Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 55 страниц)
– Кир, привет! – радостно, как никогда, поздоровался Егор. – Отучился?
– Да, – трясущимися губами выговорил Кирилл.
– Кир, спасибо тебе, конечно, но зачем ты велосипед купил? Он же дорогой. И мне не сказал.
Мать мимикой напоминала гневного орангутанга. Отец нетерпеливо дёрнул губами. Кирилл сглотнул. Смартфон задрожал в руке.
– Егор… послушай. Я… Мы не должны больше встречаться. Я никогда не любил тебя.
Мать одобрительно кивнула. Егор замолчал. Один господь ведает, что творилось в этот момент у него в душе.
– Деньги тебе перечислят за лечение, не беспокойся. Не ищи меня, забудь. – Кирилл сознавал, что блефует, но от этого боли и признания собственного ничтожества меньше не становилось, горло едва издавало звуки. И вдруг его осенило. – Я никогда не буду любить тебя, даже под дулом пистолета! Под дулом пистолета, ты понял? – Он закричал эти слова, надеясь, что Рахманов вспомнит, расшифрует их пароль – пароль наоборот. – Ты понял, Егор? Я даже под дулом пистолета не буду любить тебя!
Егор что-то сказал, но отец вырвал у Кирилла мобильный и кинул на стол. Шутки кончились. Кирилл не услышал жизненно важных слов. Возможно, и к лучшему: вдруг Егор его не понял. Блять, всё равно он стал предателем. Обещал не предавать и… предал. Сука!
Институты и студенты
86
Кирилл лежал лицом в подушку. Слёз не было, и он об этом жалел: на сухую выть от боли ужасно. Жестоко. Невыносимо. Силы отсутствовали. Желание жить, двигаться, просто шевелиться – тоже. Вчера Егор улетел. Сел в самолёт с мамой Галей и отправился в Израиль. Уже приземлился там и прибыл в клинику. Кирилл ничего этого не знал, только предполагал. Не знал, во сколько самолёт и как в нём разместят парализованного инвалида, не знал, сколько нервов понадобилось Рахмановым, чтобы организовать поездку в Москву, разобраться в лабиринтах международного аэропорта. Все эти две недели родители пасли его круглосуточно, следили за каждым шагом, проверяли историю браузера, запрашивая данные у провайдера, брали распечатки телефонных звонков. Но вчера было четырнадцатое число, вечером церберы впервые отдали ключи от машины и разрешили переночевать в своей квартире – это значило, что экстренная опасность для них миновала, Егор улетел: уж они-то удостоверились в этом наверняка.
Запах с подушки выветрился, но бельё всё равно неуловимо пахло Егором – шампунем, гелем для душа, парфюмерной водой, потом. Или Кирилл выдавал желаемое за действительное. Душу жгло, жгло глаза. Тяжеленным прессом придавливало к кровати, к самой земле – на улице, в доме, в институте, в машине, везде – словно само небо сплющивало тебя в лепёшку, размазывало по асфальту, мешая дышать.
Кирилл пытался протестовать. Демонстративно отказывался есть, закрывшись в комнате, хлестал пиво – оно не помогало забыться, а только усиливало тоску, да к тому же отвыкший желудок заболел. Пропускал пары – на это тоже закрывали глаза как родители, так деканат: на четвёртом курсе даже ботаны пропускают пары. В группе его игнорировали, Пашка, Никита и другие придурки смеялись над ним издалека. Кириллу было насрать. На всё насрать. Он думал о Егоре.
Думал по-всякому. Прежде всего тем, что не искал способа связаться с ним и таким образом подставить, лишить денег. Рахмановым нужны эти деньги, Кирилл каждую минуту напоминал себе об этом и удерживался от опрометчивых поступков. Мысленно просил у Егора прощения, объяснял ему ситуацию, сотни раз рассказывал и пересказывал, как его вынудили позвонить и предать, спрашивал совета, клялся в любви. Егор в его грёзах всё понимал, прощал, улыбался и говорил, что всё нормально. Реальный Егор поступал, конечно, так же, только уверял, что всё хорошо, не его, а мать и брата. Не стоило сомневаться, что Егор рассказал им об очередном сбежавшем парне, а может быть они и сами догадались по его лицу и состоянию и тактично не задавали вопросов. Может быть, исподволь подбадривали его, акцентируя на новой цели жить дальше. Кирилл как наяву видел улыбающегося, делающего вид, что он в полном порядке, Егора, скрывающего свою боль, борющегося с депрессией. Егор сильный, найдёт силы простить и жить дальше, идти вперёд к цели, лечить маму. Но, сука, как же Кирилл ненавидел себя за его испорченную мечту! Егору сейчас положено светиться от радости, а вместо этого он еле передвигает ноги и выкарабкивается из серой мглы.
