Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

Глава 3

ПИСЬМО ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ И САМОДЕРЖИЦЫ РОССИЙСКОЙ ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ КО КНЯЗЮ АРТЕМУ ГАРУСОВУ

«Дражайший Князь Артем Владимирович! Все случившееся с Вами до сего дня отношу Я к проискам приспешников покойного супруга моего, почившего июля шестого дня, 1762 года от застарелой болезни – геморроидальной колики. Мною тотчас заготовлен Именной Указ о возвращении Вам всех прав состояния, о повышении в чине, возврате Вам наследственных угодий с личным Моим приращением за пустую опалу, восстановление денежного довольствия с начислением дохода на имеющие место быть убытки. Однако, любезный Князь, на Ваше усмотрение оставляю Я личную просьбу. Просьба сия выражается в том, чтобы Вы, Князь, выполнили Мое тайное поручение, касательно одного иностранного ученого, именующего себя Джузеппе Полоччио. Сей доктор философии Падуанского университета вознамерился проехать Сибирь от Тобола до Китая с целью исследования сибирских древностей, животных, и древ, и трав. А по состоянию времени исследовать и народности, Сибирь населяющие. Сие могло бы послужить ко славе Отечества Нашего в среде государств просвещенных, понеже не получи Я рапорт посланника Моего, Графа Салтыкова из Рима. Он доподлинно доносит, что сей доктор Джузеппе Полоччио в ученом мире италийском, немецком и французском добрыми делами не отмечен. Имеет граф Салтыков великое подозрение, что ученый Полоччио на самом деле великий авантюрист прозванием Колонелло. Тот Колонелло имел аудиенцию у Папы, святого главы католической церкви, а более того, вельми почитаем среди иезуитов, как превеликий искусник при ловле душ. При сем полагаю Я, что есть тот Колонелло шпион недружественной нам коалиции, коя имает желание оторвать от нас Польшу и не дает дороги к морям, потребным нашей державе. На то особо указывал Мне Первый министр граф Панин.

Доносят Мне, что указанный Колонелло имеет поручение, собрав драгоценности в земле Сибирской, выручить за них деньги и с теми деньгами начать проповедовать среди сибирских народов, також и русских, католическую веру.

Посему, перед ликом Вседержителя нашего, прошу Вас, Князь, во имя спокойствия государства Российского и спасения народа нашего от ига иноземной религии, еще побыть в глуши сибирской год, много – два. С тем чтобы проследить за ученым Джузеппе Полоччио и его деяниями. Понеже кажется, что он есть честный человек, отстать от него и в любой миг возвернуться в Петербург. А ежели подозрения Мои будут верны, дезавуировать иезуита и шпиона со всей Вам присущей храбростию и энергией ума. В том тайном деле Я дарую Вам право нанимать и покупать людей, потребное количество ездовых лошадей, продуктов и снарядов. Будет вполне резонным, если Вы станете продолжать сказываться ссыльным, от властей пострадавшим. Тогда вернее можете войти в доверие к ученому путешественнику. Паче – к авантюристу. Рекомендации относительно Вас Я получила от Графа Панина, от Вашего дядюшки Князя Голицына и от хорошего воинского знакомца Вашего, а ныне Графа – Григория Орлова. Сии граждане строгих правил и патриоты Отечества Российского представили Вас как умного, многознающего человека, не лишенного правил чести. Ваша матушка и Ваш батюшка, и сестры Ваши, любезный Князь, Мною вытребованы из деревеньки их, куда были сосланы после Вашего направления в Сибирь и поселены в Санкт-Петербурге, на Фонтанной перспективе, во втором доме от угла. Званы еженедельно к Моему столу, на дворцовые ужины.

С последним санным обозом прибудет для консультаций к Вам, с деньгами для реализации вышеупомянутого дела, с нужными рекомендациями, знаток древностей и обычаев Гербергов, Александр Александрович. Императором Петром Великим его фамилия была рекрутирована на службу нашему Отечеству. Его слушайте, но решать, Князь, истинно Вам.

