Текст книги "Селянин (СИ)"
Автор книги: Altupi
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 55 страниц)
– Прости, Егор, не мог сегодня вернуться, – поникши проговорил Кирилл. – Не дали уехать. Предки у меня… ну, сам понимаешь… вылечить меня хотят. От любви к тебе, ага. Но эта болезнь неизлечима, Егор, не волнуйся. Наоборот, я ещё сильнее заболеваю. Я люблю тебя. Никогда и никого не любил, а тебя люблю, очень-очень.
Дверь распахнулась, за ней стояли, конечно, мама и папа. Как полиция нравов, выследившая аморального преступника. Как чекисты в тридцать седьмом. В спальню они не зашли, остановились в дверном проёме, заняв его целиком. Отец скрестил руки на груди, его взгляд говорил, что он не потерпит гомосятины в своём доме. Пока оба не вмешивались, наверно, ожидали, что сынок сам заткнётся, узрев их разгневанные физии. Не тут-то было – Кирилл класть хотел на них. Он лишь покосился сквозь густой мрак и продолжал без прерывания.
– Ты самый лучший, Егор. Мне повезло встретить тебя. Я горжусь тобой…
– За что мной гордиться? – усмехнулся неподозревающий о «прослушке» Рахманов.
– Много за что. За то, что ты особенный, не такой раздолбай, как я.
Егор совсем тихо, боясь нарушить покой близких, рассмеялся над его признаниями, словно над великой глупостью.
– Я честно… ну, не вру ведь! – уверил Кирилл, поглядывая на мать с отцом. – Люблю, когда ты смеёшься. Всю бы жизнь тебя смешил! Да так и будет – мы состаримся вместе! Два шизанутых, смеющихся деда!
Егор смеялся. Лежал, должно быть, обнажённый на своей половине кровати… или на его, прикрывался простынкой, а может, из-за жары просунул её между ног, закрывая только упругий живот. И приподнимал, конечно, бёдра. Маленькие ягодицы ёрзали по матрацу, рука трогала член и мошонку.
– Блять, Егор, ты смеёшься, лежишь, а у меня такие фантазии… Встаёт прямо сейчас… Хочу к тебе. Мне мало того, чем мы утром занимались, хочу добавки. Чтобы ты взял меня сзади и жёстко оттр…
Рука подлетевшего отца вырвала у Кирилла смартфон и с остервенением отбросила в сторону. Модный девайс описал в воздухе короткую дугу, с глухим хлопком впечатался в стену над изголовьем кровати и конструктором из пластмассово-металлических деталек, аккумулятора и микросхем посыпался вниз. Часть упала на деревянную планку, остальное соскочило на подушки.
– Блять! – взревел Кирилл, подскакивая на ноги. – Нахуя?!
Лицо отца было перекошено, правый глаз дёргался. Он поднял руку с оттопыренным указательным пальцем, собираясь что-то прорычать, да из искривлённого гневом рта брызнула только слюна, дар речи у него пропал. Папаша беспомощно потряс скрюченным пальцем перед его носом, резко развернулся на сто восемьдесят и размашисто покинул комнату, зыркнув на неподвижную и такую же онемевшую жену.
– А не надо было подслушивать! – всплеснув в досаде руками, заорал Кирилл и за неимением главного противника уставился на мать.
– Ты совсем распоясался, – сказала она.
– Да? А что вы от меня хотели? Мне что, любить запрещается? Я люблю Егора, когда вы это запомните? Под замок вы меня не посадите, башку не оторвёте! Я вас не боюсь!
– Ты нас неправильно понял, Кирилл.
– Да? И что не так?
– Мы тебе добра хотим.
Кириллу показалось, что его голова сейчас треснет как глиняный горшок и черепками брызнет на пол. У него дыхание от этой заявочки перехватило. Он стиснул зубы, чтобы сейчас выдать что-нибудь злое и насмешливое, но слов просто не находилось. И стоило ли их искать, если опять смысл вывернут наизнанку?
– Иди спать, мам! Иди уже наконец спать – поздно! – и он указал ей на дверь, в проёме которой она стояла. – Иди!
– Не прогоняй: это мой дом, – процедила она и, вопреки словам, развернулась и ушла. Торжествующе-обиженно ушла. Слава богам, что ушла. Кирилл бросился собирать запчасти смартфона. Корпус, аккумулятор… Экран не был повреждён, только по задней крышке ползла нехилая трещина – видимо, этой стороной смарт и шмякнулся о стену. Дебилы. Долбоёбы. Егор там, наверно, в недоумении…
Кирилл набрал его номер и прикрыл рот с микрофоном ладонью.
