Текст книги "Зовем вас к надежде"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 52 страниц)

52

Телефон звонил.

Труус услышала его, еще когда открывала входную дверь.

Она поспешила к аппарату в холле и сняла трубку:

– Да?

– Труус! – раздался очень четкий голос Линдхаута.

– Да, Адриан. – Она села на стул, обтянутый красным бархатом.

– Я уже несколько часов набираю номер, но никто не отвечает. Ты где была?

– В постели. Я спала. Знаешь, ведь уже четвертый час утра.

– У тебя, должно быть, очень глубокий сон! Телефон стоит рядом с кроватью.

– Я приняла снотворное. Поэтому. – На другом конце провода было слышно, как Труус долго зевает. То, что ее голос звучал несколько смазанно, было вполне естественно для человека, которого разбудили. – У нас была ужасная погода… А сейчас дождь прекратился… – Труус немного помолчала, прежде чем продолжила: – Но была еще одна причина, почему я приняла снотворное…

– Твой звонок к нам домой в Лексингтон?

– Да, Адриан. – Труус снова стала зевать. Она скинула туфли. Холл, где горели только два настенных светильника, казался Труус праздничным залом с обилием теплого, мягкого света.

– Как только я приехал в Базель, я из «Трех Королей» сразу позвонил в Лексингтон, чтобы узнать у Эйлин, есть ли какие-нибудь новости. Ведь твой телефон не работал, и я подумал, что ты можешь попробовать позвонить в Лексингтон.

– Я так и сделала, Адриан. – Труус улыбнулась, но голос ее оставался серьезным.

– Да, Эйлин мне сказала. Она была очень возмущена.

– Чем?

– Тобой… тем, как ты разговаривала с ней… Она очень чувствительная молодая женщина…

– Ты никогда мне о ней не рассказывал.

– Знаешь, мне пришлось много чего от нее выслушать, – голос Линдхаута стал резче. – Я извинился перед Эйлин за твое поведение.

– Я бы сделала это и сама. Можешь себе представить, как я была удивлена, когда мне ответил женский голос!

Труус казалось, что электрические свечи настенных светильников и их оранжевые абажуры из шелка окружены парящими в воздухе венцами. Это необычайно развеселило ее. Но она взяла себя в руки.

– Бог мой, я просто забыл рассказать тебе, что несколько месяцев назад мне пришлось взять вторую секретаршу. Миссис Плойхардт…

– …замужем, я знаю. Об этом мне сказала Эйлин.

– Мисс Доланд!

– Ты же сам говоришь – Эйлин…

– Я и миссис Плойхардт называю Мэри! Ты же вообще не знакома с мисс Доланд.

– Да, верно.

– Скажи, Труус, ты была пьяна?

– Ничего подобного. Почему ты так решил?

– После всего, что мне рассказала Эйлин…

– И при всем при том она спит в постели Джорджии!

– Но где-то же она должна спать, не так ли? Ты бы предпочла, чтобы она спала в твоей постели?

– Послушай-ка, Адриан, все, о чем мы говорим, бессмысленно. До этого никогда бы не дошло, если бы ты не забыл указать в своей телеграмме, где тебя можно найти по телефону.

– Неужели я забыл об этом? – Его голос звучал подавленно.

– Это не упрек! Ты сейчас многое забываешь, ты сам говоришь – ничего удивительного при таком переутомлении… Ты не мог знать, что мой телефон снова в порядке… Так мило с твоей стороны позвонить мне сейчас… Спасибо тебе… теперь я могу спокойно продолжать спать.

– Так больше не может продолжаться, Труус! Тебе нужно вернуться в Лексингтон!

– Но там же теперь мисс Доланд, не так ли?

– Да… верно… И тем не менее!

– Тем не менее что?

– Тем не менее я хотел бы, чтобы ты прилетела в Америку, домой в Лексингтон.

– Когда ты снова будешь в Лексингтоне?

Теперь его голос звучал измученно:

– Труус, не своди меня с ума! Я мотаюсь взад-вперед между Базелем и этой клиникой!

