Текст книги "Баллада о Лорелее (СИ)"

Автор книги: Юрий Морозевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 63 страниц)

Демон-хранитель… все-таки успел, буквально в самый последний момент.

Алекса сбило с ног и протащило по металлическому полу. Он лишь успел заметить, как створки окончательно сошлись, полностью изолировав помещение от внешней среды, и сразу же услышал, как тонко запели насосы, вытягивающие прочь ядовитую атмосферу и замещающие ее обычным земным воздухом.

Вот теперь я точно дома, подумал Алекс, лежа на спине и яростно скручивая с плеч ставший вдруг совершенно неподъемным шлем.

Справившись, наконец, с этой нелегкой задачей, он повернул голову и увидел воистину жуткую картину. Оба демона нависли над неподвижным Каттнером и были без остатка поглощены тем, что чуть ли не выдирали бесчувственное тело из металлической оболочки. Зрелище наводило оторопь. Создавалось полное впечатление того, что чудовища попросту рвут несчастного на части.

Не может того быть, устало подумал Алекс. Не для того они нас спасали.

Он закрыл глаза, а когда снова открыл, то увидел, что один из демонов держит освобожденного от скафандра Каттнера в вооруженных острыми когтями лапах, в то время как другой возится у переборки с явным намерением взломать внутреннюю дверь. В расположенном по ее центру большом прозрачном окне Алекс успел заметить чью-то искаженную ужасом физиономию, левый глаз которой украшал устрашающего вида огромный лиловый синяк.

Дверь плавно отъехала в сторону, и демон с Каттнером на руках немедленно ринулся в открывшийся проход, по пути сбив с ног совершенно оцепеневшего от страха обладателя побитой физиономии, судя по всему так и не сообразившего, что же именно здесь происходит. Черная бестия мгновенно взлетела по лестнице куда-то вверх и исчезла из виду. Второй демон быстро подошел к вжавшемуся в стену несчастному члену экипажа станции, явно ожидавшему самого худшего, очень по-человечески развел руками, – мол, извини, так уж вышло, – и стремительно последовал за первым.

Лежащий на полу Алекс повернул голову и расслабленно уставился в темный потолок. Что происходило дальше, он не запомнил.

Глава 6

Больше всего командный пункт станции «Афродита-2» напоминал зал суда.

Все необходимые признаки приближающегося разбирательства, как говорится, имелись в наличии: неподвижно застывший в кресле за обширным круглым столом командир в непривычной для себя роли строгого, но справедливого судьи; возмущенная действиями «подсудимых» общественность в лице Ника, вольготно расположившегося в соседнем кресле и нетерпеливо поглядывающего на Михаила Александровича в ожидании сурового приговора; замерший у дверного проема Марк, добровольно взваливший на себя обязанности охраны и мрачно взирающий на «подсудимых» подбитым в неравном бою глазом.

Михаил Александрович Богданов восседал хмурый и сосредоточенный, положив руки на столешницу и глядя куда угодно, только не на виновников торжества. Предстоящее разбирательство совершенно очевидным образом не вызывало у него никакого энтузиазма. Совсем даже наоборот, почти физиологическое отвращение. Однако, деваться, как говорится, некуда. Слишком уж много непонятного и даже загадочного накручено вокруг только что завершившейся спасательной операции, так что оставлять возникшие вопросы без вразумительных ответов попросту не представлялось возможным. Как бы ни хотелось избежать столь неприятной во всех отношениях процедуры.

Николай, напротив, ожидал начала допроса с прекрасно различимым нетерпением, переходящим в довольно нервное предвкушение весьма скорого разоблачения наглых обманщиков. Вопросов к так называемым стажерам накопилось столько, что он никак не мог решить, с какого же именно начинать. Хотелось разобраться во всем и сразу.

