Текст книги "Змееносец. Сожженный путь(СИ)"

Автор книги: Юрий Катлинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 57 страниц)

– Меня бабка прибьет, вскочив на ноги, крикнул Герман. Тушить надо, и побежал к будке.

– Вперед, громко сказал Саша, подскочил, и, толкнув Женьку, побежал следом. Они бегали вокруг будки кидали снег в открытую дверь и кричали. Через несколько минут, Герман решительно набрал снег в руки и, забежав в будку, бросил его прямо на огонь, и стал затаптывать пламя валенками.

– Герман, крикнул Саша, и рванулся за другом. В небольшой будке, они яростно тушили огонь, не обращая внимания на рассыпанный всюду порох, и патроны.

– Туши, орал Герман. Бабка точно прибьет! Туши!

Спустя полчаса, огонь был потушен, а друзья, мокрые и черные от копоти, сидели на снегу возле будки. Женька, сидел чуть в стороне, и рассматривал частями прожженную варежку. Саша, молча, смотрел на обгорелый валенок Германа, и подрагивал. А Герман, смотрел в небо, и тяжело дышал. От них валил пар, они были черные, грязные, но счастливые. Женька, утерев нос, тихо сказал:

– Будку спасли, а за одежду, дома меня отец выпорет, это точно. И мать добавит, тяжело вздохнул Женька.

– Ладно тебе, сказал Саша, в первый раз что ли?

– Тебе хорошо, ответил Женька. У тебя один отец. Он может и три дня домой не приходить, а мой каждый день, поморщился Женька. Придет, стакан выпьет, и за портупею, если что не так.

– А ты в кладовке от него закройся, тихо произнес Герман, взглянув на друга.

– Тогда он дверь сломает, и еще хуже будет, с тоской сказал Женька.

– Ну, тогда терпи, задумчиво сказал Герман.

– Терплю, сказал Женька, да только жопа болит, и ребра, все болит, грустно добавил Женька. Задолбал он меня.

– Одно слово – танкист, тяжело вздохнув, сказал Герман.

– Угу, кивнул головой Женька.

– Что, по домам? спросил Саша, посмотрев на друзей.

– Да, кивнул головой Герман. Только будку закрою, и пойдем.

Смеркалось. Трое друзей, устало шли по "бетонке", в сторону гарнизонных пятиэтажек. Настроения не было, каждый думал о том, что будет дома. Только Саша Карно, шел спокойно. Он думал о том, что надо будет стирать одежду, потом где то сушить ее, потому что в квартире было холодно, всего 14 градусов тепла, батареи еле теплые, да еще тулуп отцовский надо было аккуратно зашить....Грустно одним словом, подумал Саша. Без мамы грустно и страшно. Хлеба дома нет, придется жарить тушенку и яйцо. А завтра еще в школу, и домашнее задание не делал. Вот жизнь, тяжело вздохнул Саша

– Ты чего, обернувшись, спросил Герман.

– Ничего, махнул рукой Саша.

На перекрестке, они расстались, и разошлись, каждый к своей пятиэтажке. Гарнизон, коробки одинаковых домов, медленно погружались в темноту. День закончился.

День следующий. В школе. 10 б класс.

Единственная школа в гарнизоне. Кирпичное двухэтажное здание, рядом ДОФ (Дом отдыха офицеров) столовая и гостиница. К школе ведет бетонная дорога, выложенная из аэродромных плит. На широком крыльце школы, группами собираются школьники и чистят обувь от снега. Внутри большая раздевалка, коридоры, лестницы, и классы. В одном из них, на третьем этаже, в кабинете истории, готовится к первому уроку 10 б класс. Трое друзей, Герман, Саша, и Женя, стоят у окна в коридоре, и шепчутся между собой, глядя в окно.

– Мне вчера так влетело, до сих пор задница болит, поморщился Женька. А за варежки еще мать добавила, и чего они такие, пожал плечами он. А у вас как? спросил Женька, взглянув на друзей.

– Нормально, негромко произнес Саша, глядя на школьный двор, усыпанный снегом.

– Герман, а ты чего молчишь? ковыряясь пальцем в ухе, спросил Женька, посмотрев на друга.

– Мать пьет, тихо сказал Герман, опустив глаза.

– Опять? скривился Женька.

– Прихожу вчера, дымом пахнет на площадке, неторопливо говорил Герман. Открываю дверь, а в коридоре дым стоит, и Светка плачет в углу. Титан растопила она, а сама пьяная заснула. Вытяжку только забыла полностью открыть, дым в квартире, и Светка плачет...

