Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Провозились с обустройством обороны день да ночь, почти до рассвета.

Когда солнце поднялось над землей на три своих диска и никаких конников на горизонте не означилось, Артем Владимирыч готов был закопаться вместо фашины перед любой пушкой. Ведь тишина стояла над степью! Обыденная тишина!.. Хорошо, что Полоччио по обыкновению спал и от прилюдных насмешек князя избавил.

Внезапно со стороны северских гор в сторону реки Оби над курганом пролетела стая ворон. Птицы оглушительно каркали.

И снова настала тишина. Такая тишина, что слышно было, как шуршит клубок перекати-поля, с которым от безделья играл легкий ветерок…

– Ну, слава богу, идут вороги, – сказал молчавший рядом с князем Баальник, – а то заждались…

Глава 24

Сначала от предгорья показалась пыль. Много пыли. Потом донесся топот копыт. Как и рассчитывали, на левый фланг русских шла основная масса конных варнаков.

– Левка! – крикнул князь. – Заряжай!

– Готово! – донесся голос Трифонова с батареи, невидимой из-за кургана.

Только прокричал Артем Владимирыч, как Байгал, что был у него за адъютанта и рассыльного, тронул его за руку.

Мать-перемать! С правой стороны, там, где пролегал сухой широченный безводный лог, тоже показались всадники. Они были много ближе, чем те, что стремились прорваться на левый фланг русских.

Артем Владимирыч краем мысли понадеялся, что это валихановцы, коих привел на битву Вещун. Но на меховых шапках быстро несущихся всадников голубые ленты не развевались.

Донесся дикий, со страхолюдными взвизгами крик нападавших. Князь Артем бросил коня, побежал к пушкам правого фланга, и чуть было не сшибся с монахом Олексой, бежавшим туда же босиком, с подвязанной к поясу – до оголения ног – рясой.

Одним взглядом князь высмотрел всю картину наспех устроенной батареи. Костры возле пушек – горят. Запальные трости – горят. Артиллеристы прилегли сбоку пушек, для хоть малой, но верной опаски от отката.

– На триста шагов подпускай! На триста… – успел только выкрикнуть Олексе Артем Владимирыч.

Тот дико обернулся на князя, быстро наложил на него крест и вдруг проорал тяжким басом:

– Огонь!

Новоделы Демидова нестройно рявкнули и сунулись назад, зарываясь хоботами в рыхлую землю. Артиллеристы, по пять душ на ствол, подкатили их снова к упорным столбам, задергались банники, полетели в жерла картузы с порохом, ядра.

– Огонь! – тем же басом проорал Олекса.

Князь выпрямился. Оказывается, все это время он стоял в наклон между двух коней, которых Байгал держал вроде щита от нечаянных стрел. Артем Владимирыч утер лицо рукавом и глянул в сторону нападавших. Они сбились в кучу, некоторые скакали назад.

– Огонь!

Пушки опять вдарили. И вдарили в самую кучу всадников. Князь явственно увидел, как ядро снесло с лошадей сразу трех всадников и пропало в людской гуще.

– Уйди от греха, князь! – заорал уже прокопченный порохом Олекса, ворочая пушечное колесо. – Не мешай работать!

Князь вскочил на своего киргизца, повернул и было поскакал на левый фланг. Но тут до него донеслось знакомое имя. Он недоуменно обернулся.

– Артем! Артем! – орали другие, дальние, всадники, полукругом охватывая тех, что попали под пушечную мясорубку и безумно метались среди покалеченных лошадей и валяющихся на поле побитых кощиев.

На шапках внезапно налетевших кочевников вились голубые ленты. Это были люди Валихана.

Пушки правого фланга замолчали. На пару мгновений оба конных отряда замерли друг против друга. Потом раздался страшный людской вой. Его перекрыл первый, самый звонкий при сече схлест сабель.

Но любоваться смертию было некогда. Жутким частым грохотом и горьким запахом полуспаленного пороха понесло из-за кургана. Артем Владимирыч пришпорил киргизца и понесся влево. Байгал невозмутимо скакал рядом с князем – стремя в стремя, помахивая нестерпимо блестящей родовой саблей. Ему не терпелось опробовать тайно склепанное боевое железо в деле.

