Текст книги "Зовем вас к надежде"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 52 страниц)

22

30 октября 1938 года в 20 часов 22 минуты станция WABC и Коламбиа Бродкастинг Систем прервали передачу «От побережья к побережью», и диктор сообщил о вторжении марсиан. С помощью «смертоносных лучей» и «отравляющего газа» они якобы произвели ужасные опустошения в штатах Нью-Джерси и Нью-Йорк, жертвами которых уже пали многие тысячи американцев. За первым сообщением последовали новые, одно страшнее и кошмарнее другого. Репортеры с мест сообщали об ужасе, который они увидели. Миллионы слышали зловещий шум, производимый захватчиками. Профессор Карл Филипс, известный астроном из Принстонского университета в Нью-Джерси, сначала дал интервью по принципиальным вопросам сбежавшимся к нему репортерам. Потом он привел сообщения от очевидцев с места взрыва ракеты марсиан.

Репортеры один за другим присылали новые, полные ужасных подробностей, сообщения. Ко всему прочему, министр внутренних дел и министр обороны бригадный генерал Монтгомери Смит, получивший приказ оказывать сопротивление наступающим марсианам, заявил, что после введения права войны в некоторых частях федеральных штатов Нью-Джерси и Нью-Йорк солдаты окажут населению помощь при срочной эвакуации, чтобы спасти людей от «убийственного газа» и «смертоносных лучей». В промежутках WABC и Коламбиа Бродкастинг Систем все время передавали дальнейшие свидетельства очевидцев.

Началась невообразимая паника.

«Вероятно, никогда прежде столько людей всех профессий и во всех частях страны не просыпались так внезапно и с таким ужасом, как в эту ночь», – пишет Хэдли Кэнтрил.

Последствия были катастрофическими. Десятки тысяч людей бежали из оказавшихся под ударом областей, их автомобили безнадежно забили улицы и шоссе, что вызвало массовые столкновения. В полицейских участках, на радиостанциях, в больницах и редакциях газет выходили из строя телефонные коммутаторы: слишком много людей звонили одновременно, чтобы навести справки. Тысячи искали убежища в церквях и молились.

Вся Америка погрузилась в хаос.

Бесчисленное число людей было ранено или нуждались в лечении в клиниках вследствие нервных срывов и тяжелых припадков истерии.

В 21 час 30 минут диктор Коламбиа Бродкастинг Систем наконец сообщил:

– Дамы и господа, Коламбиа Бродкастинг Систем и все подключенные в рамках передачи «От побережья к побережью» радиостанции передавали программу радиотеатра «Меркури», поставленную по роману Герберта Уэллса «Война миров» Орсоном Уэллсом[71]71
  Орсон Уэллс (1915–1985) – американский кинорежиссер и актер. – Прим. пер.


[Закрыть] и при его участии.

Готовность принять вымысел за действительность была особенно сильна в Соединенных Штатах осенью 1938 года, потому что Гитлер часто выступал с угрозами оккупировать Чехословакию, а многие радиопередачи за последние недели прерывались срочными сообщениями политического характера. Орсон Уэллс, в то время двадцати трех лет от роду, автор и действующее лицо радиопостановки, сразу стал мировой знаменитостью…

В 1971 году политическое положение в мире было таким же напряженным, и такие же испуганные или возмущенные зрители сидели вечером 18 августа перед экранами 61 567 322 телевизоров – по «оценке Нильзена», с помощью которого можно было определить число включений, – с 21 часа по Восточному стандартному времени, или соответственно позже, в зависимости от различных часовых поясов вплоть до Калифорнии.

В Нью-Йорке NBC отвела для проведения передачи «От побережья к побережью» свой самый большой зал. В студии уже сидели: член палаты представителей Бернард Брэнксом; профессор Адриан Линдхаут; доктор Жан-Клод Колланж, главный инспектор Томас Лонжи, руководитель Бюро по наркотикам Соединенных Штатов; унтер-офицер полиции Линкольн Эбрахам Фишер; спикер американской палаты представителей и представитель Белого дома.