А Марк… Что ж, его-то как раз совсем нетрудно понять. Жажда справедливости и показательная порка обидчиков. Плюс некоторая толика любопытства: а что же это все-таки было? Дважды Марк предпринял попытку встать на пути нарушителей порядка, и оба раза потерпел сокрушительное поражение. Причем один раз даже с ущербом для здоровья, о чем мгновенно напоминали даже легчайшие прикосновения к заплывшему синевой глазу. В душе инженера горела свирепая решимость не допустить подобного в третий раз.

Он несокрушимой преградой встал в дверном проеме, угрожающе скрестив руки на груди и мрачно уставившись в спины обидчикам. Вся его поза просто кричала о том, что тот, кто незаконным образом вдруг возжелает вырваться из зала суда, пусть имеет в виду – на этом направлении коварному врагу ни за что не пройти, нечего даже и мечтать. Марк наш Аврелий выглядел так, словно у него спиной и в самом деле уже замерли выстроенные в боевые порядки сверкающие легионы, готовые отразить любую, даже самую массированную атаку.

Решительный вид инженера свидетельствовал о том, что он жаждет крови ненавистных стажеров не менее, а скорее всего даже более Ника.

И, наконец, сами подсудимые.

Майкл и Сэм стояли перед уважаемым собранием, понурив головы, что, по всей видимости, должно было означать полную готовность принять любую, даже самую суровую, кару. Правда, при ближайшем рассмотрении любому незаинтересованному лицу сразу же стало бы ясно, что, если кто и чувствовал за собой хоть какую-то вину, так только Сэм. А вот его напарник явно не испытывал ни малейшего раскаяния и взирал на происходящее действо с немалой долей иронии.

Что, конечно же, немедленно было замечено и квалифицировано в качестве отягчающего обстоятельства.

– Майкл… Сэм… – командир нарушил, наконец, тяжелую тишину, сгустившуюся на командном пункте. – Нам необходимо кое-что выяснить.

– Мы готовы, Михаил Александрович, – немедленно отреагировал Майкл, бросив косой взгляд на Сэма. – Спрашивайте. Правда, совершенно не понимаю, чем же именно мы перед вами провинились.

– Не понимают они, – раздраженно буркнул Николай. – Мы тоже, знаете ли, много чего не понимаем. И очень хотим понять.

– Спокойно, Ник. Спокойно, – произнес командир. – Не торопись. Думаю, сейчас они нам все расскажут и все объяснят, – он поднял хмурый взгляд на стажеров. – Успокойтесь, речь не идет о чьей-либо вине или невиновности. Никто вас ни в чем не обвиняет. Просто нужно прояснить некоторые довольно сомнительные моменты.

Марк на своем посту при этих словах хмыкнул весьма красноречиво. Ему-то как раз было что предъявить.

– Пока не обвиняет, – уточнил Богданов специально для инженера. – Тем более, что операция завершилась очевидным успехом: люди спасены и находятся в полном здравии. Речь не о том… Обстоятельства, при которых состоялось вызволение бывших пассажиров «Феникса» из ловушки и подъем их на станцию таковы, что не могут не вызвать законных вопросов. Надеюсь, вы и сами все понимаете. А если это действительно так, то ответьте нам на один-единственный вопрос: как удалось доставить сюда, на станцию, Каттнера и Маккуина, имея в наличии всего два пригодных к употреблению скафандра?

– Никого мы никуда не доставляли, – затряс головой Майкл. – Это все Ник… насколько мне известно.

– Ну ты дурака-то здесь не включай! – возмутился Ник. – Прекрасно ведь понимаешь, о чем идет речь!

– Послушай! – Майкл постарался быть убедительным. – Мы не имеем к этому абсолютно никакого отношения, сам знаешь. Вот скажи, откуда ты только что вытащил нас с Сэмом?.. Правильно, из наших собственных кают. А что мы там делали?.. Ну же, Ник!.. Правильно, отдыхали. По этой причине ни к какому подъему пострадавших на станцию мы совершенно непричастны.

Николай сверлил наглого обманщика свирепым взглядом. В его голове никак не укладывалось, как человек может так беззастенчиво врать, когда обстоятельства дела настолько очевидны. Ему вдруг даже стало интересно, до какого градуса неправдоподобия способен дойти бывший стажер, чтобы объяснить воистину необъяснимое.