Быть может, Егору всё равно? Или он счастлив, что навязчивый быдло-мажор наконец отвалил, оставив деньги?
Кирилл чувствовал, что это не так. Их любовь была настоящей, взаимной.
Не была, а есть, поправил он. Есть. И поэтому надо вставать и ехать в институт – будильник давно прозвенел.
Калякин вдохнул ещё раз прелую смесь сырости и парфюмерной отдушки, сел, отмечая, что постельное бельё давно пора бы поменять, только этого делать не собирался. Наверно, все месяцы до возвращения Егора так и проспит на нём.
– Егор, Егор, что же ты ответил? – спросил он вслух, чтобы разогнать томительную тишину. Часто задавал этот вопрос – в пустоту, в тишину, как сейчас, в глубины своего подсознания. Ему необходимо было знать, подействовал пароль или нет, смягчил ли гнусный удар. Но Кирилл не знал ничего: ни как прошли эти две недели для Егора, ни с кем остался Андрей, ни продана ли корова, ни в каком городе находится клиника. Ничего. Неизвестность чёрной воронкой инферно кружила над ним.
В квартире было зябко, градусов восемнадцать. Кирилл поднял с пола брошенные ночью джинсы, влез в мятые холодные штанины и только потом встал, натянул джинсы на задницу. Не застёгивая их, ёжась от холода, потопал в туалет. Утренний стояк был вялым и уже опал. Все дальнейшие действия шли по одному сценарию – почистить зубы, умыться, одеться, засунуть что-нибудь в желудок, выйти из квартиры, проехать пять остановок, пройти триста метров, отсидеть несколько утомительно скучных пар.
Вытирая лицо полотенцем, которое тоже пахло Егором, глядя в забрызганное каплями зеркало, Кирилл подумал, что сегодня точно сорвётся. Пропустит сраный институт. Завалится в клуб, напьётся, подерётся с кем-нибудь. Выплеснет негатив. И пусть его загребут в ментовку – вот будет родакам сюрприз! Получите, суки! Вы этого хотели, блять?! Вот вам нормальная жизнь!
Кирилл отвёл глаза от своего загорелого на огородном солнце отражения, повесил полотенце на крючок, задумчиво расправил края. О том, что сорвётся, он думал каждое утро, каждый день, каждый вечер и каждую ночь. Но пока не сорвался. Мало того, на прошлой неделе перестал пропускать лекции. Ну, почти. Кроме первых пар. И всего один раз последние. Первые он просыпал, на последних, на которые раньше всегда забивал, сидел, потому что делать больше было нечего. Нормальных друзей в принципе не существовало, от вида любых людей тошнило, клубы, как рыбья кость, стояли поперёк горла, дом с кружащими, как вороньё, предками вызывал единственное желание – взять верёвку, залезть на табурет и удавиться. Лучше монотонные лекции, чем находиться под одной крышей с двумя тупыми бездушными мразями, сделавшими разлуку с любимым человеком до невыносимости болезненной.
Он даже институтскую библиотеку два раза посещал, чтобы попозже прийти домой.
Кирилл снова посмотрел в зеркало. Нет, он не стал бледной тенью самого себя. И постарается не стать ею в дальнейшем. Пошёл обратный отсчёт. Егор улетел, и значит, с каждым днём его возвращение ближе. Переждёт, перетерпит, попляшет под чужую дудку. Три-четыре месяца. Потом операция будет сделана, реабилитация пройдена, деньги перечислены и… всё, пошли на хуй!
Вымолит у Егора прощение, объяснит, как есть, ни слова не соврёт. И с хорошей успеваемостью по предметам это сделать будет проще. Привести зачётку, как доказательство любви.