– Ты не мог бы как-нибудь полететь через Берлин?

– К сожалению, нет. Ты не представляешь, в каком я напряжении. Каждый час на учете. Так будет еще некоторое время.

– Как долго, Адриан?

– Наверняка от двух до трех месяцев, к тому времени в клинике уже во всем разберутся, да и я тоже. Клинические испытания на людях длятся долго, Труус. Позднее и другие клиники займутся ими. Таким образом, некоторое время я еще нужен!

– Какое-то время потребуется и здесь на этого типа, который утверждает, что имеет право на наследство. Возможно, мы вернемся домой в одно и то же время, Адриан!

– Но я бы хотел, чтобы ты была в Лексингтоне уже сейчас! Ты одна в Берлине… мне это не нравится, мне страшно… Но я понимаю, что ты права… Хорошо, дочь. Обнимаю тебя!

– И я тебя, Адриан!

– Теперь ты успокоилась, да?

– Теперь я успокоилась, да. А вечером ты позвонишь.

– Вечером я позвоню.

– Тогда до вечера, Адриан. Доброй ночи.

– Доброй ночи, дочь… – Его голос звучал беспомощно. – Я… я… я все время думаю о тебе…

– А я о тебе – ты же понял это, – сказала Труус. Положив трубку, она захихикала. Все это показалось ей необыкновенно забавным – на самом деле в высшей степени забавным.

53

Труус спала глубоким сном и видела чудесные сны. Когда она проснулась, ей было так хорошо, как не было уже давно. И она еще боялась стать зависимой после первой «небольшой дозы»! Ванлоо был прав: эти мерзкие газетные писаки!

Погода продолжала улучшаться, светило слабое солнце. Труус была в таком хорошем настроении, что напевала, принимая ванну и одеваясь. Она позвонила Ванлоо и поблагодарила его.

– Вот видите, дорогая Труус, – ответил он. – Мы увидимся сегодня вечером?

– Я бы с удовольствием… у вас вчера было так замечательно… Но будет звонить отец и, возможно, забеспокоится, если меня не застанет…

– Когда он будет звонить?

– Когда сможет… в девять вечера, сказал он.

– Что ж, тогда приезжайте позднее, после того как он позвонит! – сказал Ванлоо и рассмеялся. И Труус, решив, что это хороший выход, тоже рассмеялась. Она согласилась приехать.

В городе у адвоката ее ожидал неприятный сюрприз. Человек, утверждавший, что имеет право на обязательную долю из наследственного имущества Клаудио, прислал через своего адвоката документы в фотокопиях, которые, казалось, давали ему это право.

– Не стоит из-за этого терять голову, – сказал ее адвокат. – Человек пускает в ход все средства. Совершенно очевидно, если вы хотите знать мнение опытного человека – извините, я имею в виду себя, – что это попытка получить наследство обманным путем. Мы его разоблачим. Конечно, это займет некоторое время – нам нужны бумаги и копии записей из загсов в Восточном Берлине и ГДР, а там обычно не торопятся.

– Сколько приблизительно это будет длиться?

– Трудно сказать. Месяц. Но с ними никогда не знаешь, поэтому, возможно, два…

– Ах, но не дольше?

– Для вас это недостаточно долго?

– Я не это имела в виду… Я имела в виду – один-два месяца, возможно и дольше, я в любом случае еще останусь в Берлине.

– Ах так! – Адвокат успокоился. – Тогда хорошо. И не беспокойтесь, милостивая сударыня.

– Я вам абсолютно доверяю, – сказала Труус. Она снова поехала домой и долго беседовала с экономкой Гретой Врангель, маленькой толстой особой, которая постоянно рассказывала все новости из своей личной жизни. В этот день фрау Врангель была несчастной: она подозревала то, что ее старик обманывал ее с молодой продавщицей!

– Как вам это пришло в голову?

Выяснилось, что фрау Врангель предупредили соседи и добрые подруги.

