Текст книги "Змееносец. Сожженный путь(СИ)"

Автор книги: Юрий Катлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 57 страниц)

– Спасибо, сказал он, рассматривая пуштунский рисунок на фляге.

– И тебе спасибо, выдавил из себя Масуд. Мне надо идти, добавил он, посмотрев на пистолет, в своих руках.

– Прощай добрый человек, улыбнулся Набиль.

– Прощай, сказал Масуд, повернулся, и пошел вдоль реки.

"Вот так же, капельками, стекает кровь, с его рук, думал Масуд шагая. И он, совсем не задумывается, кто те люди, быть – может, у них есть дети, и семьи. Только месть? Не знаю я, или месть ведет его по дороге смерти, или он "неверных" убивает, не знаю... " Задумавшись, он не сразу услышал гул вертолетов, что приближались к реке.

Два вертолета с группами разведчиков. Утро.

Вертолеты вынырнули из-за гор, словно тени. Будто ночные призраки, они как бы отделились от серых гор, и неслись в долину, к реке. Бойцы в отсеке, напряженно смотрели в сторону реки. Один из бойцов, вдруг нервно вскинул правую руку вверх, затем обернулся, и выкрикнул:

– Товарищ капитан, наблюдаю на берегу реки, "духов"! Кувалдин, быстро переместился на другой борт, и, посмотрев в иллюминатор, почти сразу заметил группу вооруженных людей, что быстро бежали от реки, в спасительную тень деревьев.

– Молодец, похлопав по плечу, сказал Кувалдин. Вернувшись на свое место, он быстро развернул карту, бегло посмотрел, поводил пальцем, и громко крикнул:

– Цибульский, связь!

– Есть, откликнулся радист, что сидел у двери пилотской кабины.

– Гранит 2, я Гранит 1, прием, громко говорил Кувалдин, глядя в иллюминатор.

– На приеме, раздался хриплый голос Завьялова.

– Наблюдаю группу "духов", на берегу реки, общая численность неизвестна.

– Попрятались тараканы по щелям, "бляха муха" добавил раздраженно Кувалдин. Наблюдаешь? Прием.

– Так точно, раздался голос Завьялова, наблюдаю. Наши действия? Прием.

– Высаживаемся на "проплешине", вместе, на краю "зеленки", наблюдаешь?

– Так точно, наблюдаю, отозвался Завьялов.

– Я иду с севера, от гор, а ты, с юга, от реки. Зажимаем, и гоним их из "зеленки", под наши "вертушки". Как понял?

– Рискованно, ответил Завьялов. В ближнем бою, "вертушки" не смогут работать по целям.

– Да, рискованно, коротко ответил Кувалдин. Сбор групп, западнее "зеленки" километр, ориентир разбитая сторожевая башня. Видишь? Прием.

– Так точно, наблюдал. А если численность в два раза, спросил Завьялов

– При большом численном превосходстве "духов", вытянуть их из "зеленки", и тащить на "хвосте", отходить к башне, и ждать поддержки с "воздуха". Прием.

– Так может не рисковать, навести "вертушки", а нам только обеспечить внешний контроль, что бы далеко не ушли, спросил Завьялов. Прием.

– Ты что, с утра "поссать" забыл, моча в голову стукнула, выругался Кувалдин. В "зеленке" ничего не видно, куда "вертушкам" бить. Жопа ты рваная! "Кимаришь" что ли? Прием.

– Понял, раздался в ответ голос Завьялова. Вас понял, повторил он, отчетливо. Прием.

– И личная просьба, не "пижонь" людей береги. Устало добавил Кувалдин.

– Вас понял, прозвучал голос Завьялова. Прием.

– Что б все пули мимо, сказал Кувалдин. Конец связи.

– Конец связи, отозвался Завьялов.

Кувалдин откинулся на спину, прислонившись к дрожащей обшивке вертолета , поморщился, посмотрел на молчаливых пилотов, через открытую дверь, и громко сказал:

– Цибульский, связь с отрядом. "Это караван, подумал Кувалдин, точно он, кожей ощущаю. Мы совершенно случайно, заметили караван, в этом районе, где почти не бываем. Далеко. Надо же, ведь были только предположения, а он оказывается есть. Даже и не знаю что делать, то ли "дырочки" под орден, то ли..." Его размышления прервал голос радиста.

Вертолет с группой Завьялова.