Только этой мыслью Кирилл заставил себя выйти из ванной комнаты и продолжить сборы на занятия. Он и не заметил, как окончательно продрог.
Едва с рюкзаком на плече Калякин вышел в подъезд и вставил ключ в замочную скважину, в кармане джинсов зазвонил мобильный. Кирилл вытащил его, посмотрел на фото звонящего и молча приставил к уху.
– Кирилл! – Мать никогда не умела произносить его имя мягко, с любовью. Имя словно выкрикивал баклан.
Он не ответил. Повернул ключ и поскакал вниз по лестнице, поздно вспомнив про лифт. К лучшему: быстрый бег, однообразные движения ногами – раз-два, раз-два – успокаивали.
Мать не ждала ответа. По телефону он её давно уже только слушал. Да и не только по телефону.
– Кирилл, ты проснулся? Скоро восемь утра. Первой парой у тебя сегодня мировая экономика.
Кирилл доскакал до первого этажа, вылетел в дверь. Она, закрываясь, громко хлопнула – пневматический доводчик сломался. Звук получился ужасным.
– Что это? – уловила мать.
Молчание. Кирилл шёл к машине, оставленной под кустами пожелтевшей сирени. Природа увядала, особенно набрала темпы с приходом холодов.
В трубку полились и другие уличные звуки. Мать улавливала их, как радиолокационная станция ПВО.
– Ты из дома вышел? Хорошо. За рулём будь внимателен, не спеши. К первой паре успеешь. После уроков приезжай на обед, я пиццу испеку. Сегодня у…
Кирилл убрал телефон в карман, снял машину с сигнализации, открыл центральный замок, бросил на заднее сиденье рюкзак. Вот вроде мать не совсем конченая стерва, печётся о его безопасности и сытости, только зачем бездушно это делает? Похоже, словно с куклой играется – накормить, напоить, в игрушечную кроватку спать уложить. Задумывалась ли она когда-нибудь, какой человек её сын, что у него в голове, что в сердце? Задумывалась, конечно! Когда пилила за пьянки, прогулы, непотребный образ жизни. Когда с пеной у рта предупреждала, чтобы он тщательнее выбирал девок, не трахался с алчными шлюхами и не дай боже спьяну не заделал какой-нибудь тупой сучке ребёнка. Насчёт последнего Кирилл был с ней согласен, хоть всегда томно вздыхал при этих вдалбливаниях и закатывал глаза, ни одну сучку он не любил и не собирался в девятнадцать-двадцать лет вешать на шею пэмээсную бабу и с утра до ночи орущую личинку.
Но с Егором другая ситуация! Другая – не оттого, что у Егора не бывает месячных и он не может залететь, другая – потому что он любит Егора! Любит впервые! По-настоящему! Неужели мать с отцом этого не видят?
«Возможно они этого боятся?» – шепнул внутренний голос. Калякин поморщился: да чего там бояться? Радоваться надо!
Вся ситуация была сложной. Хоть думай над ней каждый день, хоть не думай. Тем более, когда ты не силён в этом, не можешь охватить всю картину разом, сплести причинно-следственные связи.
Осенний холод пробирал до костей. Кирилл осмотрел почти безлюдный уныло-жёлтый двор и поторопил себя: если он действительно любит Егора, пора двигать в институт и там учиться, учиться и ещё раз учиться.
На первую пару он уже опоздал. Доехав до своего корпуса, посидел в машине, наблюдая за такими же заспанными раздолбаями, плетущимися ко второй, затем прошёлся к курилке, посмотрел, кто ошивается там. С несколькими пацанами поздоровался. Они машинально кивали в ответ, а за спиной шушукались. Пидору никто не подавал руки. Кирилл мысленно слал их на хуй. Не верил, что во всём вузе больше нет ни одного голубого. Вот в институте Егора был, даже на его курсе.
Кирилл остановился.
Как это он раньше об этом не подумал?
Слишком был занят сегодняшними страданиями и забыл про прошлые муки.
Виталик. Теперь этот пидористический уёбок приехал из своей вшивой деревни и ходит на учёбу! О! Как Кирилл мечтал ему накостылять!
Да! Да! Это идея!
