл, украдкой поглядывая на него, собрал инструменты, встал с корточек и пошёл к раскрытому багажнику. Позади заскрипели камешки. Он не обернулся, раскладывая ключи по ячейкам специального чемоданчика. Разложив, закрыл его. Камни заскрипели совсем близко, несколько, случайно задетых ногами, покатились с обочины в траву. Приближение человека на щебёночной дороге можно было определить только так.
Петли закрываемого багажника тихо скрипнули. Кирилл подёргал, проверяя, надёжно ли закрыл его, и повернулся. Мужик стоял сзади, сосал сигаретку и глазел на машину. Рожа у него была помятая. Белая в тонкую полоску рубашка не сходилась на брюхе, в промежутке между пуговицами виднелась волосатая кожа.
– Твоя машина? – махнув рукой с сигаретой, спросил мужик.
– А чья ж ещё? – потирая ладонью о ладонь, ответил Кирилл. Этого мужика ему сам бог послал. Но он не спешил.
– А Лариса говорила, что её машина тут единственная. А тут даже новые иномарки водятся.
Мужик явно был шишкой. Говорил свысока, но снисходил до единственного подвернувшегося собеседника. Вероятно, принял за местную шантрапу, сельскую «элиту», какого-нибудь фермерского сыночка. Не знал, что Кирилл ещё пошишковитее среди приятелей, коллег и партнёров своего отца видал.
– У вас тоже не «таз», – заметил он, с помощью слюны оттирая с рук грязные пятна. – И у других тоже. Что за сборище?
Мужик грозно зыркнул при слове «сборище», но, в конце концов, пропустил мимо ушей.
– Это? – он опять махнул сигаретой. – Семинар вчера был на базе здешнего филиала… Филиала банка, – с пафосом уточнил он. – «Уралсиб». Слышал о таком?
– Скрытая реклама?
– А почему бы нет? – хрюкнул, давясь дымом, мужик. – После семинара в ресторан поехали, а потом завфилиалом нас к себе пригласила, на природу. Природа у вас так себе, я скажу.
Кирилл не счёл нужным заступаться за русские берёзки, американские клёны и бурьян, спросил то, что волновало лично его. Не в лоб, конечно.
– А я подумал, сваты приехали, наконец-то соседку замуж выдадим. А вы по работе! Не подыскали там ей женишка?
Мужик хрюкнул. Брови взмыли вверх, широкий жирный лоб сделался складками, как у шарпея.
– Да кому она нужна? Ты её видел? – он наклонился и, понизив голос, доверительно сообщил: – Гром-баба. Тяжеловес. Дизель. Её из наших даже спьяну никто ещё ебать не отважился. Да ну нахуй такую страховидлу!
Калякина перекосило. Он бы прямо сейчас дал в харю этому уроду за его слова, затолкал бы их в глотку! Не за Лариску – эта дура ему на хер не сдалась! Но он знал, кому она нужна! Знал, кто её трезвым трахал, и правда резала глаза! Вот за эту боль Кирилл бы стукнул мужика, если б тот произнёс бы ещё хоть слово!
Но мужик досасывал то, что осталось от сигареты, и похрюкивал, развеселившись от унижения своей коллеги. Ещё одно типичное быдло, фу. Кирилл сплюнул.
Со двора коттеджа донеслись голоса, смешки. Снова звякнула калитка. Вдалеке залаяла чья-то собака. На улицу один за другим выходили банкиры, останавливались на асфальтированной дорожке, рассредотачивались по лужайке вокруг машин, вертели головами, чего-то обсуждали, закуривали. Кирилл насчитал девять человек, включая Лариску – эта особа увидела своего босса, или кто он ей там, возле дома Пашкиной бабки, а рядом с ней его, парня, которого она с апломбом выдворила из села на бело-синем автомобиле с мигалками, и аж позеленела. Ну, по крайней мере, Кириллу хотелось, чтобы она позеленела.
Его новый знакомый обернулся на шум, перестал хрюкать, кинул бычок в пыль и даже не удосужился наступить на него в целях пожарной безопасности. Потом повернулся обратно к Кириллу, наклонил корпус целиком, будто части его тела не двигались по отдельности.
