Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц)

Глава 8

ПОВЕСТЬ СТАРЦА АССУРИЯ ОБ ИСТИННОЙ ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО, ПОВЕДАННАЯ ИМ ПРИ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ БЛАГОВОЛИТЕЛЬНОЙ ИМПЕРАТРИЦЕ РОССИЙСКОЙ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ ВТОРОЙ

– Ты, матушка, чла Библию и могла иметь сомнение в некоторых ея главах, паче историях, ею поведанных. Сие також де и есть. Библия не едина в сем мире книга, святаго и поучительного свойства. Многие, древнего круга жизни, священные книги безнадежно упрятаны либо изничтожены. Мы же имели время проявить суть варавати и успели скрыть от лиха властителей тупых и отчаянных наши святые и ведовские книги. Придет к тебе, матушка, желание их честь, так то желание исполнимо.

Екатерина тут кашлянула. Старец Ассурий огладил бороду и терпеливо замолчал. Только блеск в зраках его стоял уже неугасимый.

– Я могу, отец Ассурий, тебе догадку высказать, что правитель Московии Иван Четвертый, прозванием Грозный имел целую библиотеку тех книг, о коих ты ведешь речь?

– Верно, матушка. Но и то верно будет, что ведаешь ты о суровом характере упомянутого царя Руси, о множестве людской крови, им пролитой для удержу власти, коей он, бесодержец, достоин не был. И взял ту власть опричь законных преемников. Також тую библиотеку он сначала зело укромно прятал, а потом и вовсе – предал огню. Среди тех его книг сгорели две книги, которых более нет в сем подлунном мире. Они подробно гласили как раз о Православии и Наказе – Законе, на чем и держалось древлянское единение народа Сур, и про историю народа Сур, кой ныне с подлого приговора католических церковников да биляди аль семитичи везде прозывается Рус.

Екатерина замотала головой.

Старец умолк. Зачерпнул глубокой деревянной ложкой меду и в два приема ее опростал.

Екатерина пала духом и потому молчала. В славном городе Дерпте, еще будучи двенадцати лет от роду, пришлось ей по воле покойной матушки полугодие жить в католическом монастыре. Наставником ей достался выкрест, иезуит, происхождением из иудеев. Старый, с искривленной столповой костью, одноглазый выкрест так глубоко сумел пролезть в душу девчонки, что Катерина с тех самых пор позже шести утра не встает ото сна. В сей час ее всегда будил тот иудей и, не давши добро умыть тело, начинал говорить.

Его визгливый голос по сию пору Катерина вспоминает, когда на улице начинает русским матерным огласом кричать дворцовая птичница. «Птичницу – в дальнюю деревню!» – с облегчением выдохнула про себя Екатерина. Но тот визгливый голос выкреста снова прорезался в висках: «Будут тебе, девка, болтать, что слово можно познавать как слева направо, так и наоборот, – не верь! Не верь и гони беса!»

Старец Ассурий угадал мысль володетельницы России.

– Тебя, матушка, учил кто – как честь древние словеса языка русского? Дабы проникать в их истинный, изначальный, сурский смысл?

Али кто запрещал делать переворот слова, избывая из тебя истинную грамоту угрозою бесовского наваждения?

– Было, отец, – кратко отозвалась Императрица.

Ассурий мгновение молчал, потом неожиданно тихо и доверчиво заговорил:

– За сим продолжим. Арабы, что вели свое письмо и свою историю от тех же допотопных лет, что и мы, они, матушка, до нонешних лет ведут письмо справа налево. Они одни знали истинную нашу суть и изначальное предназначение народа нашего. Про народ, про наш да про твой, я позже скажу, а пока вот чему доверься. Арабы повернули божественное название Сур на Рус не от ликемерия али злобы. Они нас так прозвали для сохранения единой с нами силы для долгой резни, что началась по всему свету шесть на тысячу лет назад. Ибо суры – была каста людей служивых, людей-надсмотрщиков. Их по смерть боялись остальные «Лу-дин» – рабы Божьи.

