Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)
– Это ведь не просто так, да?
– Да, – не стал скрывать отец. – Мамонов потребует, чтобы парень подписал бумаги с отказом от претензий на родство. Уж не знаю, как он это провернёт – его дело. Он приедет сюда завтра.
– Приедет сюда? – Кирилл покрылся липким потом.
– Да. Чего ты так побледнел?
– Нет, ничего. – Кирилл взял себя в руки, продолжил, заикаясь и всё ещё в шоке. – А вы? Потребуете, чтобы я Егора бросил?
– Нет, – ответила ему мать.
Он не поверил.
– Нет? Вот просто так бабки отвалите, не пытаясь меня с пидором развести? Так не бывает! Не верю! Умысел у вас есть! – Тут до него дошло. – А! Вы надеетесь, что пока Егор за границей будет, я его разлюблю?
Родители смотрели на него. И Кирилл понял, что угадал. Что ж, не дождутся! А сейчас надо быстрее сообщить новость Егору и Андрею. Блять, а как сказать про визит Мишани?
Правда и уговоры
Разум Кирилла реактивной ракетой устремился к Егору, ноги тоже несли его туда.
– Всё, отправляйтесь домой, – приплясывая на месте, объявил он родителям и сделал жест рукой, каким обычно господа отсылали холопов. – Я здесь останусь.
Погруженный в радостно-нетерпеливые мысли, он и думать забыл о претензиях, которые собирался предъявить. О розыске и участковом, например. Сейчас вся голова была заполнена только счастьем в глазах любимого, сумасшедшими днями и ночами, последующими после окончания лечения, безумно горячим сексом, временем вдвоём, любовью.
– Кирилл, – прервал его мечты и попытки уйти отец, – через полгода ты нам «спасибо» скажешь.
– За что? За операцию? А! За то, что разлучили с Егором? Ну, это мы ещё посмотрим, скажу или не скажу. Всё, ладно, уезжайте: мне надо Егору рассказать.
– Кирилл! – опять остановил его отец, позвякивая брелоком от машины.
– Ну что? – вспылил Кирилл, уже развернувшийся к калитке. Пришлось поворачиваться обратно.
– Уйдёшь, не узнав подробностей? В областной больнице надо быть в среду утром, там будут ждать. Спросить вот этого врача, заведующего неврологическим отделением, – отец вынул из нагрудного кармана рубашки визитку, отдал сыну. – Пусть свяжется с ним заранее, он объяснит, что иметь при себе. – Отец снова не произносил имени сельского голубого парня, будто оно способно обжечь до кровавых волдырей.
Кирилл взглянул на белый картонный прямоугольник, увидел черные буквы разного размера, но даже в слова их сложить не смог, настолько был взбудоражен.
– Хорошо. – Он сжал визитку и опять собрался уйти.
– Кирилл…
– Ну что ещё? – на этот раз он реально взбесился, зарычал, взмахнув рукой.
– Что у тебя с лицом? – холодным тоном спросил отец, и Кирилл наконец протрезвел от навязчивой эйфории, увидел, что его внимательно изучают две пары глаз, и что предки его хоть принесли добрую новость, не так уж гордятся своей благотворительностью и вообще от неё не в восторге. Их трясёт от необходимости находиться на деревенской улице, где дующий жаркий ветерок осыпает их модные туфли пылью, им не нравится перспектива добровольно оставить сына гею, даже если тому через три дня везти мать в больницу. Блять! Об этом Кирилл не подумал – первая разлука! И хоть она по отличному поводу, Калякин погрустнел. Однако предаваться унынию и искать варианты встреч в больнице некогда: родители по-прежнему ждали ответа и теряли терпение от затянувшейся паузы.
Кирилл постарался придать себе недоумённый вид. Пока его не спросили, он начисто забыл о ночной драке, да и не поставили ему ни синяков, ни ссадин. Так, нижняя губа в уголке была содрана и припухла. Ну, на лбу ещё образовалась маленькая шишка, но её надёжно прикрывала длинная чёлка. А больше ничего.
– Что у меня с лицом? – Он удивлённо сдвинул брови и потрогал себя за щеки. – Пчела, может, укусила? Где?
Отец одарил его тяжёлым долгим взглядом и не ответил. Мать тоже повелась на его цирк, лишь потопала носком запылившейся босоножки по пыльной же обочине, выражая недовольство как захолустной дырой, так и её обитателями: от людей до насекомых.
