Текст книги "Змееносец. Сожженный путь(СИ)"

Автор книги: Юрий Катлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 57 страниц)

– Согласен, щелкнул пальцами толстяк. Думай до утра, сучка! сказал он, и открыв дверь, позвал милиционера.

Такое холодное, тусклое солнце, будто кусочек фольги, матовый и "скрипучий", бледно мерцает, где то там, высоко в небе. А она здесь, на земле, в холодной и пустой камере, без теплой одежды, совсем холодно.

– Подари мне тепло, прошептала Илза, подставляя израненные руки, бледному лучу солнца. Ты огромное, ты можешь, такая малость, для тебя, а мне, жизнь... "Сколько раз говорила себе, остановись, не впутывайся, живи нормально, вернись домой, там старенькие родители, а сама? Бежала за счастьем, да споткнулась по дороге. Хотела жить красиво, мечтала, и грезила. Теперь камера, мужа нет, Васи тоже, со мной все кончено. Ради этого я стремилась уехать из дома? Никогда не станет чужбина родной, даже если очень захотеть, не станет. Холодно, а на душе спокойно, она греет изнутри, и пусть тело дрожит, а мысли ясные, думала Илза, сидя на корточках в углу камеры. Все что останется для меня, лишь память, яркие обрывки воспоминаний, улыбки, слезы, радость, как то непривычно, и жалостливо, ноет внутри. Я беспомощная, и никому не нужная, одинокая, и совсем маленькая, кто сможет помочь,– никто. Ничего не измениться от моих слов, знаю, если они захотели посадить меня, сделают это. И ни один человек на земле, не вспомнит обо мне, потому что я просто букашка. По делам моим вспомнят все, и за радость и улыбки, за все, надо платить, приходит время, стучится в дверь. Ты позабудешь солнца свет, ты станешь словно ветер, и наплевать на всех, и на себя, все кончено... Как грустно , знать что жизнь прошла, надежда и не снится, была любовь, была судьба, осталась только птица... Я отпускаю ее через решетки в небо, как свою душу не уберегла, и пусть летит она, высоко в небо, свободна и чиста..."

Лязгнули в замке ключи, дверь камеры медленно открылась, Илза вздрогнула, и посмотрела в коридор.

– Выходи, раздался спокойный мужской голос.

– Я, тихо спросила Илза.

– Ты, или вас уже двое, усмехнулся милиционер.

– Одна, ответила она. С трудом поднявшись, и опираясь на стену, она вышла на свет, из камеры. В коридоре было тихо, ярко горел свет, и пахло краской. Илза закрыла глаза, с непривычки, стало больно, от яркого света.

Милиционер закрыл дверь, и толкнув ее в спину, скомандовал:

– Вперед иди.

В комнате было сыро, в тусклом свете, за столом, сидел худощавый мужчина, и что то писал на листе бумаги. Небольшое окно, в стене, совсем не пропускало свет с улицы. Илза стояла у дверей, и молча смотрела на него. Закончив писать мужчина внимательно посмотрел на нее, и негромко сказал:

– Садитесь.

Она подошла к стулу и села напротив стола.

– Я следователь Новак, вздохнув сказал мужчина. Буду заниматься вашим делом.

–А вы? вопросительно взглянув на Илзу, спросил он. Не хотите? Хорошо, кивнул он. Тогда я сам. Вы Илза Литвинская, уроженка литовского города Скуодас, двадцать пять лет. Правильно? Вышли замуж за гражданина Польши, Томаша Скульского. Через полтора года, стали вдовой, правильно? Проживали в Варшаве, улица Подольска 6. Правильно? Илза молчала, ей было все равно. " О чем говорить с ним, подумала она. И так все знают, а то что, не ... впрочем, тяжело вздохнула она, все что случилось, отвечать буду я, так уж вышло. Говори, или нет, если хотят, и без меня управятся." Ваш муж умер в больнице, сердце слабое, вздохнул Новак, откинувшись на спинку стула. Ну а вы? Зачем вам все это? Убийство, угон автомобиля, ограбление, захват заложника? Не понимаю, покачал головой следователь. Если вы не хотите говорить, не надо, вы арестованы по подозрению в перечисленных мной преступлениях. Результаты экспертиз, дают на это все основания. Поймите, ваше молчание, не улучшает, а наоборот, ухудшает ваше положение. Странная вы, пожал плечами следователь. Как пожелаете, мне все равно.Вы будете говорить?

