Текст книги "Змееносец. Сожженный путь(СИ)"

Автор книги: Юрий Катлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 57 страниц)

– Да, кивнул он.

– Раз. два, три,... произнес солист в микрофон. Добрый вечер. Сегодня для вас...

– Тото Кутуньо давай, крикнула женщина, за крайним столиком.

– Для вас, улыбнулся черноволосый солист, песня Тото Кутуньо "Итальянец"!

Алена подняла бокал, и улыбнувшись сказала:

– За нас.

– За тебя, улыбнулся в ответ Саша.

Звучала музыка... они смотрели друг на друга влюбленными глазами, и Саше казалось, что лучшего вечера, не могло и быть... Она так красива...

Неожиданно для всех, как впрочем, и бывает в таких случаях, все хорошее, кто нибудь, да испортит...

В зал забежал испуганный мужчина, в порванном черном пиджаке, с разбитым в кровь лицом. Он задержался у сцены, и громко крикнув:

– Помогите!– ринулся вглубь зала. Следом, за ним, вбежали трое молодых парней, в спортивных костюмах, и с криками.

– Стой, падла! побежали за ним. Мужчина обернулся, и крикнул

– Милиция!

Они налетели на него словно "коршуны на добычу". Сбив мужчину с ног, парни яростно "молотили" его ногами, не обращая внимания на окружающих. Музыка умолкла, в зале наступила тишина, и только глухие удары, стон, и матерные слова...

– Помогите! Люди! выкрикнул мужчина, вворачиваясь, на полу от ударов ногами.

Алена поставив бокал на стол, побледнела.

– Эй, вы чего творите, встал из-за стола, пожилой мужчина, в сером костюме. Прекратите!

– Заткнись "дятел"! грозно крикнул один из парней, взглянув на мужчину. В "бубен" захотел? – Вы что, сволочи! вскрикнула женщина, из глубины зала. Милиция! Позвоните в милицию! Саша поставил бокал, на край стола, посмотрел на Алену, и увидел, ее испуганное лицо. Она смотрела, то на мужчину, умоляющего о помощи, то на Сашу.

– Они его убьют, прошептала она. Надо срочно вызвать милицию. Саша, я побегу там, на набережной должен быть наряд милиции, я видела.

– Да, кивнул Саша. А я попробую помочь ему.

– Ты что, встрепенулась Алена. Не смей. Они покалечат тебя.

– Что, так и будем смотреть, как избивают, зло произнес Саша, и встал. Только ты поторопись, сказал он, и решительно направился в центр зала.

С разных сторон, в центр зала шли четверо мужчин, среди которых, был и Саша.

– Сволочи! Ублюдки! отпустите его, кричали женщины.

– Прекратите! кричала администратор ресторана, женщина средних лет, с крашеными волосами. Я милицию вызвала!

– Эй, комсомольцы, отошли, громко сказал невысокий, коренастый мужчина, в сером костюме. Совсем оборзели!

Четверо встали против троих, наглых, "молодчиков".

– Что, "дури " много, или мозгов нет, сказал светловолосый мужчина, в морской форме.

– Вы чего "козлы", обернувшись, громко сказал один из парней. Ох....ли!

– Этим же, тебе в зад, "мудак", ответил за всех, мужчина в морской форме.

– Ах вы ...

Началась драка.

Ночь. Ресторан «Волна».

Холодный ветер, обдувал «опухшее» от гематом, лицо Саши. Он сидел на ступеньке у входа в ресторан, пытаясь остановить кровь, из разбитого носа. Тельняшка в крови, «фланка» порвана, глаз «заплыл», руки порезаны. «Инвалид, подумал он, глядя на звездное небо. Хорошо в ресторан сходили, воспоминания отличные, и главное, на всю жизнь».

– Слушай, курсант, услышал он, взволнованный женский голос, за спиной.

Саша обернулся и увидел, расстроенную женщину, в черном костюме. Аккуратно зачесанные черные волосы, в ушах большие золотые серьги, и красивые большие глаза, будто два темных омута.

– Что? спросил Саша.

– С тобой милиция уже беседовала?

– Ага, кивнул Саша.

Она села на ступеньку рядом с ним, достала из кармана пачку сигарет "Космос", и, вытащив одну, подкурила от импортной зажигалки.

– Будешь? протянула она пачку.

– Нет, ответил Саша.

– Ты понимаешь какая "фигня", тяжело вздохнув, сказала она. То, что вы мужика спасли, конечно, хорошо. Но, вообще, это дело милиции, выпустив тонкую струйку дыма, говорила она.

