Текст книги "Зовем вас к надежде"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц)

15

Оба сторожа, которые несли дежурство перед университетом, наверняка видели наступившей ночью покинутую машину Линдхаута на стоянке, но не приняли абсолютно никаких мер. Они знали, что профессор улетел, это им сказали. Вот поэтому его «линкольн» и стоял здесь.

Днем выяснилось, что Труус не пришла на лекцию. Ректор позвонил ей домой, чтобы узнать, не заболела ли она. К телефону подошла Кэти Гроган:

– Дом профессора Линдхаута, добрый день.

– Добрый день, моя фамилия Клэри, я ректор университета. С кем я говорю?

– Со мной. С экономкой, сэр.

– Можно поговорить с мисс Линдхаут?

– Поговорить… Нет, сэр. Я здесь совсем одна.

Кэти имела привычку все время повторять последние слова, обращенные к ней. Очень старой стала Кэти…

– Что значит «совсем одна»?

– Совсем одна. Ну, профессор улетел, а мисс Линдхаут тоже нет.

– Где же она?

– Где она… Я действительно не знаю, сэр. Возможно, у подруги, но я не знаю у какой.

– Что это значит?

– Что значит… Да… я не знаю… это очень…

– Что «очень»? Да говорите же, пожалуйста!

– Говорите же, пожалуйста… ах ты боже, но мне так неловко… Видите ли, сэр, я говорила с мисс Линдхаут после того, как ее отец улетел. Она была очень несчастна.

– Несчастна? Из-за чего же она была несчастна?

– Она была несчастна. Она сказала мне, что натворила ужасную глупость, и теперь ей очень стыдно.

– Что еще за ужасная глупость?

– Ужасная глупость, да. Я толком ничего не знаю, сэр. У них с отцом был серьезный разговор, сказала мне Труус – я имею в виду мисс Линдхаут, конечно. Она очень плохо вела себя по отношению к отцу, сказала она. Сказала, что ее все так взволновало, что она не может преподавать. Собиралась к какой-то подруге, где-то за городом, на некоторое время. И она никому в университете ничего не сказала?

– Нет.

– Нет, гм. По телефону тоже нет?

– И по телефону нет.

– И по телефону нет. Что же, она наверняка еще это сделает, она была в ужасном смятении, бедняжка. Вы должны простить меня, что я так о ней говорю, но я знаю ее целую вечность.

– Н-да, тогда… тогда, действительно, подождем еще немного. Большое вам спасибо, миссис…

– Миссис Гроган, старая Кэти Гроган.

– Большое спасибо вам, миссис Гроган. Вы нас всех здесь очень успокоили.

– Очень успокоили. Тогда я рада. Тогда действительно нет причины для беспокойства, сэр. А когда Труус придет, я передам ей, чтобы она сразу позвонила вам, сэр.

– Да, пожалуйста, миссис Гроган. Меня зовут профессор Клэри.

– Профессор Клэри. Хорошо, профессор, я записала. И не волнуйтесь. Я тоже не волнуюсь. Они живут душа в душу – профессор и Труус… конечно, иногда бывают неприятности, но это всегда, когда люди живут вместе…

– Естественно. Итак, миссис Гроган, я жду звонка, когда мисс Линдхаут снова появится.

16

Звонка все не было.

Ни в этот день, ни на следующий, ни день спустя. Ректор очень обеспокоился и уведомил полицию, которая по заведенному порядку приняла заявление о без вести пропавшем лице.

– Подобное у нас происходит каждый день, сэр, – сказал полицейский, принявший заявление. – Как вы думаете, как часто девушки или молодые женщины – именно они – убегают после домашнего скандала с мужем?

– Это не муж, это ее отец.

– Или с отцом… – Полицейского нельзя было вывести из равновесия, зато Клэри очень разозлился. Возвратившись в университет, он пригласил к себе ассистента Линдхаута Жан-Клода Колланжа и рассказал ему, что произошло.

Колланж испугался:

– А если это связано с «французской схемой»? Если дочь профессора Линдхаута похитили?

– Похитили… великий боже! Вы действительно полагаете…

– Я сейчас же позвоню мистеру Брэнксому в Вашингтон, – решительно сказал Колланж. Он позвонил, но секретарша сказала ему, что Брэнксом уехал и будет только на следующий день.

