Текст книги "Вернуться (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 53 страниц)

Глава 5

Столешница выглядела гладкой и сплошной – явно композитный материал. Возясь на кухне, Катрин все чаще натыкалась на «артефакты». Винты, крепящие чугунную плиту над очагом, небывало изящные петли оконной рамы. Еще уйма мелочей, никак не вписывающихся в стандартный интерьер пусть и продвинутого, но все же средневекового каннутского быта. Правда, все «нездешнее» относилось непосредственно к самому помещению; вся обстановка: табуреты, узкая кровать за неуклюжей ширмой, посуда – несомненно, были изготовлены на фермах или в Каннуте.

Катрин еще разок протерла стол. Эррата бессовестно делала вид, что спит, отвернувшись к стене и укутавшись в легкое покрывало. Освобождать единственную кровать новой фаворитке девчонка явно не собиралась. Ладно, скандалить будем потом. Пусть милашка напоследок потешится – как бы там ни сложилось, вряд ли бедняжке удастся вернуть времена идеалистических отношений с его величеством сиятельным Цензором-Преторианцем.

Катрин в замешательстве потрогала слегка ноющий порез на руке. Довольно странная личность этот Доклетиан Кассий де Сильва. Явно Пришлый, и явно с "приветом". И бесчувственный, как бревно ореховокожее. Мог бы Эррате пару ласковых слов сказать. Вон как девица убивается. Лямур, однако, нешуточный. Даже малоинтеллектуальные охранники девчонке сочувствуют. Дикси, похоже, сам к черноволосой красотке неравнодушен. За ужином на наглую пришелицу зверем смотрел. Ладно, наплевать на челядь. Сейчас главное – господин Цензор. Ведь придется с ним спать, ох, придется.

Катрин в тоске сняла с крюка разделочный нож, подбросила на ладони. Железо дурное и заточка никакая, но сойдет. Лезвие в две ладони длинной – чем не "боуи "? Не боится осторожный Цензор-Преторианец оружие прислуге в руки давать. Ну да – все его любят или, в крайнем случае, уважают. К тому же браслеты домочадцев дисциплинируют. Мало того, что отправиться погулять без спроса весьма затруднительно, так еще и начистить харю хозяину-господину тоже не получится. Эрго уверял, что в случае неповиновения браслет-сторож может руку или ногу напрочь пережечь. Раскалится, значит, магическая вещичка и будет тебя палить, пока с визгом и плачем к хозяину каяться не прибежишь.

Новоявленная фаворитка и кухарка с чувством сплюнула на угли. Вот и нацепила себе ошейник. Долго ли умеючи. Дерьмовенько. Время бежит – уже целый день здесь ошиваешься, а толку? Кроме незамысловатых полицейско—эротических игр-прелюдий, результатов, считай, и нет. Кораблик за стеною скучает, да повода туда заглянуть так и не представилось. Уже не говоря о том, что суденышко стоит у самой границы "черты оседлости". Может, и правда у хозяина экскурсию выпросить? Мол, так и так, с детства интересуюсь кораблестроительством, дозвольте глянуть. Я вам за это отсосу как трюмная помпа. Да что там – как кингстон. Или кингстон ничего не сосет? Вот горе-мореплавательница...

Захотелось засадить нож в доску, на которой развешены плошки и глиняные стаканы. Ну, размечталась. Девчонка ревнивая перепугается, да и камера наблюдения столь дурной и некрасивый поступок засвидетельствует. И так подозрительно – что это домохозяйка с ножом в руках застыла. Катрин принялась трудолюбиво шкрябать стол. Чистоту наведем. Завтра утром вставать рано – придется завтрак готовить. Нужно в грязь лицом не ударить – пусть невкусно будет, но без отравлений. Хотя, возможно, Эррата возжелает сама готовить. Кто б возражал? Ох, и в дурацкое положение вы, товарищ старший сержант, попали. Камеры кругом, сумасшедшие помещики, крокодилы в костяных доспехах. А вы извольте трудовой энтузиазм изображать. Тут все под визуальным контролем.