Кирилл злорадно улыбнулся и зашагал к входным дверям. Хоть что-то хорошее наметилось в скучном промозглом дне. Допрыгался ботан, скоро придёт расплата за шрамы на сердце Егора, за панцирь, в который оно одето, за то, что к сердцу этому пришлось пробиваться с титаническими усилиями, за недоверие, навсегда поселившееся в израненной душе селянина. За то, что был первым у Егора. За то, что Егор его любил. За всё.
В большом гулком холле было теплее. Вахтёрша растолковывала какому-то салабону, что звонок с первой пары дадут через десять минут. Пристроившись на стуле за колонной, Калякин расстегнул куртку и влез в интернет, на официальном сайте правительственного вуза нашёл расписание пятого курса юрфака. Групп было четыре, в какой из них учился Егор, он не знал, однако, по счастью, пары у всех юристов заканчивались одновременно – в четырнадцать двадцать, а у самого Кирилла – на десять минут раньше. Ясное дело, ждать конца четвёртой пары, чтобы лететь потом сломя голову, он не будет, уйдёт раньше. Кому нужна экономика зарубежных стран, если в своей по швам трещит?
Разрывая барабанные перепонки, прозвенел звонок, в ту же секунду холл наводнился людьми и голосами. Кирилл, закинув на плечо тощий рюкзак, отправился искать аудиторию. Встретил ребят из своей группы, но поздоровались только два затюканных ботана, которые всегда остерегались с ним ссориться. Насрать на всех.
В толпе прогульщиков он протиснулся в открытую створку двойной двери, молча поднялся к предпоследним столам, сел. Его будто не замечали. Совсем игнорировать не могли, задирать не смели, но вокруг обязательно образовывался вакуум, одногруппники рассасывались перед ним, как перед неприкасаемым. По хую. Все они ущербные. Калеки, с ампутированной толерантностью. Не умеющие любить и сострадать эгоисты. Пираньи. Позор поколения. Зеркало современного общества. Кириллу было их жалко. Влюбившись в Егора, он прозрел.
Прозрел, но вот как одолеть «Налоги и налоговую систему» не понял. Скучнейшая пара.
87
Институт государственного управления и права находился почти в центре города, занимал всего одно шестиэтажное здание, выстроенное буквой «Г». Дворовой территории из-за очень дорогой и дефицитной земли в этом востребованном районе он почти не имел. Три клумбы, беседка, замысловатый мраморный памятник букве закона, маленькая парковка – вот, пожалуй, и всё. С размерами парковки явно вышла промашка, потому что учились здесь люди небедные, да и преподаватели жили не только на зарплату, однако их «Инфинити», «Мерседесы» и «Порше» были брошены на обочинах и в дворах ближайших жилых домов. Кирилл тоже едва нашёл клочок земли, чтобы припарковаться.
Плана действий у него не было. Фамилии Виталика он не знал. Обладал о нём весьма скудной информацией. Лицо с фотографии отпечаталось в памяти, но с момента съёмки прошло больше трёх лет, сучок мог сильно измениться – отрастить бороду, например, или облысеть. Впрочем, на той фотографии Виталик был в зимней шапке. Надеясь, что язык до Киева доведёт, Кирилл зашёл в распахнутые ворота института. На его часах было четырнадцать ноль-ноль.
На порожках у центрального входа в серо-бордовое внушительное здание, вдоль стен, вокруг скульптуры, на дорожках кучковались студенты. Хоть правительственный вуз, хоть задрипанная пэтэушка – эта братия везде была одинакова в нежелании пылиться на лекциях. Кирилл прошёлся вперёд-назад, всматриваясь в лица парней постарше, но похожего на фотографию не нашёл. Приятели у него отсюда были, но именно, что приятели – бухали пару раз вместе, здоровались раз в пятилетку, называли по кликухам, телефонов и контактов друг друга не имели.
Кирилл направился к курилке – по опыту знал, что там самые разговорчивые пацаны, всегда готовые помочь собрату.
Пятачок с табличкой «Место для курения» и тремя урнами располагался у торца здания. Там толклись человек пятнадцать и точно не первокурсников.
– Здорово, пацаны! – Кирилл пристроился к одной группке из пяти негламурных парней, для антуража достал сигарету из купленной по дороге пачки. – Огоньку не найдётся?
