Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

Глава 6

Когда специальный посланник Императрицы покидал избенку ссыльного майора, то после прощальных слов коротко сообщил о воровском намерении пошарпать у ссыльного майора. Сообщил, будто о чем обыденном, как нечто обыденное, передал в руки Артема Владимирыча два письма, сел на коня и ускакал в сопровождении казачьей свиты.

Артем Владимирыч разобрал в тусклом свете коптилки, что первое письмо было от отца – мать грамоте не умела, только цифирью знатно ворочала. А вот второе, долгожданное письмо – было от Лизы Трубецкой, нареченной и любимой.

Разворачивая письмо от Лизоньки, князь забыл про все, что его окружало. Сие письмо было первым от нареченной, пока он, князь, находился в ссылке. Оттого дрожали руки, и некогда было снять нагар с дымящего фитиля.

Конверт был плотно упакован. Артем Владимирыч, шипя бешеные словеса про малохозного Егера, искал по избе ножницы.

При тех поисках – малость остыл и начал думать. Например, о том, что намерился держать совет с Егером. Ежели б неделю назад ему передали навет о разбойниках, ни на миг не супротивился бы князь желанию размять кости в жуткой ночной резне. Но ныне, когда самой Императрицей доверено ему важное дело, бесчестно было бы отдать живот за десяток грязных шишиг.

Да, надобно собрать шаболье и уходить. Может, сегодня воры начнут потеху. Первый петух вот-вот прохрипит за полночь. Вдруг ноне ждать топоров и ножей?

Ножницы сыскались подсунутыми под матицу. Артем Владимирыч только надрезал жесткий конверт письма, как сенная дверь скрипнула. Шарясь без света, в избу мягко ступил огромный Егер.

– Что во дворах? – ровно спросил Егера князь Артем, убирая оба письма во внутренний карман мундира. – Гербертов сейчас намекнул мне о воровской шатии, намеренной нас пошарпать.

– Тихо во дворах, барин, – ответствовал Егер. – Я тоже сегодня о том воровском расчете оповещен. Но, вижу по лицу, ты, барин, ретираду готовишь?

– Ну ты, бесовран! А хоть бы ретираду! Риску раньше желал, теперь не желаю. Большое дело под ножи варнаков класть не намерен! И тебе потехи не дозволяю! Бери короб, укладывай!

Князь говорил зло и повысил голос от прилива крови. Оттого не услышал, кто вошел следом за слугой.

– Поспешать бы не надобно, княже, – раздался из-за спины Егера старческий говорок. – Нам тебе подсобить велено. Так мы подсобим. У люда нашего есть свой спрос к тем ворам, коих ты в гости ждешь.

Артем Владимирыч вытянул выше фитиль коптилки на земляном масле. Желтый свет осветил углы, дверь и говорящего возле двери. То был староста «деревянного конца».

– Здравствуй, Никодим, – в голос сказал князь. Таиться голосом застыдился, хотя воры могли подсунуть слухача прямо к позадкам избы.

Староста древоделов достойно поклонился старинным поясным манером.

– Никодим, – сказал ему князь Артем, – дело зреет убойное. Отсель резону не вижу мастеровым в крови руки мочить. Пока еще воло– детелем здесь Мятлев, Губернаторовы послухи ему о том донесут и вас как бунтовщиков возьмут в железо. За нарушение указа о безоружии простолюдинов. Не голой же рукой ты собрался воров гонять?

Егер прокашлялся:

– Стало быть, батюшка барин, Никодим не от себя пришел. Выборный он к твоей милости от ковалей, древоделов и торгашей. Им всем спокой надобен, а не топорники в ограде.

– Так, – подтвердил староста Никодим, – выбран я послом к твоей милости от городового общества. Видишь ли, княже, еще до тебя, пять годков назад, так же с обозом, прошли в город воры Митьки Приобского. Нас Губернаторова стража насчет топоров стреножила, а сама по кураям разбежалась. Воры взяли посады на поток, пожгли их и рвались в кремлину. Насилу толстобрюхие тогда пушками отбились. Мы же горя поймали до хлебала. Теперь общество решило того не допустить. На сходе народ наш выбрал тебя воеводой. Верховникам же того не доложили. Им недосуг до народной крови, они в Россию отбывать наладились.