Камера слежения в кухне присутствовала. Торчал маленький наглый жучок на тонкой ножке в углу под белым, слегка подкопченным потолком. Камеры наблюдения обнаружились и в коридоре, и перед входной дверью, и над окном "залы". На улице их было меньше: Катрин обнаружила только три – по периметру дома. Возможно, и ошиблась – откровенно вертеть головой и высматривать не рискнула. Зато вроде бы в купальне камеры не было. Это понятно – хозяин наш, что такое "пристойно – непристойно" лучше всех в этом мире знает. Ханжа и хам. В сортире, кстати, камеры тоже нет. Вообще-то, в этом отгороженном уголочке задумчивости царят нравы первобытные. Конструкция типа "дыра в Аид". Доски кривоватые. Вони особой нет, но это скорее от малочисленности посетителей, чем от тщательного санитарного ухода. Доклетиан Кассий де Сильва сюда явно не заглядывает. Вот тайна озера у Тихой: живет маг, в сортир не ходит, мыться не моется, жрать не жрет. Да еще красив как... как ненормальный. Чем жив и какие интересы и хобби, кроме классификации всего сущего по категориям "прилично-неприлично" – неизвестно. Ну, боги, наворотили вы интригу.

Катрин вымыла руки и вынесла ведро с грязной водой на улицу. Дверь не заперта, вокруг никого нет – красота. Над рекой сгущалась вечерняя дымка. Сумерки здесь короткие. Тихо. Редкий крик птицы, всплеск неугомонной мелкой рыбешки. Тростник становится темнее, рябь от ветерка бежит по непрозрачной мутной воде. Вспыхнули ярким четырехугольником первые звезды.

Знакомая дорога до родника заняла минуту. Катрин наполнила ведро, умыла приятно прохладной чистой водой лицо. Покосилась в сторону манящей тени, – на фоне загорающихся звезд можно различить лишь полосы маскосети, да смутные очертания кормы. Кораблик прельстительный. Нет, не сейчас. Передвижения слуг он – Цензор-Преторианец, как-то отслеживает. И сам, и с помощью охранников. Сейчас на страже Эрго. Мрачный Дикси отправился спать. Где-то здесь существует центр системы охраны. Эрго намекнул, что в доме можно спать спокойно – и мышь не подберется. Ну, положим, на всякую мелкую безвредную живность система должна реагировать спокойно. Для всего, что представляет внешнюю опасность запасены сюрпризы. Какие – вот в чем вопрос.

Катрин с ведром подходила к двери, когда на пороге возникла широкоплечая фигура Эрго. Рожа обеспокоенная:

– Ты куда пропала? Звезды уже...

– Ага. Яркие, – Катрин задрала голову.

– Ты, что?! Иди, хозяин ждать не любит.

– Куда идти?

Эрго посмотрел почти с жалостью:

– Иди, Кэтти. Платье, еду и безопасность получила?

– Поняла. Лечу на крыльях. Ах, неужели это не сон? – Катрин всучила охраннику ведро и, вытирая руки о подол, пошла отрабатывать пансион и выказывать свою непомерную благодарность.

Цензор-Преторианец восседал в своем кресле. Рослый сильный мужчина, изящно откинувший красивую голову. Мудрость и чуть-чуть усталости в задумчивом взоре. Белые одежды подчеркивают эффектный цвет кожи.

"Может быть он голограмма?" – подумала Катрин. "Я тут гадаю, а его на досуге сляпал десяток веселых программистов, чтобы бабам голову кружить. Красивый, пустой, загадочный, – на такого запросто обкончаешься".

– Ты опоздала, – холодно оповестила голограмма.

Катрин, опустившись на колени (ненавистная поза, аж в животе все скручивается, но ты привыкай, привыкай) покаянно опустила голову. Локоны полузакрыли лицо:

– Я виновата, милорд. На кухне столько дел. И я совсем не умею следить за звездами.

– Мне придется наказать тебя, – возвестил Доклетиан Кассий де Сильва. – Но об этом потом. Взгляни на меня, дитя.

Катрин подняла на властелина зеленые, честные как у любой кошки, глаза.

– Я тебе не верю, – неожиданно шепотом сказал смуглый мужчина. – Ты была неискренна со мной. Моя магия подумала и советует мне быть осторожным.

– Милорд, – Катрин сплела у груди пальцы, – я ни словом ни солгала вам. Всего лишь три дня назад я была честной преданной женой. Но богам было угодно оставить меня в одиночестве. И я познала их правоту. Я вижу вас, богоподобный Цензор-Преторианец, и мое сердце.… О, испытайте меня снова своей магией. Я готова по капле выдавить свою кровь, лишь бы вы остались снисходительны ко мне. Ах, милорд, ваши глаза прожигают сердце насквозь, как солнечный луч пронизывает туман над рекой. Мой лорд, только позвольте и я буду вечно целовать ваши ноги.