– Добрые подруги! – воскликнула Труус. – Это мне знакомо. Соседи тоже! Они получают огромное удовольствие от возможности посплетничать и кого-нибудь расстроить. Настоящих доказательств вам эти бабы, конечно, не дали, а?

– Нет… они только болтали… Одна что-то видела и слышала… другая еще что-то…

– Вот видите, фрау Врангель! Никаких доказательств! Ваш муж всегда хорошо к вам относился, вы же сами часто говорили мне об этом. С завода он всегда сразу же шел домой, даже по пятницам не просиживал целыми часами, как другие, в кабаках. Каждую субботу вы ходили в парикмахерскую, а он выводил вас пообедать.

– Все это так, но…

– Но что? Он всего этого больше не делает?

– Нет, все еще делает…

– Фрау Врангель, я не знаю вашего мужа! Но вы так много мне о нем рассказывали… это в высшей степени приличный человек! Может быть, какая-нибудь добрая подруга или соседка имеет на него виды? Не обращайте внимания на болтовню. Будьте и вы по-прежнему внимательны к нему. Лучше всего, если вы расскажете ему обо всем, что вам говорят, – это очень эффективно с психологической точки зрения. И посмотрите внимательно, как он отреагирует. На это и ориентируйтесь!

У уборщицы отлегло от сердца:

– Я так и сделаю, госпожа доктор, вы абсолютно правы. Эти бабы, они только завидуют, потому что Макс порядочный мужик и так хорошо ко мне относится! Я поговорю с ним. А завтра я вам расскажу, как все было. Можно?

– Вы должны так сделать, фрау Врангель, должны!

Труус вышла из кухни, чувствуя, что поступила как отличный психиатр. В середине дня она позвонила второй секретарше Линдхаута мисс Доланд и извинилась перед ней. Этот разговор закончился тем, что они обе решили обращаться друг к другу по имени. Труус тихо напевала и насвистывала «Bei mir biste scheen»,[77]77
  «Со мной ты прекрасен», песня из репертуара американской группы «Сестры Бэрри». – Прим. пер.


[Закрыть] когда снова, впервые после долгого времени, наводила порядок в своем письменном столе. В семь часов, как каждый день, ушла успокоенная фрау Врангель. Она приготовила ужин и поставила на стол маленькую вазу с тремя цветками. Труус нашла это исключительно трогательным. Она поела с большим аппетитом. Три минуты десятого зазвонил телефон. Это был Линдхаут. Он очень удивился и обрадовался, когда услышал, что Труус в хорошем настроении:

– Кажется, у тебя дела идут великолепно, да?

– Ах, знаешь, у адвоката все выглядело не так блестяще, но он убежден, что этот тип – мошенник, что все принадлежит мне и я смогу завещать это городу. Это займет еще два-три месяца, пока мы не решим все проблемы. Это замечательно – ведь и ты столько времени будешь работать в этой клинике, не так ли?

– Да, это верно. Я и здесь живу в гостинице. У тебя есть чем писать? Я дам тебе номер телефона…

– Одну минуту… Да, говори.

Он продиктовал номер.

– Это чтобы ты всегда знала, где можно оставить для меня сообщение, если я в дороге. Сообщение мне передадут тут же, так что больше не нужно будет заниматься поисками!

– Спасибо, Адриан!

Они очень нежно побеседовали друг с другом, и Линдхауту пора было заканчивать разговор:

– Стало быть, всего доброго, дочь!

– Всего доброго, Адриан! Обнимаю тебя! – сказала Труус.

Четверть часа спустя она была в доме Ванлоо и получила вторую инъекцию героина. Все друзья Ванлоо были уже там. В этот вечер разговоры шли о политике. Труус чувствовала себя еще лучше, чем после первой инъекции. Около половины второго ночи Ванлоо привез ее домой.

Так продолжалось три недели. Через день в девять вечера звонил Линдхаут, а около десяти часов Труус шла или ехала к Ванлоо. За эти три недели бывали дни, когда ей не нужен был героин – она чувствовала себя отлично еще после предыдущей дозы. Иногда была в состоянии эйфории, потому что в деле о наследстве что-то изменилось в ее пользу. Власти ГДР все-таки работали значительно быстрее, чем того ожидали она и ее адвокат.

