Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Глава 34

ТАЙНЫЙ ОТЧЕТ КУЗНЕЦА КОРНЕЯ ИВАНЫЧА КНЯЗЮ ГАРУСОВУ О ПРЕБЫВАНИИ В ГЛУБИНАХ ЗЕМЛИ, ПОДТВЕРЖДЕННЫЙ КРЕСТОЦЕЛОВАНИЕМ

Сели Артем Владимирыч да колыван Корней возле каменного барельета Дагону, куда никто не заглядывал, стали разговор вести.

– Глотнули мы, княже, побольше воздуха да, попрощавшись с белым светом, по вервию тому заскользили с Фогтовым вниз. Что там, внизу, не разобрать, будто преисподняя. Темень жмет со всех сторон. Вода глаза заливает, дышать мешает. Да и дышать-то нечем. Будто в омут кинулись. В водоворот. Да тут еще Фогтов своими сапожищами все руки мне ободрал…

– Тоже, поди, дышать хотелось да побыстрей опуститься, – встрял улыбающийся кузнецу князь.

– Ну да, правильно, – помедлив, согласился кузнец Корней Иваныч. – Вот, чую, все, нету во мне больше воздуха, сейчас руки распущу и ринусь в беспамятстве вниз! И тут, как будто кто мое слово услышал – плотно встаю ногами на твердь. Сначала через кожу сапог не мог разобрать – что сие за твердь? Камень, али древо, али металл какой? На сторону откинулся. Веревку, конечно, не отпустил, дал Фогтову на тую твердь встать. Только он свои сапоги рядом с моими сапогами пристроил – опять неведома беда! Та твердь вниз пошла. Да не просто вниз, а как на карусели – вниз и вбок!

– И тут же вода исчезла, – снова встрял князь, – так?

– Не исчезла вода, – строго поправил князя кузнец, – полилась рядом. Да с грохотом.

***

Артем Владимирыч вспомнил, что тогда, наверху, у отверстия, куда скрылись Корней Иваныч и Фогтов и куда с шумом падал поток воды, они все услышали, будто вода ни с того ни с сего ударила об гулкий металл. Словно в огромное кованое ведро. Всего миг длился этот звук, но Артем Владимирыч перекрестился, супротив его стоящий Полоччио рванул на рубашке верхние пуговицы – у горла. Только Гербертов, сидевший прямо на голом камне, даже не двинулся, а иудей Гуря быстро отошел от дыры в земле.

Самое жуткое пришлось пережить князю, когда веревка, к коей привязаны были добровольные охотники побывать под землей, быстро поползла в дыру.

Корней Иваныч тот факт вспомнил:

– Так и было, да! Поползла веревка! Оказалось, княже, что стоим мы с Фогтовым в огромном ковше из металла, полном воды. По пояс в воде стоим. Да не просто стоим, а несет нас вниз. Давай мы осматриваться…

– Во тьме – ощупываться, – поправил докладчика князь.

– Ну да, ощупываться, – согласился кузнец, – темнота округ нас не разошлась ведь… Ощупываемся, стало быть. Ковш, где мы стояли, был квадратного изделия. Примерно аршин на аршин да по высоте – в аршин. С двух краев сего ковша нащупали мы петли. Через те петли пропущена опять же металлическая штанга в руку толщиной, и идет она вверх. Я тогда уцепился за тую штангу…

– Не врешь, кузнец, про металл во чреве горы? – насупился князь. – Разве то возможно?

– Да, так возможно. Потерпи, княже, сейчас поймешь… Уцепился я за ту штангу правой рукою, залез на край того ковша, а левую руку повел вверх. И оказалось, что это действительно огромный ковш, точнее как бы бадья на коромысле, каковые видел я по молодости лет в Змеиной горе, у Баба Демид. Только у Баба Демид – все сотворено из древа. Самоя бадья, да не одна, а десяток их, бадей-то, крепятся там, в Змеиной горе, на огромное деревянное колесо и водой то колесо, как будто колесо мельничное, двигается. А в бадьях-то в Змеиной горе подымают наверх шлихту, дабы потом спустить ее по ступенчатому корыту, дабы золото за ступеньки-то и зацепилось… Тут я Фогтову и говорю, когда понял устройство, чтобы он, как токмо бадья наша достигнет низа и пойдет вверх, прыгал бы из нее…