– И что? спросил Женька, глядя на Германа.

– Обошлось, тяжело вздохнул Герман, глядя на школьный двор.

– Хорошо, что пожар не случился, сказал Саша.

– Да, вздохнул Женька. Вчера не день, а пожарная тревога, точно, промолвил он, и достал из кармана школьного пиджака карамельку.

– Будешь, протягивая Герману конфету, предложил Женька.

– Нет, покачал головой Герман.

А ты? предложил он Саше.

– Не хочу, тихо ответил Саша. Домашку кто-нибудь приготовил? спросил он, глядя на друзей. Сегодня опрос будет, классная сказала.

– Да какой там, махнул рукой Женька. Как-нибудь, может.

Громкий звонок прервал разговор друзей. Школьники быстрым шагом направлялись в кабинеты, начинались уроки.

Вечер того же дня.

Герман и Саша, прохаживались у входа в продовольственный магазин. Оба невеселые, и задумчивые. Герману надо было накормить сестру, а денег не хватало, друзья ждали Женьку, и тихонько переговаривались.

– Саня, я и так уже должен тебе пять рублей, взглянув тоскливо на друга, шепотом сказал Герман.

– И что? пожал плечами Саша.

– Неудобно мне, понимаешь, как попрошайкой, себя чувствую, глядя на носки старых валенок, сказал Герман.

– Это ничего, сказал Саша, всякое бывает.

–Да, тяжело вздохнул Герман. Я даже не знаю когда смогу отдать, промолвил он, глядя на светящуюся витрину магазина.

– Когда хочется, есть, ни о чем не думаешь, кроме еды, прошептал Саша.

– Точно, негромко сказал Герман, наблюдая через большое стекло, как толстая тетка в белом колпаке, разливает жидкую сметану в маленькие баночки. Они, молча, смотрели на людей в магазине, такие непохожие мальчишки, один высокий, слегка сутулый, другой среднего роста, и почти всегда серьезный. Снег хрустел под ногами прохожих, светились окна в домах...

– Вы чего, раздался веселый голос Женьки. Давно ждете?

Герман обернулся, посмотрел на Женьку укоризненно и произнес:

– Еще немного и совсем замерзнем. Принес? Женька, не в пример друзьям, маленького роста, с круглым наивным лицом, молча, хлопал глазами, и улыбался.

– Принес? спросил Саша, посмотрев на бумажный пакет, в руках друга.

– Вытряс все, вздохнул Женька, протягивая пакет Герману.

Взяв пакет, Герман раскрыл его и тихо присвистнул.

– Я пересчитал, улыбнулся Женька. Ровно двенадцать рублей.

– Ты что, копилку разбил? спросил Герман, вытащив из пакета монетку.

– Конечно, пожал плечами Женька. А что?

– Спасибо, прошептал Герман, смущенно. Ты настоящий друг, добавил он, глядя на Женьку.

– Ладно, махнул рукой Женька. Пошли что ли в магазин.

– Айда, сказал Саша, и пошел к стеклянным дверям.

В магазине было шумно. Стояли люди уставшие и измотанные. Говорили о житейском и не забывали внимательно наблюдать, за продвижением очереди. Одна очередь, что побольше, стояла за вареной колбасой, другая, что поменьше, за сметаной. В отделе напитки, было пусто. Саша подошел к высокой женщине в сером пальто, и вежливо спросил:

– Извините, вы последняя будете? Женщина вздрогнула, повернулась, и с сожалением посмотрев, на Сашу сказала:

– Не последняя, крайняя, кивнула она головой. Я буду, добавила она, и отвернулась.

– Тогда я за вами, пожал плечами Саша. Он взглянул на Германа, который занял очередь в молочный отдел, кивнул головой, и, засунув руки в карман, замер. А Женька в это время, уже ходил в хлебном отделе, с важным видом разглядывая пряники и печенье на полках. Ему очень хотелось конфет, но он точно знал, что в этом магазине, кассирша видит все, потому как сидит с краю, и полок здесь посередине, совсем нет. А значит, и стащить, ничего не удастся, тем более, что людей в отделе совсем нет. Женька тоскливо посмотрел на конфеты "Осенние", вздохнул, и вышел из отдела. Мельком взглянув на кассиршу, он столкнулся с ее хищным взглядом, прищуренных глаз, и, отвернувшись, ускорил шаг. Он подошел к Саше, тяжело вздохнул, и шепнул ему на ухо:

– Сидит как статуя, даже головой не вертит.

