Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Глава 37

Переговаривались в «Доме приятных бесед» так. Посреди большой комнаты стоял длинный стол тяжелой работы из лиственного дерева.

По одну сторону стола сели представители католической миссии, по другую – русские с иноземцем Колонелло.

За китайской стороной была дверь, что вела в придельную комнату. Возле той двери, на пару шагов от нее, стояла ширма, разрисованная драконами. За ширмой, тонко услыхал князь, сипло дышал некто грузный и потный.

Нунций Валентиций сразу же выложил на стол главный свой лист – подписанную Папой Римским бумагу. В коей бумаге поход Джузеппе Полоччио через Сибирь, да его подготовка к этому трудному делу, да его же миссионерское служение в сибирских пределах во славу Девы Марии и всей католической Церкви, в той бумаге оценивалось в триста тысяч золотых дублонов. Как бы уже потраченных католической Церковью…

– Кои упомянутые расходы, – сказал нунций Валентиций, – Джузеппе Полоччио либо вам, князь, как злостному запретителю совершения тех миссионерских действий, предстоит оплатить немедля в золотом либо в серебряном исчислении…

Артем Владимирыч глянул на серое лицо Колонелло и кивнул ему с ободрением. Колонелло сел ровнее.

– Далее, – продолжал, ободренный кивком князя нунций, – ведя агрессивный поход по землям, вам не принадлежащим, вы убили пять сотен мужчин из земель, по праву колонии принадлежащих Императору Поднебесной империи. За это вышеуказанный Император велел взять с вас шерть – дань, в особом, тройном, размере… Пятьдесят тысяч дублонов…

И опять князь кивнул, соображая, впрочем, – ну какого лешего сюда приперся Колонелло? Драпать бы отсюда, сверкая пятками, да на Байкал… Что он, ученый посланник, припас в уме? Кого сейчас завалит? Князя или этого… дурака в красном?

Князь углом глаза, скошенным вправо, снова посмотрел на Колонелло. Тот сидел прямо, лицом порозовел. Наливался, видать, бешенством. За ним сидел весь сморщенный Гербертов, за Гёрберговым должен был сидеть Гуря… Гури – не было за столом!

А за стенами рубленного в шесть стен дома уверенно топали солдаты. Слышались лающие команды… За ширмой с драконами явственно скрипнуло сидение под грузным телом…

– Засим, – торжественно сообщил нунций Валентиций, доставая третью бумагу, – по законам города Венедия, присутствующий здесь Джузеппе Полоччио стал совершенно недавно известен высшим иерархам Церкви нашей как авантюрист и злейший преступник, нанесший огромные убытки не только святому престолу и всей Италийской республике, но и государствам Франции, Испании, а также – их колониям…

«Вот оно, – решил князь, – вот оно чем сейчас зацепят и меня, и Колонелло!»

– Урон от проделок сего преступника оценивается в сто сорок тысяч золотых дублонов! – поднял голос до торжествующего взвизга нунций Валентиций. – Кои дублоны надобно немедля стребовать с презренного Колонелло, обманом ввергшего в злую, бесовскую инфамитию святую Церковь…

– Врет, – спокойно сказал князю Колонелло. – Раз в сорок увеличил мои прегрешения на поприще интриг денежного свойства.

– Хоть в сто сорок раз, – так же спокойно ответил князь, – да ведь дело не в деньгах, а в способе выйти отсюда. Живыми.

– Таким образом, – подвел итог переговорам нунций Валентиций, – общий счет деньгам, кои вы, осквернители могил, должны немедля внести в казну католической миссии, ведущей служение на землях великой Поднебесной империи, составит…

Сзади нунция, из дверей китайской переговорной половины появился Гуря со свитком бумаг в руке.

– Составит, – подтвердил Гуря, – четыреста девяносто тысяч золотых дублонов! Бумаги, подтверждающие, что в русском обозе, без соизволения Императора Поднебесной империи, пришедшем на его земли, таковая сумма денег есть, – вот они!