А Майкл тем временем неожиданно решил перейти в наступление:

– Михаил Александрович! Сами посудите… Даже если предположения Ника действительно верны, и мы в самом деле приложили к этому руки – с каких пор у нас спасение жизни считается преступлением?

Вопрос застал Богданова врасплох. Справедливость слов Майкла оспорить оказалось абсолютно невозможно. Правда, дело очевидным образом было не в самом факте спасения терпящих бедствие пассажиров «Феникса», а в совершенно фантастическом способе, примененном хитроумными спасателями. Командир отвел взгляд в сторону и уставился в окно, за которым клубилась привычная бледно-оранжевая муть.

– Врешь! – возмущенный до глубины души Ник повернулся к командиру. – Ведь врет же, Михаил Александрович! Ясно как божий день. Это кем же надо быть, чтобы спать в такой момент?! Мы все как на иголках… работаем как проклятые… переживаем… не то что спать – кусок в горло не лезет! А они, видите ли, отдыхают!.. Ни за что не поверю!

– Да, пожалуй, неубедительно, – согласился Богданов, снова поворачиваясь к стажерам. – Еще версии будут?

Майкл неопределенно пожал плечами, а потом вдруг спросил:

– Что там с пострадавшими? Как они?

– Уже нормально. Пока в медотсеке, спят. У Каттнера случился сердечный приступ на фоне общего перегрева организма, однако, по-видимому, обошлось. Алекс держался из последних сил, но тем не менее на последнем этапе все же потерял сознание. Сейчас физическое здоровье обоих пострадавших не вызывает у нас никаких опасений. Маккуин перенес перегрев значительно легче Каттнера просто в силу возраста. Вы их вовремя вытащили.

Майкл попытался было изобразить возмущение, – мол, никого мы ниоткуда не вытаскивали, – однако, лицедейство получилось настолько фальшивым, что это стало очевидно даже ему самому.

– Продолжим, – сказал Богданов.

Взгляд его опять посуровел.

– Версия о вашем отдыхе в момент проведения спасательной операции несостоятельна по многим причинам. И тому есть многочисленные документальные свидетельства: показания Марка, подкрепленные полученными травмами… похищенные из ангара скафандры и контролируемый Ником спуск в атмосфере… весь процесс проникновения в убежище, превосходно зафиксированный телекамерами Федота… Кстати, Майкл, имей в виду – радиообмен также целиком и полностью записан регистрирующей аппаратурой станции. Будем продолжать?

Майкл угрюмо рассматривал носки собственных ботинок, время от времени бросая быстрые взгляды в сторону притихшего Сэма.

– Ну хорошо, – разочарованно сказал командир, так и не дождавшись вразумительного ответа. – Чувствую, придется предъявить конкретные доказательства. Ник, покажи им…

Николай встал, подошел к пульту и быстро набрал несколько команд. Над столешницей тут же возникла голографическая картинка, во всех подробностях демонстрировавшая процесс извлечения из круглой горловины узкого люка скафандра с бесчувственным Каттнером внутри. А самое главное, зафиксировавшая тех, кто непосредственно и занимался этой нелегкой работой.

– А вот еще, – сказал Николай, взмахом руки вызывая новое изображение.

Два крылатых демона, буквально на руках выносящие Каттнера под неласковые венерианские небеса. Следует отдать должное конструкторам Федота – картинка получилась отменного качества, черные бестии на фоне мрачных, озаряемых электрическим огнем, туч выглядели воистину апокалиптично.

– Продолжать? – Ник смотрел на насупившихся стажеров взглядом с едва уловимым оттенком злорадства.

Мол, уж теперь-то вам ни за что не отвертеться. Против таких фактов не попрешь.

При этом он, судя по всему, совершенно не отдавал себе отчета в том, что истина может оказаться такой, которую лучше и не знать вовсе.

– Не надо, – вдруг сказал молчавший до того момента Сэм. – Мы расскажем вам все.