Цензор заинтересованно нагнулся вперед:

– Разве ты не слишком горда, чтобы дать подобные клятвы? У тебя ведь было много слуг? Признайся, ты любишь власть? Малейшие твои желания заранее угадывались, перед тобой трепетали слуги? Все, что ты желала само падало тебе в руки – ведь так? Такая красивая, такая избалованная и надменная, сейчас ты молишь об участи служанки?

Нет, он не голограмма. Ему интересно. Игра, в которую он никогда не играл. Красавчик, мальчик из иной жизни.

Глядя в увлеченно сияющие глаза, Катрин тихо сказала:

– Я – леди. Но богам было угодно отнять все. Милорд, позвольте ничтожной сучке доказать свою преданность.

– Да! – Цензор откинулся и многозначительно воздел смуглый перст к потолку. – Ты наказана заслуженно. Ты – жила подобно животному, не знающему, ни чести, ни морали. Испорченная и падшая женщина. Могу ли я исцелить тебя?! Будешь ли ты искренне благодарна?

Катрин молча двинулась к нему на четвереньках. Движения мягкие и вкрадчивые, – не так подкрадываются к часовому или снайперу, так берут иную добычу. Ох, Фло, напомни как, помоги. Руки и ноги, гладкие, теплые, слабые, нежные. Бедра натягивают путы подола. Раскачивается округлый зад. Не напугай, – не шлюха, не куртизанка, – самочка, белокурая глупенькая самочка. Мясцо, сулящее удовольствие.

Прижалась щекой к ноге. Под свободной штаниной живая настоящая плоть, – щека потерлась о мускулистую, четко очерченную икру. Светлые густые локоны ласкали мужскую ногу сквозь белую ткань. Катрин опустилась ниже, уткнулась лицом в ступни, опутанные тонкими ремешками сандалий, прошептала:

– Только пожелайте, мой господин.

Треснуло платье – хозяйские руки страстно вздернули женское тело вверх, почти оголив плечи Катрин из-под нестойкой защиты платья:

– Жаждешь разделить со мной ложе? Сладострастница. Поклянись в покорности, поклянись в том, что будешь верна! Поклянись, что не злоумыслишь против меня!

Широко распахнулась бездонная зелень глаз. Изумление трепещущей самки:

– Злоумыслить?! Я?! Против великого, прекрасного как бог, мага? О, милорд…

Розовый язычок лизнул смуглые хозяйские пальцы, вцепившиеся в ворот платья…

– Ты другая! – Цензор испуганно отдернул руку. – Искушаешь меня, упорно лжешь. Ты другая. Ты, ты.… Поклянись, что не укусишь меня, поклянись, что твои белые зубы… Ты вампир…, ты.., ты…

Больше всего Катрин хотелось протянуть руку, наполнить ладонь тем, что выпирало в штанах между ног Цензора. Сжать властно, по-хозяйски. Ну, Доклетиан Кассий де Сильва, иди к настоящей леди. Дьявол, только не пугать его. Трусишка, зайка смугленький, иди сюда, иди…

– Милорд, клянусь, вы будете жить вечно. Вы ведь так прекрасны.

– Ты лжешь. Ты другая. Обманщица, распутница.

…Почти пустая, похожая на театральную декорацию комната. Занавес шторы на заднем плане. Одинокое кресло-трон, маленький столик около него. Высокий смуглый мужчина, напряженно выпрямившийся в кресле. Взгляд, полный возбуждения и страха, то устремляется к потолку, то вновь опускается на грешную землю. У ног сладострастно извивается белокурая женщина. Ее бедра случайно и высоко обнажились. Сейчас она так же неправдоподобно красива, как и король тихого королевства…

…Катрин чувствовала себя мразью. Грязь, не человек. Ибо хотелось.

– Встань! – ее снова рванули за плечи. – Встань на колени и повинуйся. Только повинуйся!

– Да, хозяин, – Катрин зачарованно смотрела в лицо смуглого бога. Ну почему он так безупречно красив?! Ни одной неправильности, ни единой ненужной или фальшивой ноты в бессмысленно одухотворенном лице. Возбужденно вздрагивающие ноздри, чувственно-жадный изгиб губ. Шелковистые пряди волос. Скинь тряпки, дай тебя попробовать. Дай, дай! Дай!!!