Завьялов не мог объяснить, что происходит с ним. Он, закрыв глаза, сидел, прислонившись к борту, и поглаживал рукой, свой автомат. Вот пальцы касаются холодного металла ствольной коробки, скользят вниз, и нащупывают переключатель огня, еще ниже, и указательный палец, привычно ложится на спусковой крючок. Он гладит кончиком пальца курок, и какое-то тревожное чувство пробегает волной по телу. Он смотрит на себя как бы со стороны, и почему то видит, как-то черную тварь, что крепко вцепилась в его руку, своими маленькими острыми зубами. Он отдирает ее, и бросает в сторону, а на руке, открывается, огромная, зияющая своей глубиной, страшная рана. Завьялов мотнул головой и, открыв глаза, услышал.

– Готовность... Вовнутрь ворвался жаркий воздух, каким– то огромным валом, накрывая словно волна.

– Пошли, раздался голос старшины Ахундова. Завьялов тряхнул головой, взглянул на свою руку, и закричал:

– Пошли!

Песчаная площадка западнее "зеленки". Высадка разведчиков. Разбившись на боевые двойки, разведчики продвигаются к краю "зеленки". "Снова эта "долбанная пудра", подумал Завьялов, ощутив на зубах песок. Четко и привычно отдавались им команды. Разведчики передвигались перебежками к "зеленке". Вдруг разболелась правая рука, чуть выше локтя, да так сильно, что Завьялов, даже скривился от боли.

– Товарищ старший лейтенант, посмотрел на него, бежавший рядом, старшина Ахундов. Ранены?

– Порядок, ответил Завьялов. Продолжать движение.

– Есть, ответил Ахундов и махнул рукой, указывая направление группе.

– Пошли мужики, сказал Завьялов, и ускорил шаг.

Повернувшись, Завьялов увидел группу Кувалдина, что выдвигалась севернее. "Порядок, подумал он. Главное сберечь людей, и самим целыми вернутся. А кто-то будет, и пиво холодное пить, улыбнулся Завьялов." И завертелось... Перебежки, рваное биение сердца, и страх, что словно ворон черный, сидит на плечах, и противно каркает в ухо. Напряжение во всем теле, и движения, доведенные до автоматизма, они быстро продвигались по краю русла реки, к "зеленке". Прапорщик Кадинский, и сержант Раков, шли в первой двойке. Кадинский, по прозвищу "художник", опытный разведчик, шел и не торопясь, и в то же время, быстро, словно просчитывал в уме, и знал, что будет дальше. Его обветренное, круглое лицо, с тонкими щелочками глаз, было словно безжизненная маска,– никаких эмоций. А вот Раков, наоборот, лицо открытое, даже доверчивое, и движения, такие же, открытые и широкие, отчего, его постоянно придерживал прапорщик. Выйдя к цепочке больших камней, на берегу реки, Кадинский сразу догадался по оставленным следам, что именно отсюда, "духи" ушли в зеленку. Тихонько свистнув, Кадинский, махнул рукой, Ракову, и дал, сигнал остановиться. Раков, присел за камень, рядом с Кадинским, и тяжело дыша, негромко спросил:

– Что случилось?

– Ничего, пожал плечами Кадинский, оторвались далеко, вот я тебя и придерживаю, усмехнулся прапорщик, похлопав Ракова по плечу.

– А то всех "духов" завалишь, и мне на "звезду" не останеться, улыбался прапорщик, вытирая пот со лба.

– Егор Степанович, вполне серьезно сказал Раков, не до ваших шуток, – поверьте.

– А я не шучу, продолжал улыбаться Кадинский, ты на себя со стороны посмотри, прямо "задница" у тебя горит, за орденами.

– Это не главное, улыбнулся в ответ Раков.

– А что для тебя главное, в этой "дыре", вдруг, став серьезным, спросил Кадинский, посмотрев сержанту в глаза. – Что главное, Максим, повторил он шепотом.

– Товарищей не предать, трусом не стать, и целым остаться, глядя на Кадинского, ответил, Раков, не задумываясь.

– Вот правильно Максим, улыбнулся прапорщик, особенно, крайние слова твои. Вот поэтому, тяжело вздохнул Кадинский, сейчас через полминуты, подойдет группа, и вперед, пойду я,– понял меня?

– Никак нет, твердо ответил Раков, зыркнув глазами.

– Тогда я приказываю, спокойно сказал Кадинский.

– Есть, ответил Раков, и увидел подбегающих бойцов группы.