– Всё, ладно, отчаливайте. – Кирилл изнемогал от желания избавиться от них. – Я вам позвоню. То есть… нет, не позвоню: телефон же у меня отобрали.
– А ты разве не забрал новый телефон? – поинтересовался отец. – Мы дома его не нашли.
Кирилл мысленно причмокнул от досады, подался назад.
– Да, забрал, но симки там не было, – внезапно нашёлся он. – А ваших номеров я наизусть не знаю.
Отец опять пронзил его взглядом, оценивая, стоит ему верить или нет: видимо, от него не укрылась растерянная пантомима. Затем он решил, что версия правдоподобна. Открыл переднюю пассажирскую дверь джипа, засунул голову и туловище туда и вылез с – о, чудо! – родненьким смартом Кирилла и зачем-то коробкой к нему. Но когда Кирилл взял коробку в руки, он понял, что она запакована.
– Мы купили тебе телефон вместо разбитого, – уловив его эмоции, всё также холодно и недовольно пояснил отец.
– Но я же…
– Купил себе дешёвую модель? Тот телефон ты купил для одного из братьев, даже не отрицай этого.
Кирилл вздохнул с облегчением, что не придётся выкручиваться.
– Даже не отрицаю, – ответил он в тон, прижимая девайсы к груди. – Теперь вы уже уедете?
Мать с отцом переглянулись, обмениваясь мнениями о неблагодарном отпрыске. Отец звякнул ключами. Кирилл не стал дольше дожидаться, пока они ещё о чём-нибудь не вспомнят, и пошёл к калитке, на ходу буркнув «Пока», а потом «Спасибо». Едва пересёк границу двора, ноги сами ускорились и понесли его на огород, в голове вновь звучал радостный набат. Положив смартфоны на верстак у хлева, Кирилл выбежал под яблони. Визитка жгла ладонь. Андрей лазил по подвязанным кустам и собирал помидоры, а Егор один тянул гружёную тачку по накатанной по почве колее.
– Андрюха, бросай работу! – Калякин пробежал мимо младшего и кинулся на шею старшему Рахманову, закружил его, запрыгал. Мешки с картошкой за их спинами перевесили, тачка перевернулась, встала ручкой вверх. Внимание на это обратил только ничего не понимающий Егор, он вертел головой, смотрел то на упавшие мешки, к счастью, завязанные, то на скачущего с ним в обнимку любовника.
– Егор! Егор! Егор! Радуйся! Наконец-то! Деньги! Нам дают деньги! Деньги на операцию! Всё будет хорошо! Вы поедете лечиться! Ура! Егор! Тебе дают деньги!
Кирилл улыбался. Скакал по пружинящей земле. Сам не понимал, что делает. Душа пела. Лицо Егора, который почему-то ничего не понимал, не кричал вместе с ним, не разделял его восторга, было неописуемым. До боли красивым и таким растерянным. Он не верил, не знал, как воспринимать его восклицания. Дурачок!
Андрей подошёл ближе и смотрел на них, как на придурков.
Егор заупирался и не дал себя больше мотать во все стороны, надавил на плечо, останавливая.
– Кир, о чём ты говоришь? Какие деньги? Кто даст? – В нём загорелась надежда. Потухшая за последние годы, она засияла вновь. Нет, он не верил в манну небесную, но он… хотел в неё верить. – Кто тебе сказал?
– Мать с отцом! – Кирилл обнял Егора, повис на нём совершенно выдохшийся от счастья. – Прикинь, блять, я пошёл отлить, а потом как почуял… захожу в дом, а там моя маман! С твоей разговаривает! Я чуть… Егор… – Мысли бежали вперёд слов, и их была тьма. Рот пересох, ведь попить квасу так и не довелось.
Егор отстранился от него, он хотел всё знать, в почти чёрных глазах была такая невыносимая мольба продолжать!.. Кирилл продолжил.
– Родаки приехали не меня увезти, а решили выманить меня другим способом, но… херня. Главное, они сказали, что дадут деньги на лечение мамы Гали. Всю сумму, сколько в клинике запросят. И в среду ей уже надо лечь на обследование в областную больницу. Вот визитка врача. – Кирилл раскрыл ладонь и протянул помятую картонку как доказательство правды, в которую действительно сложно было поверить. Егор взял, впился в неё взглядом, глаза забегали по коротким строчкам, губы беззвучно шевелились. Андрей подскочил и тоже уставился на визитку.