Поручаемое Мною дело, Князь, может статься для Вас зело хлопотным. Но поелику в стране Сиберии покуда нет человека, могущего то дело свершить, его Я доверяю Вам полностию. С особой моей пометой – идти за ученым посланником до последнего его пристанища, буде то даже и в государстве Син, не жалея живота своего и наймовых Вами челядинцев и свободных мужей. И токмо распознав все конфиденции ученого посланника, либо Колонелло, прошу считать Ваше дело поконченным и жду от Вас по нему дотошного рапорта. Токмо что Ваша негаданная болесть али смерть могут и должны остановить Ваш ход. С чем и желаю благополучия.

В сие письмо Мною вложена медаль о восшествии Моем на престол Российский. Медаль, любезный Князь, с восторгом вручите губернатору Нашему Мятлеву, сославшись, что Императрица получила первый чекан сей медали в тот час, когда почта ему уже была опечатана и только Ваше письмо дописывалось.

Сей же час Мною подписан Рескрипт о возведении Вас в звание генерала от артиллерии, а по благому исполнению Моих пожеланий, дражайший Князь, вы получите чин Генерал-аншефа и материальное вознаграждение, соответствующее по делам. Люди, Вам помогавшие, могут требовать своих удовлетворений, сообразно чину, званию и положению.

Письмо сие подлежит уничтожить огнем, кроме последних строф. Они будут Вам, Князь, царским паролем. Помоги Вам Господь!

Невзирая на чины и ранги, выполнить всё, что потребно по указанию Его Сиятельства, Князя Гарусова! Князь Гарусов Артем Владимирыч в пределах Сибирских повелевает Моим именем!

ЕКАТЕРИНА II

Дано в Летнем дворце, Санкт-Петербург, сентября, тридцатого дня, 1762 года».

***

Вернувшись от Хлынова сытым и веселым, и к делу, потребному Императрице, готовым, Артем Владимирыч перечел письмо российской Вседержительницы, овечьими ножницами отхватил лоскут бумаги после слов «Помоги Вам Господь!». Лоскут завернул в льняной платок и сунул в щель притолочной матицы. Раздул на загнетке печи угли и сунул в них верхний обрез письма Императрицы. Добротная бумага долго схватывалась огнем. А схватившись, пыхнула и запеплилась. Князь сдул с углей бумажный пепел, растер его в руках, бросил в ковш с водой. А воду выпил.

В избу как мог – тихо – ввалился Егер, встал перед светом из плошки, обернул лицо ко князю, помотал головой и повалился на лавку.

Сия горькая горесть верного человека означала, что писем на имя князя в почтовой конторе не имелось.

***

Санный обоз трое суток втягивался в Тобольск. Было в те дни до муторности шумно и тесно на городских улицах. Купеческое добро утолокивалось в амбары, государевы припасы шли на воеводин двор, в огромные купецкие лабазы, рубленные из вековой лиственницы. Много крутилось под ногами пьяных тоболян. Часто попадались целые семьи инородцев. Они осаждали фактора Брагу, косоглазого, но меткого. Особливо когда он лупил дубиной настырных узкоглазых людей тайги.

– Изыди, лешак! – орал он на мрачного енисейского киргиза. – Зашибу!

Но прежде слов уже вовсю молотил киргиза по спине. От палочного боя таежный житель лишь жмурился и снова хватал Брагу за полу армяка. Под батогом фактора мотался по спине инородца тяжелый волчий хвост, украшение шапки. В стороне дымили трубками жена киргиза и трое его детей.

Егер шел по площади за три шага от князя и обозревал стороны. Два раза он удачно сбил с ног местного варнака Хняву, желавшего, по пьяной воровской масти, рвануть с пояса барина кису с деньгой. На третий раз Хнява подсунулся прямо под ноги барина и ровно вздел наверх засапожный нож. Князь, увидел Егер, плотно пал на варнака. В людском гомоне отчетливо хрустнуло.

Князь, отряхнув с мундира навоз со снегом, мерно пошагал дальше. А Хнява, подвывая, на левом боку пополз к каменной стене кабака. Правая его рука была сломана до белой кости. Нога, как решил Егер, только вывернута. Лето варнак еще проживет. Но зиму ему не отзимовать.

– Брага! – весело крикнул князь Артем фактору. – Палку сломаешь! Дерево об дерево всегда ломается!