Цензор потянулся к шкатулке на столе. Катрин застонала. Только не сейчас! Потом любые детекторы и допросы. Сколько угодно вранья, а если захочешь, то и правды. Только потом. Ну невозможно же терпеть!

– Пожалуйста, Хозяин…

– Молчи! – приказал хозяин. – Или я тебя изгоню. Запрокинь голову.

В руках у Цензора было что-то прозрачное, похожее на скомканный пластиковый пакет. Катрин, совершенно потерявшая себя, покорно запрокинула лицо. К коже прикоснулось мягкое, обволакивающее, расплылось по щекам. Катрин заскулила.

– Тебе не будет больно, – успокаивающе прошептал Цензор. – Сейчас, глупенькая дикарка.

Катрин слегка отрезвела. Судя по ощущениям – просто латекс. Прилипает плотно, – как маска для ныряния. Только и сквозь латекс, прикосновения мужских пальцев нагоняют дрожь. Низ живота мучительно ноет. Трахните меня, трахните! Катрин ужаснулась собственному падению. Но горячая волна стыда, отнюдь не смыла желания соития. Ну что же он?! Что?!

Цензор, точно испугавшись, откинулся в кресле. Жалобно пробормотал:

– Лоло, у тебя дьявольские глаза. Ты вернулась, Лоло?

Катрин точно оплеуху отвесили. Замерла. На Цензора было тяжело смотреть. По мужественному смуглому лицу пробегали волны страсти и смятения – боялся и жаждал одновременно. Руки его легли на плечи белокурой женщины, – на этот раз бережно и осторожно. Катрин повиновалась. Теперь она стояла против мужчины, – они были одного роста, и Цензор с ужасом и восторгом лицезрел изумрудные глаза, сияющие в прорезях лица-маски. От этого драгоценного блеска мертвое гладкое лицо казалось почти незнакомым. И невыносимо притягательным. Цензор потянул со светловолосого призрака платье. Катрин машинально помогла движением плеч. Она чувствовала себя убитой, – чужое лицо мертвило кожу, руки и ноги словно свинцом налились. Возбуждение никуда не делось, – стало отдельным грузом, холодно давящим изнутри на грудь и низ живота. Так отвратительно Катрин давно себя не чувствовала.

Цензор что-то бормотал. Смысл едва улавливался. Мольбы, требования, обращения к призрачной Лоло. Пальцы Цензора скользили по груди.

– Иди сюда, – пробормотал хозяин. – Иди, и будь послушна.

Зашелестели шторы. За занавесом обнаружилась неширокая постель. Одинокая подушка, куцее покрывало.

– Ложись и будь покорна, покорна, – панически бормотал-заклинал Цензор.

Катрин покорно опустилась на ложе, осторожно вытянула ноги. Лежать было жестко, к тому же пятки неудобно свисали.

…Разочарование плоти было всепоглощающим: этакая спешка миссионерская, хамская, оскорбительная. Вроде и не было ничего. Хотя нет, – ногти успели продрали подушку, запутались в неприятно сухом сене. Хотелось в голос, многоэтажно выругаться. Тело, привыкшее за последние два года к томному изысканному сексу, с непременным и многократным удовлетворением, бурно протестовало, грубо одернутое на полуфазе возбуждения.

Цензор поспешно, почти панически сполз, стыдливо отворачиваясь и хватая какую-то тряпку. Катрин нестерпимо хотелось его ударить. Сильно, не сдерживаясь. Так чтобы заныл, осел на пол, хватаясь за бок с отбитой печенью. Даже нога шевельнулась, целясь пяткой в смуглый удобно подставленный бок.

Нет.

Кораблик.

За хамство потом рассчитаемся.

Катрин села, прикрыв грудь. Цензор-Преторианец, уже чуть успокоившийся и защитившийся своими широкими штанами, сам шагнул к наложнице. Катрин дернулась от прикосновения к лицу. Мужские пальцы неловко снимали маску. Дышал Цензор загнанно, как после марафонского забега.

Плохое выступление, милорд. Паршивый вы спринтер, Доклетиан Кассий де Сильва.

– Возьми платье и ступай спать, – хрипло приказал мужчина.