Вел передачу, которую можно было сравнить с публичными слушаниями перед гражданами самой большой промышленной державы света, один из лучших комментаторов Национальной радиовещательной корпорации Карл Хэдли Грин. Он сидел у фронтальной стены студии. На заднем плане размещалась огромная стеклянная стена. За ней телефонистки принимали поступавшие во время передачи звонки слушателей и записывали их содержание.

Карл Хэдли Грин был спокойным и рассудительным человеком. Сначала он поприветствовал телезрителей, затем гостей в студии, а потом сообщил, что эта прямая передача не будет иметь фиксированного конца, то есть не будет ограничена временными рамками. Далее он сказал, что компании CBS и АВС силами всех своих станций также подключились к программе.

Затем Грин попросил представителя Белого дома сделать заявление.

Представитель Белого дома поднялся:

– Добрый вечер, дамы и господа, где бы вы ни находились. Это – в чем нет никаких сомнений – совершенно необычная передача. Сегодня во второй половине дня Национальная радиовещательная корпорация спросила президента Соединенных Штатов Америки, одобряет ли он подобное мероприятие, соответствует ли оно американским демократическим традициям и не имеет ли Министерство юстиции или другое государственное ведомство федерации каких-либо возражений относительно этой передачи. Имею честь сообщить вам, что господин президент Соединенных Штатов и все федеральные ведомства, имеющие хоть малейшее касательство к данной теме, одобряют эту передачу – с учетом тяжести требующих прояснения обвинений и опасности проблемы, о которой идет речь. Однако со всей очевидностью я должен подчеркнуть, что это ни в коем случае не является судебным разбирательством. Здесь не должно быть вынесено никаких решений или приговоров. Это дело правомочных судов. Поскольку сегодня три крупные газеты выдвинули весьма серьезные упреки в адрес гражданина нашей страны, мы не должны тянуть время – мы обязаны предоставить возможность тому, против кого были выдвинуты обвинения, ответить на эти упреки. Это, как полагает правительство, естественное право, которым должен воспользоваться обвиняемый в этом настолько необычном случае. – Прежде чем сесть, представитель Белого дома слегка поклонился присутствующим в студии, а затем камере с мигающим красным огоньком, которая снимала его анфас.

Теперь комментатор Грин поочередно представил присутствующих в студии. Линдхаут сидел прямо напротив Брэнксома, но Брэнксом смотрел сквозь него так, как будто Линдхаута вообще не было. Его бледное лицо было словно высечено из камня, толстые стекла тяжелых очков блестели в свете мощных прожекторов.

Вначале ведущий коротко объяснил, что произошло, – для наглядности большим планом были показаны первые полосы трех нью-йоркских газет.

Поскольку эта передача длилась до 2 часов 14 минут следующего дня, здесь может быть воспроизведено только самое главное из того, что было сказано, – важнейшие вопросы и ответы.

После прочтения трех обвиняющих его статей Бернард Брэнксом, отвечая на вопрос, заявил:

– Я хотел бы ответить не сейчас, а только после того, как по этому чудовищному случаю выскажутся все остальные, в особенности профессор Линдхаут.

Грин. Почему только тогда?

Брэнксом. Потому что после заявлений всех здесь присутствующих у общественности может сложиться совершенно иная картина подлинных событий, и мне не придется слишком много говорить.

Затем Линдхаута спросили, что побудило его выступить с такими серьезными утверждениями перед лицом главного инспектора Лонжи из Бюро по наркотикам.

После этого состоялся следующий диалог:

Линдхаут. Одиннадцатого августа мне позвонил президент швейцарского фармацевтического концерна «Сана» в Базеле господин Гублер. Господин Гублер сказал мне, что я должен как можно скорее прибыть в Цюрих по делу чрезвычайной важности.

Грин. Господин Гублер вам не сказал, о чем идет речь?