А на арабском языке слово Рус означает «леопард», и унижения в сем прозвании нам нет нужды искать. Наши сильные да служивые люди всегда носили шкуру леопарда как знак непомерной власти. Первая наша столица после Великого потопа была на реке Илин – Нил. Такая река в твоих володениях и до сих пор есть. Это Лена – река, что в (Либерии. Есть у тебя в Сиберии и река Тигир, это река Ас, ныне – Обь и река Евфрат – Бурунун, то бишь – Енисей. Найдется время среди хлопот, по государственному обустройству – ты о них вспомнишь. Не будет времени – оставь сие познание потомкам.

Но никогда и никому не дай себя сбить, что сие пространство – Сиберию – Россия завоевала. Нет, матушка, мы всего-навсего вернулись на прежние и древние, Великим потопом омытые наши земли. На том и стой!

Отец Ассурий предпочел остановиться во благом воспарении речи и снова неспешно разлил чай. Подвинул Императрице её чашку, отпил из своей и снова заговорил. Тоном спокойным, доверительным:

– Да, так вот, первая наша столица, главный город – Москва стоял на реке африканской – Нил, и сейчас там стоит и прозывается – Аксум. Чти слово сие с конца, и ты увидишь – Москва. Огромной силы и святости то место и все разумные человецы понимают сие название так: «Место, где падают ниц»! Дабы ты не сумлевалась, что сие все так, как я тебе ведаю, пошли человека знающего и верного в Аксум, я укажу ему, где искать то, что в книге Библия назвали «Ковчег Завета». Это не есть священный предмет, коим его прописали для ублажения и страха верующих в неискреннего бога – Хья. Он у иудеев – первый бог, а у мусулов – девяносто девятый. А ведь так не бывает, матушка Вседержительница. Царь есть – один и Бог есть – един. А то, что носят на шестах, будто ковчег, как пишет Книга книг, да с золотыми херувимами на крышке, то есть, матушка, по-новому говоря, – устройство. Таковое, как, например, у тебя на карете фонарь неугасимый, что изготовил, любя тебя, истый сур – Миша Ломоносов. Фонарь тот горит оттого, что к углю светодающему по двум металлам бегут невидимые глазу электры. И сшибаются. А любая сшибка дает огнь. Так?

Екатерине стало внезапно страшно. Она уже час сидит в темной келье и слушает выжившего из ума монаха. Иначе как воспринять его словеса про первую Москву? Про фонарь на выездной карете, который, и правда горит непонятно почему? Волшбой ее решил окутать сей старец? Она пришла узнать лишь, как по истории держать Россию между соседними государствами. А старый монах, да еще, как теперь оказалось, непонятного толка веры, пытается вбить в болящую голову Императрицы суетную астрологию, пополам с алхимией и древними сказками! Какие сказки, если ей завтра же, с утра, подписывать письмо. Каковое должно служить началом захвата Польши!

– Голова? Матушка, болит голова? Испей травки! – услышала Екатерина голос Ассурия.

Две большие старческие руки поднесли ей чашу с темной запашистой жидкостью.

– Всю жижу, до дна! – четко произнес Ассурий.

Екатерина, отчего-то повинуясь монаху, спешно выпила. Жидкость, на удивление, пахла мятой и чутка горчила. Потом в голову внезапно нахлынула горячая волна, голова закружилась, вспухло в почках, и Екатерина, оперевшись обеими руками о стол, хотела подняться и крикнуть. Но сил не хватило. С лица закапал обильный пот. Она тогда подняла голову и стала злобными глазами смотреть на Ассурия. Тот улыбался.

– Пройди, матушка, мимо печки, в нужной чулан. Так надо, – голосом, как показалось Екатерине, проговорил Ассурий.

Императрица встала, перебирая рукою вдоль стены кельи, прошла в сухой и теплый нужной чулан. В нем горько пахло травой и стояли бадьи с теплой водой.

«Вот так и умру, – внезапно подумала Екатерина, усаживаясь, задрав юбки, на струганые и отполированные доски, – и кто труп найдет?» У ней то волнами подкатывала тошнота под язык, то лилась вниз вонькая жидкость в необычных количествах. Снова ударило в почки. Так больно, что Екатерина пошатнулась. Но стерпела. «Сейчас же отъезжать. Ассурия – забить в колодки и лишить языка. Нет, сначала – лишить языка. Да, так будет вернее… Потом – на этапе в Свирскую пустошь: пусть солдаты помогут ему отойти к своим… сурам».