– Только ты ей не говори, ага? Тсс! – он приложил палец к пухлым губам, подмигнул и, распрямившись, пошёл к своим. Калякин удержался от «фака» банкирше и пошёл к Рахмановым, помогать Андрею с завтраком. Настроение стало паршивым.
46
Егор внял голосу разума и согласился везти молоко на продажу на машине. Втроём они погрузили банки на пол между передними и задними сиденьями, зафиксировали их там, переложив тряпками. Брата Егор не взял, как тот ни просился, чего только ни обещал взамен сделать по дому, в утешение дав слово, что через два дня они поедут к врачу и за школьными принадлежностями тоже с Кириллом. Андрей смирился, но взял слово ещё и с Калякина.
Егор, проверив карманы, сел в машину. Кирилл с радостным сердцем запустил двигатель и вырулил от ворот на дорогу. Ревность его немного отпустила. Видя Егора справа от себя, он вспоминал предыдущее их путешествие по ночным шоссе, когда предвкушал выторгованный секс. Сейчас Кирилл предчувствовал хорошую поездку: за завтраком он и младший Рахманов много шутили и смеялись, а старший с наигранным укором следил за их болтовнёй, но всё же не сдерживался и улыбался, иногда даже вставлял меткие замечания.
Однако светлые мечты потускнели и осыпались прошлогодней мишурой, когда, оказавшись на проезжей части, увидел Ларису. Она возле дома провожала последних гостей – двух немолодых женщин без макияжа и причёсок, но в деловых костюмах. Старые прошмандовки. Задержались дольше всех. Теперь грузились в «Альмеру» и никак не могли распрощаться. Когда Кирилл ходил перегонять машину от Пашкиного дома к Рахмановым, улица была пуста, джипы и кроссовер к тому времени отчалили восвояси, а бабы на седане, видимо, истребляли недоеденные вчера продукты.
Хотя не о тех двух бабах речь – Лариска мгновенно повернула голову на звук мотора медленно приближающейся по неровной дороге машины. Этот звук в глухой деревне вообще редкость, практически событие года, а уж со стороны Рахмановых его и не слышали никогда. Пока «Пассат» был скрыт деревьями, она, наверно, посчитала, что надоедливый пацан свалил из Островка, но не тут-то было! Пацан не только не свалил, но и рядом с ним сейчас ехал её вожделенный, правильный сосед Егорушка! Выкуси, дура!
Банкирша застыла на месте, подавая бабе-водителю сумочку, только её голова поворачивалась вслед за движением авто. Кирилл отвечал ей тем же презрением, изо всех сил удерживаясь, чтобы не выставить в открытое окно средний палец, прямо перед её курицами коллегами.
Когда коттедж остался позади, Кирилл посмотрел на Егора, пожалев, что не сделал этого раньше. Теперь на лице молодого селянина не было никаких компрометирующих эмоций. Он сидел несколько скованно, без привычки к автомобилям, разглядывал не понравившуюся банкиру природу, хаты бабулек. У одного из домов на лапы вскочила здоровенная чёрная собачища и с лаем понеслась за машиной, проводила их до самого большака, потом отстала.
Кирилл не отрывал взгляда от изрытого ямами, словно лунная поверхность, асфальта. В голове крутились нехорошие мысли.
– Это она тебе ночью звонила? Лариса? – спросил он и пожалел, что сунул палку в улей с дикими пчёлами. Надо молчать и не совать нос, куда не просят, чтобы подтвердить свою новую репутацию понятливого человека. Благо, вопрос прозвучал бесстрастно.
– Она, – кивнул Егор.
Калякин решил дальше не вдаваться в подробности. Но молчать у него не получалось, голова изнутри зудела: узнав «А», он хотел узнать «Б».
– Ты к ней пойдёшь?
– Да.
Кирилл резко повернул голову. В груди клокотало.
– Зачем?
Егор удивлённо посмотрел на него. Удивлённо в том плане, что не понимал, почему должен отчитываться. Почему, если ответ очевиден? Он не сказал ни слова.