– Алло? – послышался совсем сонный слабый голос.
– Егор, прости… У меня тут небольшой пиздец вышел. Застукали меня за разговором, короче. Ты не обиделся?
– На что?
– Что я пропал со связи.
– Нет…
– Ладно… Слышу, ты спишь. Спокойной ночи.
– Спокойной. – Егор зевнул.
Кирилл тоже зевнул.
– Завтра позвоню. Пока.
Егор не ответил, в трубке повисла тишина, потом экран погас. На душе у Кирилла стало пусто и тоскливо. Он скинул с кровати покрывало, отодвинул гаджеты на край и свернулся калачиком, размышляя о важном и неважном.
65
Как ни странно, только Кирилл проспал всю ночь напролёт. Проснулся, правда, в половине шестого утра и лежал, обдумывая вчерашние события. Глаза уже не закрывались – он выспался за весь прошлый месяц и на неделю вперёд. В спальне даже при завешенных плотных шторах было достаточно светло, солнечные лучи проникали внутрь через любые возможные щели, день снова рождался ясный и жаркий. Мышцам требовалось движение, организм привык вставать с первыми петухами и что-нибудь делать, но чем можно заняться в благоустроенной квартире?
Оправдываясь этим, Кирилл лежал. Представлял, как Егор устроился на кровати, подложив под щёку скомканную подушку, и сладко спит, не ведая, что остались последние минуты перед новым днём и старыми нескончаемыми заботами. По его спине, возможно, ползает муха, но он её не ощущает. В зале тихо сопит Андрюшка. А может, он этой ночью перебрался к брату. Мама Галя тоже спит, из её комнаты пахнет лекарствами. Воздух в хате остыл, и парни кутаются в простынки, заменяющие летом одеяла.
Кирилл смотрел на цифры на экране смартфона. Пять пятьдесят девять сменилось на шесть ноль-ноль. Сейчас у Егора звенит будильник – нудненькая мелодия дешёвых телефонов. Егор тянет руку, выключает его, зевает и садится, трёт глаза. Потом он оденется, сходит в сортир и пойдёт убирать скотину. Бесконечный день сурка, три года одно и то же. Кирилл подумал, что в таких обстоятельствах сошёл бы с ума.
Он быстро открыл окно эсэмэсок и набрал текст: «Доброе утро! Люблю тебя! Вечером позвоню». Отправил. Было шесть часов пять минут. Кирилл специально не писал раньше, чтобы не будить Егора раньше времени. Теперь он увидит и улыбнётся, маленькое послание скрасит ему разлуку и долгий тяжёлый день.
Через две минуты смарт пиликнул о входящем сообщении. Кирилл с нетерпением и тревогой открыл его, но тучи сразу развеялись: «Доброе утро! И я тебя. Жду». Чего именно ждал – звонка или возвращения – Егор не указал, скорее всего, и того, и другого, и Кириллу это было не важно. Он не отрывал взгляда от «И я тебя», перечитывал, хотя сколько можно перечитывать три слова из шести букв?
Мышцы, нервы, всё тело заполнились энергией, лежать стало не то что невыносимо, – физически больно. Кирилл встал, потянулся, прошёлся вокруг кровати, раздвинул шторы. Солнечный свет ворвался в комнату, затопляя её как цунами. День, солнце, жизнь! И он поедет к Егору. Скоро поедет. Сам пока не знает как, но поедет.
Кирилл, как был в одних плавках, сходил в туалет, ванную, потом на кухню в холодильник за куском вчерашней рыбы и хлебом, потом с тарелкой всё равно вернулся в спальню – потому что предки ещё спали. Включил ноутбук и под новостную ленту «Вконтакте» приступил к трапезе. Рыба даже холодной елась с аппетитом, а вот посты… тупые и быдлонутые. Кирилл вышел из всех сообществ, отписался от страниц и почистил свою страницу. Что дальше делать, где интересное искать – понятия не имел. Не думал никогда, что можно отвыкнуть от интернета, но он отвык. Ютуб с первого ролика вызвал омерзение, и Кирилл включил старый фильм, классику кино – «Бойцовский клуб» – и на этом успокоился.