Внезапно сошло на Екатерину большое облегчение. Детской легкостью отозвался организм, когда Императрица встала с досок. Легко набрала воды в ковш, легко поливались крепкие ноги и все, что надо поливать в нужном чулане.

Екатерина вытерла руки льняным рушником, пахнувшим ромашкой, сполоснула лицо и вышла в келью. Хотела сразу направиться к выходной двери, но голос Ассурия сказал:

– Спасибо, матушка, что не побрезговала… Догадалась, что вышло из тебя все лишнее, что питалось твоим страхом, отчаянием и болью шесть лет?

– Нет еще, – сообщила старцу Екатерина и, поняв чутьем, что слушать далее надо, уселась на прежнее место. Удивительно, но теперь ничего не мешало ей жить. Свет в келье рассеян был ровно, толстые свечи горели только для удержания тепла возле стола.

Как бы ничего и не случилось, Ассурий продолжил свою повесть. Только в глазах его огоньков не блистало. Потемнели глаза.

– Теперь долго к тебе сия нервическая хворь приставать не будет. И сил жить прибавится вельми достаточно, – туго и ясно проговорил старец. Потом голос его помягчел: – А вторая Москва – это нынче город Дамаск. И земли опричь него – наши былые земли, когда правителем нашим был Царь от анунаков – Саргон Великий. Потом цареву династию основал Ас-Сур-Банипал. И столицей сделал город Баб Илион, где в плене и уничижении жили будущие составители книги Библия, обзывая первейший опосля потопа город – Вавилоном и Великой блудницей. Ограничение по уму и по мысли всегда имеют рабы, матушка. Им – не верь.

Потом началась вторая резня народов. И мы подобрали упавший город Багдад. Пока не устроили себе Ново Град, который позднее назвали Цареградом, а много после, подлые ромейские Папы – Константинополем. То, на время, был наш главный город. А третья столица – сама знаешь где. Ты венчалась на царство в Москве, в третьей нашей столице. Шесть на сто верст к югу от сих мест.

Когда грядет обычная для Земли, планеты нашей, ужасная погибель, навроде Великого потопа, и опять подвинутся страны и материки, четвертую Москву мы станем устраивать в Сиберии. Так сказано в древних книгах…

Екатерина слабо усмехнулась. Поняв, что времени мало, старец Ассурий окреп голосом:

– Польша тебя, матушка, беспокоит. Так пусть у тебя за нее голова не болит. Мы, суры, четырнадцать лет держали линию обороны против неисчислимых орд диких людей, что пошли на нас из страны Африка, с земли Сахара, с безоговорочной резней. Мы стояли, а поляки, хетты, греки и романцы и другие рода и племена – бежали. Бежали, чтобы успеть спасти свою кровь и занять лучшие земли.

Ты думаешь, зачем король шведский, Карл Двенадцатый, при Петре Великом шел воевать Россию? Две тысячи лет назад те земли, что между горами Аль Ур и рекой Данаван, были их, скандов, земли. Великая Русская равнина звалась тогда Свитьорд, «Светлая орда». Но земли эти им были дарованы до времени нами, сурами. Поляки без битвы ушли на Дунай с Иранского нагорья и унесли с собой название своей страны – Палестины. Их главный город – Варшава. Чти в Библии, он так и остался возле моря Срединного – Беер Шева. И город Бет Даваоф – дом Львицы, чти там же – это ныне град Львов, от коего у тебя и болит ныне голова под напряжением мысли о кознях иезуитов, да от пустого упрямства князя Радзивилла, Львовского володетеля…

Екатерина повела глазами, тряхнула головой – видимо, этот пример ей был важен. Отец Ассурий усмехнулся, глотнул теплого травного настоя китайской травы. Продолжил:

– Предок твой, матушка Императрица, Петр Великий, почему так бесшабашно велел строить новую столицу государства русского на самом западном окончании Русской земли? Знаешь ли ты – почему?