Майкл взглянул на напарника с легким оттенком недоумения. Похоже, пускаться в откровения никак не входило в его планы.

– Только не нужно больше никакого вранья, – произнес Ник, возвращаясь на свое место. – Хватит уже…

– Согласен. Правду, и ничего, кроме правды, – заверил его Сэм. – А правда состоит в том, что мы прибыли сюда, на станцию «Афродита», с одной-единственной целью – поговорить с ее командиром.

– Что-о?.. – Николай даже задохнулся от возмущения. – Вот так просто – «всего лишь поговорить»? И что значит «мы прибыли»? Может, скажете, что осчастливили нас своим появлением?!

– Подожди, Ник, – поморщился Богданов. – Дай им возможность объясниться.

– Да кто они такие?! – возмутился Николай. – «Прибыли» они… говоруны хреновы…

– Ты прав, – неожиданно заявил Сэм. – Ключевой вопрос во всей этой истории – кто мы. И как вы уже успели, по-моему, догадаться, вовсе мы с Майклом не стажеры и к космофлоту не имеем никакого отношения. Почти.

– А кто же тогда? – не унимался Ник. – Секретные суперагенты? Или обычные самозванцы, новоявленные Лжедимитрии, решившие вкусить инопланетной романтики? А может, вообще пришельцы с Туманности Андромеды?

– Почти угадал, – ухмыльнулся Сэм. – Только чуть ближе. Не с Туманности Андромеды, а всего лишь с Лорелеи.

Он с интересом уставился на своего бывшего научного руководителя в ожидании, какая именно реакция последует на столь неожиданное заявление. Майкл также с любопытством взирал на уважаемое собрание со своей обычной ироничной усмешкой. Впрочем, все оказалось довольно предсказуемо.

– Обещали же больше не врать, – укоризненно покачал головой Ник. – Вот и верь вам на слово.

– Не торопись, – нахмурился Богданов. – Что-то мне подсказывает, что все не так просто… Так о чем вы хотели со мной поговорить?

– Подождите, Михаил Александрович, – решительно вмешался Ник. – По-моему, нужно все-таки выяснить до конца, кто же они такие. Без всяких шуток. Иначе никакого разговора не будет.

– Что ж, это справедливо, – согласился Сэм. – Мое настоящее имя – Катя, а фамилия – Решетникова.

На командном пункте воцарилась мертвая тишина. Услышать заявление молодого парня о том, что, оказывается, его зовут Катя, – несомненно, в этом присутствовало нечто противоестественное. Экипаж «Афродиты» явно оказался не готов к восприятию подобного рода откровений.

Богданов подался вперед, крепко сжав губы и сверля бывшего стажера взглядом, не предвещавшим тому ничего хорошего. Даже Марк Аврелий в полном недоумении бросил свой пост и зашел сбоку, чтобы получше рассмотреть больного на всю голову парня, который ни с того, ни с сего вдруг решил назваться женским именем. Так, словно никогда до этого никакого Сэмюэля Харди и в глаза не видел.

– Ты что, издеваться над нами вздумал? – зловеще прошипел Ник. – Какая еще Катя? Совсем с катушек слетел?

– Решетникова, – спокойно повторил Сэм. – Когда-то, много лет назад, я училась в одном классе с неким Колей Соловьевым, там, на Лорелее. Не знаешь такого?.. Странно… И меня совсем-совсем не помнишь? Какая жалость…

Николай обвел присутствующих возмущенным взглядом. Стажер Харди явным образом издевался, в этом не оставалось абсолютно никаких сомнений. И объектом своего неподобающего поведения отчего-то избрал именно его, Ника.

– Решетникову Катю я прекрасно помню, – процедил он сквозь зубы. – Вот только выглядела она совсем по-другому.

– Ой! Я и забыла, – сказал Сэм. – Одну минуту, сейчас все исправлю.