Сказал, а сразу и подумал: а куда мы попадем, если прыгнем? И какая высота будет до земли, если, дай Бог, там, под бадьей, земля окажется? А ежели там озеро бездонное и безбрежное? Или болото? Много мыслей у меня в голове простучало. А тут, чую, бадья вверх пошла. Как на исповеди баю – в страхе непонятной погибели даже о Господе не помыслил. А у Фогтова, как оказалось, страха у него нет! За край бадьи перекинулся, на руках повис и мне орет богохульным словом: «Прыгай, бодлива… мать!» Я от его такой скверны тоже за край бадьи перекинулся да руки-то и отпустил…

– И ничего не случилось, – опять помедлив, продолжил Корней Иваныч. – На твердь земную, каменную, и прыгнули! О-о-ох!

– Дальше рассказывай, – отмахнулся от оханья колывана князь, – дальше!

– А вот дальше я даже не знаю, как и говорить… Оказались мы, княже, с Фогтовым в огромной пещере. Почто говорю «пещера» – да потому, что на разных высотах в ней есть, видать, щели, через которые сочится дневной свет. Мало его, но оглядеться и все увидать – можно… Факелы нам, стало быть, не понадобились…

Артем Владимирыч первый раз пожалел, что и сам не полез в страшную водяную яму.

– Увидели мы все колесо разом. Оно огромное, из какого металла исделано, даже сейчас не соображу. На нем навешано бадей таких сорок штук. То я попросил Фогтова счесть, по своей неграмотности. А сам стал механизм исследовать. Приводит его в работу вода, это ясно. Но там, где ось того колеса крепится, есть разные огромные зубчатые колеса. И рычаги разные. Покрутился я возле них довольно. Понял я тогда, что можно одним рычагом колесо остановить, а другим можно быстро закрутить али медленно. И еще всякие разности можно рычагами производить – например, то колесо вообще от водяного упада отвести. Я взял и отвел… Да только некогда мне было далее умствовать с той важной машиной. Фогтов меня диким ором позвал…

Корней Иваныч не суетно, но важно перекрестился.

– А позвал он меня оттого, что прямо у того места, где мы с ним на землю спрыгнули с бадьи и как раз где концевые рычаги того колеса проходили при его верчении, стояли или… как это сказать? Уложены были рядами вот такие, как ты, княже, говоришь, латунные поддоны. Я тогда как поднял в руки одну пирамидку – сразу понял: золото! Да и как удобно лежит! Только и оставалось нам с Фогтовым накинуть дужку того, латунного поддона на рычаг колеса, крикнуть вам и то колесо водой запустить на движение! Золото само к вам в руки и приплывет!

– Поднимется, – поправил колывана князь, соображая, откуда кузнец начнет врать.

– Да, поднимется!

– Так, хорошо. А отчего обрушение получилось, Корней Иваныч? Только ты, вот что… на происки Бога али Сатаны не сваливай то дело. Правду говори!

Корней Иваныч перекрестился, достал из-под рубахи нательный крест, поцеловал:

– Правду, как она есть – так и баю… Вы там, наверху, что-то замешкались. Да и Фогтову возле тех поддонов с золотом вроде как делать было нечего – я и один мог на рычаг колеса накинуть дужку поддона… Шага два подтащить поддон к механизму – на то у меня силы есть…

«Да уж, – подумал Артем Владимирыч, – на то, чтобы шагов пять проволокти по земле поддон, набитый золотыми пирамидками, силы нашлись и у Егера…»

– А Фогтов, как оказалось, начал ходить по коридорам внутри скалы и на двери из металла наткнулся, а возле них – на идолов поганых.

Артем Владимирыч поднял руку. Рассказчик примолк.

– Одного не возьму в толк – отчего ты вокруг да около крутежь устраиваешь? Говоришь «металл», а не «железо», к примеру.