На левом фланге отряда было худо. Тот отряд степных разбойников, что заходил от гор слева, определенно пушечный бой знал. Кощии неслись на батарею Левки Трифонова не кучей, а лентами, давая ядрам место для свободного, пустого пролета. Князь сумел разглядеть бунчуки на копьях десятских. Джурджени… мать бы их! Эти просто так не отвяжутся. Пока или они урусов не вырежут, или русы – их. Бойкие, стервецы!

Еще миг – и орда вылетит на батарею и, понятно, в тыл обороны русских.

Князь Андрей заорал непотребное. Но из солдатских окопов уже раздались скученные в залп выстрелы, потом солдаты выскочили из мелких окопов и удивительно быстро построились в три малых каре.

Три живых квадратных крепости медленно двинулись на конников. В пыли, поднятой множеством солдатских ног, посверкивали жала полутора сотен штыков.

Боя супротив каре мунгальские кочевники не знали. Остановились, дико перекрикиваясь.

Левка Трифонов, чтобы заставить супостатов побойчее лезть на трехгранные штыки, задрал хоботы своих пушек и два раза ударил навесными ядрами по задней куче разбойников.

После короткой ругани люди в халатах и островерхих шапках перестроились. Вперед выскочили около сотни молодых кощиев и с воем понеслись на каре.

До князя донесся голос Егера:

– Огонь!

От ружейного залпа десяток всадников улетел с коней, но остальные удвоили остервенение.

Егер заорал уже в полный голос:

– Ружья – суй вперед!

Копья нападавших кощиев русские отбили с уроном себе. В центр каждого каре свалились по десятку солдат. Ярые молодые джурджени побросали бесполезные против каре копья и взялись за сабли, надеясь быстро покрошить пеших солдат.

Сабли нападавших джигитов успели стегнуть по длинным штыкам. Но тут дико заржали их кони, проткнутые штыками в грудь. Всадники же падали, подымались, орали своим богам и пешими бросались с саблями на живую крепость. И тут же неумолимо попадали на острые жала каленой стали.

Когда осталось от сотни – десяток, молодые отскочили назад.

– Пошлют сейчас стрелы, – сказал, не глядя на князя, Байгал.

– Вот те хрен! – весело крикнул в лицо внука Акмурзы Артем Владимирыч.

Он уже заметил, что три пушки, стоявшие в обороне центра, да три пушки с правого фланга перекатились во фланг основной наступавшей массе джурдженей.

И еще успел заметить князь, что люди в шапках, помеченных голубой материей, уже не рубились, а разбежались по полю. Им было теперь не до сражения – оно для них кончилось, и пришло время обдирать порубленных соплеменников… Вот почему Олекса повернул пушки!

Шесть пушек Олексы почти с ходу стали посылать ядра с невиданной бойкостью во фланг растянутой куче джурдженей. Батарее Левки Трифонова мешали бить свои же солдаты, собранные в каре.

– Скачи к Егеру, – крикнул князь Байгалу сквозь вой людей и пушечный гул. – Пусть перестроит каре в три линии и уходит из-под наших ядер!

Парнишка порозовел лицом, дал шенкеля и вылетел махом на линию боя. Князь же сообразил, что парень русских терминов не разумеет и черте что может сказать Егеру. Вынув саблю, Артем Владимирыч катанул зубцами шпор бока своего киргизца. Тот подпрыгнул, но седок уже натянул узду. Скакать в сечу не пришлось.

Кочевники вдруг с визгом развернули коней и понеслись назад, к далеким горам.

Егер крикнул солдатам:

– Лежать!

Каре рассыпалось, солдаты попадали наземь. Через их головы, вдогон убегавшим, одиннадцать пушек дали еще по три выстрела.

***

Конец боя Полоччио наблюдал с крыши вагенбурга. Думал. При конце пути, как писалось в инструкции, от русских надо освободиться. Он тогда придумал подкупить кочевников и перерезать этих сибирских дуболомов… Теперь передумал.

Теперь ученого посланника не отпускала подлая мысль, что князь тогда, на крыше вагенбурга, не соврал про отказ братьев по Церкви выкупить жизнь ученого посланника.