Артем Владимирыч с тех слов опустился на табурет. Как же так? Кто мог язык распустить о его, князевом, возвышении из ссыльных до Императрицей поименованного генерала? Губернатор Мятлев о том один догадывался, но не знал! Ежели он сболтнул, ох и боек губернатор! Скотина! Народ против воров подзужил. И князя к народу хитро пристроил. Мало того, сквозь пальцы посмотрел на давно запретное русское вечевое право народа избирать непременно князя воеводой над ополчением.

Ловок Мятлев! Ибо, порезав и поковав воров, князь Гарусов тут же попадает в разряд людей вне закона. Что с того, что от воров отбивался! Сам на сам с ними хоть годами воюй! Но народ в то дело не влеки! Это же бунт!

– Бунт, значит, спроворили? – горько брякнул князь Артем. – И меня, значит, в заводчики записали? На виселицу меня, значит, готовите? Это кто же такой мудрый так порешил?

– Не кипи душой, княже! – спокойно молвил Никодим. – Тебя никто и не просит на белом коне вострой сабелькой махать. Всего-то от тебя требуется милость. Головой кивни, что согласен. А мы далее сами пойдем с Божьей помощью.

Егер зло хохотнул в кулак. Князь Артем встал с табурета.

– Это ты к чему гнешь, староста? К тому, что я согласие дам на резню, а сам, как наш губернатор, в кусты залягу?

– Заляжешь, княже, – елейно молвил Никодим. – Тебя ныне беречь требуется почище того губернатора. Нам то ведомо. Да ты за совесть свою не майся. Отмолена твоя совесть. И началие твое над нами отмолено.

Князь Артем ругнулся татарским черным словом.

– И я тоже так говорю, – быстро ответил староста. Но немедля притом перекрестился. Больно уёмист был матерный заряд. Противобожен. – Ты ведь, княже, в заблуду введен незнаемым лицом. Тебе, поди, сказано, что воров всего два десятка с обозом просочилось?

– Оно так! – встрял Егер. – Так было сказано. Я свидетельствую! А что, воров поболее?

– Две сотни нами насчитано к нонешней вечерне. Сотня в городе по затынкам набата ждет, да еще сотня стоит за посадами, на берегу Тобола. Вот те уже не воры. Конная джунгарская сотня. Они грабежам от Чингисхана научены. Проворят набеги от Зайсана до Оби. Тем и кормятся. Так что, княже, есть тебе самый резон знамя поднять, но самому от него в сторонку отойти. И по причине важности твоей жизни, и по причине заступничества за наши души. Когда мы тех варнаков порежем да повяжем, ты один сможешь нас от гнева Императрицы заслонить. В том тебе вера.

В сем месте резкой беседы Артем Владимирыч, горя гневом, все же отметил слова Никодима о джунгарской сотне.

– Повтори, старче, о джунгарах.

– Повторю. Тому лет двадцать назад джунгарские татары к нам последний раз добралась. В тот раз мы молодого их вождя – Акмурзу – сильно обидели. Долго они на Тобольск не ходили. Забылись и нами их обиды. А ныне, видать, их кто-то осознанно направил в наши края. Ищут они нашего добра или важного для непонятного торга человека. Всегда так подлые кощии проворят свои делишки. Опять пора им кровя пустить. Для уроку.

– Так. Понял. А что, бояре в крепости не ведают о сей сотне барымтачей?

– Знают. Ведают. Вот и загородились в кремлине к ночи. Наши купчишки к сумеркам стаскали туда свои прибытки. Жен да стариков с детьми за кремлевскую стену спровадили. А сами возвернулись. При пищалях. Твоего слова ждут. Так есть твое слово, княже?

Смутная догадка о вооруженных кочевниках, запросто ходящих от Китая до обских пределов, не давала князю Артему направить мысли на предстоящую резню. Да еще полезли совершенно черные думки.

