Текст книги "Селянин (СИ)"

Автор книги: Altupi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 55 страниц)

Нога давила на педаль. «Пассат» медленно катился по щебеночным неровностям. Крышка багажника подпрыгивала. Скоро Кирилл убедился, что их поджидает не Виталик. А лучше бы это был он!

В «Гранте» на водительском месте сидел мужчина в серой полицейской форме с тремя звёздочками на погонах. Он дождался, когда иномарка остановится, вышел на улицу, дождался, пока водитель и пассажиры выйдут и выстроятся перед ним с вопросами на лицах. Окинул старших парней взглядом и остановился на Кирилле.

– Вы Калякин Кирилл Александрович, насколько я помню?

– Да, – осипшим голосом проговорил Кирилл, начиная узнавать: этот мент был в районном отделе в момент его задержания с коноплёй. Блять!.. Но что сейчас могло случиться? Наверно, какая-то ошибка.

– Я Басов Сергей Николаевич, – представился мент, – участковый уполномоченный полиции по этому участку. Поговорим, Кирилл?

– О чём?

Кирилл перепугался не на шутку. Рахмановы также испуганно смотрели на него. В глазах Егора снова появилось недоверие, его взгляд спрашивал: «Что ты скрываешь, Кирилл? Во что ты нас впутываешь?»

Гроза

Блядский участковый как будто специально тянул время. Он открыл водительскую дверь своей занюханной «Гранты», влез туловищем в салон, выставив наружу объёмистый зад, так что плотная материя форменных штанов на нём натянулась, обозначая края трусов, а высунувшись обратно, извлёк с пассажирского сиденья чёрную папку из кожзаменителя. Деловито расстегнул на ней молнию, являя на свет блокноты и какие-то распечатки, ксерокопии.

Кирилл и Рахмановы, скованные нехорошими мыслями, следили за его неторопливыми движениями. Наконец мент, для пущей важности пролистнув углы распечаток, поднял взгляд на Кирилла.

– Так что молчим, гражданин?

– А что я должен говорить? – возмутился Калякин. – Это я вам вопрос задал!

– Здесь вопросы задаю я, Кирилл Александрович. Рассказывайте всё. Зачем вы вернулись в Островок? А вы, Егор Михайлович, оставьте нас пока. Вашему брату тем более нечего тут делать.

Егор с тревогой, долгим взглядом посмотрел на Кирилла, обернулся на торчащее из багажника сено, на синеющую грозой половину неба и сделал знак Андрею идти домой. Сам забрал косы, прислонённые косовищами к кузову машины, пошёл к калитке. В голове Калякина сейчас витала только одна мысль, совершенно ненужная и неважная – теперь он знает отчество Егора. Дальше в голове было пусто, какая-то прострация усталости и безысходности, но он настроился отбиваться.

Едва за братьями захлопнулась калитка, и всполошённые куры, успокоившись, улеглись на разрытой ими земле, Басов в третий раз взглянул на Кирилла.

– Ну!

– Что «ну»? – Все шестерёнки в голове Кирилла вмиг встали на место. – Что я сделал? Эта сука вас подослала? Лариса? Ну, признайтесь уж! Это она на меня настучала?

– А есть о чём стучать? – поймал на слове мент, открыл блокнотик, что-то черканул карандашом. Был он мужиком ещё молодым, но рыхлым. Однако мусорской властностью он кичился, а глазки стреляли метко, как снайперские винтовки, обшаривали каждый сантиметр. Скользкий тип, и недооценивать его не стоило. Но Кирилла несло, как бы он ни контролировал себя.

– Нет! – заявил он, зло жестикулируя. – Нет! Ей просто не нравится, что я в деревне!

– Значит, ты утверждаешь, что чист, Кирилл? – Мент опять что-то пометил в блокноте. Говорил вкрадчиво, по-доброму. Но не был он, конечно, добрым! Бдительность он усыплял. Да только не по адресу пришёл – скрывать и бояться Кириллу было нечего.

– А в чём меня, собственно, обвиняют? Живу, никого не трогаю… чего вы мне покою не даёте? Все преступники кончились?