Родители проснулись в девятом часу, захлопали дверями, загремели посудой. Засвистел чайник, дзинькнула микроволновка. Ходили из комнаты в комнату, Кирилла долго никто не трогал. Отец, уже нарядившись в костюм, открыл дверь, посмотрел, что сын в своей манере сидит за ноутбуком, и закрыл с обратной стороны.
– Нет у Егора интернета, не бойся! – крикнул ему вдогонку Кирилл. – С такими депутатами до их деревни прогресс ещё не скоро дойдёт!
Не успевший далеко уйти отец снова открыл дверь. На фэйсе зверской гримасой отражалось желание проучить зарвавшегося молокососа.
– Саш, не лезь к нему! – шикнула, выглядывая из ванной, мать. Кирилл заржал. Папаша бросил в него уничтожающий взгляд и во второй раз закрыл за собой дверь. Потом он свалил на работу.
Кирилла не беспокоили ещё час. Он спокойно досмотрел фильм, включил второй – «Бегущий в лабиринте», перемежая просмотр передвижениями по комнате и элементами физзарядки.
Мать заглянула с нахмуренными бровями. Брови были идеально выщипаны и подведены карандашом.
– Почему завтракать не идёшь? – спросила она, одёргивая фартук, и увидела стоявшую на тумбочке грязную тарелку. – Поел уже? Иди кофе пей.
– Вы мне новый телефон должны, – сказал вместо ответа Кирилл. Свой смарт он предварительно разобрал и теперь подвинул запчасти по одеялу ближе к родительнице, чтобы убедилась.
– Не работает?
– А ты как думаешь?
Елена Петровна озадаченно осмотрела ворох деталей, мало в них разбираясь, и, слава богу, не стала требовать проверки. Наверно, у Кирилла было столь злое и недовольное лицо, что она поверила.
– Ладно, посмотрим, – резюмировала мать, разворачиваясь к выходу.
– И чтобы не дешевле этого! Не говно какое-нибудь! – потребовал Кирилл. Мать не повернулась, только запнулась на пороге и ушла, снимая фартук.
Кофе Кирилл не желал. Он полез искать информацию о личной жизни Мишани Мамонова. Про жену нашёл быстро, если не сказать сразу. Звали эту раскрасавицу, любительницу чужих мужей и отцов Ириной Сергеевной, соответственно, Мамоновой. Было ей сейчас тридцать девять лет, значит, она моложе Мишани на семь лет, а когда уводила его из семьи, ей стукнуло только двадцать пять или около того. На фотографиях, в основном, с официальных приёмов, Ирочка запечатлена приличной женщиной, модной и деловой одновременно. Светлые волосы ниже плеч, белозубая улыбка – она отличалась красотой, Кирилл вынужден был это признать. Не жгучая леди Вамп, но около того. В общем, выглядела Ируся превосходно. Лучше, чем мама Галя сейчас.
Она всё равно Кириллу не понравилась.
Найти сведения о детях оказалось намного сложнее. Кирилл потратил около часа, но выяснил только, что дочери Насте одиннадцать лет – получается, родилась сразу после Андрея – а сыну Кириллу – как мило! – шесть. Дочь посещала лучшую гимназию города, а тёзка – частный детский сад. Вот тебе и дети слуг народа.
Интересно, а братья Рахмановы знают о существовании своих брата и сестры Мамоновых? Наверняка знают. А вот Мамоновы о Рахмановых – навряд ли. Одни в нищете, другие в роскоши. Кирилла эта несправедливость порядком бесила. Но ничего, завтра он посмотрит в глаза пидорасу, натравившему на жену отморозков.
Четыре стены и потолок давили на Калякина. Он привык находиться на улице, на свежем воздухе, в тишине. Слышимый даже через тройной стеклопакет шум дорожного движения раздражал. Руки чесались что-нибудь сделать – воды принести или грядки прополоть.
Кое-как проскучав до двух часов, Кирилл надел вчерашние вещи, включая носки, и решил выйти во двор.
– Ты куда? – Из гостиной вышла мать.
– За пивом, – втискиваясь в кроссовки, буркнул он то, что от него ожидали.
– Так рано?