– Уехал – куда?

– В Чикаго.

– Я должен поговорить с ним! Это очень срочно! Где он живет в Чикаго?

– В гостинице «Клэридж»… подождите, я дам вам номер…

Колланж позвонил в «Клэридж» в Чикаго.

Да, Бернард Брэнксом остановился там, но в гостинице его нет. Он возвратится поздно, потому что выступает в этот вечер с двумя докладами.

– Пожалуйста, передайте ему, чтобы он сразу же позвонил мне, когда придет в гостиницу, – попросил Колланж. Он назвал свою фамилию, адрес и номер телефона.

Время шло.

Около полуночи этого же дня в квартире Колланжа зазвонил телефон. На связи был Брэнксом.

– Вы звонили. Что случилось, доктор?

Когда Колланж все ему рассказал, Брэнксом пришел в неописуемое волнение:

– Эти болваны в полиции! Я возьмусь за этого типа, который принимал у вас заявление! Труус пропала! О боже! – Голос его задрожал. – Вы абсолютно правы в своих опасениях! Это похищение! Похищение! – Брэнксом на секунду прервался. – Предоставьте все мне, доктор! Какое свинство, будь оно проклято… Я скоро дам вам знать…

17

17 августа 1971 года в 0 часов 30 минут начался розыск Труус. Были задействованы полиция и ФБР, в помощь которым были приданы вертолеты. Основные мероприятия были сосредоточены на огромном участке территории в сердце Кентукки, – ведь Труус была похищена в Лексингтоне на территории университета.

К несчастью, у похитителей было преимущество в несколько дней – они могли увезти Труус в любое место в Соединенных Штатах, да что там – даже вывезти из США и переправить за океан. В Америке невозможно – если вообще реально – за короткое время найти похищенного человека. Тем не менее штаб по проведению операции, который находился в Вашингтоне, оповестил все полицейские службы, равно как и все аэродромы и порты в Америке, Канаде и Европе. Телетайпы отстукивали подробные данные на Труус и снабжали ее фотографиями все заинтересованные инстанции. Брэнксом старался разыскать Линдхаута в Вене, после того как с чрезвычайными трудностями выяснил – а это привело к еще большей потере времени, – что президент Гублер из «Саны» вызвал Линдхаута по срочному делу в Цюрих, откуда тот самолетом проследовал в Вену.

Телефон в квартире Линдхаута в переулке Берггассе отключили уже много лет назад. Поставили в известность доктора Колланжа и попросили его проинформировать Линдхаута. Тот уже возвращался в Соединенные Штаты. Швехат, аэропорт Вены, с большим трудом выяснил, в каком самолете он находился, и время, когда машина должна была прибыть в Нью-Йорк.

К этому времени вертолеты уже несколько часов кружили над Пырейной областью – над Ричмондом, Харродсбургом, Данвиллом, Винчестером, Версалем, Франкфуртом, Джорджтауном и Парижем, над широкими полями и густыми лесами, над ущельями и возвышенностями. Поисковики тщательно обследовали отдельно лежащие фермы и одинокие хижины, копны сена и выгоны для лошадей. Ищейки, которым дали понюхать одежду Труус, вывалив языки, тяжело дышали на жаре.

Специальные подразделения полиции и ФБР прочесывали более крупные города. Проводились облавы и временные задержания подозреваемых, известных полиции лиц с прежними судимостями и установленных наркоманов.

Все небольшие частные радио– и телестанции региона постоянно передавали описание Труус вместе с просьбой ко всему населению оказать помощь. То же самое делалось и через установленные на автомобили громкоговорители.

И действительно, люди, проживавшие в Пырейной области, помогали чрезвычайно активно. Необходимо было проверять сотни сигналов о встречах с незнакомцами или о необычных происшествиях за последние дни – путем устных допросов или с помощью мощных компьютеров ФБР. В качестве вознаграждения за ценную для следствия информацию сначала указывалась сумма 10 000, а через несколько часов уже 50 000 долларов. Это привело к тому, что масса людей пытались наудачу рассказывать полиции разные истории. С короткими интервалами частные радио– и телестанции – естественно, и те, которые принадлежали таким гигантам, как ABC, NBC и CBS, – прерывали свои передачи, и дикторы зачитывали обращения к населению и зашифрованные сообщения людям, занимавшимся поисками.