– Егер! – резко спросил князь. – А как же нас о том черном деле не предупредил сосед наш, кержак? Калистрат Хлынов? Поди, тайно съехал двоеперстец?

Егер замялся. Переступил ножищами в старых ботфортах князя. Оглянулся на старосту Никодима. Потом прогундел вымученно:

– Так точно, барин! Съехал!

Никодим выпучил глаза, поняв, что есть тайное намерение у князя в делах с кержаками. Попятился в сени.

– Никодим! – крикнул вслед Артем Владимирыч, – передай людям мое слово! Но заместо меня в ряды встанет Егер. С моей саблей да в моей же шапке! Знаком встанет! А я же порублюсь простым воином!

Благостно крякнув, Никодим убежал во тьму, хрустя ломаным тыном.

Князь Артем потер загривок. Походил, не глядя на Егера. Тот поджал подбородок, но глаза долу не правил. Смотрел как бы усмешливо.

– Чего пялишься? – не сдержал гнева князь Артем. – Смеешься, что князь поверил раскольнику, честь ему преподнес на ладонях? Так за то, знаешь?..

Егер несуетно нашарил на спице богатую волчью шапку князя, надел. Из припечной щели достал княжескую саблю. Провел рукавом по лезвию, тусклому от крепости стали. Только потом буркнул:

– Не изрос ты еще, барин. Больно горячишься по своим годам. Калистрат Хлынов со товарищи уже отжимают тех джунгар от речной поймы. В городе сполох загудит, тогда и они начнут нехристей меж дерев распинать.

Услышав сей выговор себе от слуги, князь Артем опять ругнулся. Но на свой счет. Достал из щели под матицей полосу бумаги с тайным паролем к нему Императрицы Екатерины. Махнул Егеру рукой, сунул в проемы душегрейки два пистоля.

Егер матерился нешуточным лаем в дверях, подгоняя князя. Артем Владимирыч даже не огрызался. Быстро перекинулся в чистую рубаху, старую бросил на пол. Сдернул с пальца обручальное кольцо древнего, зеленого золота, бросил его в кованый из оружейной стали древний же ларец. Туда же бросил письма от отца и от Лизы – все свое богатство. Захлопнул ларец на потайную защелку и понесся за Егером из избы в огород.

Далеко, верстах в пяти от окраины города, порывами шумел людской гомон. Иногда ржали кони. В ограде Хлынова мелькнуло бесстрастное лицо бабки Старой. Она отвязала коня и толкнула его в открытые ворота.

Раскланиваться времени не имелось. Князь Артем на бегу сунул Настасье Старой драгоценную шкатулку, закинул ногу в стремя и татарским ходом, на одном стремени, вылетел на приречный тракт.

Воровская сотня брала город старым приемом – «опенками». Три, пять, много – десять варнаков – вдруг, по свисту, явились из тени в разных частях города. Немедля вознесся к безлунному небу матерный вой. Затрещало.

Тупые удары злых топоров в приворотные заплоты подняли заждавшихся резни жителей. В трех местах нижних кварталов заплясали языки пламени. Томно, без охоты, наливался звуком набатный колокол нового, каменного Вознесенского храма. С колоколен Троицкого и Николаевского храмов стекал в низ города неуверенный отголосок малых колоколов.

Егер, проводив князя, понесся по улицам на своем русском коне в сторону огня. Огромную волчью шапку князя Артема, что сидела на голове Егера, люди узнали. Из темных оград резво посыпались тонкие бревна. Старики тащили вязаные лыком сучковатые козлы. Бревна падали на погорбки козел, и квартал вмиг оказывался загороженным рогатками. Воровской наряд «опенками» оказался неудачным. Поняв, что попались, «опенки» стали пробиваться кровью в большую стаю.