Илза молчала. "Пусть что хотят, то и делают, я для них, всего лишь крестик, в строчке. Можно нарисовать, а потом стереть, какая разница, не человек..."

– Хорошо, упорствуйте, если хотите, закрыл папку следователь. Меня только одно интересует, зачем? Или вас уговорил этот беглый советский солдат? А? Он мертв, вы наверно знаете? Да? спросил Новак, с интересом наблюдая за Илзой. Вы не виновны, я знаю. Молчите. Не надо, вы никого не спасаете, вы сами беспокоитесь о себе. Подумайте, вы собственными руками, можете сломать свою жизнь. Будущего уже не будет, после тюрьмы, вы не поднимитесь наверх, вы исчезните, вас не будет, вам это понятно, спокойно , даже с неким облегчением, говорил Новак, рассматривая свои пальцы.

Он будто повторял заученные фразы, как "заезженная пластинка", только что не скрипел от старости, а в остальном,– словесная утопия... Его можно понять, но нужно ли, это делать? У каждого свой хлеб, Новак– следователь. Он знал, иногда помогает просто молчание, не давление, а тишина, и тогда сам арестованный, вдруг, начинает говорить, о посторонних вещах, постепенно, подходя к главному, почему он совершил преступление? Новак надеялся, очень, а она молчала... " Ладно, помолчит, надоест, размышлял он. Если спокойно разобраться в этом деле, то она, ни в чем не виновата, это ясно. Труп мужчины в багажнике, не она, эксперты подтвердили, угон. я думаю не умеет даже водить машину, остается ограбление, и здесь, не все складывается. разбить витрину машиной, да еще по такой траектории, следы на снегу остались, слава Богу не занесло, снегопад прекратился. Почему молчит? Выгораживать дезертира? Его нет, умер, по дороге в больницу. Получается, она может стать виновной во всем, так могу представить это дело я, а она молчит. Странные люди, эти "советские", вроде не на войне, а все в партизан играют. Да, именно "советские" не стала она, полноправной гражданкой Польши, хотя, паспорт имеет. Что делать?" – У вас есть ко мне просьбы, или обращения, тяжело вздохнул Новак, взглянув на Илзу. Говорите. Если нет, то сегодня вечером вас переведут в тюрьму. В протоколе расписываться отказываетесь? Ага, вижу, кивнул Новак, тогда, я вас больше не задерживаю, зевнув сказал он.

– Дежурный, громко сказал Новак.

– Я, появился в дверях, крепкий молодой парень.

– Уведите арестованную.

– Встать, скомандовал милиционер. Руки за спину.

"Он со мной, мой самый ласковый и нежный, такой смешной... Нет, я не верю, что его больше нет, не верю. Будут голубые облака над головой, и яркое солнце, ты только верь любимый мой, в звезду, под названием солнце! В темноте не бывает пустоты, она осязаема, и в любви, не бывает отчаяния, она, безгранична! ты поможешь выжить себе, а я буду рядом всегда, ты такой же, беспечный парнишка, с голубыми глазами. Я помню твои руки, взгляд озорной и добрый, я помню твою робость, милый мой, влюбленный... Я не забыла, день, или ночь, всегда говорю одно, спокойной ночи, дорогой, желаю сладких снов. Сейчас не лучшее время и место, мы в разлуке с тобой, а я все равно верю, ты будешь мой. Мне тяжело поверь, нести такую ношу. Ноги подгибаться, поверь, мне нелегко... я выстою, дойду, я вытерплю, все познается только раз, ты не волнуйся за меня, смогу. Я уже взрослая..."

Илзу вели по коридору, она смотрела себе под ноги, и думала о нем. Навстречу,вели крепкого мужчину, в кожаной куртке, с разбитым лицом. Его прижали к стене, что бы пропустить Илзу. Он взглянул на нее, и обомлел. " Такая красивая! Что она здесь делает? Ух, даже дыхание перехватило." Он смотрел на тонкую, стройную фигуру Илзы, и словно заколдованный, не мог отвести глаз. " Жизнь отдам, что бы она стала моей, подумал он. Я никогда, в своей жизни не видел красивее, чем она."

– Ты красотка, прошептал он, когда она поравнялась с ним.

– Молчать, громко сказал милиционер, обращаясь к мужчине.

Она повернула голову, мельком взглянула на него, уставшими, печальными глазами, и ....прошла дальше.