Катрин покорно кивнула. Вот только повиноваться сразу не получилось. Босые ноги на паласе повело куда-то в сторону. Катрин качнулась. В бедрах плескалось озеро жгучего расплавленного золото. Тело упрямо требовало продолжения и хотя бы мимолетного облегчения. Катрин подхватила с пола свое платье, разорванный шнурок с перстнями, побрела к двери.

– Оденься, бесстыдница, – с негодованием прохрипел Цензор.

Катрин принялась натягивать платье. Тряпки путались, мешал зажатый в кулаке шнурок с украшениями.

– Ты в моем доме. Не смей вести себя как шлюха, – пробормотал, плюхнувшийся в свое кресло хозяин. – Можешь сохранить свои жалкие побрякушки, но я не желаю их видеть. Сдержанность и послушание, – вот к чему должны устремиться все твои мысли. И не смей издавать животные звуки. Не смей пытаться дотронуться до меня без разрешения. И не взмахивай ногами как дикая лошадь. Тебе нужно учиться быть сдержанной.

Катрин вяло кивнула. Кланяться и благодарить за оказанную честь сил не осталось. Толкнула дверь, – пальцы все еще дрожали. В коридоре было темно, только дальше, в "зале" теплился огонек маленького светильника. За спиной едва слышно щелкнул замок. Опять электроника? Сейчас голова думать отказывалась. Как душно здесь…

Ощупью выбравшись из дома, Катрин опустилась на крыльцо. Ох, дьявол, и здесь не ветерка. Проклятое место. Пришлось встать и брести к купальне. Звезд Катрин сейчас не видела, – из-за каждого куста, из каждой ночной тени выступала, поднималась во весь рост широкоплечая смуглая фигура. Настороженный жадный взгляд, короткие пряди падают на гладкий лоб. Плоский живот, блестящая кожа. И такая рельефная штука, такая манящая, с чуть задранной боеголовкой. Скот, мерзавец, хозяйчик вздорный. Ох, хочу, хочу!!!

Катрин сидела на досках купальни. На спину вяло капала вода. Нет облегчения. Тело остывать не желало. Какой же он… сука, преторианец. Инкуб, – только тупой как чурбан. Тупой! Но когда смотришь на безупречную фигуру, на возбужденную плоть, такую шоколадно-прекрасную, что глаз не оторвать…

Катрин вскочила на ноги, коротко врезала ни в чем ни повинному столбу купальни. Сооружение угрожающе хрустнуло, кулак ответил отрезвляющей болью. Молодая женщина затрясла головой. Сочтемся. Кораблик, дай только кораблик заиметь…

Лавка была жесткой. Катрин вытянулась, закрыла глаза. Сквозь ресницы робко пробивался огонек светильника. Можно пойти, отвесить пинка Эррате и занять заработанную тяжким трудом койку. Только не сейчас. Сейчас бы попробовать мысли привести в порядок.

Значит, трахнулась. Эмоции опустим. Как бы там ни было, хозяин остался доволен. Пусть бухтит что хочет – такой "стояк" от брезгливости не задерется. Некоторые рубежи новая содержанка захватила и удержала. Кто же он такой? Пришлый – однозначно. Колдовство – чушь, в жопу. Красивый, как статуя Лувра, и такой же незаурядный мыслитель, как тамошние мраморные головы. Нервный. Психованный. Как говорится – "с комплексами". Найни дала бы исчерпывающую психиатрическую консультацию. Явно по ее части клиент. Везет тебе, сержант. Эмоции отставим. Мнительный он, очень мнительный. Детектор обманулся, а милорд нестыковки чует. Несмотря на всю свою манию величия. Доверять не будет, хоть трахайся с ним до пены из ушей. Боится. Людей боится, реки боится. Аванков боится, сквозняков, собственных наложниц, сырой воды, кишечного расстройства, микробов, солнечного света и собственной тени. Чужой он здесь. Понятно. Прикосновений он боится. Секс у него единственное развлечение, и при этом этот тип боится объятий живой бабы. Хотя страх соития героически преодолевает. Просто Баярд и Геракл в одном флаконе. Аполлон ореховокожий, скипетром взор слепящий. Тьфу! Распять бы его на той жалкой постельке, штанишками бы рот заткнуть. Хм, Мышка что-то такое любопытное рассказывала, насчет технологий принудительного соития. Хотя куда он денется и без технологий? Черт! Приди в себя, сержант. Без эмоций, без фантазий. Кораблик. Как подобраться? Как риск к минимуму свести? Кораблик, кораблик. А уж потом всех в мясорубку, в фарш, в муку, что б и воспоминания о мудях смуглых растоптать.