Если иезуиты имеют интерес только в золоте, а к Полоччио после оговоренной доставки им золота интереса не будет, то этот вариант подлой лжи надо обдумать. Хотя – думать нечего. Тогда выход один – держаться за край майорского мундира русского князя и держаться крепко!

Повар-франк громко застучал по сковороде половником – приглашал Полоччио обедать. Время в бою летело быстро.

Князь Артем Владимирыч посередине, слева – Вещун, с правой руки – Акмурза, так они подъехали к предводителю зело помогших кочевников – Валихану.

Валихан сидел на бойкой лошадке чуть впереди своего отряда. Увидев русских посланников, первый начал слезать с лошади.

Артем Владимирыч одним махом покинул седло и оказался на земле скорее кочевника. И первый сделал шаг ему навстречу.

Над остатком живых людей Валихана прошелестел шепоток удивления.

Валихан, не оборачиваясь, махнул. Двое кощиев раскинули кошму на пожухлую траву. Артем Владимирыч сел первый, подогнув ноги. Валихан замешкался.

Акмурза с лошади сказал Валихану, мешая китайские и мунгальские слова:

– Садись, кан! Почести у русских не идут в счет. Дружба – дороже!

– Йе! – подтвердил Артем Владимирыч. – Скажи мне, друг, много ли людей ты потерял в битве, когда защищал нас?

Разговор вел сам князь, говорил по-тюркски. Иногда ему помогал Акмурза.

– Было нас… – тут Валихан показал восемь пальцев и замолк. Старый нойон Акмурза подсказал сзади:

– Восемь сотен мужчин у него было. Три сотни мужчин они оставят здесь мертвыми, князь.

Акмурза замолчал.

Вещун, оглаживая бороду, сказал по-русски:

– Род его погибнет, если немедля не откочует в русские пределы…

Князь поинтересовался у Валихана: должен ли русский отряд заплатить вдругорядь за военную подмогу?

Валихан вскинул на князя сухие, жесткие глаза. Через щелки век было не прочесть, что он скажет. Да князь и так знал ответ вождя малого кочевого племени.

Дешево стоит жизнь в степи. Еще дешевле она будет для рода Валихана, когда другие, соседние, племена, против кого он бился, быстро придут за ним и его родственниками. Упавший – пропавший. Это у русских не так – упавший не пропавший, поднялся, утерся и пошел. Ведь беда – как вода – нахлынет и сгинет… Нет, у кочевников не так… Утереться не дадут…

Князь поднял голову к Вещуну:

– Белый лист?

Вещун с одобрением кивнул.,

Таких белых, открытых листов на добротной пергаментной бумаге, подписанных сибирским губернатором Соймоновым, за его печатью, но без текста, князь Гарусов имел пять. Вот теперь один белый лист сгодился.

Вещун подал князю с поклоном уже заполненный им два дня назад свиток Белого письма. В нем на двух языках, русском и китайском, именем Императрицы и особого ее поручителя – князя Гарусова предписывалось всем сибирским должностным лицам дать путь и все потребное людям из рода Валихана при его походе на жительство под Оренбург. Там род Валихана получит земли для кочевий, скот и деньги за службу. Поелику род Валихана добровольно перешел под руку Императрицы, состоит у нее на службе и присягой приведен в русское подданство. Дата, подпись губернатора Соймонова, с припиской и росписью князя Гарусова. Князь передал свиток Валихану.

Валихан громко прочитал последнее насчет денег и насчет подданства… Остаток его отряда слушал чтение, не дыша. Потом раздались крики, что присягали уже китайскому наместнику Динь-Тинь-Линю! Присягали на брюхе! Другой присяги у воинов не бывает!

– А чего кричать? – удивился князь Гарусов, тщательно подбирая тюркские слова. – Там, китайцам, вы присягали лежа на брюхе, нам присягнули – кровью. Крепче крови присяги не бывает! И ранешняя присяга китайцам теперь присягой нашей, русской Императрице отменяется. Так, друг Валихан?

Валихан, военный вождь и глава сильно поредевшего рода, тяготно смолчал.

Тогда князь встал. Подошел к мордам коней передних кочевников, держа в вытянутых вверх руках Белый лист.

Встала тишина.