Гуря аккуратно положил перед нунцием Валентицием свитки бумаг, заполненных его писарским почерком.

Князя затрясло. Он было рванулся – вскочить.

Его удержала жилистая рука Вещуна.

– Ваша первая бумага, – твердо сказал Вещун, – что дана предстоятелем престола Святого Петра в граде Рим, на предмет миссионерской деятельности на землях нашей империи, не подтверждается бумагой от нашей Императрицы Екатерины Великой, каковая бы разрешала ученому посланнику Джузеппе Полоччио вести миссионерскую деятельность на землях Императорского Величества! Таким образом, траты святого престола католиков, объявленные здесь в сумме триста тысяч дублонов и направленные якобы на миссионерскую деятельность и вербовку прозелитов, – сущая чепуха и обман!

Нунций Валентиций судорожно сжал клочок бумаги.

«Нет, – решил для себя князь, живыми нас отсюда не выпустят. Нет им в этом резону…»

Тут Вещун встал, продолжал говорить стоя:

– Однако есть бумага от нашей Императрицы, данная Ее Величеством ученому Падуанского университета Джузеппе Полоччио… – предъявите бумагу, Ваше ученое степенство! – Каковая бумага, на двугодичный срок дает право Джузеппе Полоччио вести ученые изыскания в пределах Российской империи!

Колонелло, несколько задумчивый, вынул из-за пазухи сверток бумаг, нашел нужную, подвинул по столу к нунцию.

– Далее, – стал продолжать Вещун…

– Уважаемый! – прервал Вещуна нунций Валентиций, переглянувшись – уловил князь – с Гурей, – от чьего имени ты говоришь слова, высокие и громкие? Кем ты уполномочен быть в вашем посольстве?

Вещун надменно колыхнул длинной бородой. И сам достал бумагу, протянул нунцию:

– Я есть личный духовный наставник нашей русской Императрицы, Екатерины Великой! И ея тайные мысли, с ея соизволения, докладываю вам… Дай Бог ей премного светлых дней жизни…

И перекрестился!

Князь видел, что Вещун перекрестился двумя перстами, но присутствующие следили, как нунций Валентиций передает бумагу Гуре, как тот внимательно чтет ее и возвращает нунцию.

– Мне подай сию бумагу, отрок, приставленный к ногам моего князя! – вдруг густым голосом потребовал Вещун. Нунций увидел, как Гуря, побелев ликом, кивнул, и тогда бумагу передвинул Вещуну.

– Далее, – продолжил Вещун, – здесь прозвучали бессудебные и бездоказательные утверждения, что вышеупомянутый Джузеппе Полоччио есть прохиндей и вор… в Европах. Поскольку в этом качестве у нас, в России, он не отмечен, а Императрица наша допустила Джузеппе Полоччио исследовать наши земли, то сие утверждение считаю облыжным. И на данный момент – не имеющим сущего отношения к делу, по которому мы здесь собрались… с нашего соизъявления…

Нунций Валентиций что-то шепнул Гуре, и тот снова скрылся в китайском приделе, предварительно зайдя за ширму с драконами.

Колонелло наклонился к плечу князя:

– Гуря сейчас приведет русского консула… по-вашему – дьяка. Который как бы здесь вместо посла… Что делать?

– Увидим, – ответил князь. – Карту, настоящую карту – готовь… не забыл?

– Понял, – шепнул Колонелло и зашарил в своих многочисленных карманах.

– На третье ваше заявление, господарь папский посланник Валентиций, – продолжал Вещун тем же густым басом, отринув елейную тонкость в голосе, – насчет того, что русский отряд вороватил в чужих землях, так того быть не может, ибо те земли еще до Великого потопа

принадлежали сурам – русам… и сейчас принадлежат нам! В доказательство сего утверждения прошу ученого посланника передать противной стороне карту…

Изумленный нунций увидел, что подлый Колонелло с ухмылкой двигает к нему карту. Кою ему с великими трудностями иезуиты доставили еще в Тобольск!