– Все, пошел, хлопнул его по плечу прапорщик, прикрой, сказал он. И, вынырнув из-за камня, рванул в "зеленку". Шажочек, еще шаг, пригнутся, и вот спасительные кроны с зеленой листвой. Кадинский, все делал "механически", пригнулся, осмотрелся, и дальше... Пот, крупными каплями стекал со лба, дыхание словно "последний вздох", и ощущения, такие странные, поймал себя на мысли, Кадинский, прислушиваясь, к глухим ударам своего сердца, что гулко отдавались в ушах:

– Будто и нет никого, прошептал Кадинский, разглядывая из-за дерева петляющую тропу. Он обернулся, и боковым зрением, буквально секунду, сетчатка глаза цепко зафиксировала, лицо "бородоча", что наблюдал за ним, из-за камня. "Вот и гости, подумал Кадинский, и, спрятавшись за ствол дерева, стал сигнализировать Ракову, что наблюдал за ним, в бинокль. Рядом с сержантом, появился злой, и мокрый Завьялов, и молча, взяв из рук сержанта бинокль, посмотрел на старшину.

– Товарищ старший лейтенант, шепотом произнес Раков,– засада.

– Вижу, не маленький, спокойно ответил Завьялов, осматривая в бинокль, подходы к "зеленке". Знать бы еще, сколько их там, прошептал Завьялов, тогда бы действовали наверняка. Ну и ладно, сказал задумчиво Завьялов, опустив бинокль. Разбиваемся на группы, и входим в зеленку, негромко сказал он, посмотрев на Ракова.

– Понятно?

– Так точно, кивнул Раков.

– И сколько их там, задумчиво бурча себе под нос, Завьялов, пригнувшись, перебежал, за большой серый валун. Следом за ним, словно тень, двигался радист группы.

«Зеленка».Ааганистан.

Инжирные и ореховые деревья, разбросанные, словно чьи– то слезы, причудливые валуны, и отдаленное журчание воды в реке, а сквозь просвет в листьях, уходящая в оазис тропа. Кадинский, лежал за деревом, и внимательно смотрел на камни. Он уже не видел «бородоча», и тревога еще больше, давила на него, отдавая пульсирующей слабой болью в руку. " Это не мираж, думал он, я точно его видел, – уверен. Если заметил одного, значит, есть и другие. Тогда меняем позицию, скомандовал себе Кадинский, и перекатился, в неглубокую ямку. Осторожно выглянув, он осмотрелся, и сразу приметил для себя, следующее укрытие, что было ближе, к тому месту, где он увидел «бородоча».

– А потом туда, прошептал он, и рывком выскочил из ямки. Присев за камнем, он резко обернулся, и, упав на спину, направил ствол автомата, на предполагаемого, противника. Каково же было его удивление, когда за камнем, он никого не увидел, лишь еле различимые следы на сухой земле. "Вот так номер, подумал он, присев за камнем. Напряженно вслушиваясь, он повернул голову, и увидел позади себя, Ракова, а правее и остальных бойцов группы и Завьялова. Простая мысль, осенила его сразу, и словно давала окончательный, и верный ответ – караван ушел! Кадинский как то враз, обмяк, и расслабился, он сел у камня, и, вытянув ноги, вдруг увидел в метре от себя, неестественно присыпанный холмик. Мины! словно молния ударила, по телу пробежала дрожь. Он медленно поднял голову, и сразу увидел невдалеке сосредоточенное лицо Завьялова, и поданный им знак, для остальных – остановиться! Опустив левую руку на землю, он вдруг почувствовал резкую боль. Дернув руку, он с ужасом увидел змею. Инстинктивно, он, не выпуская автомат из правой руки, несколько раз с силой ударил прикладом, извивающееся тело змеи. – Сука! прошептал он. Голова закружилась, перед глазами поплыли очертания деревьев, он пытался что– то сказать, но, язык казался таким тяжелым и большим... Перед ним было перекошенное лицо Завьялова, яркая, короткая вспышка, пыль, и огромное, черное солнце...

В отсеке вертолета, на клепанных, железных листах, лежат тела погибших. Старший лейтенант Завьялов, и рядом, прапорщик Кадинский. Усталые и грустные лица разведчиков. Изрешеченную осколками рацию, бережно прижимает к себе радист группы, младший сержант Носов. Его руки подрагивают, на лице, растерянность и боль... Крайним, сидит прибывший месяц назад лейтенант Лобов, невысокий, крепкий парень. Он словно вжался в борт, и нервно дергал головой. А волосы, жгучего брюнета, уже стали седыми... Они возвращались...

Афганистан. Заброшенный кишлак.