– Здесь не получится, прошептал в ответ Саша. Потом пойдем в "Военторг", он до восьми работает, там запасемся.

– Ну да, кивнул Женька. Сходим. Долго еще?

– Ты что не видишь, ответил Саша, глядя на счастливое лицо пожилой женщины, отходящей от прилавка. В руках она держала целый батон вареной колбасы, аккуратно завернутый в коричневую бумагу.

– Везет же, прошептал Женька, сглотнув слюну.

– А денег хватит, вдруг спохватился Саша, продвигаясь в очереди.

– Конечно, хватит, подталкивал его в спину Женька. Сметаны всего литр, остальное на колбасу, и еще сигареты купить надо, и в столовку сходить офицерскую, перейдя на шепот, быстро говорил Женька. Я уже все подсчитал. Герман, купив сметану, бережно поставил банку в авоську, и направился в другую очередь к друзьям. Через час они веселые и довольные, сидели в офицерской столовой, и с аппетитом ели горячие булочки, запивая холодным лимонадом. В зале было пусто, на столах стояли салфетки в стаканах, да горчица с солью.

– Пацаны, давай шоколадку купим, тоскливо произнес Женька. Так сладкого хочется, сил нет терпеть, скривился Женька. А?

– Да потерпи ты, прожевав кусок булки, сказал Герман. Вот поедим, и в "Военторг" пойдем, там "натыриш" себе шоколадок, вагон, улыбнулся Герман. Согласен?

– Ладно, согласился Женька, лениво потягивая лимонад из стакана.

– Ты сегодня Таньку Михайлову видел, улыбаясь, спросил Герман, обращаясь к Саше.

– Ну, видел, кивнул Саша. А что?

– И ничего не заметил? прищурился Герман.

– Нет, пожал плечами Саша.

– Ну, ты вообще, усмехнулся Герман. Юбка коротенькая, весь урок на литературе, только на меня и "пялилась", не заметил что ли?

– Да у меня Светка под боком, улыбнулся Саша. Я повернуться хочу, а она сразу хвать меня за руку, и молчит.

– Это ей классная поручила, засмеялся Женька. Шефство над тобой взять, особенно по математике. У тебя же с Татьяной Ивановной совсем плохо.

– А чего она придирается, нахмурился Саша. Вы же сами видели.

– Видели, согласно кивнул Герман. К тебе математичка, ко мне классная, со своей историей, только Женька вон, всюду успевает.

– А я что, усмехнулся Женька, у меня сестра, сами знаете, помогает, и списывать дает. Сестра же она моя!

– Везет, усмехнулся Саша, допивая лимонад.

В столовую зашли несколько военных с красными повязками на рукавах. Молоденький офицер, сняв перчатки, и потирая руки, сразу направился в буфет. А двое солдат, молча сели за столик, рядом с друзьями.

– Патруль, прошептал, наклонившись, Женька– Да тихо ты, сказал Саша. Ну чего, давайте быстрее, да пойдем.

– Я уже, отставив стакан, и довольно улыбнувшись, сказал Женька. Пошли?

– Подожди, строго взглянув на него, сказал Герман. Сейчас допью, и пойдем.

– Ну ладно, подождем, сказал Женька, глазея, по сторонам.

А Герман, как завороженный смотрел на кобуру с пистолетом на поясе у офицера. Патруль, в полном составе, пил горячий чай, с булочками.

– Ты чего Гера, спросил Саша, заметив перемены в лице друга.

– Что, встрепенулся Герман, посмотрев на Сашу удивленными глазами.

– Ты чего на них вытаращился? наклонившись, прошептал Саша.

– А они что, с настоящим оружием ходят? спросил Герман, взглянув на патруль.

– Офицер точно, кивнул Саша, знаю, видел у отца в части. А солдаты нет, у них вообще оружия нет. А что?

– Так, повел плечами Герман, просто интересно. Ты же знаешь, мой отец офицер был, а вот дома у нас, даже кобуры не было, усмехнулся Герман.

– Ну, правильно, сказал Саша. Какая в стройбате кобура. Там только лопаты, и ломы.

– Что ты хочешь сказать, прищурился Герман. А?

– Ничего, покачал головой Саша. Ты чего? Злишься?

– Да ерунда, разом словно обмяк Герман, улыбнулся, и, поставив пустой стакан на стол, встал. Ну что, айда в "Военторг"?

– Быстрее, воскликнул Женька, уже на бегу.