Линдхаут. Нет, я узнал об этом только в Клотене, аэропорту Цюриха, от господина Эжена Дюбуа.

Грин. Кто это?

Линдхаут. Уполномоченный по вопросам безопасности «Саны».

Грин. И что же вы узнали?

Линдхаут. Господин Дюбуа прошел со мной в бар аэропорта, где передал мне письмо от господина Гублера.

Грин. С помощью наших европейских коллег нам удалось создать телемост. Наши гости сидят в студиях телестанций своих стран – как и господин Гублер в Базеле.

Шесть установленных в студии мониторов показывают на всех телеэкранах Петера Гублера со строкой внизу:

Петер Гублер/ Базель – прямая передача по спутнику.

Грин. Господин Гублер, вы подтверждаете сделанные профессором Линдхаутом заявления?

Гублер. Все было так, как он изложил.

Грин. Что было написано в вашем письме, господин Гублер?

Гублер. Меня через посредников проинформировала советская сторона: советские агенты во Франции якобы обнаружили босса так называемой «французской схемы» и располагают абсолютно надежными доказательствами, кто им является.

Грин. И кто же это?

Гублер. Этого мне посредники не сказали.

Грин. И все же вы настоятельно попросили профессора Линдхаута сразу же прибыть в Цюрих?

Гублер. Профессор Линдхаут лично должен был получить доказательства от одного человека, которого он знает с давних пор и чьим другом является.

Грин. Кто этот человек?

Гублер. Мне жаль, но этого я сказать не могу.

Грин. Может быть, нам это скажет ваш уполномоченный по вопросам безопасности, который сидит рядом с вами. Господин Дюбуа?

На телеэкранах всех шести мониторов появилось лицо Эжена Дюбуа со строкой внизу:

Эжен Дюбуа/Базель – прямая передача по спутнику.

Дюбуа. Я тоже не могу этого сказать.

Грин. Друг, имени которого вы оба не хотите назвать, тогда действительно был в Цюрихе?

Гублер. Нет. Он не смог прибыть в Цюрих. Поэтому я и написал господину Линдхауту письмо. Его друг хотел видеть его в Вене, и господину Дюбуа было поручено попросить профессора Линдхаута сразу же полететь в Вену и встретиться там со своим другом.

Грин. И вы это сделали, профессор Линдхаут?

Линдхаут. Я это сделал, мистер Грин.

Грин. Что произошло в Вене, господин Линдхаут?

Линдхаут сообщил, что его друг так и не смог туда прибыть.

Теперь на мониторах и экранах телевизоров появилось изображение Карла Радлера и соответствующая строка внизу.

Грин. Это доктор Карл Радлер – руководитель венской испытательной установки «Саны»… Господин Радлер, как дальше развивались события в Вене?

Доктор Радлер объяснил, каким образом он поддерживал постоянный контакт с Линдхаутом.

Грин. Появился ли в конце концов этот друг профессора Линдхаута?

Радлер. Нет. У него не было возможности. Прибыл другой знакомый профессора Линдхаута.

Грин. Как его имя?

Радлер. Я не могу этого сказать.

Грин. Не находите ли вы это очень странным, доктор Радлер?

Радлер. Что именно?

Грин. Что как вы, так и господа Гублер и Дюбуа, не хотите назвать фамилий информаторов?

Радлер. А у вас принято раскрывать по телевидению всей нации фамилии американских или иных лиц, выполняющих секретные задания?

Грин. Этот второй друг или знакомый профессора Линдхаута – он все-таки прибыл?

Радлер. Да, он прибыл.

Грин. Когда и где они встретились и о чем говорили?

Радлер. И на этот вопрос я не могу ответить.

Линдхаут (перебивает). Я могу ответить – во всяком случае, на вторую часть вопроса. Мы говорили о «французской схеме» и о ее таинственном боссе. Мой знакомый показал мне снимки босса, которые сделали советские агенты во Франции, а позднее дал мне прослушать в советском посольстве в Вене пленки с перехваченными телефонными разговорами «босса».