– Богиня, прошептал мужчина, и получил "тычек" в спину.

– Вперед, скомандовал милиционер.

– Угу, буркнул мужчина, опустив голову.

"Такая очаровательная, и красивая, думал он, сидя на лавке в камере. Такой и жизнь свою отдать не жалко. Нет других, остальных, есть она, красивая брюнетка, с черными глазами, божественный ангел, прилетевший на землю. Ах какая она красивая!" Он сидел с мечтательным выражением на лице, и даже не расслышал, как открылось окошко в двери, и чья то рука, бросила в камеру пачку болгарских сигарет. Он посмотрел на сигареты, на дверь, тряхнул головой, как бы освобождаясь от видения, и только потом, подошел, и взял пачку. " Ух ты, "Родопи", усмехнулся он, открывая пачку, значит договорились. Вот и хорошо, значит сегодня вечером, я буду на свободе. Эх, тяжело вздохнул он, если бы с ней, поехать на море, в Щецин, и отдохнуть, приятней ничего не надо. Подкурив сигарету, он сел на корточки под окошком, и задумался. Подумаешь, драка, в каждом заведении, по вечерам кто то, с кем то, дерется, бывает. Что, всех в тюрьму упрятать? Мест не хватит, усмехнулся своим мыслям Вацлав. А она хороша, бестия смуглая! Хочешь сказать, ради нее, можешь совершить поступок? Нет, скорее глупость, или красивый... Интересно, за что ее? Незаконная торговля, убийство ревнивого мужа, мошенничество? Так и голову сломаешь, усмехнулся Вацлав. Что бы ни было, а я вытащу ее отсюда, не место здесь, таким красавицам. И как, спросил он себя? Есть одна идея, может получится." Он поднялся, подошел к двери, и негромко постучал.

Хмурый, зимний вечер, портил настроение. Всегда плохие ощущения, когда нет солнца, кажется что кто то, выключил свет, а в темноте, всегда ощущаешь страх, и опасность, пусть даже в закрытой комнате, наедине с собой, вздрагиваешь, и быстрее пытаешься вернуть его– свет. Он так нужен, как счастье, которого не ощущаешь. Его не потрогать пальцами, не почувствовать запах, а хочется, потому что кто то, рассказывал, – оно есть.

Илзу вывели из камеры, и повели по длинному коридору. Дверь, еще одна, и после, холодный толчок в лицо, морозный и свежий, будто заново родился, вдыхая чистый, студеный воздух. Во дворе стояла одинокая машина, у открытой двери, топтался милиционер.

– В машину, толкнули ее в спину.

– Быстрей, прикрикнул милиционер, пригнув ей голову, своей рукой.

Ее затолкали в узкую камеру, захлопнулась железная клетка, и все... лишь тусклый свет, от маленькой лампы, освещал недовольное лицо милиционера.

– Поехали, громко сказал милиционер, подошедшему коллеге.

Тот молча посмотрел на Илзу, кивнул, и закрыл дверцу автомобиля. " Вот так, подумала Илза, время пришло наверно, от судьбы не уйти. Миллион раз говори себе, это не может быть со мной, а выходит, тяжело вздохнула она, и со мной тоже. Что сделала, что не успела, оставила в той, хорошей жизни, не вернуть. Помню день, или вечер, уже не важно, есть я, и долгая дорога..." Темно синий автомобиль выехал из ворот, свернул направо, и покатился подпрыгивая на ледяных наростах, прямо по улице.

Вацлав торопился. В салоне "Жука", сидели трое, с напряженными лицами, и смотрели на пустынную улицу.

– Ты точно знаешь, что поедут именно здесь, шепотом спросил Вацлав, рассматривая перекресток улицы.

– Они всегда едут этой дорогой, спокойно ответил мужчина в темно синем комбинезоне. Моего брата, везли тоже здесь. Самое короткое расстояние, до городской тюрьмы.

– Сидит еще, спросил Вацлав, не оборачиваясь.

– Еще год, вздохнул мужчина.

– Ничего, скоро всех освободят, и мы поможем, сколько натерпелись от русских, и этой "коммуны красной". Освободим Родину, от оккупантов, добавил Вацлав, задумчиво.

– А может они свернули, раздался неуверенный , молодой голос.

– Лысый, поморщился Вацлав, ты что, хлебной попробовал?