Егер посверкал княжеской сабелькой лишь для знака. Потом приладил ее к седлу в походные петли и выдернул кистень. На него бежали трое темных мужиков. Один, передний, копьем держал дрын. На конце дрына точеным краем сверкнул кованый топор. Отбив кистенем саморобный бердыш, Егер махом опустил шипастое ядро кистеня на шапку вора. Голова татя звучно треснула.

Второй топорник повернул и побежал вдоль забора, а третий, пьяный, сопя матерности, колол лошадь Егера перекованной в пику косой. Егер дал петле кистеня скользнуть с руки. Полупудовый снаряд, отпущенный лететь, ударил варнака в грудь. Тот грохнулся в снег, подняв валенки. Егер, нагнувшись с седла, вернул кистень в руку. Огляделся.

– Князь Артем! – пронесся по-над улицей условный крик бьющихся с ворами горожан.

– Князь! Князь! – донеслось из других концов.

В огороженные рогатками кварталы из домов летели факелы. Стало светло. Воры свирепо визжали. Горожане зычно перекликались уличными прозвищами, ведая новости о живых и убитых соседях.

На легких санках, с тремя молодцами, подкатил к Егеру староста Никодим.

– Половину варнаков уже положили! – крикнул он. – Другие успели пробиться во двор купчины Бредова! Залом из бревен валят! До утра их не возьмем – станем повытчиками!

Егер завернул коня вслед саням. Если воры раскатают в залом огромный купеческий дом, их оттуда придется доставать только пушечным боем! А откель у народа пушки? Придется людишкам самим притворяться ядрами и гибнуть скопом. Худо!

***

Купеческое подворье стояло «покоем» на целый городской квартал. Три стороны занимали кирпичные постройки. Дом купца, до первого этажа, тоже был сложен из кирпича. Бревенчатый верх дома воры уже раскатали в залом. Образовалась нешуточная крепость.

– Купец где? – крикнул Егер.

– Здеся, – ответил тонкий голос возле стремени.

– Купец, – отбросив чины, сказал Егер, – ведь придется хоромы твои палить!

– Ты, молодец, только воров не погуби сверх штата, – отозвался низенький купец Бредов, известный всей Сибири своей тороватостью, – режь по душе, но двадцать человек мне отдай. Они мне и дом вернут, и поживу!

Егер сообразил, о чем просит купчина. О нереестровых рабах. Гоже!

Он соскочил с коня, схватил двух суетливых горожан и приказал сносить к самоделковой крепости жир, масло и паклю.

Воры из-за бревен видели огненное уготовление. Оттуда было донесся крик: «Помилования!», но кричавший тут же всхлипнул и засипел.

Егер напряг горло. Орать сквозь людской лай и грохот бревен пришлось с надсадой.

– Браты разбойники! – проорал Егер. – Купец Бредов, от милостей своих и с согласия городского общества, просит пощадить первых два десятка воров! Мы согласные на то, как защитники живота и подворий горожан! Кто из вас вперед к нам прорвется, тот живой! Остатные могут молиться! Погибель остатным огненная!

И махнул рукой. В загородку к ворам со всех сторон полетели факелы, оставляя жирные следы копоти. Среди воровского люда заверте лась поножовная свара. Со вскриками рвались через бревенчатый накат перебежчики. Их били вдогон свои, топорами и дубинами.

Егер пробежал по дуге возле купеческой хоромины, подталкивая в спины мужиков. Человек сорок горожан, заревев от калечной истомы, кинулись на залом. На встречный бой. Егер бежал на бревна впереди городского люда. Кистень бешено крутился в руке.

Князь Артем скакал наметом по снежной целине, держась ходом на приречные заросли. Конь резал ноги о протаянный наст и бесился под седлом. Справа на косогоре, увидел князь, прорвали тьму три узких огненных языка. Погодя донесся слитный удар вьючных пушек. Ухо сразу уловило гортанные, нездешние вопли. Князь Артем повернул коня прямо на лед речки. Скотина стала чиркать лед подковами и перешла на шаг.

Пушки саданули вновь. «Ай, как неугодно, – ругнулся про себя князь, – ведь хлынут как раз на меня ордынщики!»