Мужчина, быстрым шагом, идет по тропе, оглядывается, и что – то шепчет себе под нос. В руке его зажат "ржавый " пистолет, взглянув, вдруг, на который, он резко дернул рукой, и отбросил в сторону оружие.

– Грешники! громко сказал он, обернулся, и посмотрел на оазис вдалеке. – Грешники, убивают грешников, добавил он, и быстро пошел в кишлак. Масуд спешил, он очень торопился к своим сыновьям. Он уже видел издалека свое стадо, у крайнего дома, и только не видел своих детей, отчего на сердце стало тревожно, и он ускорил шаг. Вдруг, над его головой, совсем низко, словно вывалился из неба, пролетел вертолет, и Масуд хорошо разглядел на нем, красную, звезду.

– И пусть вам отплатят тем же, чем вы, одарите, народ наш, громко сказал он, провожая взглядом вертолет в небе.

Посмотрев на овец, Масуд, оглянулся, и, не увидев сыновей, громко крикнул:

– Зафир! – Мустафа! – Где вы?

Зафир и Мустафа, в крайнем доме, заброшенного кишлака. Крупные капли пота, стекали по лицу Зафира. Пересохшие губы, измученное лицо, пустой, испуганный взгляд... А маленький Мустафа, застывший словно камень, услыхав голос отца, дернулся всем телом, и, вырвавшись, из рук брата, побежал к отцу. Зафир пошатнулся, но тут же, огромным усилием, вернул свое тело, не сдвинув ног. Масуд подбежал к младшему сыну, прижал его к себе, и удивленно подняв брови, посмотрел на Зафира. Тот стоял, будто мученик перед казнью, и Масуд, как подкошенный, сел на землю, не отводя глаз, от лица сына.

– Отец, лепетал Мустафа, плача, Зафир нашел бомбу, и теперь он умрет. Он не виноват, отец. Бомба сама к нам, нашел, путался Мустафа плача. Спаси его отец!

– Не плачь мальчик, гладя сына мозолистой рукой, говорил Масуд, сегодня никто не умрет, Всевышний поможет нам. Не плачь, прошептал он, глядя на Зафира. Иди к колодцу, там еще осталась вода, дай пить овцам, уже спокойно, добавил он.

– Хорошо отец, кивнул Мустафа, и, не оглядываясь, побежал к стаду. Масуд, сидел на земле, и медленно раскачиваясь всем телом, прикрыв глаза, читал молитву. Боль, и ужас, как два хладнокровных убийцы, пробежали глубокими линиями по его лицу. Он многое просил у Всевышнего и каялся, а потом снова просил.... А Зафир, слушал, и молча, смотрел вдаль. И лицо его становилось старым, и глубокие морщины, прорезали лоб, юноши, и белые, нити пробежали по волосам... Он прощался, с этим красивым небом, величественными горами, с отцом, братом, с собой... Сердце перестало рваться из груди, оно успокоилось, понимая, что спасения не будет, а значит, правоверный, должен приготовить себя, к вступлению в иной мир. "Это не больно, говорил себе Зафир, это всего лишь смерть, здесь, на этой красивой земле, но, после, будет другая"– вдруг он натянуто улыбнулся, медленно повернул голову, и посмотрел на отца. Масуд, уже стоял подле него, и напряженно смотрел ему под ноги. Разлепив засохшие губы, Зафир шепотом произнес:

– Пить.

– Воды хочу...

Масуд вздрогнул всем телом, посмотрел на сына, повернулся, и поспешил за водой. Взгляд его был отрешенный, и в то же время какой-то пронизывающий, словно, все уже повидал и испытал в своей жизни, худощавый юноша. Масуд держал в руках старый потертый чайник, и тоненькой струйкой вливал мутную воду в рот Зафира. А вода, будто не желая идти в тело юноши, выливалась на рубаху и быстро стекала вниз, оставляя мокрые пятна, будто кровь, проступавшая на теле. Масуд смотрел на своего сына, и видел перед собой, другого, старого человека, убеленного сединой, с печатью мудрости на лице.

– Ты не умрешь, прошептал Масуд. Ты должен жить.

Зафир качнул головой, и вода полилась по его телу. Он посмотрел на отца, глубоко вздохнул и произнес:

– Уходите.

– Нет, зло произнес Масуд, глядя сыну в глаза. Ты будешь жить!

Зафир улыбнулся, и сказал:

– Это чертова бомба, и нам с ней не справится, отец.

– Нет, покачал головой Масуд, не будет так, что бы сын умер раньше отца. Не будет! зло добавил он.