– Нет, совсем не пил. Казимир скажи ты ему, обратился он, к мужчине в комбинезоне.

– Он трезвый Вацлав, тихо промолвил Казимир.

– Значит, взглянув на часы, тихо сказал Вацлав. Пора готовится. Казимир, доставай стволы. – Это мне нравится, усмехнулся Казимир, и вытащил из под сиденья, мешок. Развязав веревку, он засунул руку, и достал автомат.

– Красавец, улыбнулся он, держа в руке автомат. Сам лично смазывал, хорошие.

– Лысый, ты за руль, сказал Вацлав, взяв в руки автомат. Выезжаешь как договорились, и "бьешь" их в кабину. Понял?

–Да, кивнул Лысый.

– Только сильно не гони, а то потом тебя еще нести придется, усмехнулся Вацлав.

– Я думаю о себе, улыбнулся Лысый. Получится нормально, не беспокойтесь. Машин разных, я много разбил.

– Это даже хорошо, задумался Вацлав глядя на автомат.

– Что? спросил Казимир, посмотрев на приятеля. Ты ...

– Послушай, а из него, можно прострелить дверь этой машины, спросил Вацлав, рассматривая автомат.

– Конечно, усмехнулся Казимир. Я их у русского прапорщика купил, по хорошей цене. Он мне еще патронов дал, тридцать пачек. Говорил что их, советский автомат, может и железо пробивать, так сконструирован.

– Хм.., покачал головой Вацлав, не хочу доверять, но придётся поверить. Ты у себя в лесу, стрелял из них?

– Два раза, кивнул Казимир. Отличные автоматы, правда отдача сильная. И тяжелые, добавил Казимир, поглаживая рукой цевье автомата. Они все из железа делают, усмехнулся он, даже прищепки для сушки белья, страна такая.

– И головы у них железные, не пробить, тихо сказал Вацлав. Франтишек на месте, во дворе, посмотрев на Казимира, спросил Вацлав.

– Да, кивнул Казимир, сидит в машине, ждет. Все нормально.

– Долой окупантов, и их пособников, сказал улыбаясь Лысый.

– Иди за руль, а мы пойдем в арку, глядя на часы, сказал Вацлав. Все помнишь? спросил он, не оборачиваясь.

– Выезжаю

– Вон они, встрепенулся Казимир, указывая пальцем в стекло.

– Быстро! скомандовал Вацлав.

Оба выскочили из машины, с автоматами в руках, и свернули направо в арку. Лысый, перелез за руль, снял ручник, и включив передачу, держал ногой педаль сцепления.

Он смотрел в зеркало, и ждал милицейскую машину.

– Быстрей можешь ехать, прошептал он, напряженно всматриваясь в зеркало. Милицейский автомобиль, проехал перекресток, и приближался к фургону. Лысый, уже видел его в зеркало, наклонился чуть вперед, вцепился крепко руками в руль, и отпустил педаль сцепления. Все получилось даже лучше, чем рассчитал Вацлав. Лысый пропустил немного вперед автомобиль, как бы уступая дорогу, а затем резко вывернул руль влево, и нажал с силой, на педаль газа. Машина резко дернулась вперед, и ударила милицейский автомобиль, просто посередине. Лысого отбросило назад, он ударился головой, и потерял сознание. А машины, так и застыли, посредине улицы, как две слипшиеся селедки.Из арки выбежали Вацлав и Казимир, и вскинув автоматы, нацелились в распахнутую от удара дверь .

– Что там, нервно спросил Казимир.

Посмотрю, ответил Вацлав и подбежал к двери. Заглянув во внутрь, он увидел милиционера, с окровавленной головой, что лежал на полу, и расслышал, тяжелое дыхание, в темноте.

– Эй, красотка, негромко произнес он. Ты здесь? Достав фонарь из кармана, он осветил железную решетку, узкое сиденье, а на полу, без сознания, лежала Илза. Значит здесь, улыбнулся он, и присев на корточки, обшарил карманы, милиционера." А вот и ключик, подумал он, вытащив специальный ключ. Теперь быстро, сказал он себе." резко повернув ключ, он открыл дверь, и протиснувшись во внутрь, поднял Илзу за плечи, и поволок к двери.

– Все нормально, спросил Казимир? Он стоял направив ствол автомата на кабину.

– Хорошо, прошептал Вацлав. Ты иди, забирай Лысого, его нет, значит в кабине лежит, быстрей!