Кирилл вдохнул, облизал губы, устремляя взгляд вперёд. Помолчал, обдумывая.
– Ты продолжишь с ней спать? – выдавил он из себя самое тревожащее, затем говорить стало проще. – Егор, я всё понимаю. Если тебе нужны деньги, у меня они сейчас есть, я тебе всё отдам. Почти шестьдесят тысяч. Я же сказал, я пойду работать, прямо с понедельника начну искать место. Я всё понимаю, Егор, но неужели… неужели для тебя ничего не значит, что мы теперь вместе? Откажись хотя бы от этого вида заработка. Егор…
Кирилл посмотрел на него так жалобно, как совсем от себя не ожидал. И пропустил яму. Машину тряхнуло – люди качнулись, банки звякнули. Калякин сразу повернулся к дороге, а так хотелось бросить её и в ожидании ответа не спускать глаз с лица Егора, считывать тени его эмоций.
Егор молчал. Через минуту произнёс, чуть горько и чуть насмешливо:
– Считаешь меня проституткой и альфонсом? Я не торгую своим телом и не продаюсь.
– Я знаю! – поспешил заверить Кирилл. – Знаю! И никем тебя ни считаю! Раньше называл тебя альфонсом, но раньше я был полным дерьмом, извини! Так ты не спишь с ней?
– Сплю, – разочаровал его Рахманов, – но не так часто, как об этом сплетничают. Я работаю у Ларисы: поливаю клумбы и грядки, подметаю двор, окашиваю траву на участке и газоны, дрова колю, воду ношу, любую мужскую работу делаю. Мне нужны деньги. Тех денег, что ты предлагаешь, мне не хватит. Извини, я даже не уверен, что хочу у тебя что-то брать. – Последнюю фразу Егор произнёс очень эмоционально, с сомнениями и искренним извинением, потом сжал губы и замолчал. Было ясно, что внутри него продолжают бушевать эмоции, которые он не хочет выплёскивать наружу.
Кирилл же будто снова провалился в выгребную яму, и на этот раз по макушку. Ему снова выразили недоверие. Обоснованное недоверие, памятуя про выбивание долга за испачканные коровьими какашками штаны. Недоверие, вызванное и неуверенностью Егора в его раскаянии и окончательном исправлении, чувствах к нему. А ведь утром они держались за руки!
Город был уже близко, оставалось километров пять. Кирилл не желал приехать туда поссорившимися.
– Не хочешь брать у меня деньги, не бери, – примирительно, тихо сказал он. – Но я всё равно пойду работать и буду приносить домой зарплату. Домом я теперь считаю твой дом. Не знаю, сколько денег у тебя уходит на жизнь, сколько хватит, а сколько не хватит, но я хоть чем-то помогу.
– И ты начинаешь меня жалеть?
– Нет! Ни в коем случае!
– Кирилл, у меня хватает денег. Это правда, что на жизнь уходит много. Но мы получаем пенсию, пособия, есть льготы. Я оформлен на полставки соцработником. Свинину сдаю. Молоко большой прибыли не даёт, потому что надо хотя бы три коровы держать, но какая-то копейка от него перепадает. Три года подряд я по бычку держал, сдавал. В этом вот тёлкой отелилась, они на откорм не идут и продаются дешевле. Я, конечно, продал по нормальной цене, подращённую, за двенадцать, собирался добавить и бычка купить, но тут то морозилка сломалась в жару, а я только поросёнка заколол, то Андрей рюкзак порвал… пока подкопил, уже ни к чему было.
Егор замолчал, словно устал говорить и оправдываться. Кирилл тихо охреневал от его объёма работы и трудоспособности, а ещё от цен – вот уж не подозревал, что телята такие деньжищи стоят. Он бы назвал цену за бычка тысячи в две, максимум в три.
– У меня в месяц выходит нормальный доход по меркам нашего района, – сказал, спокойнее, Егор. – Просто, Кирилл, я… коплю на лечение маме, – в этом он признался будто нехотя, будто не собирался в обозримом будущем посвящать в свои планы и проблемы. Странный он, как говорил Пашка, замкнутый. Зачатки чувств не скрывает, а дальше, в глубь души и жизни не пускает, присматривается, испытывает.