– На сей карте, – снова загудел Вещун, – границы наших владений отмечены явным знаком осьмиконечной звезды, коя есть полный и верный знак нашего владения всей землей этого подлунного мира. И сия карта утверждает границы тех земель, что мы в древние и справедливые времена передали во владение других народов. Ваша марка… китайские владения отстоят от города Кяхта внутрь на три тысячи ли…

За ширмой шумно выдохнулось подлое китайское слово.

В зал вбежал толстый, одышливый русский, одетый в китайский халат и красную шапочку. Мимо него проскользнул Гуря – под правую руку нунция Валентиция.

– Кто здесь порочит честь и великое достоинство Императора страны Китай? – с ходу засипел русский дьяк.

– Я, – ответил князь Гарусов и поднялся со скамьи, легко перешагнул ее и оказался лицом к лицу с потным, пахнувшим дурацким звонким запахом цветов русским.

– А велю тебя немедля, со товарищи, вбить в земляную яму! – засипешил дьяк. Но тут узрел махание рук Гербергова.

– Александр Александрович! – заорал уже в голос дьяк. – Так это ты привел сюда посольство без указу?

Сделав больное лицо, Гербертов представил князю орущего русского в китайском халате:

– Самсонов, дворянский сын, посольской коллегии стряпчий. Вроде консула при купцах Кяхты…

При тех словах князь легко отодвинул орущего. Так, что он вбился в ширму и снес ее, обнажив толстого китайца, не желавшего себя обнаруживать. Китаец, не успев подняться на ноги, уже прикрыл свой лик широким веером.

Поставив ногу на скамью, князь обдуманно медленно вынул из-за пазухи кожаную кису с благословением Императрицы, пробитое шнурком с осьмиконечной звездой красного золота.

– Чти, нунций! – строго сказал князь. – Подтверждение моих полномочий! Руками не трожь!

К нунцию снова подсунулся Гуря, быстро прочел на латыни приказные слова русской Императрицы. Потом прочел по-русски, вслух.

Русский дьяк съехал по стенке на пол.

– Таким образом, – подвел переговорную беседу князь, – все сказанное личным духовником нашей Императрицы – есть правда и обратному утверждению не подлежит! Границы земель наших, что утверждены знаком восьмиконечной звезды и на вашей тайной карте, подтверждает сия печать государства Российского, тоже выполненная осьмиконечной звездой, цветом красного золота – цветом крови. То бишь – сии границы, говорит сия печать, утверждены кровию. И, ежели таковое утверждение требуется вам еще раз! – тут Артем Владимирыч ткнул пальцем в жирного китайца с веером, не зная того, что это есть наместник Императора, – то мы таковое утверждение готовы предоставить хоть сейчас! Засим – мы уходим!

Гербергов застонал и закрыл глаза рукою. Гуря зашарил взглядом по окнам Дома.

– Стойте, стойте! – вскочил со скамьи нунций. – Переговоры еще не окончены! И, чтобы их продолжить, отдайте нам своих людей в заложники!

– Кутак вам в бардыню! – Не согласился князь. – Это – мои люди, и в подлом качестве им не бывать!

Лик нунция залило больной краснотой.

– Тогда – не един не выйдет из этой комнаты без моего повеления! – проорал он. – Двести воинов Императора сторожат этот Дом. Вы – умрете!

– Это твое слово, оно как твердо? – насмешливо спросил князь. – Крепче сего стола?

Стол для переговоров был вырезан из мореной лиственницы. На нем сделать зазубрину мечом – и то невозможно. Мало того, стол был покрыт темно-красными изображениями драконов, что означало вечную и неприкосновенную власть китайского Императора. А углы лиственничного стола мастера подняли как бы рогами вверх, на два вершка. По китайскому древнему обычаю, эти рога означали защиту от злых духов.

– Да, – сжав губы, ответил нунций Валентиций, – крепки мои слова, как сей стол, ибо над ним мои слова и произнесены!

Князь усмехнулся и, подтолкнув вставать Колонелло, отошел с ним на шаг от стола переговоров. Колонелло немедля послушался. Встал, не забыв в начинающейся замятие прихватить древнюю карту.