– Не понял, удивился Саша.

– Что здесь не понять, материальный ущерб, повернувшись, посмотрела она на Сашу, укоризненно. Стулья, столы, витрины, стекла, посуда, кровью все запачкано. Ты представляешь сколько денег?

– Это что, вместо спасибо? изумленно глядя на женщину, спросил Саша.

– Вместо милиции и суда, устало ответила женщина.

– Не понимаю, убрав мокрый платок с разбитого носа, спросил Саша.

– Все даже очень понятно юноша, сказала женщина. Ты с официантом расплатился?

– Нет, покачал головой Саша.

– А говорил, не понял? усмехнулась женщина. Я директор ресторана, Людмила Яковлевна Баранец.

– Очень приятно, кивнул Саша, уже растерянно.

– А это твой счет, достав из кармана исписанную бумажку, сказала она. С тебя курсант, триста пятьдесят рублей.

– Сколько? опешил Саша.

– Ах да, и шестьдесят рублей за ужин с шампанским, добавила она, рассматривая в свете фонаря листок.

– За ужин понятно, тихо произнес Саша. А остальное?

– Поломанный стол, за которым ты ужинал, посуда, стулья, и главное, разбито огромное стекло, с цветными витражами.

– Так это же...

– Клиент если разбил, значит заплатил, иначе дело в милицию, и умышленная порча гос. имущества в купе с хулиганством. Выйдет дороже, перебила его, директор ресторана. Кстати, все остальные, что участвовали, частично восполнили деньгами на месте, остальное, принесут завтра.

– А эти "придурки", спросил Саша.

– С них "один хер", только через суд высчитывать будут, по три копейки в день, выбросив окурок, устало сказала женщина. И то, если посадят.

– Ничего себе, выдохнул Саша. Вот так делай добро людям, они же потом тебя за это и убьют, сокрушался он, глядя на сбитые носки" форменных" ботинок.

– Так что как не "крути", а с тебя причитается, вздохнула женщина, посмотрев с сожалением на Сашу. И чего ты полез курсант, тихо сказала она.

– Лучше, если бы они его убили, прошептал Саша.

– Ничего бы с ним страшного не сделали, кругом столько людей. Они же "придурки", и наверняка у каждого в кармане справка есть, что он "псих". А ты куда?

– И то, правда, устало промолвил Саша. Куда?

– В общем так, сказала она, положив листок со счетом, на колено Саше. Сколько у тебя денег?

Я понял, вот, возьмите, достал Саша из кармана "клеш", смятую купюру. Пятьдесят, больше нет, протянул он деньги.

Она взяла деньги, положила себе в карман, тяжело вздохнула и сказала:

– Сейчас пойдешь со мной в "подсобку", напишешь расписку, и оставишь, какие у тебя есть документы. Деньги будешь выплачивать частями, я все понимаю, не изверг. Но дольше месяца, ждать не буду. Согласен?

– Нет, покачал головой Саша. Не согласен. Это не справедливо.

– Тогда вместо меня, придет милиционер, и тебя как хулигана, "определят". И в училище сообщат. Так тебя устраивает? А после, в лучшем случае, позор и выкинут с "черной меткой", на всю оставшуюся жизнь. Вот тебе и море, "загранка", шмотки, зарплата и все остальное.

– Понятно, тяжело вздохнул Саша.

– Согласен? повторила свое предложение директор, глядя на поникшего Сашу. За месяц выплатишь, и забудешь как страшный сон. И иди в море, хоть в Африку.

– Согласен, кивнул Саша в ответ.

– Тогда пошли, поднялась женщина, отряхнув рукой юбку. Пока девушку твою опрашивают, мы все успеем написать.

– Идем, тяжело поднимаясь, сказал Саша.

Ночь. Набережная. Спустя несколько часов.

Саша курил сидя на скамейке, рядом была Алена. Она нервно комкала в руках носовой платок, и о чем-то сосредоточенно думала, наморщив лоб. Ветер разгонял опавшие листья, по набережной, было холодно и сыро.

– Сейчас такси приедет, я звонила из ресторана, задумчиво промолвила Алена. Поедем ко мне, тебе надо умыться, и привести себя в порядок.

– Больно, положив свою руку ему на колено, спросила Алена, повернувшись. У тебя все лицо разбито, прошептала она, глядя на него.

– Бывает хуже, прошептал Саша. Вот только за что, не могу понять.

– Ты о чем? спросила она.

– Пустое, махнул рукой Саша.

– Ты правильно поступил, тихо произнесла Алена.