На кухне ворочалась, не спала Эррата. Посапывал в дальней коморке Дикси. Сидящего в "секретной" комнате Эрго не слышно, лишь изредка там ерзало по полу, скрипело – видимо, табурет неудобный. Снаружи – из-за окна, издалека – донесся другой заунывный скрип. Странные здесь пеликаны – черные, крупные и ночью охотятся. Пеликанов полно, аванков полно, фаллосов, на которые сесть хочется, тоже хватает. А лодочка всего одна, одна, одна. Белеет парус одинокий в просторе бухты за углом... Руки коротки, бухты тесны. Может, колдуну-преторианцу самому поглубже вставить? Кухонный нож или что-нибудь поинтереснее? Есть способы, есть. Тут и консультаций Мышкиных не требуется. И сама наложница высокоблагородная умеет языки развязывать. Довелось в свое время допросами заниматься, и сейчас не погнушаемся. Только поможет ли? Секретики, парольчики электронные, чипики хитрые. Или кораблик без затей, местный? Эх, как же на экскурсию напроситься? Если милорда Цензора для начала выпороть-подбодрить первой попавшейся хворостиной он, несомненно, куда угодно приведет и что угодно покажет. Но искренне ли? О чем умолчит? Ошибочка в пару слов уйму непоправимых глупостей за собой повлечет. Странный он, странный, странный, очень странный. Страстно визжать будет, если попой вверх разложить.

Сладенький, вкусненький. Взвоет, как кухарка чуть не взвыла, когда недотраханную за дверь выставили. У, сука черная. Еще маску надел. Рожей не вышла, да? Что ж ты отстрелялся суетливо как новобранец дристливый? Не глянулась, скажи? А вот если кожу с тебя с вопящего содрать? Неторопливо. На той же постельке.…

Без эмоций. Чучело ты неудовлетворенное, нимфоманка тронутая.

Скрипнуло в коридоре. Шаги. Он… Походку остальных Катрин расшифровывала на слух уже машинально. Куда идет? Проверка или с длительного секса перетрудился, проветриться понесло? Вряд ли. Трусишка цензор серенький…

Сердце заколотилось. Ой, не серенький он. Шоколадный, вкусный, сладкий. Ладони сильные и мягкие, в таких раньше и не бывала. Ой, хочу-хочу-хочу. Пусть сукой называют, потом разберемся.

Я тебе дам, "потом", блондинка отупелая. Работай, б..дь.

Без эмоций.

Видел в темноте Доклетиан Кассий де Сильва недурно:

– Почему здесь? Я приказал тебе спать.

Катрин соскользнула с лавки и приняла коленопреклоненную верноподданническую позу:

– Милорд Цензор-Преторианец, прошу меня простить. В кухне спит Эррата. К тому же, мне все равно не уснуть.

– Это не оправдание, – голос хозяина звучал приглушенно, но веско. – Мне придется наказать и тебя, и непослушную служанку. Скоро она уйдет, но и сейчас я не потерплю и тени неповиновения. Встань с колен, – тебе явно претит эта поза. Пришли ко мне Эррату. После нее зайдешь сама.

Катрин вскинула голову и хозяин, словно оправдываясь, поспешил пояснить:

– Я забыл объяснить тебе нечто важное. Для такого избалованного и своевольного существа как ты, это необходимо. Зайдешь сразу за Эрратой. И приведи себя в порядок. Хорошо, что ты не ленишься лишний раз посетить купальню, но твоя одежда в безобразном состоянии. Ступай, я жду.

Эррата претворялась спящей, пока Катрин не потрясла ее за плечо:

– Вставай, тебя хозяин вызывает.

Девчонка вскинула голову. Длинные волосы упали на лицо, глазища расширились. Соплячка соплячкой, ей бы в дневник девчачьи секреты вписывать. И что ей во взрослые игры играть?

– Ты уже надоела? Гордячка беловолосая. Думала ОН не поймет?

Нет, не соплячка. Крыска ревнивая. Дать бы ей щелбана по носу. Платье суетливо набрасывает.

– ОН правда зовет? Правда? Что ОН тебе сказал? ОН с тобою говорил?

– Нет, факс прислал, – огрызнулась Катрин, и прикусила язык. Что если крыска-чернавка дословно донесет? Вон как глазки от восторга засияли. Этак не то что настучать, и траванёт каким-нибудь слабительным. Понос кому угодно гордости убавит.