Вещун, снова положив на себя двуперстное крещение, достал тусклого цвета стилет, быстрыми взмахами руки с ножом провел им по углам стола, потом провел линию посередине столешницы, как бы отделяя одну договаривающуюся сторону от другой.

И ничего не изменилось. Нунций, не выдержав напряжения злой беседы, захохотал. Его хохот подхватил и толстый китаец, все еще махающий у лица веером.

Под их хохот у столешницы сначала отвалились священные рога, потом и сама столещница распалась повдоль пополам, стукнув хохочущего нунция по ногам половиной дерева, что была с его стороны.

Нунций захлебнулся.

Гербергов, на колени которого упала вторая половина столешницы, замотал головой, мол – никуда не пойдет. Его хватанул за воротник Колонелло, подопнул в зад. Гербергов криво побежал к дверям Дома, закрыв лицо руками.

Князь, прикрываемый сзади Вещуном и Колонелло, выскочил на крыльцо «Дома приятных бесед». Перед крыльцом сотня копейщиков немедля ощерилась копьями.

Артем Владимирыч вытащил из кармана свой, подаренный Баба Демид двуствольный пистоль. Колонелло уже успел садануть в морды узкоглазых солдат дуплетом из двух походных пистолей, незаметно принесенных в Дом.

Вещун попридержал руку князя с пистолетом, подбросил в воздух тугой кожаный кошель.

– Стрели по кошлю! Глаза прикрой! – крикнул старик.

Князь выстрелил дуплетом и попал – с десяти шагов.

Сквозь сжатые веки он увидел яркую, ярче солнца, яростную вспышку пламени.

– Бежим к воротам! – крикнул еще Вещун, и они помчались.

***

Отскакав половину пути до плато Ук-Сак, предоставив лошадям искать дорогу – в глазах людей беспрестанно пыхало, князь наконец натянул узду своего киргизца. Погони не слышалось.

– Значит – война? – спросил Колонелло князя.

– Мира желаешь? – тогда спросил князь. – Это – пожалуйста. Отдавай им, своим друзьям, свою часть золота и садись в яму. Пока остатный куш не соберешь. Здесь ведь так? Ну, скажи мне, скажи наконец Колонелло, для чего тебе требовалось соваться в этот гадюшник? Сейчас бы уже к Байкалу подходили… Тьфу!

– Жить было скушно, – после молчания ответил князю авантюрист, – вот и решил до конца сыграть в судьбу.

Вещун ошарашил князя, тоже сплюнув. Потом старик спросил у Колонелло:

– По поступкам твоим вижу: может, твоя мать тебя не от италийца прижила? Может – от чистопородного русского?

Артем Владимирыч захохотал. Так, при хохоте князя, переговорщики и въехали в долину плато Ук-Сак.

***

Подлость позиции, занятой отрядом князя Гарусова, просматривалась в широкой, шагов на пятьсот, ложбине между высотами, на которых разместились пушки. Завалить ложбину, по правилам воинского артикула, деревом, камнями или другими материалами, возможности не имелось по причине отсутствия рядом таковых материалов, да и по отсутствию времени. Можно было, как по-детски советовал инок Олекса, своими обозными повозками перегородить ложбину. Можно, да нельзя. Половина повозок везла добытые в походе богатства, что принадлежат уже не князю и не ученому посланнику, а Императрице российской. Другая половина повозочного состава обеспечивала пушечный наряд, с пушками и зельем. Их лишиться – значит лишиться и пушек. Оставалась еще полусотня колесного транспорта для людских нужд. Пустые телеги, те можно бы сунуть на заплот ложбины, да толку? Да и потом – что жрать прикажете? Припасы на себе не унесешь… Эх ты, военная кручина!.. Да, теперь конникам киданей, – вернулся к насущным мыслям князь, – ежели княжью промашку сообразят, то ворваться им в эту ложбину много времени не потребуется. Три конных наскока, сотня убитых с обеих сторон, и они – в тылу русского отряда. Сие в том же воинском артикуле именуется «вероятным поражением», ибо прикрыть тылы князю было некем и нечем.