– Ага, кивнул Саша. Для кого?

– Ты поступил как настоящий мужчина, о чем ты? удивилась она, глядя на Сашу.

– О справедливости, тихо ответил Саша.

– Саша, послушай меня, ты очень хороший и порядочный человек...

– Не надо Алена, перебил ее Саша. Я сам все понимаю. Знаешь, сегодня я очень сильно задумался о том, где я родился.

– В смысле? не поняла Алена.

– Ты говоришь, что я поступил правильно, а выходит, что виноват. Почему?

– Ты говоришь непонятно, я не понимаю, о чем ты? глядя на Сашу, спросила Алена.

– Здесь никто, и никого не понимает, с сожалением произнес Саша. Всё решают за нас, и кто то, а мы, только виноваты.

– Саша, не расстраивайся, воскликнула Алена, ты ни в чем не виноват. Тебе даже благодарность милиция объявит, в училище.

– Ну да, тяжело вздохнул Саша, только не легче.

Свет фар выхватил из темноты пустые скамейки на набережной...

– Такси, обернулась Алена. Пойдем.

– У меня денег нет, пожал плечами Саша. Я лучше пешком.

– У меня есть, взяв за руку Сашу, сказала Алена, посмотрев ему в глаза. Поехали.

– Только я в училище, поднимаясь, сказал Саша. Там переоденусь в рабочую форму. Так будет лучше.

– Почему? спросила она тихо.

– Мне утром к тетушке надо, она...

– Хорошо, сказала решительно Алена. Тебе лучше знать.

– Не обижайся, прошептал Саша.

– Пустое, тяжело вздохнула Алена. Поехали?

– Да.

Она обняла его и поцеловала в щеку.

– Обещай, что мы увидимся в ближайшие выходные, прошептала она, глядя на него.

– Хорошо, кивнул Саша. Обещаю. Как синяки сойдут.

– Ты мне и с синяками нравишься, улыбнулась Алена.

Она обняла его, и они пошли к такси, желтого цвета, одиноко стоящему под фонарем...

1187 год. ЗАМОК КРЕСТОНОСЦЕВ. Вечер. г.Тверия

При тусклом свете факелов, в сопровождении рыцарей магистр де Ридфор, шел к замковой стене, туда, где стояла большая железная клетка. Рядом с ним, как всегда, был Себастьян.Магистр был раздражен, и очень зол. Звук шагов, гулко разносился по двору замка.

– Он не дает мне уснуть, раздраженно говорил магистр. Я не могу сомкнуть глаз! А если закрываю, он смотрит на меня и улыбается! Этот факир, какой-то колдун! надо снять эти чары!

– Может видение, робко сказал Себастьян.

– Оно преследует меня и днем и ночью, как призрак бродит, "сарацин", изводя меня своей улыбкой. Грязный раб, проник в мою голову, и лишил меня сна!

– Казнить его? спросил Себастьян, услужливо.

– Я хочу говорить с ним, пусть покинет этот мир на рассвете. Я сказал!

Рыцари подошли к клетке, и, осветив факелами стену, застыли в ожидании. Магистр приблизился к кованой решетке, прищурился, и разглядел в углу, сидящего с закрытыми глазами "сарацина".

– Ты, властно крикнул магистр, открой глаза!

– Я вижу тебя, спокойно произнес Али.

– Открой глаза, грязное животное! негодовал магистр, пнув ногой решетку.

– Что ты можешь, улыбнулся Али, открыв глаза.

– Тебя казнят с первыми лучами солнца, глядя на Али, сказал магистр. Тебя разрубят на куски, и скормят голодным псам, усмехнулся де Ридфор. Ты не смеешь нарушать покой, ты раб, и жизнь твоя коротка. Всякий раб, что немощен, должен быть убит своим хозяином, а еда его, перейдет иным рабам. Ты, раб! довольный собой, произнес магистр.

– Посмотри на свои руки, тихо промолвил Али. В наступившей тишине, было слышно "потрескивание" масла в факелах. Они немощны. И вера твоя слабая, мягкая, и податливая, как теплый хлеб, в натруженных руках. Твоя вера, в твоих пальцах, что сжимают рукоять меча. Ты слаб, потому как нет в тебе, мира и покоя. Ты ненавидишь, убиваешь, и, покорив себе иных людей, мечом, несешь свою веру. Ты думаешь, что сила твоя велика, простираясь в далекие от твоей родины, земли? Нет, слаба. Не может вспыхнуть вера в человеке, по твоему желанию. Ее надо услышать, и принять сердцем, и тогда, откроется людям светлое небо...