Императрица впилась светлым взглядом в бороду старца. Вот оно! Вот за тем она и пришла!

Екатерина помотала от незнания головой.

– Сего не токмо что ты, даже ближние Великого государя Петра не ведали. – Отец Ассурий снова мягко огладил бороду, – начну издаля… В русских летописных сводах, кои ты, знаю, чла, имала ты тот же вопрос: «Отчего Великий князь Святослав… это – по-русски, по-старому, по-прежнему станет – Свендевик…. почему он вдруг похотел столицу перенесть из стольного Киева в окраинный, только что им взятый на белую сдачу град Корсунь? Град Корсунь на Срединном море. Было такое, матушка Императрица? Сомнение у тебя – было?

– Да, – тихо, одним горлом ответствовала Екатерина, – было сомнение в том факте из летописи… у меня…

– Так верь мне – Свенде… Святослав, великий кнез Руси, похотел вернуть под свою длань утраченные его предками южные земли… те, что ныне под туретчиной… От того и возжелал свою столицу перенесть поближе ко граду Константина, то бишь – к русскому Цареграду… бывшему русскому… Так перенесть, чтобы тот град Корсунь оказался в центре его будущей Империи – Великой Руси…

Отец Ассурий примолк. Отвернулся. Екатерине показалось, что старец смахнул слезу. Но старец снова повел рассказ:

– Убили… за большие деньги убили кнеза Великого, радетеля за землю русскую… Печенегов купил базилевс Константинопольский, Киликий подлый… много им злата – серебра отдал… и даже головы кнеза не попросил… Из той главы Святослава печенеги сробили чашу и пили вино греческое из той главы защитника и собирателя земель русских…

– А что же Петр? – напомнила Императрица.

– А то же, матушка и Петр. – Улыбнулся отец Ассурий, – он видел, мудрый и нетерпеливый володетель земель русских, что европейские государи не спешат выполнить древний сурский договор по земле, что подписан был в городе Сур-к… под печать красного золота. Все европейские земли, вплоть до острова бриттов – суть есть наши исконные земли. Их – то Петр Великий и похотел вернуть под длань русского Царя. Потому загодя, под сей плант и выстроил град новый стольный – Петербург. Сей град должен был стать центром Великой Руси… На окраине володений, повторюсь, матушка, государи своих стольных градов не ставят… Да вот не судьба была Петру докончально провести свою праведную цель к истине. Умре наш царь Петр. И, чую, умре не от обыкновенной причины… Поначалу подставили ему за пределами земель отчич девку блудодейку, пораженную американской болестью – сифилис. А когда тоя болезнь поразила Императора Петра, он с ею справился… путем жестокого лечения… Да тем лечением силы свои подорвал… Такая есть плата… за иное лечение…

Екатерина злобно хмыкнула – отец Ассурий говорил то, чего знать не мог, – права на то знание не имал!

Старец переждал рык Императрицы, улыбнулся одними глазами и продолжил:

– Тогда ближние Императора Петра, торопясь властвовать и воровать, извели Великого Государя обычным делом – ядом… Замешана в том подлая блудоделка Екатерина свейская, да кнез из грязей орловских – Алексашка Меншиков… Разве ты того не мнила себе, матушка?

У Екатерины снова начали пухнуть почки – желчь полилась в протоки, вспухла печень. Срывая голос, она зашуршала языком:

– Смертию царя Петра отец Ассурий, не уводи вбок мои интересы! – Кашлянула и бешеным глазом глянула на безмятежного старца.

Отец Ассурий прокашлялся, голос его перестал звончать:

– Хорошо, матушка. Как изволишь… Тебе начертано ныне продолжать деяния предка твоего – Петра Великого… Вот и продолжи, обрети сначала европейскую Палестину – Польшу. А уж потом… Потом, наверное, будут хетты… Да… Хетты… хетты тоже перевернули свое название и стали техами – чехами. Их главный град – Прага, сие означает – порог. Порог же, матушка, сие есть тайное и жестокое понятие мысли и веры, оттого что под ним всегда – кровь… Греки было пытались упрятать свои глупые головы за щиты поляков, создали свой град на их землях – Краков, да были с позором изгнаны. После чего ушли за горные перевалы, в каменистые скалы Баал-кана. Одни хунгары остались нам верны…

Екатерина шевельнулась.