Грин. И вы узнали этого так называемого босса на фотографиях и его голос на пленке?

Линдхаут. С абсолютной уверенностью.

Грин. Кто это был?

Линдхаут. Этот человек сидит напротив меня. Мистер Бернард Брэнксом.

Грин. Вы сразу же вылетели в Штаты?

Линдхаут. Да, сразу же.

Грин. Вы намеревались сорвать маску с мистера Брэнксома?

Линдхаут. «Сорвать маску»… слишком патетично. Я собирался немедленно подать на него заявление…

Грин. Вы привезли с собой доказательства – фотографии и пленки?

Линдхаут. Нет, мы с моим знакомым посчитали это слишком опасным. Все улики были направлены с дипломатическим курьером в советское посольство в Вашингтон.

Возбуждение людей в зале студии и многих миллионов зрителей на всей территории Соединенных Штатов росло с каждой минутой. На телеэкранах можно было видеть непрерывно мигающие сигналы огромного телефонного узла связи за стеклом, девушек, которые отвечали на звонки, записывали их и складывали записки в стопки. Другие девушки относили эти стопки на стол мужчины, сидевшего за стеклянной стеной. Он читал записки, сортировал их и делал пометки. В студии царило неестественное спокойствие: Грин проводил дознание абсолютно без всяких эмоций.

Брэнксом, которого часто показывали крупным планом, тоже сохранял абсолютное спокойствие и достоинство, его лицо было очень серьезным.

Следующим допрашивали доктора Жан-Клода Колланжа. Он сообщил о прибытии Линдхаута, о том, как он испугался того, что рассказал ему профессор, и как они сразу же поехали в Бюро по наркотикам.

Грин. Не было ли несколько наивным со стороны вас обоих, доктор Колланж, просто так взять и поехать в Бюро по наркотикам?

Линдхаут (прерывая, громко и с большим трудом сдерживаясь). Мистер Грин, как вы знаете – и как уже знает вся Америка, – мою дочь похитили. Я заявляю, что события были четко согласованы одно с другим…

На мониторах крупным планом появилось лицо Брэнксома, серьезное, почти трагическое. В этот же самый момент Линдхаут заканчивал фразу:

– …чтобы заставить меня молчать о том, что я знаю!

Грин. В аэропорту вас ожидали сотрудники ФБР, профессор Линдхаут?

Линдхаут. Да. Меня хотели доставить в управление полиции.

Грин. Но вы настояли на том, чтобы вас тотчас же отвезли в Бюро по наркотикам?

Линдхаут. Да.

Грин. Почему?

Линдхаут. Потому что я самым тесным образом связал похищение моей дочери с этими событиями. Дорога была каждая минута… как и сейчас… Бог мой, неужели вы не можете этого понять, мистер Грин?

Грин. Когда вы добрались до Бюро по наркотикам на улице Олд Слип?

Линдхаут. Спустя полчаса после моего приземления в десять часов сорок минут. Я приехал туда вместе с доктором Колланжем и одним из агентов ФБР.

Грин. Находится ли здесь в студии унтер-офицер полиции Первого участка, который нес свою службу на входе в здание на улице Олд Слип?

Линдхаут. Да.

Грин. Где он?

Линдхаут показывает рукой на одетого в гражданский костюм чернокожего Линкольна Эбрахама Фишера.

Грин. Это так, мистер Фишер?

Фишер. Абсолютно точно.

Грин. Кто находился в это время в вестибюле Первого участка?

Фишер. Репортеры. Они всегда слоняются там без дела, играют на деньги в кости или в покер и ждут новостей.

Грин. Ну, новости репортеры узнали. От кого, мистер Фишер?

Фишер. Это… действительно, я… ужасно все это…

Грин. Что? Пожалуйста, говорите яснее!