Грузный парень в кожанке протянул ему зажигалку с колеблющимся на ветру слабым огоньком. Кирилл прикурил. Вдохнул дым и едва не закашлялся. По горлу заскребли наждаком. Глаза налились кровью, заслезились.
– Спасибо, – давясь дымом, кивнул он и оправдался: – Ебаная простуда! В сентябре и такая холодина!
На него выжидательно смотрели. Кирилл не стал тянуть. Сигарету он опустил, чтобы вновь не привыкнуть.
– Пацаны, тут дело такое… Есть из вас кто-нибудь с пятого курса? С юрфака желательно…
– А чего надо? – спросил уже другой парень, по виду спортсмен, в чёрной бейсболке и с абстрактной синей татуировкой на шее. Неласково спросил, правда, и без лишнего пафоса, всего лишь с недоверием к чужаку и прощупыванием слабых мест. Ну да, здесь же все блатные, но и он не промах.
– Да так, чувачка одного ищу. – Кирилл решил всё же не нарываться, раз уж наткнулся на знающих людей. – Зовут Виталием, фамилии не знаю. Знаю, что юрист и что на пятом курсе.
Компания разразилась смешками и переглядыванием, подобрела.
– А чего конкретнее нет? – спросил тот же, в бейсболке. – Только я там, блять, пятерых Виталиков знаю, а их там, блять, раза в три больше.
– Он вроде как деревенский.
Пацаны, дымя, как паровозы, покачали коротко стриженными головами.
– Глаза голубые или серые, брови чёрные, почти сросшиеся…
– Ты нам фоторобот что ли составляешь? – они засмеялись. Группка заметно увеличилась. Новоприбывшие спрашивали у «старожилов», что за шняга тут происходит, прислушивались, называли друг другу разных Виталиков.
– Да какой, на хуй, фоторобот? – делано обиделся Кирилл, выкинул в урну истлевшую сигарету, озадаченно почесал за ухом. – Помощи у вас, блять, прошу! В долгу не останусь! Проставлюсь!
– А, ну это другое дело. Давай ещё что-нибудь вспоминай, поможем, чем можем.
– Говорят, он пидор, – назвал последнюю примету Кирилл. Студенты переглянулись, заухмылялись пуще прежнего, и Калякин с облегчением понял, что попал в точку: вероятно, пидорасы тут тоже были наперечёт и на особом счету.
– А, пидор! – протянул кто-то над ухом.
– Так бы и сказал! – упрекнул тот, что давал огоньку.
– Пидора Виталика все знают, – сообщил главный собеседник в бейсболке. – А за хером он тебе нужен?
– А ты сам не пидор ли часом? – с ехидцей влез третий из «старожилов», высокий плечистый атлет со свисающими из-под воротника куртки наушниками-таблетками. Все захохотали.
– А в рожу получить не хочешь? – немедленно огрызнулся Кирилл, тоже с ехидцей. Все вопросы и насмешки сразу отпали, в нём признали натурала и нормального пацана. Посмеялись уже над задавшим дурацкий вопрос. – Так где мне найти Виталика? Он ещё не свалил домой?
– Хер его ведает, – озадаченно проговорил спортсмен, обернулся к своим: – Пацаны, вы не видали? – Похоже, он был тут лидером.
Пацаны замотали головами, несколько добавили к этому ответу нестройное «нет».
– Да кто за этим чмом смотрит? – пожал плечами спортсмен. – А! Погоди! – Он повернулся, сделал пару шагов в сторону, кого-то высмотрел за углом здания. – Э! Денис! Да-да, ты! Подь сюды!
Прибежал симпатичный черноволосый парень с рюкзаком под мышкой.
– Чего? – спросил он и с любопытством пробежался по лицам. – Привет, мужики!
Его поприветствовали в ответ, два-три человека пожали руку. Кириллу казалось, что всё происходит адски долго и он опоздает, пропустит Виталика, даже если тот оттарабанил от звонка до звонка все четыре значившиеся в расписании пары.
– Голубец ведь с тобой учится?
– Ну да, – кивнул Денис и в его глазах разгорелось ещё большее любопытство. Он пялился на Калякина, безошибочно угадав в нём виновника загадочных вопросов.
– А где он сейчас?