Фактор оглянулся на голос и палку опустил до земли. Подумал и снял шапку.

– Голытьбы развелось немерено! – пожалился Брага князю. – И все прут ко мне! А все, как сатана, на одно лицо! Вот, записано у меня, что рухлядь, на ясак и чистую продажу, за зиму снесли в факторию пять на десять киргизов. А как расчет просить, две сотни самоедов ко мне привалило! Ни писать, ни считать не маракуют. Как я определю, кто и правда ясак носил, а кто желает Государя нашего обвести?

– Да ведь нет у нас уже Государя, – удивил Брагу князь Артем. – Ныне у нас – Государыня!

Брага бросил свой батог наземь и косые глаза свел к носу:

– А я, грешник, ту весть за байку принял! Стражников своих винной порции за блудный язык лишил! Тебе все вестимо, князь. Неужто снова баба на престоле?

Князь дернул правым локтем, и Егер вмиг подлетел сзади, ухватил за воротник воровастого Брагу. Тот и не рыпнулся. Нашарив у обмокшего от страха Браги ключи от фактории, князь процедил:

– Сейчас ты, вор, за «бабу» ответишь!

Промеж русских разгоряченных лиц Артем Владимирыч шикнул тюркское слово:

– Кель!

Инородцы, числом сотни в две, образовались в кучу и просочились в огромные ворота фактории вослед Артему Владимирычу. Возглавлял шествие ясачников битый Брагой енисейский киргиз с волчьим хвостом на шапке.

То был на тысячу верст уважаемый потомственный вождь племени с родовым именем Испака. Тяжелый серый хвост волка на его шапке о том доносил явственно.

***

На второй день, как тобольцы встречали обоз, Брага плакался в приемной зале воеводиных хором. Губернатор Мятлев сказался больным. За него прием вел адъютант Фогтов.

– Разорил, ведь разорил он меня, господин полковник! Помимо меня, Государем поставленного на факторию, раздавал инородцам расчеты за рухлядь! И в записи не смотрел! Кто что говорил, то и отдавал! Ей-богу!

– А донос на то своеуправство князя ты принес?

– Донос пишет дьяк Фомин. По неграмотности моей. Да пьян он, дьяк, долго пишет. Но донос представлю к руке вашей, не сумлевайтесь!

Брага отвернул полу армяка и достал кожаный мешок, мерой в два кулака. Протянул адъютанту:

– Две черных лисицы здесь! Для вас приберег. На предмет полного заступничества и спасения живота моего перед губернатором.

Фогтов взвесил рукой стянутый ременным шнуром мешочек. Две шкуры черно-бурой лисицы в Сибири будут ценой поболее, чем его годовой оклад жалования. А в Европе-то Фогтов знал верно: две чернобурки тянут на пять тысяч ефимков. А сия сумма есть оклад жалования европейского генерала за пять лет!

– Я же у тебя, рожа косая, песцов просил! А ты лисицу мне суешь! Как это понимать?

Но тут дверь из сеней в залу разошлась надвое. В нее шагнул маленький, по-дорожному одетый человек столичного вида и прогундел:

– Wo ist da Gubernator Siberia?^{1}

– Болен губернатор! – рявкнул Фогтов, выталкивая в дверь, мимо пришельца, совершенно очумевшего фактора Брагу. – Ichbinseinearbeiter!^{2}

– Ну, Господи, сподобился! – сплюнул маленький человек. – Сподобился с рабом говорить!

– Я есть не раб, – отрапортовал по-русски Фогтов, – я буду адъютант губернатора! Кто есть вы?

– Да брось ты язык коверкать, мил человек. Говори нормально, раз нашу речь разумеешь. Я буду личный представитель Императрицы нашей Екатерины при иноземном путешественнике и ученом Джузеппе Полоччио. А фамилия моя – Александр Александрович Гербертов.

Адъютант Фогтов сомлел:

– Не ваша ли семья, Александр Александрович, владеет стекольной фабрикой в Москве и лавкой древностей в Петербурге?

– Да, владею! Что с того?

– Да что с того? А то, что дедушка ваш, смею доложить, женат был на кузине моей бабушки. Еще в царствование, упокой, господи, его душу, Императора Петра, прозванием Великого!