Фишер. Яснее, да… Профессор Линдхаут был страшно взволнован, когда пришел вместе с другими господами. И, к сожалению, он очень громко говорил.

Грин. Что он сказал?

Фишер. Он сказал – извините, профессор, – что мистер Брэнксом босс «французской схемы», и еще, что мистер Брэнксом приказал похитить его дочь… Конечно, репортеры это услышали, и, как только я остался один, они набросились на меня, стали фотографировать и пытались узнать еще что-нибудь… Что я мог поделать… Ребята сами все услышали лично от профессора…

Лонжи (вскакивая). Я в любой момент готов покинуть свой пост.

Представитель президента. Главный инспектор Лонжи, я уполномочен высказать вам абсолютное доверие со стороны господина президента. Вы выдающийся работник с высочайшими заслугами.

Первый главный редактор (тоже вскакивает). Тогда и у нас есть право на доверие со стороны всех порядочных людей этой страны!

Второй главный редактор. Как выяснилось, мы напечатали чистую правду!

Третий главный редактор. Право на свободное изложение информации является одним из основных прав американской конституции!

Грин. Господин начальник полиции, когда вы узнали, что мистер Брэнксом якобы является боссом «французской схемы»?

Начальник полиции. Сегодня, в двенадцать часов одиннадцать минут. От главного инспектора Лонжи. Его, в свою очередь, проинформировал профессор Линдхаут. Когда профессор Линдхаут вернулся из Бюро по наркотикам в гостиницу «Плаза», ему передали небольшой пакет.

Грин. Это верно, профессор Линдхаут?

Линдхаут. Да, это верно.

Грин. Что это за пакет?

Линдхаут рассказал, что случилось с пакетом.

Грин. Что вы услышали, когда стали прослушивать пленку? Что вы увидели на пяти фотографиях, профессор Линдхаут?

Линдхаут. Это… это… я не могу рассказывать об этом… я не могу, вы слышите, черт побери!

Грин. Возбуждение профессора Линдхаута можно очень хорошо понять. Сейчас мы прослушаем кассету, на которой сотрудник ФБР, сопровождавший профессора Линдхаута и по понятным причинам не имеющий возможности показаться перед камерами, сообщает, что можно было услышать и увидеть. Пожалуйста, включите магнитофон!

Звучит искаженный голос агента ФБР Ховарда Кларка. Он зачитывает текст перезаписи и точно описывает фотографии Труус.

Конец показаний Кларка. Я в любой момент готов подтвердить это под присягой. Техники нью-йоркского ФБР также готовы сделать это.

Колланж. Я тоже!

Брэнксом (заговорил впервые). Я глубоко потрясен, дорогой профессор Линдхаут, и клянусь богом, что не имею ничего общего с этим чудовищным преступлением.

Грин. Я вызываю Марсель, главного инспектора Лассаля!

На мониторах и на телеэкранах возникло лицо главного инспектора Пьера Лассаля. Строка внизу:

Инспектор Пьер Лассаль, начальник Отдела по борьбе с наркотиками в Марселе – прямая передача по спутнику.

Лассаль. Добрый день.

Грин. Главный инспектор Лассаль, вы руководитель Отдела по борьбе с наркотиками. Разница во времени между Марселем – как и Базелем и Веной – и Нью-Йорком составляет шесть часов. У вас сейчас уже почти три часа утра девятнадцатого августа! Итак, вчера ранним вечером по местному времени вас попросили разыскать гараж, который вам описали по данным, полученным от профессора Линдхаута. Вы нашли этот гараж?

Лассаль. Мы сразу же прочесали весь город и все окрестности. В ходе широкомасштабной облавы мы обыскали все гаражи. Мы не нашли ничего, что хотя бы отдаленно соответствовало данным профессора Линдхаута. Это не означает, что он сообщил ложные сведения и что такого гаража не существовало. Его сегодня больше не существует. Торговцы, должно быть, о чем-то пронюхали незадолго до этого. Не так трудно в самое короткое время полностью переделать гараж и нанять на работу других людей.