Кирилла задевало его недоверие, но с ним он ничего пока не мог поделать. Сосредоточился на главной информации, тем более что она вызвала радостный отклик, а интерес к ней, дружеское участие повысят доверие Егора к нему.
– Маму Галю можно вылечить? Это же отлично!
Егор отвернулся к боковому окну. Начинался неухоженный пригород с развалинами заброшенных складов и других промышленных строений.
– Вылечить можно. За деньги многое можно.
Кирилл очень хорошо понимал это утверждение, которое часто повторял отец. Естественно, думал, что знает о деньгах всё.
– А сколько нужно?
– Лечение за границей, – повернув голову к нему, сообщил Егор, словно этими тремя словами было всё сказано. В его красивых глазах стояли мука и обречённость, сжатые губы выражали решимость и упорство. Помолчав, он раскрылся: – Такие операции проводят только в Израиле или Германии. Мы консультировались, отправляли документы, там готовы нам помочь, просчитали цену основного курса и последующей реабилитации. В евро. Больше ста тысяч, не считая дополнительных расходов. Это три года назад. Курсы валют постоянно скачут. Каждый свободный рубль я перевожу в валюту и кладу на счёт. Не набрал и седьмой части требуемой суммы.
Приблизительная, грубо проведённая в уме калькуляция по примерному курсу евро повергла Кирилла в шок. Получившаяся сумма даже для его состоятельной депутатской семьи, ведущей маленький бизнес, была приличная. Не внушительная, но приличная. А для парня из захолустья во что она превращалась? В недостижимую звезду Сириус? Кирилл в очередной раз понял, что ничего не знает ни о деньгах, ни о настоящей жизни, ни о ведущейся вокруг его сытой кормушки борьбе за существование.
Они ехали по прямой улице райцентра мимо домишек и домов, по внешнему виду которых сразу можно было судить о благосостоянии хозяев. Некоторые жители ухватили удачу за хвост, заработали или наворовали на новые добротные кирпичные особнячки. Другие облицовывали фасады модным сайдингом разных цветов. Люди победнее по десятому разу красили старые обшитые деревом стены, а у совсем бедных денег не было даже на краску. Хотя, может, дело не в богатстве, а в трудолюбии? Кириллу неприятно об этом было рассуждать, потому что пробуждалась совесть.
– Куда ехать? – спросил он с тяжёлым сердцем. Радостная новость про возможность поставить маму Галю на ноги не принесла радости. И ему, и Егору. Известная формула «выговорись и станет легче» с ним работала в обратную сторону – напомнила о тщетности его бытия, сизифовом труде по наполнению бездонного кошелька. Егор сидел и смотрел на свои сцепленные в замок, лежащие на коленях руки, иногда шевелил большими пальцами. Вопрос вернул его в реальность, где есть банки с молоком, покупатели и симпатичный ему парень, который избавил его от необходимости трястись на старом вонючем агрегате, дышать пылью и выхлопными газами, и доставил с комфортом.
– Ещё два квартала прямо, – дал указание Рахманов. – Затем за большим белым зданием школы направо в переулки, всё.
– Угу, – кивнул Кирилл и добавил: – Я не буду больше спрашивать, зачем ты ходишь к Лариске. Попробую помогать тебе откладывать деньги.
– Посмотрим, – ответил Егор. По крайней мере, он не сказал «нет» и не промолчал, что тоже было равнозначно отказу.
Кирилл увидел большое белое здание школы на углу за чёрным решётчатым забором с распахнутыми воротами. Двухэтажное, величественное, с высокими, закруглёнными сверху окнами. Постройки начала прошлого, а то и позапрошлого века. По обе стороны от двустворчатой двери развевались российские флаги. Площадка перед входом была выложена серой тротуарной плиткой. Вдоль забора росли ровно постриженные кусты. Под окнами на клумбах цвели цветы. На одной возились дети-практиканты, ими командовала пожилая учительница, скорее всего, биологичка.