– А ты не бушуй, не ори, как потерпевший, – растягивая слова, невозмутимо выговорил участковый, положил карандаш, закрыл блокнот и затем папку. – Если закон не нарушаешь, то никаких претензий к тебе. Но понимаешь, Кирилл, ты недавно попался в этой деревне. На чём, не подскажешь?

– Коноплю сушил, – складывая руки на груди, с вызовом ответил Кирилл и опёрся задницей о «Фольксваген».

– Вот! – нараспев протянул Басов. – Коноплю. А сегодня поступает сигнал, что ты опять явился в деревню. Возникает резонный вопрос – зачем? У тебя здесь ни родственников, ни знакомых. Подельник твой, у бабки которого тут дом, с тобой не появлялся. А, Кирилл, расскажешь, зачем ты вернулся? Ещё и живёшь у парня, который о ваших с другом противоправных делишках в дежурную часть сообщил. Ты его запугал? Признавайся во всём честно, Кирилл.

Кирилл охуевал от таких заявлений. Не знал то ли плакать, то ли смеяться. Слов не хватало, а мент сверлил его самодовольным взглядом.

– Вы что, охренели там все, в ментовке вашей? – наконец нашёл он слова, мягкие, потому что хотелось покрыть мусора матом. – Нашли до чего докопаться! Конопля та техническая была, меня отпустили! Не знаешь, у наркоконтроля спроси! Здесь коноплю скосили, так что не беспокойтесь, что я снова за неё возьмусь! Не за что браться! Да и на хер она мне не нужна: я осознал! Я исправился! А жить я могу, где хочу! Имею право по закону!

Тирада, конечно, прозвучала пламенно, из глубины души, но мента не проняло. Или от природы был тупой, или профессия мусорская из людей бессердечных гнид делала. Или Лариска его подкупила, чтобы не отставал. В любом случае участковый не расчувствовался, а, положив на капот «Гранты» папку, служившую скорее для солидности, сделал три шага к иномарке, вытащил пучок торчащей из-под крышки багажника травы.

– А это что у тебя?

Кирилл замученно застонал, воздевая очи к небу, и огрызнулся:

– Конопля.

– Ты что, шутник? – надменно спросил участковый и, разжав пальцы, пошевелив ими, чтобы стряхнуть все до единой травинки, направился вдоль левой стороны машины, заглядывая в окна – задние были тонированными, а передние нет.

– Ну давайте, давайте, ищите! – взвился Кирилл, поворачиваясь к нему лицом. – Что вы хотите найти? Пакеты с кокаином? У меня там даже обычных сигарет нет! Я курить бросил! Я спокойно живу, чего вы ко мне пристали?

– Это профилактикой называется. У нас обязанность отслеживать лиц, совершивших противоправные деяния. Тебе повезло, ты отмазался, да и то только из-за твоей глупости, а вот была бы конопля настоящая… Так что умысел на совершение преступления у тебя был.

– Не доказано, – отмахнулся Кирилл. Мент всё кружил и кружил вокруг его тачки, открывал двери, заглядывал внутрь, и ему показалось, что Басов не рыщет там в поисках улик, а беспалевно пользуется возможностью поближе разглядеть и пощупать дорогую иномарку. Речи его при этом становились просто заученной шарманкой, нацеленной на запугивание дурачков, язык работал отдельно от мозга, сам по себе.

– Доказали бы, если бы надо было, – меланхолично промолвил участковый из недр салона. Как раз лапал руками задний диван, на котором ещё лежало постеленное Егором покрывало. Пакет с остатками еды, оставленный рядом на полу, тоже заинтересовал Басова, но вскользь – отодвинул край, увидел попки огурцов и закрыл обратно. Затем вылез, сунул руки в карманы, укоризненно посмотрел на Калякина. Сказать ничего не успел: позади хлопнула калитка. Синхронно обернувшись, они увидели Андрея. Тот, переодевшись в сухое, встревоженно, но с нескрываемым детским любопытством прошёл мимо на дорогу, стараясь двигаться у самой кромки растений, будто пытаясь прошмыгнуть незаметно. Направился к околице, наверно, за коровой. А куда дальше, если синие грозовые тучи заволокли уже полнеба, и поднялся ветер? А Егор чем занимается? Только бы не стоял во дворе у забора и не подслушивал!

Кирилл понимал, что надо заканчивать этот разговор. Менту было нечего ему предъявить, кроме «профилактики». Даже такая сука как Лариска не может повлиять на закон.