– Как же мы переняли от греков их веру? Почему? Нет ли в твоих словах, Ассурий, потайного искуса против веры Христовой?

Старец провел обеими руками по длинной своей бороде, – видимо, творил короткую молитву. Потом тихо ответил:

– Матушка Императрица! Да ведь в те времена на всей земле новой Европы не было клочка почвы впусте! Почвы без народа и без религии. В те времена, повторюсь… Те времена от нас отделяют сейчас тысяча лет! Тогда религию было поменять – смерти подобно. Греки нонешнюю религию получили от иудеев, причем по тайному сгвору и за великие деньги… Греки зря чинятся тем, что уже со своими богами пришли на Баал-кан, вырезали там народ прозванием пеласги и стали жить… Жить, матушка, они стали так, как жили до того злого времени – свинопасами. Не при религии, а под ее страхом. Так-то… Ибо жил там наш народ истинным именем Баал-Ас-Ки. Тое название и переводить не надо, чти: Небесного Владыки светозарных Асов земля». Это через долгое время, потом, по второй резне меж народами, грекам удалось завернуть истинное название Баал-Ас-Ки в поносное – «пеласги».

Греки, от коих ныне нам осталось одно поклонение уворованным без стыда да переименованным без чести богам, были, повторюсь, при сурах свинопасами. Им не дозволялось даже носить сапог. Ибо это обувь воинов!

Сапог не дозволяли мы носить и ромеям. Их первый Рим-град стоял всего в трех сотнях стадий от нашего Аксума – на пятом камне Святого Нила. Они тоже бежали во время Великой резни народов за кровь и землю обитания и со страху заперли себя на языке земли между водами с названием Италика, с которого земного языка им уже не убежать и где их долго еще будут резать… А религию нашу, Православную, мы имели и до греков. И сохранили ее в чистоте и святости. А то, что ее прозвали греческой, так то идет от католиков римских, кои мнят себя первоходцами среди всех верований народов Земли… Пусть мнят. Мнить – еще не верить… Тем паче – не наставничать среди народов…

Екатерина, которой преподавали историю известные ученые Европы, не знала, то ли давйться усмешкой при этих как бы писанных под былины фактах либо встать да уйти. Ей было куда идти. Только вот отец Ассурий ясно дал понять, что она, если окрепла телом, то теперь должна укрепиться некой жестокой мыслию. Дабы подписи ее на бумагах, в коих приказывалось о пролитии крови, кровью же и отливали. И принимались бы обычным делом.

– Я обещал тебе, матушка, сказать, к какой касте принадлежал ранее твой народ, – прорезался сквозь мысли Екатерины голос Ассурия. – Что же, гордиться тебе есть чем. «Баал Самен» – каста и статус твоего народа, чья кровь в тебе. «Сеятели на поле Великого Владыки». Жрецы! Это великая честь для твоего народа, матушка Императрица!

Екатерина тут вспомнила, как мать ее покойная выгребала из карманов отца-генерала деньги, до медного пфеннига, а отец-генерал только крякал да подкручивал усы. Ее отец – великий жрец? Анекдот, да и только!

Екатерина фыркнула.

Отец Ассурий легко вздохнул, взял кочергу и поворошил в печи. В трубе явственно и приятно загудело. Тепло от печи потекло по полу и коснулось ног Екатерины, затянутых в тонкие чулки.

– Матушка Императрица! Повели себе перевернуть в словесном виде великое понятие Самен, и ты поймешь, что я прав.

– Немас, – неуверенно сказала Екатерина.

– Так, верно, – подтвердил старец. – А при смене климата да при переходе через языки разных народов получилось – немец.

Екатерина уклончиво покачала головой.

Старец улыбнулся.

– Скажи мне тогда, матушка, что тебе говорили учителя о древнем названии твоего народа. Как же раньше вас знали? Под каким именем?