Труус исчезла бесследно.

18

Вдруг все чудесные, все прекрасные цветы завяли, краски стали серыми, а затем и вовсе почернели. Мерзкие щупальца приближались к Труус, обвивали, душили ее…

Она открыла глаза. Хотела кричать, но мешал кляп. Ее голова моталась из стороны в сторону.

Было темно, но, несмотря на свое сумеречное состояние, Труус заметила, что вокруг были люди. Она чувствовала запах сигаретного дыма. Нос у нее опух, а язык прилип к небу.

Она могла издавать только гортанные звуки. Чья-то рука стала сильно хлестать ее по щукам. Труус пыталась увернуться, но ей это не удавалось – одна рука и одна нога были прикованы наручниками к железному каркасу кровати. Панический страх, страх, какого она никогда не испытывала, страх, которого она не могла себе представить, сковал ее. Она задрожала всем телом.

– Ну вот, – сказал чей-то мужской голос, – опять задыхается. – Кто-то грубо вытащил у нее изо рта кляп. – Так, маленькая потаскушка. Смотри не распускай язык.

Другой мужчина хихикнул, визгливо и по-идиотски.

Труус увидела свет. Вспыхнула фара.

– Где я? – простонала Труус.

– Заткнись, детка.

– Какой сегодня день?

– Заткнись, детка.

– Кто вы?

– Черт побери, ты что, не можешь держать язык за зубами? Влепи ей еще раз!

Кто-то еще раз ударил Труус по лицу. А потом снова захихикал.

– Воды… – застонала Труус. – Дайте воды…

– Потом, – сказал Эл. – Сначала поговори-ка со своим папочкой. Сядь! Ты должна сесть! – Человек в тени рывком дернул ее вверх. Она закричала от боли. Резкий свет фары слепил ее. Перед ней положили лист бумаги.

– Что… что это?

– Сейчас ты громко прочитаешь то, что там написано, и при этом будешь все время смотреть на свет!

– Зачем?

– Заткнись! Если ты не сделаешь того, что я тебе говорю, ты не проживешь и пяти минут. Все из-за твоего сраного папочки.

– Из-за… но зачем?

– Не твое дело. Ну как, будешь читать?

– Нет.

Невидимый Эл два раза подряд ударил Труус по лицу. Ее голова мотнулась в сторону.

– А сейчас ты получишь кое-что другое, а не оплеуху, маленькая свинья! – сказал его голос. – Ну, давай, давай, пошла!

Дрожащими губами, запинаясь, Труус стала читать текст, отпечатанный на машинке:

– Адриан, умоляю тебя, скажи, что все, что ты слышал и видел в Вене, было подлогом. Скажи, что ты убежден в том, что босс «французской схемы» самым подлым образом пытался обвинить мистера Брэнксома… Что с мистером Брэнксомом?

– Не задавай идиотских вопросов, читай текст, глупая потаскуха!

– Но…

– Цыц! Читай дальше! Если не будешь читать – пожалеешь.

Труус заплакала. Плача, она читала дальше:

– Если ты сейчас обвинишь мистера Брэнксома, меня убьют. Это совершенно точно. Ведь если общественность действительно поверит в то, что фальшивки, которые ты видел в Вене, никакие не фальшивки, а подлинники, то люди босса будут просто вынуждены меня убить. Вынуждены, Адриан, вынуждены! Потому что только в этом случае общественность действительно поверит, что мистер Брэнксом – босс. Добрый мистер Брэнксом, который тебе всегда так помогал! Это наверняка ловкий ход босса. Ведь тогда никто больше не будет его искать и он будет в безопасности. Адриан, прошу тебя, не обвиняй мистера Брэнксома. Иначе у тебя больше не будет дочери. Иначе я буду мертва… – Труус с трудом перевела дыхание. – Что все это значит? Что такого увидел и услышал мой отец в Вене? Почему он теперь не может…

– Заткни свою паршивую глотку!