– Ты грязный "сарацин", назвал меня убийцей, громко сказал магистр. Меня, слугу Господа нашего Иисуса Христа! Жалкий кусок грязи, под моим сапогом! Я отниму у тебя веру, и ты сдохнешь, позор, для таких же, как ты "сарацин"! рассмеялся магистр.

– Ты несешь людям добро? тихо спросил Али, глядя на магистра.

– Да, кивнул де Ридфор. Я учу их жить, и выращивать хлеб, я даю им веру!

– Нет, покачал головой Али. Смерть и покорность, даешь им, взамен отбирая веру. Грабишь, и плюешь им в еду, от того, что мнишь себя, первым слугой Господа вашего. Утопаешь в роскоши, кушаешь на золотых блюдах, и сражаешься, со своими страхами, что мучают тебя. Жадность одолевает плоть и разум. Ты назвал себя Богом! И с его именем на устах, мучаешь людей! Не видишь, не слышишь, а час закатный настал – ты умрешь!

– Кто говорит мне о смерти, задумчиво произнес магистр. Не ты ли, слуга Аллаха изгонял языческих богов, из головы других народов, что населяют местность за горами? Скажи, а вера твоя, – милосердна? Молчишь? Принесите мне хлеб, сказал магистр, протянув руку. Один из рыцарей побежал в башню и принес кусок хлеба.

– Ешь, сказал магистр, просунув через кованые прутья, хлеб.

– Ты голоден, ешь.

– Хлеб твой отравлен, как и ты, спокойно произнес Али. Нет в словах твоих милости. Гнев, страх, гордыня,– в тебе, а милости нет. Ты топчешь падшего, и бьешь слабого, говоришь о вере, а мечтаешь о богатстве, ты сильный телом, но слаб духом, ты боишься себя, и речи твои лживы. Ты несешь страх на своих доспехах, а милость, ты подменил на покорность. Ты пришел на наши земли, ты пришел к нам в дом, неся смерть и страдания. Почему? У тебя три руки, четыре головы, пять ног? Чем ты отличен от меня? Скажи? Ты такой же, как я, и только жадность в твоем теле, – кусает за сердце, маленькое и холодное. Страх передо мной, лишает тебя рассудка. Страх.

Магистр бросил хлеб, к ногам Али, и громко приказал:

– Казнить!

– Когда прикажете, склонился Себастьян.

– С первыми лучами солнца, ответил де Ридфор. А голову его, выставить за воротами. Но перед тем, как это станет, он должен принять иную веру, усмехнулся де Ридфор, посмотрев на Себастьяна.

– Тогда... запнулся в своих словах Себастьян. Мы...

– Говори, приказал магистр.

– Быть может, врачевателем он послужит?

– А ты доверишь свою жизнь, заклятому врагу, взглянул на Себастьяна магистр.

– Он станет нашей веры, и...

– Я не верю, покачал головой магистр.

– Он много пользы может принести живой, склонился Себастьян. Подумайте, магистр. Отнять жизнь его, недолго, а...

– Что он может дать, только болтает о своей вере, усмехнулся магистр. Мне жаль его, несчастный!

– А ваши змеи, нашелся с ответом Себастьян.

– Да, задумчиво кивнул де Ридфор, пожалуй.

– Их яд, лечебный в малых порциях, но мы не знаем...

– Нет, покачал головой магистр. Казнить!

– Ты откажешься от веры своей, и будешь другому Богу покланяться, громко крикнул Али.

– Что? обернулся магистр. Воющая собака, что ты сказал? Он приблизился к кованым прутьям, и сказал:

– Я казню тебя, не потому, что ты иной веры. Ты хочешь быть солнцем для христиан, и спасителем для мусульман... Ты такой же, как я, не лучше. Потому и казню. В этот день сильнее я, выходит, и воля моя. А наступит новый день? Станешь ты, и желание твое. Ты, такой как я, ты мое отражение, говорил задумчиво магистр, пытаясь сохранить спокойствие. Ты загнанная в угол ехидна. Скулишь, и повторяешь слова мудрые, а сам, хочешь жизнь свою спасти. Ты прав, убогий, мы одинаковы, голова, руки, ноги, глаза... А в тебе злость, усмехнулся магистр, от того, что нет сил, отнять у меня золотое блюдо, а хочешь...

– Казнь, избавление, промолвил Али, глядя перед собой.