Грин. Вы нашли замок в Обагне, который профессор Линдхаут видел на фотографиях, полученных им в Вене?

Лассаль. Сразу же. Он называется «Солнечный район».

Грин. Нашли ли вы мужчину и женщину, которых профессор Линдхаут видел на этих фотографиях, и описал вам?

Лассаль. Нет.

Грин. А в замке никого не было?

Лассаль. Как же, конечно, там были люди.

Грин. Кто?

Лассаль. Служащие, садовники и экскурсоводы. Замок очень древний. Там ежедневно проводятся экскурсии.

Грин. Мужчина и женщина, которых профессор Линдхаут видел на фотографиях, – они также могли быть посетителями замка?

Лассаль. Вполне. Я же говорю, туда ежедневно приходят туристы. Возможно, и месье Брэнксом там когда-то бывал.

Грин. Мистер Брэнксом, вы были когда-нибудь в Обагне?

Брэнксом. Один раз. Чтобы посетить замок.

Грин. Во время этого визита вы разговаривали с мужчиной и женщиной?

Брэнксом. Да, я вспоминаю.

Грин. Как их зовут?

Брэнксом. Понятия не имею. Это были туристы, как и я…

Грин. Главный инспектор Лассаль, профессор Линдхаут видел также на фотографиях мистера Брэнксома с одним капитаном на борту корабля. Ему назвали адрес и фамилию этого капитана. Как обстоит дело с этим?

Лассаль. По указанному адресу мы нашли в одной частной квартире капитана, корабль которого находится в гавани Ля Жольет в связи с повреждением силовой установки. Этот человек был временно задержан, но по указанию парижской полиции его освободили.

Грин. Почему?

Лассаль. Ни у одной заинтересованной службы Франции нет ничего против Мирона Панагиотопулоса.

Грин. Капитана зовут Мирон Панагиотопулос?

Лассаль. Да. Корабль под его командованием – греческое судно. Он называется «Медея».

Грин. Как вы можете объяснить, что мистера Брэнксома в форме капитана могли сфотографировать вместе с другим капитаном на борту судна?

Лассаль. Для экспертов сущие пустяки изготовить фотомонтаж, который не отличить от оригинальных снимков. Это касается и фотографий месье Брэнксома с обоими неизвестными в Обагне. Если месье Брэнксом говорит, что разговаривал там с двумя людьми, то это совсем не обязательно должны быть те же люди, которые изображены на фотографиях. Я имею в виду фотографии, которые видел профессор Линдхаут. То же самое, впрочем, относится и к голосам, записанным на пленку.

Грин. Вы знаете мистера Брэнксома лично?

Лассаль. Разумеется! Мы друзья. Месье Брэнксом уже много раз бывал в Марселе. Он сотрудничает с нами. В конце концов, ведь это он основал службу по наркотикам, не так ли?

Грин. Считаете ли вы возможным, что, как утверждали советские агенты, мистер Брэнксом является боссом «французской схемы»?

Лассаль. Исключено! Я готов ручаться головой за безупречность мистера Брэнксома!

Грин. Могло ли это, таким образом, быть направленной попыткой оклеветать мистера Брэнксома?

Лассаль. Вполне возможно. И даже наиболее вероятно.

Грин. Кто мог бы быть заинтересован в этом?

Лассаль. Я не могу ответить на этот вопрос.

Грин. Вы можете представить себе политические мотивы? Ведь именно советские агенты выдвинули это утверждение?

Лассаль. Я не хотел бы говорить на эту тему.

Грин. У нас на связи наша студия в Вашингтоне. Там ждет официальный представитель советского посольства мистер Игорь Фадин.

На мониторах и телеэкранах появилось лицо представителя советского посольства в Вашингтоне на фоне пустой стены.

Грин. Добрый вечер, мистер Фадин.

Фадин. Добрый вечер.