– Так ты, парень, из голландских Фогтов?

– Точно так!

– Тогда молись! В Петербурге ныне другое полоумие. Иностранную заразу, как вас зовут, велено понижать. А русских людей возвеличивать. Так что в столицу тебе въезд заказан. Куда-нибудь в Воронеж ежели… Впрочем…

Фогтов спроворил действо молниеносно. Вынул из-под полы мундира кожаный кошель со шкурками черно-бурых лисиц и протянул дальнему, но грозному родственнику:

– Уведомленный о прибытии вашем, Александр Александрович, соизволил приготовить вам памятный приз. Исконно сибирский дар.

Гербертов расшил петлю на кошле. На пол струей хлынул драгоценный лисий мех.

– Спасибо! – простецки бросил благодарность Гербертов и снова насупился. – Ученый посланник Джузеппе Полоччио требует себе отдельный дом с амбаром, конюшней и полной охраной! Повара он с собой привез, а обслугу требует местную! Выполняй, голубчик!

– Дом с амбарами? – удивился Фогтов. – Да в это время и бани пустой в Тобольске-городе не сыскать! Может, ученый посланник соизволит остановиться на воеводином дворе?

– Милый мой родственник! Через неделю, мало – две Мятлев со двора съедет. Новый хозяин придет на тот двор. Новая метла. Может статься, что я ему с ученым иноземцем стану не по нраву. Ну а ты – ты ему точно не сгодишься. У него своих псов хватит. Хочешь для меня поработать – пиши к бывшему губернатору отказную от службы. А я поспособствую тому, чтобы тебя ученый посланник в услужение взял.

– Дом с амбаром и службами! – снова удивился Фогтов. Махнул рукой:

– Все равно князь Гарусов факторию разграбил! Впусте стоит. Пойдемте к ученому посланнику! Я вас провожу в нужное помещение!

– Князь Гарусов? – остановил Фогтова Гербертов. – Тот самый ссыльный майор?

– Вечно ссыльный майор! – подтвердил адъютант губернатора. – Хам и драчун несусветный. От обиды на власть готов государству несметные пакости творить. Нынче вот весь товар из фактории инородцам отдал. Просто так. Но губернатор переждет эту маету с обозом и, даст Бог, укоротит наглеца. Впрочем, благодаря буйству ссыльного князя, я могу теперь для вас хорошее помещение предложить.

– Много чего еще можно сделать благодаря буйству этого ссыльного князя, – ответил Гербертов, выходя из залы.

***

Ладом выстроенный двор фактории походил на крепостицу недавних пращуров, заселявших Сибирь. Сам жилой и торговый дом стоял в глуби двора, огороженного крепкой оградой из заостренных бревен. Лабаз, конюший двор, погреба, баня и казармы сторожей полным острогом окружали факторию. Поверху строений шли крытые тонкожердой лиственницей сеновалы.

Фактор Брага, мигом выметенный из жилого теплого места, перетек со своей рухлядью в казарму стражи. Теперь он вместе со служивыми расшпиливал повозки иностранного ученого. За делом имел пригляд самой Императрицей приставленный к иноземцу Александр Гербертов.

Сам же ученый Джузеппе Полоччио приказал поставить к окну обеденный стол. Ел курицу, пил горячее вино из серебряного кубка и наблюдал за работой вокруг своих саней. Изредка кричал по-немецки, грозил, если работали невпопад умыслу.

Служивые носили в амбары тяжелые тюки. Когда разобрали трое саней и собрались резать ременные полосы на двух остатных возах, крытых железом, Полоччоио заорал в голос. Люди отскочили.

Александр Александрович Гербергов поднял голову к окну, прислушался к ору ученого итальянца. Потом полез за полу шубы. Достал кошель с серебром.

– Надобно, солдатики, оглобли от саней отнять. А сани, не разбирая груза, закатить в лабаз. Закатите сани и шабаш. Расчет и кабак.

Особняком стоящие сани были в сборке поболее обычных, тягловых. Полозья их подбиты железом. Железные же скобы держали не ладьевое, а коробчатое дно. Железный же короб саженной высоты прочно укрывал поклажу от погодного ненастья. И от топорной, разгромной покражи.