Зафир молчал, и смотрел на горы вдали, а его отец, Масуд, ходил перед ним, опустив голову, бормоча себе под нос проклятья неверным. Движения его были порывисты, голос гортанным, это было похоже на какой– то танец перед смертью, эти изгибы тела, руки... Вдруг он остановился, и решительно направился в дом. Приблизившись на пороге к сыну, он осторожно обошел его, наклонился, посмотрел на край мины, и медленно опустился на колени. Отчетливо, он услышал, угрожающий, и в то же время, знакомый с детства звук. "Это змея, подумал он, осторожно поворачивая голов". Змея поднялась, угрожая, и ее узкое жало трепетало. Масуд как завороженный, смотрел на тугое, серое тело змеи, что приготовилась к броску. Тихий, словно последний вздох, вырвался воздух из его груди, и змея, резко прыгнула в голову Масуда. Он отпрянул от нее всем телом, сбивая с ног Зафира. Раздался взрыв. Облако, из пыли и глины, медленно оседало на землю, открывая перед собой, страшную картину, под голубым небом, на фоне, серых гор. Жизнь на этой земле закончилась, и пришла другая, та, что в цветущих садах оазисов, наполняет холодной водой, безжизненное тело, уставшего в дороге путника...

Ночь. Заброшенный кишлак.

Неподвижно, на земле, в бледном свете луны, лежит тело Зафира. Дует ветер, что развивает на ветру, лохмотья одежды. У изголовья брата сидит младший брат Мустафа, и смотрит на Зафира. Он гладит его рукой по щеке и тихо говорит:

– Ты не умер, ты не умер... Слеза, скатывается по его смуглой щеке, и падает прямо на лицо Зафира.

– Брат, шепчет Мустафа, ты не умер.

Щеки на лице Зафира вздрогнули, и он медленно открыл глаза. "Какое оно черное, и огромное, подумал Зафир, глядя на небо". На его лицо, снова упала слеза, и он, подняв глаза, разглядел лицо брата.

– Мустафа, это ты, прошептал Зафир.

– Да, дрожащим голосом ответил младший брат, прикоснувшись рукой, к голове Зафира.

– А где наш отец, превозмогая боль, спросил Зафир.

– Он умер, прошептал Мустафа и расплакался.

– Умер, повторил тихо Зафир, и закрыл глаза.

Яркие, крупные звезды, сверкали на небе, а на горячей земле, словно две песчинки, в огромном мире... Мустафа и Зафир, одинокие, и беспомощные, среди огромного черного неба...

1187 год. Иерусалимское королевство. г.Тверия. (Окресности)

На земле, под деревом, положив голову на халат, в серой от грязи рубахе, спит Али, ловец змей. Рядом с ним, у изголовья, лежит мешок, со змеями. Природа просыпается, озаряя землю, светом. Раннее, совсем холодное солнце, коснулось, выжженной, серой земли. Так, кажется всем, кто живет на Востоке, потому что солнце здесь, или жаркое, или холодное. Веками, местные жители, арабы и евреи, приспосабливались друг к другу, и к солнцу над головой. А оно, превращало все в пекло, если ссорились соседи, или ласково наполняло теплом, что бы вырастал сладкий виноград. Всем было хорошо, на этой земле, пока не пришли крестоносцы... и стала Тверия, обростать замками, и башнями, а по маленьким, узким улочкам, вальяжно расхаживали рыцари ордена Храма. Али проснулся от пения птиц, что весело щебетали у него над головой. Он открыл глаза, посмотрел на бегущие по небу белые облака, потянулся всем телом, и медленно поднялся на ноги. Задрав голову, он увидел на ветке дерева, подле себя, желтый пахучий плод сливы. Влекомый чувством голода, он не стал раздумывать, и, подпрыгнув, сорвал крупную, сочную сливу.

– Хвала всевышнему, что дал мне поесть, тихо произнес он, и надкусил сливу. Обернувшись, он увидел вдалеке, у подножия горы, огромное синее пятно, что переливалось, солнечным светом.

– Много воды, прошептал он, не отрывая глаз от блестящих вдали волн. Он проглотил сливу, подошел к своему мешку, достал из него маленький коврик, расстелил его, и встал на колени. Только воздел он руки к небу, как послышался треск за его спиной. Али медленно опустил руки и обернулся. Перед ним стояли двое, здоровенных мужчин, в коричневых плащах, с красными крестами на груди, а на поясе каждого, висел меч. Оба имели веселый и беззаботный, вид, сытых и богатых людей. Один из них был с бородой, и грузен, другой же, был молод, и худощав, так лицо его, говорило о хозяине,– совсем юное.