– А я его мамка что ль? На жилищное право вроде оставался. – Денис посмотрел на часы на руке. – О, оно только что закончилось. Значит… значит, сейчас в общагу попрётся. Если в столовую жрать не пойдёт. А зачем нужен-то? Ему? – Он кивком указал на Кирилла.
– Да, мне, – опережая других, ответил Калякин. – Покажешь его?
– Ну вообще-то… – сморщив смазливое лицо, замялся студент.
– Пятихатку дам, – быстро добавил Кирилл.
– Ты ещё нам должен, – напомнил лидер в бейсболке. – Мы тебе пидора нашли?..
– Ага, спасибо, пацаны. – Калякин без всяких возражений достал из заднего кармана джинсов свёрнутые вдвое банкноты разного номинала, развернул в тонкую стопку, вытащил зеленоватую тысячную, отдал. Студенты тут же набросились на неё, как галчата, с благодарными возгласами, одобрениями и планами, как потратить. Они хоть ездили на «Инфинити», но лишней копейкой не гнушались – Кирилл всё это сам проходил. Он вытащил ещё одну купюру, с Архангельском, помахал перед застывшим Денисом.
– Ну?
Денис загипнотизированно проследил за вихлянием розовой бумажки глазами, посмотрел на стопку денег в руке.
– Штука, – сообщил он. Остальные ребята уже отвалили, пошли покупать бухло.
– Уговорил, – сказал Кирилл и вытащил ещё одну пятисотенную, остальное запихнул в карман. Денег не было жалко. Деньги – грязь, родители ещё дадут, если уж хотят, чтобы сыночек вернулся к прежнему образу жизни. Не терпелось увидеть Виталика.
– Потопали. – Денис надел рюкзак за спину и повёл к центральному входу. Кирилл не отставал.
Они встали у самых порожек. Из дверей выходили и выходили студенты, спускались, обтекали их, кто-то останавливался, образовывал кучки, кто-то шёл дальше к улице. Парней было больше, чем девчонок. Все кутались в куртки, проклинали холод. У многих, особенно у красивых тёлочек в мини-юбках, от курток было только название. В погоне за модой эти дуры не берегли здоровье, да ещё и колготки тёплые не надевали. Но что врать, Кирилл всегда заглядывался только на таких модниц, бабы в шерстяных свитерах удостаивались только насмешек.
Сейчас он ловил лица только парней, подходящих по возрасту к Виталюше. Денис, заложив большие пальцы за лямки рюкзака, тоже смотрел, чуть задрав голову вверх, к дверям. Пока молчал.
– Ты Егора помнишь? – спросил Кирилл. – Он с вами на первом курсе учился.
– Какого Егора? – не поворачивая голову, уточнил Денис. – Фамилия как?
– Рахманов Егор. Черноволосый такой, ростом с меня примерно, худой. Отличником был и ушёл со второго курса. Мать у него заболела.
– А, этот! Да, был такой. У нас человек восемь отчислили.
– Егора не отчисляли, – подчеркнул Кирилл. – Он по семейным обстоятельствам ушёл.
– Ну, мне как-то без разницы, я с ним особо не общался. У меня своя компания была, у него своя.
– А кто был в его компании?
– Голубец, по-моему, и был.
– Голубец – это?.. – уточнил Кирилл. – Не фамилия же?
– Ну, голубой – голубец. Ты же вроде знаешь, что он голубой? – Денис впервые посмотрел на Кирилла и продолжил, не требуя ответа. – Приятелю твоему повезло, что отчислили, а то бы Голубец и его соблазнил.
– Повезло, – для виду согласился Кирилл, отмечая новую информацию: про ориентацию Егора в его группе не знали. Если бы знали, тоже бы затравили. Тихоня, нищий, без блата, да ещё голубой – идеальная жертва. Но то, что Виталика его однокурсники не любят, радовало безмерно. Так ему, уроду, и надо.
– Вот он! – воскликнул Денис. Кирилл встрепенулся и сразу узнал соперника. С первого курса, когда его сфотографировал Егор, он сильно изменился. Овальное лицо утратило детскость, стало более мужским. Брови разрослись ещё гуще, соединились на переносице. Исчезли прыщи, но появились щетинистые усики над тонкими бледными губами. Пористый нос был в угрях – это было видно даже с большого расстояния. Тёмно-каштановые волосы топорщились на макушке. При всём при этом его нельзя было назвать отвратительным до блевоты, хотя Кириллу именно такой вывод сделать и хотелось. Роста Виталик был высокого, достаточно складного телосложения, только пользоваться своим телом не научился – сутулился и точно гусь вытягивал голову, прежде чем спустить ногу на очередную ступеньку.