– Ну теперь-то вы мне поверили, милое дитя, что героин, принимаемый так, как принимаете его вы, не имеет никаких вредных последствий и не делает зависимым? – как-то спросил Ванлоо. – Вы видите это по себе: либо у вас есть потребность, либо вам достаточно! А?

Труус кивнула.

– Для всех средств массовой информации наркотики – это очень большая удача, – презрительно сказал Ванлоо. – Этим типам все время нужны сенсации, не так ли? Ну вот, теперь на очереди наркотики! Даже правительство сходит с ума! Такие псевдосенсации всегда иссякают так же быстро, как и запускаются. Кстати, у меня есть подарок для вас, дорогая Труус.

Это был ящичек из древесины ценных пород, приблизительно таких же размеров, как и ящики, в которых хранят дорогие сигары для поддержания неизменной влажности воздуха. С той только разницей, что в нем лежали не сигары, а полный набор для инъекций героина.

– Сюда же присовокупите и это, – сказал Ванлоо. Он протянул Труус маленький пакет. – Продукт, – пояснил он.

– Зачем вы мне это даете?

– Чтобы у вас была маленькая радость – будем надеяться! – Он засмеялся. – Видите ли, мне, возможно, придется в ближайшие дни уехать на неделю или больше. Если вы захотите дозу, введите себе ее сами. Героина хватит приблизительно на три месяца – даже если вы захотите делать это ежедневно, чего вы, без сомнения, не захотите.

Труус была тронута.

– Вы человек, которого действительно… – Она оборвала фразу.

– Которого действительно – что? – спросил он.

– Ах, бросьте, – сказала Труус. И они оба рассмеялись.

Но Ванлоо не уехал, и Труус видела его каждый вечер – всегда около десяти часов. Теперь она принимала наркотик регулярно: документов из ГДР вдруг оказалось недостаточно, и у Труус в течение дня было много забот. К ним добавилось и горе, охватившее фрау Врангель.

Та, следуя совету Труус, призвала к ответу своего мужа, который, сверх ожидания, в беззастенчивой и оскорбительной манере сразу же сознался в своей связи с продавщицей! Он сказал, что продавщица – молодая, стройная и ухоженная, а его старуха – толстая, неопрятная и лопает слишком много пирожных. Поэтому она либо смирится с его подругой, либо даст согласие на развод – ему все равно. После двадцати пяти лет брака жена стала ему абсолютно безразличной и могла поступать так, как ей заблагорассудится.

Поэтому, когда Труус в ярости приезжала из города от адвоката, ей приходилось утешать ревущую фрау Врангель, что ей не удавалось или удавалось с большим трудом. В скором времени фрау Врангель стала настолько выводить ее из себя, что Труус стала подумывать о том, чтобы уволить ее. Замену она получила бы сразу – в Берлине было достаточно женщин, которые только и ждали работы.

Когда звонил Адриан, Труус брала себя в руки и не рассказывала ничего о своих неприятностях, поскольку Линдхауту сейчас самому было много чего рассказать о первых результатах испытаний в клинике на людях, которые подтвердили его прогнозы, – было столько хороших новостей, что Труус почти не нужно было говорить. Это снова был прежний, одержимый своей работой Линдхаут.

– …при испытаниях на добровольцах оказалось, что и большие дозы героина не действуют… как это было в опытах над животными!

Труус радовалась этому от всего сердца.

– Ах, дочь, когда все завершится, и испытания в трех других клиниках тоже, когда мы снова будем вместе – как же я буду рад!

– И я, Адриан, и я!

– Спокойной ночи, дочь, обнимаю тебя…

– И я тебя, Адриан, – говорила Труус.