– Если врачи дадут положительное заключение, то остальное дело техники. Егор, твоя мама будет здорова. Ну… сможет ходить… двигаться.
И хоть рядом был третий, не менее обескураженный и не осознавший ещё всего масштаба грядущих перемен Андрей, парни смотрели только друг на друга. Обменивались своим отношением к ситуации «верить в чудо свалившихся денег или не верить», делились зашкаливающими эмоциями. Егор, сжимая в кулаке заветную визитку, благодарил. Его взгляд говорил: «Даже если всё сказанное вдруг растворится, не сбудется, обернётся розыгрышем со стороны третьих лиц, спасибо, что разделяешь со мной мои тревоги и мечтания».
– Мои родители не обманывают, не в этот раз, – успокоил его Кирилл. Он всё ещё умалчивал про Мишаню и его предстоящий визит, боялся испортить счастливый момент, давал Егору время привыкнуть к новому положению вещей, осознать и обдумать. А внутренний голос нашёптывал правду – просто боялся сознаться, трусил всё испортить.
– Кира, ты!.. – воскликнул вместо своего неразговорчивого братца Андрей, но и у него не хватило слов, чтобы выразить всю гамму обуревающих чувств. Но и так всё было ясно. – Надо… надо мамке рассказать!
– Да! – подхватил Кирилл. – Надо! Пойдём расскажем!
Они подхватили ошеломлённого Егора под белы рученьки и потянули к дому. Но дойти смогли только до бочки с водой – калитка хлопнула, и навстречу им вышли собственной персоной Александр Владимирович и Елена Петровна Калякины. Отец шёл впереди, осторожно и медленно, будто по минному полю, аккуратно ступая импортными туфлями по утоптанной траве. Мать за его спиной ставила ножки в босоножках ещё избирательнее, каблуки проваливались в землю, что ей не нравилось. По остановившейся троице они лишь скользнули взглядом, рассматривая нескромные сельские просторы. Что они увидели сквозь ветви яблонь? Огромную площадь перерытой трактором, высохшей на солнце почвы, с тремя стоунхенджами мешков, двух вблизи и одним посередине, потому что вывозить начали с дальних. Ещё брошенную тачку, грядки морковки с порыжевшей ботвой, кусты болгарского перца и помидоров, рядом с которыми осталось недособранное Андреем ведро, делянка поздней капусты с рыхлыми кочанами, плети огурцов, зелень кукурузной стены и повернувшиеся к западу подсолнухи, огромные оранжевые тыквы, выглядывающие из-под крупных листьев. И деревья вокруг, и белёсое вечернее небо. Разве их это вдохновит? Кирилл вздохнул и показал Егору, что он не виноват и абсолютно не рад, не приглашал никого. Егор, конечно, не испугался. В силу своей воспитанности, он приветливо относился к любым людям. Вот только эти люди не были приветливо настроены по отношению к нему. Были против него. И даже обещание денег с их стороны ничего не меняло. И даже его родство с чиновником не меняло. Они относились к Егору как к пустому месту, как к отребью и совратителю. И хуже всего, что Егор это знал и собирался терпеть, как терпит всё.
Кирилл это тоже знал и приготовился к отражению атаки, к защите своего любимого. Он недоумевал, зачем родаки припёрлись на огород. Отец, сунув руки в карманы, всё ещё рассматривал огород, словно являлся специалистом по выращиванию овощей и корнеплодов, а здесь заметил кучу нарушений технологии. Мать отгоняла назойливую муху. Парни для них будто отсутствовали.
– Почему вы не уехали? – выражая крайнее недовольство, осведомился Кирилл.
Мать с отцом повернули головы так, как поворачивают к внезапно возникшим из воздуха людям. Потом перестали притворяться и вести себя как хозяева и повернулись, наконец, к ним, чуть приблизились, рассматривая, в основном, Егора.
– Значит, ты и есть?.. – Отец опять не произнёс его имени, которое подразумевалось фразой, наоборот, плотно сжал губы.
– Да, – ответил Егор. – Здравствуйте. – Он толкнул менее вежливого брата, и тот тоже поздоровался. Родители поздороваться не удосужились, но не сводили глаз с любовника сына, смотрели, естественно, свысока.
– Па, что за молчанка? Зачем вы сюда пришли? Езжайте домой!