С телом бывшего стажера неожиданно начала происходить совершенно немыслимая метаморфоза: бедра раздались и слегка округлились, а талия стала существенно тоньше, словно ее со всех сторон обжали каким-то невидимым корсетом, в то время как грудь налилась и начала выпирать под комбинезоном самым вызывающим образом. Черты лица словно бы поплыли, разгладились… тяжелый сэмов подбородок чуть заострился, рыбьи глаза упрятались поглубже в глазницы и украсились изящными черточками бровей, а соломенного цвета волосы внезапно окрасились в густой черный цвет и удлинились, спадая на плечи широкими волнами. На месте неуклюжего стажера совершенно необъяснимым образом возникла красивая молодая девушка, рассматривавшая потрясенно умолкнувшее собрание с едва заметной иронической улыбкой.

Глаза Ника округлились, он, раскрыв рот, с ужасом взирал на изменения в облике бывшего стажера. Марк Аврелий сильно побледнел и отшатнулся, а потом бочком-бочком начал пробираться вдоль стены поближе к выходу с явным желанием спрятаться куда-нибудь подальше. Так, чтобы не нашли. А командир, уставившись неподвижным взглядом на того, кого они совсем недавно принимали за Сэмюэля Харди, – не выделявшегося особыми знаниями или умениями курсанта Космической Академии, – лишь крепче сжал кулаки, так что костяшки пальцев приобрели почти безупречный белый оттенок.

– А теперь? – спросила девушка, заглядывая Нику в глаза. – Похожа?

Даже голос бывшего Сэма изменился самым кардинальным образом, став значительно выше и приобретя ту тембральную окраску, которая безошибочно позволяет отличить женский голос от мужского.

Потрясенный Ник машинально кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– А вы что скажете, Михаил Александрович?

– Кто ты? – глухо спросил Богданов.

– Дядя Миша… это же я, ваша Катя. Неужели я так изменилась?

– Катя погибла на Лорелее… потерялась в джунглях… А кто ты – мне неведомо. Возможно, даже инопланетный диверсант, не знаю… Может, киношники правы, и они все-таки существуют… Но кто бы ты ни был… слишком жестоко принимать облик той, кого я считал чуть ли не своей дочерью.

Катя закусила губу и отвернулась. А потом вдруг решительно пододвинула свободное кресло и уселась прямо напротив Богданова. Николай испуганно отодвинулся.

– Этот облик мой собственный, – твердым голосом заявила она. – И я такой же человек, как и вы. Да, – взгляд ее темных глубоких глаз перемещался с Богданова на Николая и обратно, – понимаю, в это трудно поверить, но тем не менее точно такой же. За исключением отдельных нюансов…

– А это кто? – Богданов кивнул в сторону Майкла.

– Мой муж Рональд, – ответила Катя. – Знакомьтесь. Бывший пилот межзвездной «Ириды». Тоже, между прочим, самый обычный человек.

Майкл изобразил галантный поклон, прижав правую руку к груди. Непонятно было, то ли всерьез, то ли в насмешку.

Николай с сомнением покачал головой. Он уже начал понемногу приходить в себя от пережитого потрясения.

«Теперь-то понятно, – мелькнула у него совершенно посторонняя мысль, – откуда у заурядного стажера подобная хватка…»

– Ник! – Катя, наконец, посмотрела ему прямо в глаза. – Помнишь Лорелею, Центральный парк… Я сидела на скамейке и читала книгу, а потом подошли незнакомые ребята и начали надо мной куражиться… По-моему, они были в подпитии… совали бутылку, а когда им надоело – вырвали книгу и потребовали, чтобы я пошла с ними… И тут появился ты и сходу полез в драку. Тебе тогда здорово досталось, но моих обидчиков ты все-таки прогнал… А потом мы долго гуляли по парку, и ты увлеченно рассказывал о далеких галактиках и прекрасных мирах под светом немыслимо ярких разноцветных солнц. А еще сказал, что собираешься поступать в Космическую Академию… Вот тогда-то я, наверное, в тебя и влюбилась… а ты и не знал. И любовь эта, в конце концов, сыграла решающую роль в том, кем я стала. Правда, довольно необычным образом и много-много позднее… Что ж, рада, что твоя мечта осуществилась…

– Ты?.. Влюблена в меня? – похоже, Ник окончательно уверился в том, что сидящая напротив него девушка и есть та самая Катя Решетникова, которую он когда-то спас от хулиганов в Центральном парке. – А почему я ничего об этом не знал?