Корней Иваныч покряхтел, покряхтел, опосля того вымолвил:

– Да оттого, княже, что тот металл железом ну никак не назвать! Железо, оно бы исгнило там, ибо влаги боится и рже подвержено! А сей… металл блестит, будто вчера клепан! Я малость металлов все же повидал на своем веку. Могу бронзу от меди али от серебра отличить. А тот металл… он вроде желтый, но никак не злато. Или, скажем, не железо, златом крытое. Да и сколь бы злата потребно было мастерам, чтоб тую махину покрыть! Само колесо, княже, крест кладу, такого нашим мастерам не исделать! У Баба Демида, в Змеиной горе, колесо в пять раз меньше, устроено из дуба и лиственного дерева, токмо прошейни на бадьях под валики – чугунные, да сам главный вал вылит из стали! А здесь все литое… Одна спица того колеса, Бога не побоюсь, величиной вон с ту сосну… по которой Гуря лазил и за то по мордасам получил!

– Выходит, – тихо сказал князь, – что колесо то уходит ниже уровня озера?

– Выходит, так. Там вроде широкой щели пробито и в ней как раз половина того колеса помещается. Это я приметил уже тогда. Когда меня от подъемного дела Фогтов отвлек… Что еще там в щели есть – не знаю. Княже, ты меня прости, но я человек верующий и всякому противобожному страху подвержен… Некогда стало мне поддоны поддевать, когда Фогтов идолов увидел… высотой выше сажени… Стоят оне по обеим сторонам высоченных дверей, тоже из того, желтого, металла… А сами идолы из камня. Камня такого я в горах сибирских не встречал. Словами же их, тех идолов, не описать. Вроде издаля стоят два черных человека. Но вместо лика человеческого – морда звериная. И вроде плащей на них, но из желтого камня плащи и в пятнах… И с лапами, что болтаются…

– Леопарды! – воскликнул Артем Владимирыч громче, чем надо бы. – Подтверждаешь, аль нет, что видел статуй черного человека в накидке из леопардовой шкуры? И морды зверя леопарда лики тех статуй закрывают?

Корней Иваныч виновато вздохнул:

– Оно так, княже, подтвердил бы, кабы видал того зверя – леопарда. Одначе, ежели такой зверь и есть, то в Сибири он не водится. Да и не маска то на человечьем лице, а настоящая голова зверя на человечьих плечах… Выпил бы я сейчас водки, княже, голова гудит…

– Правильно. Леопард, он в Африке водится, – отчего-то развеселился князь. Поднял руку. Тотчас Егер кинул ему прямо в руку оловянную фляжку с водкой. Князь поймал кинутое. Подал Корнею Иванычу. – Дальше-то что было?

– А дальше… – тут колыван сделал добрый глоток водки, выдохнул, – дальше-то прибежал я на зов Фогтова, встали мы у дверей тех, что идолы охраняли, и ждем… Ну, не ждем, конечно, а молимся… Помолились и решили те двери толкнуть. Мабуть – раскроются. Ну, толкнули. Ну, одна половинка двери стала уходить вовнутрь. Забыл доложить, что хоть и каменные были те идолища, но кажный держал в руке по стальному мечу. И ржа той мечи ни капли не тронула. Думаю тотчас себе – нагнусь и под мечом, что отходящую половинку двери перегораживал, на коленях внутрь и проскользну!

– Порог! – опять крикнул князь.

Корней Иваныч глянул на него с удовольствием:

– То и оно, княже, что многому меня в детстве батька учил. А еще больше – дед. Тот все твердил, что порог у жилища – вещь Богова и прикасаться к ней надобно со стережением. А лучше – совсем не касаться. Молнией, можно сказать, мелькнула сия дедова заповедь у меня в башке, но в последний момент. Когда я уже руки чуть было на порог не поставил, но перекинулся я телом, все же порога не задев. И тут же оборачиваюсь – Фогтова предупредить… Иноземец все же нашего древлянского поверья про порог, поди, не знает… Да… А он, черт иноземный, ступает на высокий тот порог, как матрос в кабак – надменно… А у идолища в этой… леопардовой шкуре… меч прямо в каменной руке провернулся, и по тому месту, где Фогтов на порог ступил, лезвие и сверкнуло…

– А не сказку брешешь? – усомнился князь. – Как в руце каменной мог меч вертеться?

Корней Иваныч насупился:

– Эх! Коли бы ты с нами полез, княже, тебе бы до смерти хватило поминать тот день и кажный час в той пещере!

Артем Владимирыч снова отмахнулся рукой от словес жеманных:

– Говори далее!