– Молчи, резко произнес магистр. Голодный сильнее? Нет, покачал головой де Ридфор. Оборванец глупее! он думает только о пропитании своем. Ты нищий, и злой оборванец. В голове твоей мудрые мысли, но ты, ими обличаешь иных, не видя себя на земле. А ты кто? На этой земле? Ты видишь себя? Я знаю, ты думаешь о величии своего Бога. Он велик, правда? И мой Бог велик и всесилен, поднял руки к небу магистр. Он может утопить эту землю, или сжечь огненным смерчем. Он велик!

– Ты глуп, устало произнес Али.

– Нам никогда не найти места, где мирно и хорошо, будет всем. Не найти места, где мирно будут жить, два Бога. Никогда! ткнув пальцем в Али, злился магистр. Ты презираешь мой народ, мужчин и женщин, убиваешь правоверных, таких как сам. Кто ты? Я презираю тебя "сарацин". Ты слеп и глух, но у тебя есть глаза, и уши. Открой! Твоя голова пуста и мысли черны. Приведите слепого, устало сказал магистр.

– Великий магистр, думает о просветлении, тихо сказал Али. Что может слепой и убогий, дать сильному и богатому, быть может, кусочек своей слепоты? И прозреет великий, обернется и увидит, что не все люди, кушают хлеб, и пьют чистую воду. Да?

– Твои слова как плевок в лицо, задумчиво сказал магистр. Утри его, ты плюнул в свое лицо, несчастный.

Через каменный двор замка, опираясь на длинную кривую палку, в сопровождении двух рыцарей, шел сгорбленный человек, с пустыми глазницами вместо глаз. Огромные безобразные шрамы на все лицо, делали его вид страшным. Волосы его, заплетенные в косу, болтались на покатом плече. Одеяния его были грязные и дырявые. Он ступал босыми разбитыми ногами, по острым камням, протянув вперед руку. Кривые пальцы, растопыренной "пятерни", будто сжимали, и трогали воздух. Ощущая людей, и камни... отличая их.

– Ты брат мой, громко сказал слепой. Ты здесь, воскликнул он, "ощупывая " перед собой воздух, старческой рукой.

– Как твое имя, крикнул Али.

– Меня назвали Ахмад, громко ответил старик, молодым и звонким голосом.

– Зачем ты в замке? спросил Али. Ты принял их веру?

– Нет, покачал головой слепой, вера моя, но живу, без нее, приблизившись к клетке, спокойно ответил слепой.

– Себастьян, позвал магистр. Проводи меня в башню, задумчиво сказал де Ридфор. Хочу взглянуть на окрестности.

– Да, поклонился Себастьян, сложив руки, на рукоятке меча.

Магистр в сопровождении Себастьяна, пошел в сторожевую башню.

Слепой осторожно водил рукой по решетке, и тихо бормотал.

– Свет для меня загадка, я смотрю на него с закрытыми глазами.

– Что ты шепчешь добрый человек, обратился к нему Али.

– А, обернулся на голос слепой. Ты говоришь со мной?

– Да, кивнул Али. У меня есть глаза, я вижу тебя, и говорю с тобой, промолвил Али. Почему ты ослеп?

– Я дал воды уставшим и немощным путникам, тихо произнес слепой. А потом пришел Саладин, и отобрал у меня "солнце", с грустью сказал старик. Я живу сердцем, оно слышит. А вера, спит, тихо добавил он, склонив голову.

– Он выколол тебе глаза, за то, что дал воды испить, удивился Али.

– Да, закивал слепой. Воды, дал воды, рыцарям, дал испить воды.

– Ты спас рыцарей Храма, переспросил Али. Почему? Дал воды... рыцарям... растерянно прошептал Али.

– Они люди, тихо сказал слепой. Ты и я, мы люди. Я не хотел смотреть, как они умирают у меня на глазах, я протянул им руку...

– Ты безумец старик, покачал головой Али. Ты вернул жизнь врагу.

– Нет, нет, я вернул ее людям, улыбнулся слепой. Жизнь дар, она дается один раз. Искушение обманчиво, испытания длинные, а злость холодная, говорил старик. Ты спасен верой своей, и змеи тебя не кусают. Злость в тебе бурлит как в котле вода, и не гаснет огонь, что бы успокоилась она. Ты сгораешь, негромко сказал старик.

– Ты мудрый, я уважаю тебя, говорил Али, а боль мою, тебе не узнать, тело иное. Я телом своим страдаю, и мучаюсь, за веру свою. А ты?

– Злость не спутник веры, усмехнулся старик. Ты не слышишь землю, по которой ходишь, ты услышал только свой голос, задумчиво сказал слепой. А он, один из многих.