– Немецкой работы вагенбурги на санях, – вполдыха сказал Брага мужику с рваными ноздрями, с натугой рвущему ременные петли оглобель. – Вот бы их пошарпать!

– Мигни, сделаем, – равнодушно предложил варнак.

– Ночи дождись, мигну! – обрадовался Брага. – А то днесь потерял я богатый куш. Моим добром отдарился ссыльный майор Гарусов. И кому, сволочь, отдарился – инородцам! Я сотню рублей на том потерял!

– Уворованную?

– Оно так, – смешался Брага, но окреп голосом, – хоть и уворованную, но теперича – мою!

– Мигни, и ссыльного уханькаем, – хмыкнул меченый каторжанин, – мы за нонешнюю весну вконец проелись. У меня воры есть. Близ кабака, у постоялой избы, нас два десятка топоров. Да по кураям посадов четыре раза постольку моих людишек устроили схрон. От самого Яркова за обозом крались, да не пришлось поживиться. Если здесь нам спроворишь поживу, отпотчуем важно.

– Эй, работнички! – крикнул Александр Гербергов. – Подходи за монетой, а то уроню!

Каждому подходящему он совал в руку по две серебряные копейки. Служилые молчком кланялись и текли со двора фактории. Фактора Брагу Гербергов удержал за рукав шубы.

– Погодь за питьем гнаться! Здесь нужен! Бронное дело у тебя запущено, что кукушье гнездо! Бегом приведи солдат из охранной команды, что при обозе шла. Они в кабаке. Да пусть с воеводина двора пушки волокут. И сами без ружей пусть не прутся! Обскажешь им, где бойницы прорублены. Где у тебя вода, огневое зелье и прочий припас затулен. А на расходы про всё возьми вот.

Фактор уперся глазом в два золотых кружочка на ладони столичного распорядителя. Золото в монете отродясь в Сибири не ходило. Серебро малость гуляло по рукам, а всё больше расчет шел на мягкую рухлядь да на медные деньги. А тут – золото!

– Несвычен я к золоту, – обмокрил языком сухие губы фактор, – не знаю, право, какую обиду вам причиню, но прошу оплатить расходы серебром. Али медью.

– А ты перечти, раззява, что это будет два на десять рублей. В серебре. Аль в меди.

Брага осторожно смел себе в ладонь новочеканные монеты. Осмотрел кружочки.

– Императрица наша на монете выбита? – поинтересовался.

– Она, матушка, – отозвался Гербергов, присматриваясь, как Брага ненькает золото.

Но Брага только вздохнул и протянул назад золотые кружочки. Чуя заинтересованность высокородного господина, повторил с наглинкой в голосе:

– Серебром али медью извольте…

– Вотбред, Himmel und Holle!^{3} – сорвался на брань Гербергов. Сунул золото в карман, достал кошель с монетами. Брезгливо порылся и отсчитал фактору Браге пятнадцать рублей серебряными монетами да на пять рублей набрал меди – алтынами да пятикопеечными, московского еще чекана.

Брага бережно принял серебро, как точно – очень дорогой металл, и низко поклонился, намеряясь быстрее отойти: мало ли что? Вдруг кто сказал этому закаменскому господину, что золото в Сибири идет по полтиннику медью за золотник? В двух монетах, коими насылался ему высокородный господин, стало быть, имелся вес золотника четыре. То есть, стоили в Сибири те золотые кружочки с профилем новой Императрицы не двадцать рублей, а – два рубля. Зачем себя на смех отдавать?

– Ты, фактор, вот что еще! – остановил его Гербергов. – Укажи человека, чтобы свел меня со ссыльным майором Гарусовым.

Брага косо повел глаза мимо Царицына посланца. Уставился на шпили дальнего каменного Троицкого храма. Чего-то разному народу сейчастно требуется ссыльный майор. Ну, Браге с варнаками, положим, княжескую жизнь надо прибрать. А этому, горластому, почто он нужен?

– Ссыльный больно буен, наше высокородие, – гостей не жалует. Сам выбирает, кого принять, а кого из дверей выбить. Может, мне скажете, зачем майор потребен? А я уж далее тишком спрознаю, выйдет у вас беседа, аль нет.