– Смотри Жак, ухмыляясь, сказал бородатый, указывая рукой на Али. Перед тобой, живой "сарацин!

– Правда, усмехнулся молодой, покачав головой. Живой!

– Да, пожал, плечами бородатый,– положив руку на меч.

– Ты "сарацин"? усмехался Жак.

Али только хлопал глазами, и молча, смотрел на крестоносцев. "Это рыцари Храма, думал он, не отводя глаз, с красного креста, на плаще бородатого. Моя жизнь прошла очень незаметно, подумал Али. Сейчас они разрубят меня, и я больше не буду, живым ".

– Молчание твое, означает согласие, нахмурился бородатый, вытягивая меч из ножен. Ты можешь не говорить, добавил он, взглянув на Жака. Мы видим, – ты "сарацин"!

– Я человек, словно спохватившись, ответил Али.

– Хмм.. промычал недовольно бородатый, обножив свой меч. Скажи еще, зло и громко, приказал бородатый. Ты "сарацин"!

Али поднялся с колен, расправил плечи, и громко сказал:

– Я человек! И вера моя, самое святое, что есть на земле. Бородатый, взмахнул рукой, и перед глазами Али, оказался сверкающий кончик меча. Али с ужасом смотрел на холодный металл, что застыл перед его глазами.

– Назови себя, громко сказал крестоносец.

– Я Али, ловец змей, иду из Дамаска, что бы продать свой товар, ответил Али.

– "Сарацин" что ловит змей, удивленно глядя на Али, крестоносец по имени Жак, приблизился к Али, и внимательно посмотрел ему в глаза. Али смотрел на него, не моргая, и кожей своей чувствовал, как замерзает в его теле кровь, от страшных, черных глаз крестоносца.

– Что несешь ты в мешках, обернувшись, спросил молодой крестоносец, уставившись на грязные мешки, на земле.

– Змеи, испуганно ответил Али.

– Посмотри, сказал бородатый, не отводя глаз от лица Али.

– Да, согласно кивнул молодой, и присев на колено, вспорол кончиком кинжала, тесьму на мешке.

– О Боже, разведя руки в стороны, и отшатнувшись от мешка, вскрикнул молодой.

– Змеи!

Он резко поднялся, сделал шаг в сторону, и, указывая рукой на открытый мешок, повторил:

– Там змеи!

– Ты несешь их на себе, что бы умерщвлять! вскрикнул бородатый, ткнув мечом в лоб Али.

– Да!

– Я, хриплым голосом, ответил Али. Я продаю их лекарям, что бы исцелять немощных людей.

– Ты пойдешь с нами, еще никто не обманывал рыцарей Христа, убрав меч, сказал бородатый. И умрешь ты, обнимая своих змей, хохотнул крестоносец.

– Бери мешки, прикрикнул он, указывая рукой, на серые, словно живые мешки.

– Завяжи их, поморщившись, сказал Жак.

Али, покорно, завязал мешок, и, закинув его за спину, встал перед крестоносцами. Бородатый, взял веревку, связал руки Али, а к груди его, привязал мешок, оставив длинный конец, у себя в руке. Два крестоносца, не торопясь, ехали верхом на лошадях, а за ними, привязанный веревкой к седлу, бежал Али.

Замок крестоносцев. Раннее утро.

В полутемной, освещенной лишь тремя факелами зале, за большим дубовым столом, на высоком троне, сидел уставший человек, в белом плаще, с восьмиугольным красным крестом на груди. Он не был стар, скорее наоборот, он был в том возрасте мужчины, в котором опыт прожитых дней, и сражений, дает право, по-другому, смотреть на молодых. Лицо его властно, глаза, словно пронизывают насквозь, а черные волнистые, длинные волосы, ниспадающие до плеч, завершали его образ, – он был похож, на черного растрепанного ворона. Это был магистр ордена Храма, Жерар де Ридфор. Он кушал сладкие персики, разрезая их длинным кинжалом, и сосредоточенно смотрел, в полукруглую бойницу, через которую, проникал свет в залу. Подле него, у ног, на каменном полу, сидел старый, растрепанный человек, с большим колпаком на голове. Он медленно читал вслух, водя корявым пальцем по листу, что разложил перед собой.

– Как говорили еще древние целители, бормотал он, целебна та трава, что кушают козы, ибо они, исцеляют себя, а значит и человеку, нет вреда...