Тяжелые безбожные тюркские словеса, что метал противу Императора китайцев князь Гарусов, кочевников не расшевелили. Но Артем Владимирыч знал, что говорить. Закончил он ругань тем, что в Оренбурге каждого мужчину ждет отдельная юрта, для жены и детей. И что воевать им, их детям и внукам никогда более не доведется. Только пасти скот и устраивать праздники.

Но тишина стояла. Тяжелая, недоверчивая.

Егер, на случай лежащий в засаде с десятком солдат в сотне шагов от переговорщиков, поднял руку… наверное – стрелять.

И вдруг разом прокатился над степью тихий и согласный шепот:

– Джарайда! Джарайда! Катерина! Катерина!

Они, надо полагать, уже знали, какими бывают праздники в степях Оренбурга…

Откричав так, остатки отряда Валихана, отказавшись даже поесть, заспешили к своим аулам – немедленно начать откочевку. Пока всесильный и кровавый джуань-шигуань провинции Кунг-Дао не прознал о предательстве рода Валихана.

Все еще смурной, Валихан взял бумагу, сунул свиток в левую ичигу – сапог и, не оглядываясь, пошел к своему коню.

Князь, тоже пасмурный и недовольный, обедать решил позже. И пошел глянуть на раненых в устроенном среди телег лазарете.

Ранеными оказались восемнадцать человек. Убитыми – двадцать шесть. Олекса подсунулся было в лазарет за убитыми – хоронить. Вещун, правивший перерубленную руку матом орущему солдату, прикрикнул на Олексу:

– Не трожь. Солнце еще не упало.

– Ты это чего, старик? – возмутился Олекса.

Князь решился вмешаться, благо, злости хватало.

Вещун его опередил:

– Чтобы после нашего ухода отсель не было поругания телам наших людей – их надо предать огню. А сие действо велено древним наказом вершить при заходе солнца. Готовься, монах, собирай дрова. Костровище палить не ближе ста шагов от кургана. Место выбери сам.

Олекса выпрямился во весь рост и резнулся башкой об оглоблю телеги. Пока тер зашибленное место и подбирал в ответ старцу мягкие христолюбивые словеса, Вещун говорил уже князю:

– И ты готовься, княже. Поймали мы себе на хвост огромную гадюку. Сии кощии теперь не отстанут от нашего пути…

– Отстанут, – грубо ответил Артем Владимирыч, – у меня на то способ есть! А русских будем хоронить по христианскому обычаю… Извини, старик. Потом поймешь!

Князь, уходя к солдатам от пронзительного взгляда Вещуна, посмотрел на крышу вагенбурга, где обедал ученый посланник и его присные. Подумал, что насчет упокоения убиенных прав Вещун. Но и Олексу забижать никак нельзя. Да и среди солдат пойдут пересуды. А уж ученый посланник ославит на всю Европу русских дикарей, жгущих трупы своих солдат. Вот если бы пожег чужих…

Вот блядомор напал, а! Везде – политика. Даже в степи.

Князь подумал, что зря обидел старца, много содеявшего для отряда. Тогда обернулся, мягко сказал Вещуну:

– Разбирать нам обряды и обычаи здесь некогда, отец. Сам же сказал – гадюка на хвосте. Прямо сейчас, чую, где-то рядом рыскает их разведка. Своих павших немедля захороним в общей могиле, за курганными пределами. Но креста над сей могилой не встанет! А вот помету, где русская могила, мы такую установим, что и через сто лет внуки тех, конных татей, помнить будут, где наши люди полегли…

Сказал так и крикнул Олексе, чтобы выносить тела погибших.

Артем Владимирыч быстрым шагом пошел прочь от Вещуна. Искал Егера.

Тот сидел на краю наспех вырытого окопа рядом с Баальником и пытался первый раз в жизни покурить трубку. Кашлял, дурак, но тянул горький дым.

Князь сел на бруствер, не глядя на курительные мучения Егера, сказал ему, что надо сделать с трупами кочевников.

Егер кашлять перестал и задрожал рукой с трубкой. Старый, много видевший Баальник тихим голосом, но голос тоже дрожал, поддержал намерение князя:

– Урок надо дать, надо… Урок такой силы, чтобы раз и навсегда запомнили – с нами битися, можно. Если охота пришла – смерти отведать…

Егер выплюнул изо рта остатки табачной крошки и пошел к солдатам с диким, но княжеским приказом.