Корней Иваныч засопел, заговорил тихо:

– А далее – страх Божий. Пополам разрубил идол клятый Фогтова, прямо ровно – от затылка до портков…

– Мог бы хоть одну его половину наверх вынуть, чтобы сие доказать! – досадливо сказал князь, – теперь придется снова лезть в ту нору!

– Я – не полезу! – угрюмо ответил колыван. – Казни, но не полезу. Страху мне в иной раз – не пережить! Ведь я, опосля того, как половинки Фоггова о пол стукнулись и кровь его мне штаны, вот видишь, облила, побежал! Просто побежал… из одной большущей пещеры в другую… третью… пятую. И бег мой шел по костям человечьим. Они пол прямо вроде соломы застилали. Я и креститься грешным делом забыл…

– Откуда же кости? – спросил, чтобы спросить, князь. – Точно – человечьи, а не Зверевы были кости?

– Человечьи кости… крест перед тобой кладу… Такое было, княже, на некоих заводах Баба Демид. Я сразу понял, что я увидел в тех подозерных пещерах… Баба Демид, того ты, поди, не знавал, когда ему царская комиссия ревизией грозила, тоже свои тайные подземные рудники топил. Благо – воды хватало. Топил вместе с работным людом. И я, так было, кости тех работных самолично под Алтайскими горами видал. Нынешний Демид – не в отца пошел. Обращение знает с рабочей скотинкой…

Артем Владимирыч понял, что Корней Иваныч именно с этого места своего рассказа начал густо разбавлять правду вымыслом. Про порог, про каменных идолов с мечами… Такое в любой русской деревне услышишь… Другое дело, что колыван точно описал, что у стражей порога были леопардовые лики и накидки из шкур леопардов. Эти знания – тайна, и не каждому даны… Только в Египте можно такие статуи видеть, да в Египте, поди, колыван и не бывал… А в Библии, ежели Корней Иваныч чел ту Библию, про то, как выглядели стражи нетеру, не описано. Тоже – со страху. Как не описаны и те, кто с огненными мечами стал у ворот Бха-Гон, у ворот Рая, когда оттуда Бог Ану прогнал Адама и Еву… Нетеру там стояли, в леопардовых накидках… С огненными мечами… сурской ковки…

– Ну а спасение к тебе – как пришло? – поинтересовался Артем Владимирыч.

– А просто пришло… Хлынула вдруг вода, да не ручеек какой. А прямо море воды! И меня как понесло… как понесло… Побило о камни, и очутился я под небом нашим… уже в озере, не в пещере… Низкий мой поклон Егеру: кинул мне вервие – самому бы век не выплыть на берег…

– Больше сказать про пещеру нечего? – спросил, приподымаясь, Артем Владимирыч. – Грех Демида, про который ты упомянул, – его грех, да и рассвет вон уже намечается…

Корней Иваныч подниматься вослед князю не стал. Расчетливо допил из фляги, отложил ее в сторону и трезво и четко спросил:

– Как же – сказать нечего? Когда я столь много пещерного золота наверх поднял?!

– От того золота свою порцию поимеешь, – сухо ответил князь. – Может, спать наладимся?

Корней Иваныч неотрывно смотрел в лицо князя, стараясь попасть взглядом прямо в зрак. Глухо произнес:

– Не все еще сказано, княже. Я, поднявшись на поверхность, сказал, что почти все золото вынул наверх. А на самом деле, одну, почитай, песчинку с этой вот горсти, – кузнец зацепил ладонью горсть прибрежного песка, – одну песчинку и явил под очи твои да под очи иноземца клятого… От того богатства, что там сокрыто, – кузнец отшвырнул горсть песка с ладони. – До того, как здесь с тобой идти перешептываться, я с Вещуном парой слов перекинулся…

– Ну и что сей шебутной старик тебе посоветовал? – весело, но криво-весело спросил князь, левым локтем нащупывая рукоять пистоля за обрезом душегрейки.

– Посоветовал тебе не открываться. Мол, тое золото и серебро, да и другое что, о чем я тебе покудова и не баял, принадлежит навечно богам. А не людям. И трогать то богатство дозволения свыше – нет. А тронешь – беда придет. Погибель.

Корней Иваныч замолк, снова уставился в глаза князя.