– Понял тебя кивнул Казимир.

Вацлав нес ее на руках, во двор, там стояла вторая машина, на которой им предстояло уехать. Илза тихо стонала, запрокинув голову назад.

– Терпи красотка, промолвил Вацлав. Это лучше чем тюрьма, я знаю, поверь мне. Он донес ее до машины, где ждал Франтишек. Молодой, светловолосый парень, с круглым лицом, он выскочил из кабины, и открыл дверь. Вацлав осторожно положил на сиденье Илзу, и оглянулся. По двору, прихрамывая и держась рукой за голову, ковылял Лысый, а за ним, оглядываясь спешил Казимир. " Хорошо, все нормально, вздохнул с облегчением Вацлав. Все живы, никто не поранился серьезно, хорошо. Теперь быстрей из города, и лучше окольными путями."

– Быстрей, махнул рукой Вацлав, обращаясь к Лысому.

– Угу, кивал тот разбитой головой, прибавив шаг.

В свете тусклого фонаря, отчетливо виднелись следы на снегу. " Ну и пусть подумал Вацлав, таких машин как наша, в Польше тысячи, и вообще, надоело мне их бояться, пусть они от страха дрожат."

– Залезайте, затолкнул приятелей в машину Вацлав. Сел , и громко сказал: Быстро Франтишек, езжай быстро, как умеешь! Нам надо выбраться из города, сам знаешь куда.

– Сделаем, кивнул Франтишек.

Они ехали по ночной столице, дворам, переулкам, внимательно рассматривая через стекло, улицы города. Вацлав положил голову Илзы, себе на колени, и достав платок, вытер ей капельку крови со лба. " Ударилась сильно, подумал он, улыбнувшись. Ты красотка!! Я ради тебя, на такую глупость пошел, даже не знаю, что дальше будет, думал он. Проснёшься ты, утром, а вдруг не понравлюсь тебе? Что делать будем, тяжело вздохнул Вацлав, поправив ей волосы. А может и подойду, ты мне нравишься, остальное не так и важно." Повернувшись он посмотрел на заднее сиденье, и увидел как Казимир, перевязывает голову Лысого, бинтом. И откуда у него, удивился Вацлав. Всегда все под рукой, есть необходимое, сразу видно старого солдата, усмехнулся Вацлав. – Как он? громко спросил он.

– Голова разбита, ответил Казимир. Рана большая, но поверхностная, заживет, расслышал Вацлав, сквозь гул мотора.

– Хорошо, кивнул Вацлав. Едем в лес, громко, через открытую форточку, сказал он Франтишеку.

– Понял, кивнул тот в ответ.

"Значит, там тебе поможет Барбара, она женщина с медицинским образованием, я думаю вы подружитесь. Вы обречены на это, улыбнулся Вацлав." Он смотрел на Илзу, не отрывая глаз. Любовался ей, а руки бережно поддерживали ее, когда машина "скакала" по ухабам. " Я совсем не знаю тебя интересная красотка, думал Вацлав. Мне хочется верить, что ты хорошая, и умная."

– Вот и познакомились, шепотом сказал Вацлав, погладив ее ладонью, по голове. Ты еще не знаешь меня, улыбнулся он. Я хороший парень, ты не думай, пустяками не занимаюсь. Увидишь, тебе со мной, будет хорошо. Машина резко свернула , и подпрыгнув на кочке, затормозила, упершись в сугроб снега. Вацлав, с силой удержал тело Илзы на руках, и взглянул на Франтишек

– Что там, спросил он встревоженно.

– Занесло, сейчас выберемся, нормально, черт побери, тихо матерился Франтишек, выезжая из сугроба.

– Ты уверен, Франтишек. Мы доедем, переспросил Вацлав, разглядывая через окна, серые дома.

– Мы уже на окраине, еще несколько километров, и выедем на Познанскую дорогу, громко говорил Франтишек.

– Хорошо, сказал Вацлав. Бензина нашей "нисе" хватит?

– У меня еще две канистры есть, запас сделал, ответил уверенно Франтишек.

– Мы пост на дороге объехали? глядя в окно, с заднего сиденья, громко спросил Казимир. – Кажется да, ответил Вацлав. Франтишек?

– Объехали, ответил Франтишек.