Егор, поняв, что разговор предстоит не для детских ушей, тихонько отослал Андрея с огорода. После этого депутат Калякин снизошёл до разговора.
– Мы хотели познакомиться с твоим… – Опять непроизнесённое слово. – И посмотреть, чем ты тут занимаешься.
– Тебе весь наш распорядок дня сказать? – огрызнулся Кирилл. – Видишь, я не проматываю жизнь в пьяном угаре, как вы мне раньше вещали.
– Ты проматываешь её по-другому! – осадила мать.
– О! Началось! – с тяжким вздохом простонал Кирилл.
– Не думайте, что я одобряю вашу связь, – проигнорировав высказывание сына, Александр Владимирович уставился на Егора, разговаривал теперь с ним. – Я сделаю всё, чтобы её разорвать. Если ты умный, возьмёшь деньги и…
– Перестань! – в отчаянии вмешался Кирилл, вставая между отцом и Егором. Он испугался, что папаша станет торговаться, давать деньги только под разрыв с ним. А ещё боялся, что папаша прямо сейчас выболтает про Мишаню не подготовленному к этому известию Егору. Но отец взял за рукав футболки и не шутя отшвырнул отпрыска с дороги.
– Я всего лишь хочу, чтобы он не промотал мои деньги, – рыкнул он Кириллу.
– Не беспокойтесь, я не промотаю, – смиренно ответил Егор. И вовремя, чтобы остудить Кирилла, у которого сейчас раздувались ноздри, и росло желание поцапаться. – Спасибо. Я не потрачу на себя ни копейки, за всё отчитаюсь.
– Да уж, отчитаешься, – скривил губы Калякин-старший, но тоже остыл после спокойного голоса оппонента. – Для начала постарайся не опоздать в больницу, цени чужую помощь. А дальше я постараюсь ускорить процесс, поговорю с москвичами, с тамошними чиновниками от здравоохранения… Чем раньше вы уедете на операцию, тем лучше.
– Спасибо, – повторил Егор, и благодарность из его уст была искренней. Он держался молодцом, хотя в первую часть разговора не лез, не мешался, давал себя рассматривать, как улитку под микроскопом, оценивать. Против нападок власть имущих он давно выработал стратегию – уйти в себя и бесстрастно отвечать на вопросы, выдавать желаемое, чтобы не возникало новых поводов унижаться.
Депутат пронзил взглядом Кирилла, снова недовольно дёрнул губами и развернулся в сторону двора, подал знак жене следовать за ним. Мамочка, сам образчик покорной жены, не вмешивающейся в диалог мужа, тоже наградила сына предупреждающим не рыпаться взглядом и пошла на своих тонких каблучках за супругом. Каблуки, правда, проваливались, отчего походка вместо гордой превратилась в неуклюжую.
– И вам «до свидания», – себе под нос проговорил Кирилл, потом наклонился, обшарил траву взглядом и, сделав три шага, поднял спелое яблоко. – Мам! Лови! – крикнул он и, когда она обернулась, кинул ей яблоко. – На, покушай натуральный продукт.
Яблоко едва не угодило родительнице в грудь, благо, его поймал отец. Конечно, они не улыбнулись и не поблагодарили за угощение. Только сочли его выходку идиотской.
– Может, вам ещё помидорчиков с собой собрать? Или мешок картошки в багажник кинуть? – продолжил ёрничать Кирилл, но родители ушли до того, как у них лопнуло терпение, правда, яблоко забрали. Кирилл только надеялся, что оно не червивое, а то весь его воспитательный эффект пойдёт псу под хвост. Вообще ему было всё равно, эти несколько минут его измучили больше, чем тягание четырёхведёрных мешков и тачки. Он повернулся к Егору:
– Извини за них. Видишь, какие мне предки ласковые достались?
– Они тебя любят.
– Ага. А ты всегда всех защищаешь. – Кирилл улыбнулся и игриво ударил пальцем ему по кончику носа. Рахманов тоже растянул губы, но улыбка получилась фальшивой. Его что-то грызло, и он сразу сказал, что именно.
– Так это правда про деньги?
– Ты думал, я сочиняю?
– Нет, но… тебя самого могли обмануть. А я… – Егор смотрел в сторону, на качающиеся ветки яблонь, в волнении покусывал губы. – Я уже столько раз слышал, что… всё будет хорошо, что деньги обязательно найдутся, что они уже вот-вот нашлись… А потом всё срывалось.