Прежним осталось лишь выражение физиономии – неглупое, но чванливое. Такое бывает у тупых уродов, которых чмырят на каждом шагу, но они не пытаются как-то исправиться или хотя бы обходить стороной, нет, они не понимают, за что их ненавидят, и будто специально нарываются на оскорбления и насмешки, проповедуют свою тупую мораль, а в компании ещё более забитых, но вовсе не тупых людей гнут пальцы веером и доказывают, что все вокруг, кроме них самих, мрази. Эти чванливые говнюки в сто раз хуже быдла. Кирилл подозревал, что чмо Виталик видел в Егоре только способ самоутвердиться, а наивный Егор любил…
Любил в первый раз. Хуже того – осознал свою гейскую сущность, глядя на это человеческое дерьмо. Егор, который отлично разбирается в людях. Как в сём экземпляре он не разглядел предателя?
Кирилл боялся, что сам ошибся, и на поверку Виталик окажется интересным человеком.
– Э! Голубец! – крикнул Денис. Виталик повернулся, чуть комично не пропустив порог.
– Не надо! – поздно шикнул Кирилл. У него были другие планы.
– Что? – тормозя на твёрдой земле, осведомился Виталик, вознамерился подойти.
– Ничего-ничего, – отреагировал Денис, махнул пальцами, будто барин холопу: – Иди.
Виталик пошёл. Кирилл несколько секунд провожал его взглядом – прямо по асфальтированной дорожке, направо по улице вдоль припаркованных автомобилей.
– У него есть машина? – спохватился Кирилл, испугавшись, что добыча уйдёт, а точнее, уедет.
– Откуда? – пожал плечами Денис. – С тебя штука, братан.
Кирилл отдал деньги, которые всё это время зажимал в пальцах. Не деньги его заботили.
– Спасибо, – бросил он и заспешил за Виталиком. Отсутствие машины упрощало задачу.
Виталик, ничего не подозревая, шёл по прямой, крутил головой, один раз доставал телефон и смотрел в него. Прятал озябшие кисти в карманы серой дутой куртки. Через плечо висела матерчатая сумка, при ходьбе била о бедро. Сутулость не исчезла.
Кирилл вёл его целый квартал, пока не заприметил впереди подходящий двор переделанного под офисы, увешенного рекламой трехэтажного старинного здания. Он не знал этот двор, никогда не был там, но здание было неухоженным, из распахнутых ржавых металлических ворот торчали ветки американского клёна. По этим признакам Кирилл предположил, что двор заброшен, народ мельтешить там не будет.
Он ускорил шаг, свернул чуть раньше к узкой и тоже ржавой калитке в соседний более живой двор. На глазах у двух бабусь бросился бежать, огибая нужное здание. К счастью, проход между дворами имелся, пришлось лишь перепрыгнуть остатки кирпичного забора дореволюционной кладки, с обеих сторон замусоренного и воняющего мочой.
Кирилл успел добежать до ворот раньше, чем к ним подошёл Виталик. От бешеных легкоатлетических и гимнастических упражнений тело вспотело, появилась одышка, в боку закололо. Но не до упрёков себя в необходимости чаще тренироваться сейчас. Он надеялся, что выглядит устрашающе. Что-что, а в запугивании очкариков, измывательствах, унижениях у него опыт имелся первоклассный.
Кирилл высунулся в ворота в момент, когда к ним приближался Виталик. Окружавшие голубого мальчика пешеходы спешили по своим делам, не суя нос в чужие. Холод гнал всех под крышу.
– Виталик? – спросил Кирилл, нацелив на него взгляд такой острый, что и ножа в рукаве не надо. Действовал нагло. Погружённый в мысли, прятавший голову в плечи Голубец подпрыгнул, повернулся, разинув рот, а потом признал в Калякине парня, несколько минут стоявшего у института вместе с Денисом.