– Мудрено ты баешь, фактор! Но тайны про ссыльного я не держу. Задолжал он мне да со товарищи немалые деньги, прежде чем в Сибирь попасть. Вот, по оказии, хочу тот долг с князя стребовать.

Выговоря лукавую ложь, Гербергов впился с прищуром в лицо фактора Браги. Тотчас заметил, как радостно дрогнул лицом фактор и собрал лоб в морщины. Другим, отчаянным, голосом Брага сказал:

– Да и мне задолжал майор, Ваше высокородие. И мы со товарищи решили сегодня его навестить. Бают, пришел к нему с обозом поклон с немалой кисой денег да одежи пудов пять. Есть, есть у майора, чем долг отдать. Может, вместе и нагрянем к нему?

– Я дела свои привык сам улаживать, купец! – повысил голос Гербертов. – Зови человека, пусть проводит меня! Да пусть мне лошадь подаст!

Глава 4

Пока Брага распоряжался по поводу визита к ссыльному майору, Александр Гербертов поднялся в горницу.

Ученый посланник Джузеппе Полоччио сидел на широкой лавке, оббитой волчьими шкурами. Сбоку гудела голландская круглая печь, до отдушины обернутая в медный лист. На столе перед ученым лежали бумаги желтого цвета. Стоял дорожный писчий набор. Ученый вертел перед собой карту. Карта была древней работы, расписана яркими красками по светлой коже.

– Отобедали уже, Александр Александрович? – на русский лад весело спросил Полоччио. – Если нет, то крикните немедля повара. Я с вами еще раз закушу. Холод способствует аппетиту!

Гербергову повар – франк подал жареную телятину свежего убоя. К телятине добавил вина, согретого тут же, в печи, сдобренного перцем и сушеной цедрой лимона.

– Никак я к сей карте не приложусь, – пожаловался Полоччио. – Без второй половины она мне без пользы.

Он подвинул пергамент жующему Гербергову. Тот обвел цветные линии карты быстрым глазом, отрезал еще кусок телятины. Прожевал мясо, запил горячим вином. Потом перевернул пергамент так, что верх стал низом.

– Арабское изделие, – сообщил он Полоччио. – Арабы юг располагают на верху образа.

Об этом казусе арабских картографов – перемене направления Север – Юг – Полоччио знал еще будучи под именем Колонелло. Ему любопытен был сам сопроводитель от Императрицы – соврет или выкажет правду?

– Мы сейчас здесь, – нож Гербергова коснулся точки на карте, где сливались две синие извилистые линии.

– А где тогда государство Син?

– Вот Китая и нет на карте. А главное – нет на ней Алтая. Карта обрезана по границе тайги. А вам, сударь, как я полагаю, надобно как раз иметь знание не ландшафта тайги, а южных гор и равнин. Или я ошибаюсь?

– Вы отличный специалист, Александр Александрович, – уклончиво ответил ученый. – В свое время я буду иметь возможность рассказать вам о моих нуждах. И об их утолении вами за соответствующую мзду.

Гербертов приподнялся со своей скамьи и поклонился ученому. И вновь принялся за мясо.

– Разрешите понять вас так, – сладко повел далее беседу Полоччио, – что вы, Александр Александрович, продолжите со мною путешествие, как далеко бы оно ни завело?

– Продолжу, – ответствовал без удивления и промедления специальный посланник Екатерины.

– Тогда вторая половина сей карты пусть вас не беспокоит временным отсутствием. Мне необходимо узнать у вас, какими силами и припасами должна располагать наша экспедиция, чтобы неспешно, с длительными остановками, пройти от этого города Тоболеска до страны Син. До города Кяхта.

Гербертов излишне спешно хватанул ножом мясо. Кусок отвалился до неприличия толстый. Проклятый ученый! Ни в Петербурге Императрице, ни по длинному пути к Тобольску он не говорил Александру Александровичу, какова будет цель путешествия. Говорил, конечно, околичностями, что попробует искать древние города и неизвестные народы. Но чтобы два года, да в положении путешествующих, об этом и разговора не заходило. На то, невиданное доселе предложение Гербертов мог немедля отозваться тем, что необходимо-де сыскать на то согласие Императрицы Екатерины. Гонец в Петербург, гонец обратно, да ожидание решения – вот и год уйдет. Тогда есть надежа, что проестся ученый италиец в сибирских весях и не солоно хлебавши повернет назад.