Взгляд колывана Артем Владимирыч выдержал. Уже догадался он, что дальше последует, посему и держал себя как бы в железах.

– Конечно, старик Вещун – он старой веры, умирающей, стало быть… Есть у нас… – прокашлялся Корней Иваныч, – люди верные… не воры, не тати, а душой свободные люди. Душой. И есть у нас задумка одна… Ты ее поймешь, княже?

– Пойму! – улыбаясь, откликнулся Артем Владимирыч.

– Я ведь там, в пещере, тогда так механизм рычагом заглушил, чтобы он ту дыру, куда мы спускались и откель подымались, бадьей своей заткнул. Но знаю я один способ, как сызнова, но уже – со дна озера попасть в тую пещеру и механизм тот закрутить… И тем доступ к золоту поиметь…

– А потом – что? – все еще улыбаясь, спросил князь.

– А потом… потом соберем мы с тобой ватагу верных людей, как в былое сотворил Стенька Разин… людей, коим царствие сие надоело, коим свобода нужна, купим корабли да уплывем… хоть вон… в Америку…

– А там? В Америках? Землю воевать? Людей резать?

– Пошто воевать? Пошто резать? Купим себе землю от Акиана до Акиана… Назовем ту землю новым русским царством, а тебя на то царство – изберем царем… Как положено – в соборе возгласим. А хошь – так королем?

– Какая разница? – спросил колывана Артем Владимирыч, думая уже про свое.

Корней Иваныч тоже думал про свое, когда следил за правой рукой князя, что полезла по левую подмышку. Под полой своей стеганки левой рукой кузнец ухватился за рукоять короткого, но острого косаря, каким рубят мясо.

Князь же вытащил из проймы платок, высморкался в него, прогундев:

– Простыл я тут, с тобой секретничая. Хоть бы и правда, секрет какой был, а так… сказки… – сунул платок назад, руку вытянул уже с пистолем и с шага расстоянием – саданул с двух стволов прямо в переносицу Корнея Иваныча.

Голова колывана разлетелась, забрызгав кровью и князя.

– Стенька Разин… ишь ты! – пробормотал Артем Владимирыч, вставая и откидывая сапогом сверкнувший в рассветном солнышке косарь. Перешагнул безголовое тело и прямо так, с пистолем в руке, зашагал к лагерю, всполошенному нечаянным выстрелом от озера.

Навстречу князю бежал Егер с десятком солдат. За ними, увидел князь, виновато и грузно бежал инок Олекса. Увидев грозящий именно ему кулак князя, инок Олекса повернул назад. Обрядового моления, понял он, не требовалось.

– Иди там, у озера приберись, – приказал князь Егеру. А солдатам подтвердил то страшное, что они и подумали:

– Колыван наш порешил меня прирезать, забрать царицыны бумаги на мое имя да податься на китайскую сторону… – тут повысил голос, – и всем нам за измену Императрица наша головы одним бы топором срубила! Палач – не плотник! У него топор в работе мало изнашивается, а потому и остер!

Солдаты благоразумно хохотнули дурной шутке и побежали за Егером к теплому, безголовому телу предателя.

Глава 35

– Разве наша орава может незаметно пристроиться на голом месте, – сплюнул Егер, – когда окрест даже люди шастают? Будто сход какой отзвенел! – и зло растер плевок.

Отряд встал на изрезанном в каменные ломти плато меж рек Джида и Селенга, уйдя на три версты в сторону от накатанной купцами чайной дороги к Кяхте.

– Кяхта там, – показал рукой есаул Олейников. Утер бороду, зачем-то подумал. Повернулся влево и той же рукой снова показал: – А там – Байкал, чутка правее – наша станица Заиграево. Родина, значит, наша, семейских казаков. Верст четыреста скакать в сторону Байкала. Близко.

– А сколько же будет ехать до города Кяхта? – в упор спросил есаула Колонелло.

– Селенгу перейти монгольским бродом и будет день пути. Ерунда…

– Так пошли! – выкрикнул ученый посланник молчавшему князю.