– А что мне ещё делать? Или и до магазина дойти теперь нельзя, под замком сидеть? Странно, а ты что не в каком-нибудь парикмахерском салоне? Меня караулишь? Да приду я сейчас, не волнуйся, проветрюсь только! Кстати, денег мне дай, а то отец вчера карманы обшмонал… И с телефоном что? Мне не позвонить, про институт не узнать…
Уж не волшебная ли фраза про институт подействовала, но стоявшая истуканом мать пошевелилась и пошла в их с отцом спальню. Там скрипнула дверь в гардеробную, а минут через пять мать вернулась с тонкой стопкой пятитысячных купюр.
– Вот, пятьдесят тысяч, больше у меня нет.
– Попробую, чтобы хватило, – буркнул Кирилл и, свернув, сунул деньги в задний карман.
– Смотри, не зли больше отца, второй телефон тебе никто покупать не будет.
– Так никто не заставляет его подслушивать чужие разговоры.
Мать сжала губы. Кирилл собрался выходить, повернул рычажок внутреннего замка, однако услышал вопрос в спину. Он был задан немного растерянно и удивлённо, что несвойственно генеральше.
– Ты действительно ложишься под этого парня?
– Мне это до жути нравится, мам. – Кирилл захотел сильнее её шокировать. – А так у нас нет ограничений: кто кого хочет, тот того и трахает. Но мне больше нравится быть под Егором – хоть какая-то ему радость в жизни.
Мамуля и вправду была поражена. Мигать забыла.
– У тебя будут проблемы со здоровьем, – предупредила она, всё ещё отказываясь верить и принимать.
– Это будут мои проблемы, мам, не твои, – с презрением выдал Кирилл, опять взялся за дверную ручку и опять передумал, повернулся. – Да, мам, ключи от моей квартиры не отдашь? У меня тут шмоток нет, все там. На улице жара, а я в джинсах.
– Ключи у отца.
– Тогда ладно. – Кирилл козырнул ей двумя пальцами, как это делают иностранцы, и покинул квартиру.
Во дворе он походил вокруг своей машины, постоял в тенёчке – солнце палило, пот вырабатывался вёдрами, – посмотрел на по большей части незнакомых соседей и их отпрысков, копающихся в песочнице или гоняющих на роликах, велосипедах и гироскутерах, и пошёл по магазинам цифровой техники. Ходил пешком, деньги были, но от бесцельных трат, например, на такси, Кирилл удерживался. Да и спешить было некуда – не дома же опять тухнуть?
Подходящий смартфон купил в салоне сотовой связи. Не для себя – для Егора. Дешёвый, за двенадцать тысяч. Со средними параметрами, на «андроиде». Конечно, Калякину хотелось взять для него самый лучший из тех, что можно найти за пятьдесят штук, но он боялся… нет, даже знал, что Егор не оценит транжирства и не обрадуется дорогой игрушке, а вот деньгам он обрадуется… И снова нет – Егор у чужих лишней копейки не возьмёт. Прискорбно, но в плане денег они ещё были друг другу чужие. В плане – «брать». Отдавать Егор был готов – кормил своими продуктами, до сих пор рвался заправлять машину бензином и покупать все товары за свои средства. Странный он, этот селянин, добрый, бесхитростный.
Кирилл полазил по городу, съел шаурму и вернулся домой. Мать вышла его встречать. Вид у неё был обеспокоенный – наверно, считала, что сыночка обязательно удерёт. В качестве отчёта Кирилл махнул в воздухе коробкой со смартфоном, но не слишком близко от матушкиного носа, чтобы не смогла разглядеть и сопоставить примерную цену с количеством выданных рублей. Потом он закрылся в спальне, разделся до трусов. Шёл пятый час. Время текло медленно, деть себя было некуда. Кирилл лежал на кровати с фильмом онлайн и двумя смартами, воображал разговор с Мишаней, как загонит его в угол и заставит на коленях, со слезами и соплями, просить прощения у сыновей и Галины.
Мать позвала ужинать. Кирилл сходил на кухню, поел. Руки искали применения, но он осилил только тарелку помыть и снова лёг. Если бы вот так провести каникулы – да красота, кто же отрицает! Но через призму любви виделось иначе: не хватало Егора, а Егор – это деревня, семья, хозяйство, быт, заботы. И пока он не может сбросить с себя этот груз, надо быть с ним и подставлять своё плечо под половину тяжести. Ну, хотя бы её треть или четверть.
В половине седьмого заявился отец.
– Ну как наш труженик? – громко спросил он из прихожей, чтобы Кириллу в спальне было слышно. – На боках мозоли не натёр?