Голова Труус дернулась и стукнулась о каркас кровати – такой сильный удар нанес ей Эл. Она разразилась безудержными рыданиями.

– Проклятье! – Эл запихнул в рот Труус носовой платок. Она осела на пол, с трудом дыша.

Эл подошел к Джеки. Тот как раз вытаскивал последний снимок из своего поляроида.

– Что-нибудь получилось?

– Ясное дело. И полный идиот сделает фотографии с этой штукой.

– А магнитофон?

– Сработал.

– Тогда сейчас же поезжай в аэропорт. Пит тебя ждет на своей машине. Он должен как можно скорее доставить снимки и кассету в «Плазу». Босс забронировал там номер для Линдхаута и Колланжа.

– Босс…

– Только позаботился о том, чтобы копы выбрали «Плазу», ты, дерьмо!

Джеки внезапно закряхтел.

– Что с тобой?

– Ты мне должен дать еще одну дозу, Эл. Мне хреново. А мне сейчас вести машину и нельзя ошибиться…

– Перестань скулить, получишь ты свою дозу… – Эл обозлился. – Это же надо – выискать именно такого застарелого наркомана, как ты! Все дерьмо. Иди сюда, приготовь руку.

– Спасибо, Эл, спасибо…

– Заткнись и сматывайся, – сказал Эл. Джеки исчез. Труус продолжала стонать. – Проклятье, этого ни один черт не выдержит! – взбесился Эл. – Эти стоны сведут с ума любого!

Док сказал ему, что такая доза не может сделать человека зависимым, а только введет его в дремотное состояние… Но эти стоны! Кто знает, сколько еще это будет продолжаться! Эл набрал в другой шприц героин, подошел к стонущей Труус, разорвал рукав ее блузки и сделал укол в вену. Через минуту Труус закряхтела и закрыла глаза. На ее лице появилось выражение высшего блаженства. Она плыла в море цветов такой неописуемой красоты, какой не бывает на этом свете.

19

В 10 часов 40 минут 18 августа 1971 года «боинг» компании «Пан Америкэн Эйрвейз» с бортовым номером АР-3049 приземлился в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке и в выжидании остановился на большом удалении от главного здания. Командир корабля по радио сообщил удивленным пассажирам, что машина сейчас же тронется и остановится на обычной взлетно-посадочной полосе.

Командир проследовал из кабины в первый класс и подошел к Линдхауту:

– Пожалуйста, профессор, пойдемте со мной.

– Что с Труус?! – взволнованно выкрикнул Линдхаут.

– Ничего не могу вам сказать. Вас ожидают несколько господ. Я только следовал указаниям с диспетчерской вышки. Господа ждут внизу на подъездной дорожке для такси.

– Бог мой, что с Труус? Есть какие-нибудь новости?

– Я же сказал – я ничего не знаю. Пожалуйста, профессор!

– Что это значит? А мой багаж?

– Будет выгружен и направлен в «Плазу», не беспокойтесь.

– Почему в «Плазу»?

– Этого я тоже не знаю. Вышка нам сообщила, что у вас апартамент в «Плазе».

– Кто его заказал? И что с Труус?

– Не имею ни малейшего понятия. – Командир взял Линдхаута под руку. – Я действительно не в курсе. Господа внизу все вам скажут.

– Какие господа? Что скажут?

– Они из ФБР, профессор.

– Что?! – Линдхаут отшатнулся. – Они знают, что с Труус?

– Профессор… не усложняйте нам все…

– Кто мне докажет, что это действительно агенты ФБР?

– Диспетчерская вышка. Они предъявили свои документы. Да пойдемте же, пожалуйста!

Совершенно выведенный из равновесия, Линдхаут вошел в кабину пилотов. Там уже был открыт люк и спущен на землю трап.

– Всего хорошего, – сказал командир.

– Да-да… – бессвязно пробормотал Линдхаут. Он увидел черный «кадиллак», трех неизвестных мужчин в шляпах и своего ассистента Жан-Клода Колланжа.

– Жан-Клод! – спотыкаясь, Линдхаут спустился по трапу. – Есть новости о Труус?

– Господин профессор…

Один из мужчин отодвинул Колланжа в сторону.