Только вот усмешка ученого больно понятлива. Точно просчитал он, о чем хочет говорить Гербертов. Точно! Ведь просчитал! И если он есть тот авантюрист Колонелло, о коем докладывал граф Салтыков, то в его карточной колоде тузов восемь. Если не все шестнадцать!

– Немедля, сударь, – виновато заговорил Гербертов, – на сей вопрос я дать ответ не могу. Понеже узнал я о целях ваших не за месяц и не за два назад, а за сей миг. Потому, с позволения вашего, должен я всё прикинуть и организовать не менее чем через неделю. Да и то, расчет станется весьма спорным. Тут нужно привлечь сугубо местного знатока.

– Господин Гербергов! – поощрительно улыбнулся Полоччио. – Ответствуй вы мне иначе, враз поимел бы я подозрение, что Императрица Екатерина послала в вашем лице соглядатая, а не ревностного помощника к исполнению моих замыслов! Впрочем, вы ведь из семьи европейской, просвещенной. Не русский дикарь. А потому сомнения нет, что вам требуется время на подготовку расчетов движения и всей хозяйственной части экспедиции. Ежели вы изъявляете согласие взять на себя сии хлопоты, то прошу к завтрему утру отписать в Петербург, Императрице и семье вашей, что мы начнем поход через неделю, и продлится он два года. За благое служение мне и европейской науке по окончании нашего путешествия вам будет оплачено пять тысяч дукатов и передана десятая часть сокровищ, от земли отринутых. То есть, прошу прощения, десятая часть древностей, буде таковые обнаружены будут! Древности те в вашей античной лавке фурор сделают. А вам – прибыток!

***

Егер после обеда возился в сенях, устраивая в них полки под посылки, полученные князем с обозом. Сам барин спал в теплом закутке у русской печи.

В проулок, услышал Егер, вошла лошадь. По ровному топоту копыт определил, что лошадь строевая. Вот беда! Снова барина сволокут на правеж! Ведь просил же его постепениться с баловством, пока обоз не угомонится.

Нет, надо было ему раздербанить факторию и порадовать инородцев товаром!

Хотя, как судачили Егеру местные купцы, таежные жители лишнего не берут. Народцы – люди праведные. И, ежели, при том расчете, что вел бездокументно, на словах, его барин, цифирь не сошлась и встал долг инородцев, то вина тому – алчная и сучья порода фактора Браги. Бают, он держал в должниках половину иноверческих охотников и всегда знал, кто из них и куда кочует. Тое знание требует не только ума и цифирных расчетов, но и доглядчиков. Коим тоже надо платить. С чего платить? А из той же, инородческой, шерсти!

А все же – доказывать воровство Браги али, положим, адъютанта губернатора Фогтова – себе дороже встанет.

И на чей сильный заступ надеется князь, Егеру не понятно. На себя, на силушку свою здесь надеяться точно нельзя.

За ровным копытным стуком недалече послышалось Егеру, будто топочут за первой лошадью вразлад еще лошадей с десяток.

Егер выглянул из сеней в огород. Через пролом в тыне легко скакнула крупная российская лошадь коричневой масти. Всадник, путаясь в стремени, подогнанном под высокого человека, сполз из седла наземь.

– Князь отдыхает, – поспешно сказал прямо в лицо низенькому приезжему Егер, – будить не велено!

– Да я бы и не стал будить князя, – признался незнакомец, – но его, вишь ли, парень, Императрица побудить повелела!

Незнакомец скинул на рыхлый снег подбитую лисой епанчу и предстал перед Егером в малиновом мундире гражданского служивого больших чинов.

А в проулок начали втягиваться уморенные обозным длинным ходом киргизские лошади, запряженные в сани. «Шесть возов, – определил для себя Егер, – шесть возов с крепко умотанной поклажей».

Нарядный незнакомец оглянулся на обозников.