– Ну так что, Кирилл, расскажешь, наконец, о настоящей цели приезда в Островок? – опередил его мысли участковый, тоже посматривающий на приближающуюся грозу.

Кирилл вдруг испугался, что мусор знает эту «настоящую» цель, но тот после паузы добавил:

– Или мне оперов вызвать, дом перевернуть?

Теперь Кирилла бросило в жар. Наглые реплики, которыми он уже полчаса плевался, застряли в горле. Он представил, как в дом Рахмановых врываются… или с ухмылочками входят опера и криминалисты, как вытряхивают всё из шкафов, как хмуро за всем этим безобразием наблюдают Егор и его мама, а в глазах Егора всё тот же немой вопрос: «Во что ты нас впутал?» После обыска их отношения закончатся навсегда.

– Не надо оперов, – унизился до мольбы Калякин, оглянулся на окна. – Это не мой дом, я здесь в гостях.

– Ты и в прошлый раз в гостях был.

– Так то у Пашки! Это Пашка про ту коноплю от бабки узнал и меня уговорил с ним поехать. Это Пашка задумал дело с травкой провернуть! А Егор не такой! Вы же его знаете! Вы его знаете, я по вашему разговору понял…

– Знаю, – подтвердил Басов. – Именно, что знаю. Поэтому ещё страннее, что ты живёшь у него. Не верю я, что он тебя пригласил. Скорее поверю, что ты его запугал.

– Да не запугивал я никого! – снова не выдержал Кирилл, взмахнул руками. – Мы подружились, вот я и приехал.

– Врёшь. Отсюда тебя забрали в ИВС после его сообщения.

Блять, да что же такое – никак не удаётся выпутаться! На одно оправдание два обвинения сыплются! У Кирилла терпение лопалось, хотелось наорать, пригрозить папой-депутатом, но, сука, нельзя, чтобы хуже не было.

– Я вам правду говорю! Ну да, не совсем сразу мы подружились. Я приехал, чтобы… – Кириллу пришлось сочинять отдельные моменты, он вертел головой, наскоро фантазируя, – чтобы, да, отомстить ему. Но потом мы подружились. Я его за братом в пионерский лагерь возил. Ночью, когда Андрюха руку сломал. Денег не взял, вот и подружились. А потом Пашка-козёл явился с дружками, бухал всю ночь, мы с ним поругались, и он меня из дома выставил. Вот Егор и позвал меня к себе. А я ему помогаю по дому. Видите, траву ездили косить. – Кирилл резко рванул вверх крышку багажника, демонстрируя правдивость своих слов. – Я, по-вашему, запугал его, чтобы траву его корове косить? У меня вон, мозоли! – Он повернул руки ладонями вверх, мозолей на них не было, но натруженные покраснения имелись.

Кирилл надеялся, что после таких логичных вроде и достаточно правдивых объяснений мент от него отвяжется, тем более его заботила надвигающаяся непогода, ветер так и хлестал ветвями деревьев, пригибал кусты и высокую траву, развевал волосы.

– Ладно, – скосив глаза на отсутствующие мозоли, смилостивился Басов, – если Егор подтвердит твои слова… Зови его.

– Что? Зачем? Не надо звать! – закричал Калякин, шарахаясь в сторону, у него мороз по коже прошёл от воспоминания настороженного взгляда Егора: «Во что ты нас впутываешь?» Этот взгляд и так будет преследовать в кошмарных снах, а доставить ему ещё больше неприятностей, значит, не выполнить главную просьбу, значит, потерять доверие. Но под взглядом участкового, который вот-вот собирался снова уличить во лжи и продолжить задавать новые вопросы, Кирилл сдался. Но попытался ещё раз объяснить, втолковать, надавить на жалость, в конце концов.

– Понимаете… – он хотел назвать участкового по имени-отчеству, но забыл, как его зовут. – Поймите… Ну зачем Егора звать? У него мама больная, вы же знаете. Он занят всё время, минуты свободной нет. У него много дел.