– Потому что я не хотела, – грустно улыбнувшись, сказала Катя. – Космические просторы манили тебя гораздо сильнее.

Николай серьезно задумался. Вероятно, над тем, стоило ли разменивать весьма возможную счастливую жизнь с Катей на груду венерианских камней.

Катя перевела взгляд на командира. Михаил Александрович очень внимательно прислушивался к разговору, однако на застывшем каменном лице не отражалось абсолютно никаких эмоций. Марк Аврелий, осознав, что его здоровью, кажется, ничего не угрожает, пододвинулся поближе и пристроился на кубическом ящике вычислительного комплекса за спиной у Ника. Судя по всему, он окончательно уверовал в то, что прорываться с боем из командного пункта никто не собирается.

– Дядя Миша… – Катя смотрела на командира грустным взглядом. – Помнишь тот самый день рождения? Мой первый день рождения без мамы… Мне тогда исполнилось всего лишь восемь лет, и ты принес в подарок большой альбом для рисования и огромный набор красок и кисточек. Обрадованная и вдохновленная, я немедленно приступила к работе, мгновенно написав портреты самых близких мне людей: мамин, папин, дяди Лешин… и твой. При этом вывозилась в краске с ног до головы, безнадежно испортив шикарное праздничное платье. Дядя Леша тогда ужасно расстроился, а глядя на него и я расплакалась, а ты прижал меня к себе и сказал, что платье – ерунда, всегда можно купить другое. А вот талант нужно развивать и поддерживать.

«Представь себе, – говорил ты в ответ на укоризненные дяди Лешины взгляды, – что когда-нибудь наша Катя станет великим художником, и наступит момент, когда мы увидим ее работы в какой-нибудь галерее… еще будем гордиться знакомством с выдающимся мастером…»

Забавно, но я запомнила этот разговор в мельчайших подробностях. Возможно, именно он впоследствии и подтолкнул меня к выбору жизненного пути, хотя, признаюсь, – добраться до сияющих вершин в профессии художника мне так и не удалось… А ты помнишь мой день рождения?

Богданов долго молчал, глядя на собеседницу взглядом, в котором безумная надежда смешивалась с болью и горечью непоправимой утраты. А потом, наконец, тихо произнес, глядя собеседнице прямо в глаза:

– Я очень хотел бы поверить в невозможное… но не могу. Извини. Даже если у тебя внешность и воспоминания Кати – ты все равно не она. Наша Катя мертва, и изменить это не в силах уже никто.

– Но почему, дядя Миша? Что со мной не так?

– Ты прекрасно знаешь. Люди не могут вот так запросто менять один облик на другой, как ты только что нам продемонстрировала… или продемонстрировал. Ты не человек… Сэм Харди или Катя – всего лишь маски, за которыми прячется твоя истинная сущность. Не говоря уж об этих черных бестиях, – Богданов махнул рукой в сторону зависшей над столом голограммы. – Тоже ваша работа? Так кто же вы на самом деле?

Катя опустила голову. Майкл стоял у нее за спиной и задумчиво смотрел на застывшее в неподвижности изображение.

Возникла длинная пауза. Все ждали убедительных объяснений от пребывающих в явном затруднении самозванных стажеров… или инопланетных пришельцев… или кто они там такие…

– А может, это что-нибудь техническое? – подал голос Марк Аврелий. – Какой-нибудь голографический камуфляж, а? Правда, никогда не слышал о таком… но мало ли… военные напридумывают всякого, секретного… а ты гадай потом…

– Какой там камуфляж, – с досадой сказал Ник. – Никакая голограмма не позволит тебе выжить при температуре в полтысячи градусов и летать в облаках, размахивая крыльями… да еще обходиться при этом без кислорода.