– Добрый день, профессор Линдхаут, – сказал он, показывая свой служебный знак. – Меня зовут Кларк. ФБР. Это мои коллеги. Мы должны как можно быстрее уехать отсюда, прежде чем какая-нибудь сволочь не начнет стрелять в нас из своего автомата с галереи для посетителей. Наши люди, конечно, есть и на галерее, они повсюду, но мы не хотим привлекать внимания. Никто не знает, что именно вы спустились здесь, – только похитители.

– Что с Труус? Где…

– Мне бесконечно жаль, но вынужден сообщить вам, господин профессор: пока у нас нет никаких следов.

Лицо Линдхаута побелело:

– Никаких следов… Труус…

– Нет-нет… идут широкомасштабные поиски… к сожалению, пока без результата…

Линдхаут оперся на плечо Колланжа.

– Этот пес, – прошептал он. – Этот проклятый пес…

– Кто? – спросил Кларк.

Линдхаут попытался ответить, но его голос сорвался.

– У нас поручение сразу же доставить вас в управление полиции. Вы с доктором Колланжем поедете в среднем автомобиле.

– Нет, – сказал Линдхаут, все еще в оцепенении.

– Что «нет»?

– Мы поедем не в управление полиции.

– Но почему? Куда же вы хотите?

– В Федеральное бюро наркотиков.

– В… Но почему?

– Потому что у меня чудовищно важное известие, черт побери, – вдруг закричал Линдхаут, словно потеряв рассудок.

Он уже садился в черный автомобиль.

Несколькими секундами позже машина мчалась с ревущей сиреной по летному полю к улице, лежащей перед аэропортом Кеннеди.

20

Главный инспектор Томас Лонжи, грузный мужчина с плоским после увечья носом, редкими волосами и бледным лицом, сидел за старым письменным столом. Из двух окон одно было расположено высоко вверху. Через другое Линдхаут и Колланж, сидевшие на шатких стульях перед письменным столом начальника нью-йоркского отдела по борьбе с наркотиками, видели виадук наземной железной дороги на Саут-стрит и пирсы на Ист-ривер.

– Значит, Брэнксом, этот сукин сын, – сказал Лонжи.

– Мы должны быть осторожны, – сказал агент ФБР Кларк, разговаривавший с Линдхаутом в аэропорту. – Профессор мне все рассказал по дороге сюда. Это чудовищно, вы правы, профессор. Но именно поэтому: осторожность. Как только я услышал, о чем идет речь, я сразу же остановил машину. Мы приехали сюда на такси, чтобы не привлекать внимания.

– Грязная сволочь, – сказал Лонжи. – А вы абсолютно уверены?

– Абсолютно уверен. – Линдхаут внезапно почувствовал себя совершенно обессилевшим. – Я же говорю вам – я видел Брэнксома на фотографиях, я прослушал в советском посольстве в Вене записанные на пленку разговоры и сразу же узнал голос Брэнксома.

– Тогда это именно он устроил похищение, – тихо сказал Лонжи.

Линдхаут почувствовал, как у него по щекам покатились слезы. Он смахнул их, но слезы потекли опять.

– Конечно, – сказал он. – Должно быть, Брэнксом узнал, что произошло в Вене. То, что я вообще полетел в Европу, заставило его насторожиться! Теперь у него Труус в качестве заложника. Мы у него в руках. Никаких следов Труус, я знаю, главный инспектор, я уже слышал.

– Они действительно делают все, что могут, профессор…

– Да-да, конечно. Я ведь никого не обвиняю. Где этот подонок?

– Брэнксом? В Вашингтоне, – сказал Кларк. – В постоянной связи с руководством поисками. Абсурд!

– Брэнксом безусловно ответствен и за побоище в Базеле… – сказал Колланж.

– Не только за Базель, – сказал Линдхаут. – Сотни тысяч человек во всем мире у него на совести, сотни тысяч! Конечно, и Габриэле работала на него – она, разумеется, не знала всей правды: ведь всегда есть посредники… А теперь Труус… Труус… Он все так ловко придумал – мой друг Бернард Брэнксом. Клянусь богом, если с Труус что-нибудь случится, я удушу этого пса, как только увижу его, я… – Он больше не мог говорить.