– Ничего, оторвётся на одну минуту… – сказал безжалостно мент и, повысив голос, крикнул: – Егор! Рахманов! – А потом пошёл, разгоняя кур, к окну и забарабанил костяшками пальцев по стеклу, продолжая выкрикивать имя на случай, если парень находился во дворе или огороде. Стекло дребезжало, стук разносился по всей округе и способен был, наверно, мёртвого поднять, не то что потревожить больную женщину. Но Кирилл не мог остановить Басова – его самого словно парализовало. Парализовало чувством вины и безысходностью. Он стоял, опустил голову и руки, длинная чёлка била по глазам. Егор во всём обвинит его, а не Ларису, и будет прав. Недотраханная сука!

Очень скоро дверь на веранде скрипнула, послышался торопливый бег по деревянным ступенькам, шлёпанье сланцев о босые пятки, и потом Егор вышел из калитки. Остановился, бросил взгляд на Калякина, а затем повернул лицо к прекратившему барабанить участковому. И это был прежний Егор – безучастный, сжатый в пружину, ушедший глубоко в себя. Он молчал и покорно ждал вопросов. Кирилл не мог ему ничего объяснить: в горле стоял комок. Ему было проще убить мента, потому что вряд ли получится найти слова, которые смогут спасти их отношения.

Басов приблизился, ступая туфлями по куриному помёту и не замечая этого. Не замечал он и завораживающей красоты поднятых на него чёрных глаз, на которые то и дело падали сдуваемые ветром пряди. И всё же голос зазвучал несколько мягче. Быть может, из-за того, что Лариса ратовала защитить её любовника.

– Егор, ты подтверждаешь, что сам позвал Кирилла жить к себе?

– Да.

– Хорошо, – протянул Басов, дёрнул бровями, теряя всякий интерес к выполненному заданию, посмотрел на синюю часть неба, где уже полыхали зарницы. – А ты ручаешься, что Кирилл не занимается больше противоправными вещами?

– Да, – с той же беспристрастностью ответил Егор. Он даже не шелохнулся ни разу за эти пять минут.

– Ага… – мент повернул голову и пристально посмотрел на Кирилла, обращался, однако, к Рахманову. – Но если займётся, сообщи. – Ответа он не дождался, а может, и не ждал. – Ладно, иди, Егор, я с твоим другом закончу.

Кирилл чисто интуитивно уловил на себе короткий взгляд Егора, потому что уже опустил глаза. Он злился на полицая, злился! И на Лариску злился! И на весь мир! И на себя! Только всё наладилось! Теперь ни сдвинутых кроватей, ничего! Блять, ну что за жизнь?

Басов молча развернулся и пошёл к своей машине. Кирилл мог бы спокойно юркнуть во двор, запереть засов. В других обстоятельствах со своими прежними дружками он так бы и сделал, гогоча и поливая мусоров матами. Но навлечь ещё больше неприятностей на голову Егора он не желал. Поэтому не оставалось ничего иного, как последовать за ментом.

Ветер поднимал пыль с обочин, нёс её по дороге. Деревья клонились под порывами. Похолодало. Вдали раздался раскат грома. Кирилл обрадовался, когда увидел возвращающегося Андрея. Зорька бойко переставляла копыта, видимо, чувствовала надвигающийся ливень или боялась грозы. Вымя, молотившееся об ноги, ещё не было заполненным до отказа, как обычно. Если бы не дождь, ей бы ещё часа три пастись.

– Ну что, Кирилл, – сказал участковый, следя за приближением коровы, – то, что ты чист, это хорошо. Но я буду наблюдать за тобой, пока ты на моём участке. В целях профилактики.

– Да наблюдайте, – огрызнулся Кирилл, зная, что уже к вечеру уедет с его участка. Пыль летела ему в лицо. – Это всё? А то надо траву из багажника выгрузить, чтобы не намокла. Мы её два часа косили, между прочим.

– Высохнет. А теперь послушай меня внимательно, – Басов взял запылившуюся папку с капота, тон был воспитательским. – Я на этом участке уже пять лет и знаю про эту семью многое. В том числе, какие слухи ходят про Егора, и о том знаю, что это не слухи.

Кирилл побледнел, перестал строить недовольную рожу. Значит, Басов всё же в курсе «настоящей цели», или опять о другом? Язвительные выпады типа «Знаешь, и что?» или «Откуда знаешь, что не слухи? На собственном опыте?» он оставил при себе, ждал продолжения.