***

Полоччио в дела войны не мешался. Он с Гурей, пока было светло, лазил с факелами в курганный ход. Его образовывала по сторонам земля, а сверху – необъятная гранитная плита. Уткнувшись в каменную кладку стены, Полоччио стал было соображать – как пробить эту стену.

Способ придумал остромыслый иудей. Он предложил стену не ломать, а осторожно вынуть верхний ряд камней, что лежат прямо под плитой. И в ту дыру лазить. А середину каменной кладки никак не ломать. А то получится то, о чем говорил старик Баальник, бывший вор и бугровщик.

Ученый посланник утвердил этот вариант бугрования.

Бить молотами кладочные камни под самой плитой Полоччио велел своим рабам, купленным за вино – Вене Коновалу и Сидору Бесштанному.

Они с молотами встали у стены, ждали команды – бить. Широкий проход в земле так и остался загороженный вагенбургами. В проходе, кроме обреченных на смертный конец молотобойцев, находились Полоччио, Гуря, князь Гарусов, старики Вещун и Баальник. На случай большого веса богатств снаружи, за вагенбургами, ждал призыва Егер с тремя десятками добрых солдат. Кто держал наготове мешки, кто – носилки.

Полоччио отошел от стены на десяток шагов крикнул:

– Бей!

Тяжелые молоты враз ударили в один камень. Он неожиданно и сразу упал внутрь кургана.

Собравшиеся напряглись. Но внутри огромного холма стояла тишина. Только чуть слышно сыпался потревоженный песок.

Полоччио быстро подошел к стене, ткнул тростью соседний камень. Командовать уже не пришлось. Два молота ударили в указанный камень, и камень так же, с обычным стуком тягости о землю, без грохота, свалился внутрь.

– Обождать бы надобно, – тихо посоветовал Баальник, – чтой-то больно легко у нас получается рубить дверь.

– Бей! – проорал Полоччио, даже не указав – куда.

Коновал и Бесштанный, знакомые с кирпичным делом, ударили по следующему ярусу камней. От их удара улетели во тьму могилы сразу два камня.

– Бей! – уже весело прокричал Полоччио.

За двадцать ударов, это подсчитал Гуря, удалось прорубить в каменной клади проход шириной в полтора аршина от плиты до земли.

А курган, до сего губивший землекопов, на каменную ломку не отозвался даже скрипом или обвалом земли.

Подожгли факелы. Князь крикнул Егера с солдатами.

Полоччио указал – первым идти Егеру. Князь мотнул головой, перехватил у Егера смолистый факел и сам первым шагнул в могильную тьму.

И тут же отдернул ногу – нога провалилась в мягкое, податливое. Крикнув зычно: «Стой!» и опустив факел, князь прищурил один глаз. Сразу стало все видно. Нога по щиколотку утонула в мельчайшем песке. Этот песок покрывал все пространство, насколько виднелось от огня факела.

– Огня! – снова крикнул Артем Владимирыч.

С факелами прошли внутрь могильника Полоччио, Егер, старики – Баальник и Вещун. Помедлил, потом осторожно шагнул в песок Гуря.

Люди стояли в песке, покрывающем до щиколотки земляной пол могилы.

– Тако завсегда бывает, – спокойным голосом сообщил Баальник, – чем старше курган, тем больше в нем на полу тонкого песка.

– Что нам песок! – злым шепотом прервал старика Полоччио. – Глядите, что в склепе!

А сам, на всякий случай, поднял руку – рука не достала потолка. И потолочная гранитная глыба – не шевелилась.

Полоччио осторожно стряхнул песок с ладоней и подошел к людям, что собрались справа от пробитого входа, почти у самой стены, у стены западной. Там расположился большой и плоский камень. На нем лежали кости упокоенного. Лежали ногами на Восток. Головой, значит, к западной стене.

От времени кости перемешались с грудами золотых украшений, с гнильем тряпок и мехов, с трухой от колоды, в которой покойного, видать, положили.