– Хорошо, тяжело вздохнул Вацлав, посмотрев на Илзу. " Ударило сильно, подумал он, нащупав пульс на ее руке. Бьется, значит хорошо, улыбнулся он. Подлечим тебя красотка, и будешь словно бабочка пархать! Больше никогда, не буду рисковать ради женщин, слово себе даю, никогда. Сегодня, случилось непонятно что, для меня. Я совсем голову потерял от этой красотки. Я не знаю как ее зовут, а готов рисковать ради нее, удивительно. Может она колдунья, и очаровала меня своим мимолетным взглядом? А я, под властью ее чар, пошел на эту авантюру. Нет, замотал головой Вацлав, не поверю, ерунда. Никогда раньше, не замечал за собой, такой безумной страсти, что на меня нашло? Увидеть один раз, и решится на поступок, – затмение! Да, ты наверно ведьма, посмотрел он на Илзу. Мне о другом думать надо, вздохнул он. Не зря мы сегодня ... И фронт наш, освобождения, нужен людям, уверен. Потому что национальный, а мы, поляки , нация, и не дадим себя унижать. Сердце болит об одном, независимость Польши. У каждого поляка, кто любит свою родную землю. Надо бороться с "красными", и коммунистами, они самое большое зло. Армия советская, оккупанта, должны покинуть нашу землю, не место им здесь, привыкли командовать нами. А мы нация, достойные люди, и будем жить так, как хочет наш народ, а не вы, захватчики! С улыбками захватили, в слезах уберетесь к себе домой. проклятые "красные"! Никогда не будет Польша, под вашим сапогом, до последнего солдата, будем сражаться, не уступим вам, оккупанты, своей земли. Нас не мало, тех, кто против вас, ждите, мы придем за вами, где бы вы не прятались. Придем и убьем, что бы ваши товарищи, знали, что их ждет! Пока последний оккупант, не покинет нашей земли, мы будем биться."

Балтийское море. БМРТ «Атолл». весна 1989 года.

Мерно гудело тело парохода, в матросском кубрике на нижней палубе, сидел на шконке, заспанный Саша Карно. Еще витал сладкий сон в его голове, он болезненно щурился, в тусклом свете, и смотрел непонимающим взглядом, перед собой.

– Саня, давай торопись, а то от помощника выхватишь, тихо говорил Максим Веснин, сидя за столом. Он с аппетитом ел хлеб с маслом, и запивал крепким чаем.

– А сколько время, спросил Саша, потирая пальцами глаза.

– До вахты полчаса, ответил прожевав Максим.

– Тогда успеем, сказал Саша, опустив ноги в тапки. Он поднялся, выпрямился, и прошел к умывальнику. Холодная водичка освежает, подумал он, и, нагнувшись, подставил голову под струю воды. Ох, как хорошо, вздрогнул он, и отскочил назад."

– Ты чего прыгаешь, усмехался Максим, пацанов разбудишь.

– Утреннее обливание, улыбнулся Саша, накинув на голову полотенце.

– А что, у них сегодня вахты нет? шепотом спросил Саша.

– Их "дед" отпустил, на ночь жалеет, с восьми утра пойдут, пока так, усмехнулся Максим. А нам, на мостик, сами просились, или ты передумал?

– Нет, интенсивно растирался полотенцем Саша. Ходовая навигационная вахта, это вам не палубу драить, оттуда дорога на мостик начинается, улыбнулся Саша.

– Угу, кивнул Максим, вытирая губы.

– А кто сегодня ВПК? спросил, одеваясь Саша.

– Сычев, сказал Максим, убирая кружку со стола. Ты чай будешь пить?

– Конечно буду, а то заснем с тобой, и получим по шее, усмехнулся Саша, и достал из рундука, чистую тельняшку.

– Я на руль с Тороповым, сказал Максим задумчиво, а ты, с помощником, балдеть в роли наблюдателя.

– Значит завтра поменяют, пожал плечами Саша.

– Не думаю, покачал головой Максим. Завтра мы в порт заходим.

– А ты откуда знаешь? удивился Саша.

– В штурманской видел, спокойно ответил Максим. Идем в порт Гданьск, будем там завтра утром.

– Длительная стоянка? сам себя спросил Саша, наливая в кружку кипяток из чайника.

– Нет, наверно несколько дней, сказал негромко Максим, рассматривая свое лицо, в маленькое зеркало.

– Польша что ли? тихо промолвил Саша. У нас же вроде заходов не планировалось?

– Значит, что то поменялось, нам какая разница, вздохнул Максим.