– Дерьмо, – сказал Лонжи. – Будем надеяться, что этот тип еще в Вашингтоне.

– Он еще в Вашингтоне, – сказал Ховард Кларк. – Глубоко озабочен судьбой дочери профессора Линдхаута. Человек чести. Член палаты представителей, глава службы по наркотикам, на протяжении десятилетий активный борец с наркотиками, вся Америка знает его…

– Замечательно, – сказал Лонжи. – Замечательно.

– Что замечательно? – встрепенулся Линдхаут.

Лонжи поднял руку:

– Тихо, профессор, тихо, пожалуйста. Я знаю, как все это для вас тяжело. Но вы должны и нас понять. Публично обвинить Брэнксома в том, что он босс «французской схемы», – это может стать таким делом! Вы и в самом деле так уверены, абсолютно уверены?

– Проклятье! – закричал Линдхаут. – Уверен, как никто другой! Я же говорю – я видел снимки, я слышал голос Брэнксома! Я знаю, где находится гараж в Марселе, я знаю фамилию и адрес капитана, с которым Брэнксом был на корабле. Замок в Обагне и фамилии женщины и мужчины, вместе с которыми был Брэнксом… все… все… Скорее! Теперь мы как можно скорее должны нанести удар, а то эти свиньи еще ускользнут от нас! – Остальные подавленно молчали. – Что случилось? Почему вы ничего не делаете? Я спрашиваю: почему вы ничего не делаете? – Линдхаут вскочил на ноги.

– Потому что мы думаем о вашей дочери, профессор, – сказал фэбээровец Кларк. – Только поэтому. Что будет с вашей дочерью, если мы сейчас арестуем Брэнксома, – его и всех этих людей во Франции?

Линдхаут снова рухнул на стул.

– Он крепко взял нас в тиски, мерзавец, – сказал Лонжи. Он встал, подошел к холодильнику и налил в картонный стаканчик ледяной воды. Он жадно выпил, смял стаканчик и выбросил его в корзинку для бумаг. – Где доказательства, профессор?

– Советский курьер доставил их из Вены в Вашингтон. Все лежит там, в советском посольстве, и может быть выдано по требованию.

– Этот Брэнксом! – Лонжи сжал кулаки. – Этот проклятый пес. Сколько лет он превращает нашу жизнь в ад – он клевещет на нас, оскорбляет, называет нас идиотами и преступниками, которые сами ввозят героин в Штаты. Вся палата представителей, вся общественность считает нас уголовниками. Этот проклятый сукин сын Брэнксом.

– Но ведь сейчас он у вас в руках!

– Еще нет.

– Что это значит? – спросил Линдхаут.

– Сначала мы должны поговорить с начальником полиции, потом с шефом ФБР. Слишком долгая процедура. Даже для нас…

Нью-йоркский отдел по борьбе с наркотиками, самый большой в мире, размещался на четвертом и пятом этажах запущенного старого здания. Он находился на Олд Слип, короткой и узкой улице в юго-восточной части Манхэттена, в некотором удалении от квартала банков. Это было мрачное здание, построенное на рубеже веков, серое и ветхое, с внутренними перегородками, наполовину обшитыми панелями, покрашенными сверху в зеленый цвет. Во многих местах краска отслаивалась. Квадратный блок дома, который одной стороной выходил прямо на берег реки, в свое время был предназначен для Первого полицейского участка. Это до сих пор еще было заметно при входе в угрюмое здание, где все выглядело как в полицейских участках в старых фильмах Хэмфри Богарта.

На входе был высокий деревянный барьер, а за ним – конторка. Унтер-офицеры полиции круглосуточно исполняли здесь роль, так сказать, гостиничного портье. Вокруг стояло несколько не очень чистых скамеек, всегда занятых сидевшими в ожидании мелкими воришками, шлюхами и полицейскими репортерами нью-йоркских газет, которые охотились за сенсациями и коротали время за игрой в карты или в кости. Они сняли пиджаки, оставшись в шляпах, ослабили галстуки, и теперь пили пиво. Все видели, как Линдхаут с двумя сопровождающими вошел в здание.

– Куда? – спросил дежурный за барьером, негр огромного роста в голубой рубашке и голубых брюках.

– В бюро по наркотикам.

– Что за спешка?