Чуть позже она уже была у Ванлоо…

В конце третьей недели – Труус тем временем уволила ставшую ей невыносимой, уже только ревущую и причитающую фрау Врангель, полностью рассчитавшись с ней, лишь бы только та сразу ушла и Труус ее больше не видела, – это и случилось. Новая, более молодая уборщица, которую Труус нашла и наняла сразу же, пришла уже ранним утром следующего дня, поскольку во второй половине дня ей нужно было обслужить еще одну семью. Она ушла около трех часов, что Труус очень устроило. Новенькую звали фрау Клара Ханке, разведенная и мать двоих детей. По ее просьбе Труус называла ее «Клара». Клара, безукоризненно одета, приятной внешности, работала быстро и не была неряшливой и неопрятной, как в последнее время Врангель (Труус могла понять ее мужа).

Труус, которая долго спала, Клара приносила завтрак в постель вместе с утренней газетой.

В тот злосчастный день над городом сияло яркое солнце. Труус поблагодарила Клару, которая тут же исчезла, налила полную чашку кофе и раскрыла газету. На середине первой страницы она обнаружила статью в две колонки с таким заголовком:

«Облава в Груневальде – арестован торговец наркотиками!»

Труус ужасно испугалась.

Ее руки сильно задрожали, чашка опрокинулась, и горячая жидкость вылилась на одеяло. У Труус, еще только что отлично себя чувствовавшей, внезапно перехватило дыхание. Она дрожала всем телом. Ее прошиб пот и сразу же зазнобило. С трудом она поднялась с кровати. Клара ничего не должна была заметить! Испачканное одеяло еще можно было как-то объяснить – но состояние, в котором она находилась… Ей было ужасно плохо. Она чувствовала, как огромное несчастье подступает к ней – но какое, она сказать не могла.

Труус заперла дверь, достала из-под белья в скрытой части большого платяного шкафа ящичек из ценных пород древесины и вынула из него набор для инъекций. Руки все еще так сильно дрожали, и чтобы удержать резиновую трубку, которая пережимала ее предплечье, ей пришлось помогать себе зубами. Лишь с пятой попытки она попала шприцем в вену и надавила на поршень. Инъекция подействовала сразу же. Дрожание прекратилось, чувство паники исчезло.

Труус убрала набор, спрятала ящичек и подождала еще несколько минут, пока не почувствовала себя снова полностью уверенной в себе. Затем она позвала Клару и с улыбкой извинилась за свою неловкость с пролитым кофе.

Клара, добродушная особа, только рассмеялась. Она сейчас же постелит чистое белье. Может быть, госпожа доктор позавтракает в столовой?

– Да, – сказала Труус, держа газету в руке, – да, Клара, пожалуйста, отнесите завтрак туда. Действительно, слишком глупо с моей стороны… одно неловкое движение – и вот что произошло…

Клара с веселым и беззаботным видом накрыла на стол в столовой и ушла. Труус вынуждена была держать чашку обеими руками. Она стала читать статью, которая была выдержана – по всей видимости сознательно, подумала Труус – в самом общем и ничего не говорящем тоне. В Груневальде, в доме по улице Каспар-Тайсс-штрассе, полиция в ходе облавы арестовала Кристиана В., не имеющего гражданства. Кроме него, в доме никого не было (слава богу, подумала Труус), и поэтому облава не увенчалась стопроцентным успехом.

Но все же успех! Было конфисковано большое количество героина и наборов для инъекций. Кристиан В. находится в предварительном заключении, его допрашивают. Можно предположить, что вскоре он даст дополнительные показания, потому что у него вращалось много молодых людей, получавших от него героин. Полиция, заверяя, что на суде примет в них участие, призывает (напечатано полужирным шрифтом) этих молодых людей явиться, поскольку теперь, когда их поставщик сидит, только так они могут предотвратить свое падение на героиновое дно и спасти свое здоровье и жизнь.

Эту статью Труус перечитывала раз двадцать. Во время чтения она маленькими глотками пила горячий кофе. Есть она не могла. С каждой минутой она чувствовала себя все хуже – несмотря на дозу, которую только что себе ввела. Когда она подумала, не «ширнуться» ли еще раз, зазвонил телефон. Она встрепенулась и поспешила к аппарату, который был подключен к столовой.