Артем Владимирыч вздохнул. Этот орала с каждым днем становился все нетерпеливей. Шлея ему под хвост попала? Или же точно – тут конец пути? Полный конец? Надо бы сейчас вот так тихо притулиться, пару дней посидеть, подумать. Над чем думать – было. Только Егер прав: больно людное и видное здесь место. Вон, в паре верст отсель – опять скачут всадники. Резво скачут. А кто таковы будут? И куда торопятся? И сколько же их в окрестных горах?

– Так пошли! – снова громко встряс воздух Колонелло, – чего нам бояться? Нас же ждут!

Да, действительно, идти надо, думал Артем Владимирыч, хотя ждут не нас. Не русский военный отряд. Тут ученый посланник соврал. Про себя не соврал, конечно. Его-то и ждут, растопырив руки. Чтобы не упустить двадцать восемь возов невиданного богатства… Да вот, Колонелло, не в коня корм!.. Князь злобно тряхнул головой. Проходивший мимо солдатик отскочил и кинулся бегом… Реку Селенгу надо перейти. Больше двигать некуда. А там, за рекой, ежели подняться чутка вверх, на высоты, как сказывал есаул Олейников, есть тихое, затинное место Уч Сак – зимовка пастухов местного контайши. Низина там, а из нее выходят три дороги – сакмы. Не мешок, а если и мешок, то дырявый, выбраться будет легко, ежели приспичит…

– С водой там туго, – говорил есаул Олейников, – зато из-за многости дорог туда мало кто по осени забредает. Защиты для зимовья нет – так и место пустым стоит… И до Кяхты ехать – пять верст. Даже пешком туда, в Кяхту, если приспичит, можно оттапывать по пять раз за день…

– Пошли, – наконец согласился с ученым посланником князь. И тихо шепнул есаулу Олейникову: – Веди на Уч Сак!

Есаул первым вскочил в седло, крикнул что-то своим казакам, по-русски непонятное, и наметом пошел к еле видимой реке.

Обоз зашевелился. Усталые люди вяло поворачивали к югу заморенных коней, вяло скрипели колеса.

Устать было отчего. Три дня, прихватывая когда и ночь, солдаты перешпиливали возы со своим хозяйством. Добытое в кладе Колонелло золото едва выдерживали на торном пути пятьдесят телег. Да то, что было добыто под курганом Нигирек, занимало тридцать повозок. Да пушки, да ружья, да огненный припас – занимали еще сотню повозок. А пропитание, амуниция, артельное имущество? Как весь этот груз ни перекладывай, менее чем двести пятьдесят телег его не увезут.

Артем Владимирыч в который раз глянул на полулист, где его же рукою был произведен расчет денежных трат на экспедицию. И чернело там тощее число – 6201 рубль. Все, что осталось от начала экспедиции. А конца ей не видать… Да еще и неизвестно – какой это будет конец…

***

Император Китая при последнем свидании с папским посланцем, нунцием, узнав от него об аглицких военных кораблях, полных военных людей истинной, католической веры, что вот-вот зайдут в устье Амура, дал слово не претендовать на подкурганные богатства, кои принадлежат Святой Римской Церкви. Но сам от борьбы за те богатства с подлыми, упрямыми русскими уклонился. Нунций стал настаивать, при том нечаянно оскорбив Императора Поднебесной империи.

– Русских, да, мало. – Строго заговорил Нунций. – Но они за полдня битвы собьют с места и порушат китайских воинов! – сказал нунций и тут же замахал руками – Император потянулся к золотому колокольчику!

Звякнет золотой колокольчик – нунций тот обычай страны Син знал, и его немедля на простой телеге отправят из страны!

Перестав махать руками, нунций Валентиций быстро сказал:

– В битве с русскими помогут победить только особые ружья – огненного боя. Те ружья Европейским сообществом католических стран запрещено продавать в Китай… Но жизнь – есть неизбежность битвы. Битвы, например, с теми же глупыми запретами… Ваше Величество…

Нунций Валентиций замолк. Поднес к лицу руку – как бы креститься. А на самом деле – отер липкий пот.

Толмач перевел слова нунция на китайский лад. Император медленно отнес руку от золотого колокольца. Гортанно выкрикнул несколько слов.

– Покажи те ружья, посол. Покажи немедля. – Скучно перевел толмач.