Прежде чем Кларк смог этому помешать, Линдхаут в своем безумном возбуждении громко выкрикнул:

– Заявить на эту свинью Брэнксома! Потому что он глава «французской схемы»! Мою дочь он…

– Тихо! – в ярости зашипел Кларк. – Вы с ума сошли! Там репортеры…

Казалось, что репортеры ничего не заметили.

– Йеееезус, – сказал негр-великан. – Вы же знаете, пятый этаж. Все еще без лифта… – Он озабоченно покачал головой.

Трое мужчин стали подниматься по скрипучей деревянной лестнице с массивными перилами из красного дерева. Второй этаж относился еще к Первому участку. Справа и слева Линдхаут увидел длинные коридоры, открытые двери, сотрудников в форме, которые говорили по телефону, писали отчеты, вели допросы. На стенах висели объявления, фотографии разыскиваемых лиц, фотороботы находящихся в розыске преступников.

Они поднялись на третий этаж.

Та же самая унылая картина.

Четвертый этаж уже относился к Бюро по наркотикам. В многочисленных маленьких комнатках, двери которых из-за жары были открыты, Линдхаут увидел много молодых людей, – белых и негров, – которые печатали отчеты, читали книги, прослушивали магнитофонные пленки и спорили между собой. Некоторые были в джинсах и майках с короткими рукавами, другие были одеты элегантно. Линдхаут отметил, что здесь работают джентльмены, хиппи и бродяги. «Их объединяет одно, – подумал он, – у всех есть пистолеты – в кобуре или за поясом брюк…»

На зеленоватой стене была примитивно намалевана рука с вытянутым указательным пальцем. Ниже было написано: «Главный инспектор Лонжи». Палец указывал наверх, на пятый этаж. Задыхаясь от одышки, Линдхаут поднимался по скрипучей старой лестнице со стертыми ступенями.

Он не подозревал, что в это время репортеры, сидевшие у входа, плотным кольцом окружили здоровенного унтер-офицера полиции Линкольна Эбрахама Фишера, крича, толкая, и оттирая друг друга.

– Оставьте меня в покое, ребята! – кричал Фишер высоким голосом. – Проклятье, оставьте меня в покое!

– Дружище Эбби, нам же тоже нужно жить!

– Мы все видели, как этот синагогальный служка из ФБР вошел сюда вместе со знаменитым профессором Линдхаутом и еще с одним типом.

– Ты говорил с ними, Эбби, ты объяснил им, как пройти!

– Почему Линдхаут был в таком состоянии?

– Он кричал, что Брэнксом босс «французской схемы», я это точно слышал. И что он имеет какое-то отношение к Труус, похищенной дочери профессора!

– Я тоже слышал!

– И я!

– Боже мой, оставьте меня в покое!

– Эбби, мы тебя не подведем! Если Линдхаут собирается заявить на Брэнксома, то у него должны быть доказательства!

– Ясно, что они у него есть! – крикнул один репортер. – Почему ты сразу же не снял его, Джой? Вечно ты со своими дерьмовыми костями!

– Ах, да поцелуй меня в… Тебе хватит или добавить?

В момент защелкали многочисленные камеры. Еще ни разу в жизни Фишера столько не фотографировали. Капли пота выступили у него на лбу. «И почему профессор Линдхаут не мог вести себя тихо здесь, внизу? – подумал он. – Ведь ясно, что эти ребята все слышали. А кто теперь должен это расхлебывать? Конечно, я. Всегда виноват самый младший…»

Репортеры хлопали его по плечу, трясли ему руку:

– Ты славный парень, Эбби!

– Мы тебе этого не забудем, Фишер! В самом деле!

Затем они стремительно умчались. На улице одновременно заработали моторы нескольких машин.

Чернокожий унтер-офицер полиции Линкольн Эбрахам Фишер печально смотрел вслед исчезающим автомобилям. «Ну вот, теперь я славно сижу в дерьме, – подумал он. – Причем я совсем не виноват. Если бы только этот профессор не кричал так… А если действительно Бернард Брэнксом босс „французской схемы“ и если он дал команду похитить эту Труус?»

– Йееезус, – сказал Линкольн Эбрахам Фишер еще раз.