Только подумал, над близким берегом размахались две белые тряпки и прогундели русские голоса:

– Княже! Сюда, княже!

У края льда князь Артем спешился, отбросил повод. Его подхватили ловкие руки из темноты. Другие руки помогли князю подняться на снежный увал. От города донесся рев сотен людей. Князь оглянулся.

Над купеческими подворьями полыхнуло и опало пламя. Снова донесся разноголосый вой. В городских посадах воры богоматерно молили о пощаде.

По протоптанной в снегу траншее к Артему Владимирычу придвинулся кержачий вожак Калистрат Хлынов. В руке у него теплилась свеча в слюдяном стакане.

– Во здравие, княже! – положил старовер два пальца на отворот тулупа. – Заждались тебя, батюшка. Порешаешь всех магометан положить али как?

– Будь и ты здрав, соседушка, – строго ответил князь. – Есть во мне сомнение, что джунгар резать надо. Будут еще гожи для наших дел. А потому, скажи мне, Хлынов, можем мы их в полон обрести? Сил хватит?

Старик замялся. Огляделся. Трое здоровенных молодых кержаков в овечьих, старой дубки тулупах отошли от них прочь.

– Возьмем, князь Артем, полон, как не взять?! Да только не весь ертаул. Малость кощиев мы уже покалечили, тебя дожидаясь. А начнем с бережением бой вести, своих людей много положим. Одначе, как прикажешь, князь. Скажешь лечь в резне – ляжем.

– Прикажу так. Пушки пусть пальнут еще раз. Потом застыньте. К отряду джунгар вышлите перемирщика. Толмача. Пусть орет, что князь Гарусов с ихним мурзой сам говорить станет!

Старик посветлел ликом и зычно крикнул своих ближних. Парни прослушали приказ и побежали в разные стороны, челюпкаясь в снегу.

Пушки пальнули снова. Потом стихло. Среди черных конников, увязших на поляне, появился длинный человек в русской шапке. Он орал им на киргизском наречии енисейских людей, но его, видимо, поняли. От конных людей отделились три верховых, пустили лошадей в сторону князя.

Подъехали. Князь Артем локтями проверил, на месте ли пистоли. Хотел тоже прыгнуть в седло, но передумал. Пошел пешим к трем всадникам, высоко поднимая в снегу ноги. Передний из джунгар, в черной лисьей шапке, неспешно покинул седло и утоп до колен. Потоптал ногами снег, потом двинулся встречь князю.

Сошлись. Лицо джунгарина было изрезано морщинами, но явственно выделялся тонкий сабельный шрам от подбородка до левого уха. Как знак власти, на левой руке предводителя узкоглазых воров тускло отсвечивал круглый золоченый щит, вроде немецкой супной тарелки.

В висках князя Артема застучало – на древнем золотом щите был выбит знак суров-надсмотрщиков – крылатый Шем с изготовленным к убийству божьим оружием. Князь Артем был из суров, сию аллегорию знал, вожак кощиев – нет.

Посему, решил князь, переговоры надо стремительно двинуть до злого кровопуска джунгарских всадников. Иметь вожаку показно, при себе, без понятия сущности сей жуткий и древний знак – каралось смертью. А ежели этот кощий имел знак надсмотрщиков с понятием да взял его силой – тоже смерть. Только длинная, с помощью рукастого Егера.

Князь Артем сощурил глаза, удерживая бешенство, спросил у вожака супротивцев его имя и чьего он рода. Говорил князь по-татарски, ловко и с вывертами. Как вальяжный татарин больших чинов.

Джунгарии удивления говору князя не показал, однако совершил малый поклон:

– Акмурза – Белый Вождь меня зовут. Из рода Найман. Наша тамга – пиринши. Палка по-вашему. Древний род. Какой ты князь и какого рода?

– Князь Гарусов. Из рода Гедеминовичей. От Ордынских великих ханов.

– Чем докажешь? – подозрительно сощурил глаза Акмурза, оглаживая саблю.

От своры его людей тотчас донеслось складное и тонкое визжание стали, выскребаемой из ножен.