– Если ты тоже гомосек, то вам лучше…

– Я не гомосек! – не выдержал, прошипел Кирилл. – И Егор не гомосек, ясно?! Следи за выражениями! За пять лет только до старлея дорос, можешь и помереть им! Я устрою, у меня отец депутат облсовета!

Андрей с коровой протиснулись между качающимися кустами и бампером «Пассата» и прошествовали к калитке. Пацан глазел. Он завёл Зорьку во двор и вышел обратно, стал загонять кур, хлопая в ладоши для острастки.

– В доме несовершеннолетний. Статей пришить можно, сколько влезет, – Басов выдал это как информацию для размышления, затем влез за руль, кинул папку на пассажирское, завёл мотор…

Кирилл ждал, пока он уедет, пока осядет поднятый его машиной шлейф пыли, пока рассеется облачко выхлопных газов. Ждал, не зная, идти ли ему к Рахмановым или уже не стоит. Не знал, как смотреть Егору в глаза. Ветер усилился, погромыхивало. Тучи заслонили солнце, и сразу стало темно, как поздним вечером. Андрей загнал кур во двор и нашёл себе там другое занятие – приготовления к дождю.

Кирилл остался на улице один. На обочине возле набитой травой машины. И никто не шёл ни за ним, ни за результатом их двухчасовых усилий. Обидно, блять. Он ведь не виноват, что на него настучали в полицию.

Как назло, требовалось отлить. Но поссать можно и в кусты. Чуть отойти от дома и там справить нужду.

– Кирилл…

Погружённый в раздумья Калякин вздрогнул, узнал голос Андрея, но, обернувшись, лишь увидел, как его голова с тёмными волосами исчезает за калиткой. Кирилл развернулся, минуту сверлил взглядом старые некрашеные доски, но продолжения так и не последовало.

– Андрюх… зачем звал? – спросил он в пустоту и быстро зашагал к дому. У него появился повод войти, и это радовало.

Во дворе, ограждённом со всех четырёх сторон строениями и заборами, стихия не имела такой силы, как на открытом пространстве улицы. Братьев на переднем дворе не было, только Найда высунула из конуры свою морду и нюхала пахнущий грозой воздух. Дверь на веранду была распахнута. Неясные звуки, позвякивание вёдер, визгливое хрюканье доносились с заднего двора.

– Андрей! – не слишком громко позвал Кирилл и направился к хлеву, а заодно и к туалету. Навстречу с горящими глазами, запыхавшийся вырулил искомый мальчишка собственной персоной. В здоровой руке, наклонив туловище для равновесия, он нёс полное пластмассовое ведро огурцов. Килограммов десять-двенадцать точно. Он наткнулся на Калякина и остановился, отступил на шаг. Его взгляд загорелся ещё ярче.

– Кирилл, ты траву выгрузил? – затараторил пацан. – Сейчас дождь польёт, её надо укрыть! Иди быстрее делай, пока сухо! Егор скотину кормит, ему некогда, а мне ещё помидоры и перец собрать надо! Одной рукой неудобно, капец! Ты справишься?

– А куда её надо складывать? – опешив от неожиданного задания, спросил Кирилл. Взгляд его упирался в покачивающееся ведро, в пупырышки на зелёных бочках мелких, как переросшие корнишоны, огурцов.

– Куда-куда… да куда-нибудь! Там на улице под деревьями сложи. Под вишнями и плёнкой накрой. И это… камнями прижми, чтобы плёнка не улетела!

– Ага, хорошо. Только сначала в сортир схожу.

– Иди, только побыстрее! – сказав, Андрей потащил ведро дальше, свернул с ним на веранду.

– И откуда ты такой умный? – усмехнулся Кирилл и поспешил в туалет. Мимо сараев для скотины проходил почти на цыпочках. В них хрюкало, кудахтало, мычало и звякало, стукало: Егор кормил будущее мясо и молоко и сейчас находился, скорее всего, в свинарнике. Ну и пусть пока там посидит – Кирилл оттягивал момент встречи.