Через полчаса в гарнизонном «Военторге».

Друзья с задумчивыми лицами ходили среди полок магазина, делая вид, что каждый из них, что-то выбирает. Кассир, молодая женщина, оживленно болтала о чем-то с женщиной в красном платке, не обращая внимания на мальчишек в зале. На самом деле, Герман и Саша, должны были купить пряники, а Женя, вынести из магазина три коробки леденцов, и шоколадки. Они проделывали это не первый раз, и считали, что это всего лишь игра, простая мальчишеская забава. Каждый из них, делал это, в порядке жеребьевки, словно, проверяя себя, сможет, или нет. Сегодня выпал жребий Женьке, и он со всей серьезностью, подошел к выполнению поручения, если можно так назвать обыкновенную кражу, в магазине. Да они и не задумывались об этом, какая кража? Игра! Саша и Герман, посмотрев на друга, молча, взяли с полки, пакет с пряниками, и не торопясь, пошли к кассе. Женька, напихав в тулуп леденцы, и шоколадки, тяжело вздохнул, и, вытаскивая на ходу, варежки из карманов, пошел к выходу.

Лицо его было расстроенным, он шевелил губами, и, опустив голову, благополучно прошел мимо кассы. Саша и Герман, высыпав горсть монеток, в маленькое блюдце на кассе, молча, слушали хохот кассирши, которая, быстро пересчитав мелочь, махнула рукой, и друзья, вздохнув с облегчением, переглянулись и вышли из магазина.

–Такая дура! вырвалось у Саши на улице.

– Да ну ее, махнул рукой Герман. С нее не убудет. Ты видел, какие большие серьги у нее? спросил он, посмотрев на Сашу. Золотые, добавил он, задумчиво. Такие не три рубля стоят.

– Наверно, кивнул Саша. Они остановились, и молча, смотрели по сторонам.

– А куда он делся, усмехнулся Саша, поправляя воротник тулупа.

– Убежал наверно, рассмеялся Герман. Не выдержал, решил сам все слопать.

– Эй, раздался негромкий голос Женьки, из-за памятника, что стоял метрах в десяти от магазина.

– Сюда, я здесь. Из-за памятника показалось довольное лицо Женьки. Он задорно улыбался. Они сидели в свете одинокого фонаря, и ели. Шоколад, пряники, грызли леденцы, а довольные лица, сияли от счастья.

– Стойте, вдруг замер Герман, взглянув на друзей. Саша и Женя, замерли с набитыми ртами, и молча, хлопая глазами, смотрели на Германа.

– Чего, промычал Женька?

– А зачем мы воруем, усмехнулся Герман. Ведь мы можем купить! А? Он смотрел на друзей, и видел на лицах растерянность. Чего молчите? с серьезным выражением, продолжал Герман. Кто мне скажет? Саша, прожевав пряник, опустил голову, и прошептал:

– Не знаю.

– Ну да, хмыкнул Герман. Не знаешь. А что тогда?

– Герман, ты чего, раздался тонкий голосок Женьки. Ты чего, поднимая плечи, растерянно повторил Женька, взглянув на друга. Это же шоколадки.

– Вот я и говорю, вздохнул Герман. Сначала шоколадки, потом еще чего, так и покатимся...

– Неправда, сказал Саша. Ты чего? посмотрев на друга, спросил Саша.

– Ничего, вдруг, широко улыбнулся Герман, достав из пакета пряник. Кушайте, усмехнулся он, и откусил кусок пряника. Вкуснотища!

– Ну, Гера, рассмеялся Женька, открывая банку с леденцами. Зачем? Почему? Сейчас вот наемся, и расскажу, хохотал Женька.

– Пошутили да, улыбнулся Саша, поглядывая на друзей. Шутники!

Трое друзей, сидели на лавке, в "круглом пятаке желтого света". День закончился, ночь спускалась на гарнизон, поскрипывал снег, под ногами прохожих... Они веселые и беззаботные, были счастливы этим вечером, у них были сладости...

Афганистан. 1985 год.