– И один пострадает за веру, пробудив тысячи, тихо промолвил Али.

– Что принесешь ты в дом свой, убивая в злости христиан? Что?

– Радость, спокойно произнес Али.

– Нет, покачал головой слепой, ты придешь к себе в дом грязный. На твоих руках и теле останется кровь, ты осквернишь свой дом.

– Скверна в моем доме, это люди, что топчут мою веру, громко ответил Али. Кто пришел в мой дом убить, сам умрет. Таков закон!

– Ты будешь убивать всех, кто молится иным, чем ты Богам? спросил старик, подняв голову.

– Да, негромко ответил Али. Месть, вот то, что свершится.

– Скажи, если утром ты станешь свободен, куда пойдешь? задумчиво произнес старик.

– Убивать рыцарей, не задумываясь, ответил Али.

– Да, кивнул головой старик, улыбнувшись. Но ты чист, твои руки чисты, правда?

– Правда, подумав, ответил Али. Я ловец змей, не убийца, добавил он шепотом.

– Ты сам сказал, промолвил слепой, прислушиваясь к звукам. Отчего злость в твоем теле поселилась?

– Мне не дают молиться, устало ответил Али.

– Ты молись, прошептал старик, повернулся, ударил перед собой палкой о камни, и медленно пошел прочь, от железной клетки.

– Веру не отнять, крикнул Али.

– Ее можно убить, прошептал слепой, не оборачиваясь. Ты сам задушишь ее в себе, выбрав маленькую и темную жизнь, своего тела, взамен, огромной и могучей веры. Ты и отнимешь ее у себя, шептал старик, осторожно ступая по камням. Ты скажешь, Аллах велик, а я мал, что стоит ему, дать мне маленькую жизнь, и глоток воды,– ничего! А я буду молиться, и восхвалять его, бога моего, милосердного. Не увидишь глазом, как изменится твоя жизнь. Меняешь веру, на небо, и еду, и забываешь о Боге, тяжело вздохнув, промолвил старик, остановился, поднял голову, и громко произнес: – Солнце, поменял на веру!!!

СССР. г. Приморск. Осень 1987 год.

Вот такая любовь, думал Саша, прижимаясь к холодной стене пятиэтажки. Прячась от дождя, он стоял под балконом, и курил сигарету. Был поздний ноябрьский вечер, холодный и промозглый, от сырости своей и неопределенности. То ли снега ждать, то ли снова, польет «как из ведра», противный, дождь со снегом. Саша был в увольнении, но не просто так, а по просьбе родственника их ротного командира. А родственником был, местный авторитет по прозвищу Моряк, которого знала и боялась вся округа. « И какого черта я полез деньги занимать у Чернова, корил себя Саша. Ведь знал что просто так, не бывает. Эх, Алена, любовь непонятная, думал Саша. И вообще, любовь ли? Ей плевать на меня, а я дурак, размечтался. Пришел к ней, а там сидит этот „мордоворот“ и улыбается. Противно! Сволочь она!» Он поднял воротник бушлата, и, докурив сигарету, со злостью плюнул.

– Чего, нервничаешь, раздался веселый голос.

– Не твое дело, обернулся Саша, увидев Чернова.

–"Очканул", усмехнулся Чернов, глядя на Сашу. Чего?

– Ничего, устало ответил Саша. Надоело мокнуть на улице, вот чего.

– Постоишь, усмехался Чернов. Денежки, четыре сотни, брал? То-то и оно, брал. Отдавать надо, весело сказал Чернов. Да ты не бойся, с "Моряком" не пропадешь, я знаю, он же родственник мой, как ни крути.

– Ага, кивнул Саша. " С такими, как вы, только свяжись, и закончишь плохо. Ну, на кой я деньги у него брал, гребанный ресторан! Что бы я еще хоть раз, зашел в ресторан, или "вписался" в драку,– никогда! Вот сука! "

– Баба поманила в деньгах не пофартило, улыбаясь сказал Чернов. Да?

– Тебе какое дело, зло посмотрел на него Саша.

– Да мне обидно за тебя Санек, пожал плечами Чернов. Из за сучки в такую "халепу" запрыгнул.

– Не твое дело, ответил Саша. Долго еще ждать?

– А все, повернулся Чернов на звук подъезжающего автомобиля. За нами. Пошли что ли, сказал он, махнув рукой.

Из переулка выехал старенький "УАЗ", громыхая на ямах, поношенным кузовом. Чернов и Саша, запрыгнули в кузов, и повалились на кучу картонных ящиков. Машина вздрогнула, и несколько раз" дернувшись", поехала.