Князь Артем вынул двухвершковый кинжал древней, дамасской еще работы. Обжал рукоять кинжала всей пятерней и вытянул руку. Лезвие смотрело вниз.

– Долгорукий! – сказал князь и убрал с рукояти большой палец. – Кончак, – и убрал с рукояти палец указательный. Три его пальца теперь держали рукоять оружия.

Акмурза расшеперил глаза. В глуши сибирских окоемов, по его сознанию, русский человек не мог знать древнего и смертельного правила поминания родословной.

Князь малость помедлил. Он сомневался, что степные люди восточной окраины знали великие рода Месопотамии.

– Сур Ак Кан, – сказал князь Артем и выпрямил средний палец, – Шурукан – по вашему говору. Ас-Сур-Банипал, – медленно выпрямил князь безымянный палец.

Теперь кинжал висел в его руке на одном мизинце.

Смысл такого испытания по именам родоначальников был в том, что человек с обнаженным оружием не мог ошибиться. Ежели он врал, но палец убирал, то его убивали за ложь. Ежели не мог назвать родоначальника третьего или четвертого колена, кинжал не падал из его рук. Тогда убивали за обнаженное оружие.

– Сар Гон Великий! – выкрикнул Артем Владимирыч и отвел мизинец.

Тяжелый кинжал по рукоять вонзился в снег.

И в снег прямо с коней попадали воины Акмурзы, Белого Мурзы, вождя древнего, русским людям вполовину родственного племени.

– Ат-татати! – неожиданно вскрикнул матерность старый кержак Хлынов. И тоже пал на колени.

Акмурза трепетно взял кинжал князя Артема, перерезал им сыромятные ремни, что держали круглый золотой щит на левой его руке. Согнул колени и подполз к ногам князя Артема. Протянул ему знак власти:

– Возьми мою жизнь, великий воин, и жизнь моих людей! Или повелевай нами до скончания времен! Этот щит мой прадед, Суюккан, снял с мертвого сурожанина. Его крови на мне нет! Клянусь Нибиру!

Артем Владимирыч аж побледнел от древности клятвы. Сим словом Акмурза показал ему, что они – точно одной крови. Может, только чутка разбавленной!

– Пусть будет так! – провозгласил Артем Владимирыч и принял золотой щит. – Эй, люди! Юрты ставить, мясо варить! Пир во имя мира!

От леса донеслось русское «Ура!».

Джунгары ответили своим: «Хурра!» И две ватаги сошлись здороваться.

– Так бы и я каждый день воевал, – сказал голос сзади князя.

Князь обернулся. Специальный посланник Императрицы, Александр Александрович Гербертов, в воинском наряде, но без оружия, растягивал губы в поощрительной улыбке. За ним стоял Егер и студил снегом обваренную горячим маслом левую руку.

– А ты, князь, все же узнай у Акмурзы – кто его снарядил в поход на Тобольск, – велительно сказал Гербергов. – Поелику считаю, что попал он точно посеред нашего плана не случаем, а по навету.

Услышав в неправильной русской речи свое имя, а по тону поняв, что второй человек хочет командовать светлым и могучим воином, коему только что был передан знак великой власти, Акмурза отмахом правой руки вытянул из ножен клинок сабли. Сделал полушаг назад.

Князь Артем, уловив намерение джунгарина, поднял глаза на шапку посланника Гербергова. Сказал мутным голосом:

– Шапку сними.

Глаза князя наливались белесой бешеностью.

Гербергов, мигом глянув на отодвинувшегося Егера, подогнул колени и сел на снег:

– Ваше сиятельство! Извините, в горячке боя захмелел.

– Охолонись! – сухо посоветовал князь Артем и шагнул к лесу, положив руку на плечо Акмурзы.

– Да, – тихо сказал Егер, – вот так и меня пару раз чуть не зашиб. Древняя кровь!

Гербергов вразумленно промолчал.

В лесу стучали топоры, и на снегу вставала во весь яркий зеленый окрас огромная гостевая юрта Акмурзы.