– Гулял днём, – ответила мать. – Телефон купил. Я денег дала.
– А! Ну, пусть попробует ещё позвонить, и этот об стену разобьётся.
Потом они ушли в комнату.
Кирилл злился, сжимал кулаки, стискивал зубы. Не комментировал и не высовывался. Перетерпеть оставалось сутки, а завтра он от Мишани сразу рванёт в деревню, обнимет любимого, и ни одна собака их не разлучит.
Под подушкой завибрировал его покоцанный смарт. Кирилл заблаговременно перевёл его в беззвучный режим во избежание эксцессов, и вот пригодилось. Калякин вынул девайс и несказанно удивился: звонил Пашка. Неожиданно. С чего это вдруг? Не ответишь – помрёшь от любопытства.
– Да? – протянул Кирилл. – Смольный слушает…
– Кончай прикалываться, – фыркнул где-то далеко Пашка. Весело и дружелюбно, как в былые допидористические времена. Калякин прямо видел, как он улыбается, показывая жёлтые зубы, и смешно морщит лоб.
– Я не прикалываюсь. – Кирилл рывком сел. – Вы, козлы ебучие, мне колёса прокололи и гондонов налепили!
– А! Ты про это! А я и забыл! – Машнов заржал в трубку как конь. – Прикольно получилось!
– Нихуя прикольного! Я их потом целый вечер клеил!
– Но ведь заклеил? И Егорка, наверно, помогал? Как он там? Как мамаша его?
– Слушай, ты сам заткнёшься или тебе помочь?
– А, ну не хочешь, не говори, мне по херу, что там у вас. Я вообще вот зачем… Ты же здесь? Я сегодня через ваш двор шёл, твою машину увидел.
– Ну, здесь.
– А чего не звонишь, не пишешь? Пойдём вечером забуримся куда-нибудь, выпьем, потанцуем? Я ж по тебе соскучился, чувак!
Кирилл прикинул. То, что Пашка не стебётся и не клеймит позором, в принципе, закономерно – он всегда такой был. Позлится, возбухнёт, а потом забывает, и как будто не было ничего. Ему общение нужно, у него тысяча идей в голове и шило в заднице. А насчёт сходить протрястись Кирилл не был уверен. Вечер, конечно, как-то коротать надо.
– Ладно. Только вдвоём, – предупредил он.
– Да какие проблемы, братишка? – рассмеялся Пашка. – Давай в девять подгребай к «Мегаполису».
– Окей, замётано.
Кирилл опустил трубку, снова спрятал её под подушку, задумался. На улице светло, до девяти два часа, до торгового центра «Мегаполис» полчаса ходьбы. Это почти центр города, пивнушек там полно, в пяти-шести они завсегдатаи. Можно выбрать на любой вкус, посидеть тихо или оттянуться, с каждой связан вагон воспоминаний – уж и отжигали! Кириллу даже захотелось туда, в мир диско и драйва. Егор глупый, что отрицает полезность клубов, нужно ведь когда-то отдыхать, веселиться. Пока молодые, а потом старость.
Кирилл вышел из спальни. В гостиной работал телевизор, но мать с отцом сидели на кухне, ужинали и смотрели тамошний телик. Стучали вилками. По той части квартиры разносились ароматы котлет и душистого чая.
Кирилл нарисовался на пороге. Ситуация требовала засунуть руки в карманы, но на нём были только трусы, поэтому руки деть оказалось некуда, кроме как почесать голый, загоревший на огороде живот.
– Это… па… ключи-то мои от квартиры отдай. Мне шмотки нужны.
– Я завтра заеду, привезу, – ответил отец. На его тарелке оставались только размазанные остатки картофельного пюре, котлетные крошки и шкурки от копченой горбуши. В руке была пол-литровая кружка с чаем, над поверхностью которого вился прозрачный дымок.
– Мне сейчас надо: я в клуб иду.
– Брешешь, – с ходу сделал вывод отец.
– Я не собака брехать. Правда, в клуб иду. С Пашкой. Хочешь, у него спроси.
– Это с тем, что травку у своей бабки в той деревне выращивает?
– Он не!.. – взвился Кирилл, но вмешалась мать:
– Саш, пусть идёт!
Отец обменялся с ней взглядом и примолк. Похоже, у них уже был разговор, что сынушке надо вернуться к прежней беспечной жизни, почувствовать её вкус, напиться, пошалить, а там и до баб обратно недалеко. В любом случае, отец встал из-за стола, ушёл в спальню и оттуда кинул Кириллу ключи. Тот поймал.