– Теперь не сорвётся, – уверил Кирилл. Причин у такой его убеждённости было две. Первая исходила из желания его родителей услать Егора подальше, вторая – из желания Мишани откупиться от наследников. Сейчас представлялась хорошая возможность открыться о втором спонсоре, но Кирилл откладывал трудный разговор, трусил.
– Пойдём маму обрадуем? – перевёл он тему.
– Пойдём, – кивнул Егор. – Если Андрей уже не обрадовал.
Как ни любил Кирилл пацана, всё же не хотел, чтобы эта почётная миссия досталась ему. Хотел, чтобы это сделали они вместе с Егором или все втроём. Картошка оказалась забыта, до неё ли, когда такие события разворачиваются? Они пошли к дому.
Не дошли. На верстаке Калякин увидел смартфоны и вспомнил про них, притормозил Егора. Взял коробку и протянул ему:
– На, это тебе. Такой же, как мой.
Рахманов взял, но вопросительно уставился на Кирилла.
– Предки привезли. Взамен моего, который папаша о стену расколотил.
Егор продолжал вопросительно смотреть.
– Да с моим ничего страшного! – замахал руками Кирилл, схватил с верстака и свой смарт. – Только задняя крышка немного треснула. Поменяю! Бери, Егор! Тебе сейчас нужен будет хороший смартфон за границей!
Егор рассудил, что правда в этих словах есть, но всё же протянул коробку обратно.
– Может, я твой старый возьму, а ты с новым будешь?
– Блять, Егор, – вскипел Кирилл, – просто бери! Это подарок тебе! Я со старым похожу, от меня не убудет. Я привык к нему, между прочим. У меня там все пароли и явки. – Он разблокировал телефон и понажимал на ярлыки, демонстрируя, что не врёт и не обделяет себя. Рахманов смирился и смутился:
– Тогда спасибо.
– Да не за что! Мне ж это ни копейки не стоило! Пойдём к маме Гале…
Они пошли дальше. Вечерело – сегодня праздник, на картошку можно забить, но обычные дела никуда не делись. Весело тебе или хреново, скотине на это начхать, она жрать и доиться хочет, а свиньи уже голодно похрюкивали.
Первым делом Егор направился на кухню, вымыл руки, умылся, попил кваса. Кирилл повторял за ним, но не мог понять, в чём дело, он-то думал, что Егор бегом побежит к матери сообщать радостную новость, а тот не бежал и вообще стал каким-то заторможенным.
– Всё нормально? – встревожился Калякин.
– Да, – кивнул селянин, но было видно, что он не хочет отвечать и коротким утверждением отмахивается от него, просит не расспрашивать. Пришлось отстать.
На кухне возник Андрей. Гипс на его руке был довольно грязным. Вот его-то глаза горели.
– Ну, идёте? Я ничего не сказал мамке. Только сказал, что у нас сюрприз для неё.
Егор опять только кивнул, обозначая, что брат сделал всё правильно, после, коснувшись его плеча, проследовал через тёмную прихожую в зал, которому также не хватало естественного освещения, и зашёл в спаленку. Кирилл, придерживая штору, чтобы не оторвать, повис у стены с правой стороны дверного проёма, Андрей – с левой. Галина лежала, накрытая простынкой в голубой цветочек, у неё ничего не менялось, за исключением ночных рубашек и постельного белья. В ранних сумерках её лицо казалось серым, восковым.
– Уже пришли? – спросила она. Уголки губ приподнялись в попытке улыбки. – Кирюша, твои родители уехали?
– Да, уехали, – отозвался он. – Пусть едут.
– У тебя замечательная мама.
– Это ты, мам Галь, её просто не знаешь, – поморщился Кирилл, однако параллельно диалогу он недоумевал, почему Егор молчит и сидит на деревянном стуле, будто на электрическом. Может быть, просто не приучен перебивать старших? Так или не так, но Кирилл поостерёгся лезть впереди паровоза. А вот младший пацан не был так тактичен и щепетилен, как Егор, его, похоже, ничего не волновало, и он изнывал от нетерпения сообщить, наконец, об исполнении мечты, которую старший брат лелеял последние несколько лет.
– Мам, мы за другим пришли! – недовольно выкрикнул он, хотя недовольство скорее касалось Егора. – Помнишь о сюрпризе, что я говорил?