Он зашёл в туалет, с облегчением помочился, потому что компот просился наружу ещё у реки, а когда покинул деревянный домик с намерением бегом бежать вытаскивать сено из машины, увидел Егора. Тот закрывал дверь свинарника на вертушку. Закрыл и в то же мгновение повернулся, прошёл несколько шагов по направлению к туалету, видимо, собираясь посетить его. При этом в задумчивости смотрел в противоположную сторону и на небо, не отворачивался, конечно, а просто оценивал погоду и планировал другие неотложные дела. Но в двух метрах до цели Егор повернул-таки голову и, заметив замершего у туалета Калякина, забыл про все дела и вообще, куда шёл. Расстояние между ними стало ничтожным. Их глаза встретились, Кирилл опустил взгляд.

– Егор, я… – неловко переминаясь, облизывая губы, заговорил он и понял, что не знает, как продолжить. Что за чёрт?!

– У тебя всё нормально? – ровным, даже участливым тоном спросил Рахманов. От него несло навозом. Шлёпанцы покрывала бурая воняющая жижа.

Гром прогремел совсем близко.

– Да, нормально, – буркнул Кирилл. Потёр нос, глядя, как в саду качаются яблони. Хмыкнул на своё ёбаное косноязычие. А ведь в каких-то вопросах его хуй заткнёшь! – Егор, я… Я ни во что тебя не впутываю!

– Я ничего такого не говорил.

Не говорил, но думал! Кирилл нашёл нужную волну. Он скользнул взглядом по кособоким сараям и решился, наконец, посмотреть на Егора.

– Я ничего не совершал. Участковый пришёл по старому делу о конопле. Проверить меня, профилактическую беседу повести. Это Лариска сообщила в полицию, что я вернулся в деревню. Сука драная! – у него было много эпитетов для этой стервы, но при Егоре он удержался употреблять нецензурные. – Это Лариска, ей больше всего надо. Она ещё днём приходила со мной разговаривать, выгоняла… Ну я её послал, конечно, а она на меня в ментовку заявила. Участковый этого прямо не сказал, но и так ясно как день! Якобы я собираюсь опять готовить травку, а тебя запугал и в подельники взял. Змея!

Кирилл замолчал. Чувствовал себя так, будто поднялась температура. Поздно понял, что его рассказ больше похож на трусливо-истеричные жалобы ябеды. Со страхом ждал вердикта Егора. Не смотрел на него, как не смотрят на иглу медсестры, которая через секунду неминуемо причинит боль.

– Это похоже на Ларису, – услышал он ответ. Обрадовался, что с ним согласились.

– Она хочет нас поссорить, Егор, – сказал Кирилл уже гораздо спокойнее, потянул руку к его свисающей вниз ладони и, не встретив сопротивления, переплёл пальцы, как они всегда делали. – Она бесится, что ты со мной. Хочет разлучить. Она считает тебя своим, Егор.

– Я не её, – ответил Рахманов, обвивая свободной рукой талию Кирилла, сокращая дистанцию до минимума. У Калякина груз с души упал. Всё-таки его возлюбленный – здравомыслящий человек, не поддающийся гневу. Трудно быть таким добрым и справедливым, но Егор такой. Егор удивительный.

– Простишь меня?

Егор на секунду ушёл в себя. На одну единственную короткую секунду. Чтобы вытащить оттуда всё, что наболело.

– Кирилл… сегодня ты ни при чём, но теперь ты понял, каких неожиданностей я боюсь? Нашу семью и так часто посещают все, кому не лень – пожарные, опека, социальный патруль, этот участковый. Нас причислили к группе социального риска, незащищённым слоям населения, ведь тут живут инвалид первой группы, парень с сомнительной ориентацией и несовершеннолетний. Опека так и ждёт, как бы Андрея в приют забрать. А мне приходится терпеть и зарабатывать, поддерживать дом в порядке, одевать и обувать, чтобы им не к чему было придраться. Но если они узнают, что к нам стала наведываться полиция…

Кириллу нечего было ответить. Смог только кивнуть. О подобном надзоре компетентных служб он тоже раньше не подозревал. Андрея могут отобрать, поместить в приют – ужас какой! Вспомнились слова участкового про несовершеннолетнего, геев и статьи. Но он не стал рассказывать о них Егору. Если Егор разрешил ему поселиться у них дома, значит, опасности совместное проживание не несёт. И всё же – как страшно жить на свете, когда у тебя нет отца-депутата, когда ты один на один с миром. Нет, теперь не один, теперь их двое. Они будут осторожны, очень осторожны.