– А может, это вообще не они, – Марк предпринял последнюю безнадежную попытку объяснить то, что никакому рациональному объяснению не поддавалось. – Какие-нибудь приспособившиеся к венерианскому климату местные твари… А что? Миллионы лет назад условия здесь были почти как на Земле, вот они и сохранились с тех времен. Адаптировались.

– Ну, Марк, ты даешь, – покачал головой Ник. – Гипотезами так и сыпешь. Тебе только фантастические романы писать.

– А что? Может, еще напишу, – Марк гордо поглядывал на всех с высоты своего насеста.

Катя вдруг резко подняла голову.

– Нет, – сказала она. – Командир прав, это мы.

Она быстро закатала рукав и положила правую руку на стол рядом с зависшей голограммой.

– Смотрите.

Рука как рука. Женская, красивая… и миниатюрная ладошка с длинными узкими пальчиками… не то что у Сэма Харди.

Внезапно она вздулась буграми мускулов, в неуловимо краткий момент почернела и удлинилась, а пальцы обзавелись мосластыми суставами и внушающими ужас огромными, острыми, словно бритва, когтями. Миг, – и на столе перед потрясенным экипажем станции «Афродита» возникла лапа демона во всей красе.

Катя дала время на то, чтобы полюбоваться результатом частичной метаморфозы, а затем столь же быстро вернула руку к ее обычному человеческому виду.

Повисшую в воздухе звенящую тишину нарушил Богданов.

– И после этого ты будешь утверждать, что ты человек?

– Буду, – упрямо заявила Катя.

Командир лишь покачал головой и откинулся в кресле, всем видом давая понять, что попытки переубедить его абсолютно безнадежны. В особенности после произведенной демонстрации.

Катя тоже выпрямилась в кресле и заговорила, глядя Богданову прямо в глаза:

– Вскоре после моего возвращения на Лорелею вышло так, что мы с Роном оказались в этнографической экспедиции Алана Стромберга. В перечне задач значилось прежде всего всесторонее изучение обычаев и жизненного уклада местных аборигенов – лорнов. Включая культуру во всем ее многообразии: верования, танцы, живопись, литература… всякого рода песни и легенды, – и весьма своеобразные представления об окружающем мире. Рон выполнял в экспедиции обязанности пилота, а я… в общем, на подхвате, занимаясь всем понемногу. В основном, на кухне. Специалисты экспедиции нередко обсуждали текущие дела за обеденным столом, так что волей-неволей я оказывалась в курсе всех новостей. Постепенно лорны меня заинтересовали, я сама не ожидала, что их песни, а в основном, – легенды и мифы настолько сильно захватят мое воображение. Мне вдруг захотелось узнать о них все. Я искренне восхищалась цивилизацией, существующей в полной гармонии с природой, пусть даже с нашей точки зрения такая жизнь и выглядела архаичной.

Вовсе не обязательно строить гигантские здания до самых облаков и летать между звезд, думала я. Пусть лорны даже не подозревают о сомнительных благах технического прогресса, зато они абсолютно свободны от его пороков. Очень может быть, что подобный образ жизни в конце концов окажется гораздо более правильным, нежели наш. Возможно, человечеству тоже стоит пересмотреть свои взгляды и перестать покорять природу вместо того, чтобы слиться с ней, став ее частью. Кто знает, не на этом ли пути нас ожидает самое обычное человеческое счастье.

Катя умолкла, обводя взглядом притихший экипаж «Афродиты». Никто не стал оспаривать весьма неочевидные умозаключения, все смотрели на рассказчицу с предельным вниманием. После короткой паузы, она продолжила:

– Неожиданно обнаружилось, что мне довольно легко дается язык аборигенов и их письменность. Руководитель экспедиции Алан Стромберг быстро оценил столь выдающиеся лингвистические способности, после чего немедленно избавил от работы на кухне. Появилась возможность общаться с лорнами напрямую. Удивительно, но обычно не склонное к общению местное население в конце концов меня признало, перестав видеть перед собой всего лишь назойливого надоедливого чужака. Может, почувствовали, что я действительно стремилась жить с ними одной жизнью… понять, а не заниматься изучением. Мои унылые и однообразные будни, наконец, наполнились смыслом. В конце концов я стала проводить с лорнами куда больше времени, чем с собственным мужем…

Катя подняла голову и взглянула на Рона. Тот в ответ лишь пожал плечами. Мол, не со всем согласен, но спорить не буду.