– Ну, что стоишь балабаном? – низким шепотом прямо в ухо Егеру молвил приезжий чин. – Барина будить, поклажу, Императрицей ему даренную, снесть в амбар! Делай!

Егер от важного шепота смешался. Амбаров на осырке^{4} барина, величиной с бабий платок, отродясь не было!

Тут в хлыновском, соседском заборе отошли наскось две широкие горбыльные плахи. В отверстие легко прошла Настасья Старая, в накинутом на махонькие плечи огромном меховом зипуне сына.

Настасья Старая, пряча сухие, угольком мерцнувшие глаза, поклонилась опоясно вельможе и ласково сказала Егеру:

– Ай, молодай! Совсем весна тебе голову обнесла! Вон амбары, вчерась подметенные стоят! Забыл, за сладкой ноченькой, что князь Артем еще с вечера велел складование туда вести? Абы через хлева поклажу не таскать, ломай, пожалуй, забор!

Настасья старая так же легко, как вошла, вернулась за отбитые горбыли высоченного забора.

Незнакомый вельможа кашлянул.

Егер махом подскочил к нему, поддержал за левый локоть, провел в сени и распахнул двери ихней малой горенки.

Князь Артем Владимирыч спал на широкой лавке, укрытый медвежьей полстью. Сладко храпел.

Егер, поймав сморщенное от мужского духа в избе лицо незнакомца, выскочил на улицу.

Возчики стояли возле притомленных лошадей. Егер хозяйским шагом прошел вдоль возов, хлопнул ближайшего кучера по плечу. Кучер от удара присел на коленки.

– Должно быть, в поклаже вино, – сообщил возчикам Егер. – А ежели в поклаже нет – веду всех в кружало! Как будем? Сейчас согреемся али работой согреемся, а винцом ромейским, ледяным, жар потушим? Опосля работы?

Передний повозочный невнятно гукнул и повел лошадь за узду к забору старовера Хлынова. Тогда Егер, подскочив к забору, отодрал две доски. Да повозочный – две.

– Будя, будя! – крикнул, поспешно спускаясь со своего крыльца, Хлынов. – Егер! Подмогни!

Вдвоем со стариком они оторвали перекладины и отвели в сторону, будто ворота, саженный кусок забора. Повозки тронулись к длинному, в угол рубленному амбару.

Теперь сзади стал командовать голос князя:

– Егер! Последние трои саней сюда, к дому подворачивай!

Егер послушно сам подвернул последних лошаденок к своему крыльцу, ножом подрезал веревки на клади. Кладь была ровной – на обеих санях лежало всего по пять одинаковых, крупной ткацкой работы мешков. Мешки были смазаны варом. Для корабельных, морских припасов тканы такие мешки. Трафаретной работой на черных мешках красным суриком было помечено их содержимое. Рисована или подкова, или гвоздь, удила, канатные зацепы, молотки.

Князь поднял на плечо первый мешок и зашагал в сени. Егер поднял второй и тут же уронил на снег.

– Они что – чугуна туда навалили? – с досадой на себя рыкнул Егер в лицо возчику.

– Не грузил, не ведаю, – скучно сообщил возчик и пошел к товарищам, таскающим поклажу с других возов в огромный амбар Хлынова.

– Молчи, дурак, – сказал Егеру появившийся рядом князь. – Раз ты, как мартовский кот, нынче и мыша не словишь, берем сей мешок обои. Взяли!

Когда за углы донесли мешок до сеней, князь тихим голосом сообщил:

– Заместо меченой поклажи, монеты там. Серебряные рубли. Императрица мне на Государево дело послала. Кому гукнешь – зарублю.

Егер на это подтянул живот, рывком выдернул углы мешка из рук князя, присел, крутанулся юлой, будто в резне подсекал коня, и мешок очутился на его плечах.

– Раз дело Государево, о том сразу уведомлять надобно, – хмыкнул Егер, – я один такой важный припас стаскаю, иди в избу, князь.

– Редко кому удается перетаскать тридцать тысяч рублей на плечах, – поддел Егера князь. – Повезло, теперь богатый будешь!

– Эх! – крякнул Егер, – богатство что борода: растет – колется, а дорастет – солится! Лучше век молодиться, чем под серебром горбиться.