Голые, абсолютно безжизненные горы, всюду, куда ни смотри. Посредине этого пейзажа, маленький кишлак, совсем пустой, люди ушли, когда не стало воды, в оазис за горой. Теперь здесь была «кошара» кочевого пуштуна Масуда. Крохотные глиняные домики, что жмутся стенами, две узких улочки, и палящее солнце в небе, а на земле, потрескавшиеся рубцы, и такие же «сморщенные люди». У одинокого колодца, под навесом, бродит вокруг палки маленький ободранный осел. Рядом, сгорбившись, с мотыгой в руках, мужчина роет яму. По виду и не скажешь, сколько лет ему. Кожа на лице сложилась в узоры глубоких морщин, а глаза, – молодые... Подросток, в запыленной рубахе, бегает вокруг осла, и норовит засунуть деревянную палку, ослу «под хвост». Мужчина, бросает мотыгу, вытирает со лба пот, и, взглянув на мальчишку, гортанно говорит:

– Оставь осла, чем он провинился перед тобой? Мальчик, нехотя отходит в сторону, и садится на землю, щурясь, он высунул язык, продолжая дразнить осла.

– Мустафа, устало сказал мужчина, глядя на соседнюю гору, иди, найди своего брата, и скажи ему, что бы гнал стадо. Солнце клониться к земле, надо идти, добавил он обернувшись.

– Мустафа! прикрикнул мужчина, и мальчик, поднявшись и склонив голову, молча, побежал... " Надо перегонять стадо, подумал Масуд, глядя на своего младшего сына. Да, завтра и пойдем. Спустимся в долину, там хорошо, река, запасем воду и пойдем..." Он взял мотыгу, размахнулся, и с силой опустил ее в серую землю, у-у-у, вырвалось из его горла, и, отбросив ком земли, он снова размахнулся...

Вечер

У костра сидит уставший, Масуд, и раскладывает перед собой еду. Несколько лепешек, виноград, инжир. Двое его сыновей, старший Зафир, младший Мустафа, молча, сидят у костра. Зафир вдруг повернул голову, и вытянувшись всем телом, стал внимательно прислушиваться к ночным звукам.

– Ты что-то услышал, прошептал Масуд, внимательно посмотрев на сына.

– Кто– то идет, шепотом сказал Зафир, не меняя позы.

– Да пошлет всевышний хорошего человека, прошептал Масуд, положив перед собой кусок лепешки. Из темноты, неслышно, словно тени, вышли на свет костра, двое бородатых мужчин. Один из них, увидев Масуда, подал знак рукой, другому, и тот остановился. Масуд прищурился, и встал, не сводя глаз с незнакомцев.

– Мир Вам, поприветствовал один из них, одетый в черное, и протянул свою руку.

– Здравствуйте, спокойно ответил Масуд, протянув свою руку.

– Как жизнь? Как дела? Как здоровье? спросил незнакомец, улыбнувшись.

– Спасибо хорошо, ответил Масуд, кивнув головой.

– Меня зовут Набиль. Я, и мои воины идем издалека, и вот беда, кони устали, и дорогу потеряли мы. Скажи, где здесь поблизости протекает река?

– Меня зовут Масуд, я гоняю свою отару, этим и живу. А это мои сыновья, Зафир, и Мустафа, указав рукой на мальчишек, сказал Масуд.

– Путнику в дороге надо отдохнуть, спокойно сказал Масуд, глядя на обветренное лицо мужчины. Раздели с нами хлеб.

– Спасибо, принял приглашение мужчина, и, приложив руку к груди, слегка наклонился. Приблизившись к костру, он аккуратно сел напротив Масуда, сложив свои руки на коленях. Масуд поставил перед ним деревянную посудину с сыром, положил кусок лепешки, и налил прохладной воды в пиалу.

– Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного, произнес мужчина, взял в правую руку пиалу, и сделал небольшой глоток. Лицо его преобразилось, глаза засверкали, он улыбнулся, и сделал еще глоток.

– Во имя Аллаха, повторил Масуд, и тоже отпил воды.

Зафир и Мустафа, сидели, молча, и ели разложенные перед ними финики. Масуд молчал, догадываясь, кто перед ним, и кто те люди, которых он пока не видит. "Они пришли с другой стороны, понимал он. Но, это не его война, пусть воюют те, кто хорошо умеет делать это, а он, Масуд, не воин, а всего лишь пастух. Он мельком взглянул на длинный, в "богатых" ножнах кинжал, на поясе мужчины, и все сразу понял.

– Далеко идете, спросил Масуд, предлагая путнику финики.

– Далеко, ответил путник.

– Воды много надо, сказал Масуд, пристально глядя на путника. Дальше, только пески, добавил он, кивнув головой.

– Потому Аллах и послал нам тебя, добрый человек, улыбнулся путник. Ты укажешь нам дорогу к реке, мы напоим лошадей, и пойдем дальше.

– Хорошо, кивнул Масуд. Я покажу дорогу.