Вокруг каменного ложа стояли разной формы и разного металла сосуды, больше было золотых.

– Давай, давай! – зло заорал в голос на солдат Полоччио. – Давай выносить!

Солдаты, а с ними и Егер кинулись собирать богатый дар мира мертвых. Поначалу было солдатики крестились, потом их залила волна алчбы и они вовсю гремели металлом, в полутьме сталкивались, матерились.

Баальник помогал собирать добро, поминутно покрикивая:

– В песке ройтесь, робяты, в песке!

В песке, и впрямь казалось, что драгоценностей валяется больше. Монеты, разноцветные камни, непонятные пока колокольцы то тут, то там выгребали солдатские руки.

Полоччио поднял безумные глаза на Егера:

– А ты чего стоишь? Кричи сюда людей с лопатами да носилками! Раздвинуть вагенбурги для лучшего прохода! Пошел!

Егер вроде сложил губы для матерного ответа, а потом сам, тоже как полоумный, выскочил из могильника и заорал про носилки.

Носилками добро мертвого покойника великого чина добывать наружу стало много быстрее.

***

Вещун тронул за руку Артема Владимирыча, собиравшего золотые и серебряные украшения с костей, лежащих на каменном постаменте. Князь, оглянувшись, увидел Гурю, стоявшего без дела.

– Бери мешок, собирай добро! – крикнул князь Гуре.

Тот послушно подбежал, схватился за угол мешка.

Артем Владимирыч тогда выпрямился, обвел глазами спешные работы в могильном подземелье, для порядку, – и пошел за Вещуном. Его факел стал угасать, только у Вещуна факел пылал ярко.

Сначала старик осветил потолок над местом, где лежал оскаленный череп покойного. Артем Владимирыч крепко вцепился в левую руку старика. Вверху, на гранитной плите, непонятно как к ней прибитая, зеленая от времени, виднелась толстая полоса меди, длиной в руку и шириной – в локоть.

Вещун, легко достал рукой до пластины, стер куском ткани патинную зелень. Теперь четко увиделось то, что уже представил князь: Божий крылатый зрак – знак суров.

– Свою могилу… мы – на распыл… пустили… – роняя голос, тускло проговорил Артем Владимирыч.

Вещун будто тех слов ожидал – тут же ответил:

– У своего царя взял – своей царице отдашь. Благопристойно сие и вельми одобряемо истинной верой… Повторю, что сказано древними: «С покойным отправляют в могилу драгоценности на радость Богам, а потом, через тысячи лет, – на помощь последнему роду». Нечего казнить душу… Ты поступаешь по обычаю…

– Я, что ли, последний род?

Вещун не ответил, потянул князя за рукав в темный угол погребального склепа:

– Ты сюда глянь, княже, вот где – беда…

Оба подошли к углу склепа, что супротив пробитого входа. Присели. Воткнув факел позади, взяв княжью руку в свою, Вещун утолокал ее в песок выше запясья. Артем Владимирыч почуял обо пальцы – сырость.

– Подержи так руку малость, – посоветовал Вещун.

Князь послушался, стал держать руку в песке.

Вокруг уже не орали, только пыхтели, таскать песок и драгоценности стало потно.

Полоччио услал Гурю вон из могильника – считать выносимое добро. Гурю сначала материли, потом отстали – некогда. Да и солдаты, не дождав приказа, стали подменяться. Весь отряд толпился у входа в Древний могильник.

Князь уловил кожей пальцев, что снизу как бы подсикнул фонтанчик воды и вокруг руки стало еще мокрее. Он поспешно вытянул из песка руку.

– Понял? – тихо спросил Вещун.

Но князю отвечать времени не было.

– Все – вон! Все – вон! – заорал он, чуя в собственном горле истерику. Толкнул Полоччио, Егера, пару подвернувшихся солдат. – Пошли вон! Курган оседает! Погибель идет!

Схватил за полу армяка очумелого Егера и потащил за собой к выходу.

Полоччио, увидев столбами вставших солдат, поднял руку. Рука его, а ведь того не получилось еще и получаса назад, теперь коснулась гранитной плиты! Показалось еще, что плита легко дрожит. Не сказав ни слова, Джузеппе Полоччио скорыми шагами устремился к выходу.