– Смотри, удерёшь, тебе же хуже будет, – предупредил папа.
– Сегодня точно не удеру, не ссы.
Кирилл вернулся в спальню, надел единственные джинсы и футболку. От них изрядно воняло потом, но до другой квартиры добежать ещё годились, а там полно чистой одежды, за исключением той, что осталась в доме Рахмановых. Он предполагал взять в деревню ещё тряпок и какую-нибудь бытовую технику, и то, что удалось заполучить обратно ключи, уже удача. Оставалось только выцыганить у отца ключи от машины.
Спрятав надёжно – за заднюю стенку шкафа – новый смартфон и сунув в карман свой, Кирилл побежал навстречу вечерним приключениям. Время утекало.
66
На встречу Кирилл малость опоздал. Он надел лёгкие белые брюки без стрелок, которые из-за маркости не взял в деревню, рубашку с коротким рукавом в пижонскую черно-белую вертикальную полоску и белые мокасины на босу ногу, напшикался одеколоном, гриву русых волос наскоро уложил гелем, побрился. Паша обалдел, когда его увидел, ехидно хихикнул, особенно лыбясь на причёску.
– Ну ты даёшь, братан! Прямо по-пидорски.
– Эй, Паша! – Кирилл отступил на шаг, оборвал его попытки потрогать волосы. – Ещё раз услышу и уебу. Мы в клуб идём или лясы точим?
– Извини-извини, – Машнов замахал руками. – Сейчас пойдём. Просто смешно, извини. – И он опять заржал. Кирилл закатил глаза и отвернулся, притопывая по тротуарной плитке носком ноги. Уже порядком стемнело, горели фонари, рекламные щиты, фары проносящихся мимо автомобилей. В воздухе клубились и оседали выхлопные газы. Не было комаров, птиц, кроме скачущих по ярко освещённой площадке перед торговым центром голубей и воробьёв. Из людей… в основном, вышедшая покучковаться молодежь, реже – запоздалые работяги и женщины с неподъёмными сумарями.
Пашка отсмеялся:
– Куда потопаем? В «Облака» или «Бухту»?
Кирилл задумался. Оба клуба он когда-то любил – всего лишь месяц назад, подумать только! Они различались только интерьером, как инкубаторские, но в «Облаках» из-за заоблачных цен проще было найти свободный столик, и музыка у них меньше била по ушам, ди-джей был профессиональнее.
– В «Облака».
Клуб находился в половине квартала от «Мегаполиса». Парни перешли дорогу на светофоре и направились к цели. Эту часть улицы сплошь занимали магазины, салоны, заведения общепита и конторы всяких организаций типа почты или банков. Фасады расцвечивали яркие неоновые вывески.
– Давно приехал? – спросил Пашка.
– Вчера.
– У, – Пашка хитро усмехнулся, – если бы на пару дней раньше, на такую тусу бы попал! Водяра – рекой! Травка! Бабы – огонь! У Лёши Соловейчика днюха была…
На секунду в мозгу Кирилла вспыхнул огонёк сожаления, а потом он одумался.
– Тебе двух дней в «обезьяннике» за травку не хватило?
– Так меня ж не за курение упрятали! А покурил, и что? Я ж своё здоровье гроблю, не чьё-то ещё! Хочешь, могу сегодня достать? В «Облаках» кент один есть, приторговывает.
– Да знаю я! Что я, не покупал у него? Посмотрим потом, как пойдёт.
– Замётано, чувак. – Паша посмеивался и, как всегда, беззаботно болтал, пока они не дошли до клуба. Заплатив за вход, они выбрали столик, заказали сет из суши и роллов, взяли бутылку «Джемесона». На танцпол пока не хотелось, да он только и начал заполняться – одними девочками.
– Клёвые чики, – сквозь музыку прокричал Пашка, не аристократически хлебавший виски крупными глотками, и ткнул в сторону девок стаканом. – У тебя хата сегодня свободна?
– Свободна, – кивнул Кирилл, тоже разглядывая в быстром ритме стробоскопов пляшущих телочек. Выискивал красивых, с выставленными напоказ большими сиськами и упругими жопами. Таких было много, все облегчённого поведения, пьяненькие, с накрашенными губищами. Таких пара пустяков развести на минет и обычный секс. Кирилл понимал, куда клонит приятель, но снимать бабу на ночь он не собирался. Пусть даже Егор об этом не узнает.