– Перестань, вдруг, громко сказал магистр, бросив в несчастного косточку от персика. Ты читаешь мне все утро, а сам так и не сказал мне,– змеиный яд, целебный! прищурив глаза, магистр повернул голову, и зло посмотрел на лекаря. Ты лекарь! вскрикнул магистр, да? Тебя зовут Бене? -Да?

– Лекарь, склонив голову, тихо ответил Бене.

– Ты читаешь мне, злился магистр, помахивая в руке кинжалом, но ты не ответил, – змеи, исцеляют?

– Простите магистр, склонил голову Бене. Я не знаю, тихо сказал он, не поднимая головы.

– Прекрасно, громко произнес магистр, рассмеявшись.

– Он не знает! хохотал де Ридфор.

Он резко взмахнул рукой, и кинжал вонзился в деревянный стол, зловеще сверкая, разноцветными камнями в рукоятке.

– Я знаю, воскликнул он! Теперь ты, ткнув пальцем на Бене, сам поцелуешь змею, и я буду сам, сделав паузу, добавил магистр, смотреть на твое исцеление.

– Ты слышишь меня! прикрикнул магистр.

– Да, ответил Бене, подняв голову. В глазах его были слезы, а лицо, было похоже на засушенный персик, такое же сморщенное и безобразное.

– Иди, прикрикнул магистр, указывая рукой на двери. Помолись, перед тем, как в объятиях змей исцелять, рассмеялся де Ридфор, взяв в руку, большой персик Резким движением, выдернув кинжал, из дерева стола, он положил персик перед собой, и одним, быстрым ударом, рассек сладкий фрукт – пополам.

– Так и голова твоя Бене, отсечена будет...

– Себастьян, крикнул магистр громко.

– Себастьян! Двери тихо отворились, и на пороге возник высокий, угрюмый рыцарь в коричневом плаще. Он стоял, немного склонив голову, держа руки на мече.

– Прошу тебя как брата, спокойно произнес магистр, посади лекаря Бене, в яму со змеями, он будет их исцелять, усмехнулся де Ридфор.

– Да магистр, кивнул головой Себастьян, и вышел.

Замок крестоносцев. Внутренний двор. Утро.

В распахнутые ворота замка колонной въезжают рыцари. В самом конце колонны, во двор замка въезжают два крестоносца, и тащат по земле, на веревках, привязанных к седлам, тело Али. Грязное и серое от пыли тело, с привязанным мешком, неподвижно лежало на каменных плитах. Себастьян, внимательно посмотрел на грязное человеческое тело, и, кивнув головой, спросил:

– Роже, что это?

Роже спрыгнул с коня, почесал рукой бороду, и, взглянув на тело Али произнес:

– Сарацин.

– И опасный, кивнув в знак приветствия, добавил Жак, посмотрев на Себастьяна.

– Почему страшный, удивленно пожал плечами Себастьян, приблизившись к телу Али.

– Кажется, он повержен, усмехнулся Себастьян, толкнув тело Али ногой.

– В мешке его змеи, осторожно, сказал Роже, подняв руку.

– Змеи, удивился Себастьян, вскинув брови. Зачем?

– Не знаю, пожал плечами Роже. Но этот сарацин, носит их.

– Хороший день, задумчиво произнес Себастьян, улыбнувшись. Бросьте его в яму.

Яма во дворе замка.

Под палящим солнцем, на дне ямы, в изодранной рубахе, сидит, сгорбившись, лекарь Бене. Длинные седые волосы на голове слиплись от грязи, лицо его почернело, а спина подрагивала. В руках он держал глиняный сосуд, наполненный мутной водой. Крестоносцы, Роже и Жак, подтянув тело Али к краю ямы, увидев там Бене, рассмеялись.

– Ты видишь, это лекарь Бене, сказал Роже, указывая рукой, в яму.

– А это сарацин, толкнув ногой тело Али, сказал Жак. Он искал лекаря, усмехнулся он.

– Да, усмехнулся Роже. Сегодня они едины.

Тело Али неподвижно лежало на дне ямы. Бене словно не замечал его, он смотрел на шевелящийся комок на груди у Али. Глаза его расширились от ужаса, когда из дырки в мешке, показался змеиный хвост.

– Нет, прохрипел Бене, пристально глядя на длинный змеиный хвост.

– Нет, завопил он, бросив кувшин, в Али.

– Нет, орал он, прижимаясь к каменной стене.