– Ну да, кивнул Саша. Тоже верно.

– Ладно, посмотрев на часы, сказал Максим. Я пошел, догоняй, осталось десять минут. Успеешь?

– Конечно, бодро ответил Саша, намазывая хлеб," пайкой" сливочного масла.

Польша, что такое? подумал он. Это не заграница, так, социалистическая страна, там наверно точно так же как у нас, и никаких отличий. Вот Испания, другое дело, мечтательно вздохнул Саша. Капиталистическая страна! На улицах машины красивые, природа, кока– кола в бутылочках, джинсы "фермовое", а очки солнечные вообще "закачаешься". Польша, это не заграница, покачал головой Саша. Ерунда , сплошное недоразумение как говорит первый помощник. Он то знает, не один год, в море ходит. Вроде вечер, а спать охота, подумал Саша взглянув на часы. Пора, вздохнул он, "детская вахта" приступает к выполнению обязанностей, улыбнулся Саша. Поднявшись, он убрал со стола кружку, надел ботинки, и вышел из кубрика. Ничего себе, шарахнулся он в сторону, увидев перед собой открытую дверь. Сделав шаг, он увидел внизу пустой трюм, огромное "чрево", устланное деревянными брасами. "Какой идиот забыл "задраить", подумал он. Боцман узнает, "ноги вырвет", так и упасть недолго. Шагнул и все, привет здоровью." Закрыв дверь, он повернул налево и пошел по коридору. Поворот, еще один, потом наверх, еще коридор , поворот, снова наверх, и я на верхней палубе, думал Саша. Поднявшись по трапу, он свернул в коридор, и чуть не упал. "Вот гадство, подумал он, увидев развязанный на ботинке шнурок. Оглянувшись, он шагнул в сторону, и присев стал завязывать шнурок. "Повезло, как утопленнику, подумал он, крепко затягивая шнурок. Вот невезуха, скривился он, держа в руке порванный шнурок, ну почему именно сейчас? До вахты пять минут, а у меня шнурок порвался. Твою.... за ногу!

Раздался глухой стук двери, и уставший голос первого помощника, Саша узнал его сразу. Двое говорили на верхней палубе, стоя у трапа, внизу которого, на корточках, завязывал шнурок на ботинке, курсант Карно.

– Андреич, у тебя среди курсантов, есть Карно?

– Мой, раздался в ответ, глухой голос . Отличник, а что? "А это мастер наш, Прибылов Андрей Андреевич, подумал Саша. Хороший дядька. Чего это первый обо мне спрашивает? Может нагоняй за вахту сейчас "выпишут", ой не повезло, тяжело вздохнул Саша, лихорадочно, связывая обрывки шнурка. Главное успеть, а то ребят подведу. А Сычев, тот таких "навтыкает", не унесешь.

– Телеграмма пришла, из Ленинграда.

– И что?

– По прибытию в порт, он будет задержан милицией. Понимаешь?

– За что? Нет, не понимаю.

Саша отчетливо слышал голоса, и с каждой секундой, ясно понимал, его разыскивает милиция. Ах ты, добрались все таки, ну суки, и здесь нашли. Чернов сволочь, его рук дело, только он мог, на меня показать, гаденыш!"

– Наверно ошибка, услышал он голос мастера. Парень нормальный, толковый, учиться прекрасно. Что они, совсем одурели!

– Андреич, я тебя давно знаю, прокашлялся первый помощник. Скажи мне, вернее, спроси себя, почему на этого курсанта, а?

– Не понимаю. А что конкретно там написано?

– Написано что подозревается в краже, и будет задержан, на вот , сам читай.

В наступившей тишине, Саша, завязал дрожащими руками шнурок на ботинке, выпрямился, и поправив ремень, замер в нерешительности у трапа.

– Не могу поверить, послышался голос Андреевича, после недолгой паузы. И что теперь? – А где он? спросил помощник.

– На вахту должен заступить, ответил Андреич. Что, снять?

– Нет, не надо, вздохнул помошник. Пусть отстоит. Ему сам понимаешь, говорить не надо, хорошо?

– Ясно, ответил Андреич.

– Мы в Гданьск заходим утром, простоим сутки, не больше. На берег никто не сходит, все на борту. Понимаешь?

– Конечно.

– Со следующих суток, с ходовой вахты, его снять, пусть до прихода в Ленинград, на камбузе. Так лучше будет.