– Спасибо тебе, добрый человек, кивнул путник.

Афганистан.

Расположение советской воинской части. Шарджой.

Ночь, казалось, уже отступила, а солнце еще не появилось. Между тенью и светом, в тишине и полумраке, были слышны негромкие голоса, и специфический звук металла. Над городком стояла прохладная и сухая ночь, запыленные палатки, «песчаная пудра» под ногами, и какое– то тоскливое и грустное чувство возникало при виде такой картины. Только негромкое лязганье металла, и тишина... Так звучит оружие и амуниция, когда крепкие парни, собираются идти в рейд. Его ни с чем не спутаешь, этот звук, благородный голос оружия. Группа капитана Кувалдина готовилась к выходу. Восемь бойцов, спокойно и сосредоточенно, снаряжали магазины, укладывали «боекомплект» и воду. Командир, обходя шеренгу, проверял укладку, и молча, кивал головой. Дойдя до крайнего, он внимательно осмотрел оружие, вздохнул, и произнес:

– Перекур пять минут.

Кувалдин шел в палатку, и думал он сейчас не о выходе, а о своей жене, и сыне. " Да что ж такое, говорил он себе, даже письмо не дадут дописать, только ночью начал, и тут на тебе,– срочно, выход, караван идет. Да кто там вообще идти может, через эти пески, совсем надо быть "чокнутым" и ... "Он откинул край палатки, и, нагнувшись, прошел в полумрак, освещенный только фонарем на маленьком столе. Рядом на кровати, сидел худощавый, невысокий брюнет, с тонкими усиками, на вытянутом лице, и вертел в руках гранату, рассматривая на колене, топографическую карту. Это был старший лейтенант Завьялов, командир второй группы. Кувалдин, устало вздохнул, посмотрев на Завьялова, сев на кровать, произнес:

– Ты Вася, точно Матросова хочешь схлопотать. Только вот амбразуры для тебя, еще не заготовили, натянуто улыбнулся Кувалдин, убирая со стола, тетрадь, с незаконченным письмом.

– Ты Сережа, командир толковый, оторвавшись от карты, поднял голову Завьялов. Так вот что я тебе скажу, подвиг свой я совершу, вдруг рассмеялся Завьялов, показывая белые зубы, но только в Союзе, и в койке с красоткой, смеялся он, глядя на Кувалдина. А до замены, ни– ни, табу, только "калашников", и даже не думаю.

– Вася, ну что ты" ржешь как конь" перед выходом, покачал головой Кувалдин, беду накличешь. Или тебе по колено?

– Сережа, улыбался Завьялов, по колено только море, а где оно, ты сам знаешь.

– Да знаю я тебя, махнул рукой Кувалдин, снова "пижонить" будешь.

– Ух, тяжело выдохнул Завьялов, резко перестав смеяться. Все нормально Сергей, сказал он, и снова углубился в изучение карты.– Нормально, прошептал Кувалдин, постукивая пальцами по столу. Это наверно нервное, произнес он в тишине.

– Нервное Сережа, нервное, кивал головой Завьялов, не отрываясь от карты. Ты лучше маршруты хорошенько запоминай, сам понимаешь, добавил он негромко.

– Изучил уже, недовольно буркнул Кувалдин.

Завьялов поднял голову, пристально посмотрел, на квадратное лицо товарища, прокопченное и недовольное, и тихо сказал:

– Сережа, здесь, расслабился, – и сдох, задумался,– и без ног, что с тобой, Сережа?

– Письмо своим не дописал, тяжело вздохнул Кувалдин, глядя, перед собой.

– И не надо, махнул рукой Завьялов, вот вернемся, и допишешь, как полагается, пожал плечами Завьялов, и правильно это, в самую десятку, иначе я ничего не понимаю.

– Тебе один хрен, сказал Кувалдин, развелся, и порхаешь.

– Сейчас бы пива холодного, мечтательно произнес Завьялов, да с воблой вяленой. Эх! А тут сиди и "собирай окурки", никакой романтики!

– Идем двумя бортами, все как обычно, спокойно произнес Кувалдин.

– Понятно, кивнул головой Завьялов. Мне вот только интересно, а какой идиот, пойдет именно этим маршрутом, а? Он смотрел на Кувалдина, с таким выражением лица, будто тот, как минимум знал, кто, когда, и сколько?

– Не знаю, пожал плечами Кувалдин. Командир сказал, информация с той стороны, неточная, надо проверить, вот и идем.