– Это дьявол, вскрикнул он, закрыл лицо руками, и упал на землю". Я постигаю мир понемногу, маленькими глотками, чтобы не захлебнутся, огромной вселенной, вокруг меня, думал Али, ощущая как в его тело, входит живительная сила. И пусть тело мое, страдает, а мысли чисты и "опрятны", словно сотканные в единое колосья, наливается силой, мое сознание, оставляя далеко за горами, боль и обиды. Али вздрогнул, медленно открыл глаза, и увидел перед собой, плачущего, маленького человека. Беспомощного, и растерянного, будто, младенец что только увидел этот яркий и ослепляющий мир. Он еще не знал, как безумен и жесток, этот солнечный свет, который он увидел, как противен он станет, и горячие лучи, уничтожат его, пришедшего, что бы подарить, быть может – радость... Али долго смотрел на плачущего человека, и только одно слово, хотелось сказать ему, только одно...

– Терпение, прохрипел Али, глядя на слабого человека. Нет сил, терпеть,– кричи, добавил он тихо, и, приложив руку к мешку, пощупал змей. " Живые, подумал он, улыбнувшись, и я буду жив, без меня, они умрут."

Лекарь Бене, убрав руки от лица, пристально посмотрел на Али, и негромко прошептал:

– Ты мерзкий сарацин, несущий смерть в мешке. Ты в яме, что бы убить меня! Да? Выпучив глаза, Бене, смотрел на мешок, привязанный к груди Али.

– Я собираю змей, спокойно сказал Али. Я не знаю, кто ты, не знаю.

– Я не понимаю, что ты говоришь, замотал головой Бене. Но ты, указывая пальцем на Али, внезапно взорвался гневом Бене.

– Ты! Сарацин! Грязный и мерзкий!

– Не говори проклятья, все зло, что посылаешь людям, тебе достанется, поверь, промолвил Али.

– Ты принес мне смерть, разрыдался Бене, сидя в углу ямы. Смерть...

– Развяжи веревки, сказал Али, надо спасать змей. Ты добрый человек, ты поможешь мне, правда, говорил Али. С надеждой глядя, на плачущего, Бене. Он осторожно приподнял свое тело, и прислонился спиной к стене. Опустив глаза, Али увидел, как из дыры в мешке, выползает змея.

– Прошу тебя, прошептал Али, глядя на змеиное тело, подойди, и помоги мне, развяжи. Али взглянул на безучастное выражение лица, растрепанного человека, потом на змею, и снова... – Прошу тебя, вернись в мешок, не выходи, тут холодно, шептал Али, не отрывая взгляда от змеи.

Змея медленно выползала из мешка, будто ощупывая все вокруг, кончиком раздвоенного языка. Она осторожно передвигалась, сползая вниз, по телу Али. А он, задержав дыхание, испуганно смотрел на плавные движения змеи. Упругие толчки, гибкого тела, и вот уже змея, коснулась влажной земли, на дне ямы. Она замерла на миг, затем подняла голову, и поползла к осколкам кувшина. Бене, уже не кричал, он дрожал всем телом, изо рта его текли слюни, а руки, дрожали так, что казалось еще миг, и они оторвутся, оставив хозяина "вечным калекой".

– Ты сиди тихо прошептал Али, наблюдая за змеей. Она не укусит, если ты будешь молчать, сказал Али. Молчи.

Бене сдерживал себя из последних сил, дрожь его тела стала крупной, на лице выступили капли пота, а глаза, выпученные от страха, бешено вращались. Змея словно уловила, дрожь его тела, и, повернув голову, в его сторону, замерла.

– Умоляю, не шевелитесь, шептал Али, качая головой. Прошу, добавил он, взглянув на змею. " Он уже чувствовал, змея нападет, и только потому, что человек не выдержит, и закричит, или попытается убить ее. Он безумец, подумал Али, безумец! " Наклонив голову, Али посмотрел на свой мешок, и с ужасом увидел как другая змея, медленно выползает из мешка. "Мы умрем мучительно, подумал он. Но я еще не приготовился. Нет, я ..." Его мысли прервал дикий крик, и прыжок Бене. Он словно, дикая кошка, схватив осколок кувшина, прыгнул на змею. Бросок змеи вперед, был молниеносным. Али закрыл глаза, и постарался успокоить биение своего сердца. Он задержал дыхание, а после, медленно выпуская воздух, открыл глаза. Перед ним, задыхаясь, лежал маленький растрепанный человек, с застывшим, словно маска лицом. А в волосах его, шевелилась змея, торжественно ползая по издыхающему телу. Глиняный осколок, так и остался зажатым в посиневшей руке бедняги. Изо рта его выливалась пена, словно застывшая вода...