Нунций Валентиций вздохнул и вяло помановал рукой своему служке. Тот тотчас же выскользнул из приемной императорской залы. Вот и этот… служка, когда его спросят иезуитские допросчики, долго ли торговался нунций с царем страны Син насчет поставки ружей, скажет – отдал тотчас… Понятно, служке на родину не вернуться… Однако ничего нет в сем подлунном мире тайного, что не стало бы явным. Надо лишь надеяться, что Император этой варварской страны сам не проболтается насчет ружей огненного боя… Ему тоже сей послух невыгоден – тогда англы, голландцы, да те же русские бить китайцев станут всех подряд. Бить смертно, без разбора… Нунций осторожно выдохнул воздух… Ему еще предстояло подвигнуть Императора Поднебесной на очень щекотливое дело – переписать историю поднебесной империи… Папа Римский, наместник бога на земле, велел сотворить сей подвиг немешкотно. Ружьи – ружьями, а Святому престолу, дабы легитимизировать свое право на бежественную власть, пришлось подложно удревлять историю страны Грекии, страны Италики, да и всей Ромейской империи. Бумаг, свитков и книг из – за сего ретишмента пожжено немеряно и тайно… Ничего не сделаешь – надобно, вельми надобно доказать, будто и Грекия и та же Италика существовали задолго до казненного на древе Сына Богоматери. И не свинопасами были греки и латины, а учеными людьми, искусными во всех инженериях, в письме, в военном деле… Оприч соседних народов, кои вот теперь и должны глядеться, как рабы и свинопасы греков да латинян… Ловко исполнено!

Папский нунций споткнулся о неприметный порог очередной беседки, которую проходил в свите Императора. Споткнулся и тотчас вжал голову в плечи… Ничего… Забыли, видимо, китайцы про зло спотыкания о порог. Не наказывают сего проступка отрубанием головы…

Скоты, ей-Богу! И этим скотам – сочинять как бы ихнюю историю? Да еще аж от Сотворения мира! Смешно… Смешно… Но много и пользительного в этой планте блюстителя папского престола. Есть еще в Европах ученые Людины, что могут поднять на смех фантазею о древних как бы народах свинопасов да пастухов – греках да ромеях… Поднимут смех, а тут им в морду – бумага. Мол, вот доказательство вам, смехотворны, – Китай тоже имел и науку и письмо… и бумагу изобрел даже раньше вас, европейцы! И порох… и… чего там надобно еще за китайцев, собирателей и поедателей крыс и змей, произвести, а?

Додумать папский нунций программу сочинения истории страны Син не доспел – свита вышла во внутренний двор императорской резиденции. Служка нунция успел приготовить к стрельбе два старых, не видом – устройством – фитильных ружья.

Ружья торчали стволами в небо, но рослые охранники Императора тотчас прикрыли владыку Поднебесной своими телами.

Нунций кивнул своему служке. Тот быстро подпалил кресалом фитиль, зажатый в собачке курка. Нажал на курок. Фитиль достал до пороха на полке, и сбоку ружья пыхнуло. Потом громыхнул выстрел. Пуля бесполезно ушла в синеву неба.

Император сузил губы и бешено посмотрел на нунция. Тот понял, но пожал плечами. Тогда Император грозно проревел в сторону охраны. Двое рослых китайцев приволокли на аллею среди цветов старика. Поставили там, в десяти шагах от Императора, и убежали в стороны. За кусты.

– Покажи, как ружье забирает жизнь, – потребовал толмач от нунция.

Нунций Валентиций почуял в голове кружение. Вот уж этого нельзя

делать его руками… Бог провел его, нунция, к великому сану не для того, чтобы его позорно потерять. Император грозно глядел на нунция. Ноздри его широкого носа раздувались.

– Стреляй ты, – чуть повернувшись к своему служке, приказал нунций, – стреляй, я отмолю грех…

Служка покорно навел ствол ружья на старика, притащенного охраной Императора. Спустил курок.

Старика подбросило в воздухе, с его ног слетели тапочки, кровь окрасила кусты с белыми цветами. Он упал на камни вымощенной аллеи кулем – переломленный пополам.