– Иди, Эррата. ОН ждать не любит.

Девчонка кинула через плечо презрительный взгляд, – кто бы говорил, – здесь есть девушки, которые ЕГО желания до мельчайших мелочей помнят.

Очень может быть. Катрин села на постель, погладила порез на плече. Чешется, зараза. Все чешется. Особенно между ног, и не у тебя одной. Эррата каждый вдох ненаглядного хозяина ловит. Наизнанку вывернуться для владыки готова. И выворачивается. Как же, – колдун, красавец, полубог. Как такому с искренним рвением не угождать? Влюблена девчонка по уши, да и плоть южная, рано созревшая, счастлива под смуглым богом раскинуться. Угождай, детка, угождай. Вот знает ли сам божок, цензор-преторианец и т.п. и т.д. что ему на самом деле нужно? Разврат в рамках приличий? Чинно, стыдливо и чтобы семя в потолок? Хм, тут разобраться неполного университетского образования не хватает. В "рамках приличий" это когда недотраханную партнершу на кухню высылают? Или когда маску напяливают? А сам-то цензор дебильный, он что, – из мазохистского приличия сам себе удовольствие сокращает? Или просто патологическая "скорострельность"?

Забыть, отвлечься. Шлюха и есть шлюха. Но надо о деле думать.

Катрин встала, потянулась до хруста в суставах. Сейчас бы кросс километров в десять. Всякие блудливые мысли как рукой сняло бы. Особенно если по спине сонного аванка пробежаться. На сексе сосредоточилась, леди благородная? Ничего, разберемся. Кораблик рядышком.

Катрин вышла в "залу" и очень вовремя. По коридору простучали шаги, вылетела Эррата. Лицо искаженное, платье в беспорядке.

"Это что ж он, – с дистанции отстрелялся?" – изумилась Катрин. "И двух минут не прошло".

Девчонка с разбега налетела на Катрин. Из глаз ручьем текли слезы.

– ОН тебя хочет! Тебя берет! Стерва старая!

Катрин перехватила руку пытавшуюся вцепиться ей в лицо. Девчонка пнула коленом, ушибла ногу. Всхлипнув, уцепилась за светло-желтые густые локоны великовозрастной соперницы. Катрин прихватила неумелую ручонку, выкрутила. Мимоходом сунув кулаком под дых, взяла обмякшую крыску за длинные патлы, усадила на лавку:

– Отдыхая, мартышка.

Эррата смотрела с ненавистью, трудно хватала ртом воздух.

Катрин покачала головой. Ну, да, "дылда долговязая", "сиськи отвислые пустые". Ну, сиськи, положим, не отвислые, но вообще-то слегка обидно. Ведь и, правда, в здешнем мире ты в свои двадцать три, тетка нагло молодящаяся, нормальной девушке дорогу перешедшая. Извини, крыска, ничего личного. Кроме кораблика.

Личное все-таки было. Подходя к двери тесных хозяйских покоев, Катрин почувствовала как учащается пульс. Таинственный, прекрасный жестокосердечный отшельник. Тайна сия велика есть. Тьфу. Просто не смотря на обстоятельства, вы, товарищ сержант, трахаться желаете как кошка мартовская. Зацепил, гад.

Объект вожделения сидел в кресле, и был раздражен. Катрин уже улавливала основные эмоции, упрятанные под холодным выражением точенного смуглого лица.

– Мой лорд, – Катрин приклонила колени. (Кажется, теперь всю жизнь будешь ходить на полусогнутых). – Вы желали меня видеть?

Цензор шевельнулся на своем аскетичном троне.

– Эррата оскорбляла тебя?

– Нет, милорд. Она плачет и очень сожалеет что впала в немилость.

Мужчина смотрел испытывающе:

– Почему ты ее защищаешь? Эррата зла на тебя.

– Я видела гораздо более злых людей, – пробормотала Катрин.

– Для купеческой жены ты слишком самоуверенна.

– Муж не отпускал меня от себя. У него было много деловых партнеров. Я слушала их рассказы. Я знаю как жестока жизнь.

– Вижу, ты умеешь лгать. Какую жизнь ты вела в действительности?

– Если милорду Цензору-Преторианцу будет угодно, то я расскажу о своей жизни с самого рождения. (И зваться тебе – Шахерезадой).