В тыл можно и отступить, да только без пушек, возов и половины людей. Просто отступить похабным бегством. Опосля коего можно и пулю запустить себе в висок. Опосля такого бесславного боя и потери добытого – кому ты нужен, княже?

Думая так, Артем Владимирыч пытался при начинающем светлеть горизонте рассмотреть армию китайцев. Егер находился чутка сзади и только сопел носом. Дать бы ему по этому носу… Влево, на Восток, темнела низкая гряда горных складок, за которой сейчас и собирались пехотные силы китайцев. Прямо должно было видеть город Кяхту, однако его вид застил густой лес. За тем лесом, вероятно, как раз и сбилась конница киданей. Ей до русских позиций идти на рысях версту, силы у коней хватит для рубки.

Где же мог разместиться хваленый отряд арбалетного боя, посланный лично Императором? И где, наконец, посланные в ночное пластание забайкальцы?

Солнце как-то разом поднялось над безлесыми холмами, и сзади князя хрюкнул беспомощным матерком Егер.

– Захлопни подворотню, – посоветовал Егеру, не оборачиваясь, князь, – понял, что нам уготовано?

– Это я понял, – хрипло проговорил Егер, – я не ихнее деревянное войско обкладываю непотребством. А вон тех раздолбастых купцов, что поперли мимо гужевой дороги… И прут прямо на нас! Побегу солдат направлять, мало ли что узкоглазая нечисть придумала!

Артем Владимирыч даже не слышал, как удаляются вниз по склону шаги Егера. От удивления раскрылся рот. Бог мой! Обоз купца Аникея, что вчерась наведывал князя, не подался к тракту на Хоронхой, что вел к Западной оконечности Байкала, а тащился прямо на его позиции! А на передней повозке вожака купеческой партии сидели оба старика – Вещун и Баальник! Их повозка быстро, первее других, подкатила как раз в ложбину. Со стариками сидел и купчина Аникей.

– Ваше сиятельство! – заорал в тиши утра Аникей. – Принимай нас под свою десницу!

– Егер! – заорал, в свою очередь, Артем Владимирыч. – Гони ты этих сурожан к Боговой матери! Не хватало мне их крови да стонов!

С десятком солдат, тащивших ружья с примкнутыми багинетами, скатился в ложбину Егер. Солдаты быстро установили строй и перегородили штыками дорогу купцам.

По каменному склону, прямиком на пригорок, ко князю стал подыматься Вещун. А Баальник уже распрягал лошадей первой прибившейся в лощину купеческой повозки. На быстром ходу в лощину ворвались еще с десяток возов на колесном ходу. Потом – сразу полсотни… Возчики кидались распрягать лошадей.

Егер заматерился, толкая солдат навстречу сурожанам.

– Ну что ты, варнак, заладил гнус про наших матерей? – не выдержал и заорал на Егера купчина Аникей, добавив матерности через два слова. – Не примаш, что ли, закон, что русские своих не бросают?

Егер тотчас погнал солдат назад, за пушки. Все было ясно. Три сотни чайных повозок сейчас перегородят ложбину почище лесного залома.

Вещун забрался на пригорок, два раза глубоко вздохнул, сказал хрипло:

– Воздух здесь, как сеть рыбачья. Чем люди дышат – не понимаю… Купчинам, княже, надо бы отдать задаток в пять тысяч рублей… До Иркутска… С твоей росписью, что в Иркутске-граде оне получат сполна…

Артем Владимирыч оторопело посмотрел на длиннобородого старца. От малости воздуха старик очумел? Аль от страха? Откуда князь возьмет для отдачи в Иркутске огромные деньги?

Однако прямо под ним, в лощине, суетились незнакомые люди, заполняя ее огромными возами, с крепко пришпиленными чайными тюками. Посреди них бегал Егер, орал солдатам, тягал сам распряженные повозки. Коней купцы жалели – гнали в сторону Хоронхоя.