– Плацкарт, негромко сказал Чернов, усаживаясь на стопке картона.

– А куда мы, спросил Саша, крепко держась рукой, за мокрый борт кузова.

– Много вопросов Карно, ответил Чернов. Куда надо, туда и едем. Курить будешь?

– У меня свои, громко ответил Саша.

– Тогда "смоли", нам еще долго, сказал Чернов.

В темноте громыхало ведро, "летая" по кузову, машина подскакивала на ухабах, Саша держался за борт, глядя через дырку в тенте, на звездное небо. Дождь продолжал моросить... Ехали долго, а может, так ему показалось. Саша думал о деньгах, и справедливости. "Как так, ты вступился за слабого, дал отпор хулиганам, и виноват, ну где же, правда. Почему? Люди звери? Выходит, как говорит ротный, инициатива наказуема. Да, и всем глубоко "по барабану", лишь бы не его "жопа". Тупик!"

Машина, скрипнув тормозами, резко остановилась. Саша повернулся и разглядел очертания низкого здания, с зарешеченными окнами. Хлопнула дверь, и раздался сиплый голос:

– Эй, "мариманы", вылазь.

– Давай, подтолкнул Сашу в спину Чернов. Быстрее.

Спрыгнув на землю, Саша увидел двух мужчин в тусклом свете фонарика, которые выносили большие коробки из дверей здания.

– Чего застыли, сказал Моряк, махнув рукой, давай, подняли, и грузите в кузов. Быстрей!

Саша и Чернов, грузили тяжелые коробки в кузов.

– Телевизоры что ли, прошептал Саша, обращаясь к Чернову.

– Тебе какое дело, огрызнулся Чернов. Грузи, давай!

Перетаскав в кузов десять коробок, Саша устало вздохнул, утирая пот со лба.

– Спички дай, тяжело дыша, попросил Чернов.

– На, протянул коробок Саша. И чего?

– Ничего, затянулся дымом Чернов. "Моряк" скажет.

– Погнали, выскочив из дверей, махнул рукой Моряк. Шевели ластами!

Двое, вышли следом за Моряком, и молча исчезли в темноте.

– Прыгай в кузов, толкнул Чернов, задумчивого Сашу.

Они запрыгнули в кузов, и машина поехала."Кажется влип, подумал Саша сидя на коробке с телевизором. Точно кража, вот попал! Гребанный ресторан, вместе со всей обслугой! Что бы вам всем без копейки, всю жизнь! Теперь мне точно, "хана"! Кража, расписка, драка. В училище узнают, выгонят, а если милиция,– тюрьма! Ой, придурок!!!"

– Слушай Чернов, а ты сам понимаешь, что мы сделали, наклонившись, громко спросил Саша. – Знаю, кивнул Чернов, не меняясь в лице. И что? пожал он плечами. Мне " по фиг", главное деньги. Я "в жопе", понимаешь, скривился Чернов, должен. Карты вещь азартная, сам понимаешь, сел играй, встал, отдай,– рулетка.

– Ты чего, покрутил пальцем у виска Саша, совсем дурак! Не понимаешь! Это кража! Ты...

– Да хорош трепаться, сплюнул за борт Чернов. Вот когда денег нет, и жрать, хочется, тогда, задумчиво произнес Чернов. А это, махнул он рукой,– забей!

– Ты дурак? не унимался Саша. Ты скажи...

– Деньги брал, повернувшись, зло посмотрел на него Чернов. Вот сиди и "не вякай", а нет, можешь прыгать, только Моряк с тебя в два раза возьмет, и еще должен будешь. Давай, указывая рукой на борт кузова, оттянув в бок мокрый брезент, предложил Чернов. – Прыгай! – Пошел ты... сплюнул Саша, сам прыгай.

– А я про что, усмехнулся Чернов. Сиди и помалкивай. Денег с тебя "снимут", меньше долг будет, ты чего Саня?

– Не понял, удивился Саша. Часть? Не все?

– Ну, ты "придурок" рассмеялся Чернов. Конечно часть, кто сказал, что за один раз "на шухере", долг "скостят", усмехался Чернов.

– Да я... Мы так не договаривались, злился Саша.

– А здесь не ты главный, сказал Чернов. Наоборот, ты главному деньги должен, ему и решать, как с тебя "получать".

– Сука, громко произнес Саша, какого черта! Я деньги отдам, только больше с вами никуда не пойду, сказал Саша. Я в порту подработаю.