– Иди сюда, Виталик, – поманил Кирилл и отступил, показывая дорогу, под тень американского клёна. Виталик, как баран, поплёлся за ним. Только переступил черту двора, Калякин схватил его сзади за короткую шею и приложил щекой о холодную мерзкую стену здания. Ворота загораживали их от прохожих.
– Охерел? – завопил Виталик. Забрыкался.
Кирилл оторвал его от стены и приложил ещё раз, теперь лбом. Снова приплющил щекой.
– Сейчас ты у меня охереешь, Виталик. Как же я тебя ненавижу, урод! Сука педерастическая! Тварь тупая!
– Что я тебе сделал? – Виталик задрожал не только от холода. Попытался вывернуть голову, но получилось только скосить глаза. – Я тебя не знаю!
– Мне ты ничего не сделал, уёбок! – Кирилл рывком развернул его и толкнул на стенку спиной. Приблизил лицо нос к носу. – Ты сделал Егору! Сука! – Кирилл пнул его носком ботинка по голени. Глаза Виталика были круглыми, перепуганными. На лице висели хлопья стеновой побелки.
– Какого Егора? – рыпаясь отползти, пролепетал он тонкими уродскими губами.
– Не помнишь, сука? Рахманова Егора! Бросил его и забыл? А я напомню! – Кирилл замахнулся отвесить тумака, но Виталик вдруг выпрямился, хоть и прижимался к стенке, взгляд стал яснее.
– Рахманов уехал! Это было давно! У него мать парализовало, и он уехал! Это три года назад было! Я его не видел с тех пор! Я не знаю, что с ним! Какое мне до него дело?
– Ты его бросил! В трудную минуту! – Кирилл схватил за грудки. Слюна летела с губ. – Когда он нуждался в помощи! Ты его бросил! Предал! Таких, как ты, тварь, мочить надо!
– Да отпусти ты меня! – Виталик неожиданно сильно оттолкнул его. – Что я этого Егора до пенсии нянчить должен? Он уехал. У него своя жизнь, у меня своя. Мог бы и не уезжать, раз я ему нужен. Три года прошло, ты врубаешься? У меня своя жизнь!
– Ты предал его, урод! – Кирилл крикнул, но не тронул, хотя кулаки чесались нещадно. – Ему нужна была поддержка! Он любил тебя! Такое чмо любил… – Он сплюнул Виталику под ноги.
– Я уговаривал его остаться, – посторонившись от плевка, сообщил Виталик. – Я же тоже без парня остался, другого пришлось искать… Сказать, какой их дефицит?
– Нет, ты точно тупой! – не выдержал Калякин. Замахнулся, но опять не ударил, а только пугнул. – Сравнил жопу с ручкой! Твои пиздострадания никому на хуй не нужны! Ты – никто! Ладно, а сейчас расскажи мне, как вы с Егором встречаться начали.
– Тебе зачем?
– Говори, пока морду тебе не разбил! – Кирилл хотел знать всё. Егор замалчивал, а вот у его бывшего можно выведать массу инфы.
Виталик съёжился. Одёрнул рукава, как бы раздумывая, но он боялся и на всё был согласен.
– Ну ладно. По-обычному начали встречаться… В одной группе учились. Смотрю, он симпатичный, не жлоб, вот и подсел к нему, то да сё… Потом гулять пошли. Ну, он тоже геем оказался, вот и начали встречаться.
– Кто кого трахал?
– Тебе зачем?
– Говори! – прорычал Кирилл. – Только не заливай, что только ты его трахал всё время.
– Ну не всё… По-разному… В первый раз я его – это не заливаю! Он девственником был, смущался, как целка, боялся всего. Потом начал учиться, смелее стал, тогда уже по-разному. В общем, он хорошо научился… – Невольная сальная улыбка расползлась во всё лицо Виталика. – Проблема была с хатой: негде было трахаться. То у него кантовались в общаге по выходным, когда никого нет, то у меня в комнате на квартире, пока хозяйка на работе. Один раз в кинотеатре было… последний сеанс, мы одни… Трахался Егор неплохо, минет делал… Только он какой-то… ну… странный был… правильный дюже. В село к себе потащил, с мамкой знакомил… Она тоже со странностями… Оно мне надо? Выбирать просто на тот момент не из кого было.