Прямо перед ними, в лесу, задвигались тени. Конники киданей начали выстраивать атакующий клин.

– Пиши расписку, Артем Владимирыч, на Белом листе своем, да быстрей отдавай купцам, – Вещун протянул князю толстую палочку, с блестящим острием из желтого металла. – Купцам надобно отсель до рубки убраться. Там, на хоронхойском тракте, у них телеги для людской езды есть. И чего тебе жалеть пяти тысяч рублей для спасения миллионов?..

Рядом с настырным стариком очутился и купчина Аникей.

– Олекса! – безотчетно крикнул Артем Владимирыч.

– Здеся я! – донеслось из-под горы.

– Тащи сюда серебро в монетах! Нет, стой! – обернулся князь к купцу Аникею. – Давай людей, пусть бегут за монахом. Пять тыщ серебром даже ему не дотащить… А тебе вот – пишу… Спину подставь.

Брызгая чернилой из палочки Вещуна – рассматривать удивительное стило некогда, – Артем Владимирыч написал на Белом листе, с подписью губернатора Сибири и его печатью, вроде того, что он обязуется, отдавши пока задаток за чай в пять тысяч рублей, в городе Иркутске вернуть купцам…

– Аникину, Хорохорову, Порятьеву… – затараторил Аникей.

– Хватит имен! Сколько? – рявкнул Артем Владимирыч.

Конница киданей, увидел князь, уже вышла из леса, но пока топталась на месте. Перестраивалась. И перестраивалась незнакомым артикулом. Сейчас лихо почнем хлебать, а тут этот купец!..

– Двадцать тысяч! – крикнул и Аникей. – Рублев!

– Пиши, княже, – встрял Вещун, – семнадцать тысяч, четыреста пятьдесят пять рублей. А ты устудись, Аникей, на войне деньги тратят, не зарабатывают!

Князь быстро написал сумму, число дня, месяц и год. Расписался опосля подписи губернатора Соймонова, сунул бумагу Аникею. Тот побежал к своим людям, таскающим на вьючных лошадей последние деньги экспедиции.

Кидани заметили, что лощина, еще получас назад голая, вдруг стала крепостью. От них раздался вой, потом бешеный визг, и уже приподнявшееся солнце отразилось на лезвиях сабель.

Купец Аникей скорым шагом спустился в тыл. За ним пошагал и Вещун, забравший из холодных рук князя стило.

– Вещун, – зло крикнул вослед старцу Артем Владимирыч, – а чем я рассчитаюсь с имя в Иркутске, ты подумал?

– Пока воюй, княже, – с прежней уверенностью в голосе ответствовал Вещун, – тебе до расчета пока далеко…

– А ежели по жизни моей – крест? Тогда – как?

– Мой станет расчет, за тебя, княже, – поклонился Вещун, – я тебе пока не надобен, так что добегу с купцами до Ер Кута-города… Прошу токмо об одном – ежели услышишь здесь от разных людей… неважно – от кого, услышишь про место Бор Нор, туда иди… Не надо спрашивать, что да зачем. Иди и все… Может, тогда мы и свидимся. А иначе…

Киданьская стрела на излете попала старику в плечо. Не поморщив лик, он обломал черень стрелы, торопливо зашарил в суме. Отовсюду в сволочной истоме кричали русские, снизу вверх протянулся боевой вой киданей, пустивших по третьей стреле.

Вещун быстро сунул князю круглый костяной футляр с компасом и тот длинный стилет серого цвета, каким резал рану Акмурзе и развалил вчера переговорный стол в «Доме приятных бесед».

Налетел сбоку Егер, повалил князя наземь. Над ними тонко пропели стрелы. Опрокидываясь на брюхо, князь Вещуна уже не увидел. Купеческие караванщики, с коими наладился уйти Вещун, бежали уже далеко, орали в стороне реки Селенга, загоняя в поток воды отпряженных коней…

Князь сквозь вой что-то проорал Егеру, сунул в карман камзола даренное стариком и побежал к пушкам.