– Как всегда, на всякий случай, прищурившись, сказал Завьялов. Плановый выход, с внеплановыми заворотами, усмехнулся Завьялов, и убрал гранату в подсумок.

– Впустую сходим, нормально, кивнул головой Кувалдин, целее будем.

– И это правда, кивнул Завьялов.

В тишине, послышался гул винтов. Кувалдин поднял голову, прислушиваясь, затем посмотрел на Завьялова, и сказал:

– Вертушки.

– Пора, взглянув на свои "командирские", сказал Завьялов поднимаясь. Пора.

Пять минут, всего лишь пять, и вертолеты, забрав группы, поднимаются в рассветное небо, разворачиваются, и берут курс на юго-восток.

Раннее утро, заброшенный кишлак.

Зафир наливает мутную желтоватую воду в глиняное корыто, а овцы, столпившись и блея, идут на водопой.

– Эй, не толкайся, всем хватит, прикрикнул Зафир, выливая очередной бурдюк воды. Животные ринулись к воде, отталкивая Зафира.

– Шайтан, выругался Зафир, и пошел за следующим бурдюком.

– Мустафа, что сидишь, помогай, крикнул он младшему брату. Мустафа встрепенулся, поднял голову, потер глаза руками, поднялся, и побежал вслед за братом.

– Когда отец вернется? спросил маленький Мустафа, семеня вслед за братом.

– Отведет караван к реке, и вернется, на ходу сказал Зафир. Ты лучше осла напои.

– Угу, промычал Мустафа, и, схватив маленький бурдюк, поволок его под навес, туда, где томился, на привязи ослик.

Зафир, вылив последний бурдюк, отошел в сторону, и сел, наблюдая за овцами. Он задумчиво смотрел на животных, что толкались у корыта.

– Тупые, прошептал он. Какие они жалкие, и совсем ...

– Зафир, прервал его мысли Мустафа, своим тонким голоском. Смотри, тыкал грязным пальцем Мустафа, на вершину горы, там большие птицы! Смотри!

– Ты что, нагрелся на солнце, недовольно буркнул Зафир, обернувшись.

– Смотри! Они летят к нам! радостно улыбался маленький Мустафа.

– Это огненные птицы, резко поднявшись, спохватился Зафир. Быстрее убегай в дом, крикнул он.

– Зачем? удивленно спрашивал Мустафа, не отводя глаз, от силуэтов двух вертолетов, что быстро приближались, к заброшенному кишлаку.

– Они несут смерть, крикнул Зафир, и, подбежав к брату, схватил его за руку, и поволок в крайний дом.

– Ты маленький, не понимаешь, прикрикнул он, на брата.

С тревогой всматриваясь в небо, Зафир, прижал к себе брата, и вдруг почувствовал, что нога его, стоит на чем то, остром и горячем. Он опустил глаза, и увидел торчащую из песка, железную пластинку, зеленого цвета. Огромные капли пота, стекали по его лицу. Он, молча, смотрел на "железку". Постепенно, страх, сковывал его тело. Немели губы, потом руки, тело, он чувствовал это, и думал об одном, быстрее выбежать, и никогда больше не заходить... Ладонью, зажимая рот Мустафы, он поднял голову, и посмотрел перед собой.

– Сейчас они пролетят, и мы побежим, прошептал Зафир.

Мустафа, лишь кивнул головой в ответ, продолжая смотреть в утреннее, синее небо. Вертолеты, пролетели очень низко, распугав отару. Зафир чуть наклонил свое тело вперед, и только сейчас понял, что тело не слушается его, оно стало каменным, страх сковал его. Это бомба, подумал он, содрогнувшись. И сразу вспомнил, как несколько дней назад, когда он гнал отару, по горной тропе, раздался взрыв, и куски животных, разлетелись в стороны. Бомба, подумал он, облизнув сухие губы. Я наступил на нее, и значит, она разорвется, и нас убьет. Он снова, опустил голову, и посмотрел себе под ноги. Его руки дрожали. Внутри его, какой – то неведомый голос твердил, не двигайся, иначе смерть.

– Как спастись? шептал он, не поднимая головы. И ответ, сам собой, пришел к нему. Молиться! Аллах всевышний, и милосердный, спасет нас. Его сухие губы, шептали молитву, а маленький Мустафа, ничего не понимая, молча, стоял, подле брата, и дрожал всем телом.

Вертолеты с разведчиками. Раннее утро.