– Помню. Что за сюрприз?
Кирилл увидел, как Рахманов сжался, как в его глазах промелькнул ужас, а кадык нервно дёрнулся. Кирилл ничего не понимал! Застыл в недоумении, прирос к тонкой фанерной перегородке. Егор, тем не менее, взял мать за руку и заговорил вполне жизнерадостным тоном, хоть предложения выстраивались медленно, с длинными паузами, практически как у самой Галины.
– Мам, родители Кирилла дают денег на операцию. Оплатят твоё лечение за границей.
– Лечение? – Галина не выказала ни малейшей радости, наоборот, устало вздохнула. – Егорушка, ты опять?
Теперь Кириллу стала понятна причина: мама Галя была против! Вот этого он никак не ожидал.
– Мам, тебе надо лечиться, – терпеливо продолжил Егор. – Ты сможешь снова двигаться, нормально жить. Надо только сделать операцию.
– Нет, Егорушка, нет. Время прошло… потеряно. Я не хочу…
– Мы попытаемся, мам. Попробуем. Хуже ведь не будет. Я уверен, что будет лучше.
– Но это дорого стоит! – Галина разволновалась, её глаза метались.
– Нам обещают оплату.
– Да, – подтвердил Кирилл и откашлялся, потому что голос из-за переживаний сел. Егор удостоил его благодарным взглядом.
– Это долго, – нашла новый аргумент Галина.
– Да, долго, – не отрицал Егор. – Через три дня надо лечь в областную больницу, где…
– Уже через три? – Галина запаниковала, но выражалось это только движением глаз и интонациями. Голова же безжизненно лежала на подушке.
– Да, через три. – Старший сын был само терпение и выдержка, гладил по нечувствительной руке. – Родители Кирилла договорились об обследовании. В больнице проведут анализы и подготовят документы…
– Нет, я не хочу! Не хочу… Больницы! Операция! Я… я… боюсь!
– Я буду с тобой.
– А дом? Андрюша? – Галина искала всё новые и новые доводы и отговорки. – Это долго! Если впустую? Мне поздно лечиться. Отдайте меня в богадельню и живите спокойно. Я не хочу. Мне страшно. За границу на самолёте… Как меня в него?.. Нет, я… я не хочу.
Кирилл кожей чувствовал её страх и отчаяние. От её слабого, но отчаянного голоса у него на руках волоски встали дыбом. Мурашки перекинулись и на спину. Он не думал, что встретит сопротивление со стороны мамы Гали, считал, она мечтает выздороветь. Наверное, на её месте он бы тоже боялся – месяцы больниц, врачей, уколов, капельниц, наркоз, операция, муторная восстанавливающая терапия для атрофированных мышц. Притом в чужой стране и в режиме жёсткой экономии чужих денег, страшась лишиться финансирования.
– Мы справимся, мам, – сказал всегда берущий на себя ответственность Егор. – Мы сейчас ведь справляемся? За нас не беспокойся, думай о себе, – нажал он в последней фразе и повернулся к Андрею и Кириллу, призывая их на помощь. Андрей словно ждал этой молчаливой команды, шустро пролез между сидящим братом и комодом с медицинскими склянками и втиснулся на коленях возле кровати, что позволяло его худенькое мальчишечье тельце. Принялся целовать впалые щёки, нос и лоб, приговаривая:
– Мамочка, ну, пожалуйста! Соглашайся! Мы с Егоркой так хотим, чтобы ты выздоровела! Мы тебя очень любим! Мы с Егоркой всегда такое желание на Новый год загадывали! И я на свой день рождения, когда свечи задувал!
Егор опустил голову, глядел в никуда и безотчётно трогал себя за пальцы, сжимал и разжимал их. Винил себя, что не может дать брату достойного, счастливого детства, что жизнь у них не сложилась? Или ненавидел Мишаню за это? У Кирилла в сердце впивались иглы, когда видел любимого таким, думающим о себе приниженно, ведь он и мама Галя дали Андрею настоящую семью, ибо родство, близость, понимание не сравнятся ни с какими мопедами, роликами и айфонами. Кирилл не в силах был изменить их прошлого, но всеми силами хотел изменить будущее. Деньгами тех людей, которые ставят банкноты превыше чувств.