Калякин кивнул, теребя рукой лежавшую на плече прядь Егора.

– Я всё понимаю. Понял уже давно, не дурак. Извини, что так вышло сегодня.

– Я рад, что всё обошлось. У участковых такая работа – реагировать на заявления жителей. Не ввязывайся больше ни во что, ладно?

– Естественно! Но ту коноплю мне ещё долго припоминать будут, – хмыкнул Кирилл. Стоять, обнявшись, объясняясь, понимая друг друга, было так замечательно! Высшее счастье на земле!

На нос упала капля. Потом на щеку. Потом на взлохмаченные волосы Егора. Из калитки со стороны огорода появился Андрей, наверно, проскочил туда, когда Кирилл сидел в туалете. На этот раз он тащил ведро красных и жёлтых помидоров. Увидел брата и его парня, обнимающихся под усиливающимся дождём, сделал круглые разгневанные глаза:

– Вы чего стоите? Бегите в дом! Кир, ты сено убрал? Егор, принесёшь перец? Я его собрал и там оставил, рядом с парником…

Кирилл отскочил от Егора как ужаленный.

– Блять, сено! Забыл! Сейчас уберу!

Дождь уже зарядил нитями. К счастью, был тёплым. Футболки, штаны, волосы стали намокать. В небе сверкнула молния, за ней последовал грохочущий раскат.

– Поздно таскать траву! – поймал за руку мечущегося Калякина Егор. – Ничего, что она в багажнике останется?

– Ничего! – перекрикивая следующий удар грома, проорал Кирилл.

– Тогда накрой багажник плёнкой. Плёнка в том сарае. – Егор указал на сарай, и Кирилл сразу погнал туда. Он уже весь вымок, но эйфория от не случившейся ссоры давала адреналин. В тёмном, без окон, затхлом сарае, распахнув настежь дверь, Кирилл быстро нашёл свёрнутый в несколько раз кусок полиэтиленовой плёнки, каким накрывают парники. Потемневший, грязноватый, видимо, многократно использованный, он лежал на металлической бочке, накрытой широкой доской. Схватив свёрток, Калякин снова выбежал в дождь. Егор спешил с огорода с ведром зеленовато-жёлтого перца. Нёс его не тяжело, как брат, а словно пустое. Он был весь мокрым, прилизанным, как сегодня на речке, только там он был голым, а здесь футболка и трико облепили стройный торс и тощие коленки. На земле образовались лужи, и ноги в шлёпках погружались в воду.

Кирилл не мог взгляда от него оторвать, точно ему не лились за шиворот тёплые потоки. Вспоминал, как ненавидел этого деревенского пидорка и как отчаянно хотел его.

– Кирилл, не стой!

– Да-да, иду! – сказал Калякин и, обогнав, открыл перед Рахмановым калитку в передний двор, коварно оскалился, когда тот проходил в сантиметрах от него, немного наклонился к его уху: – А ведь это ты сдал меня ментам, Егор.

Егор непонимающе повернулся.

– Может, поиграем об этом в ролевые игры? – тут же с невинным видом добавил Кирилл. – Преступник и добропорядочный гражданин…

Егор ничего на это не ответил, но улыбнулся шутке и напомнил:

– Сено намокнет.

– Уже лечу! – отрапортовал Кирилл и ринулся на улицу, по пути замечая, что кто-то из братьев накрыл большим брезентом мотоцикл. Плёнку он разворачивал на ходу. Перед домом к этому времени образовалось маленькое озеро, кончики травинок торчали из воды, по ним били тугие крупные капли. Землю раскиселило, превратило в скользкую грязь. Кирилл не глядя шлёпал по лужам, только пригнул голову, чтобы дождь не хлестал в лицо. Здесь, на улице, он заметил шум – монотонный шум льющегося дождя, шелест капель в листве – и тишину всего остального мира: ни птиц, ни лягушек, ни собак. А ещё от намокшей травы и пыли исходил вкусный запах озона.

Раскинутая поверх багажника плёнка мгновенно прилипла к эмалированному металлу, но Кирилл положил сверху ещё найденные на обочине камни, чтобы не улетела от порывов ветра. Края плёнки свешивались почти до земли, высовывающаяся из багажника трава теперь не должна была пострадать. Правда, она уже давно намокла. Намокла ли та, что находилась внутри, они посмотрят завтра.