– Регинцы! – подняла голову Екатерина. – Сие означает – королевские люди.

– Регин – чти так, как я учил, – предложил старец Ассурий, – чти с конца слова.

Императрица шевельнула губами, потом медленно поднялась за столом. Губы ее сузились.

Старец Ассурий безмятежно смотрел на юную владычицу огромной, кровью миллионов и миллионов людей высокого клана воссозданной империи.

– Нигер! – прохрипела Екатерина. – Твой урок закончился, старец, оскорблением моего народа!

– Возвеличиванием, матушка, – отозвался старец, – возвеличиванием. До Великого потопа священным местом на Земле, после Эдема, была река Нигер. И тот народ, что крепился на его берегах, был главным народом! Мы же, суры, жили дальше, почти в середине Африки, вокруг горы Меру. Это – первая святыня на Земле, после того как род людской покинул Гон – место, где он жил под охраной богов. В Библии ты могла честь, что это боги изгнали людей из Рая. Люди, матушка, ушли сами… Зачем ушли, надо долго говорить. Но – ушли.

Наши люди поселились в округе горы Меру. Но если от сего дня считать, то три на десять тысяч лет назад гора Меру, сей самый высокий на Земле вулкан, разверзлась. Мы тогда сказали людям, что Баал, наш бог, рассердился и лишил нас Центра нашего мира и надо нам идти и искать новый центр.

И мы ушли на реку Илин – Нил, где приняли под себя старую, дряхлую империю коптов. Вы же, народ Регин, пошли за нами, ибо тогда велико было потрясение Земли и много племен и народов погорело в огне. И жить рядом было вместно и удобно для продолжения рода и прокормления и защиты его. Ваша каста встала на реке Нигер и возвеличила сию реку. Но Нигер-река сменила русло. А это – плохой знак для насельников ее.

Наши народы тогда воссоединились в той стране, что ныне зовется Египет, а Библия лукавит и зовет ее Мицраим. Нас же стали звать нетеру – надсмотрщиками. А твой народ снова одел жреческие пиплоны, что носил на реке Нигер, и стал помогать нам управляться с большой, но больной и наполненной подлыми остатками трусливых родов и племен великой ранее империи – Кем.

Екатерина сидела и, кажется, даже не дышала. Тогда старец поднялся со скамьи и подошел к низкому киоту, начинавшемуся в локте от пола. В центре киота стояла большая, аршин на аршин, икона древнего письма. Писана икона Николая Чудотворца была на толстой доске, в руку толщиной.

Старец натужно поднял икону и положил краем на стол. Потом стал двигать доску по столу, толкая чашки. Екатерина, очнувшись, принялась освобождать место на столе для огромной доски, догадываясь, что сейчас ей станет стыдно.

Когда огромная доска старого письма легла на стол, старец Ассурий взял широкий мясной нож и стал поддевать им обортовку лика Чудотворца. Обортовка была изготовлена из толстых плах, поддавалась туго. Не понимая себя, Екатерина взяла от плиты литой секач, коим старец колол лучины, и тем секачом поддела верхнюю обортовочную плаху. В четыре руки они убрали с лика четыре краевые плахи. Под плахами святого письма не имелось, зато в углублениях по углам чернели литые медные винты неведомой работы. Отец Ассурий те винты выкрутил, отчего-то сложил на груди руки, как умерший, потом сказал коротко и непонятно: «Ас Сур Шем» – и снял с иконы тонкую, в ладонь, большую доску с ликом Николая Чудотворца. Екатерина не удержалась и ахнула непритворным женским ахом.

Под доской с писаной иконой Императрица увидела чудесной и непонятной работы портулану, прорисованную как бы в толще стекла.

Все земли и материки уместились на сей портулане, причем не рисованные, а в уменьшенной яви, в объеме зрения. Голубые океаны, моря, озера и реки вроде даже волновались, зеленые леса шевелили неразличимой листвой, коричневые горы вздымались острыми пиками, грозя порезать палец. Старец Ассурий, поняв опасение Императрицы, провел сухой рукой по изображению.