– Мам, ну, соглашайся! Пожалуйста! Мы тебя поддержим. Все, и Кир тоже! Ты же у нас одна-единственная, самая любимая, ни в какую богадельню мы тебя никогда не сдадим! Ты нам нужна! Мы тебя любим очень-очень!
Кирилл думал, что мальчик заплачет, уж слишком трогательно он тараторил и нежно обнимал неподвижную мать, да и у него самого от таких слов ком подошёл к горлу, но всё же он ошибся. Андрей держался как мужчина, своим уверенным видом вселяя надежду на лучшее в сомневающуюся женщину, что, несомненно, было школой вечно уравновешенного, сильного духом Егора. Калякин гордился своим парнем и ещё больше влюблялся в него, с каждой секундой.
– Ты ещё маленький, Андрейка, – ответила ему Галина, её взгляд потеплел. – Ты многого не понимаешь, но Егор-то должен понимать…
– Я понимаю, что появилась возможность тебя вылечить, – сообщил Егор с таким нажимом, что с его характером это было равносильно понятию «огрызнуться» или «нахамить». – Ты не можешь отказаться. Родители Кирилла сделали нам огромный подарок, мы не можем упустить такой шанс!
– Так, стойте! – вмешался Кирилл, пока разговор не привёл к первой ссоре матери с сыном. Он тоже протиснулся в спаленку и встал позади сидевшего на стуле Егора, наклонился и обвил его шею руками. – Конечно, она согласится. А если не согласится, нам какая разница, а, Егор? – он старался улыбаться, чтобы не выглядело очень грубым. – Она ведь не может сопротивляться, да, мам Галь? Погрузим её в самолёт и отправим в Германию или Израиль, или где там лечат. А когда выйдет из клиники на своих ногах, пусть нам претензии предъявляет. Пусть даже отлупит, я лично не в обиде буду. А ты, Егор?
Рахманов помотал головой.
– Замечательно! Значит, так и сделаем! – продолжил, посмеиваясь, Кирилл. – Мам Галь, ну… ну, не ругайся на меня за эти деньги. Я ж к тебе тоже привязался! Помнишь, я говорил, что хочу обнять тебя? Вернее, чтобы ты обняла меня? Егор с Андрюхой тоже хотят, чтобы ты обняла их. Ну и давай сделай это для нас!
Галина молчала, глаза заблестели – от слёз или от смеха над его иронией? Кирилла устраивало и то, и другое, он чувствовал близкую победу. Егор положил ладонь ему на обнимающее предплечье, одобрял лёгкими нажатиями.
– Мам Галь, ты же сама хотела, чтобы Егор восстановился в институте… Вылечишься, и он восстановится. Егор, обещаешь?
– Обещаю.
– Вот видишь, будет у тебя сын-прокурор. И Андрей потом в институт поступит.
– Поступлю, – радостно поддакнул пацан. – Только на инженера.
– Вот! – протянул Кирилл. – Красота! Ну и я как-нибудь доучусь. Так что нет резона лежать здесь колодой. Помучают тебя врачи… Ну сколько? Полгода? Год? Короче, я не спец в таких вещах, но всё равно ведь жизнь наладится. Соглашайся, не вынуждай нас лечить тебя силой.
Никто, кроме него, не улыбался. Разве только Андрей, двенадцатилетний ребёнок, воспринимал ситуацию не так напряжённо, как взрослые. Все смотрели на маму Галю, слово было за ней. Она думала минуты две или больше – томительное время, и, чтобы скоротать ожидание, Кирилл крепче сжимал шею и плечи Егора, чуть покачивался – успокаивал его и успокаивался сам. В комнате уже повис густой полумрак. В тишине тикали часы, и жужжала попавшая в паутину нерасторопная дурная муха.
– Я попробую, – ответила Галина, и все выдохнули. – Но обещай, Егорушка, если что-нибудь сорвётся в этот раз, ты больше не заведёшь разговора о моём лечении.
– Ладно. – Он явно соврал. Однако Кирилл не заострил на этом внимания, он знал, что ничего не сорвётся, по крайней мере, с деньгами, и чем яростнее он будет любить Егора, тем большую сумму не пожалеют господа Калякины.
Андрей обнял мать, начал фантазировать, что они будут делать, когда её выпишут из иностранной больницы, куда поедут, как отпразднуют. Егор был менее эмоционален. Он задрал голову, кинул на нависающего над ним Кирилла извиняющийся взгляд и, убрав его руки, буркнул, что не все дела ещё закончены. Напомнив брату привести корову, Рахманов-старший шевельнул желваками, бросил на Кирилла ещё один стушёванный взгляд и вышел прочь, только штора колыхнулась.