– Заебись, чувак! Заебись! – загорланил Пашка так, что его услышали на другом конце зала. – Вот за это я тебя люблю! Давай, давай выпьем за понимание!
Кирилл чокнулся с ним и выпил. Крепкий алкоголь обжёг ротовую полость и глотку, на языке осталась горечь. Последний раз он пил у Лариски, почти неделю назад.
– Кирюха! Как мне тебя не хватало! Ёбаный в рот! – Пашка действительно радовался, а про себя Калякин такого сказать не мог: последнее время он жил только Егором и спокойно продолжал бы так жить дальше.
За соседними столиками устраивались компании. Со всех сторон звучали перекрикивающие диджейские композиции маты, визги.
– Кирюх, ну, расскажи, что там у вас с Егоркой вышло?
– А что у нас вышло?
– Ну как что? Ты перед ним на колени бахнулся. Я сам это видел.
– Видел и видел – что из этого?
– Ты с похмелья, что ли, был?
– Да вы все с похмелья были.
– Ну ладно, ладно, – Пашка пошел на попятную, перестал ржать. – Хуй с вами. Я ж давно заметил, что ты к нему неровно дышишь. Ещё с первого дня. Да-да. Веришь мне? У меня чутьё на такого рода вещи.
– Верю, – ответил Кирилл, лишь бы Машнов отстал. Не хотел, чтобы посторонние лезли в их с Егором маленький рай и топтали его своими грязными сапожищами. Но Паша лизал виски и не унимался, хихикал, глазки хмельно блестели.
– Долго ж ты его ебал! Я думал: «Киря хуев экспериментатор, конечно. Пидора увидел, экстрима захотелось, в деревне, пока никто не видит, грех не попробовать»! Но я думал, разок-другой-третий! А ты!.. Две недели его чпокал! Ну ты гигант! – Пашка наклонился через стол и похлопал Кирилла по плечу. – Егорка, наверно, и рад, что его ебут? С Лариской-то ему без кайфа. Или она его страпоном? Не рассказывал?
– Заткнись, Паша, предупреждаю, – процедил Кирилл, он почти не был пьян. Машнов не услышал или не заметил – вот у него уже крыша отъезжала: полбутылки вылакал.
– Да я никому, Кирюха! Я могила! Случай подвернулся чмошника выебать – конечно, надо ебать! Тут базара нет! Я просто думал, он тебе раньше надоест, а ты, ебать, две недели продержался! Дупло ему сделал, а? – Паша ржал, стакан трясся в пальцах.
– Заткнись! – Калякин выкинул руку вперёд и схватил Пашу за ворот трикотажной футболки. – Я Егора не ебал, понял?!
Но тут на Кирилла навалились сзади, стиснули плечи. Стол обступили трое парней и белобрысая девка, пьяные и раскованные. Два самых дебильных были однокурсниками Паши. Голова напавшего, четвертого парня, свесилась вниз, к столу, заглянула Кириллу в лицо прежде, чем у него получилось обернуться и узнать гондона Никиту Жердева.
– Кто кого ебёт? – поинтересовался он, естественно, не слыша всей последней фразы, а только вычленив из неё единственное знакомое слово.
– Съебись, Никитос, тяжело! – психанул Кирилл и резко дёрнул плечами. Пьяный в хлам приятель отстал, сдвинул Пашу и уселся на диванчик. Третьей к ним пристроилась девка. Пацанчики остались стоять, откуда-то взяли стаканы и уже бесцеремонно наливали себе их виски, чокались, пили. Паша участвовал в процессе распития, но всё это время не сводил с Кирилла пристального взгляда, в голове его ворочались шестерёнки. Наконец, у него сошлось два плюс два.
– Это он, что ли, тебя ебал?
Компашка замерла с их роллами в слюнявых ртах, все взгляды приковались к Кириллу. Тот понял, что сболтнул лишнего. Он ещё мог соврать, обратить всё в шутку… но это бы значило снова, как тогда, во время пьянки в деревне, предать любимого человека. Опять сочинять, как шпилил его во все щели, когда сам умолял взять его и вставить поглубже. Только сказать правду – открыто признаться в гомосячестве, обратной дороги не будет.
Кирилл колебался. Смотрел Пашке в глаза. И решился.