Побросав нагребенные носилки, за ним кинулись и солдаты. Увидев сие, Полоччио закричал тонким голосом:

– Бунт? Выносить имущество!

Но солдаты в напоре своем уронили ученого посланника на пороге склепа и бегом подались подальше от проклятой рукотворной горы.

По указу князя, люди уже растаскивали тележный курень, подбирали любые манатки и неслись с ними подальше от кургана.

В проеме кладочной стены огромного саркофага показался Вещун. Лик его не дергался, глаза не бегали. Своим звучным голосом он сказал людям:

– На две сотни шагов уйдите с погребального места! Время, отпущенное богами – вышло!

И пошел прямой и крепкой походкой от кургана по направлению ко князю.

Артем Владимирыч с ужасом видел, как позади старика в черном одеянии медленно, без шума просаживается вниз огромный земляной холм.

Вот он ушел в землю на аршин… на два… Теперь – на три! Оседал громадный холм, величиной с уездный город без звука. И только мелкие камушки катились с его вершины.

Замер курган. Люди стали оживать, шевелиться.

Полоччио первый раз подошел к старому Вещуну и первый же почтительно спросил:

– Что сие было, баас?

– Древние, – подумав чуток, громко, как бы для всех, ответил Вещун, – знали о негодяйной тяге разного рода людей к богатству, им не принадлежащему. Вот и придумали крепкую и хитрую от завистливой алчбы потомков – защиту. Дабы спасти все главные ценности, положенные не людям, но Богам!

– Положим, спасли не все ценности, – подбоченясь, сказал Полоччио, – нам досталось сугубо много от бесполезных богатств, старик!

– Досталось – еще не осталось! – строго произнес Вещун. Повернулся и пошел прочь. Потом внезапно оглянулся: – Ты бы, чужестранец, отдал поклон сибирской природе.

– Я не друид – траве кланяться, моя вера – правая, самая верная и на прочном камне стоит. Перекрестить тебя за мое скорое предупреждение – могу. Верой моей так разрешено. А не разрешено – языческие поклоны развешивать… Озерам да камням. Да и за что?

– За то, что спасла тебя наша природа от неминучей погибели. Но раз ты не умеешь сложить в уме простые вещи, то не кланяйся. Но потом – меня ты вспомнишь. И не раз. И природе нашей – еще поклонишься…

***

До вечера, падая с ног от усталости и без потребной жратвы, люди наладили обоз, сложив на особые, отдельные телеги, под солдатской охраной, все добро, добытое у покойника. Лошадей и повозок теперь не хватало.

Два раза объехав обоз, наблюдая готовность, князь заметил, что Баальник складывает свою поклажу в повозку Вещуна, высвобождая свою под общинную поклажу. Князь крикнул Егера. Но тот, как оказалось, уже освободил три повозки из пяти, занятые княжеской поклажей, казной и шабольем для сна и сменной одежи.

Джунгары, видя намерения князя, оставили занятой только повозку Акмурзы. Своих двадцать большеколесных арб они отдали в обоз.

Вагенбурги не трогали, пусть их.

Наконец наладилось.

Вечерело. Над остатком кургана, над обозом пролетел холодный ветерок с реки.

Князь достал демидовский двуствольный пистоль и дал дуплет. Обоз под щелканье бичей тронулся.

Не успели отъехать и на полверсты, как сильно потянуло смолистой гарью. Потом там, у кургана, появился заметный в сумерках серый дымок. Он быстро загустел. Стали отрываться к небу языки пламени с обрывками копоти.

Вослед обозу сильно и сладко потянуло горелым мясом.

Это над могилой русских, павших при обороне курганного дела, доверенные и не языкастые люди Егера подожгли переложенные смолистыми бревнами около полутысячи трупов погибших в набеге кощиев.

Огонь вдруг метнул языки пламени в полнеба. Светом облило далекие горы.

Враг должен знать, до какого предела могут дойти русские, зашедшие в эту страну по своим делам, но тронутые подлым нападением.

Кто-то в обозе понял, что горит. Слезливо ахнул.

– Пошли вперед! Вперед! – рявкнул невидимый в темноте князь Гарусов. – Вперед! Русские от дыма только крепчают!