– Я помогу, – крикнул ему Калякин и выскочил за ним.
В зале к этому времени стало совсем сумрачно, в прихожей – темно. Егор не включил свет, а направился прямиком на улицу. Там было достаточно светло, не так душно, как в доме, на небо с севера наползали грязно-синие облака.
– Будет дождь, – глядя на них, сделал вывод Егор. – Картошку надо… – Он не договорил, посмотрел на Кирилла. Кириллу не нравились все эти непонятные взгляды, от них становилось тревожно, он не понимал, чем они обоснованы. Хотя последним взглядом Егор извинялся, что заставляет… впрочем, нет – просит поработать, и сообщал, что поймёт отказ. Кириллу на самом деле не очень хотелось снова таскать тачку с тяжеленными мешками, пусть их осталось на семь-девять ходок, он устал физически и ещё больше морально. Искрящаяся в голове эйфория гнала веселиться, праздновать, вести бесконечные разговоры, мечтать и заниматься сексом, а никак не работать. Задолбавший внутренний голос напевал, что надо убедить трудягу-селянина, что дождя не будет, а с картошкой закончат завтра. Но Кирилл ничего подобного говорить не собирался, пнул себя тем, что планировал и впредь проявлять сознательность, брать пример с ответственного любимого парня. К тому же Егор ещё в обед беспокоился, что картошка пролежала на жаре слишком долго и может стать мягкой или позеленеть, а позеленевшие клубни ядовиты и непригодны в пищу даже скоту, а значит, их труд пропадёт даром. Последнее, правда, Кирилл додумал сам, хотя Егор подразумевал всего лишь, что продовольственные запасы сократятся.
– Конечно, сейчас всё перетащим, – беззаботно ответил Калякин, соглашаясь сделать что угодно, лишь бы Егор перестал себя странно вести и стал прежним. Рахманов должен от счастья скакать, а он зажимается пуще обычного. Дамокловым мечом над Кириллом ещё висела необходимость признаться Егору о походе к Мишане и его завтрашнем визите. Хоть в петлю лезь.
– Тогда пойдём? – спросил Егор. – А уголь сегодня не будем.
– Пойдём, – приподнял уголки губ Кирилл, поражаясь, какой же всё-таки ему достался парень – рассудительный и хозяйственный. Протянул ему ладонь, и, взявшись за руки, они пошли поднимать поваленную тачку и закидывать в неё недовезённые до сарая мешки.
За тяжёлой рутинной работой разговаривать было некогда, делали всё молча и быстро: подставляли пустую тачку, взявшись за хвостик и нижние углы, закидывали три мешка, высунув язык, тянули поклажу, сгружали и высыпали картошку в огороженное досками пространство, снова возвращались на огород. Постепенно темнело, в окаймляющих огород зарослях начали пронзительно свистеть птицы, проснулись и завели свои трели сверчки. Гора картошки выросла до самого потолка, который, правда, был не так высок.
Кирилл размышлял о сегодняшнем дне – так много всего произошло, перевернуло привычный уклад. Он проспал, но это ерунда. Потом они ездили в город, что, впрочем, обычно. Потом перевозили картошку, что необычно, однако случается каждый год, просто он сам участвовал в этом первый раз. А вот затем приехали церберы, но миссию выполнили вроде как хорошую. Их злой умысел к доброму делу не относится, но никто не пострадает от него. Скоро всё завертится, как бельё в стиральной машинке… Нет, сравнение ужасное. Как карусель, весёлая детская карусель с яркими ярмарочными огнями. Через три дня маме Гале отправляться в больницу, на чём? Не на мотоцикле же и не на автобусе. Блять, даже машины нет, но есть время за ней съездить. Может быть, как-нибудь получится Галину на заднем сиденье уместить. Или переднее разложить и на нём? А в больнице кто будет за ней ухаживать, Егор? Ему кровать дадут, кормить будут? Боже, да какая там больничная еда – помои! А Андрей здесь останется? Один? Тут же дел невпроворот, а ему ещё гипс не сняли! Молоко кто продавать будет? А корову доить? Не исключено, что Андрюха умеет, но одной рукой всё равно неудобно, да он совсем ещё ребёнок.