– Древняя работа, – пояснил Ассурий, – на левой твоей руке, матушка, есть алмаз. Не побоись, проведи им по видению Земли.

Екатерина сначала осторожно, потом сильно нажав, провела бриллиантовой гранью по портулане. Не осталось и черточки.

– Дьяволово изделие! – не выдержала Императрица. – Не мог такого сотворить человек!

– Права ты, матушка. Не человек творил сие чудо, а боги его. От Богов и нам оно досталось, в числе чудес многих, о коих даже я не все знаю! – торжественно подтвердил слова Императрицы отец Ассурий. – Вот, возьми устройство да глянь сюда, где ленточка реки. Здесь жили твои предки.

Екатерина взяла протянутый старцем прибор, сразу поняв, что это особой выделки микроскоп. Направила зрительную трубу туда, куда указывал палец Ассурия. В глаза Императрицы сильный прибор сразу бросил видение большого города на берегу реки, вокруг него стояли маленькие деревеньки. Между городом и деревеньками, увидела Екатерина, была расположена большая ровная площадь, посередине которой стоял огромный бык.

– Тот бык и есть Баал, матушка, – без вопроса пояснил отец Ассурий. – А вот ныне того города уже нет. Там пустыня и черные люди.

– Старобожие ныне не в чести… в моей империи, отец, – сторого сообщила Императрица длиннобородому старцу, – так что и погляд на этого бога мне не важен…

А сама отчего-то глядела и глядела в стекло на жуткого быка.

Отец Ассурий огладил бороду:

– Сегодня, бывает, не нужен, – осторожно подобрал он словеса, – а вот завтре – оно как?

– А что будет завтре? – Подняла глаза от древней карты Императрица.

– А все может быть, матушка, – выдохнул отец Ассурий… Вот, погляди, за твоей родиной, Германией, расположилась вялая и Петром Великим уже битая страна Швеция… Она уже более в военной силе не поднимется. Значит, правый фланг в будущей битве безопасен… А за Швецией – возьми глаз влево – есть страна Франция. Что за страна, поймешь, ежели скажешь мне вслух древнее название главного города этой страны…

Екатерина выпрямилась от карты. Ей с детства не нравилось, когда ее спрашивали урок. Вот и сейчас старец беспардонно спрашивает урок, которого она не то что не учила – знать не знает! Что ответить возомнившему себя?

Старец, видать, понял колебания Императрицы.

– Лютеция! – Сказал отец Ассурий. – Лютеция, сирень «Рабов живых земля», есть главный город племени парисеев, что такожде на древнем нашем языке значит «Отцовское семя»… Семя у них – да, отцовское, матушка, да вот нонешние повадки – безбожныя. От того и за свой левый фланг в будущей битве тебе тоже бояться нечего, матушка Императрица… Резать их можно без опаски! А не взрежешь сей народ поперед, оне к нам обязательно сунутся, обязательно! При внуках твоих, но сунутся – искать нашей земли! Думай…

– Да это в какой такой будущей битве, святой отец? – Поразилась Императрица, – у меня таких далеких плантов – бить французов и не бывало в голове!

– Да их бить придется, матушка, не потому что оне подлые, а потому что прикрывают тебе путь на древние земли наши – Испагань и Портагон! Вспомни планты Ойропы да твоей нынешней вотчины – Сиберии! Взявши наши древние земли на Западе, поимеешь ты себе, матушка Императрица, империю от океана до океана! Сие володение нам древними богами отдано навечно!

Екатерина хмыкнула… Вспомнила разом, как унижался ее отец, будучи комендантом крепости Щетин, когда приехал с ревизией крепости испанский военачальник, статусом – гранд. Тонкий, молодой, бороденка хилая и все сморкается в кружева… А отец стоит «смирно» и только поддакивает тому гранду… Униженно поддакивает…

– Отец Ассурий, – внезапно воспоминание прорвало нерв Екатерины, – так ведь идти на те испаганские земли надобно хоть какой предлог, но иметь!

– Вот! – Удовлетворился отец Ассурий, – предлог – это правильно! И таковой предлог есть, матушка Императрица. Пойдешь войной и спросишь: «А по какому праву, вы, подлые горские пастухи, убиваете многажды и принародно древнего белого бога моего Баала… на позорном зрелище, именуемом «Коррида»?