Два вертолета, на низкой высоте, летели над голым плато, которое медленно переходило в пески. На горизонте виднелись горы, что острыми вершинами, будто протыкали, голубое и чистое, афганское небо. В десантном отсеке, восемь пар глаз, внимательно рассматривали местность внизу. Капитан Кувалдин, сидя рядом с пулеметчиком, всматривался в серый пейзаж. Лицо его было сосредоточенно и спокойно. Повернувшись, он взглянул на старшину Жемалутдинова, прильнувшего к иллюминатору, и, посмотрев на его широкие скулы, подумал:– "Ведь казах, мусульманин, казалось бы, не должен, а он, – наш, подобрал подходящее слово Кувалдин, и этим все сказано. Я уверен в нем. И в остальных, тоже, обернувшись, он посмотрел на своих подчиненных, и увидел, в их лицах, надежность. Так и должно быть, подумал он".

– Товарищ капитан, услышал он, сквозь гул, и обернулся. На него смотрел радист группы сержант Цибульский, и протягивал ему наушники.

– Второй на связи, громко сказал он.

Кувалдин кивнул, и взял наушники. Поднеся черный эбонит к уху, он услышал далекий голос Завьялова, в "хрустящем эфире".

– Гранит 1, я Гранит 2, прием.

– На приеме Гранит 1, громко сказал Кувалдин.

– По курсу прошли кишлак, там отара овец, значит, люди тоже есть. Надо вернуться. Может это те самые? Прием.

– Понял тебя второй, ответил Кувалдин. Наблюдал. Согласен. Только дойдем до реки, по маршруту, разворот, и тогда проверим кишлак. Усилить наблюдение за местностью. Прием.

– Понял тебя первый, отозвался Завьялов в эфире. Выполняю. Прием.

– Конец связи, сказал Кувалдин, снял наушники и передал их радисту.

"Глазастый он, Завьялов, улыбнулся, подумав о друге Кувалдин. Наверно уже на шашлык барашка присмотрел, вот и рвется в кишлак. Да, где еда там и люди, так устроена эта страна, думал Кувалдин, глядя в иллюминатор. Не может быть стадо "бесхозное", да еще в таком месте, почти рядом с предполагаемым маршрутом каравана. А может это они и есть, подумал Кувалдин, и его прошиб холодный пот. Он поморщился, почесал за ухом, затем переносицу большим пальцем, и, выдохнув, успокоился. Куда они денутся, сказал он себе, даже если они там, догоним. Они не уйдут, от нас не уйдут, повторил он про себя". Вертолеты приближались к горам, за которыми, в долине, протекала река.

Утро того же дня.

Река в долине бурная и полноводная, шумит, сталкиваясь в своем течении с камнями. Совсем близко к берегу подступают деревья инжира, тянущиеся своими корнями к живительной воде. Дальше, по течению реки, раскинулись зеленые поля, и финиковые пальмы – оазис. Уставшие мужчины, в запыленных одеждах набирали воду, пили сами, поили лошадей, и, расположившись в тени деревьев, отдыхали. Масуд, напившись воды, вытер ладонью рот, и облегченно вздохнув, присел на берегу реки, отдохнуть, перед обратной дорогой. Тревожно было ему, какое– то необъяснимое беспокойство, толкало его изнутри. Он рвался назад, к сыновьям, что бы вместе идти на новое пастбище. Им не по пути, с этими людьми, он понимал это, хотя, в душе не противился тому, что они делают, изгоняя «неверных» с родной земли, не противился, он, молча жил, и не жаловался по законам нана. А это, гайрат, нанго-намус, имандари, сабат и истикамат, мусават, бадал. Мы все равны, мужчины, подумал он, глядя на Набиля. И надо помнить об этом всегда, нельзя терять честь, лучше жизнь потерять... и не прощать врага своего кровного...

– Благодарю тебя добрый человек, услышал за спиной Масуд. Он встрепенулся, встал, и обернулся. Перед ним стоял Набиль, и улыбался, прищурив глаза.

– Всевышний отблагодарит тебя, прими от меня этот дар, сказал он, протягивая в руке пистолет. Потертый, какой-то ржавый, и совсем не похожий, на другие, что видел Масуд, в своей жизни. С его черной, густой бороды, стекали капельки воды. " От подарка нельзя отказываться, подумал Масуд, и машинально, протянул свою руку, не сводя взгляда с капелек воды". Масуд, словно во сне, взял пистолет, и протянул взамен, свою железную флягу, что была на поясе. Набиль молча кивнул головой, любуясь подарком, блестевшем на солнце.