Грин. Мистер Фадин, вы можете подтвердить, что профессор Линдхаут вступал в Вене в контакт с кем-то, кто передал ему фотографии, на которых изображен мистер Брэнксом? И что в советском посольстве в Вене профессору Линдхауту дали прослушать пленки с перехваченными телефонными разговорами, на которых был слышен голос мистера Брэнксома?

Фадин. Без комментариев.

Грин. Находятся ли фотографии или пленки, о которых здесь идет речь, в советском посольстве в Вашингтоне?

Фадин. Без комментариев.

Грин. Главный инспектор Лонжи, вы только что слышали официального представителя советского посольства в Вашингтоне. При этих обстоятельствах вы можете поддержать какое-либо обвинение против мистера Брэнксома?

Лонжи. Нет.

Грин. Итак, мы по-прежнему не знаем, кто является боссом «французской схемы»?

Лонжи. Мы… понятия не имеем.

Спикер палаты представителей. Мистер Брэнксом, палата представителей уполномочила меня – на тот случай, если обвинения против вас, как и ожидалось, окажутся совершенно нелепыми, – сообщить вам следующее (встает): за ваши заслуги в борьбе против зависимости от наркотиков и вашу неустанную деятельность палата представителей вручит вам, как только мы снова будем в Вашингтоне, «Президентский орден свободы» – высшую награду, которой только может быть удостоен американский гражданин! Далее я уполномочен сообщить вам, что палата представителей с этого момента будет предоставлять вашей службе по наркотикам все средства, которые вы считаете необходимыми. Вы пользуетесь нашей полной поддержкой – и доверием всей нашей огромной страны! (подходит к Брэнксому и крепко пожимает ему руку).

Брэнксом (растроганно, со слезами на глазах). Дамы и господа, граждане Америки, от всего сердца благодарю всех вас. Эта благодарность не в последнюю очередь относится к вам, господин президент. Сейчас вы поймете, почему я, с одной стороны, настоял на том, чтобы появиться в телевизионной передаче «От побережья к побережью» и почему я, с другой стороны, попросил сначала выслушать всех присутствующих. Полагаю, что теперь мне больше не нужно защищаться. Я обещаю до самой смерти всеми своими силами продолжать свою деятельность против заразы зависимости от наркотиков. Моим важнейшим союзником в этой борьбе был и всегда будет мой друг, гениальный ученый профессор Адриан Линдхаут. (Подходит к Линдхауту, пожимает ему руку и хлопает его по плечу. Линдхаут отрешенно смотрит на него и опускает голову.). Мой старый добрый друг был введен в заблуждение бессовестными преступниками. Перед лицом достойной подражания позиции, которую занял господин советский посол в Вашингтоне, могу только предполагать, что вся акция была предпринята боссом «французской схемы». Он передал в руки каких-то агентов Советского Союза самым подлым образом сфабрикованный обвинительный материал, причем наверняка зная, что нападение на меня могло быть сравнимо с политическим ущербом для наших отношений с великим Советским Союзом. Могло бы быть, говорю я, потому что мудрость господина советского посла не дала свершиться этой чудовищной несправедливости! Я благодарю доктора Колланжа, я благодарю швейцарский фармацевтический концерн «Сана» и его президента господина Петера Гублера, я благодарю NBC, я благодарю моих сотрудников, я благодарю миллионы американских граждан, которые продолжают оказывать мне свое доверие. Я никогда не обману их надежды. Само собой разумеется, я еще больше буду поддерживать моего друга профессора Линдхаута – теперь, когда располагаю соответствующими финансовыми средствами. Я глубоко потрясен тяжелым ударом, постигшим профессора Линдхаута. Надеюсь, что очень скоро удастся найти дочь этого выдающегося человека и ученого. Бог нам поможет, дорогой профессор, Бог поможет… (Брэнксом больше не в силах говорить, он смахивает слезу. Спикер палаты представителей и представитель Белого дома бережно доводят его до места).