Император медленно прошествовал к убиенному. Потрогал тело длинной, золотом инкрустированной тростью. Выпрямился, повернул лицо к толмачу. Проговорил несколько кратких слов. Тот сухо пересказал отрывистый лай Императора:

– Прошу, посланник моего младшего брата, пойдем в прохлады моего дворца. Там ты напишешь – когда и сколько ружей мне привезут… И что для этого мне надобно сделать с проклятыми урусами, без спроса посетившими мои земли…

***

Вечером нунций Валентиций, выехав в своей повозке за ворота города Байдзын, задышал легко. За ним на лошадях следовало десять человек из личной гвардии Императора. За конниками шли пешим ходом четыреста арбалетчиков из армии Императора. Два года назад английские купцы доставили в Китай, по просьбе католической миссии в Пекине тысячу толедских арбалетов, стреляющих калеными железными стрелами. А с ними и человека – ветерана Столетней войны, умеющего учить арбалетному бою.

Китайцы против арбалетов не спорили – арбалетный бой у них был от Чингисхана, посему иностранного учителя пропустили через притоны нижнего города, где его, пьяного, кто-то зарезал. Китайской армии учитель – не в честь, а вот арбалеты стоили его смерти. Толедская сталь десятикратно прочнее китайской стали, которая давала натяжение тетивы на убой только в двести шагов. Толедские же арбалеты били прицельно и точно на четыреста, а при особом воине крепкой кости, – даже на шестьсот шагов…

Нунций вздохнул, огляделся в повозке и сам стал натягивать толстые шерстяные носки на дряблые ноги. Своего служку он оставил во дворце Императора Поднебесной – требовалось свершить обычай этой варварской страны…

***

Услав человека в красном халате, ну-ни-цы, сразу после подписания бумаг об оружии огненного боя, на северную границу с отрядом арбалетчиков, Император, самолично правя парой лошадей, в легкой повозке проехал по Запретному городу к тайной казарме, где утром стреляли из ружья. Там он призвал к себе служку того смешного красного человека, оставленного в казарме обучать императорских гвардейцев огненному бою. Снова на мощеную площадку перед казармой вынесли два ружья.

Теперь служка красного человека стоял рядом с Императором, а рослые китайцы чистили шомполами стволы ружей, сыпали туда по pox , забивали пыжи, толкали круглые пули, снова забивали пыжи… Император, скосив узкие глаза, заметил, как у служки красного человека опустились уголки губ, когда один из китайцев просыпал порох из мерной медянки мимо дула…

Император рявкнул. Толмач промолчал. Просыпавший порох покорно пошел по аллее, через десять шагов остановился. Опустил голову…

– Мимо стреляй, – быстро шепнул толмач служке, подсунувшись на миг к его уху.

Император жестом предложил служке красного человека выстрелить в провинившегося. Служка охотно подчинился. Подняв тяжелое ружье, он навел ствол на ладонь выше головы стоящего на аллее… Выстрелил. Пуля, было слышно, прошла листвой и ударилась в дерево, скрытое кустарниками.

Император покачал головой. Поманил к себе едва не убитого охранника. Тот подполз к владыке Поднебесной на коленях. Император тронул его за плечо, велел подняться. А служку толкнул, показав рукой на то место, где только что прощался с жизнью большой слуга Императора.

– Иди, иди, – прошелестел сзади служки толмач, – игра такая… Иди быстро.

Служка встал в десяти шагах – перед дулом ружья. В него сейчас целился тот, кого он не пристрелил. А этот скот, Император, накрашенный, как баба, под зонтиком и в позолоченных, но деревянных сандалиях, улыбался. «Я на коленях к нему ползти не стану, – подумал служка из монастыря Святого Павла, что стоит в середине Рима, тайно служащий иезуитам, – я им не скотина, я – слуга Божий! Надо бы крест наложить…»

Круглая пуля снесла ему голову. Китайцы учатся очень быстро и очень тщательно. Особенно – убивать… Император сел в свою повозку. Он убил двух лис. Разом. Перед ужином полюбовался на хорошее оружие, а заодно выполнил секретный пункт договора с красным человеком – ну-ни-цы, который просил не оставлять в живых его слугу, свидетеля сделки, от которой придет в ужас вся Европа. Сделки о тайной поставке в Китай огнестрельного оружия… Что-то еще болтал тот красный монах о тайном удревлении истории Поднебесной Империи, что-то весьма политически заманчивое, да это – потом. Всех дел в стране не переделаешь… Вечность впереди… Вечность – это хорошо!