– Ага, кивнул Чернов. Только Моряк тебе скажет сегодня, что бы деньги завтра отдал, и что? Молчишь? Так что подумай, пока едем, а то наговоришь ему всяких слов нехороших, а он этого не любит, улыбался Чернов. Думай, дурак!

– Сам ты... промолвил Саша, задумчиво.

Подпрыгивая на колдобинах, машина вьехала во двор частного дома.

Послышались голоса. Через несколько минут, тент, отброшенный в сторону, сильной рукой, и голос Моряка, в пелене дождя.

– Разгружай "салаги", быстро!

Чернов взглянул на Сашу, и, не увидев в нем, никакого протеста, негромко сказал:

– Давай вниз, а я из кузова буду подталкивать, так несколько поставим, а потом все и перенесем.

– Ага, кивнул Саша покорно, спрыгнув на землю.

– Борт откидывай, сказал Чернов, подтягивая крайнюю к себе коробку.

– Да понял я, злился Саша.

Во дворе тускло горел фонарь. К Моряку подошел, невысокий, крепкий мужчина, в плаще, и, взяв его под руку, увел в дом.

– Чего застыл как льдина, сказал Чернов, видя, что Саша, смотрит на дом. Нечего по сторонам зыркать, наше дело маленькое, выгрузил и свалил. Понял?

– Задолбал ты Чернов, заткнись. Ты лучше скажи куда сгружать?

– Знаю, спрыгнув на землю, ответил Чернов. За машиной, в глубине двора сарай, туда и несем. И давай быстрее, а то намочим.

– И откуда знаешь, удивился Саша, приподнимая коробку.

– А это дом моего дядьки, усмехнулся Чернов, нагло глядя в глаза Саши. Чего?

– Ничего, тяжело вздохнул Саша.

– Тогда потащили, улыбался Чернов. Только аккуратно, слышишь?

– Слышу, раздраженно ответил Саша.

"Шутки закончились давно, и последняя сегодня, думал Саша, таская коробки. Ох и "попал в переплет", – не вылезешь сухим! Этим, и Чернову, меня сдавать не с руки, себя продадут, деньги, мне нужны, в ресторан отдать, и что бы в училище не знали, и характеристику не испортили для "загранки". Получается, если все имеют что хотят, я тоже остаюсь сухим, и мне ничего не угрожает, кроме милиции. Вот если они распутают, тогда точно, прощай счастливая жизнь, мечты о дальних странах, и вообще, прощай. Ой, как же так, несправедливо! ну почему я послушал эту женщину. Надо было подойти к милиционеру, и честно обо всем рассказать, они ведь честные. Что я наделал глупец! Дал уговорить себя спекулянтке, да еще и расписку написал, и документы оставил,– какой я придурок! А может, еще не поздно. Бросить все и пойти в милицию, рассказать, и спать спокойно".

– Ты это, не "тормози", сказал Чернов, подталкивая Сашу. Много думаешь, мало денег в кармане, понял? Или ты чего надумал? глядя подозрительно на Сашу, говорил Чернов. Ну, думай. Профессор, усмехнулся он, только помни, ты теперь повязан с нами, значит "подельник", а для мусоров,– вор! Понял?

– Ты чего?

– Того, передразнил его Чернов. Если что, на нары пойдешь, вот чего, усмехнулся Чернов. Давай бери, последний, остался.

Саша молча, подтянул к себе коробку, и утерев воду с лица, сказал:

– Чернов, а ты вор?

– Нет, покачал тот головой. Я азартный, тихо добавил он, выпрыгнув из кузова.

– Придурок, негромко сказал Саша, оглянувшись.

– А ты такой же, спокойно промолвил Чернов. Давай, хватай коробку, и потащили. Или не хочешь?

– Тебе все равно, да? взглянув на Чернова, сказал Саша.

– Потащили, зло произнес Чернов.

– Угу, кивнул Саша тяжело вздохнув. Потащили.

Дождь моросил... поздним ноябрьским вечером. Саша Карно, разочаровался первый раз в жизни, по настоящему, всерьез... Справедливость и, правда, никому не нужны, здесь в этом городе, или в стране? Мысли разные были в его голове, но одна, "засела" крепко. Почему правда, так опасна, а ложь, заманчива?

ПАКИСТАН. Сархад. Весна 1988 год.

– Я прошу оставить мне жизнь. Обещаю, я все исправлю, все начну сначала. Я буду прилагать все силы, что бы смыть позорное пятно, на своей жизни. Я не знаю, что еще сказать...