– Даже так? – Поразилась простоте предлога для войны Екатерина.

– А весомее предлога и не сыскать. Сие есть самый тяжелый для тех народов предлог, ибо совесть их – не чиста… Ведь мы, матушка, правили сими народами пять сот лет, и прозывались мы на тех землях Испагани и Портагона под древним именем «Ма Ур». Что есть – «Рождающие крепости»… Это потом хитрое племя иудеев в своем письме переродило нас в мавров, то бишь в черных людей…

В тот момент стало слышно, что за стеной часовенки топочут кони и визгливо кричат военные.

Отец Ассурий без промедления накрыл чудную портулану ликом Николая Чудотворца и завинтил винты. Не наложив на икону отбортовок, он поставил ее на киот и встал возле него на колени. Екатерина поднялась со скамьи и повернулась к двери.

От удара дверь дрогнула, но не подалась. Матерно залязгал Гришка Орлов, крича кому-то из своих людей: «В топоры, суена мать, брать! В топоры!»

– Гриша, – ласково произнесла Императрица, не повышая голоса, – погоди, сама откачу.

Екатерина взялась за ручку двери и откатила ее в сторону. Дверь ходила в чугунном пазу на кованых шарах. За дверью стоял совершенно пьяный Орлов с десятком своих вооруженных людей.

– Добро есть, что приехал за мной, Гришенька, – снова не подняв голоса, сказала Императрица. – Сейчас я закончу молебен и поедем во дворец.

– Иди ты к ляду, Катька! – рявкнул на Императрицу Гришка Орлов, – тебя вся столица ищет! Посейчас едем!

Вооруженные и пьяные люди загремели железом оружия и заорали непотребство.

– Где вы удумали так орать? – возвысила голос Императрица. – Головы приложите к мозгам – где?

Люди Орлова сообразили. Дом призрения безвременно погибших считался могилой. Десяток пьяниц вылетел ли на улицу, сшибая друг друга.

Орлов остался. Он оглядывался, одним глазом шаря по келье.

– Без тебя, Катя, не уйду, – упрямо сказал он.

Тут отец Ассурий, невидимый в киотном, безлампадном углу, вдруг громко сказал: «Отец наш извечный, прости им, ибо не ведают, что творят! Аминь!» Поднялся с колен и повернулся к Императрице с Гришкой.

Взгляд его был властен, глаза горели бешенством.

– Этого, матушка, пусти-ка ты Грецию воевать. Попутно пусть Рим пужнет! Тот еще Варрава!

У Григория Орлова сама по себе опустилась вниз рука с заряженным пистолем.

– Может, исповедания пришел просить? – так же властно вопросил Гришку отец Ассурий. – Пришла пора? Нет? Тогда жди Императрицу где укажет! Ей не время еще покидать исповедника!

– Иди, иди, Гриша, – подтолкнула Императрица Орлова, – иди на улицу, к людям! Корабли тебе дам, войско дам! О войне тайно исповедаюсь, дурак! Иди!

Орлов широким шагом пошел из кельи, два раза споткнулся на ровном месте, вполголоса выматерил «Петра, балясину буеву» и вышел на свет.

– Опасаюсь я, матушка, что не сумел тебе главного сказать, – опечалился отец Ассурий, – вот, вдругорядь прибудешь ко мне…

– А во мне мысль, что не будет другого раза, – четко сказала Императрица. – Не дадут, отец Ассурий, свидания нам. Люди не дадут… события.

Екатерина сняла с пальца кольцо с большим бриллиантом, коим пыталась резать таинственное покрытие чудной портуланы, протянула монаху. Отец Ассурий покачал головой:

– Не надо нам золота и каменьев от царей земных, а от царей Божьих мы сами берем.

Екатерина все же положила перстень на стол. Потом, сумрачно глядя в глаза отцу Ассурию, ровно произнесла:

– Ты мне только краем успел сказать, что суры… твои… крови не боятся. Так я крови русской много пролью! Чтобы не бояться чужую пролить!