– Приближался праздник Великой Охоты, – Катя снова повернулась лицом к ожидавшей продолжения аудитории. – Я упросила вождя лорнов взять меня с собой в джунгли, и после долгих уговоров он в конце концов согласился. Правда, с условием, что я не буду путаться под ногами. Охота – вообще дело серьезное, а уж Великая Охота… Естественно, я пообещала все что угодно, пребывая на седьмом небе от счастья. Еще бы! До сих пор ни один из землян не удостаивался подобной чести. Я первая. Кажется, не спала целую ночь, а рассвет встретила уже в лагере охотников…

Катя замолчала и нахмурилась. Создалось полное впечатление того, что по какой-то неведомой причине воспоминания о радостном предвкушении предстоящего праздника внезапно сменились чем-то тревожным и даже более того – весьма неприятным.

– Не буду вдаваться в подробности, – хмуро произнесла Катя. – Тем более, что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я хотела вам рассказать… Короче… произошел несчастный случай. Испуганный зверь выскочил из зарослей прямо на меня… там, откуда его никто не ожидал. Ударил меня и понесся дальше. А я… Не удержалась и рухнула вниз с высокого обрыва. Когда лорны нашли меня, я была еще жива. Представляю, какое жуткое зрелище открылось их взглядам: сплошная груда переломанных костей и окровавленной плоти. Помню ощущение адской боли… и наводящие ужас мысли о том, что, вероятно, вот это и есть мой последний час. А еще… что в моем теле не осталось ни единой целой, даже самой маленькой, косточки, что, скорее всего, было недалеко от истины. Даже речи не могло быть о том, чтобы поднять меня и перенести куда-нибудь в более подходящее место. Я просто рассыпалась бы на кусочки в руках спасателей.

И тогда лорны стали оказывать мне помощь своими средствами, прямо там, под скалой. Не знаю, что именно подтолкнуло их к такому решению. Возможно, чувство ответственности за жизнь неопытного и абсолютно беспомощного в джунглях чужака… а возможно, возникшее между нами чувство взаимной симпатии. Хотелось бы в это верить…

Подробности лечения я опущу. Скажу лишь, что результат оказался воистину ошеломляющим. На следующий день уже ничто не напоминало о полученных травмах, а еще через день я встала на ноги.

Николай недоверчиво хмыкнул и с сомнением покачал головой. Судя по всему, он не имел дурной привычки верить в неподкрепленные строгими фактами чудеса. Марк слушал, разинув рот, а Богданов прочно спрятал чувства за маской ледяного спокойствия.

– Побочным эффектом подобного лечения стала нежданно приобретенная способность к изменению формы и биохимии моего тела, – завершила рассказ Катя. – Она обрушилась на меня словно гром с ясного неба, словно водопад… Помню потрясение, которое я испытала, когда впервые ощутила себя в облике крылатого чудовища. Произошло это спонтанно, вне зависимости от моей воли или желания. Тогда мне казалось, что я останусь монстром навсегда, однако, к счастью, ошиблась. Быстро выяснилось, что управлять процессом довольно легко, достаточно простого мысленного усилия…

Возникла длинная пауза, во время которой Катя поочередно заглядывала в лица своих собеседников, пытаясь угадать их реакцию. А потом спросила прямо:

– Ну как? Я еще не убедила вас в том, что внутри меня вовсе не таятся злобные инопланетные захватчики? И я по-прежнему та Катя Решетникова, которую вы знали?

Экипаж «Афродиты» пребывал в задумчивом молчании. Видимо, каждый пытался определиться со своим собственным отношением к услышанному.

Наконец, Николай неожиданно для самого себя произнес: