Текст книги "Охотники за курганами"

Автор книги: Владимир Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

Глава 22

На следующий день вышло так, как и предсказывал князь Гарусов.

Второй колодец стали рыть на самом скате верхушки кургана. В землю ушло двенадцать венцов лиственного сруба, и сруб тот ближним своим краем лег на край гранитной плиты. Расчет по планту оказался верным – центр кургана перекрыт сплошной гранитной плитой. А то, на чем плита держалась, раскрылось быстро. Два копальщика, вынимая подсрубную землю, уже через четверть часа очистили три ряда стены из кладочного камня. Камни были навроде больших тесаных кирпичей.

Потом земля со стороны края кургана стала медленно и жутко наполнять покосившийся в нижних венцах сруб, из которого с силой вылетели из пазов бревна и разверзлись широкие щели.

Копальщики заорали.

Не медля, князь приказал опустить в колодезь еще двоих солдат, самых крепких. За ними опустили толстые ломы. Мерно подвывая, солдаты вчетвером сдвинули венцы сруба, легшие на край гранитной плиты. Теперь колодец покосился и встал мимо гранита. Опасно потрескивало дерево. Но при копке вглубь, хоть и косо, сруб пошел вниз.

Копать внизу теперь велено было по одному человеку. Кроме бадьи, в колодезь опустили веревку с узлами и петлей на конце. Копальщика за ту петлю вязали под мышками. На всякий случай. По узлам легче было выбираться в случае завала. Али вытянуть труп для христианского погребения. Сего порядка добился монах Олекса.

Баальник, стоя внизу, у своей повозки, тревожно покликал князя. Артем Владимирыч поискал Егера. Но тот вдали гонял солдат, приучая атаке в каре и перестройке каре в линию. Пришлось спуститься с кургана.

Баальник, оказывается, за неимением бумаги, распорол лыковый мешок со своей пажитью и на том сером полотнище нарисовал круг – вид кургана как бы сверху. Князь вспомнил было про чертежи Полоччио, что исполнял Гуря, но призывать того не стал.

Неслышно у повозки Баальника появился Вещун.

– Акмурза уже сам садится и сам ест. Много ест, – сообщил довольным голосом Вещун. – А вам, мерекаю, потребен компас, бугровщики?

Артем Владимирыч хотел обидеться на прозвище, но осекся. Ведь в точку угадал старик! Компас здесь нужен был, яко воздух!

Ученый посланник Джузеппе Полоччио, что вез с собой китайское изделие, на первом же промере направления со своим компасом принародно обмишурился. Стрелка его компаса вся извертелась, но истый Север так показать и не смогла.

Это определили даже любопытные солдаты, что собрались вокруг громоздкого иноземного прибора. Они по восходу солнца ведали, где Восток. А значит, могли запросто определить и другие стороны света.

Дело же заключалось в особой точности измерения. От каковой точности иногда зависела людская жизнь. Без точного прибора можно было промахнуться по расстоянию на много верст и блудить негаданно. А сие значило – терять время. Время же – дорого.

Князь с надеждой посмотрел на старика.

Вещун меж тем достал из своего кошля костяной шар необычной работы, величиной с ядро пятифунтовой пушки. Шар он протянул князю. Артем Владимирыч взял кость и сразу ощутил, как несвычная к малому образу тяжесть потянула руку вниз. Будто свинец пал на ладонь.

– Сработано из клыка животного, именуемого – мамонт, – пояснил, собирая морщинки у глаз, Вещун.

То, что показалось сначала шаром, имело, собственно, форму яйца или с двух сторон обтесанного ядра. Костяное ядро имело матово-желтый цвет и было расчеркано острым предметом на непонятные линии и пустые рисунки.

– Земля сие есть, – обыденно пояснил Вещун. – Мы здесь, – он ткнул длинным пальцем в точку на шаре.

Артем Владимирыч ничего не понял ни в словах Вещуна, ни в указанных линиях. Вещун перехватил у него шар, сделал движение, будто проворачивает колесо вокруг оси, и шар распался на две половины!

На верхней половине, отнюдь не пустотелой, а сплошной, черными линиями имелись исполненные непонятные знаки мелкой и тонкой работы. И письмо, тоже непонятное. Но это – ладно.

С изумлением смотрел Артем Владимирыч на обоюдоострую стрелку, что качалась из стороны в сторону на нижней половине шара! Стрелка помещалась, и сие наглядно просматривалось, в вельми прозрачной жидкости, и та стрелка имела по половинам два цвета – красный и синий. А под стрелкой весь круг был расчерчен ровными тонкими линиями так, что они расходились, будто спицы от оси колеса. Линий расчерчено по низу шара – довольное множество.

Вещун осторожно положил половинку шара со стрелкой на шаболье в повозке Баальника.

Стрелка немедля успокоилась.

– Компас, – тихо и радостно сообщил старикам князь.

– Компас, – согласился Вещун. – Меряйте что надо.

Артем Владимирыч никак не мог подавить нервность в теле. Он видел компас у губернатора Соймонова, но тот габаритом был с хороший сундук и требовал постоянной заливки под стрелку крепкой водки, каковая испарялась на глазах. А тут – как бы игрушка!

Баальник громко покашлял. Артем Владимирыч поднял на Вещуна глаза от непомерно ценного прибора.

– Поверить тому не могу…

– Через месяц сроком ты, княже, многому поверить не сможешь, да придется, – поторопил его Вещун. – Меряйте что надо. Я поясню, коли не так встанет.

Старик Баальник поднял с земли свой примитивный чертеж кургана на лыке. Посмотрел, куда глядит красная стрелка, и поставил углем над своим кругом букву «С». Сверился снова и поставил внизу букву «Ю». Восток и Запад он проставил, не глядя на компас.

– Мы роем, княже, как раз на северной стороне. Может, чуть сбились. А ежели этот курган – тот самый и есть, о коем я втуне докладывал, то скоро копальщики лопатами тронут ладью…

Князь ощутил непонятное томление в предсердии и тоскливо оглянулся на курган. Там, наверху, люди суетились в незнаемых делах, с шумлением и беготней. А надо бы – тихо, с молитвой…

– А если на севере откопаем ладью, тогда на юге, перед стеной, нами уже нащупанной, с краю кургана должны лежать кости рабичей, – вступил в разговор Вещун. – С востока, перед такой же стеною, будут лежать кости коней, а с запада – кости женщин.

Князь поднял с земли уголек, им нарисовал квадрат в кургане. Вроде того, что вчера рисовал для Полоччио, взглядом артиллериста определив примерный объем кургана. И то, что можно сокрыть под такой массой земли.

– Вот так примерно уложена гранитная плита. Здесь, под плитой, что найдем? – с надеждой спросил князь.

– Артем Владимирыч, – неожиданно мягко ответил Вещун, не береди себе душу. По твоему приказному верованию в Христа из Назарета, ничего богопротивного и невместного для твоей веры ни ты, ни твои люди не обнаружат. Как пока я сам понимаю – найдутся лишь кости в медных чанах али – пепел в медных да золотых сосудах.

– Чей пепел? – поднял голос князь, обеспокоенный, что его при постороннем человеке обвинили в древлянском веровании.

Вещун, глядя своими глубоко синими глазами на князя, на ощупь собрал в шар компас, спрятал шар в кису на поясе и только тогда ответил. Тихо и медленно.

– Полагаю, пепел своих однокровников найдем, княже. Твоих, моих, вон тех, солдатских. Увижу, что есть внутри, догадку свою укажу на явном примере. Я же по неясным приметам укрепился в том, что стоим мы перед курганом самого Борга… Ас-Сур-Банипала северной орды руссов, ушедших из страны Ер Анну, от кровавой и беспутной резни… Возвернем же миру славу доселе неизвестного боевого крыла руссов…

– Это моих трудов стоит… – тихо согласился Артем Владимирыч, – и греха в бугровании я тогда не пойму…

Полоччио для себя вел счет дням. Как ему сообщили, в этой части Земли осень наступала в месяце октобер. А могла летняя и теплая пора ороситься дождем и снегом много раньше.

Посему долго колготиться возле этого огромного кургана, который солдатня уже прозвала «сарским», не следует. Иначе не поспеть к Золотому озеру. Не свершить в этот сезон то, лично задуманное для себя ученым посланником. Зимовать придется. Худо.

Полоччио по раннему утру самолично спускался в колодец, лично ощупал древние каменные блоки, что хранили и защищали укрытый землей саркофаг. Как бы ни опасной представлялась работа, надо было бить стену.

Не спросясь князя Гарусова, Полоччио поскакал к месту, где Егер обучал рекрутов солдатскому делу. Там ученый посланник поорал и ором же велел сотне солдат поменять ружья на кирки и лопаты и начинать спешно бить проход в стене.

Егер, обозленный таким самоуправством, послал Полоччио самого рыть землю своей главной передней принадлежностью.

Солдаты со смеху рассыпали строй. Егер оставил спор с ученым посланником и повернулся к солдатам:

– Строй подравнять! Багинеты примкнуть! Ряды вздвой! В атаку – бегом – марш!

Увидев, что придется спорить с сотней штыков, несущихся на него, Полоччио лишь погрозил Егеру кулаком и повернул к кургану.

Спрыгнув с коня возле Гарусова, бледный и бешеный, Полоччио рыкнул:

– Почто моим командам выполнения нет?

Князю было не до посланника. Ему только что доложил десятский из колодезников, что в срубе слышно потрескивание. И трещат не бревна, трещит в глубине самого кургана. Оттого и ответил иноземцу, думая о явной угрозе:

– Со своим уставом в наш монастырь ходить заказано!

Полоччио поднял на князя плетку.

Незаметно и тихо позади князя очутился повар-франк. Он перестал точить кухонный нож, взял его рукоять воровским приемом – пустил лезвие повдоль руки, к локтю.

В утробе кургана тупо хрумкнуло. С верхушки рукотворной горы покатились люди. Там, где с краю, в колодце, черпали землю копальщики, явно и громко треснули бревна. Тонкий людской крик вынесся наружу, поверх земли, и затих.

Земля еще пошуршала и тоже замерла.

Только тогда в тишине Артем Владимирыч приложился правым кулаком под вздох ученого посланника. Вырвал из его руки плетку и переломил пополам гибкую рукоять из карагача. А сыромятной ремниной плетки так сдавил горло повара-франка, что он немедля начал синюшить ликом.

Полоччио, согбенный гоголем, еще искал ртом воздуха, когда к ним подбежал бледный Баальник:

– Пока на курган восходить не надо, Богом молю! Обождем до утра!

С утоптанного плаца уже бежали солдаты. Впереди них несся Егер.

Налетел со спины на повара, перехватил тому горло и с вывертом отшвырнул от князя. Поспел еще и ударить немую скотину – носком сапога под копчик. Повар потерял нож и рухнул навзничь, часто шевеля кадыком.

Полоччио с трудной одышкой выпрямился, при людях, но тихо сказал князю, вогнав в слова побольше лукавства и спеси:

– За гибель людей, как начальник похода, голову кладешь ты. Я же веду лишь научную часть экспедиции. Так оговорено с вашей Императрицей!

– Да на здоровье, веди! – ответил князь. – И золото делить – возьми на себя сию почесть! Только под руку с плеткой не лезь. Отломаю руку-то! И курган над ней сотворю!

– Это он может, – тихо сказал под ухо Полоччио озлобившийся Егер. – Ты, Ваше степенство, плетку-то забудь на наших людей поднимать. Точно – с рукой ее уронишь и больше не подберешь… Да и повара своего угомони…

Полоччио прищурил глаза:

– Повара? А что – повар? Он, как оно есть уставом похода, – майору Гарусову подчинен.

Сказал так и пошел, прихрамывая, к вагенбургам.

Егер тронул Артема Владимирыча за локоть:

– Тебе бы надо, точно, над этим… немым кашеваром учинить малую расправу… Люди-то наши смотрят… примечают, кто здесь есть при полном первоначал ии…

Артем Владимирыч хмыкнул, пошел в направлении кургана, походя подопнул кашляющего немого франка. Тот завалился – теперь на спину. Позади князя обидно захохотали солдаты… Восстановилось первоначалие…

Повар-франк приподнял голову, выплюнул изо рта кровь с белыми обломками зубов, долго глядел вослед русскому в ношеном мундире майора.

Пока варился ужин, князь собрал у подножия кургана доверенных людей. Посланцы князя не нашли Вещуна, говорили без него. Полоччио по требованию князя прислал на совет Гурю с чертежами.

Десятские ходили вокруг, выкликивали своих, считали потери.

Баальник, как самый опытный, вел совет. И сразу заспорили о немедленной разведке погромленных внутренностей кургана. Сразу разорались – лезть в погибельную землю желающих не было.

Артем Владимирыч рявкнул на собравшихся дедовским присловьем. Стихли. Баальник тихо проговорил:

– Старика посылать нельзя – силы не те, чтоб ворочаться в подземелье. Ничего путнего он нам не доложит. Идти следует – молодому, башковитому. Неженатому. Но не единому сыну в семье.

– Так справедливо, – одобрил князь. – Кто пойдет, тому… в любом случае – дам десять рублей!

Егер, Левка Трифонов да колодезный мастер Нежнур пошли к кострам – кликать добровольцев.

Не успели уйти – вернулись. Три десятка молодцов спешили к совету.

Отобрали троих, князь отвел их в сторону, немного погодя двоих оттолкнул в темноту. Вернулся к костру совета с конопатым низкорослым парнишкой.

Не мешкая, парня, прозванием Рюря, нагрузили мотком веревки, смоляными факелами, узким топором. Напоследок монах Олекса накинул парню на шею литую ладанку с Николаем Угодником.

Парень пошел на курган молча. Слышалось только, как шелестела скатывающаяся из-под его ног земля да пришептывание самого лазутчика.

Подали уху. Никто вокруг княжьего костра есть не стал, один Баальник буззубыми деснами, как ни в чем не бывало, мял хлеб и большой ложкой шумно хлебал опостылевшее всем варево из стерляди.

Луна поднялась уже на середину неба и мертвяным светом обливала огромный холм земли, когда глубоко под землей, не из-под кургана, а шагах в ста от него донеслись равномерные тупые удары.

Все повскакивали на ноги. Повторился нутряной, утробный хряст внутри рукотворной горы, и гора явно осела на целый аршин. До людей донесся вздох земли. Он верно притушил предсмертный крик Рюри.

– А ну – пошли все спать! – рявкнул Артем Владимирыч. – Смотреть утром будем! Нежнур! Тот разведчик, Рюря, парень, что посейчас пропал, из твоих работников?

– Из моих, – ответил дрожащими губами Нежнур, не подымая головы.

– Десять рублей я обещал ему или семье. Возьми, семье передашь… Нежнур сунул тонко звякнувшие кругляши в карман армяка и, не подымая головы, пошел к своим рабочим.

Глава 23

Утром зрелище показалось печальным. Северный край кургана, где было на две сажени уже вырыли второй колодец, сейчас оплыл, как оплывает худо замешанный хлеб, пресыщенный второпях дрожжами. Осевшая земля, перемешанная со щебнем, засыпала так тяжко разрытую кладочную стену.

Полоччио сыпал мелким итальянским матом, в коем грязнее всего звучало – «свинья».

Артем Владимирыч свистнул Егеру, тот подхватил по загривкам еще пять солдат, и они начали метить веревкой, с узлами через аршин, размеры земельного оплыва.

Баальник топтался рядом. Не глядя на ученого посланника, все же сказал в его сторону:

– За двои сутки управимся. День и ночь станем копать. Тогда – доберемся до рукокладной стены.

Из лагеря уже тащили лопаты, ломы, кирки. Гнали тягловых лошадей с длинными постромками.

***

На два дня были остановлены учения пушкарей и пехотного баталиона. Копали край кургана все – даже князь Артем. На двое суток перешли на сухоядение.

Джузеппе Полоччио, Александр Гербергов и Гуря с крыши вагенбурга следили за работами, а главное – следили, не стронется ли снова земля.

Фогтов копал наравне со всеми и вместе со всеми жевал черствый хлеб с солониной.

На ночь зажигали огромные костры из сосновых бревен, что таскали забайкальцы и джунгары с отрогов далеких гор. И копали при костровом свете. Кто-то надоумился сколотить носилки, и землю теперь ненадобно было в очередь да тремя рядами перекидывать лопатами.

В сотне шагов от кургана, направлением на восток, быстро выросла полукруглая земляная насыпь.

Князь Артем, равномерно кидая лопатой, с удовольствием чуял, как набирают силу мышцы, обмякшие за месяц похода. И еще он чуял, что до холода в животе ему охота глянуть в нутро проклятого кургана.

***

Есаул забайкальцев Олейников подволок двухсаженную сосну, привязанную вожжой к седлу, прямо к ногам князя. Неспешно перекинул ногу через седло, отвязал дерево и только тогда сообщил:

– Вели теперь, княже, насыпать редуты на восточную да на южную стороны.

Они отошли подалее от работающих. Делов оставалось – на день работы. К ночи должны были пробиться ко кладочной стене. Да вот, видать, пришла нешутейная беда.

– В предгорьях, откель мы ранее согнали аул, скопилось до пары тысяч всадников, – доложил есаул. – Мы с казаками одного выкрали, подкололи ему жилы ножами… Сказал, что идут сюда конные воры да лиходеи со всей мунгальской степи. Числом в три тыщщи сабель, в конном строю. Ежели кощий не соврал… Да под пыткой на суставах рази соврешь?

– Дальше, – хмуро приказал Артем Владимирыч.

– И будто идут они по заказу самого китайского Джуань-шигуаня. А это – худо. Акмурза со своими нойонами с утра пошел по кривой, повдоль гор, верст на сто – проверить слова пытошных… Велел тебя, княже, о том предупредить. На случай, ежели сгинет под саблей, то Байгала, внука свово, опять же просил, назначить вместо него. По обычаю, ихним обрядом.

– Ясно. Что еще?

– Я не понял… Тот мунгалец, коего я надрезал, бормотал, будто наместник Императора придумал нас вырезать, потому как монахи ромейские, в Китае живущие и там веру свою проповедающие, сильно его просили вон того, нашего немакана, – не трогать… Но, мол, джуань-шигуань запросил с тех папских монахов много отступных денег за этого ученого христопродавца. Да те монахи просимых денег наместнику не дали. Пожадничали. Вот из-за жадности католиков и почнут нас резать.

Князь Артем подумал.

– Сколько ден ворам надобно, чтобы сойтись возле нас?

– Три дня, полагаю.

– Вещуна не видал по дороге?

– Видал. Его везде с собой возит Акмурза. Говорит – рабом Вещуна стал теперь Акмурза. За свою спасенную жизнь Вещуну платит. Обычное дело.

– Платит… екера мара! Вот в таких поездках и пропадет старик… Напорются на стаю конных лиходеев, и конец! Обоим конец! А еще старики мудрые мля! Жаль… Грамотен старик и нам весьма гож.

– Этот старик – пропадет? – удивился есаул. – Я быстрее сгину, чем наш старец. В нем точно – девять жизней…

– Ладно. Ты бревна возить отставь. Бери своих людей и без перерыва веди разведку. Да не болтай более никому, о чем мне поведал.

Есаул Олейников, жуя губы, резко вскинулся в седло.

– Я никогда никому не болтаю, Ваше сиятельство.

И отъехал, пустив усталого коня в намет. От обиды – за дрянное слово – болтовня.

Однако обижаться нонче – рано. Все обиды – потом и лучше – на том свете… Есаул так подумал, оглянулся, лихом присвистнул князю и чуть не упал с коня.

Ведь князь ответил ему подсвистом старинным, разбойным. Собирающим на кровь! Откуда его прознал?

Отсвистев по-разбойному, Артем Владимирыч махнул Егеру, велел теперь сыпать пустую землю вправо от кургана. Работникам оно было все равно – куда сыпать.

Выглядев пушкаря, Левку Трифонова, катавшего с веселой руганью единственную тачку с колесом от пушечного лафета, Артем Владимирыч поманил его к себе.

Левка оказался зело с башкой. Откинув землю с тачки, он подбежал к Артему Владимирычу и, запыхавшись, шепотнул:

– А ведь редуты насыпаем, так, Ваше сиятельство?

– Редуты, угадал, Левка. Ты вот что. Бросай таскать землю да пока сам, один, определяйся – куда пушки ставить.

– Откуда ждать ворогов? – деловито справился Левка.

– Со всех сторон.

– От же бикарасы! – изумился Левка. – Ни чести в бою, ни совести!

– Потом, потом, – отмахнулся князь. – Давай, тряси репой. К ночи доложишь мне свою диспозицию.

Левка убежал, передав свою тачку здоровенному наводчику, который один мог протащить пушечный ствол на десять шагов.

С крыши вагенбурга тоже сумели засвистеть. Свистел Гуря, а махал князю идти – Гербертов. Лестницу наземь уже спустили – как приглашение подняться.

Едва голова князя показалась над крышей железной повозки, Полоччио сразу спросил:

– Вижу нездоровое шевеление среди работающих. Доложить – почему?

Князь, усевшись на горячую от солнца крышу, тут же и врезал – почему. Особо кучеряво нарисовал словами отказ католических монахов, пригревшихся в ставке наместника Императора Поднебесной, от платы за жизнь Полоччио.

Потом, без спроса взяв походную флягу с непонятным вензелем, понюхал, понял, что вино.

– Биться станем, – откинув флягу, сказал князь, – и биться придется всем. Три тысячи сабель против двух сотен необученных солдат – это не дуэль на шпагах. Так, господин ученый посланник?

– Я и мои люди биться не станем, – хрипло ответил Полоччио. – У меня на руках посольский фирман, подписанный самим Папой, и адресован он китайскому Императору. Под рукою коего и состоит тот самый наместник, каковой, по твоим байкам, князь, и послал на нас гипотетических разбойников.

Каких разбойников, это слово князь разбирать не стал. Молча поразился извилистой увертке ученого посланника, молча соскользнул по лестнице наземь и зашагал к работающим. Там, у них под ногами, как раз стали попадаться гнилые доски да опилыши гнилых, струганых бревен. Дотронешься – сразу труха. Труха лежала почти на ровности земли, и работники топали по ней, мешая гнилое дерево с землей.

На третий день могутной работы, под утро, срезав почти четверть кургана, как по расчету и было заказано, копальщики снова уткнулись в стену, сложенную из больших тесаных блоков.

И как раз в сей момент с юга от Алтайских гор показались джунгарские нукеры. Подъехали, растянувшись длинной цепью.

Акмурзу пришлось снимать с коня, до того он ослаб.

Ехавший с джунгарами Вещун выглядел посвежее, но и ему тяжко оказалось самолично покинуть седло. Вещуна и Акмурзу осторожно сняли и отнесли к тележному ряду, положили на сено. Кто-то из работников начал разводить огонь под двумя котлами для варки мяса.

Акмурза, заботливо уложенный своим внуком Байгалом на толстую кошму рядом с Вещуном, откашлялся и заговорил:

– Две луны назад наехали мы на разбойные кошчи Валихана. Он собрал под свою руку восемьсот джигитов. Чтобы нас здесь пошарпать… Прикинулись мы тоже отрядом разбоя, с реки Контегир. Стали меня вопрошать про отца, про деда… Как это делают, ты, княже, знаешь. Я родом с тех мест, отговорился вроде. Спросили – зачем вожу с собой старика-уруса. Монах и лекарь – отвечаю… – Акмурза стал снова кашлять, зло и непрерывно. Ему подали теплой воды.

– Да, так вот, выдал меня бас нойон Акмурза за лекаря и за монаха, – подхватил рассказ Акмурзы Вещун. – Тут он правду сказал, не соврал. Меня тут же схватили и поволокли в юрту, что стояла вдалеке от всех аульских юрт. Оказалось – рожает третья жена Валихана. Третьи сутки рожает, воет на весь аул. Велел я крикнуть самого сильного батыра да трех женщин. Остальных погнал вон из юрты…

Акмурза хотел что-то сказать, засмеялся и опять дико закашлял. Князь, радый, что его нужные люди нашлись и нашлись живые, мотнул Егеру головой.

– Всем – отвернуться! – крикнул князь.

Егер же приставил ко рту Акмурзы штоф с водкой и влил ему в рот несколько глотков. Кашель немедленно упал внутрь старческого тела и затих. Акмурза зубами уцепил горлышко штофа и отпускать не желал.

Вещун улыбнулся и пересел от костра в сторону от Акмурзы. Слушатели передвинулись за ним, перестав обращать внимание на предводителя нойонов.

***

СКАЗ ВЕЩУНА О НЕОБЫКНОВЕННОМ ЕГО ПРИКЛЮЧЕНИИ В СТАНЕ ДИКИХ КОЧЕВНИКОВ

– Погнать-то от юрты я людей погнал, – продолжил рассказ Вещун, – да Валихан не совсем дурак оказался. Велел юрту жены за сто шагов полностью окружить пешими воинами… Чтобы упредить, что случись, мое бегство… Только и я валандаться не стал. Дите, чье бы оно ни было, это есть дите безгрешное и невинное. И ему – первая помощь на земле! Приказал я женщинам натаскать теплой воды, застелить пол юрты коврами да подушками. Роженица, слышу их женский разговор промеж собой, молодая, рожает первый раз, а мужская сила у Валихана такая, что младенцы все выходят весом по десять фунтов. И все – девочки. Валихан же наследника мужеска пола ждет. И какого рода жена ему наследника даст, тот род станет совсем богатым… Говорю тому батыру, которого себе в помощники взял – ставь роженицу на ноги, подходи сзади, бери бабу выше пуза и поднимай… Тот балбес сразу принялся орать караул за мои такие приказы. Я ему тогда заклятие Чингисхана в уши воткнул. Заткнулся батыр и давай теперь мне поклоны класть… Как я ему один раз по хребту… поклонился плеткой – моментально все сделал, как я велел. Обхватил роженицу ручищами выше брюха, приподнял над полом. Роженица пуще заорала. Вода из нее потоком пошла. Пополам с сукровицей. Теперь другие бабы стали орать. Я их плеткой по спинам. А сам ору, чтобы батыр сильнее жал брюхо роженицы. Тот с испугу нажал, как следует нажимать при сем случае.

Ну… ребенок вылетел, на подушки грохнулся и тоже заорал. Мне осталось – пуповину красной тряпкой перевязать да перекусить. Батыр, тот со страху да от радости выскочил из юрты, орет: «Сын! Сын!»

А ни мне, ни роженице не до ору. Бедная, она измучилась за трое суток так, что упала без сознания. Тут уж и я стал орать: «Канишка! Канишка!» Сообразили, бедолаги, притащили в юрту кормящую суку… Ребенок как цапанул суку за шерсть да как соски собачьи губами задел – сука та сначала взвыла, потом успокоилась. И никого, пока мы у Валихана гостили, к ребенку не подпускала…

Вещун замолчал, прищурившись.

– А далее – как? – спросил князь.

– А далее – роженица, конечно, умерла. Но по древнему обычаю да по сказаниям сего рода – рода Валихана, все они произошли от дикой собаки. Так что ребенка до трех лет его жизни, дай ему Бог здоровья, теперь станут кормить суки. Теперь любую женщину те суки загрызут, покажи она грудь…

– В общем, Ваше сиятельство, – отвеличал князя Вещун, – отряд Валихана, почти в тысячу сабель, уже стоит в одном переходе отсель. Затаились в логу. На шапках у них – голубые ленты. Об этом наших воев надобно предупредить, что с голубыми лентами – свои… Если будет резня, а она будет, то они встанут на нашей стороне. Да, еще распорядись, княже, послать им муки да серебра. Муку они страсть как уважают… А сигнал им – что пора на резню – первый наш пушечный удар.

Вещун встал, спросил о чем-то Баальника и ушел в темень безлунной ночи.

***

Утром в сторону, указанную Вещуном, ушел обоз из двух возов с мукой. И с тысячей рублей серебром. Опять же – без расписки в получении тех мучных мешков да денег.

Князь этому мало печалился, но сильно радовался, что боевых сил прибавилось.

И тут его окрикнул Вещун. Так окрикнул, что князь содрогнулся. Артем Владимирыч никогда еще не видел этого старца в таком бешеном нраве.

Вещун ходил по раскопанной земле и подбирал труху от гнилого древа. Егер было намерился напомнить старику – кому он кричит, да князь показал Егеру кулак.

– Это что же, а, князь? – пролил горечь в словеса Вещун. – Топчемся по обломкам древней славы русов?

Князь, желая стать выше, по примеру забайкальского есаула, вскочил ногами на седло своей лошади. Стало много виднее. Перед Артемом Владимирычем почти во весь раскопанный край кургана выделялась темная древесная труха да куски почти сгнившего дерева. А с высоты и при малом умишке можно было обнаружить, что это не простые обломки, а остов огромной морской ладьи, из тех боевых кораблей, что зовутся драккар. Князь так, стоя на седле, перекрестился.

Вещун подошел к лошади князя, придержал ее за узду, глухо сказал:

– Прикажи обломки собрать и сжечь. Под молитву.

Драккар сожгли. Вещун нашел старый мешок, насыпал туда пепел и самолично зарыл его возле одной из древних каменных пирамидок, что стояли по сторонам холма.

Пока Вещун копался с мешком пепла, князь и Баальник молча стояли рядом с ним.

Баальник вдруг проговорил:

– Почитай, отсель до реки Оби две сотни верст. Зачем было тащить по степи да в горы такой большущий корабль?

Князь позорно смолчал. Он ответа не ведал.

За Артема Владимирыча, утаптывая землю над захороненным мешком с пеплом драккара, ответил Вещун:

– Тащили, чтобы похоронный обряд свершить подобающе сарскому чину.

Тут уж не выдержал князь:

– Это – ладно, Вещун. Это – понятно. Но откуда и главное – зачем на сооружение склепа приволокли такую огромную гранитную плиту?

– Ну, на вопрос – откуда? – я отвечу. Во-о-о-н там, где горная гряда проседает проходом, видишь, княже, оттуда волокли плиту. Откололи и волокли. Видимо, волокли по бревенчатым каткам, лошадьми. А вот зачем? – могу ответить, если только сумею побывать под той плитой…

– Когда мы рыли курган в Таврии, – встрял Баальник, – я о том уже баял, то нам грамотный человек, прозванием Скиф, говорил, что кургану, нами ломаемому, была уже тысяча лет… А этому – сколько? Не знаешь, Вещун?

Вещун, закончив землеройное дело, оперся на лопату, пошевелил губами. Серьезно ответил:

– Тысячу лет тому назад здесь, точно, состоялись похороны… По крою ладьи сие вижу… Забытый уже, древний крой сей ладьи… Вишь – доски для корабля из единого бревна строгали – не пилили. Пилы тогда еще не имелось…

Джузеппе Полоччио, увидевший выходящего со стариками из-за кургана князя, бешено заорал:

– Начальник! Прикажи начать пробиваться внутрь! Прикажи…

– Прикажу, только дай мне диспозицию обороны выстроить!

– Жигало! – выругался по-италийски Полоччио, от нетерпения и алчбы, – тебя пугают, а ты, как баба, готов обмочиться!

Князь даже не огрызнулся. Некогда было.

***

Артиллерийский начальник Левка Трифонов грамотно разместил пушки. Понимая, что атака разбойных племен, по древнему воинскому обычаю, начнется на левый фланг, он туда поставил пять пушек. Три пушки поставил на середину и три – на правый фланг. Еще три, самых старые тобольские пушки, он оставил в тылу, привязав рядом с ними телеги с ядрами и пороховыми мешками. Вроде как тылы оборонить. И вроде резерва для фронтального боя. Хорошо смикитил.

Солдаты под частый, но веселый мат Егера через силу рыли окопы впереди тележного куреня.

Князь у прорытого входа в курган выстроил нечто вроде убежища. Обматерил Полоччио, отогнал его подалее. Сам, своей силой – без коней подтянул за оглобли ко входу в курган железные вагенбурги да из груженых телег соорудил нечто вроде стены, совсем загородившей проход. Получилась хоть и щелястая, но крепость.

Туда, вовнутрь загородки, он велел стаскать воды, на виду у всех передал Вещуну три склянки с водкой. Баальник, знакомый по прежней жизни с ранами да смертями, пошел шарпать по телегам чистые рубахи и пороть их на ленты. Солдаты на тот грабеж молчали. Поняли – зачем ткань.

Полоччио укрылся в вагенбурге, утянув за собой Гурю и Гербергова. Фогтов ходил меж людской суеты потерянный и косо смотрел на князя.

– Вещун! – не выдержал наконец страданий Фогтова князь, – возьми себе санитара. Человек европейский, отличит деготь от водки!

Вещун поманил к себе в загородку Фогтова, и тот с радостью нырнул под вагенбурги.