– Потом. Может быть, – хозяин резко наклонился в кресле. – Ответь мне, – о чем ты разговаривала с моими людьми?

Катрин заморгала:

– Стражники объясняли мне правила вашего дома. Мне нельзя с ними разговаривать?

– Только по делу. Пустой болтовни я не потерплю, – после краткой паузы объявил Цензор. Лицо его было таким надменным и ледяным, что Катрин, никогда не уважавшая музу Мельпомену[2]2
  Мельпомена – муза покровительница театральной трагедии.


[Закрыть], чуть не хихикнула. Ой, умри все живое! Что там короли и лорды благородные, – то сам цезарь многомудрый. Уж не впало ли его святейшество в грех ревности? Следил, но не расслышал, да? Маг с электронными оком, но без всеслышащих ушей? Прелесть какая.

– Кто ты? – резко и приглушенно спросил хозяин. – У тебя нездешние глаза. Ты красива, распутна, лжива. Что тебя привело в мой дом?

– Неудача, – прошептала Катрин, глядя в глаза хозяину. – Мне не повезло, милорд. Я потеряла все, что у меня было. Кем бы я ни была в прошлом, – я ваша раба. Я лучше маленькой Эрраты. Много лучше. Пусть господин поверит.

Хозяин молчал. В его глазах Катрин видела желание. Разве сомнения в искренности крепкогрудой наложницы нагнали бессонницу на великого мага? Хочет. От похоти глупеют все мужчины, даже цензоры-преторианцы. Женщинам похоть, впрочем, тоже ума не прибавляет.

Хозяин молчал, но колено его чуть заметно дрогнуло.

Ползи, падшая женщина.

"По-крайней мере, ноги у него чистые, – подумала Катрин, прикасаясь губами к пальцам смуглых ног.

Цензор задышал чаще. Выдавил из себя:

– Подними голову.

Катрин подставила лицо. Маска знакомо легла на лоб и щеки, стала второй кожей. Цензор поспешно отвел руки, тут же тихо ахнул.

– Ты… ты совсем не знаешь стыда. Ты животное.

– Я не виновата, милорд. Такой меня сделали, – прошептала Катрин и провела кончиком языка по гладкой щиколотке.

– Он.… Твой муж, твой растлитель… что он от тебя требовал?

– Все, – едва слышно мяукнула Катрин. – Все что ему в голову приходило.

Ласкала…

Маг и чародей крепче вцепился в спасительное кресло.

"Заспиртовать бы. Ох, у меня сейчас совсем крыша поедет" – подумала наложница, продолжая

"Зверь" оказался реликтовым. Нет, не размерами. Катрин приходилось видать экземпляры и покрупнее, причем, так сказать, вживую. Но этот был идеален. Пропорции будто все конструкторское бюро "Боинга" рассчитывало. И насчет идеального покрытия постарались. Просто "стелс" биотехнологий. Вершина фаллической революции. Взведенная, готовая к взлету. И "подвесное вооружение"… Бывают смуглые апельсины? О боги!

Бесстыдно распятый Цензор завопил от блаженного напряжения, страстная на

Конвульсии, беспорядочные движения локтями и бедрами, глухие удары по креслу, – Доклетиан Кассий де Сильва выгибался в сильнейшем оргазме…

– Тебе нужно немедленно промыть и прополоскать рот, – голос хозяина звучал неровно, но свои штаны он уже привел в порядок, и теперь изнеможенно сидел в кресле, опасаясь прямо взглянуть в глаза коленопреклоненной наложнице.

– Да, милорд, – пробормотала Катрин. В висках дребезжащим набатом стучал пульс. Бедра не просто ныли, – мучительно и остро болели. – Прикажите идти спать? – она совершенно ясно представила, что на ноги встать не удастся, придется выползать на четвереньках. Впрочем, это его не удивит. Чего еще ждать от похотливой самки?

– Ты испорченное существо. Испорченное до мозга костей, – прошептал Цензор. – Не пытайся меня уверить, что тебя развратил муж. Ты бесстыдна от природы.

– Да, милорд, – Катрин с вызовом взглянула на хозяина и облизнулась.

Цензор вскочил с кресла. Катрин, в голове которой все порядком спуталось, упала на локоть, готовясь встречным ударом сломать колено смуглому ангелу. Мужчина рухнул рядом, порывисто запустил руку в светлые волосы, отвел их с лица любовницы.