– Да, это он меня ебал! Он всегда был сверху, я сам просил его!
Воцарилось молчание. Казалось, и грохочущая музыка исчезла.
– Охуеть, – икнул один из стоявших над столом персов, и сразу посыпалась отборная удивлённая нецензурщина.
– Это ты тоже теперь пидор? – презрительно поднял верхнюю губу Паша. – Нравится в жопу долбиться? А если я тебя трахну, тебе понравится?
Калякин встал, упёрся кулаками в столешницу и приблизил к Паше лицо.
– Если это попытаешься сделать ты, я разобью тебе морду, а Егор трахает меня божественно. И ещё хоть раз обзовёшь его пидором, чмошником, да хоть как-нибудь, я выбью тебе все зубы.
Кирилл пронзил Машнова взглядом, выпрямился. Разворачиваясь к выходу, толкнул одного из загородивших дорогу ушлёпков. Ушёл, проклиная себя за то, что вообще согласился идти в рассадник быдла и разврата. Эти дебильные рожи, эти тупые разговоры! Да с Егором молчать интереснее! Господи, а он ещё на полном серьёзе думал развлечься, нажраться, танцевать под это уёбищное «тыц-тыц-тыц», тратил сэкономленные деньги! Думал принять предложение Пашки, девок взять и в своей квартире продолжить! Без секса, конечно, но кто поручится за пьяное тело? И что, что было бы потом?! Ужас! Кошмар! Пиздец! Нет, нет, больше в клубы ни ногой!
Кирилл ускорил шаг. Он был уже у дверей, толкал тех, кто только входил, слышал в свою сторону солдатскую брань и шипел в ответ. Вдруг на его плечах снова повисла тяжесть.
– Кирюх, ну ты что? – раздался в ухо Пашкин голос, из пасти дохнуло свежим алкоголем. – Ты обиделся, что ли? Ну я ж не знал! Я думал, тебе Егор надоел, поэтому ты вернулся.
Калякин сбросил Пашу с себя, встал с ним лицом к лицу в толпе мокрощелок под пристальными взглядами двоих охранников. Эх, врезать бы сейчас! Аж зубы заскрежетали!
– Иди на хуй!
– Да что ты, правда? Пойдём покурим, перетрём…
– Я не курю, – рявкнул Кирилл и пошёл дальше, до дверей оставалось три метра. Охранники ослабили бдительность, но не контролировали ситуацию. К сожалению. Потому что Пашка не отцепился, семенил следом.
– Как не куришь? Хватит брехать!
– Брешут собаки…
Кирилл миновал охранников, протиснулся в двери через группу входящих мажорчиков с подворотами и очутился на независимой территории. Дальше Паша провожать его не пошёл.
Кирилл прогулялся по улице, отсчитывая минуты до одиннадцати часов. Сердце громко стучало: вечернее приключение вышло реально заебатым, мог время звонка пропустить. Беспечный придурок, исправился он! Нет, до исправления ещё ого-го как далеко.
Ровно в одиннадцать Кирилл набрал номер Егора, приложил трубку к уху. В динамике раздался только один гудок, а дальше усталый, измученный «Привет». У Кирилла защемила совесть.
– Привет, Егор. Ждал, да?
– Ага.
– И я ждал, когда могу позвонить. День такой долгий. – Кирилл шёл вдоль многоэтажной жилой застройки, выбирал ровные участки асфальта. – Всё время вспоминал тебя.
– Чем занимался?
– Да, так… – Кириллу нечего было ответить, его занятия прозвучали бы издёвкой: вчера спал, сегодня развлечься мечтал. Он решил утаить, но вдруг, совсем внезапно, его прорвало: – Егор, прости… Прости меня. Пожалуйста, прости меня!
– За что? – удивился Рахманов с улыбкой, но вдруг замолчал. Кирилл вздрогнул и затараторил:
– Нет! Ты меня не так понял! Я люблю тебя, просто… Егор! Ну!.. Я сегодня в клуб ходил… Это подло, да? Егор!.. – В Кирилле бурлили слёзы, внутри он плакал, потому что его поступок был чудовищен. – Я приеду завтра! И не уеду до сентября! Я не могу без тебя! Не могу без тебя! – эти фразы он кричал на всю улицу. – Я люблю тебя, милый! Я люблю тебя, Егор!
Прохожие оборачивались. Школота тыкала пальцем и орала: «Пидоры!» Егор молчал.