– А… алло?

На улице Хендельаллее в телефонной будке стоял высокий худой человек с отечным лицом и узловатыми руками. Он заговорил, положив поверх микрофона носовой платок:

– Госпожа доктор Линдхаут?

– Да.

– Вы одна?

– Да. Нет, тут уборщица.

– Больше никого?

– Никого.

– Уборщица может подслушать наш разговор?

– Нет… нет… Кто вы?

– Друг.

– Чей друг?

– Друг… Вы уже читали утренние газеты?

Труус вынуждена была сесть:

– Одну.

– И там было написано… Вы знаете, что я имею в виду?

Труус заупрямилась:

– Не имею ни малейшего понятия. Кто вы, собственно говоря? Как вас зовут?

– Адлер, – сказал глухой голос. – Фальшивая фамилия так же хороша, как и любая другая.

– Вы говорите… так неестественно.

– Я говорю вполне естественно. Должно быть, дело в соединении. Возможно, ваша линия уже прослушивается.

– Прослушивается?

– Да. А сейчас оставьте ваши вопросы, я не хочу быть втянутым. Слушайте меня внимательно: скорее всего, тот, о ком идет речь, на допросах выдаст фамилии своих друзей, которые его посещали. Не добровольно! Из него их выжмут. Вы американка… Пст… Я это знаю. Я также знаю, кто ваш отец… Настоятельно рекомендую скрыться, прежде чем придет полиция. Как друг я оповещу и всех других – тех, у кого есть телефон.

– Скрыться? Где? Как?

– Это вам придется решать самой. В аэропорту, будем надеяться, не станут подвергать вас досмотру.

– Досмотру?!

– На предмет обнаружения мест уколов на руках, черт побери! Если нашего друга еще не размягчили – будем надеяться, что нет, – вы сможете выбраться из Берлина! Что-нибудь из смолки дома у вас есть?

Механически, как кукла, Труус ответила:

– Да.

– Уже и приняли?

– Да… но…

– Теперь вы в курсе дела. Делайте то, что считаете наилучшим. Продукт вы достанете и за границей. Только исчезайте отсюда. Конец.

Трубку повесили.

Труус дважды уронила трубку, прежде чем смогла ее положить. Сейчас она дрожала как при ознобе.

Худой человек с отечным лицом и узловатыми руками тем временем вышел из телефонной будки, сел в машину и поехал в направлении Далема. На небольшой боковой улице в стороне от Клейаллее стояла еще одна телефонная будка. Мужчина вошел в нее, набрал тот же код и после этого тот же номер, что набирал и Ванлоо. Это был код одного южнонемецкого большого города. Как и на звонок Ванлоо, и в этот раз ответил высокий женский голос:

– Работает автоответчик номера восемь-семь-пять-три-три-три. Абонент отсутствует. Если у вас для абонента есть какая-либо информация, можете оставить ее на автоответчике. В вашем распоряжении тридцать секунд. Говорите!

Человек с отечным лицом сказал:

– Говорит Адлер. Информация для босса: я переговорил с дамой. Конец.

К этому времени Труус снова заперлась в своей спальне – она хотела отдохнуть. Клара не должна была ничего заметить. Адвоката, к которому Труус должна была ехать, она собиралась попросить перенести встречу на другой день: в таком состоянии не стоило выходить из дома. Если выйти – все кружилось у нее в голове, – то навсегда! Но сначала еще одну дозу! Ей требовалась смолка! Требовалась при любых обстоятельствах! Она не выдержит больше пяти минут!

Ей пришлось опять помогать себе зубами, чтобы удержать резиновую трубку. Но теперь ей с первого раза удалось попасть в вену. С ужасом она увидела, как исколота была ее рука. «Любой, кто увидит эти руки, сразу поймет, что со мной происходит…»

Героин подействовал почти сразу. Труус стала спокойнее. У нее опять появился румянец. Она больше не дрожала. Она могла уверенно ходить и говорить. Сейчас ей нужно было решить, что делать. Все тщательно продумать и мыслить логически.