– А как я ему объясню?

– Сам придумай Андреич, ты же старый морской волк, многое знаешь.

– Легко сказать, ответил Андреич, тяжело вздохнув

– Ладно, мне пора. Тебе тоже, по местам, сказал помощник.

Шаги быстро удалялись по коридору, в сторону мостика. Саша, подавленный, медленно поднимался по трапу на верх. " Вот и все, подумал он, конец мне, из за этой сволочи Чернова, что б его "разорвало"! Поздно слюни распускать, что было не изменить. Что делать? И на вахту надо идти. Ой мама, что со мной будет, даже представить не могу. В Ленинграде, наденут наручники, и как матерого бандита, в тюрьму. Позор! А после посадят надолго, и как там будет? Все, жизнь закончилась. Хотел капитаном стать, в военно-морское поступать, морю жизнь посвятить, ой бл...ь, как хреново на душе, не выскажешь."

Москва. Весна 1989 года.

Если все чаще, ты начинаешь задумываться о мести, значит время пришло, разум остыл, и сердце успокоилось. Именно думать, а не совершать! То что каждый, в первую, роковую для себя минуту, старается укусить, убить, покалечить,– это стресс. Эмоции, настроение, боль потери, обида, все что угодно, но только не месть. Когда просыпаясь утром, ты пьешь кофе, и глядя в окно, спокойно рассуждаешь, как ты будешь убивать своего врага,– это месть. Она всегда приходит после. Когда отшумели крики, затихли голоса страданий, она притаилась, и ждет, своего часа. Неслышно, вползая в душу, она будоражит сознание, и подталкивает, словно змей искуситель, к тому роковому порогу, за которым, только бездна. И тогда, ослепленный, и разорванный внутри, готовый на все, он идет, не сворачивая, единственной дорогой, зная, что впереди пропасть! Кто посмеет остановить ее? Они живут вместе, она, месть, в нем, а он, с ней, обрученные, словно два листа с одного дерева, не разорвать их, одни корни. Так и живут, два начала, тело с местью... Ты негромко скажешь, все в этом мире должно быть наказуемо. Да? А месть улыбнется тебе, и приласкает своими противными щупальцами, уже холодное сердце. Нестрашно становится, живешь только одним моментом, тем самым, когда убиваешь своего врага. А что вокруг? Не важно, совсем, за что зацепится не знаешь, и мысли, будто узкий туннель, идущие в никуда... Обида? Да, она сидит и утомляет, своей назойливостью, ежедневно окуная тело, в больные, и постыдные воспоминания. Забыть? Не получается, она словно издевается, и говорит, -я уйду только вместе с телом, я живу, мне хорошо, мучайся ты, несчастный! Не могу, кричит тело и разум, а она есть, сдохни, проклинаю тебя! А она здесь, рядышком, усмехается! Ты хочешь месть свою отдать, тогда запомни только это, ты нес в себе, дурную страсть, обиду, и осколки света... Будто чаша полная вина, с отравой , самой жуткой на земле, стоит перед тобой, и вынуждает сделать выбор. А тело просится, прости, и дай свободу, отпусти. Но месть жива, она у сердца, холодная, шершавая паскуда, ее так просто не изгнать, она что гнус, она повсюду. Вот красный цвет перед глазами, он будоражит, и манит, он словно демон с парусами, вперед бежит. Не слышишь, ты совсем оглох, лишь кубок до краев налитый, стоит как статуя богов, перед тобой,– ты должен сделать выбор! Кого простить, за что убить, уж сколько раз, ты спрашивал об этом? А сможешь ли, ты после жить? Он сможет, только тот пройдет все муки, кто эти страхи преломил!

Роман сидел на кухне и пил крепкий кофе. За окном "носились" голуби, перепрыгивая с балкона на карниз, в углу, бормотало тихо радио, начинался новый день. Он совсем не изменился внешне, как вернулся домой, вот только, дома его не ждали, это правда. Соседка, тетя Катя, помогала чем могла, квартиру отстояла, прописала, а теперь хлопотала о назначении инвалидности. Роман, ко всему относился спокойно, предлагали брал, отгоняли, бежал,– совсем, навсегда, он стал другой. Тихий, и немногословный, он часто бывал на кладбище, а после, смотрел дома старые фотографии, и спал. Жизнь как будто сломала его, отняла рассудок, а он и не сопротивлялся, устал