Закончив пристраивать камни, Кирилл выпрямился, посмотрел на дом, на деревню, вдруг ставшую такой чистой, что, казалось, старая краска на стенах, крышах, заборах сделалась ярче. Красиво. Радостно. Как в детстве.

Кирилл себя не узнавал: дождь вымочил его до нитки, заливает глаза, стучит по макушке, плечам и спине, а он не злится, а порхает аки пчела и чувствует невероятное воодушевление, лёгкость. Вот что любовь с людьми делает! Какое счастье, что Егор его понял. Егор – золото!

Гроза давно сместилась к северу. Дождь стал тише и холоднее. На юге и западе виднелась полоска голубого неба. Кирилл, стряхивая, подобно собаке, воду с волос, пошёл всё-таки в дом.

50

Наступил вечер, и Кирилл втайне надеялся, что Егор не пойдёт к банкирше, учитывая дневное происшествие. Дождь почти закончился: лил мелко, а на западе оранжево-розовыми лучами светило умытое солнце. Мама Галя смотрела телевизор, а они втроём под яркой лампочкой в простецком стеклянном абажуре сидели на кухне. Егор готовил суп, потом занялся консервированием огурцов: мыл содой двухлитровые банки, готовил маринад со специями. Андрей и Кирилл помогали по мелочи – чистили морковку и картошку, полоскали в маленьком пластмассовом тазу огурцы, раскладывали их по банкам, добавляли чеснок, эстрагон, смородиновые листочки и кружочки моркови. Было весело. По кухне плыли щекочущие обонятельные рецепторы запахи картофельной похлёбки и пряностей.

– Всё, теперь я сам, – сказал Егор, разгоняя помощников по местам. Взял прокипячённые жестяные крышки золотистого цвета и устройство с чёрной пластмассовой ручкой, которое называлось «закаткой» или «закруткой». Положил их на кухонный стол и с половником повернулся к кастрюле с кипевшим на медленном огне маринадом. Зачерпнул и осторожно, высунув от усердия язык, стал наливать в ближайшую банку. Стеклянные стенки мигом запотели.

Кирилл и Андрей опустились позади него на стулья у обеденного стола.

– Чем займёмся? – глядя в покрытое рябью мокрых дорожек окно, спросил малец.– Чаю попьём?

– Плита занята, – кивнул на просившего не мешать повара и холодный чайник Кирилл. Прикинул, чем ещё заняться, и в голову пришла отличная мысль. – А фотографии у вас есть? Фотоальбом?

– Альбом? Есть! Сейчас притащу! – загорелся интересом Андрейка и рванул со стула через прихожую прямиком в горницу. Чуть сместившись, чтобы видеть через расположенные друг напротив друга дверные проёмы, Кирилл заметил, как пацан юркнул в их с братом спаленку. Спустя пару минут он вынырнул оттуда с двумя альбомами в руках и ещё через мгновение приземлился на стул, а альбомы плюхнул на стол.

– Вот.

Егор ничего на их забаву не сказал, даже не повернулся – он закатывал банку. Механизм издавал металлическо-шуршащие звуки. Огурцы уже начали менять цвет с зелёного на буро-болотный.

Один альбом был современным, с прозрачной обложкой поверх цветной картинки, изображающей водопад в тропических зарослях. Маленького формата – по одной фотографии на странице. Другой явно купили в советские времена. Снимки тогда ещё не помещали под специальную плёнку, а приклеивали «уголочками» или вкладывали между страниц. У бабушек Кирилла имелись такие.

Он начал с современного, подозревая, что Виталика надо искать именно в нём. На первой фотографии были парадно одетые Егор и Андрей на фоне двухэтажного панельного здания и других людей.

– Это мой первый звонок, – пояснил Андрей. – После линейки нас мамка фотографировала. А это наша школа, только сейчас на ней крышу другую сделали, та протекала.

Фотография была нечёткой, с датой в углу. Наверняка на обратной стороне идёт надпись «Кодак» или «Коника». Такие раньше печатали в салонах с плёночных фотоаппаратов. Но это было сто лет назад. Вернее, если судить по дате – почти шесть лет назад.